Страница:
Основоположник школы александрийских филологов Зенодот (III век до н. э.), разделивший «Илиаду» и «Одиссею» на 24 песни по числу букв греческого алфавита, в своем стремлении восстановить «подлинного» Гомера доходил до сверхкритического отношения к его текстам, удаляя из них все, что казалось ему «неподобающим». Более осторожен был Аристарх Самофракийский, который считается родоначальником всех благожелательных литературных критиков; он восстановил многие места из гомеровских поэм, выброшенные Зенодотом и его учениками. Опираясь на взгляды Аристотеля, Аристарх истолковывал поэмы Гомера как великие произведения искусства. Вопреки мнению «хоризонтов», он отстаивал авторство Гомера по отношению к обеим поэмам. Завершается античное гомероведение трактатом «Гомеровские вопросы» философа Порфирия (III век н. э.), в котором Гомер в основном толкуется аллегорически. В целом, поэмы Гомера были признаны образцом высокой поэзии, наполненной глубоким нравственным содержанием.
Древние ученые, в числе которых были Эратосфен (около 235 года до н. э.) и Страбон (родился около 63 года до н. э.), обращались к поэмам Гомера за сведениями по таким предметам, как география и физика. Философские школы, сложившиеся после Аристотеля, в особенности стоики, продолжали обсуждать религию и этику Гомера. В Риме эпохи Августа Гораций (умер в 8 году до н. э.) и Дионисий Галикарнасский (около 20 года до н. э.) возглавляли критиков, превозносивших поэтическое искусство Гомера. Наставники риторики в Риме рекомендовали его поэмы в качестве образца как для начинающих свою карьеру ораторов, так и для поэтов.
Изучение и критика гомеровских поэм продолжались в латинизированных регионах Западной Европы вплоть до нашествия варваров. В грекоязычных областях Восточной Европы и Азии эта наука развивалась вплоть до падения Константинополя в 1453 году. Сохранение и комментирование «Илиады» и «Одиссеи» – это заслуга византийских ученых, среди которых выделяются, в частности, историк Иоанн Малала (VI век), анонимный автор литературной энциклопедии «Свида» (X век), поэт Иоанн Цец (XII век), комментатор Евстафий (XII век).
Что касается стран Западной Европы, то там подлинный Гомер вплоть до эпохи Возрождения был неизвестен. Дело в том, что языком науки Западной Европы была латынь, поэтому ученые-схоласты вынуждены были бы опираться на переводы гомеровских поэм, в то время как православная Византия использовала древнегреческий язык.
Таким образом, в Средние века в Европе интерес к поэту был практически утрачен и пробудился вновь в эпоху Возрождения, на волне обращения к идеалам античности. Данте, выражая общее мнение, даже назвал Гомера «царем поэтов». Деятелей Возрождения привлекали главным образом благородство, мудрость, красота мысли и слова поэта, а критика текста их мало занимала. Первое печатное издание Гомера вышло во Флоренции в 1488 году.
Итак, Гомером восхищались, но мало кто мог читать его творения, так как древнегреческий язык остался достоянием узкого круга кабинетных ученых. Благодаря энтузиазму Петрарки «Илиаду» перевели на латинский язык. Этот перевод был весьма несовершенен, так как выполнялся шарлатаном, жестоко обманывавшим Петрарку, но все же содержание гомеровской поэмы стало доступно более широкому кругу читателей. Первые попытки научного исследования гомеровского текста в Европе относятся к еще более позднему времени.
В XVI веке европейское гомероведение возрождалось по мере того, как гуманистические традиции Возрождения сменялись научным духом Нового Времени. Исследователи постепенно стали обращаться к более строгим методикам критики и интерпретации. В XVII веке французский аббат Франсуа д'Обиньяк впервые выразил предположение, что «Илиада» – не единое композиционно целостное произведение, а сборник народных песен, исполняемых слепыми сказителями. Тогда же английский филолог Р. Бентли произвел переворот в изучении метрики Гомера, предложив множество блестящих исправлений и истолкований текста.
С конца XVIII века «гомеровский вопрос» стал актуальной темой научных исследований после появления работ Ф.-А. Вольфа. Фридрих-Август Вольф, профессор классической филологии, опубликовал в 1795 году труд «Пролегомены к Гомеру», в котором отстаивал мнение, что без опоры на алфавитное письмо (а он ошибочно полагал, что такового в ранний период древнегреческой цивилизации не существовало) один-единственный автор был не в состоянии сочинить такие длинные поэмы, как «Илиада» и «Одиссея». По мнению Вольфа, оба эпоса составлены из более ранних небольших поэм, принадлежавших разным авторам. После Вольфа каждое новое десятилетие знаменовалось появлением очередного солидного исследования с новой убедительной биографией Гомера и трактовкой истории возникновения поэм.
В XIX веке оформились три конкурирующих теории, которые в несколько модифицированном виде дожили до наших дней. Сторонники одного направления – последователи греческих «хоризонтов» – охотятся за «малыми песнями», из которых по их мнению складывается гомеровский эпос. «Унитарии» стоят на позиции авторского единства двух поэм. Третье направление представлено теорией «основного ядра» – собственно принадлежащих Гомеру «Пра-Илиады» и «Пра-Одиссеи», из которых в течение столетий оформились «Илиада» и «Одиссея», обработанные и дополненные многими авторами. Но ответить на вопрос, какие части гомеровского эпоса древнейшие, а какие дополнены позднейшими наслоениями, наука не в состоянии.
Споры между направлениями вспыхнули с новой силой благодаря знаменитым раскопкам Трои (Илиона), проведенными Г. Шлиманом, который исходил из сведений, представленных в «Илиаде». Археологические данные конца XIX–XX веков прибавили материала для новой волны исследований. В Египте было найдено около 200 фрагментов из «Илиады» и около 70 из «Одиссеи», не подвергшихся поздней античной редакции. Раскопки на территории древних Трои и Микен, на острове Крит представили реальный исторический контекст жизни легендарных героев Гомера, следы их деятельности, описанные в «Илиаде».
Долгое время существовало мнение, что Гомер – великий поэт древности, но «"Илиада" не имеет ничего общего с исторической реальностью; Гомер – поэт, вымышляющий свои рассказы, он фантазирует, а не сообщает». Да и откуда ему было знать о «делах давно минувших дней», ведь в поэмах описаны события 1200 годов до н. э., в то время как сам поэт жил несколькими веками позже.
Однако раскопки Шлимана и последовавшие за ними исследования окончательно убедили ученых в том, что Гомер описывал войну между Микенской Грецией и народами Малой Азии, разыгравшуюся около 1190 года до н. э. Совпадают не только географические реалии и бытовые детали, но и исторические факты. Археологи уже убедились, что оставленное Гомером описание Илиона поразительно верно. Гомер, кроме того, был отлично осведомлен о политических делах конца бронзового века, имел весьма точное представление о расстановке враждующих сил, был знаком с предметами быта «троянской эпохи» и использовал при создании «Илиады» древние документы и надписи на стелах.
Он тщательно изучил ритуалы страны, погибшей много веков назад, познакомился со сказаниями и песнями микенских греков. Гомер подробно описывает, например, микенскую практику жертвоприношений у могилы погибшего героя, моду XII века до н. э., оружие бронзового века. Поэт называет троянцев «конеборственными», и действительно археологи, работавшие в Трое, тоннами собирали конские кости. Нашелся даже шлем Одиссея, описанный в «Илиаде» («Внутри перепутанный часто ремнями, крепко натянут он был, а снаружи по шлему торчали белые вепря клыки»), – при раскопках археологи обнаружили точно такой же шлем. Наверное, Гомер видел или держал в руках что-либо подобное, иначе даже его фантазия была бы бессильна.
У него даже география сохраняет свой исторический колорит. В перечне кораблей, например, перечислены 178 населенных пунктов Микенской Греции, и гомеровский каталог близок торговым спискам, найденным на развалинах дворца в Микенах и датируемым XIII веком до новой эры.
После открытия Трои, уже в XX веке было создано огромное количество литературы по «гомеровскому вопросу», и тем не менее его нельзя считать разрешенным. Появились даже новые оригинальные версии – так, А. Батлер считает, что «Одиссея» была написана женщиной – уж очень много внимания уделяется нарядам, бытовым деталям, описанию домашней утвари. Впрочем, последние компьютерные исследования, предпринятые учеными Швеции, показали, что, несмотря на существенные языковые, стилистические, композиционные отличия, имеющиеся в тексте двух поэм, обе они принадлежат одному человеку.
История переводов гомеровских поэм насчитывает столько же лет, сколько и критика творчества поэта. Ее открывает латинское переложение «Одиссеи», сделанное в III веке до н. э. римским поэтом Ливием Андроником. С тех пор другие латинские переводы и переделки Гомера появлялись не раз, как в Древнем Риме, так и в эпоху Возрождения в Италии, Франции, Германии. В XVIII веке вышли первые переводы поэм на французский язык (Ж. Рошфора, А Жену). В 1615 году был закончен перевод Гомера на английский, сделанный Дж. Чапменом, а в XVIII веке снискала похвалу работа А. Поупа. Германия познакомилась с Гомером в конце XVIII века благодаря переводам И. Г. Фосса.
В древнерусской литературе упоминания о Гомере начинаются еще с XII века. В XVII веке его знатоком оказывается Симеон Полоцкий, а в XVIII число поклонников и переводчиков Гомера растет. В их числе такие писатели, как А. Кантемир, М. Ломоносов, В. Тредиаковский, А. Сумароков, М. Херасков, Г. Державин, А. Радищев, И. Карамзин и И. Крылов.
В 1700 году в Амстердаме вышел неполный русский перевод шуточной «Войны мышей и лягушек», приписываемой Гомеру, автором которого был Илья Копиевич. 56 стихов из «Илиады» переложил М. В. Ломоносов, в 1787 году шесть песен поэмы перевел Ермил Костров. Первая половина XIX века дала, наконец, полноценного «русского» Гомера – именно тогда был закончен титанический труд Н. И. Гнедича по переводу «Илиады». А. С. Пушкин, прочтя перевод, был восхищен им:
Не менее восторженно отзывался Н. В. Гоголь о переводе «Одиссеи», законченном В. А. Жуковским в 1849 году: «Это не перевод, но скорей воссоздание, восстановленье, воскресенье Гомера». «Одиссея», по мнению Гоголя, «есть решительно совершеннейшее произведение всех веков». Крупнейший русский поэт видел в эпосе Гомера наивный и патриархальный мир, соответствующий по духу древнерусскому опоэтизированному прошлому.
Известный писатель В. В. Вересаев в своих переводах обеих гомеровских поэм (опубликованы в 1949 и 1953 годах) подчеркнул жизненность и суровую простоту их языка, далекого от высокой торжественности и напыщенности. Он попытался приблизить язык поэм к современности, постаравшись очистить их от архаических форм, свойственных XIX веку.
Сюжетная основа «Илиады» и «Одиссеи» – это отзвуки дошедших до Гомера сведений о Троянской войне (XII век до н. э.), в ходе которой микенские воины-ахейцы захватили и разграбили город. Это событие, знаменовавшее один из этапов борьбы между народами Азии и Европы, было основательно переработано сознанием людей того времени и стало неисчерпаемым источником легенд, преданий и сказаний. Совершенно незначительный по позднейшим масштабам исторический эпизод (Троя в ходе тысячелетий многократно разорялась, гибла и восстанавливалась) превратился в грандиозное событие, определяющее судьбы богов и людей. Греки и троянцы истребляют друг друга, исполняя волю Зевса, решившего сократить число людей из-за их порочности и нерадивости.
Поэмы Гомера построены по четкому плану, а действие каждой из них сосредоточено вокруг одного эпизода (гнев Ахилла в «Илиаде», последние сорок дней возвращения Одиссея на Итаку). Именно это стало величайшим новаторством Гомера, которое определило его статус создателя европейской литературы. Речь идет о введении принципа синекдохи (риторической фигуры, допускающей употребление части вместо целого, частного вместо общего) как основы сюжета. Так, в «Илиаде» отражены не все десять лет Троянской войны, а всего лишь 51 день. «Одиссея» описывает не десять лет возвращения Одиссея, а только 40 дней. Такая концентрированность действия позволила Гомеру создать «оптимальные» по объему поэмы (15 693 стихотворные строки в «Илиаде», 12 110 строк в «Одиссее»), которые, с одной стороны, создают впечатление эпического размаха, а с другой – не превышают размеров среднего европейского романа. Фактически Гомер предвосхитил писательский прием, когда действие больших романов ограничивается несколькими днями, а то и часами.
Ритмическая упорядоченность помогает поэту согласовывать и сглаживать многочисленные противоречия в тексте поэм, издавна служившие аргументом противников единого авторства. Эти неувязки носят сюжетный характер: так, в «Илиаде» эпизодический персонаж, убитый в пятой песни, оказывается жив в тринадцатой песни; в «Одиссее» главный герой ослепил Полифема, однако Афина говорит, что Посейдон разгневан «умерщвлением милого сына». Тем не менее, большинство гомероведов признает, что для поэта гораздо важнее была забота о единстве целого, чем внимание к частностям (заметим, что многие европейские романисты и драматурги тоже грешат сюжетными «проколами»).
Целостность двух поэм, эпический размах отражаются и в многожанровости их состава, по сути предвещающего основные направления всей европейской литературы. В «Илиаде» прослеживается и основа будущего военно-исторического романа, и мелодрамы, и рассказов в стиле жанровых комических и идиллических зарисовок.
Осип Мандельштам упивается гомеровским «списком кораблей» из песни 2 «Илиады», где на 284 строки приходится 382 собственных имени – названия племен, имена героев, островов, гор, рек, целая воинская ведомость и список анкетных данных, превращенные в высокую поэзию. Все эти сотни имен столь звучны, красивы, так легко вписываются в ритм гекзаметра, что «каталог» становится великолепным образцом поэзии.
Искусство Гомера проявляется в том, что он непринужденно комбинирует все эти жанровые признаки; в его произведениях страшное и великое соседствует с бытовым: великан-людоед Полифем оказывается заботливым пастухом, а бессмертные боги ведут мелочные склоки. Десятки поколений европейских писателей, а вслед за ними и других частей света вольно или невольно развивали традиции Гомера, овладевали искусством тех жанров, которые были намечены древним поэтом в его эпосе.
Основная тема поэм Гомера – война, но в них немало описаний мирного быта, это особенно заметно в «Одиссее» – пир у Алкиноя, совет Одиссея и Телемака у свинопаса Эвмея; царевна Навсикая лично стирает белье, царица Пенелопа сидит за ткацким станком. При концентрации внимания на основном действии, поэмы включают в себя и внесюжетные компоненты – например, свидание Гектора с женой Андромахой, подробное описание щита Ахилла, дворцовых убранств, знаменитый список кораблей. В «Одиссее» применен прием рассказа в рассказе – о девяти годах странствий Одиссей рассказывает на пиру у царя Алкиноя.
Впрочем, цельность поэм, по мнению критиков, несколько нарушается избыточными описаниями и повторами. Однако многочисленные повторы имеют свое объяснение: эпические произведения древности предназначались для прослушивания, и повторы позволяли слушателям лучше запомнить значимые моменты рассказа.
Характерной особенностью гомеровского эпоса является несовместимость событий во времени. События сцепляются последовательно, параллельное соединение (при помощи конструкции «а в это время…») невозможно. Показателен в этом плане поединок Париса и Менелая. Он прерывается беседой Елены с троянскими старцами. На время разговора эпическое время в поединке как бы останавливается – битва возобновится только после того, как исчерпает себя вставной эпизод. Вообще, гомеровские поэмы отражают представления греков о цикличности времени, идею малого и большого космоса.
Хотя догомеровская устная поэзия не сохранилась, ученые правомерно предполагают, что она развивалась в течение сотен лет и тем самым подготовила гомеровский стиль, который без учета предшествующей традиции кажется чудом, явившимся во всем блеске из «ничего». В поэмах Гомера древнегреческий язык предстает гибким, глубоким, приспособленным для ясного выражения как поэтических, так и философских истин. Недаром гомеровский эпос тысячи лет служил античным, а потом и византийским поэтам, на него опирались философы Ксенофан, Парменид, Эмпедокл.
Поэмы Гомера написаны гекзаметром, который, согласно верованиям древних греков, был создан в храме Аполлона в Дельфах в честь богов. «Божественная» красота этого стиха заключается в том, что он, задавая напевный, торжественный, неторопливый ритм, допускает разнообразные комбинации ударений, интонационных переходов и перепадов, рассчитанных на слуховое восприятие. Основываясь на особенностях гекзаметра, Э. Дреруп в начале XX века выдвинул гипотезу, что слушатели Гомера воспринимали за одно прослушивание не более тысячи строк, что занимало около двух часов. Разбитая на такие «тысячи», «Илиада» оказалась циклом из 15 или 16 более или менее завершенных и в то же время взаимосвязанных эпизодов.
Гомер, очевидно, верил в «божественность» гекзаметра, и эта вера вкупе с гениальностью поэта дала свои плоды: образы поэм жизненны и вместе с тем величавы, рельефны и многомерны. Л. Н. Толстой считал, что мастерство Гомера особенно сказалось в обрисовке «удивительно ясных, живых и прекрасных характеров Ахиллеса, Гектора, Приама, Одиссея».
Основной прием, которым пользуется Гомер, изображая незапамятные времена – гипербола. Герои его произведений – богатыри. Не всякий может поднять кубок старца Нестора, когда он наполнен вином, копье Ахилла не может поднять даже силач Патрокл, ни Телемак, ни женихи Пенелопы не в состоянии натянуть тетиву на лук Одиссея. Всем этим фигурам присуща монументальность, их образы как бы «окованы» ритмами гекзаметра, но эта величавая неторопливость не мешает проявлению динамики чувств и поступков.
Ахилл, к примеру, постоянно переходит от буйного порывистого движения к бездействию, а потом снова к очередному всплеску энергии. В Ахилле сливаются воедино мифологическое начало (он сын смертного и богини Фетиды) и чисто человеческие качества: жестокость соседствует с уважением к достойному сопернику, эгоизм с подчинением воле коллектива или велению судьбы. Фактически Ахилл – это первый в европейской литературе образ одновременно величия и бренности человеческой жизни: он, самый могучий и прекрасный воин среди ахейцев, непобедимый герой, обречен на гибель в расцвете сил.
Что касается Одиссея, то писатель Джеймс Джойс считал его образ наиболее привлекательным и емким во всей европейской литературе, а «Одиссея» была для него «более великим и человечным» произведением, чем «Гамлет», «Дон Кихот», «Фауст». Эти оценки могут казаться завышенными, но Одиссей – храбрый воин и умный военачальник, опытный разведчик, атлет, отважный мореход, искусный плотник, охотник, торговец, рачительный хозяин, а если надо, то и сказитель. Подобно Ахиллу, образ Одиссея соткан из противоречий: на протяжении десяти лет возвращения домой он предстает мореплавателем, разбойником, шаманом, вызывающим души мертвых, жертвой кораблекрушения, нищим стариком и т. д. Герой как бы «раздваивается»: он искренне переживает гибель друзей, свои страдания, жаждет вернуться домой, но при этом легко играет роли, навязываемые ему обстоятельствами. В его личности сплетаются высокие чувства и житейские, прозаические: он жадничает, откладывает себе лучший кусок на пиру, ждет подарков даже от Полифема, проявляет жестокость к рабам, лжет и изворачивается. И в то же время он – патриот своей родины Итаки, мудрец, первооткрыватель новых пространств и новых возможностей человека.
Забавную рецензию на «Одиссею» дал Умберто Эко: «…Сюжет ее занимателен, свеж, исполнен выдумки. Привлекает любовная линия, к тому же супружеские отношения показываются как в благополучном, так и в проблематичном раскладе, чем достигается приятный контраст. Выпукла фигура «фам фаталь» Калипсо. Есть в книге и новоявленная «лолита» Навзикая. Скупыми, немногословными средствами передается очень многое: я уверен, что читатель не раз испытает моменты возбуждения при чтении некоторых описаний.
Действуют на воображение и разные одноглазые гиганты, и каннибалы, умело и уверенно разбросанные здесь и там. Пряная тема – наркотики – намечена и прорисована настолько тактично, что правоохранительным органам, я убежден, придраться будет не к чему, благо что, если не ошибаюсь, лотос в черном списке нарковеществ не числится.
Чем ближе к развязке, тем ощутимее пульсируют в повествовательной ткани самые плодотворные традиции американского вестерна. Ритмично, уверенно распределяются между действующими лицами тычки и оплеухи, а когда вспыхивает беспорядочная стрельба из лука, саспенс достигает подлинного накала.
К чему оспаривать очевидное? Эта проза читается на одном дыхании, и по сравнению с собственной ранней малоудачной книгой автор безусловно расписался, нет уже следа от давешней несмелой привязанности к единому месту… Как помним, в предыдущем его сочинении, «Илиаде», на третьей рукопашной и на двенадцатом единоборстве у читателя мутилось в голове от параноидальных повторов!..»
Гомер гротескно изображает олимпийских богов. Он преклоняется перед ними, всячески их идеализирует, воплощая в них силу Судьбы, мощь природных стихий и свое представление о физической красоте человека. Олимпийцы бессмертны, в них воплощена мечта человека о жизни вечной и беспечальной – в пирах и забавах. Но олимпийцы не добры, они в принципе вне человеческой морали и лишь имитируют ее. Боги лично заинтересованы в ходе Троянской войны, в судьбах тех или иных героев, но это участие «свысока», с позиции зрителя. Жизнь людей – интересный театр для олимпийцев, не более.
Будучи безмерно выше людей, боги оказываются значительно ниже их как личности. Их облик прекрасен, сила огромна, возможности бесконечны, а мораль зачастую вздорна, ничтожна, поведение отличается мелочностью. Арес обзывает Афину «наглой мухой», за что богиня повергает его наземь огромным камнем. Гера честит Афродиту за «бесстыдство», хотя сама прибегает к ее чарам ради обольщения Зевса, а прекрасную Артемиду просто избивает и т. д. Отзвук этого двойственного отношения к олимпийским богам виден в так называемых «Гомеровских гимнах», которые предположительно создавались «гомеридами» в VII–VI веках до н. э.
Единственное, о чем умалчивает Гомер – так это об истинных причинах Троянской войны. Очевидно, греков манили богатства Малой Азии. Им нужны были скот, тучные пастбища и сокровища, накопленные в приморских городах. Однако в устах Гомера рассказ о былых сражениях превращается в романтическую поэму; действительность приукрашивается по законам жанра, которым готовы следовать даже голливудские сценаристы. В пресс-релизе компании «Уорнер Бразерс», выпустившей фильм «Троя», говорится: «Люди всегда вели войны. Одни хотели власти, другие добивались славы, но третьи жаждали любви». Любовь Елены и Париса была так сильна, что «погубила цивилизацию» (как известно, поэма начинается с похищения прекрасной Елены, а заканчивается убийством тысяч троянок и гибелью процветающего восточного города). Легенда о похищении Елены прижилась на века, хотя с исторической точки зрения она совершенно бессмысленна. Тысячи солдат, согнанных со всех концов ойкумены, великое множество потопленных кораблей, десять лет мучительной войны – и все это ради какой-то интрижки?
Но если убрать эту романтическую фантазию из свитков «Илиады», останется лишь подлинная картина войны, мало кому интересная. Останутся беспрерывные грабежи греков, стремящихся «разорить обитель троян благородных», картина гибели Трои, истребление всех ее жителей. Трудно представить себе «Илиаду», где главной темой является извечная воля к власти над миром и богатству.
Воздействие Гомера на мировую культуру огромно. Он был авторитетом для античных философов и остается источником для изучения мировоззрения древних греков. По его текстам историки изучают «гомеровскую Грецию», быт и нравы, социальную организацию и материальную культуру Эллады. Знаменитый русский философ и филолог А. Ф. Лосев говорил, что «ученые исследуют по Гомеру и ахейцев, и критян, и дорийцев, и ионийцев, исследуют целую историю племенных переселений, исследуют разные тонкие оттенки быта в течение целого тысячелетия». Поэмы Гомера заменяют тысячи канувших в Лету документов. И документы бронзового века, открытые археологами, подтверждают сведения Гомера и проливают новый свет на его поэмы.
Его словесная живопись помогает понять «геометрический стиль» древнеэллинской вазовой росписи. Он вдохновлял античных скульпторов на создание образов, ставших канонами красоты и совершенства человеческого тела. Начиная с эпохи Возрождения европейская живопись наполнена гомеровскими сюжетами и мотивами, многие художники изображали Елену, Ахилла, Гектора и Андромаху, Приама и Гекубу, олимпийских богов, Энея (играя заметную роль в «Илиаде», он становится заглавным персонажем «Энеиды» Вергилия) и другие гомеровские сюжеты.
Древние ученые, в числе которых были Эратосфен (около 235 года до н. э.) и Страбон (родился около 63 года до н. э.), обращались к поэмам Гомера за сведениями по таким предметам, как география и физика. Философские школы, сложившиеся после Аристотеля, в особенности стоики, продолжали обсуждать религию и этику Гомера. В Риме эпохи Августа Гораций (умер в 8 году до н. э.) и Дионисий Галикарнасский (около 20 года до н. э.) возглавляли критиков, превозносивших поэтическое искусство Гомера. Наставники риторики в Риме рекомендовали его поэмы в качестве образца как для начинающих свою карьеру ораторов, так и для поэтов.
Изучение и критика гомеровских поэм продолжались в латинизированных регионах Западной Европы вплоть до нашествия варваров. В грекоязычных областях Восточной Европы и Азии эта наука развивалась вплоть до падения Константинополя в 1453 году. Сохранение и комментирование «Илиады» и «Одиссеи» – это заслуга византийских ученых, среди которых выделяются, в частности, историк Иоанн Малала (VI век), анонимный автор литературной энциклопедии «Свида» (X век), поэт Иоанн Цец (XII век), комментатор Евстафий (XII век).
Что касается стран Западной Европы, то там подлинный Гомер вплоть до эпохи Возрождения был неизвестен. Дело в том, что языком науки Западной Европы была латынь, поэтому ученые-схоласты вынуждены были бы опираться на переводы гомеровских поэм, в то время как православная Византия использовала древнегреческий язык.
Таким образом, в Средние века в Европе интерес к поэту был практически утрачен и пробудился вновь в эпоху Возрождения, на волне обращения к идеалам античности. Данте, выражая общее мнение, даже назвал Гомера «царем поэтов». Деятелей Возрождения привлекали главным образом благородство, мудрость, красота мысли и слова поэта, а критика текста их мало занимала. Первое печатное издание Гомера вышло во Флоренции в 1488 году.
Итак, Гомером восхищались, но мало кто мог читать его творения, так как древнегреческий язык остался достоянием узкого круга кабинетных ученых. Благодаря энтузиазму Петрарки «Илиаду» перевели на латинский язык. Этот перевод был весьма несовершенен, так как выполнялся шарлатаном, жестоко обманывавшим Петрарку, но все же содержание гомеровской поэмы стало доступно более широкому кругу читателей. Первые попытки научного исследования гомеровского текста в Европе относятся к еще более позднему времени.
В XVI веке европейское гомероведение возрождалось по мере того, как гуманистические традиции Возрождения сменялись научным духом Нового Времени. Исследователи постепенно стали обращаться к более строгим методикам критики и интерпретации. В XVII веке французский аббат Франсуа д'Обиньяк впервые выразил предположение, что «Илиада» – не единое композиционно целостное произведение, а сборник народных песен, исполняемых слепыми сказителями. Тогда же английский филолог Р. Бентли произвел переворот в изучении метрики Гомера, предложив множество блестящих исправлений и истолкований текста.
С конца XVIII века «гомеровский вопрос» стал актуальной темой научных исследований после появления работ Ф.-А. Вольфа. Фридрих-Август Вольф, профессор классической филологии, опубликовал в 1795 году труд «Пролегомены к Гомеру», в котором отстаивал мнение, что без опоры на алфавитное письмо (а он ошибочно полагал, что такового в ранний период древнегреческой цивилизации не существовало) один-единственный автор был не в состоянии сочинить такие длинные поэмы, как «Илиада» и «Одиссея». По мнению Вольфа, оба эпоса составлены из более ранних небольших поэм, принадлежавших разным авторам. После Вольфа каждое новое десятилетие знаменовалось появлением очередного солидного исследования с новой убедительной биографией Гомера и трактовкой истории возникновения поэм.
В XIX веке оформились три конкурирующих теории, которые в несколько модифицированном виде дожили до наших дней. Сторонники одного направления – последователи греческих «хоризонтов» – охотятся за «малыми песнями», из которых по их мнению складывается гомеровский эпос. «Унитарии» стоят на позиции авторского единства двух поэм. Третье направление представлено теорией «основного ядра» – собственно принадлежащих Гомеру «Пра-Илиады» и «Пра-Одиссеи», из которых в течение столетий оформились «Илиада» и «Одиссея», обработанные и дополненные многими авторами. Но ответить на вопрос, какие части гомеровского эпоса древнейшие, а какие дополнены позднейшими наслоениями, наука не в состоянии.
Споры между направлениями вспыхнули с новой силой благодаря знаменитым раскопкам Трои (Илиона), проведенными Г. Шлиманом, который исходил из сведений, представленных в «Илиаде». Археологические данные конца XIX–XX веков прибавили материала для новой волны исследований. В Египте было найдено около 200 фрагментов из «Илиады» и около 70 из «Одиссеи», не подвергшихся поздней античной редакции. Раскопки на территории древних Трои и Микен, на острове Крит представили реальный исторический контекст жизни легендарных героев Гомера, следы их деятельности, описанные в «Илиаде».
Долгое время существовало мнение, что Гомер – великий поэт древности, но «"Илиада" не имеет ничего общего с исторической реальностью; Гомер – поэт, вымышляющий свои рассказы, он фантазирует, а не сообщает». Да и откуда ему было знать о «делах давно минувших дней», ведь в поэмах описаны события 1200 годов до н. э., в то время как сам поэт жил несколькими веками позже.
Однако раскопки Шлимана и последовавшие за ними исследования окончательно убедили ученых в том, что Гомер описывал войну между Микенской Грецией и народами Малой Азии, разыгравшуюся около 1190 года до н. э. Совпадают не только географические реалии и бытовые детали, но и исторические факты. Археологи уже убедились, что оставленное Гомером описание Илиона поразительно верно. Гомер, кроме того, был отлично осведомлен о политических делах конца бронзового века, имел весьма точное представление о расстановке враждующих сил, был знаком с предметами быта «троянской эпохи» и использовал при создании «Илиады» древние документы и надписи на стелах.
Он тщательно изучил ритуалы страны, погибшей много веков назад, познакомился со сказаниями и песнями микенских греков. Гомер подробно описывает, например, микенскую практику жертвоприношений у могилы погибшего героя, моду XII века до н. э., оружие бронзового века. Поэт называет троянцев «конеборственными», и действительно археологи, работавшие в Трое, тоннами собирали конские кости. Нашелся даже шлем Одиссея, описанный в «Илиаде» («Внутри перепутанный часто ремнями, крепко натянут он был, а снаружи по шлему торчали белые вепря клыки»), – при раскопках археологи обнаружили точно такой же шлем. Наверное, Гомер видел или держал в руках что-либо подобное, иначе даже его фантазия была бы бессильна.
У него даже география сохраняет свой исторический колорит. В перечне кораблей, например, перечислены 178 населенных пунктов Микенской Греции, и гомеровский каталог близок торговым спискам, найденным на развалинах дворца в Микенах и датируемым XIII веком до новой эры.
После открытия Трои, уже в XX веке было создано огромное количество литературы по «гомеровскому вопросу», и тем не менее его нельзя считать разрешенным. Появились даже новые оригинальные версии – так, А. Батлер считает, что «Одиссея» была написана женщиной – уж очень много внимания уделяется нарядам, бытовым деталям, описанию домашней утвари. Впрочем, последние компьютерные исследования, предпринятые учеными Швеции, показали, что, несмотря на существенные языковые, стилистические, композиционные отличия, имеющиеся в тексте двух поэм, обе они принадлежат одному человеку.
История переводов гомеровских поэм насчитывает столько же лет, сколько и критика творчества поэта. Ее открывает латинское переложение «Одиссеи», сделанное в III веке до н. э. римским поэтом Ливием Андроником. С тех пор другие латинские переводы и переделки Гомера появлялись не раз, как в Древнем Риме, так и в эпоху Возрождения в Италии, Франции, Германии. В XVIII веке вышли первые переводы поэм на французский язык (Ж. Рошфора, А Жену). В 1615 году был закончен перевод Гомера на английский, сделанный Дж. Чапменом, а в XVIII веке снискала похвалу работа А. Поупа. Германия познакомилась с Гомером в конце XVIII века благодаря переводам И. Г. Фосса.
В древнерусской литературе упоминания о Гомере начинаются еще с XII века. В XVII веке его знатоком оказывается Симеон Полоцкий, а в XVIII число поклонников и переводчиков Гомера растет. В их числе такие писатели, как А. Кантемир, М. Ломоносов, В. Тредиаковский, А. Сумароков, М. Херасков, Г. Державин, А. Радищев, И. Карамзин и И. Крылов.
В 1700 году в Амстердаме вышел неполный русский перевод шуточной «Войны мышей и лягушек», приписываемой Гомеру, автором которого был Илья Копиевич. 56 стихов из «Илиады» переложил М. В. Ломоносов, в 1787 году шесть песен поэмы перевел Ермил Костров. Первая половина XIX века дала, наконец, полноценного «русского» Гомера – именно тогда был закончен титанический труд Н. И. Гнедича по переводу «Илиады». А. С. Пушкин, прочтя перевод, был восхищен им:
В переводе Гнедича, по мнению критиков, произведение Гомера предстает как возвышенное и торжественное, но в то же время жизнерадостное и поэтическое.
Слышу умолкнувший звук божественной эллинской речи,
Старца великого тень чую смущенной душой.
Не менее восторженно отзывался Н. В. Гоголь о переводе «Одиссеи», законченном В. А. Жуковским в 1849 году: «Это не перевод, но скорей воссоздание, восстановленье, воскресенье Гомера». «Одиссея», по мнению Гоголя, «есть решительно совершеннейшее произведение всех веков». Крупнейший русский поэт видел в эпосе Гомера наивный и патриархальный мир, соответствующий по духу древнерусскому опоэтизированному прошлому.
Известный писатель В. В. Вересаев в своих переводах обеих гомеровских поэм (опубликованы в 1949 и 1953 годах) подчеркнул жизненность и суровую простоту их языка, далекого от высокой торжественности и напыщенности. Он попытался приблизить язык поэм к современности, постаравшись очистить их от архаических форм, свойственных XIX веку.
Сюжетная основа «Илиады» и «Одиссеи» – это отзвуки дошедших до Гомера сведений о Троянской войне (XII век до н. э.), в ходе которой микенские воины-ахейцы захватили и разграбили город. Это событие, знаменовавшее один из этапов борьбы между народами Азии и Европы, было основательно переработано сознанием людей того времени и стало неисчерпаемым источником легенд, преданий и сказаний. Совершенно незначительный по позднейшим масштабам исторический эпизод (Троя в ходе тысячелетий многократно разорялась, гибла и восстанавливалась) превратился в грандиозное событие, определяющее судьбы богов и людей. Греки и троянцы истребляют друг друга, исполняя волю Зевса, решившего сократить число людей из-за их порочности и нерадивости.
Поэмы Гомера построены по четкому плану, а действие каждой из них сосредоточено вокруг одного эпизода (гнев Ахилла в «Илиаде», последние сорок дней возвращения Одиссея на Итаку). Именно это стало величайшим новаторством Гомера, которое определило его статус создателя европейской литературы. Речь идет о введении принципа синекдохи (риторической фигуры, допускающей употребление части вместо целого, частного вместо общего) как основы сюжета. Так, в «Илиаде» отражены не все десять лет Троянской войны, а всего лишь 51 день. «Одиссея» описывает не десять лет возвращения Одиссея, а только 40 дней. Такая концентрированность действия позволила Гомеру создать «оптимальные» по объему поэмы (15 693 стихотворные строки в «Илиаде», 12 110 строк в «Одиссее»), которые, с одной стороны, создают впечатление эпического размаха, а с другой – не превышают размеров среднего европейского романа. Фактически Гомер предвосхитил писательский прием, когда действие больших романов ограничивается несколькими днями, а то и часами.
Ритмическая упорядоченность помогает поэту согласовывать и сглаживать многочисленные противоречия в тексте поэм, издавна служившие аргументом противников единого авторства. Эти неувязки носят сюжетный характер: так, в «Илиаде» эпизодический персонаж, убитый в пятой песни, оказывается жив в тринадцатой песни; в «Одиссее» главный герой ослепил Полифема, однако Афина говорит, что Посейдон разгневан «умерщвлением милого сына». Тем не менее, большинство гомероведов признает, что для поэта гораздо важнее была забота о единстве целого, чем внимание к частностям (заметим, что многие европейские романисты и драматурги тоже грешат сюжетными «проколами»).
Целостность двух поэм, эпический размах отражаются и в многожанровости их состава, по сути предвещающего основные направления всей европейской литературы. В «Илиаде» прослеживается и основа будущего военно-исторического романа, и мелодрамы, и рассказов в стиле жанровых комических и идиллических зарисовок.
Осип Мандельштам упивается гомеровским «списком кораблей» из песни 2 «Илиады», где на 284 строки приходится 382 собственных имени – названия племен, имена героев, островов, гор, рек, целая воинская ведомость и список анкетных данных, превращенные в высокую поэзию. Все эти сотни имен столь звучны, красивы, так легко вписываются в ритм гекзаметра, что «каталог» становится великолепным образцом поэзии.
Искусство Гомера проявляется в том, что он непринужденно комбинирует все эти жанровые признаки; в его произведениях страшное и великое соседствует с бытовым: великан-людоед Полифем оказывается заботливым пастухом, а бессмертные боги ведут мелочные склоки. Десятки поколений европейских писателей, а вслед за ними и других частей света вольно или невольно развивали традиции Гомера, овладевали искусством тех жанров, которые были намечены древним поэтом в его эпосе.
Основная тема поэм Гомера – война, но в них немало описаний мирного быта, это особенно заметно в «Одиссее» – пир у Алкиноя, совет Одиссея и Телемака у свинопаса Эвмея; царевна Навсикая лично стирает белье, царица Пенелопа сидит за ткацким станком. При концентрации внимания на основном действии, поэмы включают в себя и внесюжетные компоненты – например, свидание Гектора с женой Андромахой, подробное описание щита Ахилла, дворцовых убранств, знаменитый список кораблей. В «Одиссее» применен прием рассказа в рассказе – о девяти годах странствий Одиссей рассказывает на пиру у царя Алкиноя.
Впрочем, цельность поэм, по мнению критиков, несколько нарушается избыточными описаниями и повторами. Однако многочисленные повторы имеют свое объяснение: эпические произведения древности предназначались для прослушивания, и повторы позволяли слушателям лучше запомнить значимые моменты рассказа.
Характерной особенностью гомеровского эпоса является несовместимость событий во времени. События сцепляются последовательно, параллельное соединение (при помощи конструкции «а в это время…») невозможно. Показателен в этом плане поединок Париса и Менелая. Он прерывается беседой Елены с троянскими старцами. На время разговора эпическое время в поединке как бы останавливается – битва возобновится только после того, как исчерпает себя вставной эпизод. Вообще, гомеровские поэмы отражают представления греков о цикличности времени, идею малого и большого космоса.
Хотя догомеровская устная поэзия не сохранилась, ученые правомерно предполагают, что она развивалась в течение сотен лет и тем самым подготовила гомеровский стиль, который без учета предшествующей традиции кажется чудом, явившимся во всем блеске из «ничего». В поэмах Гомера древнегреческий язык предстает гибким, глубоким, приспособленным для ясного выражения как поэтических, так и философских истин. Недаром гомеровский эпос тысячи лет служил античным, а потом и византийским поэтам, на него опирались философы Ксенофан, Парменид, Эмпедокл.
Поэмы Гомера написаны гекзаметром, который, согласно верованиям древних греков, был создан в храме Аполлона в Дельфах в честь богов. «Божественная» красота этого стиха заключается в том, что он, задавая напевный, торжественный, неторопливый ритм, допускает разнообразные комбинации ударений, интонационных переходов и перепадов, рассчитанных на слуховое восприятие. Основываясь на особенностях гекзаметра, Э. Дреруп в начале XX века выдвинул гипотезу, что слушатели Гомера воспринимали за одно прослушивание не более тысячи строк, что занимало около двух часов. Разбитая на такие «тысячи», «Илиада» оказалась циклом из 15 или 16 более или менее завершенных и в то же время взаимосвязанных эпизодов.
Гомер, очевидно, верил в «божественность» гекзаметра, и эта вера вкупе с гениальностью поэта дала свои плоды: образы поэм жизненны и вместе с тем величавы, рельефны и многомерны. Л. Н. Толстой считал, что мастерство Гомера особенно сказалось в обрисовке «удивительно ясных, живых и прекрасных характеров Ахиллеса, Гектора, Приама, Одиссея».
Основной прием, которым пользуется Гомер, изображая незапамятные времена – гипербола. Герои его произведений – богатыри. Не всякий может поднять кубок старца Нестора, когда он наполнен вином, копье Ахилла не может поднять даже силач Патрокл, ни Телемак, ни женихи Пенелопы не в состоянии натянуть тетиву на лук Одиссея. Всем этим фигурам присуща монументальность, их образы как бы «окованы» ритмами гекзаметра, но эта величавая неторопливость не мешает проявлению динамики чувств и поступков.
Ахилл, к примеру, постоянно переходит от буйного порывистого движения к бездействию, а потом снова к очередному всплеску энергии. В Ахилле сливаются воедино мифологическое начало (он сын смертного и богини Фетиды) и чисто человеческие качества: жестокость соседствует с уважением к достойному сопернику, эгоизм с подчинением воле коллектива или велению судьбы. Фактически Ахилл – это первый в европейской литературе образ одновременно величия и бренности человеческой жизни: он, самый могучий и прекрасный воин среди ахейцев, непобедимый герой, обречен на гибель в расцвете сил.
Что касается Одиссея, то писатель Джеймс Джойс считал его образ наиболее привлекательным и емким во всей европейской литературе, а «Одиссея» была для него «более великим и человечным» произведением, чем «Гамлет», «Дон Кихот», «Фауст». Эти оценки могут казаться завышенными, но Одиссей – храбрый воин и умный военачальник, опытный разведчик, атлет, отважный мореход, искусный плотник, охотник, торговец, рачительный хозяин, а если надо, то и сказитель. Подобно Ахиллу, образ Одиссея соткан из противоречий: на протяжении десяти лет возвращения домой он предстает мореплавателем, разбойником, шаманом, вызывающим души мертвых, жертвой кораблекрушения, нищим стариком и т. д. Герой как бы «раздваивается»: он искренне переживает гибель друзей, свои страдания, жаждет вернуться домой, но при этом легко играет роли, навязываемые ему обстоятельствами. В его личности сплетаются высокие чувства и житейские, прозаические: он жадничает, откладывает себе лучший кусок на пиру, ждет подарков даже от Полифема, проявляет жестокость к рабам, лжет и изворачивается. И в то же время он – патриот своей родины Итаки, мудрец, первооткрыватель новых пространств и новых возможностей человека.
Забавную рецензию на «Одиссею» дал Умберто Эко: «…Сюжет ее занимателен, свеж, исполнен выдумки. Привлекает любовная линия, к тому же супружеские отношения показываются как в благополучном, так и в проблематичном раскладе, чем достигается приятный контраст. Выпукла фигура «фам фаталь» Калипсо. Есть в книге и новоявленная «лолита» Навзикая. Скупыми, немногословными средствами передается очень многое: я уверен, что читатель не раз испытает моменты возбуждения при чтении некоторых описаний.
Действуют на воображение и разные одноглазые гиганты, и каннибалы, умело и уверенно разбросанные здесь и там. Пряная тема – наркотики – намечена и прорисована настолько тактично, что правоохранительным органам, я убежден, придраться будет не к чему, благо что, если не ошибаюсь, лотос в черном списке нарковеществ не числится.
Чем ближе к развязке, тем ощутимее пульсируют в повествовательной ткани самые плодотворные традиции американского вестерна. Ритмично, уверенно распределяются между действующими лицами тычки и оплеухи, а когда вспыхивает беспорядочная стрельба из лука, саспенс достигает подлинного накала.
К чему оспаривать очевидное? Эта проза читается на одном дыхании, и по сравнению с собственной ранней малоудачной книгой автор безусловно расписался, нет уже следа от давешней несмелой привязанности к единому месту… Как помним, в предыдущем его сочинении, «Илиаде», на третьей рукопашной и на двенадцатом единоборстве у читателя мутилось в голове от параноидальных повторов!..»
Гомер гротескно изображает олимпийских богов. Он преклоняется перед ними, всячески их идеализирует, воплощая в них силу Судьбы, мощь природных стихий и свое представление о физической красоте человека. Олимпийцы бессмертны, в них воплощена мечта человека о жизни вечной и беспечальной – в пирах и забавах. Но олимпийцы не добры, они в принципе вне человеческой морали и лишь имитируют ее. Боги лично заинтересованы в ходе Троянской войны, в судьбах тех или иных героев, но это участие «свысока», с позиции зрителя. Жизнь людей – интересный театр для олимпийцев, не более.
Будучи безмерно выше людей, боги оказываются значительно ниже их как личности. Их облик прекрасен, сила огромна, возможности бесконечны, а мораль зачастую вздорна, ничтожна, поведение отличается мелочностью. Арес обзывает Афину «наглой мухой», за что богиня повергает его наземь огромным камнем. Гера честит Афродиту за «бесстыдство», хотя сама прибегает к ее чарам ради обольщения Зевса, а прекрасную Артемиду просто избивает и т. д. Отзвук этого двойственного отношения к олимпийским богам виден в так называемых «Гомеровских гимнах», которые предположительно создавались «гомеридами» в VII–VI веках до н. э.
Единственное, о чем умалчивает Гомер – так это об истинных причинах Троянской войны. Очевидно, греков манили богатства Малой Азии. Им нужны были скот, тучные пастбища и сокровища, накопленные в приморских городах. Однако в устах Гомера рассказ о былых сражениях превращается в романтическую поэму; действительность приукрашивается по законам жанра, которым готовы следовать даже голливудские сценаристы. В пресс-релизе компании «Уорнер Бразерс», выпустившей фильм «Троя», говорится: «Люди всегда вели войны. Одни хотели власти, другие добивались славы, но третьи жаждали любви». Любовь Елены и Париса была так сильна, что «погубила цивилизацию» (как известно, поэма начинается с похищения прекрасной Елены, а заканчивается убийством тысяч троянок и гибелью процветающего восточного города). Легенда о похищении Елены прижилась на века, хотя с исторической точки зрения она совершенно бессмысленна. Тысячи солдат, согнанных со всех концов ойкумены, великое множество потопленных кораблей, десять лет мучительной войны – и все это ради какой-то интрижки?
Но если убрать эту романтическую фантазию из свитков «Илиады», останется лишь подлинная картина войны, мало кому интересная. Останутся беспрерывные грабежи греков, стремящихся «разорить обитель троян благородных», картина гибели Трои, истребление всех ее жителей. Трудно представить себе «Илиаду», где главной темой является извечная воля к власти над миром и богатству.
Воздействие Гомера на мировую культуру огромно. Он был авторитетом для античных философов и остается источником для изучения мировоззрения древних греков. По его текстам историки изучают «гомеровскую Грецию», быт и нравы, социальную организацию и материальную культуру Эллады. Знаменитый русский философ и филолог А. Ф. Лосев говорил, что «ученые исследуют по Гомеру и ахейцев, и критян, и дорийцев, и ионийцев, исследуют целую историю племенных переселений, исследуют разные тонкие оттенки быта в течение целого тысячелетия». Поэмы Гомера заменяют тысячи канувших в Лету документов. И документы бронзового века, открытые археологами, подтверждают сведения Гомера и проливают новый свет на его поэмы.
Его словесная живопись помогает понять «геометрический стиль» древнеэллинской вазовой росписи. Он вдохновлял античных скульпторов на создание образов, ставших канонами красоты и совершенства человеческого тела. Начиная с эпохи Возрождения европейская живопись наполнена гомеровскими сюжетами и мотивами, многие художники изображали Елену, Ахилла, Гектора и Андромаху, Приама и Гекубу, олимпийских богов, Энея (играя заметную роль в «Илиаде», он становится заглавным персонажем «Энеиды» Вергилия) и другие гомеровские сюжеты.