– Кто твоя госпожа? – спросил он на вполне приличном монгольском.
   – Принцесса Сарнай.
   – Дочь самого хана Хубилая? – Марко едва удержался, чтобы не схватиться за голову. Вот не было печали! Ладно бы дама замужняя, но дочь хана, да еще та, что он прочит замуж!
   – У госпожи к вам дело, – прошептала служанка.
   – Да-да, конечно, но, видишь ли… я нездоров. Это такая болезнь, которая может навредить принцессе…
   – Госпожа хочет поговорить с вами.
   – Поговорить? – с сомнением спросил Марко.
   Кто знает, почему он решил рискнуть. Впрочем, если бы Марко не привык за время путешествия доверять своей интуиции, он не добился бы своего нынешнего высокого положения и дела его не шли бы так успешно. Хотя успех вещь относительная. Дядя Маффео и отец не перестают сокрушаться, что миссия, возложенная на них Папой Григорием, оказалась фактически невыполненной. Но Господь – свидетель, не их в том вина. Так сложились обстоятельства.
   Когда братья Маффео и Никколо Поло первый раз прибыли на Восток с товарами, то допущены были предстать перед монгольским ханом Берке, чья ставка располагалась на Волге. Братья выгодно продали товары и хотели вернуться в Константинополь, где не так давно открыли торговый дом. Но опять шла война, дороги стали непроезжими и они двинулись дальше в глубь завоеванных территорий, что свидетельствовало о недюжинной смелости венецианцев.
   Их привезли в Каракорум, ставку хана Хубилая, покорившего Северный Китай и готовившего вторжение в южную его часть (завоевание коей он завершит в 1279 году). Внук Чингисхана, Хубилай, разделил с другими братьями наследие своих предшественников. Монголы заняли Туркестан, Персию, Афганистан, регулярно совершали набеги на Валахию и наводили ужас на города и государства Европы. Любые сведения о столь грозном противнике были важны для европейских государей, и потому любая миссия в те времена – торговая или проводимая под эгидой церкви – неизбежно имела и разведывательное значение.
   Хан принял братьев Поло весьма милостиво, расспрашивал про их страну, про веру, про то, где побывали и что видели почтенные купцы. Проникновенный рассказ братьев о красоте и богатстве церкви, про славу небесную Господа нашего заинтересовал хана. И передал он с купцами письмо к папе как к наместнику Бога на Земле, чтобы прислал папа к его двору сто мудрецов, и чтобы они объяснили христианское учение.
   Братья Маффео и Никколо вернулись домой и отправились к папскому двору. Но дорога от Каракорума заняла три года, папа к тому времени умер, а избрания нового пришлось ждать почти год. И все же в конце концов новоизбранный наместник отослал с братьями нескольких монахов-доминиканцев, написал письмо к хану, а еще имел с братьями беседу приватную. Марко по молодости лет на аудиенцию к папе допущен не был, но он всегда имел талант слушать и делать выводы. В пути дядя и отец говорили меж собой о миссии, которую возложил на них папа. Миссия эта была важна и обременительна – собрать сколь можно больше сведений о татарах (так тогда называли монголов и остальных представителей родственных племен) и по возможности склонить их к союзу с христианским миром.
   В этот раз путешествие длилось три с половиной года и монахи-доминиканцы не вынесли тягот и опасностей пути. Так что перед темные и весьма проницательные очи хана Хубилая опять предстали те же неугомонные венецианские купцы, которые, по сути, не привезли ему ничего нового – письмо от папы, смысл коего хану, кажется, остался неясен. Да еще рассказы о странствиях – их хан слушал с удовольствием. Особенно красноречив оказался молодой Марко. Хан не раз звал к себе юношу и беседовал с ним.
   Марко спешил за расторопной служанкой, пробираясь по темным узким проходам меж домов, подскальзываясь на вылитых накануне вечером помоях и раздумывая о том, что ждет чужестранца, если стража поймает его в покоях принцессы. Мысль об этом пугала, и он не раз готов был повернуть назад.
   И все же они благополучно добрались до дворца; служанка привела купца в комнату, освещенную лишь лунным светом, и закутанная в шелковую ткань принцесса сверкнула на него глазами из-под темных бровей.
   – Я наслышана о твоих талантах, чужеземец, – сказала принцесса Сарнай. – Мой отец, великий хан, не стал бы отправлять глупца с важными поручениями в Индию и Кинсаи. Теперь я хочу, чтобы ты употребил силы своего разума и свою хитрость для меня. Я хочу, чтобы ты помог мне, чужеземец, – сказала она. – Я заплачу тебе щедро.
   – Помочь? Но чем же я могу помочь? – растерялся Марко.
   – Отец хочет выдать меня замуж за ильхана Аргуна, что правит Персией. Хан прислал послов и просил моей руки. Я стану его женой, и у меня будет власть. Дочь хана – игрушка, а жена хана может стать вторым человеком в государстве. Но отец все откладывает мой отъезд из-за того, что Персия далеко, и дорога туда лежит через неспокойные районы. Один раз мы даже тронулись было в путь… караван пришлось повернуть обратно, и я чудом осталась жива. Но я хочу уехать! Я хочу царствовать! – Сарнай повысила было голос и даже ножкой топнула, но тут же одумалась. Некоторое время она и Марко молчали, прислушиваясь. Но ничто не нарушало сонную тишину дворца, и принцесса продолжала вполголоса: – Мне известно, что ты, твой отец и дядя тоже мечтаете вернуться туда, откуда вы родом. Но хан не отпустит вас просто потому, что вы соскучились. Он не любит разбрасываться ценным имуществом, а вы ценны для него своими знаниями.
   Марко смотрел на принцессу в немом восхищении. Она ведь совсем юная – лет четырнадцать-пятнадцать, не больше. Но какой разум! Сарнай по-монгольски значит Роза, и он ясно видел, сколько шипов на этом красивом и горделиво прямом стебле.
   – Госпожа затмевает разумом многих государственных мужей, окружающих хана, – почтительно сказал он. – Но я все еще не понимаю, как я, ничтожный, могу быть полезен принцессе…
   – Предложи отцу сопровождать меня в пути, – продолжала принцесса.
   – Но с чего вы взяли, госпожа, что мы сможем защитить вас лучше, чем отряд стражников?
   – Сможете, если мы будем путешествовать по морю.
   Марко, еще раз восхвалив разумность принцессы, сделал все, чтобы не сказать ни да, ни нет. Предложение сие требовалось обдумать тщательно и посоветоваться с отцом и дядей. Некоторое время они шепотом препирались; Сарнай все пыталась получить с купца клятву верности, но Марко, как истинный венецианец, умел искусно играть словами и всячески избегал прямых обязательств. Он вздохнул с облегчением, когда в дверях показалась служанка и замахала руками. Сарнай тут же исчезла за дверью, а Марко через некоторое время также тайно был выпровожен из дворца.
   Венецианцы все обсудили промеж собой и, подивившись разумности и хитрости принцессы Сарнай, решили следовать ее плану. Ибо хан уже не раз отказывал в просьбе отпустить их на родину. Превыше всего он ценил Марко. Молодой купец знал четыре языка – среди них арабский и монгольский, а потому легко мог общаться с другими иностранцами на службе хана, ибо тот использовал таланты арабов и персов, армян и турок. Любой разумный и сведущий человек, понравившийся и доказавший хану свою полезность, мог ему служить. Не становилась препятствием и религия. Впервые Марко видел империю, где так терпимо относились к вопросам вероисповедания. Часть монгольских ханов приняла ислам; кое-кто, по слухам, был крещен; старая знать придерживалась веры предков – язычества. А сам Хубилай уже в зрелом возрасте стал буддистом.
   Но как ни был Марко обласкан вниманием и расположением владыки, какие бы посты он ни занимал, но и ему уже хотелось вернуться домой, завести семью и стать уважаемым гражданином своего города.
   Хан Хубилай лишь после долгих колебаний уступил просьбе венецианцев, но принцесса Сарнай со своей стороны всячески отравляла отцу жизнь, и в конце концов он приказал снарядить флот из четырнадцати четырехмачтовых кораблей и снабдить экипаж запасами на два года. На некоторых судах помещалось до двухсот пятидесяти человек. Маффео, Никколо и Марко Поло возглавили экспедицию.
   Лишь через три года в городе Ормузе закончилось их многотрудное и полное приключений плавание. Монгольская принцесса наконец добралась до границы Персии. Ко времени ее прибытия хан Аргун успел уже умереть, и в персидском царстве начались междоусобные войны. Марко Поло, его отец и дядя Маффио были в растерянности, и в конце концов Марко как благородный человек предложил принцессе отправиться с ними в Венецию. Сарнай улыбнулась и нежно провела рукой по его волосам.
   – Не тревожься обо мне, – сказала она. – У меня есть, что предложить Гасану, сыну Аргуна, в обмен на гостеприимство.
   – О да, ты прекрасна, как цветок на рассвете! – воскликнул купец, мысленно перекрестившись – восточная женщина могла стать для него порядочной обузой.
   Сарнай расхохоталась.
   – Ты наивен, хоть и купец! Ни один мужчина, тем более хан, не станет думать о таких пустяках, как женская красота, особенно во время смуты и войны! Но ты помог мне… и скрасил долгий путь своей лаской… Я покажу тебе… – она легко вскочила с ложа и выудила из-под многочисленных (и довольно засаленных после трехлетнего путешествия) подушек маленький ящичек темного дерева. Села на колени к мужчине и, открыв ящичек, сунула ему под нос. На бледном шелке переливался темным огнем драгоценный камень.
   Марко смотрел на рубин, широко распахнув глаза. О да, ему ли, венецианцу, купцу и путешественнику, не понимать в камнях! Это сокровище, настоящее сокровище. Весь камень был гладкий, словно его никогда не касались руки человека, не гранили, не шлифовали. Будто он и родился таким – капля застывшей жидкости. Вина… нет, в вине не может быть этой густоты и вязкости. Это кровь, застывшая кровь. Купец смотрел на камень, и у него кружилась голова. Ему казалось, что изнутри кто-то взывает к нему, словно оттуда поднимается беззвучный крик, крик ужаса и боли… А в ушах звучал голос принцессы:
   – Это «Ярость богов» – камень воинов. Он принадлежал моему прадеду, Чингисхану. Я украла его у отца. Отец уже стар, и найдется, кому занять его трон. А я стану женой Гасана, ибо за обладание «Яростью богов» он заплатит любую цену.
   Ящичек захлопнулся, и Марко пришел в себя. Он долго упрашивал Сарнай, и в конце концов она разрешила взглянуть на камень Маффео и Никколо. Те также были ошеломлены цветом и силой камня, хоть и не могли заглянуть в него так, как довелось Марко. Через несколько дней венецианцы отдали монгольскую принцессу под покровительство сына Аргуна, Гасана, который как раз в это время вел борьбу со своим дядей, братом Аргуна, пытавшимся захватить освободившийся престол. В 1295 году соперник Гасана был задушен, и Гасан стал персидским ханом. А Сарнай стала его женой.
   Марко Поло вместе с отцом и дядей поспешил в свое отечество. Путь их лежал на Трапезунд, Константинополь и Негропонт (Халкиду), где они сели на корабль и отплыли в Венецию. Позже, уже на склоне лет, достопочтенный венецианский купец Марко Поло рассказал про это и многие другие свои приключения в «Книге о разнообразии мира».
 
   Учеба в России продолжалось восемь лет. После девятого класса старая Мириам написала внучке, что та может приехать погостить во время каникул с подружкой. Мири взяла с собой Даниэлу. Сначала они втроем совершили небольшой шопинг в Италии, а потом перебрались на роскошную виллу, расположенную на побережье Греции.
   Мири, будучи девочкой умненькой, всегда оставляла школьные манеры и выражения за порогом бабушкиного дома, но в этот раз она была не одна, а с подружкой, и потому ей пришлось покрутиться, чтобы, с одной стороны, не выглядеть в глазах Даниэлы пай-внучкой, а с другой – не спалиться, ляпнув что-нибудь при бабушке. Вроде бы все прошло хорошо, савта Мириам выглядела довольной и через две недели отправила девочек в Париж – к Соне, матери Мири.
   Подружкам и в голову не могло прийти, что пока они валялись на солнечном берегу Эгейского моря, бабушка самым тщательным образом обыскала их комнаты. Она нашла сигареты, косметику, яркое и смелое белье. Мастерски вскрыв запароленные файлы, старая Мириам прочитала переписку подружек с одноклассниками.
   В принципе, она и в самом деле осталась довольна: у ее внучки хватало мозгов и здравого смысла не нюхать кокаин и не пить больше одного коктейля. Однако остальные, судя по всему, не отказывали себе в этих и многих других радостях. Бабушка решила не искушать судьбу, и осенью Мири в школу не вернулась. Ее определили в колледж в Париже, а через год она поступила в Сорбонну.
   После лекций Мири шла к дяде Давиду в мастерскую, где постигала премудрости обработки, огранки и оценки камней. Заканчивала она образование в Амстердаме и вот теперь считалась одним из самых высококлассных, а потому и самых высокооплачиваемых специалистов среди геммологов.
 
   Окончательно замерзнув и ничего больше не купив, Мири отправилась в небольшой отель, расположенный в старой части Лишема. Номер она заказала заранее и теперь собиралась полноценно отогреться и отдохнуть. Мири налила ванную и с удовольствием забралась в горячую пенную воду. Закрыла глаза и стала думать о ширме. Хорошо бы удалось спасти шелк… Но качественно очистить ткань можно будет, только если удастся разобрать деревянные рамы. Ширма покрыта лаком в несколько слоев, так плотно, что она даже не сумела определить породу дерева. Жаль, что больше ничего стоящего сегодня не попалось, и все же день оставил о себе приятные воспоминания: небольшой мороз, запах кофе и теплых булочек над рынком, голые ветви деревьев, неподвижно застывшие на фоне бессолнечного, но странным образом высокого и прозрачного неба…
   «Интересно, какая погода в Москве», – лениво гадала Мири. Декабрь – время сложное: грязь, пробки, то мороз, то слякоть. Не угадать. Но работа есть работа, а в следующие полгода у нее есть несколько важных заказов именно в Москве. Впрочем, нужно будет вырваться на Рождество к бабушке, хотя бы на два дня. Собственно, бабушка по происхождению и воспитанию – иудейка, но ее первый муж был верующим евреем, второй – американцем смешанных кровей, а третий – австрийцем. Старая Мириам давным-давно решила для себя, что Господь будет судить своих чад по делам и намерениям, а не руководствуясь ритуалами и прочими вторичными вещами. И потому она с чистой совестью ставила елку на Рождество и поздравляла тех родственников, которые его праздновали. Зиму савта Мириам предпочитала проводить на юге Франции, а лето – в тихой и благоустроенной Австрии, на берегу одного из красивейших горных озер. «Сейчас во Франции должно быть довольно тепло», – думала Мири… Они с бабушкой наговорятся всласть, но вначале нужно позаботиться о подарке.
   И тут Мири охватили сомнения. «А что, если я не сумею отреставрировать ширму? Или она окажется всего лишь подделкой? Да и сколько времени займет работа?». До Рождества всего три недели, а она не такой уж большой специалист. Без Сержа не обойтись. Мастерская у него супер, да и сам он лучший реставратор в Москве… ну, то есть Мири считает его лучшим. Среди искусствоведов есть много таких, что при упоминании имени Сержа крутят пальцем у виска и поджимают губы, ну да что нам искусствоведы! Мири протянула руку и взяла мобильник. Самое главное, когда забираешься в ванную, не забыть телефон в комнате. Потому что если он зазвонит, то придется, скрипя зубами, слушать трели и гадать кто же это, либо бежать на зов, капая водой и мыльной пеной на пол и замерзая от извечных английских сквозняков.
   – Серж, привет! Можно я завтра вечером приеду? Мне нужна твоя помощь… Ты зайчик! Что тебе привезти? Завтра утром буду в Лондоне. Как это произносится? А по буквам? Ой, сбрось это мне е-мейлом, ладно?
   Мири чуть не уснула в ванной, но все же усилием воли заставила себя покинуть теплую воду и перебраться в спальню. Она уселась на кровать и некоторое время безуспешно уговаривала себя одеться, чтобы сходить куда-нибудь и поужинать. С одной стороны, есть хочется, но с другой – ужасно лень шевелиться, и нет никакого желания выходить на холод. Хорошо, что в номере (как в большинстве английских отелей) имелся чайный набор: электрочайник, посуда, солидный ассортимент пакетиков с чаем, кофе и несколькими сортами сахара. Нашлась также шоколадка и пачка печенья. Мири напилась чаю с печеньем и улеглась в кровать. Свернувшись калачиком, девушка добрым словом вспомнила хозяев гостиницы: матрас оказался удобным, подушка толстенькой и мягкой, одеяло теплым, а от белья едва уловимо пахло лавандой.
   На следующий день Мири добралась до Лондона и отправилась в район Кемдена забрать заказанные Сержем краски и лаки. Она не первый раз покупала для него всякие профессиональные штучки и потому заранее переслала заказ продавцу по Интернету. Вот и знакомый магазин – помесь лаборатории и склада. Ее уже ждала аккуратно упакованная коробка, проштампованная и с приложенным перечнем содержимого, чтобы не было проблем на таможне. Увидев счет, Мири вздернула брови и внимательно взглянула на хозяина магазинчика. Но Али, высокий, худой пакистанец, прижал к груди смуглые руки с изящными пальцами, и, глядя на девушку бездонными глазами восточного бога, принялся клясться, что все точно по прейскуранту. Ведь мисс не первый раз покупает у него, и разве он хоть когда-нибудь обманывал? А качество? Да такого качества во всем Лондоне не сыщешь! Мири, не разводя сурово нахмуренных бровей, потребовала копию счета и пообещала, что лично сверит содержимое коробки с прайсом на сайте, да еще посмотрит, как выглядят цены у других продавцов. Пакистанец страдал: он закатывал глаза и блестел белыми зубами, его руки взлетали, словно он дирижировал оркестром. Зачем мисс так несправедлива к нему? Он – самый лучший, самый честный, самый-самый… Он тоже пишет картины и если мисс найдет время взглянуть… Нет? Хорошо, возможно, в следующий раз.
 
   В Москве второй день мела метель. Зима, как всегда, оказалась странно неожиданной и мало предсказуемой. Она подкралась татем и ударила морозом, совершенно позабыв о снеге, и все вокруг превратилось в серый холод. Холодными и серыми были земля, дома, деревья и настроение большинства прохожих.
   Затем наступила оттепель, и пошел дождь, потом снег, а потом снова дождь; и так продолжалось до тех пор, пока дороги и тротуары не превратились в нечто непотребное. Доблестные коммунальные службы вели неравный бой с непогодой, и по телевизору регулярно показывали чиновников из мэрии, которые всячески стремились выглядеть строго и мужественно, что не просто, когда у тебя два подбородка и ты давно не ступал ногой на тот самый тротуар, о котором так убедительно рассуждаешь.
   Бой с грязью и лужами все еще шел, но тут опять ударили заморозки и началась метель. Город превратился в несусветное и фантасмагорическое место. Больше всего происходящее напоминало съемки какого-нибудь фильма-катастрофы. Ну вы же наверняка видели такое американское кино: люди бегут из города, чтобы спастись от вулкана, эпидемии, землетрясения, бешеных тараканов. На шоссе выстраиваются длинные пробки, и в конце концов кто-то не выдерживает, бросает машину и бредет дальше пешком. Вот и в Москве некоторые водители бросали свои авто – порой весьма шикарные лексусы или мерседесы – и пытались добраться до места важной встречи своим ходом.
   Очень забавно бывает видеть таких бедолаг в метро. Опаздывая на важную встречу или на свидание к капризной женщине, они рискуют спуститься в душный зев подземки. Сначала мыкаются подле автоматов, не зная, что делать с тем картонным квадратиком, что им дали в кассе. В памяти всплывают отрывочные и безнадежно устаревшие сведения о том, что билетик нужно куда-то засунуть или хотя бы прокомпостировать. Потом они долго стоят у схемы метрополитена, пытаясь сообразить, куда, черт возьми, делась Площадь Свердлова? Один экземпляр из тех, что помоложе, и про Площадь Свердлова и Кировскую вообще ничего не знал, ужасно возмущался, что на схеме метро нет названий улиц.
   – Ну и как я узнаю, куда ехать?
   Те, кто остался верен своим машинкам, старались скрасить время как могли. Они слушали радио, участвовали в глупых викторинах и писали смс-ки с сообщениями о том, как и где они стоят. Они флиртовали с водителями и пассажирами соседних машин. Читали электронные книги, писали квартальные отчеты на ноутбуках. Время от времени кто-то распахивал дверь и отбегал к бортику справить нужду. А что делать? Пусть лучше лопнет моя совесть, как говорится.
   На второй день город опустел. Люди с утра смотрели в окно и либо ехали на работу на транспорте, либо вообще оставались дома – улицы застилала сплошная белая пелена. Теперь снег не сыпал злой крупой, как вчера, но валил крупными хлопьями, дворы полнились сугробами, и вот уже только по габаритам можно было отличить «мерседес» от какой-нибудь «пятерки».
   Взрослые ругались, переживали и расстраивались, потому что им трудно стало добираться до работы и магазинов. А дети тихо радовались, так как твердо знали – скоро они смогут кататься с горок и падать в пушистые сугробы.
   К обеду снег вдруг прекратился и город не узнал сам себя: он был чист и бел. Тянет добавить – и тих. Но это неправда. В городе никогда не бывает тихо: гул моторов, шорох шин, музыка и гомон людей поднимаются и опадают волнами, усиливаясь с утра и ослабевая ночью, но не замолкая ни на минуту. Даже если ночью вы забредете в старые и уже не слишком жилые улочки или в какой-нибудь двор в спальном районе, и в пределах видимости не будет ни одного источника шума – просто прислушайтесь. Все равно вы уловите звук: гул и шорох, гудок или скрип – это дышит и ворочается город.
   Пока самолет нес Мири из относительно теплой Европы в московское царство льда и снега, ей приснился странный и тяжкий сон. Услышанные когда-то давно легенды и дремлющие в памяти яркие образы сплелись в неприятно реальную историю, затянув Мири в темный омут прошлого, где
   …кони шли шагом. Влад мерно покачивался в седле, прикрыв глаза и думая о своем. Бояре, ехавшие чуть сзади, не осмеливались даже переговариваться, с опаской поглядывая на молодого господаря. Хотя какой он, к бесу, господарь! Кукла, присланная турецким султаном, чтобы занять трон Валахии. Его отец был сильным правителем и таким же обещал стать его старший брат – Мирчи, названный в честь деда… Султан опасался господаря Влада и двое его младших сыновей были взяты заложниками, чтобы гарантировать примерное поведение влашского господаря… ибо донесли султану, что господарь Влад вступил в орден Дракона, созданный императором Сигизмундом и кровью своей клялся бороться с турками и сделать родину и народ свой свободным от владычества нехристей. Он и подписывать документы потом стал как Влад Дракон, Дракул на старо-румынском, что, может, было и гордо, но не совсем мудро, ибо турецкий султан не замедлил принять ответные меры. Подкупленные им бояре убили господаря и его старшего сына, потому что султан не хотел видеть Валахию независимой и сильной. И теперь на трон сядет Влад Третий, и кто знает, чего можно ожидать от мальчишки, выросшего вдали от дома.
   Его увезли из Валахии, когда ему едва исполнилось двенадцать, а теперь ему семнадцать и он совсем не похож на отца. Худой, даже тщедушный, с острым носом и желтоватым, неподвижным лицом, подросток не понравился боярам. Он всю дорогу молчал, открывал рот, только чтобы сказать: хочу пить, хочу есть. Ни разу не улыбнулся, но любому делалось не по себе, если молодой господарь смотрел на него своим внимательным и странно пристальным взглядом.
   Владу было холодно. Он кутался в подбитую мехом куртку и с удовольствием накинул бы еще и плащ, но не хотелось вызвать насмешки бояр. Они все ехали, расстегнув вороты, не замечая, что иней лежит на траве и изо рта паром вылетает дыхание. Как же холодно… Или это от страха? Бывало с ним такое, еще с детских лет. Если мальчик чего-то сильно пугался, то впадал в ступор, и не было сил пошевелить ни рукой, ни ногой. Впрочем, он больше не ребенок. Его детство кончилось в двенадцаьт лет, когда отец отправил его заложником к туркам. Хотя, впрочем, что это было за детство? Мрачный и холодный замок. Бесконечные упражнения с мечом. Этого не ешь, не пей даже воды, не дав вначале собаке попробовать, ибо тебя могут отравить. Никогда не садись спиной к окну – оттуда может прилететь стрела. Не верь никому. Никому и никогда. Влад не знал, чему другие люди учат своих детей, но его учили именно этому. Отец готовил его к войне, войне длиною в жизнь, ибо такова была судьба влашских господарей.
   Влад вспомнил, как отец взял его с собой на посвящение в рыцари ордена Дракона. Ему было тогда пять лет, но так сильно увиденное повлияло на мальчика, что он сохранил в памяти зал в старинном замке, освещенный факелами. Много факелов горело на стенах, но потолок уходил вверх так высоко, что тьма все равно висела над головами. И где-то там, наверху, словно духи или драконы, шевелились и хлопали крыльями ночные птицы. Рыцари стояли вокруг грубого каменного алтаря. Там был крест, священная книга, чаша. Мальчик не слушал торжественных речей и клятв, он просто с любопытством разглядывал все, что видел вокруг: богато украшенное оружие князей, их решительные, суровые лица, факелы, алтарь; кое-где на стенах висели гобелены и оружие или головы убитых на охоте животных.