Экси Старк. Мир Амбрэ

Экси Старк
Мир Амбрэ

   Любовь как огонь…
   Может согреть,
   а может испепелить.
   И то и другое делая играючи.

Пролог
Гроза и солнце

   Луна, сквозь сизые грозовые облака, напоминала надкушенное яблоко. Её призрачный свет прокрадывался в просторный холл через щели в прогнивших досках из высокого, наскоро заколоченного окна и лениво ложился на деревянный пол, покрытый мохнатой пылью, словно грязным снегом. Некогда светло-голубые шторы превратились в истлевшие от сырости выцветшие клочки, безвольно колыхающиеся от малейшего сквозняка.
   Тяжелая дубовая дверь в конце комнаты застонала, оповещая о том, что ее уже давно никто не открывал, и впустила внутрь темный силуэт, настолько размытый, что он скорее напоминал безликую тень. В руках у него был объемный сверток. На каждый шаг старые половицы отзывались скрипучим плачем. Фигура сделала еще несколько шагов и остановилась посередине комнаты на освещенном участке, осматриваясь по сторонам. Пронзительные серые глаза быстро пробежались по полуразвалившейся лестнице, истлевшему ковру и остановились на небольшой двери в другом конце большой комнаты.
   Сверток из белоснежного пледа, плетенного узором из крупных снежинок, казался единственным светлым пятном в этом мрачном месте. Человек поправил капюшон на широкой мешковатой куртке, словно с чужого плеча, и пошел дальше. Нити скудного света, ползущие по фигуре, вырывали из темноты отдельные фрагменты его внешности – темные волосы с паутиной редкой проседи, заостренный нос с маленькой горбинкой, родимое пятно в виде мотылька на большом пальце правой руки. Внезапно сверток зашевелился и закряхтел. Силуэт застыл на месте и осторожно приподнял кончик покрывала.
   Призрачный лунный лучик погладил колечки каштановых волос, обрамляющих светлое лицо ребенка, бросая тень от черных пушистых ресниц на щеки, и застыл, не смея двигаться дальше. Раздался резкий, раскатистый звук грома, сопровождающий вспышки молний, пробивающиеся сквозь щели. Укутанные в паутину шандальеры испуганно вздрогнули и мелко затряслись, ожидая нового рокота. Девочка приоткрыла сонные глаза цвета хризолита и снова их закрыла. Незнакомец облегченно вздохнул и произнес несколько слов на певучем непонятном языке. Пухлые губки ребенка расслабленно приоткрылись, говоря о крепких объятиях Морфея.
   Ураган, быстро набирая силу, тарабанил по заколоченным окнам крупными каплями дождя, порывы ветра яростно врезались в бревенчатые стены и отчаянно скреблись по крыше. Человек прижал к себе сверток и, сгорбившись, поспешил покинуть убежище. Быстрыми шагами он пересек большой холл и скрылся в дверях, незаметно притаившихся за покосившимся китайским буфетом.
   В гараже тускло светила единственная лампа. Болезненно желтый свет отбрасывал кривые тени на выстроенные рядами машины. Фигура в раздумье остановилась у черного роскошного «Седана» и затем, сделав несколько решительных шагов вперед, села в заляпанный грязью белый джип. Застоявшийся воздух салона вонял бензином. В руках человека блеснули ключи. Мотор, издав несколько кашляющих звуков, наконец зарычал и, оставляя на грязном бетонном полу геометрический рисунок, внедорожник выехал навстречу разбушевавшейся стихии.
   Дворники усердно смахивали воду с лобового стекла, едва справляясь с проливным дождем. Узкая горная дорога подставляла все новые и новые повороты, крутыми петлями извивающиеся вокруг скалы. Машина, разбрызгивая ледяную грязь, медленно двигалась в сторону города. Вдруг всклокоченные тучи проглотили лунный диск, и в мгновение всё вокруг растворилось во мгле, человек испуганно вздрогнул. Его серые глаза с сеточкой глубоких морщинок вокруг тревожно поглядывали в зеркало заднего вида. Небо вновь разразилось чередой ослепляющих вспышек молний, освещая пустую дорогу, и он облегченно перевел взгляд на посапывающий сверток. Даже раскаты грома, похожего на оглушительный треск льда, не могли разбудить крепко спящего ребенка.
   Погасив фары, машина остановилась на одной из тупиковых улочек городка, погрузившись в абсолютную темноту. Здесь не было ни одного работающего фонаря, только размытое желтое пятно окна дома напротив проливало немного света на мокрый асфальт, покрытый трещинами. Фигура вышла из машины и поежилась. Шлепая по глубоким лужам светлыми мокасинами, человек обошел автомобиль и открыл пассажирскую дверь, спрятав ребенка под безразмерной курткой.
   Перейдя улицу, он укрылся с драгоценной ношей от ливня под козырьком дремавшего дома. Озадаченные серые глаза незнакомца напряженно всматривались в дорогу, растворяющуюся в ночи, словно ожидая чего-то. Он всё так же бережно прижимал плед с малышкой, слегка раскачиваясь из стороны в сторону. Вдалеке забрезжил свет фар. Преломленный миллионами капель дождя, он разбивался на золотистый бисер, бодро отскакивающий от асфальта.
   Человек в последний раз посмотрел на бледное лицо девочки, поправил ее волнистую прядь и сжал пальцами серебряный амулет на тонкой ажурной цепочке – переплетение волнистых линий создавало изящную букву «Л», заключенную в тонкую окружность. Украшение издавало едва заметное свечение, а россыпь крохотных сапфиров на букве напоминала маленькие капельки воды.
   Незнакомец печально произнес заледеневшими губами два загадочных слова, аккуратно и медленно, словно это оказалось непосильной задачей, положил сверток на порог и, не оборачиваясь, зашагал прочь, пока не растаял в ночи.

Глава первая
Ночной гость

   Сегодня был такой же день, как и сотни других перед ним.
   Истошный вопль будильника, и еще более мерзкий вопль Мардж. Она тарабанила в дверь, когда-то выкрашенную теперь уже облупившейся грязно-голубой краской.
   – Лила! Вставай, лентяйка! Опять опоздаешь! И не надейся, что я всю жизнь буду кормить тебя, лоботряска!
   «Ох, пожалуйста, это я тебя кормлю», – подумала я, но не выпустила слова наружу, лучше ее не злить.
   Она еще раз постучала в дверь, и со стены отпал кусок штукатурки. Тонкие, трухлявые стены едва приглушали звуки, я отчетливо слышала удаляющиеся тяжелые шаги и выдохнула. Иногда она врывалась ко мне в комнату, и в таких случаях день сразу попадал в разряд ужасных; но поскольку сегодня Мардж осталась за пределами моего будуара, утро все-таки обещало быть добрым.
   – И никакая не лоботряска, – невнятно промычала я и накрылась одеялом.
   Я работаю три раза в неделю в местном баре, пишу небольшие статьи для местной газеты и каждый день гуляю с собакой миссис Хоггинс. И кстати, учусь тоже отлично. Да, я ненавижу некоторые предметы, но это не имеет значения когда доходит до дела.
   С самого детства мне стало ясно, что жизнь не ванильное мороженное и всё полюбить невозможно, но сейчас я пытаюсь найти в ней хоть что-то позитивное. Азбука моей жизни состоит из сплошных «Н». Нужно сделать, Не хватает денег, Ненавижу свою работу, Надоедливая Мардж. Ей всегда и всего мало, и когда дело доходит до придумывания новых статей расходов для меня, тут ей равных нет; и если бы существовала премия за самое наглое вымогательство, то она наверняка бы ее получила. Но здесь есть одно большое и жирное НО, вот еще одна «Н»! Я связана своими обязательствами, и здесь ничего не могу поделать. Зато через месяц мне исполнится восемнадцать. И – прощай, Мардж! Может, поэтому она совсем озверела последнее время? Потребовала платить еще и за комнату, в которой я живу.
   Я огляделась вокруг. Это и комнатой не назвать – коробка из-под обуви. Старые обшарпанные стены, скрипучие прогнившие полы и мыши по соседству. Один плюс – у меня свой личный туалет с крошечным ржавым душем. Мардж мечтает сдать комнату, что надо мной, но ее никто не берет. Еще бы – кому хочется жить в клоповнике за несоразмерно высокую цену? Она думает, что если я столько плачу, то и другие будут, но я-то плачу не за комнату, а за свободу. Когда закончу школу – уеду куда-нибудь из этого маленького городка. Возьму деньги, которые я старательно откладываю и прячу от ведьмы, и сверкну пятками.
   Начну сначала. Мардж – мой опекун. Отношения у нас с ней простые: она получает деньги за то, что «воспитывает» меня, еще и я ей отдаю всё, что зарабатываю. В ее доме я прохожу «психологическую и социальную адаптацию». Просто смешно, но правда в этом есть: Мардж – лучшая закалка. Кто мои родители – я не знаю, и никто не знает. Нашли меня на одной из ночных улиц города случайные прохожие. Мне было тогда чуть меньше двух лет. Всё, что я могла сказать – это то, что меня зовут Лила. Тогда и начались мои скитания по семьям.
   Стоит ли говорить, что фостерный дом не то место, в котором мечтает очутится каждый ребенок, в общем, Диснейлендом там не пахнет. А может, я и сама виновата. Мой строптивый характер не упрощал положение. Меня три раза перебрасывали из одной семьи в другую. Я удивлялась взрослым людям, живущим в мире своих иллюзий. По их представлению, маленький человек – это красивая кукла с зелеными глазами и темными шелковистыми кудряшками. Никому не было дела до того, что я чувствую, чего хочу. А может, так совпало и мне попадались не те люди. Никто не пытался услышать меня. Зато все и всегда покушались на самое ценное – на свободу. Этого я никогда никому не позволяла. И вот я очутилась у Мардж Бинго. Я решила, что больше никуда не сдвинусь. Она была идеально безразлична, единственное, что ее интересовало – выплаты за мое содержание.
   К тому моменту мне только исполнилось одиннадцать лет. Я поняла очень важную вещь – никто не позаботится обо мне кроме меня самой, и тогда предложила Мардж оставить меня до совершеннолетия, в обмен на то, что буду работать и все заработанные деньги приносить ей. Плюс к тому – помогать ей по дому, готовить еду, убирать и оказывать любую другую помощь. Убедить ее не стоило большого труда. А для меня свобода была слаще всего на свете. Я могла заплатить за нее любую цену. И так мы прожили «душа в душу» без малого семь лет.
   Мардж стала спускаться по скрипучей лестнице, это значило, что мне срочно нужно подняться и приготовить завтрак. А так хотелось поваляться еще чуточку, но тогда я не успею погулять с Портолоном, он наложит огромную кучу перед дверью и – прощай мои деньги. К тому же сегодня был четверг – вечер мне предстояло провести у раковины в кафе. Я вздохнула. Ну почему я не могу легко относиться к этой работе? Ведь живу так столько, сколько себя знаю, и всё равно каждый раз тяжело заставить себя смириться с ролью посудомойки в баре, просто физически неприятно дотрагиваться до грязной посуды.
   Грохот битого стекла вернул меня на землю. Я всё гадала, как эта безрукая женщина, которая яйца не могла сварить, сумела-таки выжить в столь суровых условиях до моего появления. Я быстро включила холодную воду и плеснула на лицо, вздрогнув от холода. Под ногами на потрескавшемся кафеле хлюпала лужа – опять потекли трубы. Тазик привычно перекочевал с полки под раковину, собирая лениво стекающие капли.
   Почистив зубы, я взглянула на себя в зеркало. Из-под черных ресниц выглядывали слегка раскосые зеленые глаза. Светлое лицо обрамляли длинные волосы цвета шоколада. Они густыми локонами струились по плечам, прикрывая поясницу. Я не любила стричься. Ненавидела. А ведьма всегда хотела обкорнать меня под горшок, но после нескольких неудачных попыток сдалась.
   Напоследок я бросила короткий взгляд на надпись косметическим карандашом на зеркале: «Невозможно одолеть того, кто никогда не сдается!». Так начиналось каждое мое утро.
   – Лила! – истошно заорала Мардж.
   Я быстро собрала волосы в хвост и, натягивая на ходу джинсы, поспешила вниз. Мардж уже стояла на кухне, крайне недовольная отсутствием завтрака.
   – Опять раковина потекла, – попыталась оправдаться я, но уткнулась взглядом в холодную глыбу. На смуглом, почти коричневом одутловатом лице сидели два карих глаза. Она была на голову ниже меня, с массивным верхом, выступающим животом и тоненькими лягушачьими ногами. Мардж поджала губы и начала теребить свой кулон. Она всегда так делала, когда злилась. На серебристой цепочке, тонкой, словно нитка паутины, висел круглый кулон, инкрустированный синими камнями. Внутри него виднелось несколько волнистых линий, переплетающихся между собой.
   Я сварила ей кофе, поджарила яичницу. Продукты у нас были раздельные, и даже холодильник мы поделили на две части. Моей считалась самая нижняя полка, но даже она часто пустовала. Когда я работала в баре, нас вполне сносно кормили, а в остальное время я предпочитала не разгуливаться. Стакан кефира вполне меня устраивал.
   Я выпила свой кофе, единственное, что снисходительно позволяла брать Мардж, проглотила яйцо и поспешила на соседнюю улицу за Порто. Большой черный пес уже пританцовывал у порога.
   «Успела», – пронеслось в голове, и я облегченно вздохнула.
   Он, радостно виляя толстым, как сарделька, хвостом, обслюнявил мне всю одежду.
   – Порто! Посмотри на меня! Теперь я пойду в школу в гирляндах из твоих соплей!
   Пес расстроенно опустил голову. Он вообще был крайне чувствительным к критике и постоянно обижался. Мне стало стыдно. Я погладила его по морщинистой спине.
   – Прости, дружок, я знаю, что ты не хотел, просто очень обрадовался мне. Представляю, каково это – быть собакой! Целый день сидеть дома и ждать своего хозяина, сам на улицу не выйдешь, не побросаешь себе мячик, даже в туалет не сходишь.
   А ты вдвойне обделен, хозяйка целый день работает и к тому же часто уезжает в длительные командировки, но она тебя любит!
   Порто заглядывал в глаза. Он очень скучал и тяжело переживал разлуку. Я понимала, как никто другой, что значит быть одиноким, чувствовать пустоту, когда рядом нет никого. Коротких прогулок со мной ему было явно недостаточно. Иногда так хотелось забрать его к себе, однако я понимала, что не прокормлю Порто, да и Мардж никогда бы не разрешила, даже на одну ночь. Она вообще не любила животных, считая их бесполезной обузой. Пес потащил меня на улицу, я только успевала перебирать ногами, чтобы не упасть.
   – Сразу предупреждаю, у нас сегодня только десять минут.
   Порто смотрел на меня умными глазами, как будто понимал, что я говорю. У него вообще был очень осмысленный взгляд, гораздо умнее, чем у некоторых людей.
   Совмещать прогулки с Порто и утреннюю пробежку давно стало одним из моих любимых занятий. Серая дорожка струилась вперед мимо цветущих кустов жасмина. Весна выдалась теплая, и даже ранним утром пригревало. Внезапно из-за дерева выскочил кролик; мелькнув белым хвостом, он исчез в ближайших кустах. Порто увидев добычу, резко дернул поводок. Я упала, выпустив его из рук. Четвероногий друг бросился вдогонку за кроликом со всех ног, оставив меня распластанной на асфальте. Я осмотрела потери. Кровь проступила через ткань, но самое главное – джинсы целы.
   Порто быстро вернулся, радостно подпрыгивая. Я схватила его за ошейник и медленно поднялась.
   – На сегодня прогулка окончена, похоже, я сильно ушибла коленку, – прихрамывая, я пошла назад, теряя бесценное время. Такими темпами непременно опоздаю в школу, а первым уроком у меня тест по алгебре.
   Оставив Порто большую косточку, я добралась домой. Следовало срочно переодеться. При попытке подняться на второй этаж я поняла, что нога меня абсолютно не слушается. Видимо, ушиб оказался серьезным. Под грязными джинсами обнаружилось распухшее колено. Я попробовала согнуть ногу – боль только усилилась. На тест я все равно опоздала, думаю, если пропущу сегодня занятия, то ничего страшного не случится.
   Мардж недовольно ворчала и ходила всё это время чернее тучи. Я всегда спешила сбежать из этой дыры подальше, но сегодня мои планы изменились. Решив не терять времени даром, я обложилась книгами, нужно хорошо подготовиться к экзаменам. Может, так даже лучше – появилось немного свободного времени.
   – Всё еще валяешься, лентяйка! Учти – если завтра я не увижу тебя внизу, то можешь паковать вещи! Я не собираюсь потакать твоим капризам.
   Я глубоко вздохнула и осмотрела колено. Улучшений не наблюдалось, впрочем, и хуже не стало. Вечером я могу не явиться на работу только в одном случае – если буду трупом, все остальные варианты не рассматриваются.
   «Пройдет», – подумала я и заставила себя подняться. Стало уже вполне терпимо, так что я, прихрамывая, приступила к выполнению обязанностей по дому.
   Я добралась до кафе уже почти в полной темноте, хотя до шести еще оставалось пятнадцать минут. Скользнула в узкий темный проход с одной-единственной лампочкой, похожей на мятный леденец. Майкл складывал конусами белоснежные салфетки. Точно ожидая моего прихода, в кафе повалили люди. Подходило время ужина. Объем работы увеличивался в геометрической прогрессии, а я, как всегда, стояла над горой грязной посуды, ненавистно буравя ее взглядом.
   – Гипнотизируешь ее? Ну-ну, если получится, меня научи! – Майкл, высокий худощавый парень, добродушно улыбался. Пожалуй, это единственный молодой человек, с которым у меня складывалось подобие дружеских отношений.
   – Борюсь с тошнотой, дотрагиваясь до нее, – сказала я, поморщив нос, и опустила руки в воду.
   Вот перееду жить в большой город и устроюсь в редакцию журнала, пусть даже десятым ассистентом тридцать пятого ассистента! Через год или два, оценив мои способности, меня обязательно повысят по службе. И это только первый шаг, а за ним – прекрасные перспективы. Нужно только вырваться из этого болота. Со временем я сниму красивую квартиру на самом верхнем этаже, с новой раковиной, посудомоечной машиной и свежевыкрашенными стенами. А когда-нибудь в моем гараже заведется черный мускулистый спорткар с разъяренным быком на капоте, и начнется совсем другая жизнь, где я буду принадлежать только себе. У меня есть руки, ноги, умная голова и огромное, жгучее желание двигаться вперед.
   Последняя чистая тарелка перекочевала на полку. Здорово, когда мечтаешь о хорошем, даже мытье посуды вполне сносно.
   – Что делаешь после работы? – Майкл облокотился о стену недалеко от меня. Его светлые волосы растрепанно торчали в разные стороны.
   – Учитывая то, что я заканчиваю в одиннадцать, – сказала я, стряхивая с его мешковатого синего свитера прилипшую макаронину, – а завтра, чтобы всё успеть, мне нужно встать в пять, то после работы я лягу спать, и надеюсь, очень крепко.
   – Может, в другой раз?
   – Что в другой раз?
   – Ну, сходим куда-нибудь, – Майкл смущенно почесал затылок.
   – A-а! Конечно, сходим… когда-нибудь, – я вытерла руки и посмотрела на часы. Можно выдвигаться домой.
   – Тебя проводить? – Майкл стоял у дверей.
   – Спасибо, тут недалеко.
   – Ну ладно, – разочаровано произнес он.
   – Увидимся в среду, – улыбнулась я.
   – До среды, – промямлил Майкл и еще раз переступил с ноги на ногу.
   Я вышла на улицу и вдохнула прохладный ночной воздух, посильнее закутавшись в куртку. Вокруг было очень тихо, маленький городок уже спал. Я прогулочным шагом направилась домой, вернее, к дому Мардж. У меня никогда не было места, которое я могла бы назвать своим домом. Приют, пристанище, прибежище… Дом – это там, где тебя ждут, куда хочется возвращаться, где отдыхает душа. Я же себя чувствовала даже не в гостях, – на распутье чего-то, в постоянном ожидании того, что за следующим поворотом станет лучше.
   Как бы я хотела знать, кто я и откуда, каким образом очутилась на той улице, где меня нашли, и где мои родители. Любили ли они меня? Почему бросили? А может, ищут меня до сих пор?! Внутри было пусто и до ужаса одиноко, меланхолия накатывала пугающей удушливой волной, когда я смотрела на окна домов, горящие, словно желтые леденцы, где целые семейства собирались за ужином. Как же это, наверное, здорово – идти туда, где тебя ждут, когда в твоей жизни есть человек, ради которого хочется дотянуться до звезд!
   Позади меня что-то промелькнуло, словно тень от пролетающей птицы. В этом городе никогда ничего из ряда вон выходящего не происходит, так что я не испугалась, однако инстинктивно ускорила шаг. Все-таки это лес. Справа зашуршала листва старого тополя и подул теплый ветер, необычный для весенней ночи. Я остановилась, всматриваясь в темноту леса, простирающегося на восток от городка. Он лежал у подножья горы с одной стороны и бескрайним заповедником с другой. Воздух пах странно и притягательно, я глубоко вдохнула его.
   На этот раз я четко видела промелькнувшую слева тень. Зверь двигался почти бесшумно. Сердце гулко застучало в груди. В лесах ведь водятся медведи, волки, пумы и еще целый легион живности. Просто они практически не показываются в городе, опасаясь людей, но исключать вероятность того, что отчаянный голодный медведь или ослабевший волк нападет на одинокого прохожего, не следует.
   До дома оставалось не более пяти минут быстрой ходьбы, обычно это расстояние я преодолевала бегом. Эх, люблю бегать! Особенно ночью, особенно – когда на меня открыли охоту… Я повернулась и попыталась бежать трусцой, но поврежденная нога тут же дала о себе знать. Через несколько метров я, прихрамывая, зашагала. Превратившись в слух, улавливала тончайшие звуки, доносившиеся из чащи. Ничего, кроме шелеста листвы и стука моего испуганного сердца, услышать не удавалось, и тем не менее не покидало стойкое чувство, что за мной наблюдают. Я сжала зубы, перебарывая боль, и сделала последний рывок. Достигнув порога дома, я впервые обрадовалась этому месту и облегченно вздохнула.
   Темнота поглотила лес окончательно, поэтому сама не знаю, зачем я в последний раз обернулась, всматриваясь вдаль. Только между деревьев, в темноте, опять что-то мелькнуло! Испуганно дернув дверную ручку, я скрылась внутри.
   Моя радость немедленно испарилась. На кухне возвышалась гора посуды, на полу, потертом диване и креслах валялись вещи. И еще вонь, словно здесь кто-то сдох. Я вздохнула и, брезгливо передернувшись, взялась за дело.
   Через два часа, упав на жесткий, продавленный матрас, я моментально уснула. Морфей крепко обнимал меня, погружая в сон; я уплыла туда, где всегда была счастлива.

Глава вторая
Шартрёз

   Лес в вечерних сумерках был самым красивым местом на земле. Солнце устало скатывалось вниз, озаряя розовыми лучами изумрудную листву Полосы света струились из перламутровых небес, окрашивая небольшую поляну теплыми тонами. Я улеглась на траву, и голова утонула в цветах вербены, воздух был наполнен их сладким ароматом. Кружевные листья древнего дуба еле слышно шелестели, а прохладный ветерок играл в моих волосах. Захотелось закрыть глаза. Издалека доносился отдаленный грохот водопада. Для меня нет ничего лучше звуков воды: шум прибоя, капли дождя, играющего на крыше – мое лучшее лекарство от плохого настроения. В тяжелые минуты я всегда представляла себя водой, которая непременно найдет выход и просочился в самую крошечную щель, а если и щели нет… вода камень точит. Ей нет равных. Невероятно мягкая и – непостижимо сильная.
   Вдруг послышался рокот, напоминающий треск поленьев в костре. Птицы затихли, как если бы неведомая сила выключила у природы звук. Мое сердце встрепенулось. Я открыла глаза и поняла, что уже стемнело. На землю опустилась ночь. Под чьими-то тяжелыми лапами жалобно захрустели ветки. Что бы это ни было, оно остановилось у моего изголовья и шумно вдохнуло воздух, принюхиваясь. Я в страхе примерзла к земле. Передо мной стоял ягуар. В кромешной тьме светились два золотисто-зеленых глаза. Зверь был огромным. Он с интересом смотрел на меня, а я медленно поднялась и попятилась назад, не теряя с ним зрительного контакта. Несколько робких шагов в такт взбесившемуся сердцу – и я уперлась в ствол дуба.
   Ягуар двигался, сокращая расстояние между нами, приблизившись мордой ко мне так близко, что я почувствовала теплые потоки воздуха, выходившие из его ноздрей. Теперь я видела только два сверкающих глаза. Их мягкое сияние действовало на меня гипнотически, и я завороженно смотрела в них. Перебарывая страх, я медленно подняла руку и так же не спеша дотронулась до его шеи. Шерсть была мягкой и теплой. Ощущая под пальцами напряжение мышц, я провела рукой вверх к голове. Из груди зверя раздался бархатистый рокот, словно заурчала кошка, очень большая кошка. Я поняла, что улыбаюсь и ловлю каждую его нотку. Вдруг драгоценное сияние исчезло, урчание уступило место оглушающей какофонии.
   – Лила! Вставай! – кричала как безумная Мардж. Сегодня она пребывала в особо зверском расположении духа.
   – Что случилось!? – подскочила я на кровати. Сердце всё еще шумно тарабанило в груди.
   – Ты еще спрашиваешь?! Твой будильник уже сорок минут орет как сумасшедший, мне пришлось встать, чтобы заткнуть его! – Мардж в бешенстве трясла толстыми, короткими руками.
   Я с облегчением потерла сонные глаза и села на кровати. Хорошо, что ничего не произошло. Мы не горим, не тонем и земля не уходит из-под ног.
   – Прости, Мардж, наверное, я вчера очень устала, – сказала как можно спокойней я, отводя глаза в сторону от толстой книги «Сентябрь» в потертом переплете. Как бы мне хотелось познакомить ее жирную морду с классической литературой!!!
   – Засунь свою усталость себе в ж… у! – прокричала она.
   Взгляд сфокусировался на часах. Пять-сорок. Черт! Я вскочила как ошпаренная, забыв о колене, и со стоном осела на пол. От резкого движения его пронзила острая боль.
   – Симулянтка! – выплюнула Мардж и вышла из комнаты, хлопнув дверью так сильно, что старая ручка отвалилась и закатилась под кровать.