Страница:
Через некоторое время, сипя, как удавленник, мастер остановился перед дверью, нажав в трех местах на резной орнамент, повернул ручку и открыл. Пихнув меня, – мол, заходи, – покрутил головой по сторонам и буквально ввалился следом.
Я стала оглядывать небольшой холл. Потолки были невысокие, при моем новом росте казалось, что я вот-вот поцарапаю макушку. Стены каменные, украшенные резным орнаментом, слева пара скамей и полка справа. Все освещалось масляной лампой, подвешенной к потолку на трех цепочках.
Немного отдышавшись, мастер позвал:
– Нора, иди сюда!
К нам стремительно вышла женщина с младенцем на руках. Она была невысокой, немного крупнокостной, но своеобразно красивой: чуть скуластое лицо, большие глаза, курносый нос, густые с рыжиной волосы, заплетенные в длинную, до пояса, косу. Все сочеталось в ней весьма гармонично и заставляло любоваться статью, пышностью форм, одновременно сочетавшейся с невероятно узкой талией – не фигура, а песочные часы. Ее облегало простое длинное платье с круглым вырезом под горло, со шнуровкой по бокам.
Увидев меня, она попятилась, с ненавистью и высокомерием окинула взглядом. Потом, сморщив нос, фыркнула, скривилась и, мазнув подолом по полу, вылетела вон. Я глубоко вздохнула и поняла, в чем дело… От меня дурно пахло. А что вы хотите? Как минимум три дня без нормальных гигиенических удобств, плюс стегач, который давно не стирали, в довершение все отполировано запахом кольчужной смазки и дубленой кожи. В небольшом помещении амбре стояло, видимо, чудовищное! Я-то принюхалась, но после столь явной демонстрации отвращения мне стало неловко и даже стыдно. Позорище! Вроде женщина, а воняю, как… Стыдоба, одним словом.
Мастер Норри тайно приютил меня у себя, строго-настрого наказав, если в доме есть кто-то посторонний, не сметь показываться на глаза. Мне позволили привести себя в порядок: искупаться, постирать вещи, и даже выдали чистые взамен. Пока я возилась в закутке с постирушками, внучка мастера раза три прошла мимо, обдав арктическим холодом и прямо-таки осязаемым презрением. Я старалась не обращать внимания на ее поведение, однако такое отношение меня сильно задевало. Сложно оставаться равнодушным, когда тебя обвиняют без всяких на то причин.
Дело приближалось к обеду, на что недвусмысленно намекал желудок, а я все сидела в отведенной мне каморке. Чтобы хоть как-то отвлечься от голодного бурчания в животе, принялась перелистывать книгу с текстами. Оказалось, что после озарения мне стали понятны буквы, и теперь можно было прочесть ее. Это были молитвы, посвященные богине Лемираен, на все случаи жизни. А случаев, как выяснилось, очень много. Только при беглом просмотре обнаружились благодарственные, хвалебные, просительные, исцеляющие, упокаивающие и даже воскрешающие молитвы, а также слова, которые несли в себе силу. Начав читать некоторые из них, я поняла, что знаю все наизусть. «Интересно, сколько еще сюрпризов меня ждет?» – мелькнула в голове мысль, но тут дверь распахнулась, и в каморку с крайне недовольным видом вошла Нора. Она швырнула миску на столик у стены и, уходя, бросила мне:
– Ешь!
– Спасибо, конечно, – ядовито начала я, но, сообразив, что именно с ней в первую очередь необходимо наладить хорошие отношения, пересилила себя и совершенно другим тоном продолжила: – Не стоит на меня злиться, я здесь не просто так нахожусь.
Нора остановилась у распахнутой двери, а я поспешила добавить:
– Чем лучше и душевнее мы будем общаться, тем больше вероятности помочь твоему ребенку.
Она резко развернулась, отчего ее коса взметнулась и, перелетев, упала на грудь. Нора гневно обожгла меня взглядом. Я спокойно выдержала ее напор и продолжила увещевания:
– Пусть не добровольно, пусть не по своей воле, но от чистого сердца я хочу помочь… Чем паршивее меж нами отношения, чем больше в них непонятной вражды, тем сложнее мне будет кого-то исцелить.
Нора недовольно фыркнула. Она сложила руки на груди и прислонилась к стене.
– Ты человечка, а значит, мы с тобой враги навек! – В первый раз я услышала ее голос, он оказался грудной, приятный. – И неужели ты думаешь, что своими льстивыми словами сможешь исправить то, что наделали твои сородичи?!
Не выдержав, я тоже повысила голос:
– Я понятия не имею, что здесь произошло. Даже не знаю, где нахожусь! И уж тем более не представляю, кто и что натворил! – И чуть тише добавила: – Мир огромный, живущих в нем много, и не все имеют представление, что происходит на другом конце. Не следует всех обвинять в своих бедах.
– Винить всех?! – с негодованием вскинулась Нора. – Да из-за вас, людей, все и произошло! Из-за вас я родилась наполовину человечкой!
– Ну и что? – удивленно спросила я, но, увидев, что та собирается выдать в ответ гневную тираду, быстренько договорила: – А я родилась на одну восьмую полькой. Что тут такого?
Она, услышав незнакомое слово, удивленно посмотрела на меня и с трудом произнесла:
– Что значит «по-ли-кой»?
Я демонстративно всплеснула руками и с недовольным видом заявила:
– Ну вот! Ты не знаешь, кто такие поляки, а для меня это самая очевидная в мире вещь! – От моих слов Нора смутилась, а я продолжала пояснять: – Вот и здесь точно так же. Ты обвиняешь меня, что люди во всем виноваты, а я понятия не имею, почему, из-за чего весь сыр-бор?!
Нора, растеряв боевой пыл, подошла и осторожно присела на краешек лежанки. А я, поняв, что обманываю гномиху, неловко замолчала.
– Наверное, ты и правда издалека, – задумчиво сказала она. – Я никогда не слышала о… Как ты сказала?
– Поляках, – подсказала я.
– Да, – кивнула Нора. – О них. Значит, ты не из Ремила, потому что там такие не живут. Иначе я бы о них знала.
– Они не живут ни в Ремиле, ни в соседних с ним государствах, – грустно сказала я, ощутив тоску по дому. – Я издалека. – И, сглотнув подкативший к горлу ком, попросила: – Можешь мне рассказать, из-за чего все началось?
Нора внимательно посмотрела на меня, словно все еще не веря моим словам, а потом, глубоко вздохнув, начала свой рассказ:
– Мы, гномы, не хотели воевать, но вы, люди, нас вынудили. Сначала вы стали слишком много просить за пшеницу. Втридорога продавали ее гномам, а наши изделия, наоборот, оценивали все ниже и ниже. Потом ваш правитель сказал: мы не по праву живем в Железных горах, захватили их обманом, и нас следует отсюда прогнать. И тогда старейшины, поговорив со старшим советником, решили отправить к людям послов, но те не вернулись… Вернее, нам вернули только их тела. И тут уже гномы не выдержали… – Нора запнулась, но через силу продолжила: – Когда началась самая первая война, мы победили и заставили тогдашнего правителя людей подписать вечный, как мы думали, договор. Но прошло пять лет, и уже люди напали на нас. Они ворвались в подгорье, разрушили половину города и увели в рабство многих из нас. А потом… – она горько вздохнула. – Так что гномы и люди враждуют уже почти сто лет.
– Мне очень жаль, – печально сказала я, но, ухватив мелькнувшую мысль, спросила: – Нора, скажи: неужели все люди воюют против всех гномов?
– Нет, – растерянно ответила она. – Только люди Ремила против нашего клана.
– То есть все остальные не воюют? – уточнила я. Она отрицательно качнула головой. А я, поняв, что это кровавый, но локальный конфликт, продолжила свои расспросы: – Сколько вообще кланов гномов? И сколько кланов людей?
– Насчет людей не знаю, потому что люди кланами не живут, – ответила явно удивленная такими расспросами Нора. – Но кланов гномов достаточно. Мы – клан Железных гор, есть клан Серых отрогов, еще Северного хребта, Восточного хребта, Вороньих гор… А зачем тебе?
– Хочу понять, что вообще в этом мире творится, – пояснила ей, а потом, припомнив разговор, состоявшийся в кабинете у советника, осведомилась: – Сегодня я узнала, что воюют еще и в Пересании…
– Присании, – поправила меня гнома.
– Спасибо, – кивнула я и продолжила: – Именно в Присании с орками и кочевниками, потом с ними же в Клайвусе.
– Нет, неправильно, – вновь поправила Нора. – В Присании нежить больно шустрая, а вот в Клайвусе как раз с орками и воюют. Да со степными племенами вообще чуть ли не по всему востоку сражаются. Неужели ты и этого не знаешь?
– Вот представь себе, – я выразительно развела руками, как бы демонстрируя величину моего неведения. – А тут вообще есть места, где не воюют?
– Есть, конечно, – удивленно сказала гномиха. – Эльфы Таурелина никогда не воевали. Империя Эльвора тоже… С эльфами особо никто не связывается, а сами они ни на кого не нападают. Вот разве что ши иногда начинают.
– Еще скажи, что здесь и дроу есть, – ошалев от услышанного, брякнула я.
– Ой, что ты! – махнула рукой Нора. – Кто ж с ними-то, находясь в здравом уме, связываться станет?! Черных альвов вообще все стороной обходят. Вблизи их границ никто не селится. Да что говорить: от них орки и тролли, как от чумных, шарахаются, а кочевники границы дальней стороной объезжают.
– Мама дорогая, – выдохнула я ошарашенно. – Так еще и тролли есть…
– Вас, людей, все равно теперь больше, чем остальных рас, вместе взятых, и воюете вы чаще всех! – тут же бросила гномиха, и, словно бы вспомнив, с кем она разговаривает, резко встала: – Человечка, ты мне совсем зубы заговорила! Не надейся, что к людям я теперь буду относиться по-другому.
– И не надеюсь, – я недоуменно пожала плечами. – Самое главное, чтоб ты ко мне нормально относилась, поняв, что я не враг – это во-первых. А во-вторых, у меня имя есть, и зовут меня не человечка, а Алена.
На отповедь Нора ничего не сказала, только посмотрела задумчиво и, уже выходя из каморки, сказала:
– Сейчас горячего принесу, – и, сделав паузу, выговорила: – Ол-на… Ольна.
Ближе к вечеру в каморку заглянул взволнованный мастер и, бросив коротко: «Пойдем!», исчез за дверью. Я поднялась с лежанки и поспешила за гномом. Из дальней комнаты доносился детский плач, ребенок прямо-таки заходился в крике. Когда зашла следом за Норри, то увидела, как его внучка с ребенком на руках расхаживает из угла в угол. Она пыталась укачивать кроху, шептала ласковые слова, но все без толку. Заметив меня в дверях, Нора кинула предупреждающий взгляд – мол, не подходи, а сама, прижимая к себе ревущего малыша, подошла к деду и что-то сказала. Из-за детского плача я не расслышала, о чем они говорили, но по брошенным взглядам поняла – речь шла обо мне. Мастер что-то доказывал внучке, а та недоверчиво качала головой. Но, когда ребенок подавился слюнкой и, продолжая плакать, закашлялся, сдалась и согласилась. Я робко подошла к ним поближе; Нора тем временем принялась похлопывать малыша по спинке.
– Ты можешь что-нибудь сделать? – требовательно спросил мастер. – Это снова началось.
– Что именно? – обеспокоенно уточнила я.
– Вот это! – резко ответил гном. – Все так и начинается! Сначала Фундин сильно плачет, потом поднимается жар, несколько дней его лихорадит, а когда малыш совсем обессилеет – отпускает, чтоб через неделю-другую начаться вновь.
Я встревоженно взглянула на гномиху с ребенком. Что же они от меня хотят-то? Тут детский педиатр нужен, а уж никак не попаданка из другого мира. Однако делать было нечего, я направилась к Норе.
Едва я оказалась рядом, ребенок затих и обессиленно склонил головку на материнское плечо. На миг наступила оглушительная тишина, а потом все услышали потрясенный вздох гномихи. Она, удивленная спокойствием своего чада, растерянно посмотрела на меня. Я уже протянула руку, чтоб погладить мальца по спинке, но Нора заслонила его, отступая на пару шагов. В ее глазах читалось опасение. Однако стоило ей отойти от меня, как гномик обеспокоенно завозился на руках, скуксился и вновь послышался тихий плач. Это заставило его мать замереть на месте, а потом вернуться обратно. Малыш тут же успокоился, оторвался от плеча и поднял зареванное личико.
– Какой хорошенький, – невольно вырвалось у меня.
Нора еще раз с опаской взглянула, но, видя мое умильное лицо, смягчилась и осторожно передала Фундина на руки. Я с благоговением взяла ребенка, причем тот вовсе не был против. Он, потянув в рот пальчик, с любопытством разглядывал меня. Осторожно пристроив малыша на руках, я принялась самым глупейшим образом ворковать с ним.
– И отчего мы плачем? – ласково бормотала я, чуть покачивая его. – Мы же хорошие и красивые. Мы больше не будем плакать. Ведь правда? Мы совсем-совсем не будем плакать. Ах ты моя красота, мой хороший…
Слушая мой голос, малыш осмелел, улыбнулся, показав мне четыре зуба, – я улыбнулась в ответ. А он тут же обслюнявленной ладошкой хлопнул меня по щеке, потом ухватил за нос. Развернувшись к Норе, я поинтересовалась:
– Может, у него просто зубки режутся? Поэтому он и плачет. Он же еще совсем маленький, ему больно. И температура оттуда же.
Гномиха устало покачала головой.
– И когда у него они не режутся, все то же самое. Когда ему исполнилось три месяца, все и началось. Правда, в полгода ненадолго прекратилось, и я уже обрадовалась, однако это повторилось вновь и не прекращается уже шестой месяц, – теперь она разговаривала со мной как мать, измученная беспокойством о своем чаде.
– Погодите, – оторопело произнесла я, перестав покачивать гномика на руках, на что тот возмущенно пискнул и, оставив мой нос в покое, попытался ткнуть пальчиком в глаз. – Это сколько же ему сейчас?
– Год и три месяца, – важно ответил мне гордый своим правнуком мастер.
– А чего ж у него тогда только четыре зуба? – ошарашенно спросила я. У моей подруги родилась дочь, а когда той исполнилось восемь месяцев, я к ней заскакивала в гости. Именно тогда у малышки резались верхние зубки, и она уросила[16] будь здоров! Почему они так поздно лезут?
На что Нора немного резко ответила:
– Он все-таки больше гном, чем человек.
– Ну надо же, – смущенно пробормотала я, не зная, что ответить. Тем временем малыш, оставив мои глаза в покое, ухватил меня за волосы и что есть силы потянул на себя. – Уй! – взвизгнула я от неожиданно сильной боли, дернув головой, высвободила пряди и переключила внимание на ребенка: – Какой ты шустрый! – на что мне было еще раз продемонстрировано четыре зуба в улыбке до ушей. – Прям и не знаю, что делать, – продолжила я, вновь обратившись к Норе, и, чтобы уклониться от немедленного ответа, добавила: – Мне надо в книжке посмотреть, вдруг что подобное найду. Я ж с детьми раньше дела не имела.
Нора подошла и забрала у меня ребенка. Тот с явной неохотой вернулся к матери, что показалось мне весьма странным. А уж когда гномиха отошла с ним к кроватке, он и вовсе захныкал, принялся вертеться, оглядывался по сторонам, потом стал выгибаться у нее на руках, явно желая, чтобы его отпустили. Но когда мать, пытаясь его удержать, прижала к себе, сначала жалобно заплакал, потом снова заревел в полный голос. Стоило только мне оказаться на расстоянии вытянутой руки, как гномик прекратил плакать и прижался к матери.
– Да что ж такое-то?! – взревел мастер Норри, подскакивая к нам. – Что ж вы мальчонку-то мучаете, две коряги безрукие?! – И стал забирать его у внучки.
Но едва Фундин оказался у прадеда, он протянул свои ручонки ко мне, словно просясь обратно. И стоило мне сделать шаг ближе, он мертвой хваткой вцепился в мою рубашку.
От неожиданности Норри крякнул, чуть не уронив ребенка, но я в последний момент перехватила его и взяла на руки. Мы растерялись от происходящего, а малыш, не обращая внимания на наше оцепенение, чуть выгнулся назад, ухватил близко стоящую мать за косу и потянул к себе.
– Ох, Пресветлая! – невольно вырвалось у меня. – Подскажи, сделай милость…
Лишь на долю мгновения показалось, что что-то косматое, сумрачно-черное метнулось в дальний угол. Но стоило только моргнуть, и видение исчезло. И в ту же минуту Фундин заливисто засмеялся и попросился на руки к матери. Едва та взяла его, он протянул ручки ко мне – я перехватила, а малыш, повизгивая от счастья, вновь наклонился к гномихе. Нора ошарашенно посмотрела на меня. А я что? Я с точно таким же выражением лица взирала на нее.
– Ох, растудыть твою секиру, – прошептал мастер Норри и уже увереннее добавил: – Ну клиричка! Не знаю, что к чему, но, похоже, тебя к нам сам Дух Гор послал!
…Целый день я просидела в комнате рядом с малышом, и на протяжении всего времени тот был весел, играл и не капризничал. Правда, поначалу, когда я ушла в свою каморку за книгой, он немного похныкал, но быстро успокоился, когда я вернулась.
Дело шло к вечеру. Малыш, устав играть, уснул и мирно посапывал прямо среди игрушек. Я не стала его беспокоить, только лишь подушечку под головку положила да накрыла одеяльцем.
Пролистав книгу, так и не поняла, что же делать. И теперь просто сидела на скамеечке, привалившись спиной к стене, смотрела на безмятежно спящего гномика. Почти задремав, краем глаза заметила, что нечто полупрозрачное, черное и косматое отделилось от стены и, стелясь по полу, стало приближаться к ребенку. Малыш беспокойно заворочался. Скинув сонливость, я стала напряженно следить за тенью. Та, боязливо вздрагивая при каждом моем вздохе, постепенно пробиралась к Фундину. «Ах ты пакость! – разозлилась я. – Так вот кто мальчонку мучает!» Я хотела броситься на тварь, но поняла, что не знаю, как остановить ее. Тем временем тень почти вплотную подобралась к спящему ребенку и, выпустив пару длинных туманных петель, начала ощупывать воздух над его головой. В этот момент я увидела, как желто-красное свечение вокруг мальчика побледнело, приобретая рваные края. Тень же, напротив, увеличилась в размерах и стала еще более насыщенно-черной, по ней побежали неяркие бордовые всполохи. Фундин беспомощно всхлипнул, но так и не проснулся. Это и выдернуло меня из созерцания, заставив метнуть книгу, которую держала в руках. Я ощутила, как тварь, издав пронзительный визг, съежилась и метнулась обратно в стену. От звука упавшей книги малыш проснулся и заплакал. Я бросилась к нему, подняла на руки, стала укачивать. На шум прибежала встревоженная гнома. Продолжая укачивать мальчонку, я поспешила сказать:
– Все хорошо, Нора. Теперь я знаю, что за пакость прицепилась к Фундину. – Нора забрала сына и, только удостоверившись, что с ним все в порядке, стала меня слушать. – Я еще раз пересмотрю книгу и решу, что делать.
Нора согласно кивнула, но обеспокоенное выражение не исчезло с ее лица.
– Это опасно? – взволнованно уточнила она.
– Что именно? Та пакость, что прицепилась?
– Да.
– Ничего хорошего, – уклончиво ответила я, при этом даже не представляла, что буду делать, но четко решила, что обязательно что-то придумаю и не позволю тянуть силы и жизнь из малыша.
– Сегодня она еще появится? – волновалась Нора.
На мгновение задумавшись, я отрицательно качнула головой:
– Не думаю, ей хорошо досталось. Так что за Фундина пока можешь не тревожиться, а уже завтра я ею займусь.
Нора облегченно вздохнула и, подхватив игрушку из детской кроватки, стала развлекать малыша. Тот почти сразу же перестал плакать, успокоился и увлекся тряпичной зверушкой.
Подняв книгу с пола, я направилась к себе в каморку. В коридоре наткнулась на мастера Норри, который спешил к правнуку.
– Что? – грозно спросил он.
– Я знаю. Все завтра, – несвязно ответила и, обогнув гнома, поспешила скрыться за дверью.
Устало опустившись на топчан, я крепко задумалась. Единственное, что удалось выяснить опытным путем, – загадочная тварь боится моей книги с молитвами. Что же мне теперь, постоянно подкарауливать эту пакость возле малыша и при появлении швырять в нее томик? А если она теперь долго не появится? Мне что, куковать тут до морковкиного заговенья?!
– Ох, Пресветлая, помоги, – выдохнув в растерянности, начала перелистывать книгу.
Уже практически в самом конце я наткнулась на заголовок «Бестиарий нечистых тварей». С трудом разбирая готический шрифт, прочла первую надпись: «Зловредные твари, коих следует низвергать во владения Ярана Малеила, очищая владения Пресветлой Лемираен».
– Уф, ну и язык, – фыркнула я и, пересев к столу, чтобы свет от масляной лампы падал на страницы, принялась за вторую надпись, читая ее чуть ли не по слогам: – Анку[17] – призрак, предвещающий смерть. – Вот и нащупала, где искать! – На кошмарно скрипящей телеге, запряженной… Не то! Моя пакость без телеги.
Оказалось, что в книге были собраны не только молитвы или слова силы, но и разные твари, которых мне надлежало уничтожать. Что ж, замечательно, просто замечательно! Надеюсь, среди них я найду ту самую пакость, что мучит Фундина.
Я продолжила читать описания.
– Дыбук[18]… Дрекавак[19]… Не то… Не то, – шептала я, уже увереннее пробегая глазами по строчкам. Твари были здесь описаны одна похлеще другой. Со многими из них мне не хотелось бы встретиться на узкой дорожке.
Майлинги[20], например, милашки по сравнению с теми же личами[21], а личи – ну просто лапушки с теми же демиличами[22] и драуграми[23]. – Ох, Пресвятая, – выдохнула я, когда от этих названий у меня в голове все перепуталось. – Послала ж ты на мою голову местную зоологию вместе с биологией! – Последняя вычитанная гадость называлась стирпсой[24] и являлась вроде бы травой, но чересчур уж плотоядной.
Теперь, если захочется полежать на травке, я сто раз подумаю и с бестиарием сверюсь. А жатник?[25] Его куда отнести – к флоре или фауне?! Этот мир изначально мне не очень-то нравился, а после изучения книжечки разонравился еще больше.
Наконец я нашла существо, более-менее подходящее мне по описанию. Им являлся некий пескик[26] – зловредный призрак, питающийся человеческой силой, который чаще всего насылался при помощи проклятия. Первоначально это существо было довольно слабым, и если у человека имелся бог-покровитель, то призрак не мог причинить вреда. Но со временем, набравшись сил, пескик начинал нападать и на тех, кто имел покровителя, постепенно превращаясь в дыбука. После превращения он уже мог захватывать человека полностью. Избавиться от пескика можно было несколькими способами: первый – приобрести бога-покровителя. Правда, тогда дыбук находил другую жертву. Второй – окружить тварь молитвенным кольцом, чтобы не сбежала, а после провести ритуал по уничтожению. Только была одна проблемка – выловить его очень сложно. А после моего меткого попадания книгой это становилось практически невыполнимо, ведь теперь тварюга могла недели, а то и месяцы отсиживаться в укромном месте – где-нибудь в стене.
Я стала оглядывать небольшой холл. Потолки были невысокие, при моем новом росте казалось, что я вот-вот поцарапаю макушку. Стены каменные, украшенные резным орнаментом, слева пара скамей и полка справа. Все освещалось масляной лампой, подвешенной к потолку на трех цепочках.
Немного отдышавшись, мастер позвал:
– Нора, иди сюда!
К нам стремительно вышла женщина с младенцем на руках. Она была невысокой, немного крупнокостной, но своеобразно красивой: чуть скуластое лицо, большие глаза, курносый нос, густые с рыжиной волосы, заплетенные в длинную, до пояса, косу. Все сочеталось в ней весьма гармонично и заставляло любоваться статью, пышностью форм, одновременно сочетавшейся с невероятно узкой талией – не фигура, а песочные часы. Ее облегало простое длинное платье с круглым вырезом под горло, со шнуровкой по бокам.
Увидев меня, она попятилась, с ненавистью и высокомерием окинула взглядом. Потом, сморщив нос, фыркнула, скривилась и, мазнув подолом по полу, вылетела вон. Я глубоко вздохнула и поняла, в чем дело… От меня дурно пахло. А что вы хотите? Как минимум три дня без нормальных гигиенических удобств, плюс стегач, который давно не стирали, в довершение все отполировано запахом кольчужной смазки и дубленой кожи. В небольшом помещении амбре стояло, видимо, чудовищное! Я-то принюхалась, но после столь явной демонстрации отвращения мне стало неловко и даже стыдно. Позорище! Вроде женщина, а воняю, как… Стыдоба, одним словом.
Мастер Норри тайно приютил меня у себя, строго-настрого наказав, если в доме есть кто-то посторонний, не сметь показываться на глаза. Мне позволили привести себя в порядок: искупаться, постирать вещи, и даже выдали чистые взамен. Пока я возилась в закутке с постирушками, внучка мастера раза три прошла мимо, обдав арктическим холодом и прямо-таки осязаемым презрением. Я старалась не обращать внимания на ее поведение, однако такое отношение меня сильно задевало. Сложно оставаться равнодушным, когда тебя обвиняют без всяких на то причин.
Дело приближалось к обеду, на что недвусмысленно намекал желудок, а я все сидела в отведенной мне каморке. Чтобы хоть как-то отвлечься от голодного бурчания в животе, принялась перелистывать книгу с текстами. Оказалось, что после озарения мне стали понятны буквы, и теперь можно было прочесть ее. Это были молитвы, посвященные богине Лемираен, на все случаи жизни. А случаев, как выяснилось, очень много. Только при беглом просмотре обнаружились благодарственные, хвалебные, просительные, исцеляющие, упокаивающие и даже воскрешающие молитвы, а также слова, которые несли в себе силу. Начав читать некоторые из них, я поняла, что знаю все наизусть. «Интересно, сколько еще сюрпризов меня ждет?» – мелькнула в голове мысль, но тут дверь распахнулась, и в каморку с крайне недовольным видом вошла Нора. Она швырнула миску на столик у стены и, уходя, бросила мне:
– Ешь!
– Спасибо, конечно, – ядовито начала я, но, сообразив, что именно с ней в первую очередь необходимо наладить хорошие отношения, пересилила себя и совершенно другим тоном продолжила: – Не стоит на меня злиться, я здесь не просто так нахожусь.
Нора остановилась у распахнутой двери, а я поспешила добавить:
– Чем лучше и душевнее мы будем общаться, тем больше вероятности помочь твоему ребенку.
Она резко развернулась, отчего ее коса взметнулась и, перелетев, упала на грудь. Нора гневно обожгла меня взглядом. Я спокойно выдержала ее напор и продолжила увещевания:
– Пусть не добровольно, пусть не по своей воле, но от чистого сердца я хочу помочь… Чем паршивее меж нами отношения, чем больше в них непонятной вражды, тем сложнее мне будет кого-то исцелить.
Нора недовольно фыркнула. Она сложила руки на груди и прислонилась к стене.
– Ты человечка, а значит, мы с тобой враги навек! – В первый раз я услышала ее голос, он оказался грудной, приятный. – И неужели ты думаешь, что своими льстивыми словами сможешь исправить то, что наделали твои сородичи?!
Не выдержав, я тоже повысила голос:
– Я понятия не имею, что здесь произошло. Даже не знаю, где нахожусь! И уж тем более не представляю, кто и что натворил! – И чуть тише добавила: – Мир огромный, живущих в нем много, и не все имеют представление, что происходит на другом конце. Не следует всех обвинять в своих бедах.
– Винить всех?! – с негодованием вскинулась Нора. – Да из-за вас, людей, все и произошло! Из-за вас я родилась наполовину человечкой!
– Ну и что? – удивленно спросила я, но, увидев, что та собирается выдать в ответ гневную тираду, быстренько договорила: – А я родилась на одну восьмую полькой. Что тут такого?
Она, услышав незнакомое слово, удивленно посмотрела на меня и с трудом произнесла:
– Что значит «по-ли-кой»?
Я демонстративно всплеснула руками и с недовольным видом заявила:
– Ну вот! Ты не знаешь, кто такие поляки, а для меня это самая очевидная в мире вещь! – От моих слов Нора смутилась, а я продолжала пояснять: – Вот и здесь точно так же. Ты обвиняешь меня, что люди во всем виноваты, а я понятия не имею, почему, из-за чего весь сыр-бор?!
Нора, растеряв боевой пыл, подошла и осторожно присела на краешек лежанки. А я, поняв, что обманываю гномиху, неловко замолчала.
– Наверное, ты и правда издалека, – задумчиво сказала она. – Я никогда не слышала о… Как ты сказала?
– Поляках, – подсказала я.
– Да, – кивнула Нора. – О них. Значит, ты не из Ремила, потому что там такие не живут. Иначе я бы о них знала.
– Они не живут ни в Ремиле, ни в соседних с ним государствах, – грустно сказала я, ощутив тоску по дому. – Я издалека. – И, сглотнув подкативший к горлу ком, попросила: – Можешь мне рассказать, из-за чего все началось?
Нора внимательно посмотрела на меня, словно все еще не веря моим словам, а потом, глубоко вздохнув, начала свой рассказ:
– Мы, гномы, не хотели воевать, но вы, люди, нас вынудили. Сначала вы стали слишком много просить за пшеницу. Втридорога продавали ее гномам, а наши изделия, наоборот, оценивали все ниже и ниже. Потом ваш правитель сказал: мы не по праву живем в Железных горах, захватили их обманом, и нас следует отсюда прогнать. И тогда старейшины, поговорив со старшим советником, решили отправить к людям послов, но те не вернулись… Вернее, нам вернули только их тела. И тут уже гномы не выдержали… – Нора запнулась, но через силу продолжила: – Когда началась самая первая война, мы победили и заставили тогдашнего правителя людей подписать вечный, как мы думали, договор. Но прошло пять лет, и уже люди напали на нас. Они ворвались в подгорье, разрушили половину города и увели в рабство многих из нас. А потом… – она горько вздохнула. – Так что гномы и люди враждуют уже почти сто лет.
– Мне очень жаль, – печально сказала я, но, ухватив мелькнувшую мысль, спросила: – Нора, скажи: неужели все люди воюют против всех гномов?
– Нет, – растерянно ответила она. – Только люди Ремила против нашего клана.
– То есть все остальные не воюют? – уточнила я. Она отрицательно качнула головой. А я, поняв, что это кровавый, но локальный конфликт, продолжила свои расспросы: – Сколько вообще кланов гномов? И сколько кланов людей?
– Насчет людей не знаю, потому что люди кланами не живут, – ответила явно удивленная такими расспросами Нора. – Но кланов гномов достаточно. Мы – клан Железных гор, есть клан Серых отрогов, еще Северного хребта, Восточного хребта, Вороньих гор… А зачем тебе?
– Хочу понять, что вообще в этом мире творится, – пояснила ей, а потом, припомнив разговор, состоявшийся в кабинете у советника, осведомилась: – Сегодня я узнала, что воюют еще и в Пересании…
– Присании, – поправила меня гнома.
– Спасибо, – кивнула я и продолжила: – Именно в Присании с орками и кочевниками, потом с ними же в Клайвусе.
– Нет, неправильно, – вновь поправила Нора. – В Присании нежить больно шустрая, а вот в Клайвусе как раз с орками и воюют. Да со степными племенами вообще чуть ли не по всему востоку сражаются. Неужели ты и этого не знаешь?
– Вот представь себе, – я выразительно развела руками, как бы демонстрируя величину моего неведения. – А тут вообще есть места, где не воюют?
– Есть, конечно, – удивленно сказала гномиха. – Эльфы Таурелина никогда не воевали. Империя Эльвора тоже… С эльфами особо никто не связывается, а сами они ни на кого не нападают. Вот разве что ши иногда начинают.
– Еще скажи, что здесь и дроу есть, – ошалев от услышанного, брякнула я.
– Ой, что ты! – махнула рукой Нора. – Кто ж с ними-то, находясь в здравом уме, связываться станет?! Черных альвов вообще все стороной обходят. Вблизи их границ никто не селится. Да что говорить: от них орки и тролли, как от чумных, шарахаются, а кочевники границы дальней стороной объезжают.
– Мама дорогая, – выдохнула я ошарашенно. – Так еще и тролли есть…
– Вас, людей, все равно теперь больше, чем остальных рас, вместе взятых, и воюете вы чаще всех! – тут же бросила гномиха, и, словно бы вспомнив, с кем она разговаривает, резко встала: – Человечка, ты мне совсем зубы заговорила! Не надейся, что к людям я теперь буду относиться по-другому.
– И не надеюсь, – я недоуменно пожала плечами. – Самое главное, чтоб ты ко мне нормально относилась, поняв, что я не враг – это во-первых. А во-вторых, у меня имя есть, и зовут меня не человечка, а Алена.
На отповедь Нора ничего не сказала, только посмотрела задумчиво и, уже выходя из каморки, сказала:
– Сейчас горячего принесу, – и, сделав паузу, выговорила: – Ол-на… Ольна.
Ближе к вечеру в каморку заглянул взволнованный мастер и, бросив коротко: «Пойдем!», исчез за дверью. Я поднялась с лежанки и поспешила за гномом. Из дальней комнаты доносился детский плач, ребенок прямо-таки заходился в крике. Когда зашла следом за Норри, то увидела, как его внучка с ребенком на руках расхаживает из угла в угол. Она пыталась укачивать кроху, шептала ласковые слова, но все без толку. Заметив меня в дверях, Нора кинула предупреждающий взгляд – мол, не подходи, а сама, прижимая к себе ревущего малыша, подошла к деду и что-то сказала. Из-за детского плача я не расслышала, о чем они говорили, но по брошенным взглядам поняла – речь шла обо мне. Мастер что-то доказывал внучке, а та недоверчиво качала головой. Но, когда ребенок подавился слюнкой и, продолжая плакать, закашлялся, сдалась и согласилась. Я робко подошла к ним поближе; Нора тем временем принялась похлопывать малыша по спинке.
– Ты можешь что-нибудь сделать? – требовательно спросил мастер. – Это снова началось.
– Что именно? – обеспокоенно уточнила я.
– Вот это! – резко ответил гном. – Все так и начинается! Сначала Фундин сильно плачет, потом поднимается жар, несколько дней его лихорадит, а когда малыш совсем обессилеет – отпускает, чтоб через неделю-другую начаться вновь.
Я встревоженно взглянула на гномиху с ребенком. Что же они от меня хотят-то? Тут детский педиатр нужен, а уж никак не попаданка из другого мира. Однако делать было нечего, я направилась к Норе.
Едва я оказалась рядом, ребенок затих и обессиленно склонил головку на материнское плечо. На миг наступила оглушительная тишина, а потом все услышали потрясенный вздох гномихи. Она, удивленная спокойствием своего чада, растерянно посмотрела на меня. Я уже протянула руку, чтоб погладить мальца по спинке, но Нора заслонила его, отступая на пару шагов. В ее глазах читалось опасение. Однако стоило ей отойти от меня, как гномик обеспокоенно завозился на руках, скуксился и вновь послышался тихий плач. Это заставило его мать замереть на месте, а потом вернуться обратно. Малыш тут же успокоился, оторвался от плеча и поднял зареванное личико.
– Какой хорошенький, – невольно вырвалось у меня.
Нора еще раз с опаской взглянула, но, видя мое умильное лицо, смягчилась и осторожно передала Фундина на руки. Я с благоговением взяла ребенка, причем тот вовсе не был против. Он, потянув в рот пальчик, с любопытством разглядывал меня. Осторожно пристроив малыша на руках, я принялась самым глупейшим образом ворковать с ним.
– И отчего мы плачем? – ласково бормотала я, чуть покачивая его. – Мы же хорошие и красивые. Мы больше не будем плакать. Ведь правда? Мы совсем-совсем не будем плакать. Ах ты моя красота, мой хороший…
Слушая мой голос, малыш осмелел, улыбнулся, показав мне четыре зуба, – я улыбнулась в ответ. А он тут же обслюнявленной ладошкой хлопнул меня по щеке, потом ухватил за нос. Развернувшись к Норе, я поинтересовалась:
– Может, у него просто зубки режутся? Поэтому он и плачет. Он же еще совсем маленький, ему больно. И температура оттуда же.
Гномиха устало покачала головой.
– И когда у него они не режутся, все то же самое. Когда ему исполнилось три месяца, все и началось. Правда, в полгода ненадолго прекратилось, и я уже обрадовалась, однако это повторилось вновь и не прекращается уже шестой месяц, – теперь она разговаривала со мной как мать, измученная беспокойством о своем чаде.
– Погодите, – оторопело произнесла я, перестав покачивать гномика на руках, на что тот возмущенно пискнул и, оставив мой нос в покое, попытался ткнуть пальчиком в глаз. – Это сколько же ему сейчас?
– Год и три месяца, – важно ответил мне гордый своим правнуком мастер.
– А чего ж у него тогда только четыре зуба? – ошарашенно спросила я. У моей подруги родилась дочь, а когда той исполнилось восемь месяцев, я к ней заскакивала в гости. Именно тогда у малышки резались верхние зубки, и она уросила[16] будь здоров! Почему они так поздно лезут?
На что Нора немного резко ответила:
– Он все-таки больше гном, чем человек.
– Ну надо же, – смущенно пробормотала я, не зная, что ответить. Тем временем малыш, оставив мои глаза в покое, ухватил меня за волосы и что есть силы потянул на себя. – Уй! – взвизгнула я от неожиданно сильной боли, дернув головой, высвободила пряди и переключила внимание на ребенка: – Какой ты шустрый! – на что мне было еще раз продемонстрировано четыре зуба в улыбке до ушей. – Прям и не знаю, что делать, – продолжила я, вновь обратившись к Норе, и, чтобы уклониться от немедленного ответа, добавила: – Мне надо в книжке посмотреть, вдруг что подобное найду. Я ж с детьми раньше дела не имела.
Нора подошла и забрала у меня ребенка. Тот с явной неохотой вернулся к матери, что показалось мне весьма странным. А уж когда гномиха отошла с ним к кроватке, он и вовсе захныкал, принялся вертеться, оглядывался по сторонам, потом стал выгибаться у нее на руках, явно желая, чтобы его отпустили. Но когда мать, пытаясь его удержать, прижала к себе, сначала жалобно заплакал, потом снова заревел в полный голос. Стоило только мне оказаться на расстоянии вытянутой руки, как гномик прекратил плакать и прижался к матери.
– Да что ж такое-то?! – взревел мастер Норри, подскакивая к нам. – Что ж вы мальчонку-то мучаете, две коряги безрукие?! – И стал забирать его у внучки.
Но едва Фундин оказался у прадеда, он протянул свои ручонки ко мне, словно просясь обратно. И стоило мне сделать шаг ближе, он мертвой хваткой вцепился в мою рубашку.
От неожиданности Норри крякнул, чуть не уронив ребенка, но я в последний момент перехватила его и взяла на руки. Мы растерялись от происходящего, а малыш, не обращая внимания на наше оцепенение, чуть выгнулся назад, ухватил близко стоящую мать за косу и потянул к себе.
– Ох, Пресветлая! – невольно вырвалось у меня. – Подскажи, сделай милость…
Лишь на долю мгновения показалось, что что-то косматое, сумрачно-черное метнулось в дальний угол. Но стоило только моргнуть, и видение исчезло. И в ту же минуту Фундин заливисто засмеялся и попросился на руки к матери. Едва та взяла его, он протянул ручки ко мне – я перехватила, а малыш, повизгивая от счастья, вновь наклонился к гномихе. Нора ошарашенно посмотрела на меня. А я что? Я с точно таким же выражением лица взирала на нее.
– Ох, растудыть твою секиру, – прошептал мастер Норри и уже увереннее добавил: – Ну клиричка! Не знаю, что к чему, но, похоже, тебя к нам сам Дух Гор послал!
…Целый день я просидела в комнате рядом с малышом, и на протяжении всего времени тот был весел, играл и не капризничал. Правда, поначалу, когда я ушла в свою каморку за книгой, он немного похныкал, но быстро успокоился, когда я вернулась.
Дело шло к вечеру. Малыш, устав играть, уснул и мирно посапывал прямо среди игрушек. Я не стала его беспокоить, только лишь подушечку под головку положила да накрыла одеяльцем.
Пролистав книгу, так и не поняла, что же делать. И теперь просто сидела на скамеечке, привалившись спиной к стене, смотрела на безмятежно спящего гномика. Почти задремав, краем глаза заметила, что нечто полупрозрачное, черное и косматое отделилось от стены и, стелясь по полу, стало приближаться к ребенку. Малыш беспокойно заворочался. Скинув сонливость, я стала напряженно следить за тенью. Та, боязливо вздрагивая при каждом моем вздохе, постепенно пробиралась к Фундину. «Ах ты пакость! – разозлилась я. – Так вот кто мальчонку мучает!» Я хотела броситься на тварь, но поняла, что не знаю, как остановить ее. Тем временем тень почти вплотную подобралась к спящему ребенку и, выпустив пару длинных туманных петель, начала ощупывать воздух над его головой. В этот момент я увидела, как желто-красное свечение вокруг мальчика побледнело, приобретая рваные края. Тень же, напротив, увеличилась в размерах и стала еще более насыщенно-черной, по ней побежали неяркие бордовые всполохи. Фундин беспомощно всхлипнул, но так и не проснулся. Это и выдернуло меня из созерцания, заставив метнуть книгу, которую держала в руках. Я ощутила, как тварь, издав пронзительный визг, съежилась и метнулась обратно в стену. От звука упавшей книги малыш проснулся и заплакал. Я бросилась к нему, подняла на руки, стала укачивать. На шум прибежала встревоженная гнома. Продолжая укачивать мальчонку, я поспешила сказать:
– Все хорошо, Нора. Теперь я знаю, что за пакость прицепилась к Фундину. – Нора забрала сына и, только удостоверившись, что с ним все в порядке, стала меня слушать. – Я еще раз пересмотрю книгу и решу, что делать.
Нора согласно кивнула, но обеспокоенное выражение не исчезло с ее лица.
– Это опасно? – взволнованно уточнила она.
– Что именно? Та пакость, что прицепилась?
– Да.
– Ничего хорошего, – уклончиво ответила я, при этом даже не представляла, что буду делать, но четко решила, что обязательно что-то придумаю и не позволю тянуть силы и жизнь из малыша.
– Сегодня она еще появится? – волновалась Нора.
На мгновение задумавшись, я отрицательно качнула головой:
– Не думаю, ей хорошо досталось. Так что за Фундина пока можешь не тревожиться, а уже завтра я ею займусь.
Нора облегченно вздохнула и, подхватив игрушку из детской кроватки, стала развлекать малыша. Тот почти сразу же перестал плакать, успокоился и увлекся тряпичной зверушкой.
Подняв книгу с пола, я направилась к себе в каморку. В коридоре наткнулась на мастера Норри, который спешил к правнуку.
– Что? – грозно спросил он.
– Я знаю. Все завтра, – несвязно ответила и, обогнув гнома, поспешила скрыться за дверью.
Устало опустившись на топчан, я крепко задумалась. Единственное, что удалось выяснить опытным путем, – загадочная тварь боится моей книги с молитвами. Что же мне теперь, постоянно подкарауливать эту пакость возле малыша и при появлении швырять в нее томик? А если она теперь долго не появится? Мне что, куковать тут до морковкиного заговенья?!
– Ох, Пресветлая, помоги, – выдохнув в растерянности, начала перелистывать книгу.
Уже практически в самом конце я наткнулась на заголовок «Бестиарий нечистых тварей». С трудом разбирая готический шрифт, прочла первую надпись: «Зловредные твари, коих следует низвергать во владения Ярана Малеила, очищая владения Пресветлой Лемираен».
– Уф, ну и язык, – фыркнула я и, пересев к столу, чтобы свет от масляной лампы падал на страницы, принялась за вторую надпись, читая ее чуть ли не по слогам: – Анку[17] – призрак, предвещающий смерть. – Вот и нащупала, где искать! – На кошмарно скрипящей телеге, запряженной… Не то! Моя пакость без телеги.
Оказалось, что в книге были собраны не только молитвы или слова силы, но и разные твари, которых мне надлежало уничтожать. Что ж, замечательно, просто замечательно! Надеюсь, среди них я найду ту самую пакость, что мучит Фундина.
Я продолжила читать описания.
– Дыбук[18]… Дрекавак[19]… Не то… Не то, – шептала я, уже увереннее пробегая глазами по строчкам. Твари были здесь описаны одна похлеще другой. Со многими из них мне не хотелось бы встретиться на узкой дорожке.
Майлинги[20], например, милашки по сравнению с теми же личами[21], а личи – ну просто лапушки с теми же демиличами[22] и драуграми[23]. – Ох, Пресвятая, – выдохнула я, когда от этих названий у меня в голове все перепуталось. – Послала ж ты на мою голову местную зоологию вместе с биологией! – Последняя вычитанная гадость называлась стирпсой[24] и являлась вроде бы травой, но чересчур уж плотоядной.
Теперь, если захочется полежать на травке, я сто раз подумаю и с бестиарием сверюсь. А жатник?[25] Его куда отнести – к флоре или фауне?! Этот мир изначально мне не очень-то нравился, а после изучения книжечки разонравился еще больше.
Наконец я нашла существо, более-менее подходящее мне по описанию. Им являлся некий пескик[26] – зловредный призрак, питающийся человеческой силой, который чаще всего насылался при помощи проклятия. Первоначально это существо было довольно слабым, и если у человека имелся бог-покровитель, то призрак не мог причинить вреда. Но со временем, набравшись сил, пескик начинал нападать и на тех, кто имел покровителя, постепенно превращаясь в дыбука. После превращения он уже мог захватывать человека полностью. Избавиться от пескика можно было несколькими способами: первый – приобрести бога-покровителя. Правда, тогда дыбук находил другую жертву. Второй – окружить тварь молитвенным кольцом, чтобы не сбежала, а после провести ритуал по уничтожению. Только была одна проблемка – выловить его очень сложно. А после моего меткого попадания книгой это становилось практически невыполнимо, ведь теперь тварюга могла недели, а то и месяцы отсиживаться в укромном месте – где-нибудь в стене.