Появление новой туристки не осталось незамеченным в отеле. Горничные без устали судачили о нарядах: «Видела лейблы? «Родной» Сен-Лоран…» Мужская же часть персонала дружно и детально обсудила фигуру и внешность, единодушно постановив: «Девочка – высший сорт».
   – Ничего особенного, – выпятив пухлую нижнюю губку, авторитетно заявила личный секретарь босса, весьма хорошенькая голубоглазая крашеная блондинка Фериде. – Кожа да кости.
   – Хоть убейте, не пойму, как эта пташка сюда залетела, – вслух размышлял Али. – При всем моем врожденном патриотизме, Турция, тем паче «Гарден» – явно не ее уровень, ясно, как стакан минералки. Или ей надоели богатые снобы? И что все вокруг нее перебесились? А по мне, ничего в ней нет особенного. Слишком тощая, костлявая, прижмешься – уколешься. Наша малышка Фериде даст ей сто очков вперед. «Утонченная, изысканная…» – передразнил он кого-то. – Возможно. Но в ней же нет огня. Совсем нет огня! Безжизненна, словно манекен в дорогущем бутике! А по ночам небось деньги считает. Хоть бы пофлиртовала с кем для порядка! Курорт все-таки. И чего приехала?
   Али говорил что-то еще, по ходу протирая посуду. Алекс молчал. Он вообще в последнее время предпочитал отмалчиваться. Вот и теперь он почему-то подумал, что при ярком солнечном свете цвет ее глаз сравним с сиянием воды в прибрежной лагуне… И сам удивился: с чего бы такой слог? Он ведь не писатель, не поэт – обыкновенный парень.
 
   С того-то душного вечера жизнь Алекса изменилась. На первый взгляд все осталось прежним: Алекс был мил и любезен с отдыхающими, слегка высокомерен с коллегами, весел с друзьями, почтителен с управляющим. Но внутри его поселился еще один человек, чьи глаза постоянно искали Ее – женщину с именем-мечтой. Он видел ее, идущую с пляжа, закутанную в шелковое, цвета ясного моря парео, липнущее к влажному телу, обнимающему небольшую упругую грудь, узкие бедра, сильные стройные ноги… Он безошибочно различал ее голос, шаги, запах духов средь сотни других. Несмотря на приветливую улыбку и дружелюбие аквамаринового взгляда, Алекса охватывала необъяснимая робость, когда она входила в ресторан. По вечерам он зажигал свечу на ее столике, и между ними начиналась странная игра.
   – Возьмите. – Она протягивала долларовые купюры. – Сдачи не надо.
   Практичный Алекс моментально просчитывал приличный размер причитавшихся чаевых. Но стоило ему открыть рот для слов благодарности, как спрятавшийся внутри двойник произносил:
   – Не надо…
   В первый вечер Алекс заметил, как брови ее удивленно приподнялись. Пожав плечами, видимо решив, что денег недостаточно, она вытащила еще:
   – Возьмите. Это вам.
   – Нет, спасибо…
   И улыбался как полный кретин.
 
   Вскоре эти странности стали замечать и остальные.
   – Ты что, совсем спятил из-за этой новой русской мадам? – недовольно сказал Али.
   – Тебе-то что?! – неожиданно вскипел Алекс. – Не лезь не в свое дело!
   – Я – твой друг, – обиженно возразил Али, – и обязан тебе сказать то, о чем молчат другие. Увлечение – это прекрасно, но работа страдать не должна. Не берешь чаевых – это уже клиника! Дамочка богата, без очков видно. Они здесь для того, чтобы тратить, мы – чтобы им помочь в этом. Или ты ждешь, когда сию прописную истину тебе напомнит босс?
   Алекс молча вертел в руках до блеска отполированный бокал.
   – Оставь, – недовольно сказал Али и, отняв, снова принялся тереть стекло так, что оно завизжало, словно наказанный щенок. – Неужели ты сам не видишь, что здесь ничего не обломится? Она и не таких отшила…
   – Что ты хочешь сказать? – вскинулся Алекс. – Каких «не таких»?
   – Не заводись! Я лишь напоминаю, если ты успел позабыть, что мы с тобой не миллионеры и даже не менеджеры. А с такой мадам, как эта, мордашки мало.
   – Ты прав… – тихо, будто про себя, понуро протянул Алекс.
   – Да на кой она тебе сдалась! – продолжал Али. – Оглянись вокруг! Сколько девчонок ходит – закачаешься! Вон, гляди, какая попка прошагала… – Бармен, как заправский гимнаст, изогнулся вслед фигуристой рыжеволосой девушке в наряде, не оставлявшем ни малейшего сомнения в наличии у его обладательницы всех необходимых достоинств.
   – Подумаешь, – скривился Алекс. – Обычная пляжная дешевочка в бикини.
   – А тебе что, жениться?! – Али швырнул полотенце на стойку. – На черта такая фифа? Посмотри, она за ужином вино заказывает – двадцать баксов бокал. Ты поведешь ее в «Кокос»? Такой подавай дорогой ресторан, такси к подъезду, ковер под каблучки… Хочешь спустить за неделю все, что заработал с начала сезона? А за институт чем платить будешь? Натурой? Болван!
   – Ладно, отвали. Ты невыносим, когда начинаешь корчить из себя философа и знатока жизни.
   – Если бы ты не был моим другом, я бы молчал. Но мне не наплевать…
   – Не помешаю? Кажется, вы прямо-таки завалены работой… – бесцеремонно вклинился в разговор некто третий.
   – Ба! – изобразив безумный восторг, ернически воскликнул Алекс. – А я-то с самого утра голову ломаю: увижу ли «номер два»? Или день пройдет впустую? Доброе утречко, дорогой Мустафа.
   – Мы еще поглядим, кто из нас под каким номером, – буркнул подошедший.
   Именно он, Мустафа Офенди, и был конкурентом Алекса в возможном повышении. Он обладал средней внешностью, на которой застыла вечная гримаса недовольства, и препротивным характером. Мустафе было двадцать пять, в «Гардене» он работал со дня основания, резонно полагая, что давно заслуживает большего, чем разносчик еды. Алекс пришел двумя годами позднее. С изумлением, сменившимся ненавистью, Мустафа наблюдал за взлетом вчерашнего мальчишки, с восточным долготерпением выжидая малейшего промаха конкурента, чтобы незамедлительно обернуть его в свою пользу. Как всегда, Мустафа был не в духе, но при виде Алекса кислое лицо его оживилось, и это означало, что сейчас он скажет какую-нибудь гадость.
   – Что, Селами, малолетки тебя уже не устраивают? Решил попрактиковаться с опытной женщиной?
   Кровь бросилась Алексу в лицо, но он постарался сохранить спокойствие.
   – О чем это ты, Мустафа? Сперма в голову ударила? Хочешь, поделюсь с тобой одной из девочек?
   Мустафа взял со стойки зубочистку и поковырял во рту.
   – Ага, может, новенькой – русской блондиночкой с толстым кошельком и видом недотроги? Признайся честно, Селами, что тебе в ней больше нравится: ножки, попка или бабки?
   – Заткнись, придурок… – Алекс сжал кулаки.
   – А ну, давай, – вплотную придвигаясь к нему, процедил Мустафа. – Давай, врежь мне. И вылетишь с работы как пробка от шампанского. Казанова хренов.
   – Ребята, успокойтесь, – втиснулся между ними Али. – Мы же коллеги…
   – Я-то спокоен. Пусть твой дружок остынет. Алекс, детка, думаешь, ты тут самый крутой? – Мустафа выплюнул зубочистку под ноги конкурента. – Как бы пожалеть не пришлось…
   Он закурил и, вразвалку, побрел дальше с явно улучшенным настроением.
   – Сволочь, – заметил Али.
   – Типичная, – хмыкнул Алекс. – Только и умеет, что стучать. И этот баран надеется сделать карьеру!
   – Может, и сделает, – философски подметил бармен. – Стукачество нынче в моде.
   – Как же! Скорее море высохнет. Или снег пойдет в июле.
   – Черт с ним! – махнул рукой бармен. – Расслабься. Офенди прав в одном: довольно тебе дурью маяться. Давай махнем сегодня в «Кокос», подцепим клевых девочек…
   Али что-то говорил и говорил, но его слова растворялись подобно миражу в жарком дыхании наступавшего дня. Алекс молча глядел, как долетевший с моря легкий бриз нагоняет мелкую рябь на бирюзовую гладь бассейна…
 
   Сгущались сумерки. Лениво переговариваясь, отдыхающие медленно стекались на ужин, словно боясь расплескать переполнившую их благодать. Плавные турецкие напевы, заводимые в «Гардене», соперничали с доносившейся из соседнего отеля душещипательной песенной историей о русском мальчике, который уже какой год хочет, но почему-то никак не уедет в некий далекий загадочный Тамбов. Немцы еще держались в «Гардене», но Алекс упорно предсказывал к пику сезона пятьдесят на пятьдесят, а в последующие годы – бескровное поражение Дойчланда.
   – Добрый вечер…
   Внутри у Алекса что-то с размаху бухнуло вниз.
   У нее была особенная походка. Он сразу это отметил: она ставила одну ногу точно перед другой, будто шла по невидимому канату. Обычно так ходят манекенщицы, балерины, танцовщицы… Жгучее солнце почти не тронуло ее жемчужно-белой кожи. Лишь чуть-чуть позолотило руки да слегка разрумянило щеки. Сквозь молочного цвета платье, полупрозрачное, струящееся до самой земли, но создающее иллюзию легчайшего облака, лунной пыли, проступали зримые очертания тонкого тела. В подобном наряде было куда больше скрытого эротизма, нежели в самом откровенном бикини. Но, похоже, его хозяйка нисколько не задумывалась об этом. Она, даже украдкой, ни разу не взглянула по сторонам, как обычно делают женщины, желающие произвести впечатление, чтобы убедиться, удалось ли. Просто оделась и пришла поужинать. Чтобы потом, как всегда, ускользнуть в полном одиночестве, оставаясь непостижимой, непонятой, неразгаданной.
   – Добрый вечер, Надежда… – Он выговаривал звуки ее имени с особым старанием.
   – Добрый вечер, Алекс.
   В аквамариновых глазах тонули отблески свечей.
   – Ты совсем не загораешь.
   – Солнышко меня не любит. Кто знает, может, я – Снегурочка, и в нем моя погибель?
   Он с трудом отвел взгляд от приоткрывшихся в легкой улыбке губ.
   – Оно просто не желает портить такой изумительный цвет…
   Осторожно, кончиком мизинца он, как бы невзначай, коснулся тонкого запястья, моментально ощутив, как свечное пламя, перебросившись, побежало по его артериям. Безобидный жест волновал сильнее изощреннейшей ласки. Глупо и странно: ведь он давно вышел из возраста юношеской гиперсексуальности.
   – Ты, случайно, не манекенщица? – спросил он просто потому, что хотел сказать что-нибудь еще, но ничего более умного в голову не пришло. Рядом с ней он вообще отчего-то напрочь утрачивал обыкновенную бойкую развязность, что обычно так нравилась женщинам, а фразы на неродном языке получались корявыми, вымученными и неловкими.
   – Нет, я не манекенщица. Да и ростом не вышла. – Она снова одарила Алекса своей неподражаемой, с легкой грустинкой, улыбкой.
   – Почему ты так редко улыбаешься?
   – Ты наблюдаешь за мной?
   Неожиданно Алекс смутился. Слова снова застряли в горле. Обаяние этой женщины парализовывало его волю сильнее, чем призрак босса. Возможно, все дело было в ее необычайно белой коже, пушистых волосах, необычном цвете глаз или запахе духов… Должно же было быть разумное логическое объяснение этой напасти…
   – Извини, – промямлил он, – что ты будешь пить?
   – Кажется, у вас был неплохой «Medok»?
   – О'кей.
   Все-таки у нее была потрясающая улыбка. Более загадочная, нежели у этой… как ее там… Джоконды.
   «Вот придурок! Ты и видел-то эту самую Джоконду только на картинке. В школьном учебнике», – одернул Алекса кто-то внутри. Он бросился к бару, на ходу пытаясь отрешиться от этого чертова наваждения, когда управляющий сделал знак подойти.
   – Тебе за что деньги платят, за пустопорожнюю болтовню? – Скрежет напильника по стеклу показался бы музыкой в сравнении с голосом босса.
   – Виноват, господин Касли.
   – Иди работай.
   – Да, господин Касли.
   Алекс, придав лицу крайнюю степень раскаяния, завернул за угол и оттуда, проводив неприязненным взглядом удаляющуюся долговязую фигуру управляющего, продемонстрировал вслед оттопыренный средний палец.
 
   Вечер был тих и влажен. Море монотонно бормотало что-то серой гальке. Надежда сидела на остывшем лежаке, обняв руками колени, вглядываясь в черную даль, туда, где должен быть горизонт.
   – Можно? – спросил Алекс, присаживаясь рядом на остывший песок.
   Она молча кивнула. Он тоже молчал. Язык сделался тяжелым, как булыжник.
   – Как много здесь солнца… – заговорила женщина. – Просто неестественно… А в Москве снова холодно и дожди…
   – Первый раз в Турции?
   – Нет. Однажды отдыхала с дочкой в «Зигане».
   – Один из лучших отелей… Значит, у тебя есть ребенок?
   – Ей уже шесть… – При этих словах лицо Надежды впервые озарилось мягким светом, будто включился волшебный фонарик.
   – О! А муж… тоже есть? – спросил он и тотчас прикусил губу: тебе-то что за дело?
   – Есть. – Она внезапно погрустнела. – Он приедет позже. Через день или два…
   – Ты здесь уже пять дней.
   – Значит, ты все же наблюдаешь за мной… – не то спросила, не то констатировала она строго. – Зачем? Разве тебя это касается?
   Алекс замялся. Он и сам всегда избегал всяческих проблем, считая, что отношения с заезжими красотками должны сводиться к получению взаимного удовольствия. И никогда не отступал от этого правила. А сейчас не понимал, какая сила удерживает его рядом с этой женщиной, заставляя подбирать возможные слова-утешения на чужом языке. И единственным, что ему хотелось изменить, было ее настроение.
   – Я не слежу… Просто…
   – Ты милый мальчик. – На ее лице сквозь дымку печали проступила легкая улыбка.
   – Я давно не мальчик, – возразил Алекс и сам смутился двусмысленности этой фразы.
   Надежда рассмеялась.
   – Когда ты смеешься, то становишься еще красивее…
   – Ты вправду считаешь меня красивой?
   – Ты самая прекрасная женщина в мире. Я никогда прежде таких не видел, – с жаром выпалил Алекс.
   – Неужели?
   Она перестала улыбаться, опустила глаза, внезапно погрустнев. Ресницы вздрагивали, словно крылья ночной бабочки. Алекс накрыл ее руку ладонью. Пальцы были прохладными. Надежда высвободила руку, поднялась, поежившись. Он поднялся следом, мысленно выругав себя за эту маленькую вольность, одновременно поразившись подобному самобичеванию: любую другую «мамзельку» он попросту погладил бы по колену.
   – Становится зябко, – проговорила Надежда. – Жаль. Я хотела искупаться. Сейчас так хорошо, тихо…
   – Пойдем в бассейн, – предложил Алекс.
   – Разве ночью можно?
   – Если очень хочется, то да.
   Женщина колебалась.
   – Можем даже музыку потихоньку включить.
   – Пожалуй, это лишнее, – сказала она, покачав головой.
   – Ладно, музыки не будет. Будет танец.
   – Танец? – Она удивленно приподняла брови-ниточки. – Какой танец?
   – Я пошутил, – смутился Алекс. – Так просто… Что, пойдешь? – Внутренне приготовившись к отказу, он переспросил лишь потому, что не привык отступать после первой попытки, да и после второй тоже. Но здесь был совсем иной случай. («Тяжелый случай», – сказал бы Али.) – Пойдешь?
   И едва не подпрыгнул от восторга, услышав в ответ:
   – Хорошо. Пойдем.
 
   Пустой бассейн мерцал изнутри мягким голубым светом. Надежда скинула платье и, оставшись в бирюзовом купальном костюме, на котором плескались среди кораллов золотые рыбки, завороженно смотрела на тонущую луну.
   – Ну что же ты? Смелей! – Алекс подтолкнул ее в спину.
   Вскрикнув, неловко взмахнув руками, взметнув фонтан брызг, она ушла под воду. А потом вновь появилась на поверхности, напоминая разъяренную кошку.
   – Зачем ты это сделал, черт побери?! Ненавижу нырять!
   – Просто хотел помочь войти, – обезоруживающе улыбнулся Алекс.
   – Я теперь похожа на мокрую курицу.
   – Нет, на русалку. Или сирену? Как это по-русски?
   – Дай руку.
   Алекс с готовностью подчинился, и это было ошибкой. В тот же момент он оказался в воде.
   – Вот как это по-русски, – мстительно объявила Надежда.
   – Эй! – крикнул он, отплевываясь. – Ты что наделала? На мне же рабочая одежда!
   – Высушишь утюгом!
   Скучавшие на своих балконах отдыхающие с живым интересом наблюдали, как он нырнул, сперва за одним ботинком, выбросил его на берег, потом за другим. Всем было очень весело. Особенно ей. Уже взобравшись наверх, Надежда смеялась безудержно, до слез, как расшалившаяся школьница.
   – Как столь кроткое создание может быть столь коварным?
   Он приблизился к ней вплотную. Ее глаза искрились смехом. С волос струйками стекала вода, рассыпаясь сверкающими капельками по матово-бледной коже. Ему вдруг чертовски захотелось закурить. Но еще больше – поцеловать ее в полураскрытые губы.
   – Как называются твои духи? – Он вновь ощутил горьковатый аромат.
   – «Опиум».
   – «Опиум»… Как наркотик?
   – Ну… Как дурман, понимаешь?
   – Да, – произнес он внезапно охрипшим голосом. – Опиум… Как наркотик, как дурман… Как ты…
   Горячая волна, захлестнув изнутри, больно ударила под ребра, прокатилась вниз. Не в силах долее бороться с собой, он крепко обнял Надежду. Она была прохладной и гибкой, как русалка. Призрачным фантомом она выскользнула из его рук, тотчас сделавшись серьезной и недосягаемой.
   – Алекс, я очень тебя прошу не обращаться со мной, как с твоими пляжными девочками. Извини, если я нечаянно забылась и подала повод. Больше подобное не повторится.
   – Все не так… – застонал он, рванув себя за мокрый ворот. – Не так…
   – Вот и хорошо. – Она поправила волосы, набросила платье. – Спокойной ночи.
   – До завтра… – Он, не отрываясь, глядел ей вслед. – Надежда…
   Ему отчаянно хотелось, чтобы она обернулась, но этого не произошло.
   Алекс достал сигареты, но они промокли. Он чертыхнулся, стянул рубашку. И тут вновь увидел Надежду. На балконе первого этажа номера люкс. Накануне в бар завезли палочки для размешивания коктейлей, выточенные в виде тоненькой женской фигурки, полупрозрачные, оттенка лунного света… Почему он вспомнил об этом? Алекс не знал. Как и то, смотрит ли Надежда на него или просто любуется ночным видом. И как ему избавиться от мыслей о ней… Идиот. Так сказал бы отец. И на сей раз был бы прав.
   Она повернулась и ушла. Ночь опустела.
   Алекс вернулся к морю, пошел вдоль, добрел до нейтральной территории: куска земли, не принадлежащего ни одному отелю. Там, на берегу, усыпанном разновеликими камешками, росли кусты пахучего жасмина. Алекс сорвал лист, принялся яростно жевать.
   Послышался заливистый смех. Так нарочито, с оттенком вульгарности хохочут женщины в обществе курортных ловеласов. Так и есть: высоким нотам вторил вкрадчивый мужской баритон. Парочка приближалась. Алекс кашлянул, шаги на секунду замерли, а затем прошелестели мимо по направлению к следующим кустам. Трах-трах на берегу. Просто и незатейливо, как английский завтрак. Что мешает ему заняться тем же с очередной смазливой туристочкой, прибывшей в поисках новых ощущений?
   Алекс долго сидел, таращась на море, пытаясь разобраться в себе, но это оказалось слишком сложным.
   Когда он вернулся в «Гарден», уже светало. Стояла звенящая тишина, какая бывает обычно перед изменением ветра на похолодание. Никем не замеченный, Алекс прокрался к корпусу и забросил большой букет жасмина на балкон первого этажа номера люкс.
 
   Впервые за многие месяцы Алекс проспал и влетел в отель с опозданием почти на час. День выдался знойным. Уже с самого утра солнце палило немилосердно. И это в июне. Чего же ждать от пика сезона?
   – Хреново выглядишь, – приветствовал друга бармен. – Мустафа уже о тебе справлялся. Я сказал, что послал тебя за прохладительным для бара. Но он не такой дурак, как сволочь… Настучит, как пить дать.
   – Отбрешусь.
   – Ты что, заболел? В «Кокос» вчера не пришел.
   – Устал. Лег спать.
   – А-а-а… – неопределенно протянул Али. – А твоя мадам укатила утром на сафари. С трудом представляю ее скачущей на джипе по горам, в пыли и грязи… Не упала бы в обморок, бедняжка. Знаешь, в чем твоя проблема? – добавил он, заметив, как гневно блеснули глаза приятеля. – Синдром запретного плода. Перепихнулся бы с ней разок – и все как рукой сняло бы…
   – Заткнись и не трепись о том, в чем ни хрена не смыслишь! – оборвал Алекс.
   – Ты много смыслишь! – вскинулся Али. – Ходишь и глазеешь, как кастрированный кот. Тьфу! Смотреть тошно.
   – Не смотри. – Алекс зажег сигарету. – Не знаю, доходит до тебя или нет, но она не из этих – «Пойдем, быстренько трахнемся…».
   – Ну разумеется! – ернически развел руками бармен. – Монахиня на курорте. И что же она делает здесь одна?
   – Мужа ждет.
   – Че-го?!
   – Ничего! – рявкнул Алекс. И добавил уже тихо: – Муж к ней должен приехать. Какой-то деловой.
   Али возмущенно позвенел стаканами.
   – Что-то он не торопится. По-моему, крошка парит всем мозги. Может, она просто предпочитает женщин?
   – Ты думай, что говоришь! – взбеленился Алекс. – У нее ребенок…
   – Ну и что? – возразил бармен. – Это ничего не доказывает. Или она из тех дамочек, которые вообще не любят этим заниматься. У них там… – он выразительно постучал себя пальцем по лбу, – что-то не в порядке. Они бредят Богом или чем-то еще… Ходят на всякие благотворительные сборища… Заводят себе маленьких собачек, таких дрожащих, на кривеньких ножках… Таскают их с собой повсюду на руках, целуют в нос… Тьфу! – Али с омерзением сплюнул.
   – Ты-то откуда знаешь? – изумился Алекс, наповал сраженный красноречием друга.
   – По телику видел. По кабельному. Хороший фильм, между прочим, американский. Как же его… А, вспомнил: «Запретная страсть»! – торжествующе провозгласил Али.
   – Ну и дерьмо же ты смотришь, – с сожалением заметил Алекс и сплюнул в ответ на пышную розовую клумбу.
 
   Надежда вернулась под вечер. Подкоптившаяся, в пропылившейся одежде, но вполне довольная. Алекс столкнулся с ней в холле, и мир вокруг сразу заиграл яркими красками.
   – Как тебе сафари?
   – Замечательно. Просто класс!
   – Не испугалась?
   – С чего бы? – Она упрямо тряхнула головой, как своенравная школьница.
   – Кто вел машину, проводник?
   – Я сама.
   – Ты?! Вела джип по горам?!
   – А что тут такого? – Она недоуменно приподняла брови. – Я вообще люблю машины и быструю езду.
   – Надо же… А что ты еще любишь?
   – Золото и бриллианты, – ответила она с издевкой. – Извини, но мне нужно принять душ и переодеться.
   Она сделала несколько шагов по лестнице – и вдруг обернулась. Ее колючесть исчезла, а на губах заиграла чарующая мягкая улыбка.
   – Эй… – негромко сказала Надежда. – Я люблю цветы. Спасибо…
 
   Ветер все-таки изменился, и за необычайно душным днем последовал неожиданно прохладный вечер. После ужина на маленьком пятачке забацали диско. Конечно, не то что в «четверке» или «пятерке» – простенькие танцульки под старую добрую фонограмму, но нетребовательный и отдохнувший нижний уровень среднего класса с удовольствием пытался изобразить танец живота, который более походил на кручение задницами. Надежда появилась на диско в самом разгаре, когда «животный» танец плавно переходил в неторопливое покачивание в стиле летнего бриза.
   – Добрый вечер, Надежда… – Он пожал протянутую руку, стараясь ощутить в ладони волнующую прохладу каждого длинного пальца.
   – Работать, Аванди! – хлестнул по ушам резкий, с металлической ноткой, голос управляющего.
   Подойдя к барной стойке, Алекс наблюдал, как босс что-то сказал Надежде, как она, улыбаясь, сперва несколько раз качнула головой, но после все же подала ему руку, и они примкнули к танцующим.
   – Старый хрен… – с закипающей яростью прошептал Алекс.
   – Между прочим, ему всего сороковник, – заметил Али. – Многим женщинам нравится, когда мужик старше. – К тому же он босс, а ты только пешка. Женщины любят победителей, детка.
   – Ну, спасибо, – уязвленно сказал Алекс.
   – Не за что. Настоящий друг должен всегда говорить правду, какой бы неприятной она ни казалась, – парировал Али.
   – Когда-нибудь я тоже стану управляющим… – Алекс не сводил глаз с танцующей пары.
   – Ты станешь безработным, если будешь ссать против ветра.
   – Заткнись. Когда-нибудь у меня будет свой отель.
   – Возможно, – невозмутимо кивнул Али. – Если ты женишься на вдове владельца. Но учти: все они старые, некрасивые и жутко стервозные. С тонкими губами.
 
   Исчезла Надежда так же внезапно, как и появилась. Алекс увидел ее уже на балконе. Легкий ветерок играл шелковистыми прядями длинных волос, словно паутиной.
   – Эй, – окрикнул снизу Алекс, – что так рано ушла? Не любишь танцевать?
   – Люблю. Просто не то настроение. Надоело искусственно взбадривать себя, когда на душе кошки скребут, понимаешь?
   – Еще бы, – честно признался Алекс. – Послушай, я хочу кое-что у тебя спросить.
   – Спрашивай.
   – Можно я поднимусь на секунду?
   – Зачем?
   – Не люблю смотреть на красивых женщин снизу вверх.
   – Комплекс? – рассмеялась Надежда.
   – Нет. Просто шея затекает.
   – Ничего, пройдет.
   – Если босс меня застукает и уволит, это будет на твоей совести. Я тебя не съем. Обещаю.
   – Ну ладно, зайди, – смягчилась Надежда, пряча улыбку. – Но учти: если что – сброшу вниз.
   Алекс моментально подтянулся и перемахнул через перила.
   – А здесь невысоко, – довольно отметил он.
   – Чувствуется навык, – критично оценила Надежда. – Ну и что тебе так не терпится узнать?
   – У тебя дома есть маленькая собачка? Такая дрожащая, на кривеньких ножках…
   – Нет, – изумилась женщина, – у нас кошка. А что?
   – Ты целуешь ее в нос?