– Слушай, – сказала я Пете, – если она будет продолжать в таком темпе, то скоро совсем разденется, бедняжка.
– Ага, – сказал Петя, внимательно смотря на сцену.
Вдруг девушка сделала резкое движение рукой, с ее плеч слетела красивая белая накидка и… она осталась с обнаженной грудью. Народ в зале оживился.
– Боже мой, – ужаснулась я. – Она лифчик потеряла. Вот это позор!
Петя нервно хихикнул.
Но девушка почему-то не закрылась руками и не убежала в служебное помещение, а продолжала танцевать на сцене, совершенно не обращая внимание на свою голую грудь, вызывавшую в зале большое оживление. Более того, она скинула очередную тюлевую накидку и оказалась в таких кружевных трусиках… Собственно, трусиков там почти и не было. Кошмар какой-то!
– Петр Алексеевич, – сказала я голосом, в котором звенел металл. – Так ты нас на стриптиз привел, что ли?
– Понятное дело, – быстро сказал Петя. – А что, Анжел, что тут такого? Мне сказали, что здесь очень прилично. Смотри, девушка симпатичная. И в зале публика благородная.
В этот момент один из мужиков, сидящий за соседним столиком, поднял голову вверх и завыл, как волк из американского мультфильма. Байкерам этот жест очень понравился, и они тоже дружно завыли.
– Весьма благородная публика, – фыркнула я. – Петь, я, конечно, себя старым хламом еще не чувствую, но, честное слово, стриптиз – это не для меня. Пойдем поищем какое-нибудь более традиционное развлечение? Кино, например.
– Анжел, – возмутился Петя, – ну какое может быть кино в два часа ночи? Сейчас из развлечений – только стриптиз. Давай немножко посмотрим – ну, одним глазком, – а потом пойдем домой.
– С нами ребенок! – грозно сказала я, показывая глазами на Светку.
– Тоже мне, ребенок, – фыркнула Светка. – Если вы обо мне, то я никуда не пойду. Мне здесь нравится. И коктейль вкусный. Возьмите мне еще коктейля.
– Официант, – взвыл Череп, – коктейль даме!
В этом заведении с официантами долго налаживать контакт не пришлось. Симпатичный парень в гавайской рубашке ровно через полторы минуты принес Светке бокал с коктейлем, богато украшенный всякими соломинками, разноцветными пластмассовыми палочками и зонтиками.
– Ресторан со стриптизом, – прокомментировал Череп, – и коктейль со стриптизом. Пока все эти зонтики и соломинки не снимешь, до содержимого не доберешься.
– Точно, – согласился официант, ничуть не обидевшись. – Так и задумано. На жаре много пить вредно, а через этот лес соломинок и зонтиков много не выпьешь.
– Это да, – согласился Череп, глядя на все более убыстрявшую темп танцовщицу. – Скоро здесь будет совсем жарко. Возможно, мне даже придется снять галстук.
– Бандану, – поправил его Малыш.
– И бандану, – согласился Череп.
– Свет, – поинтересовалась я у дочки, – а тебе-то что здесь интересно? Ну ладно еще мужики рот раскрыли. С ними все понятно – самцы и есть самцы. А тебя что привлекает?
– Хорошая обстановка, – сказала Светка, пытаясь найти среди леса зонтиков, торчащих в стакане, соломинку, – освещение, музыка, да и девка классно танцует. Смотри, какая у нее попка.
– Это точно, – согласился Череп. – Попка – что надо.
– Свет, – потрясенно сказала я. – Тебя волнуют женские попки? Я что-то сильно упустила в твоем воспитании?
– А что такого в том, – встрял Петя, – что ребенка волнуют женские попки? Это же чистый этот… как его… инстинктизм.
– Дядь Петь, – мягко сказал Череп, – ты, вероятно, имеешь в виду эстетизм.
– Ну да, – убежденно сказал Петя. – Именно экстетизм. Вот мне, например, нравится смотреть на эту девчушку. Но из чисто экстатических побуждений. И Светке нравится из тех же.
– Петь, – сказала я ему сурово, – разговор сейчас не с тобой. Я беседую с дочерью. А ты пей свой «Морской».
– Да нету тут «Морского», – пожаловался Петя голосом обиженного пятиклассника. – Дали какую-то сладкую гадость…
– Официант! – сказала я громко.
Парень в гавайской рубашке тут же возник передо мной.
– У вас есть коктейль «Морской»? – спросила я.
– Э… – задумался парень. – Вроде, нет. Но мы сделаем, если вы скажете, что там должно быть. Или, может быть, коктейль так назван из-за оказываемого действия?
– Какого действия? – не поняла я.
– Неважно, – улыбнулся парень. – Из чего его делать?
– Три порции водки на одну порцию какой-то синьки, – объяснил Петя. – Шоб зашатало.
– Синька – это, вероятно, «Блю кюрасао»? – поинтересовался официант.
– А хрен его знает, – величественно ответил Петя. – Ты неси давай.
Официант убежал.
– Свет, – продолжила я разговор, – так что – тебя интересуют женщины?
– Мам, ну ты что! – возмутилась дочка. – Меня интересуют мужчины.
– Что-о-о-о-о-о? – возмутилась я. – Тебя уже интересуют мужчины?!
– Анжел, что ты раскипятилась? – миролюбиво спросил Петя. – Ты бы хотела, чтобы ее интересовали женщины?
– Я уже запуталась тут с вами, – призналась я. – Надо заказать еще один коктейль и успокоиться.
– Правильно, – сказал Петя. – Мы же гуляем. Можно сказать – прощальный вечер. Почему бы и не выпить?
– Да у тебя тут с самого первого дня прощальные вечера, – поддела я его.
– Понятное дело, – согласился Петя. – Ведь если подумать – нам отсюда все равно уезжать. Значит каждый вечер можно считать прощальным.
На сцене между тем танцовщица почти совсем разделась и осталась в одних кружевных трусиках.
– Она же замерзнет, бедняжка, – пожалела я девушку. – На улице ночью довольно прохладно.
– Не замерзнет, – бессердечно сказал Петя, которому доставили его коктейль «Морской», представляющий собой жидкость пронзительно голубого цвета. – Ее танец согревает. А вот мы без дозаправки замерзнем. Череп, – обратился он к байкеру, – ты чего пьешь?
– Коктейль, – ответил Череп, продолжая внимательно смотреть на сцену. – Я после этого ацетонового вискаря интерес к серьезному алкоголю полностью потерял.
– Ну и зря, – сказал Петя, отхлебывая сразу полстакана. – Это согревает.
В этот момент девушка в трусиках сошла со сцены и начала ходить по залу.
– Ой, – сказала я. – Чего это она в зал пошла?
– Так полагается, – объяснил Череп. – Заводит публику. Кроме того, ей в этот момент в трусики купюры будут класть. Нечто вроде чаевых.
– Как, прямо в трусики? – удивилась я. – Да там этих трусиков почти и нету.
– А кому сейчас легко? – невозмутимо ответил Череп.
Между тем девушка подошла прямо к нашему столику.
– Ой, – сказала я. – А у меня и купюры под рукой нету.
– Малыш, – скомандовал Череп, – доставай кошелек.
В этот момент девушка под музыку стала обходить наш стол, томно проводя рукой мужикам по шее. Череп, когда его коснулась рука стриптизерши, снова завыл как волк. Петя покраснел как маков цвет и уткнулся в стакан. Однако девушка, подошла прямо к нему и стала извиваться у Пети за спиной. Петя заполыхал, как знамя на первомайской демонстрации, и попытался засунуть голову в стакан.
– Петь, – зашептала я, – надо ей купюру в трусики сунуть. Так полагается.
– Не дам я никакую купюру, – прошипел Петя. – И так денег нету.
– Неудобно, – прошептала я.
– Неудобно штукатурить на морозе, – ответил сквозь зубы Петя.
Однако танцовщица не унималась. Она уже не просто танцевала у Петя за спиной, а стала нагибаться и касаться его шеи своей голой грудью. Честно говоря, у меня в тот момент это никаких эмоций не вызвало, потому что я была возмущена поведением Пети, который жмотился в такой ситуации! Девушка ведь старалась!
Но тут положение спас Череп. Он достал из кошелька какую-то купюру и сунул ее Пете, многозначительно показывая бровями в сторону танцовщицы. Петя тяжело вздохнул, отставил бокал в сторону и повернулся к танцовщице, чтобы засунуть ей купюру за трусики. Но та неверно истолковала его жест, поэтому сразу плюхнулась к Пете на колени и обняла его за шею. В зале зааплодировали. Байкеры были просто в диком восторге.
Я же с волнением следила за тем, сможет он справиться с ее трусиками или нет. Как и ожидалось, у него ничего не получалось. Трусики были маленькие, а попка у танцовщицы действительно была вполне аппетитная. Поэтому резинка у Пети никак не отгибалась, и он только напрасно шарил руками по ее бедру. А танцовщица никак не могла понять, что он делает, и все извивалась, извивалась, как змея, затрудняя и без того нелегкую задачу.
Наконец мне все это надоело, я встала, выхватила у Петю купюру, оттянула у девчонки резинку на трусах и аккуратно засунула туда денежку, придавив ее резинкой. Байкеры разразились бурными аплодисментами. Зал просто ревел от восторга.
– Мама, ты – супер! – сказала Светка. Я поклонилась.
Танцовщица вскочила с Петиных коленок, схватила меня за руки и потащила на сцену. Нет, ну ничего себе! Мало того, что я ей денег дала, так теперь еще должна за нее ее работу делать? Нет уж, дудки! Я стала вырываться, но девчушка плотно в меня вцепилась и тащила к сцене. К счастью, Малыш вовремя все понял, вскочил, подбежал к нам, схватил танцовщицу за руки и пошел вместе с ней на сцену.
– Ужас какой, – сказала я, возвращаясь за столик. – Посидеть спокойно не дадут. Сразу на сцену утаскивают.
– А что, Анжел, – хихикнул Петя. – Показала бы класс.
– А вы, Петр Алексеевич, – холодно сказала я, – по-моему, лишний коктейль выпили. Что это за шутки такие?
– Что? Что я такого сказал? – обозлился Петя. – Я просто пошутил.
– Папа, ты бы уж вообще молчал, – сказала Светка. – Не мог танцовщице купюру в трусы сунуть. Позор какой. Хорошо еще, что мама помогла.
– Что? – совсем разобиделся Петя. – Я не мог сунуть? Да она мне сама мешала! Специально на колени села, чтобы подольше со мной побыть.
– Ври, ври, да не завирайся, – презрительно сказала я.
– Во-во, – подхватила Светка. – Мы-то все видели как ты не смог купюру засунуть.
Этого издевательства Петя стерпеть уже не мог.
– Череп! – диким голосом сказал он.
Череп даже вздрогнул от неожиданности и повернулся к нему.
– Дай купюру! – истово попросил Петя.
Череп молча протянул ему бумажку.
Петя вскочил с места и побежал к сцене, на которой находилась танцовщица с Малышом. Бежал он туда с намерением лихо засунуть девушке купюру в трусики и таким образом восстановить свое попранное мужское достоинство, однако когда Петя добежал до сцены, он остановился в большой растерянности: трусиков на девушке уже не было. За спорами мы этот момент как-то упустили. Правда, она при этом куталась в прозрачную накидку, но я бы и сама не сообразила, каким образом туда засунуть купюру. Петя так и встал столб-столбом рядом со сценой, держа в вытянутой руке купюру, однако девушка деньги заметила и быстрым движением выхватила их из Петиной руки. Накидка при этом упала. Зал разразился восторженными аплодисментами. Петя почему-то принял их на свой счет и стал раскланиваться.
Несчастная девушка оказалась на сцене совершенно голая, с одной только купюрой в правой руке, но тут Малыш проявил себя джентльменом: он сорвал с головы бандану и шикарным жестом предложил ее танцовщице, чтобы она прикрыла наготу. Но та отказалась, быстро собрала все валяющиеся предметы своего туалета и убежала со сцены. Музыка стихла и включился верхний свет.
– Танцуй, Малыш! – заорали байкеры и стали громко хлопать.
Череп показал официанту, чтобы тот притушил свет и включил музыку.
Музыка снова заиграла. Малыш медленным движением поднял бандану и снова повязал ее на голове. Затем выставил вперед правую ногу, руки красивым жестом поднял на головой и стал похож на фигуриста, принявшего позу перед выступлением в произвольной программе.
– Чего это он? – спросила я Черепа.
– Сейчас Малыш такое устроит – зал офигеет, – объяснил Череп. – Он танцует шикарно.
– Кто танцует шикарно – Малыш? – удивилась я. – В нем же все 150 килограмм веса!
– Вот именно, – ответил Череп. – Он с этими килограммами как разгонится, его уже никто не остановит.
Малыш в этот момент на сцене начал плавно двигаться, изображая танцовщицу кафешантана. Смотрелось это просто замечательно, особенно учитывая тот факт, что Малыш был в полном байкерском наряде, включая короткую кожаную куртку – косуху, надетую на майку. Но музыка для Малыша была слишком медленной. Было видно, что он себя сдерживает изо всех сил, чтобы попадать в такт.
Череп свистнул официанту и покрутил рукой над головой – мол, давай музыку побыстрее. Официант кивнул, нажал какую-то кнопку и вдруг заиграл какой-то бешеный латиноамериканский ритм. Что тут началось! Малыш таким вихрем носился по площадке, что трудно было понять, где Малыш, где его косуха, а где бандана – все сливалось в одно пятно, которое возникало то на одном, то на другом конце сцены. Честное слово, зал Малышу аплодировал намного громче, чем стриптизерше.
– Ну и что? Я тоже так умею, – пробурчал Петя, который сильно переживал свою неудачу с танцовщицей, и попытался было встать, чтобы отправиться танцевать, однако коктейль уже явно хорошо подействовал, потому что встать ему так и не удалось.
Быстрая музыка вдруг закончилась, свет почти совсем погас, снова заиграла медленная «раздевальная» музыка, и сцена осветилась двумя синими прожекторами. Из служебного помещения снова показалась танцовщица, однако Малыш, как было видно, еще не натанцевался. Он стал делать плавные движения, подражая стриптизерше, ленивым жестом развязал узел на бандане, красиво махнул бритой головой и… бандана красиво упала на пол. Зал взвыл. Стриптизерша остановилась, не дойдя до сцены метра три, и стала смотреть.
Далее Малыш начал под музыку снимать косуху. Он то оголял плечо, то снова натягивал куртку обратно, делая вид, что стесняется. Байкеры, глядя на это безобразие, прямо-таки бесновались от восторга. Наконец Малыш снял один рукав куртки и стал «обнаженную» руку, покрытую татуировками, прятать под полы куртки, делая вид, что ему очень стыдно. В этот момент Череп вскочил с места, подбежал к сцене и демонстративно засунул Малышу купюру за пояс рваных джинсовых шорт. Зал зааплодировал. Малыш великосветским жестом протянул Черепу обнаженную руку, тот ее поцеловал и, страшно довольный собой, отправился на место. В этот момент танцовщица, которой, как видно, надоело ждать, выскочила на сцену и стала с недовольным лицом что-то выговаривать Малышу – как видно, просила его вернуться на место. Но тут зал разразился таким протестующим ревом, что танцовщица плюнула и ушла со сцены. Малыш продолжил свой «стриптиз».
– Надеюсь, – вполголоса сказала я Черепу, – он не весь будет раздеваться?
– Малыш-то? – беззаботно переспросил Череп. – Да влегкую весь разденется. Он такой.
– Света, – громко сказала я. – Нам пора домой баиньки. Не хватало еще смотреть, как мужики раздеваются.
– Мам, тебя не поймешь, – обиделась Светка. – То ты недовольна, что мне девочки нравятся, теперь, оказывается, на мальчиков нельзя смотреть. Где логика?
– Над-до ему куп-п-пюру в трусы с-с-сунуть, – пьяным голосом заявил Петя.
– Ну вот, – сказала я Светке, – папа тоже устал. Пошли домой.
На сцене между тем Малыш снял уже косуху, майку и уже вплотную подбирался к джинсовым шортам. Зал выл от восторга, оттуда пару раз выбегали какие-то дамочки и засовывали Малышу деньги за пояс. Мне даже показалось, что ему совали вовсе не одну купюру, а три или пять.
– А что начнется, – вполголоса сказал Череп, – когда он трусы снимет. Вот тут такое начнется…
Я резко встала:
– Светка, Петя – домой!
Светка поняла, что спорить уже бесполезно, поэтому встала и помогла мне поднять Петю из-за стола. Однако в этот момент музыка выключилась, зажегся верхний свет и официант сказал в микрофон:
– Дорогой гость на сцене. Мы очень вам благодарны за изумительный танец, но просим все-таки освободить место для танцовщицы, потому что иначе она не получит деньги за выступление.
– Но я же еще даже шорты не снял! – возмущенно прокричал Малыш.
– Вот это мы особенно оценили, – ответил официант в микрофон. – Хотелось бы, чтобы на данной торжественной ноте это великолепное представление было и закончено. Согласитесь, что некоторая недосказанность придает выступлению особую пикантность.
Малыш на сцене эту фразу выслушал с совершенно ошарашенным выражением лица.
– Клево излагает, – заметил Череп. – Даже в репу дать не за что, хотя и хочется.
Однако Малыш со сцены уходить не собирался. Байкеры, да и весь зал, тоже требовали продолжения банкета, в смысле – стриптиза. Малыш взялся за пояс шортов и стал без музыки выразительно покачивать бедрами. Публика зааплодировала.
– Хорошо, – сдался официант. – Но только до трусов. Здесь дети.
– Интересно! – возмутился Малыш. – Значит ваша стриптизерша может раздеваться так, что у нее даже гланды разглядеть можно, хотя здесь дети, а как я – мужчина в полном расцвете вторичных признаков – так только до трусов? Так нечестно! Вы лишаете зал отличного зрелища!
– Нет, – сурово сказал официант. – На женский стриптиз у нас есть разрешение, а на мужской – отсутствует. Так что я вас очень прошу – раздеваться не до интима.
– Интима на сцене не будет, – твердо пообещал Малыш.
– Я не в этом смысле, – поправился официант. – Не до полной обнаженки.
– Договорились, – сказал Малыш и подмигнул нашему столику. Байкеры засвистели и зааплодировали.
– Мам, – заныла Светка, – он только до трусов. Ну давай досмотрим!
– Ладно, – сказала я, нехотя опускаясь на свое место. – Но материнское сердце подсказывает, что зря я это делаю…
– Да ладно вам, Анжелика Пантелеймоновна, – сказал Череп. – Светка уже взрослая девочка. Что она, в музеи не ходила, что ли? Вон, в Пушкинском какой Давид голый стоит – все как на ладони. Причем, заметьте, изрядных размеров.
– Фу, какие ты пошлости говоришь, Череп, – с негодованием сказала я. – Давид – это искусство. К тому же, он мраморный и белый.
– Ну, Малыш у нас тоже не негр, – усмехнулся Череп.
– Да ну тебя, – отмахнулась я от него и стала наблюдать на Малышом.
Официант между тем снова погасил свет и включил медленную музыку. Малыш, разогретый вниманием зала и ненавидящим взглядом стриптизерши, которая выглядывала из служебного помещения, куражился вовсю. Он совершал балетные па, то расстегивал, то застегивал молнию своих шортов, – короче говоря, устроил целое шоу. Публика неистовствовала. А уж когда Малыш изобразил нечто вроде шпагата (не доставая, правда, до пола примерно полметра), и в этом положении стал застегивать и расстегивать ширинку, затем дико взвыл, упал на пол и стал там кататься, – народ в зале повскакал со своих мест и устроил овацию.
– Плохо дело, – сказал Череп невозмутимо. – Это вовсе не трюк. Он просто молнией себе достоинство прищемил.
– Боже мой! – всполошилась я. – Мальчика надо срочно в больницу!
Однако ничего катастрофического, как видно, не произошло. Малыш мужественно поднялся с искривленной улыбкой на лице и стал продолжать выступление. С шортами он решил больше не играться, поэтому быстро снял их, покрутил на руке, а затем изящным жестом бросил в сторону столика, за которым сидела компания молодых девушек. Те на этот жест отреагировали взрывом восторга.
Официант предупреждающе кашлянул в микрофон, однако Малыш ему жестом показал, что он помнит о договоренностях, и что еще две минуты, после чего он закончит свое шоу. Официант сделал музыку погромче, и Малыш начал финальные прыжки по сцене.
Честно говоря, мне было интересно, чем же он это все закончит. Предчувствия подсказывали, что после такого успеха Малыш вряд ли просто поклонится и сойдет со сцены. И точно! Улучив минуту, когда официант отвлекся на какой-то столик, Малыш в танце быстро оголил половину задницы, но снова вернул трусы обратно. Вот я так и знала, что этот стриптиз ничем хорошим не закончится!
– Светка, пора домой, – сказала я. – Уже совсем поздно.
– Да сейчас все закончится, – добродушно сказал Череп. – Его официант все равно со сцены сгонит.
На сцене Малыш второй раз повторил процедуру с оголением зада. Официант между тем обслужил очередной столик, вернулся к барной стойке и стал внимательно следить за Малышом. Тот еще повихлялся по сцене, взялся за трусы и…
Тут произошло совершенно неожиданное событие. В тот момент, когда Малыш, стоя спиной к служебному помещению, снова приспустил трусы (формально договоренности он не нарушал, ведь полной обнаженки не было), дверь помещения открылась и оттуда с диким лаем выскочила маленькая собачка неопределенной породы, науськиваемая стриптизершей. Собачка мгновенно промчалась через площадку с бассейном, находящуюся перед рестораном, прыгнула и… куснула несчастного Малыша прямо за задницу. Малыш взвыл и снова упал на сцену, не успев надеть обратно трусы. Зал взревел от восторга, и Малышу начали бешено аплодировать. За громом музыки собачку никто не услышал, тем более, что Малыш стоял лицом к залу, а собачка напала со спины, поэтому все решили, что это Малыш просто выкинул очередной фортель.
Однако официант сразу понял, в чем дело, поэтому выключил музыку и включил свет. Малыш продолжал валяться на сцене, зажимая зад руками, завывая и причитая. Мы сразу бросились к нему, потому что жалко же парня. Собачка явно была какая-то психованная, – она продолжала бегать по залу, на всех лаять и хватать людей за ноги.
К счастью, выяснилось, что масштабы разрушений, причиненные собачкой, невелики. Из гостиницы принесли аптечку, царапину Малыша смазали йодом и заклеили пластырем. После этого Череп у девичьей компании отобрал Малышовы шорты, парня одели и посадили за наш стол. Малыш поначалу был в не очень хорошем настроении, однако байкеры его наперебой поздравляли и заявляли, что это шоу было почище поджога Рима, после чего он быстро развеселился, хотя гримаса боли время от времени пробегала по его широкому лицу.
Через некоторое время в зале все затихло. Собачку снова загнали в служебное помещение, стриптизерша вышла на сцену и продолжила свое выступление. Однако на нее уже почти никто в зале не обращал никакого внимания. Посетители ели, пили и обсуждали блестящее выступление Малыша. И где-то через десять минут на нашем столе выстроилась целая батарея разнокалиберных бутылок, с помощью которых народ выражал свое восхищение Малышовыми талантами.
– Вот она, волшебная сила искусства, – сказал Малыш, открывая бутылку коньяка. – Ну что, вздрогнем?
– Давай, – сказал Череп. – За тебя, Мата Хари ты наша.
– Сам ты харя! – обиделся Малыш. – Нормальное лицо. Тетки тащятся, между прочим.
– Да я не в этом смысле, – объяснил Череп. – Это так звали одну знаменитую стриптизершу конца прошлого века.
– Вот оно что, – сразу успокоился Малыш. – Ну тогда мерси.
– Ее, правда, позже обвинили в шпионаже и расстреляли, – добавил Череп.
Малыш поперхнулся своей рюмкой.
– Слушай, – попросил он Черепа, – а ты не мог бы меня называть просто Малышом? Я и так уже сегодня пострадавший два раза. Агрегат прищемил, а кроме того – был клюнут в попу злобной собакой.
– Что за агрегат? – полюбопытствовала Светка.
– Все, – сказала я, вставая. – Большое спасибо за сегодняшний вечер, но нам действительно пора домой. Уже почти утро. Свет, поднимайся, давай будить папу.
Мы в четыре руки в каких-то десять минут растолкали Петю, который сладко проспал весь мужской стриптиз, подняли его и собрались домой. Череп сказал, что они сейчас выпьют все, что им прислали поклонницы Малыша, после чего заглянут на минутку на дискотеку – проверить на предмет внезапного оборзения какой-нибудь компании, – после чего тоже отправятся баиньки. На том мы и распрощались.
– А что, – сказала Светка, когда мы добрались домой и уложили Петю в постель, – забавный вечерок получился.
– Да уж, – ответила я. – Не скажу, что спокойный, но забавный – это точно.
– Жалко, что нам уезжать послезавтра, – вздохнула Светка. – Все-таки здесь хорошо.
– А мне уже надоело, – призналась я. – Домой хочу. В суровые будни.
– У тебя этих суровых будней – весь год впереди, – сказала Светка. – Когда мы еще вот так вместе в отпуск поедем? Да и байкеров вытащить – не так уж и просто. Тебе понравилось с байкерами?
– Байкеры – супер, – согласилась я. – Правда, уж больно буйные. Но зато с ними действительно весело… Ладно, давай спать ложиться. Уже утро на дворе.
***
Уезжать мы собирались через день. Однако в ту ночь (правильнее сказать – утро) байкеры исполнили свою давнюю мечту и схлестнулись с местными на дискотеке. Их всех забрали в милицию и посадили на пятнадцать суток. Петя, узнав об этом, заявил, что своих он нигде в беде не оставляет, поэтому купил литровую бутылку водки и отправился к начальнику милиции. Вернулся он часов через пять изрядно поддавший, но зато с отпущенными байкерами, перед которыми было поставлено условие в течение 12 часов уехать из Лазаревского обратно в Москву.
Поскольку Петю и через 12 часов было опасно сажать за руль в таком состоянии, Черепов мотоцикл наполовину разобрали и привязали к багажнику на крыше, после чего Череп сел за руль нашей «Волги», и вся кавалькада отправилась обратно в Москву. Машину Череп водил точно так же, как и мотоцикл, поэтому я на протяжении всего пути старалась не открывать глаза. Но зато обратно мы доехали почти в два раза быстрее, чем из Москвы в Лазаревское.
По дороге домой никаких особых происшествий не было, за исключением того, что Слепой в дороге заснул и упал в канаву, Череп раз пять туда же съезжал на «Волге», потому что по мотоциклетной привычке пытался поворачивать туловищем, а Малыш украл у краснодарских гаишников «пушку» для определения скорости, и за нами была целая погоня. Но все обошлось, и мы в конце концов добрались домой.
– Ну как, – спросил Петя дома, когда мы уселись пить чай. – Прав я оказался, что предложил поехать на юг вместо этих басурманских турций?
– В общем, да, – сказала я миролюбиво.
– С байкерами везде весело, – сказала Светка. – Но в Турции с ними было бы также весело.
– Будешь перечить отцу, – сказал Петя, привычно «закипая» (что интересно, на отдыхе он этим не страдал; вероятно, это городской воздух так действует), – получишь хорошего ремня.
– Да брось ты, папа, – лениво сказала Светка. – Я уже большая.
– Те, которые не слушаются родителей, – назидательно сказал Петя, – в конце концов попадают в стриптизерши.
– А что, – подняла брови Светка, – отличная работа. Трясешь попкой, а тебе в трусы деньги суют. Некоторые, правда, – подпустила она шпильку, – с первого раза в трусы не попадают, но такие попадаются не часто.
– Сейчас я тебе в глаз с первого раза попаду, – совсем разозлился Петя.
– Да хватит вам ссориться, – сказала я. – Отдых закончился. Давайте чай пить.
И мы стали пить чай.
***