Алекс Экслер
Дневник Анжелики Пантелеймоновны
4 апреля: Светка уже совсем большая стала. Шляется по танцулькам и у меня разрешения не спрашивает. И сегодня – порадовала. Подошла ко мне и попросила разрешения надеть мой джемпер. Наконец-то у нее хоть какой-то вкус появился. А то все шляется в своих мини-юбках. Противно смотреть. Я джемпер сама почистила и спросила – с какой юбкой она его собирается сочетать. Оказалось, что Светка ни с какой юбкой его не сочетает. Как выяснилось, то, что я считала джемпером, у нее называется «платье для танцев». Ужас.
6 апреля: Заявилась сегодня домой с новым приятелем – Андреем. Вот что, спрашивается, она в них находит? Длинный как макаронина, и волосы такие же. Я ему предложила косичку заплести, так он – согласился. Пришлось плести. Ужинать они не стали, пошли в светкину комнату и там заперлись. Это подозрительно. Чего запираться-то? Подумаешь, мать неожиданно может войти. А какие могут быть секреты от матери? Я пару раз мимо дверей прошла, а там – тишина. Разочек кашлянула под дверью – никакой реакции. Мяукнула Барсиком. Думала, что Светка хоть коту откроет. Ничего подобного. Не нужен им кот, юннаты фиговы.
Ну чего они там молча делают-то? Лишь бы наркотиками не баловались! Я минут 7 потерпела, потом подошла к двери и спросила: «Светлана! Ты уроки сделала?». Там чего-то завозились, потом Светка сказала: «Вот сейчас, мам, делаю». Ну, да! Мама у нас дура набитая. Уроки они там делают. Как же. Лишь бы не наркотики. Я в лобовую атаку под дверью: «Света! Наркотики – страшный яд!». «Я в курсе», – отвечает. И опять – молчание. Я прям издергалась вся. Вырастила, называется, дочку. Заперлась в комнате с парнем, у которого коса. Что за молодежь пошла? Никакого уважения к старшим. Ужинать не стали. Наплевать им, что мамка два часа парилась на кухне. Косу заплели и швырк в комнату: молчать и мать нервировать. «Светка! – говорю, – Открой. Мне надо под диваном пол протереть! А вы пока идите в гостиную телевизор смотреть. Там передача про мир животных». Ага! Вот прям они так и вышли! Уроки, говорят, доделаем и выйдем. Знаем мы их уроки. Небось, нюхают всякую гадость. А потом преступления совершают.
«Светка! – говорю, – Пусти Барсика-то. Он уже извелся весь! Пожалей животную!». Думаю, что при коте-то они не осмелятся этим черным делом заниматься. Светка щелку в двери приоткрыла и говорит: «Давай сюда кота». А где я его сейчас возьму, если этот фон-барон еще часа два по расписанию должен дрыхнуть под кроватью в спальне. «Барсик сейчас подойти не может», – объявляю я, пытаясь заглянуть в щелку. Светка в ответ захлопывает дверь и просит их больше не беспокоить. Я иду на кухню и начинаю со злостью надраивать чайник. В голове всякие мысли копошатся, что надо бы по дому секретные видеокамеры расставить. Только дорого это все. Не укупишь с нашими зарплатами.
Что за молодежь пошла? Вот мы в свою юность родителей так не нервировали. Разве ж мы могли запереться от родителей? Да и негде было. Вон, Петр Степаныч за мной аж целый год ухаживал. Бывало, сижу я у окошка, Петя мимо шурует после смены, весь такой веселый, озорной, как меня увидит – так частушку какую-нибудь задорную споет. Плохо только, что с матом. Этого моя мама не любила. Зато никаких наркотиков. Помню, пришел Петя свататься, так они с папашей полтора литра самогонки выдули и давай шутейно бороться. Папаша Пете ребро и сломал. Я зато потом к нему в больницу ездила и полюбила на всю жизнь.
А сейчас они эти наркотиков нанюхаются, наколятся и давай преступления совершать. Нет, думаю, надо разогнать эту компанию. Драю чайник, вдруг слышу – Светка вскрикнула! ОН ЕЕ БЬЕТ! Уже не помню – как до двери добежала, как внутри комнаты оказалась. Защелка, конечно, выдралась с мясом. Эти гаврики на диване сидят и оба какие-то подозрительно всклокоченные. У Андрея даже коса расплелась. «Где, – говорю, – наркотики? Давайте сюда немедленно эту гадость!». А они, заразы, смеются и говорят, что наркотики – у наркоторговцев. Издеваются над матерью. Я, конечно, от нервов немного шумнула. Сказала Светке, что если уроки уже сделали, то марш на кухню – ужинать. У меня, конечно, наркотиков не подают, но гречневая каша со щами найдется.
Сели за стол, поужинали как люди. Мы с Андреем по паре рюмашек пропустили. Ничего парень оказался. Не отнекивался. Рюмашку ухнул – профессионально. Я сразу успокоилась. Раз пьет, значит не наркоман. Я ему «Ой, мороз, мороз» спела, а он после пятой рюмки чего-то по иностранному завыл. Нормальный парень. Еле выпроводили его потом. Он чего-то так расслабился, что на прощание Барсика поцеловал. Вот не умеет пить современная молодежь. Мой Петр Степанович может литр выкушать, а потом еще на работу пойти. Светке я, конечно, вставила материнский пистон. Сказала, что если еще раз закроется, я вообще дверь в ее комнату сниму. Эта принцесса, конечно, разобиделась. Надулась на мать. А чего на мать обижаться? О ней же беспокоюсь. Кто от наркотиков спасет, как не мать?
10 апреля: Светка из школы пришла – мрачнее тучи. Швырнула ранец в угол, матери – ни тебе здрассте, ни тебе до свидания. Суп выхлебала по скоростному методу, котлету вилкой расковыряла и к себе в комнату – швырк. Так и растаяла в воздухе. Как привидение. Одна котлета расковырянная на столе одиноко грустит. Ну, думаю, надо спасать ребенка. Явно нарвалась на какие-то неприятности. Из-за двоек у нее такое грозовое настроение не бывает. Наоборот – радуется. Говорит, что отличники – страшные зануды и козлы. А люди творческие, ищущие, дескать, всегда на двойки в школе учились.
Стою на кухне, мою посуду. А сердце материнское – свербит со страшной силой. Прям таки даже посуду не могу мыть. Все прислушиваюсь – чего там из светкиной комнаты раздается. А там – известное дело чего раздается. Музыка эта современная. Кто-то кого-то увез на ночной электричке в Тамбов, у кого-то гранитный камешек прямо в почках, а у одной тетки ветер с моря задул с такой страшной силой, что мальчик-бродяга начал долго гнать велосипед. Вот чего они слушают, честное слово?! Растравляют только себя понапрасну. Вон, мой Петр Степанович как грянет что-нибудь заводное, так прям душа радуется. И никаких тебе разбитых сердец. Да и на жизнь смотрим с юмором после этого народного творчества. А эти… Наслушаются своих разбитых сердец и что пьяный доктор ей что-то там ляпнул. Разведут меринхлюдии, все скособочатся, в кофтенку закутаются и шуруют в школу – грустить по потерянной любви. Разве ж так можно? Нет, чтобы послушать чего-нибудь бодрящее, душевное. Вон, в прошлое воскресенье гости пришли (Семеновы с железобетонного), Петушок мой как баян раздраконил, да как грянет:
Тру я эту посуду, тру, а у Светки певец на третий круг пошел про свое разбитое сердце ныть. Ушла, видите ли, от него последняя любовь, а он, видите ли, прынц, ни пить, ни кушать не в состоянии. Чего выть-то, паря? Есть-пить не можешь, так поставь себе трехлитровую клизму. Любовь сразу как сон пройдет минут в двадцать, да и кушать захочешь – со страшной силой.
Я еще минут десять потерпела, но когда у Светки в магнитофоне какая-то девчонка стала докладывать, что «он ушел», а она теперь глотает яды литрами, не выдержала и пошла к ней в комнату. Захожу, моя принцесса лежит на диване в красивой позе, а глаза – полны невыплаканных чувств и косметики. Страдает она.
– Чего, Светка, случилось? – говорю. – Андрея в школе постричься заставили?
– Ну тебя, мам, – отвечает. – Не вспоминай о нем. Я вычеркнула этого человека из своей жизни.
Я ей в ответ – любимую шутку Петра Степаныча.
– А чего? – говорю. – Парень, вроде, неплохой. Только ссытся и глухой.
Светка аж подскочила.
– Не смей, – говорит, – папашины идиотские шуточки употреблять по отношению к моим друзьям!
– Ладно, – говорю, – Чего взвилась как бомж при виде пустой бутылки? Шутит мама. Я же за тебя переживаю. Смотрю – дочка исстрадалась. Дай, думаю, поддержу юмором.
– Ну вас нафик с папашей и вашим юмором, – шипит принцесса. – Вы мне всех ухажеров распугали. Вон, в прошлом месяце привела Юрика. Умный парень. Гуманитарий. Так папаша его заставил обои в гостиной клеить. И водку пить при этом. А то, дескать, склейка плохо произойдет. До того ухайдакал парня, что он на улицу бегал смотреть – как там с той стороны рисунок выглядит. Папаша наш – тоже хорош оказался: так ухрюкался, что Барсика ухитрился к стенке рулоном приклеить. Юрик все удивлялся – чего это за странные звуки раздаются, а папаша хвастался, что в темноте на складе перепутал и спер музыкальные обои вместо обычных. Бедный Юрик потом на следующий день в школе первый раз в жизни сочинение из 88 слов написал с 87 ошибками. Учительница сказала, что только одно слово было написано правильно: «пиво».
– А чего такого, что мальчик поможет по дому? – защищаю я своего Петрушу. – Может у него руки из ж… в смысле – не из того места растут. Вот отец и беспокоится, тест им устраивает. Для тебя же, дуреха, старается. Попадется тебе муж, который даже лампочку ввернуть не может. Будешь с ним всю жизнь мучиться?
– Какой, нафик, тест? У Юрика по IQ – 157 баллов!
– Не знаю по какой айку ему баллы начисляли, а за обои Петр Степанович ему поставил твердую тройку. Потому что не надо заклеивать картину и телевизор.
– Нечего его поить было!
– Да кто его поил? Просто тяпнули по 200 капель для поднятия настроения и для дезинфекции. Ты сама пробовала всухую обои наводить? Там от клейстера знаешь какое излучение вредное идет? Вот и приходится нейтрализант принимать.
– У папаши каждый день – нейтрализант. Нализывается своим «нейтрализантом», а потом приходит ко мне «уроки помогать делать». Вчера, вон, сел проверять сочинение по «Му-му», так изрыдался весь и тетрадку слезами залил. Учительница потом все удивлялась – чего это у меня сочинение портвейном пахнет.
– Зато дома – все путем, – не сдаюсь я. – У всех свои недостатки. Папа устает на работе, а тебе только критику наводить. Чего тебе надо? Дом – полная чашка. Все прикручено, прибито. Да! Папа пьет! Иногда – гудит со страшной силой. Зато мужик. По мне – так пускай пьет, но в доме все в порядке, чем носит длинные волосы и воет про прошедшую любовь.
Светка начала бычить глазом (прям, как папаша), так я, чтобы сменить тему беседы, взяла диск музыкальный, который валялся на кровати, и говорю:
– Ой! Снова начали пластинки со сказками выпускать? Я вон этого, который на обложке, знаю. Это Маленький Мук.
– Не смей оскорблять Андрюшу Губина, – заорала Светка и вырвала у меня пластинку.
Я, конечно, тоже в контры пошла. Что за обращение с матерью? Орет, пластинку вырывает. Вышла из ее комнаты и хлопнула дверью. Называется, мать посочувствовать пришла. А ее чуть не убили за это. Во дела! Все. Сегодня с ней не разговариваю, пока не извинится. Лопнуло мое терпение.
17 апреля:Ну и денек получился. Рассказываю все по порядку. У Светки сегодня – день рождения. Я-то – как сначала планировала его отметить? Думала, сделаю салатик, винегретик, курочку поджарю, сядем спокойно, по домашнему, мы с Петюнчиком водочки треснем, Светка – шампанского бокал (отец ей с 14 лет разрешил выпивать немножко, чтобы готовиться ко взрослой жизни), потом споем какой-нибудь камыш-мороз и спать отправимся. Чего еще, спрашивается, надо? Так эта принцесса заявила, что она уже совсем большая и требует разрешения пригласить ребят из класса. Я, конечно, в штыки, мол, знаю я этих ребят из класса: придут, грязи натащат, посуды чистой изведут – уйму, а еще, не дай Бог, на Барсика наступят. Но Светка поручилась, что народ придет – очень приличный, за Барсиком она будет следить сама и еще обязательно поможет мне приготовить салаты и вымыть посуду. Ну, думаю, ладно. Почему бы и не пойти навстречу ребенку, тем более, если за Барсиком она проследит.
Но еще с утра стало понятно, что всем этим обещаниям – грош цена. С салатами пролетела птичка Обломинго, потому что принцессе, видите ли, надо было платье себе подготовить и тонну цемента на лицо наложить для красоты. Мне не то обидно, что с салатами не помогла, а вот смотреть, как она свою молодую красоту уродует – не могу без волнения. Стою я на кухне, крошу салаты и прям слышу – как Светка слой за слоем себя штукатурит. Не выдержала я, зашла к ней в комнату и говорю искательным голосом:
– Свет! Ты Барсика не видала?
– Дался тебе этот Барсик, – отвечает Светка. – Зачем он тебе? В салат покрошить?
– Ты матери не дерзи! – говорю я. – Лучше скажи – зачем тебе эти тонны замазки? Без них что – мальчики на тебя внимания не обращают?
– Что ты понимаешь, – дерзит Светка. – Это макияж. Он создает мой собственный, неповторимый стиль.
– Какой, нафик, стиль? Глаза – как у вурдалака, щеки красным налимонены, а вокруг губ – черная полоса. Это что – в знак траура. Кто-нибудь из любимых певцов скопытился? Ты на себя в зеркало посмотри! Вылитая кикимора болотная.
– А мальчикам – нравится, – кокетливо отвечает Светка, глядя на себя в зеркало.
– В нашей семье такие мальчики не нужны, – говорю я твердо. – Эти мальчики – с дурным вкусом.
– Мама! Отстань от меня! – не выдержала Светка. – Я сама знаю – что мне делать со своим лицом.
– Ты на мать не ори, – разозлилась я. – Ты у меня пока – ребенок несмышленый. И я не могу позволить тебе себя уродовать. Вот выйдешь замуж – тогда хоть в зеленую полоску красься! Пускай твой муж сам решает – жена ему нужна или крокодила нильская!
– И выйду замуж, – раздухарилась Светка. – Может хоть тогда меня в покое оставят!
– Щас! – говорю. – Размечталась. Ты еще сто раз будешь вспоминать о спокойной жизни у матери под крылышком. Вон, у нас с Петушком, уж на что живем – душа в душу, а я ведь тебе не рассказывала, что Петюнчик как увидел перед свадьбой, что я веки зеленым намазала, так выволок меня во двор и из садового шланга отмыл начисто. Даже краску с волос смыл, негодяй. Я тогда так плакала, даже замуж не хотела выходить. А мне мама сказала, что мужа надо во всем слушаться.
– Сейчас, мама, не те времена, – заявляет Светка. – Нынче век эмансипации и сплошного феминизма. Вон, в Америке, если муж запрещает жене пользоваться макияжем, она на него спокойно в суд может подать.
– Тоже мне, пример привела, – отвечаю. – В твоей Америке – чего только не творится. Сам президент бесстыдно нахальничает практикантку. Наш себе такого не позволяет.
– Ладно, мам, – заявляет Светка. – Хватит мне тут политинформацию проводить, а то я платье подготовить не успею. Лучше салаты кроши.
– Ты мне не указывай, – говорю. – Знаю я твое «платье подготовить». Это превращается в «Мамочка! Погладь мне, пожалуйста, платье!».
– Кстати, – говорит Светка. – Мамочка! Погладь мне, пожалуйста, платье!
– Доченька! А ты своими ручками хоть что-нибудь делать умеешь, кроме как диски с Андрюшей Губиным на магнитофоне менять? Ты бы пожалела парня. Он себе скоро горло насквозь продерет, для тебя по сто раз на дню песни про любовь-морковь орать. А что ты замужем будешь делать? Мужу, моя милая, надо не только готовить и стирать, чего ты, кстати, тоже делать не умеешь. Ему еще надо уметь галстук погладить. Чувствую я, придется с тобой проводить курс молодого бойца. А то тебя муж после первой недели проживания домой взад вернет.
– А я и так умею гладить, – защищается Светка. – Вон, на той неделе папе его любимый галстук с попугаем выгладила.
– Ага, – говорю. – Только попугай при этом куда-то делся. Одна прожженная дырка осталась. Он улетел, что ли? Ты его, наверное, покормить забыла.
– Подумаешь, – фыркает Светка. – Ну, не получилось. И на Солнце бывают пятна.
– Пятна у меня на лице появились, – разъярилась я, – когда Петя свой любимый галстук увидел!
– Ну ладно, мам, – просит Светка. – Иди салаты крошить, а то гости скоро придут.
– Увидишь Барсика, – строго сказала я, – пришлешь его ко мне на кухню салаты дегустировать.
И пошла хозяйствовать. А чего еще делать? Мягкая я сердцем. Стою опять на кухне, настроение какое-то паршивое. И за окном – минус и снега. Апрель, называется. Еще за Петушка немного волнуюсь. Он в гараж с утра пошел, и это по такой погоде. Впрочем, чего волноваться? Что еще мужикам в гараже делать, как не выпивать? Так что не замерзнет. У нас с ним тоже утром чуть скандал не случился. Я его попросила не слишком в гараже нарезываться, так как к Светке гости должны прийти. А Петя так возмутился, стал орать, дескать, когда это он нарезывался в гараже? Я ему сдуру и брякнула, что всегда и нарезывается. Короче, обиделся Петр Степанович, пошел в гараж и так дверью хлопнул, что Барсик с пианины прямо в ведро с грязной водой спланировал во сне. Его потом стирать пришлось, чтобы перед гостями стыдно не было.
Короче, набузолила я салаты, Светка себя наштукатурила до такого состояния, что под тяжестью макияжа еле ходит, накрыли мы с ней стол (это только так называется – «накрыли»; мать носилась с тарелками, а принцесса Светлана полчаса ходила вокруг стола и искала – куда бы засохшую розу приткнуть, как она сказала – для эстетизму) и сели ждать гостей. Я у нее поинтересовалась – а кого мы, собственно, ждем. Оказалось, что должны подойти пять мальчиков, три девочки и какой-то «Череп».
– А это что за зверь? – интересуюсь я. – И какого он пола, если не относится ни к мальчикам, ни к девочкам?
– «Череп», – отвечает Светка, – это крутой байкер из соседней школы. Очень колоритный чувак.
– Золотарем, что ли, работает, – интересуюсь я, – раз калоритный? А ты его приглашать не боишься? Вдруг амбре весь праздник испортит?
– Да ну тебя, мама! – злится Светка. – Что за серость? Он – колоритный! От слова «колор», что значит цвет.
– Светка! – пугаюсь я. – А ты не зря негра к нам в дом пригласила? Черт его знает, как Петя на него отреагирует. Он же из гаража придет под сильным газом. Ты ж понимаешь.
– Какой, нафиг, негр! – орет Светка. – Обычный евразиец!
– Еврей? – спрашиваю я. – А-а-а. Ну тогда – не страшно. Петя евреев уважает, потому что они портвейн не пьют и похмельем по утрам не страдают. У него на заводе есть один рабочий – потомственный еврей. Так Петя говорит, что на весь завод по утрам только он один и работает, пока остальные пивом оттягиваются.
– Мама! – говорит Светка. – Ну сколько можно? «Череп» – обычный парень. Может быть он еврей, хотя по нему этого и не скажешь, но самое главное, что он – байкер!
– Понятно, – говорю. – Байкой торгует. Коммивояжер. Уважаю.
– Все, мам, – отвечает Светка. – Закончили обсуждение моих гостей. Сама все увидишь.
Ну, закончили, так закончили. Я пошла курей в духовку запихивать, а Светка занялась украшением ведер с салатом.
Через полчасика раздался звонок в дверь. Светка побежала открывать, а я в конце коридора затаилась и заняла наблюдательный пост. Сначала пришли двое ребят и одна девушка. Врать не буду, одеты очень прилично, у ребят волосы аккуратно в хвосты собраны, у девушки такая стрижечка аккуратная. Так что мое материнское сердце немного успокоилось. Пошла я на кухню дополнительные закуски настругивать, а Светка гостей у себя в комнате Андрюшей Губиным стала развлекать.
Прошло минут пятнадцать, вдруг эта девушка ко мне на кухню заваливает, просит ватку и крем для снятия макияжа. Я на нее посмотрела – боже мой! Тушь вокруг глаз расплылась, по щекам борозды от слез, короче, не человек, а какая-то ходячая трагедия. Я даже испугалась.
– Что, – говорю, – случилось? Тебя Светка обидела или кто-то из ребят?
– Что вы! – отвечает. – Я просто всегда плачу, когда слышу Андрюшу Губина.
Вот это номер! Надо же, какая чувствительная. У меня, впрочем, тоже всегда сердце жалостливо щемит, когда я этого Губина у Светки на плакатах вижу. Его бы в деревню, на парное молочко и здоровые питания. Глядишь, на человека стал бы похож.
Отмыли мы эту бедолагу, она убежала к Светке заново штукатуриться после ущерба, нанесенного Губиным, тут и остальные гости подошли. Все-таки зря я ворчу на современную молодежь. Такие приятные ребята. Даже цветы не забыли. Светке принесли фикус и гортензию, а мне подарили калы. В смысле – цветы такие. Название у них неприличное, а цветы – вполне даже ничего. Я чуть не прослезилась, когда вдруг вспомнила, что мне Петушок последний раз цветы дарил года два назад на восьмое марта, да и то все окончилось не очень хорошо: так получилось, что ко мне сосед пришел за солью, а в этот момент Петя с цветами и заявился. Нет, вы не подумайте ничего плохого. Я вообще – женщина крайне верная. Это просто Петюнчик мой очень ревнивый. Ладно еще, если бы он купил какие-нибудь ромашки, соседа тогда даже в больницу не пришлось класть, просто йодом помазали бы и все дела. Но Петушка угораздило на розы разориться, так что сосед провалялся все две недели, а я ему тоннами апельсины и яблоки в больницу таскала, чтобы он в суд не подавал.
Слышу, звонок в дверь раздается, а Светка ничего не слышит из-за своей музыки. Пошла я сама гостей встречать, открываю дверь, а там – тот самый коммивояжер. Ну и видок у него! Весь в коже с заклепками, на голове – платок по-бабьи повязан, в ухе – серьга.
– А-а-а-а, – говорю. – Так вы – цыган! Здрассте! Меня зовут Анжелика Пантелеймоновна.
– Приветствую, – отвечает. – Ничего я не цыган. Меня Череп зовут.
– Очень приятно, – говорю. – А что, сейчас модно такие имена давать? Раньше были всякие Октябрины и Даздраспермы, а теперь черепа в ход пошли. У вас, случайно, сестренки по имени Берцовая Кость нету?
– Сестренка есть, – отвечает коммивояжер. – Только ее зовут Пивная Бочка. Толстая она очень из-за своей кока-колы. Я ей говорил, чтобы здоровье не сажала и переходила на пиво, а ей – по-барабану. Идиотка. Чего с нее взять?
– Что, – интересуюсь, – прям так родители и назвали – Пивной Бочкой?
– При чем тут олды? – удивляется Череп. – Разве они могут нормальное имя дать? Это у нас кликухи такие.
– А почему вас Черепом окрестили? – интересуюсь я. – Вы анатомией интересуетесь?
Тут коммивояжер снимает свой платок и демонстрирует совершенно лысую голову.
– Вот в честь этого и назвали! – хвастается он.
– А вы к армии готовитесь или просто чернобыльский ликвидатор?
– Ни то, мамаша, ни другое. Я – байкер. А у нас это принято, чтобы время на мытье башки не тратить. Заодно и прохладнее летом, – объясняет коммивояжер.
– Понимаю, – говорю я. – Сплошные разъезды, дороги, пыль, да грязь. Я вашу профессию уважаю. Она нужная и полезная людям.
– Приятно слышать, – говорит Череп. – А мне Светка говорила, что ее мамаша не въезжает. А тут вдруг – такое приятное взаимопонимание.
– Я с молодежью всегда язык нахожу, – хвастаюсь. – Потому что молода душой.
– Почему только душой? – комплиментит Череп. – Вы и телом – просто не ходи купаться.
Какой симпатичный молодой человек оказался. Редкой души. Я настолько растрогалась, что даже ему личные Петины тапочки дала. А чего? Для хорошего человека не жалко.
Наконец, наслушались они своего Губина, наплакались, гости поднялись и пошли в гостиную за стол. Я туда салатов наметала, поставила две бутылки шампанского и ситро «Буратино». Светка недовольно говорит:
– Мам! Ну ты чего? Зачем эту химию кошмарную пить. Давай лучше «Кока-колу».
– От твоей кока-колы, – отвечаю, – дети рождаются дурные. Лучше пейте отечественные напитки. Мы, между прочим, только квас и пили, а ты – вон какая прынцесса получилась.
– Подумаешь, – фыркает Череп. – У нас есть одна байкерская семья, так они лет десять уже кока-колу хлещут. Родили сынка, так он – гений! В свои пять лет развит – не по годам. С папашей на мотоцикле рассекает, стихи декламирует. Вот такие! – Череп приосанился и зачитал:
– Кошмар полный, – говорю я. – Какие это стихи? Профанация одна.
– Ну и что? – спорит Череп. – Он заговорил, между прочим, в один год. И первое слово – знаете какое произнес? «Харлей Девидсон»!
– А слова «папа» и «мама» он до сих пор не выучил? – язвительно спрашиваю я.
– Конечно – нет! – радуется Череп. – Он мамашу называет «Косуха», а батюшку – «Пень». Это их байкерские клички.
– Во, довели молодежь, – расстроилась я. – Точно говорю – все от вашей «Кока-Колы».
– Ладно, хватит! – говорит Светка. – Мы на день рождения собрались или детское воспитание обсуждать. Разливайте шампанское. Кто скажет тост?
– Ну, не буду вам мешать, – говорю я и присаживаюсь на стул.
Череп достал откуда-то из бездонных карманов бутылку водки и набухал себе стакан.
– Але, Череп, – всполошилась я. – А не рано в таком возрасте крепкий алкоголь употреблять?
– Чем раньше, тем лучше, – отвечает коммивояжер. – Чем раньше начнешь, тем быстрее привыкнешь.
– А… Ну, ладно, – успокоилась я. – Тогда и мне рюмочку налейте. Надо же за здоровье дочки выпить.
Набухали мне рюмку, тут встает один из пареньков и произносит тост:
– Ну, Светка, это… Штоп ваще оно у тебя все было! Спонсор, там, богатый. Чтобы в школе химичка сильно не доставала своей ангидридной валентностью, чтобы с олдами все было – хип-хоп. Опять же, здоровья тебе, Светка, и полного отсутствия всяких неправильных заболеваний. Помни, что безопасный секс – надежда поколения!
6 апреля: Заявилась сегодня домой с новым приятелем – Андреем. Вот что, спрашивается, она в них находит? Длинный как макаронина, и волосы такие же. Я ему предложила косичку заплести, так он – согласился. Пришлось плести. Ужинать они не стали, пошли в светкину комнату и там заперлись. Это подозрительно. Чего запираться-то? Подумаешь, мать неожиданно может войти. А какие могут быть секреты от матери? Я пару раз мимо дверей прошла, а там – тишина. Разочек кашлянула под дверью – никакой реакции. Мяукнула Барсиком. Думала, что Светка хоть коту откроет. Ничего подобного. Не нужен им кот, юннаты фиговы.
Ну чего они там молча делают-то? Лишь бы наркотиками не баловались! Я минут 7 потерпела, потом подошла к двери и спросила: «Светлана! Ты уроки сделала?». Там чего-то завозились, потом Светка сказала: «Вот сейчас, мам, делаю». Ну, да! Мама у нас дура набитая. Уроки они там делают. Как же. Лишь бы не наркотики. Я в лобовую атаку под дверью: «Света! Наркотики – страшный яд!». «Я в курсе», – отвечает. И опять – молчание. Я прям издергалась вся. Вырастила, называется, дочку. Заперлась в комнате с парнем, у которого коса. Что за молодежь пошла? Никакого уважения к старшим. Ужинать не стали. Наплевать им, что мамка два часа парилась на кухне. Косу заплели и швырк в комнату: молчать и мать нервировать. «Светка! – говорю, – Открой. Мне надо под диваном пол протереть! А вы пока идите в гостиную телевизор смотреть. Там передача про мир животных». Ага! Вот прям они так и вышли! Уроки, говорят, доделаем и выйдем. Знаем мы их уроки. Небось, нюхают всякую гадость. А потом преступления совершают.
«Светка! – говорю, – Пусти Барсика-то. Он уже извелся весь! Пожалей животную!». Думаю, что при коте-то они не осмелятся этим черным делом заниматься. Светка щелку в двери приоткрыла и говорит: «Давай сюда кота». А где я его сейчас возьму, если этот фон-барон еще часа два по расписанию должен дрыхнуть под кроватью в спальне. «Барсик сейчас подойти не может», – объявляю я, пытаясь заглянуть в щелку. Светка в ответ захлопывает дверь и просит их больше не беспокоить. Я иду на кухню и начинаю со злостью надраивать чайник. В голове всякие мысли копошатся, что надо бы по дому секретные видеокамеры расставить. Только дорого это все. Не укупишь с нашими зарплатами.
Что за молодежь пошла? Вот мы в свою юность родителей так не нервировали. Разве ж мы могли запереться от родителей? Да и негде было. Вон, Петр Степаныч за мной аж целый год ухаживал. Бывало, сижу я у окошка, Петя мимо шурует после смены, весь такой веселый, озорной, как меня увидит – так частушку какую-нибудь задорную споет. Плохо только, что с матом. Этого моя мама не любила. Зато никаких наркотиков. Помню, пришел Петя свататься, так они с папашей полтора литра самогонки выдули и давай шутейно бороться. Папаша Пете ребро и сломал. Я зато потом к нему в больницу ездила и полюбила на всю жизнь.
А сейчас они эти наркотиков нанюхаются, наколятся и давай преступления совершать. Нет, думаю, надо разогнать эту компанию. Драю чайник, вдруг слышу – Светка вскрикнула! ОН ЕЕ БЬЕТ! Уже не помню – как до двери добежала, как внутри комнаты оказалась. Защелка, конечно, выдралась с мясом. Эти гаврики на диване сидят и оба какие-то подозрительно всклокоченные. У Андрея даже коса расплелась. «Где, – говорю, – наркотики? Давайте сюда немедленно эту гадость!». А они, заразы, смеются и говорят, что наркотики – у наркоторговцев. Издеваются над матерью. Я, конечно, от нервов немного шумнула. Сказала Светке, что если уроки уже сделали, то марш на кухню – ужинать. У меня, конечно, наркотиков не подают, но гречневая каша со щами найдется.
Сели за стол, поужинали как люди. Мы с Андреем по паре рюмашек пропустили. Ничего парень оказался. Не отнекивался. Рюмашку ухнул – профессионально. Я сразу успокоилась. Раз пьет, значит не наркоман. Я ему «Ой, мороз, мороз» спела, а он после пятой рюмки чего-то по иностранному завыл. Нормальный парень. Еле выпроводили его потом. Он чего-то так расслабился, что на прощание Барсика поцеловал. Вот не умеет пить современная молодежь. Мой Петр Степанович может литр выкушать, а потом еще на работу пойти. Светке я, конечно, вставила материнский пистон. Сказала, что если еще раз закроется, я вообще дверь в ее комнату сниму. Эта принцесса, конечно, разобиделась. Надулась на мать. А чего на мать обижаться? О ней же беспокоюсь. Кто от наркотиков спасет, как не мать?
10 апреля: Светка из школы пришла – мрачнее тучи. Швырнула ранец в угол, матери – ни тебе здрассте, ни тебе до свидания. Суп выхлебала по скоростному методу, котлету вилкой расковыряла и к себе в комнату – швырк. Так и растаяла в воздухе. Как привидение. Одна котлета расковырянная на столе одиноко грустит. Ну, думаю, надо спасать ребенка. Явно нарвалась на какие-то неприятности. Из-за двоек у нее такое грозовое настроение не бывает. Наоборот – радуется. Говорит, что отличники – страшные зануды и козлы. А люди творческие, ищущие, дескать, всегда на двойки в школе учились.
Стою на кухне, мою посуду. А сердце материнское – свербит со страшной силой. Прям таки даже посуду не могу мыть. Все прислушиваюсь – чего там из светкиной комнаты раздается. А там – известное дело чего раздается. Музыка эта современная. Кто-то кого-то увез на ночной электричке в Тамбов, у кого-то гранитный камешек прямо в почках, а у одной тетки ветер с моря задул с такой страшной силой, что мальчик-бродяга начал долго гнать велосипед. Вот чего они слушают, честное слово?! Растравляют только себя понапрасну. Вон, мой Петр Степанович как грянет что-нибудь заводное, так прям душа радуется. И никаких тебе разбитых сердец. Да и на жизнь смотрим с юмором после этого народного творчества. А эти… Наслушаются своих разбитых сердец и что пьяный доктор ей что-то там ляпнул. Разведут меринхлюдии, все скособочатся, в кофтенку закутаются и шуруют в школу – грустить по потерянной любви. Разве ж так можно? Нет, чтобы послушать чего-нибудь бодрящее, душевное. Вон, в прошлое воскресенье гости пришли (Семеновы с железобетонного), Петушок мой как баян раздраконил, да как грянет:
Семенов-муж аж в салат всей шайбой упал. Мне, конечно, как хозяйке обидно, но сама от смеха сдержаться не могу.
Я вчерася во дворе,
Самогонку гнал в ведре,
Будет знатный первачок,
Коль сосед – не стукачок.
Тру я эту посуду, тру, а у Светки певец на третий круг пошел про свое разбитое сердце ныть. Ушла, видите ли, от него последняя любовь, а он, видите ли, прынц, ни пить, ни кушать не в состоянии. Чего выть-то, паря? Есть-пить не можешь, так поставь себе трехлитровую клизму. Любовь сразу как сон пройдет минут в двадцать, да и кушать захочешь – со страшной силой.
Я еще минут десять потерпела, но когда у Светки в магнитофоне какая-то девчонка стала докладывать, что «он ушел», а она теперь глотает яды литрами, не выдержала и пошла к ней в комнату. Захожу, моя принцесса лежит на диване в красивой позе, а глаза – полны невыплаканных чувств и косметики. Страдает она.
– Чего, Светка, случилось? – говорю. – Андрея в школе постричься заставили?
– Ну тебя, мам, – отвечает. – Не вспоминай о нем. Я вычеркнула этого человека из своей жизни.
Я ей в ответ – любимую шутку Петра Степаныча.
– А чего? – говорю. – Парень, вроде, неплохой. Только ссытся и глухой.
Светка аж подскочила.
– Не смей, – говорит, – папашины идиотские шуточки употреблять по отношению к моим друзьям!
– Ладно, – говорю, – Чего взвилась как бомж при виде пустой бутылки? Шутит мама. Я же за тебя переживаю. Смотрю – дочка исстрадалась. Дай, думаю, поддержу юмором.
– Ну вас нафик с папашей и вашим юмором, – шипит принцесса. – Вы мне всех ухажеров распугали. Вон, в прошлом месяце привела Юрика. Умный парень. Гуманитарий. Так папаша его заставил обои в гостиной клеить. И водку пить при этом. А то, дескать, склейка плохо произойдет. До того ухайдакал парня, что он на улицу бегал смотреть – как там с той стороны рисунок выглядит. Папаша наш – тоже хорош оказался: так ухрюкался, что Барсика ухитрился к стенке рулоном приклеить. Юрик все удивлялся – чего это за странные звуки раздаются, а папаша хвастался, что в темноте на складе перепутал и спер музыкальные обои вместо обычных. Бедный Юрик потом на следующий день в школе первый раз в жизни сочинение из 88 слов написал с 87 ошибками. Учительница сказала, что только одно слово было написано правильно: «пиво».
– А чего такого, что мальчик поможет по дому? – защищаю я своего Петрушу. – Может у него руки из ж… в смысле – не из того места растут. Вот отец и беспокоится, тест им устраивает. Для тебя же, дуреха, старается. Попадется тебе муж, который даже лампочку ввернуть не может. Будешь с ним всю жизнь мучиться?
– Какой, нафик, тест? У Юрика по IQ – 157 баллов!
– Не знаю по какой айку ему баллы начисляли, а за обои Петр Степанович ему поставил твердую тройку. Потому что не надо заклеивать картину и телевизор.
– Нечего его поить было!
– Да кто его поил? Просто тяпнули по 200 капель для поднятия настроения и для дезинфекции. Ты сама пробовала всухую обои наводить? Там от клейстера знаешь какое излучение вредное идет? Вот и приходится нейтрализант принимать.
– У папаши каждый день – нейтрализант. Нализывается своим «нейтрализантом», а потом приходит ко мне «уроки помогать делать». Вчера, вон, сел проверять сочинение по «Му-му», так изрыдался весь и тетрадку слезами залил. Учительница потом все удивлялась – чего это у меня сочинение портвейном пахнет.
– Зато дома – все путем, – не сдаюсь я. – У всех свои недостатки. Папа устает на работе, а тебе только критику наводить. Чего тебе надо? Дом – полная чашка. Все прикручено, прибито. Да! Папа пьет! Иногда – гудит со страшной силой. Зато мужик. По мне – так пускай пьет, но в доме все в порядке, чем носит длинные волосы и воет про прошедшую любовь.
Светка начала бычить глазом (прям, как папаша), так я, чтобы сменить тему беседы, взяла диск музыкальный, который валялся на кровати, и говорю:
– Ой! Снова начали пластинки со сказками выпускать? Я вон этого, который на обложке, знаю. Это Маленький Мук.
– Не смей оскорблять Андрюшу Губина, – заорала Светка и вырвала у меня пластинку.
Я, конечно, тоже в контры пошла. Что за обращение с матерью? Орет, пластинку вырывает. Вышла из ее комнаты и хлопнула дверью. Называется, мать посочувствовать пришла. А ее чуть не убили за это. Во дела! Все. Сегодня с ней не разговариваю, пока не извинится. Лопнуло мое терпение.
17 апреля:Ну и денек получился. Рассказываю все по порядку. У Светки сегодня – день рождения. Я-то – как сначала планировала его отметить? Думала, сделаю салатик, винегретик, курочку поджарю, сядем спокойно, по домашнему, мы с Петюнчиком водочки треснем, Светка – шампанского бокал (отец ей с 14 лет разрешил выпивать немножко, чтобы готовиться ко взрослой жизни), потом споем какой-нибудь камыш-мороз и спать отправимся. Чего еще, спрашивается, надо? Так эта принцесса заявила, что она уже совсем большая и требует разрешения пригласить ребят из класса. Я, конечно, в штыки, мол, знаю я этих ребят из класса: придут, грязи натащат, посуды чистой изведут – уйму, а еще, не дай Бог, на Барсика наступят. Но Светка поручилась, что народ придет – очень приличный, за Барсиком она будет следить сама и еще обязательно поможет мне приготовить салаты и вымыть посуду. Ну, думаю, ладно. Почему бы и не пойти навстречу ребенку, тем более, если за Барсиком она проследит.
Но еще с утра стало понятно, что всем этим обещаниям – грош цена. С салатами пролетела птичка Обломинго, потому что принцессе, видите ли, надо было платье себе подготовить и тонну цемента на лицо наложить для красоты. Мне не то обидно, что с салатами не помогла, а вот смотреть, как она свою молодую красоту уродует – не могу без волнения. Стою я на кухне, крошу салаты и прям слышу – как Светка слой за слоем себя штукатурит. Не выдержала я, зашла к ней в комнату и говорю искательным голосом:
– Свет! Ты Барсика не видала?
– Дался тебе этот Барсик, – отвечает Светка. – Зачем он тебе? В салат покрошить?
– Ты матери не дерзи! – говорю я. – Лучше скажи – зачем тебе эти тонны замазки? Без них что – мальчики на тебя внимания не обращают?
– Что ты понимаешь, – дерзит Светка. – Это макияж. Он создает мой собственный, неповторимый стиль.
– Какой, нафик, стиль? Глаза – как у вурдалака, щеки красным налимонены, а вокруг губ – черная полоса. Это что – в знак траура. Кто-нибудь из любимых певцов скопытился? Ты на себя в зеркало посмотри! Вылитая кикимора болотная.
– А мальчикам – нравится, – кокетливо отвечает Светка, глядя на себя в зеркало.
– В нашей семье такие мальчики не нужны, – говорю я твердо. – Эти мальчики – с дурным вкусом.
– Мама! Отстань от меня! – не выдержала Светка. – Я сама знаю – что мне делать со своим лицом.
– Ты на мать не ори, – разозлилась я. – Ты у меня пока – ребенок несмышленый. И я не могу позволить тебе себя уродовать. Вот выйдешь замуж – тогда хоть в зеленую полоску красься! Пускай твой муж сам решает – жена ему нужна или крокодила нильская!
– И выйду замуж, – раздухарилась Светка. – Может хоть тогда меня в покое оставят!
– Щас! – говорю. – Размечталась. Ты еще сто раз будешь вспоминать о спокойной жизни у матери под крылышком. Вон, у нас с Петушком, уж на что живем – душа в душу, а я ведь тебе не рассказывала, что Петюнчик как увидел перед свадьбой, что я веки зеленым намазала, так выволок меня во двор и из садового шланга отмыл начисто. Даже краску с волос смыл, негодяй. Я тогда так плакала, даже замуж не хотела выходить. А мне мама сказала, что мужа надо во всем слушаться.
– Сейчас, мама, не те времена, – заявляет Светка. – Нынче век эмансипации и сплошного феминизма. Вон, в Америке, если муж запрещает жене пользоваться макияжем, она на него спокойно в суд может подать.
– Тоже мне, пример привела, – отвечаю. – В твоей Америке – чего только не творится. Сам президент бесстыдно нахальничает практикантку. Наш себе такого не позволяет.
– Ладно, мам, – заявляет Светка. – Хватит мне тут политинформацию проводить, а то я платье подготовить не успею. Лучше салаты кроши.
– Ты мне не указывай, – говорю. – Знаю я твое «платье подготовить». Это превращается в «Мамочка! Погладь мне, пожалуйста, платье!».
– Кстати, – говорит Светка. – Мамочка! Погладь мне, пожалуйста, платье!
– Доченька! А ты своими ручками хоть что-нибудь делать умеешь, кроме как диски с Андрюшей Губиным на магнитофоне менять? Ты бы пожалела парня. Он себе скоро горло насквозь продерет, для тебя по сто раз на дню песни про любовь-морковь орать. А что ты замужем будешь делать? Мужу, моя милая, надо не только готовить и стирать, чего ты, кстати, тоже делать не умеешь. Ему еще надо уметь галстук погладить. Чувствую я, придется с тобой проводить курс молодого бойца. А то тебя муж после первой недели проживания домой взад вернет.
– А я и так умею гладить, – защищается Светка. – Вон, на той неделе папе его любимый галстук с попугаем выгладила.
– Ага, – говорю. – Только попугай при этом куда-то делся. Одна прожженная дырка осталась. Он улетел, что ли? Ты его, наверное, покормить забыла.
– Подумаешь, – фыркает Светка. – Ну, не получилось. И на Солнце бывают пятна.
– Пятна у меня на лице появились, – разъярилась я, – когда Петя свой любимый галстук увидел!
– Ну ладно, мам, – просит Светка. – Иди салаты крошить, а то гости скоро придут.
– Увидишь Барсика, – строго сказала я, – пришлешь его ко мне на кухню салаты дегустировать.
И пошла хозяйствовать. А чего еще делать? Мягкая я сердцем. Стою опять на кухне, настроение какое-то паршивое. И за окном – минус и снега. Апрель, называется. Еще за Петушка немного волнуюсь. Он в гараж с утра пошел, и это по такой погоде. Впрочем, чего волноваться? Что еще мужикам в гараже делать, как не выпивать? Так что не замерзнет. У нас с ним тоже утром чуть скандал не случился. Я его попросила не слишком в гараже нарезываться, так как к Светке гости должны прийти. А Петя так возмутился, стал орать, дескать, когда это он нарезывался в гараже? Я ему сдуру и брякнула, что всегда и нарезывается. Короче, обиделся Петр Степанович, пошел в гараж и так дверью хлопнул, что Барсик с пианины прямо в ведро с грязной водой спланировал во сне. Его потом стирать пришлось, чтобы перед гостями стыдно не было.
Короче, набузолила я салаты, Светка себя наштукатурила до такого состояния, что под тяжестью макияжа еле ходит, накрыли мы с ней стол (это только так называется – «накрыли»; мать носилась с тарелками, а принцесса Светлана полчаса ходила вокруг стола и искала – куда бы засохшую розу приткнуть, как она сказала – для эстетизму) и сели ждать гостей. Я у нее поинтересовалась – а кого мы, собственно, ждем. Оказалось, что должны подойти пять мальчиков, три девочки и какой-то «Череп».
– А это что за зверь? – интересуюсь я. – И какого он пола, если не относится ни к мальчикам, ни к девочкам?
– «Череп», – отвечает Светка, – это крутой байкер из соседней школы. Очень колоритный чувак.
– Золотарем, что ли, работает, – интересуюсь я, – раз калоритный? А ты его приглашать не боишься? Вдруг амбре весь праздник испортит?
– Да ну тебя, мама! – злится Светка. – Что за серость? Он – колоритный! От слова «колор», что значит цвет.
– Светка! – пугаюсь я. – А ты не зря негра к нам в дом пригласила? Черт его знает, как Петя на него отреагирует. Он же из гаража придет под сильным газом. Ты ж понимаешь.
– Какой, нафиг, негр! – орет Светка. – Обычный евразиец!
– Еврей? – спрашиваю я. – А-а-а. Ну тогда – не страшно. Петя евреев уважает, потому что они портвейн не пьют и похмельем по утрам не страдают. У него на заводе есть один рабочий – потомственный еврей. Так Петя говорит, что на весь завод по утрам только он один и работает, пока остальные пивом оттягиваются.
– Мама! – говорит Светка. – Ну сколько можно? «Череп» – обычный парень. Может быть он еврей, хотя по нему этого и не скажешь, но самое главное, что он – байкер!
– Понятно, – говорю. – Байкой торгует. Коммивояжер. Уважаю.
– Все, мам, – отвечает Светка. – Закончили обсуждение моих гостей. Сама все увидишь.
Ну, закончили, так закончили. Я пошла курей в духовку запихивать, а Светка занялась украшением ведер с салатом.
Через полчасика раздался звонок в дверь. Светка побежала открывать, а я в конце коридора затаилась и заняла наблюдательный пост. Сначала пришли двое ребят и одна девушка. Врать не буду, одеты очень прилично, у ребят волосы аккуратно в хвосты собраны, у девушки такая стрижечка аккуратная. Так что мое материнское сердце немного успокоилось. Пошла я на кухню дополнительные закуски настругивать, а Светка гостей у себя в комнате Андрюшей Губиным стала развлекать.
Прошло минут пятнадцать, вдруг эта девушка ко мне на кухню заваливает, просит ватку и крем для снятия макияжа. Я на нее посмотрела – боже мой! Тушь вокруг глаз расплылась, по щекам борозды от слез, короче, не человек, а какая-то ходячая трагедия. Я даже испугалась.
– Что, – говорю, – случилось? Тебя Светка обидела или кто-то из ребят?
– Что вы! – отвечает. – Я просто всегда плачу, когда слышу Андрюшу Губина.
Вот это номер! Надо же, какая чувствительная. У меня, впрочем, тоже всегда сердце жалостливо щемит, когда я этого Губина у Светки на плакатах вижу. Его бы в деревню, на парное молочко и здоровые питания. Глядишь, на человека стал бы похож.
Отмыли мы эту бедолагу, она убежала к Светке заново штукатуриться после ущерба, нанесенного Губиным, тут и остальные гости подошли. Все-таки зря я ворчу на современную молодежь. Такие приятные ребята. Даже цветы не забыли. Светке принесли фикус и гортензию, а мне подарили калы. В смысле – цветы такие. Название у них неприличное, а цветы – вполне даже ничего. Я чуть не прослезилась, когда вдруг вспомнила, что мне Петушок последний раз цветы дарил года два назад на восьмое марта, да и то все окончилось не очень хорошо: так получилось, что ко мне сосед пришел за солью, а в этот момент Петя с цветами и заявился. Нет, вы не подумайте ничего плохого. Я вообще – женщина крайне верная. Это просто Петюнчик мой очень ревнивый. Ладно еще, если бы он купил какие-нибудь ромашки, соседа тогда даже в больницу не пришлось класть, просто йодом помазали бы и все дела. Но Петушка угораздило на розы разориться, так что сосед провалялся все две недели, а я ему тоннами апельсины и яблоки в больницу таскала, чтобы он в суд не подавал.
Слышу, звонок в дверь раздается, а Светка ничего не слышит из-за своей музыки. Пошла я сама гостей встречать, открываю дверь, а там – тот самый коммивояжер. Ну и видок у него! Весь в коже с заклепками, на голове – платок по-бабьи повязан, в ухе – серьга.
– А-а-а-а, – говорю. – Так вы – цыган! Здрассте! Меня зовут Анжелика Пантелеймоновна.
– Приветствую, – отвечает. – Ничего я не цыган. Меня Череп зовут.
– Очень приятно, – говорю. – А что, сейчас модно такие имена давать? Раньше были всякие Октябрины и Даздраспермы, а теперь черепа в ход пошли. У вас, случайно, сестренки по имени Берцовая Кость нету?
– Сестренка есть, – отвечает коммивояжер. – Только ее зовут Пивная Бочка. Толстая она очень из-за своей кока-колы. Я ей говорил, чтобы здоровье не сажала и переходила на пиво, а ей – по-барабану. Идиотка. Чего с нее взять?
– Что, – интересуюсь, – прям так родители и назвали – Пивной Бочкой?
– При чем тут олды? – удивляется Череп. – Разве они могут нормальное имя дать? Это у нас кликухи такие.
– А почему вас Черепом окрестили? – интересуюсь я. – Вы анатомией интересуетесь?
Тут коммивояжер снимает свой платок и демонстрирует совершенно лысую голову.
– Вот в честь этого и назвали! – хвастается он.
– А вы к армии готовитесь или просто чернобыльский ликвидатор?
– Ни то, мамаша, ни другое. Я – байкер. А у нас это принято, чтобы время на мытье башки не тратить. Заодно и прохладнее летом, – объясняет коммивояжер.
– Понимаю, – говорю я. – Сплошные разъезды, дороги, пыль, да грязь. Я вашу профессию уважаю. Она нужная и полезная людям.
– Приятно слышать, – говорит Череп. – А мне Светка говорила, что ее мамаша не въезжает. А тут вдруг – такое приятное взаимопонимание.
– Я с молодежью всегда язык нахожу, – хвастаюсь. – Потому что молода душой.
– Почему только душой? – комплиментит Череп. – Вы и телом – просто не ходи купаться.
Какой симпатичный молодой человек оказался. Редкой души. Я настолько растрогалась, что даже ему личные Петины тапочки дала. А чего? Для хорошего человека не жалко.
Наконец, наслушались они своего Губина, наплакались, гости поднялись и пошли в гостиную за стол. Я туда салатов наметала, поставила две бутылки шампанского и ситро «Буратино». Светка недовольно говорит:
– Мам! Ну ты чего? Зачем эту химию кошмарную пить. Давай лучше «Кока-колу».
– От твоей кока-колы, – отвечаю, – дети рождаются дурные. Лучше пейте отечественные напитки. Мы, между прочим, только квас и пили, а ты – вон какая прынцесса получилась.
– Подумаешь, – фыркает Череп. – У нас есть одна байкерская семья, так они лет десять уже кока-колу хлещут. Родили сынка, так он – гений! В свои пять лет развит – не по годам. С папашей на мотоцикле рассекает, стихи декламирует. Вот такие! – Череп приосанился и зачитал:
– А? Каково?
Я поймал в песке жука.
Без наживки, без крючка.
И теперь моя рука,
Все в дерьме того жука.
– Кошмар полный, – говорю я. – Какие это стихи? Профанация одна.
– Ну и что? – спорит Череп. – Он заговорил, между прочим, в один год. И первое слово – знаете какое произнес? «Харлей Девидсон»!
– А слова «папа» и «мама» он до сих пор не выучил? – язвительно спрашиваю я.
– Конечно – нет! – радуется Череп. – Он мамашу называет «Косуха», а батюшку – «Пень». Это их байкерские клички.
– Во, довели молодежь, – расстроилась я. – Точно говорю – все от вашей «Кока-Колы».
– Ладно, хватит! – говорит Светка. – Мы на день рождения собрались или детское воспитание обсуждать. Разливайте шампанское. Кто скажет тост?
– Ну, не буду вам мешать, – говорю я и присаживаюсь на стул.
Череп достал откуда-то из бездонных карманов бутылку водки и набухал себе стакан.
– Але, Череп, – всполошилась я. – А не рано в таком возрасте крепкий алкоголь употреблять?
– Чем раньше, тем лучше, – отвечает коммивояжер. – Чем раньше начнешь, тем быстрее привыкнешь.
– А… Ну, ладно, – успокоилась я. – Тогда и мне рюмочку налейте. Надо же за здоровье дочки выпить.
Набухали мне рюмку, тут встает один из пареньков и произносит тост:
– Ну, Светка, это… Штоп ваще оно у тебя все было! Спонсор, там, богатый. Чтобы в школе химичка сильно не доставала своей ангидридной валентностью, чтобы с олдами все было – хип-хоп. Опять же, здоровья тебе, Светка, и полного отсутствия всяких неправильных заболеваний. Помни, что безопасный секс – надежда поколения!