Страница:
Много раз в её жизни случалось такое – не сделаешь что-то, а потом жалеешь и думаешь: «Вот бы знать будущее, можно было бы тогда это сделать, это купить, то продать, и сейчас уже можно было бы не работать вообще!» Так вот, эта поездка была для неё поездкой в будущее. Она была готова к трудностям, была готова учиться, узнавать новое, стараться все это применить потом для своей работы.
Конечно, она понимала, что все её впечатления от увиденного будут только её субъективными впечатлениями. Может быть, она не сможет увидеть самое лучшее или посмотрит на какое-нибудь событие не с той стороны и сделает неправильные выводы. Существуют ли критерии, по которым из нескольких частных случаев можно сделать общий вывод? Повезет ли ей оказаться в нужном месте в нужное время и увидеть то, что она хочет увидеть? И понять то, что она хочет понять? Тем более что она сама не знает, что конкретно ей нужно, кроме абстрактного «секрета счастья». Хотя теорию вероятности ведь никто не отменял. Поэтому её шансы увидеть именно то, что ей надо было увидеть, равнялись гарантированным пятидесяти процентам. Знать бы только, какие пятьдесят процентов нужные, а какие – нет.
Многое из того, что происходило в её жизни, нельзя было описать с точки зрения диалектического материализма. В пределах одной религии или философского течения было трудно найти ответы на все интересующие вопросы, поэтому постепенно, шаг за шагом, она сформулировала для себя свою внутреннюю философию, некий «микст», в котором мирно уживались различные религиозные догмы, философские соображения, эзотерические эксперименты и физические законы. Критерий отбора был один – чтобы они облегчали ей жизнь, помогали переносить трудности и добиваться желаемого.
Из физики, например, она взяла второй закон термодинамики. Слово «энтропия», которое в годы обучения на физическом факультете университета казалось ей сухим, сугубо физическим термином, как оказалось, правит бал в реальной жизни. В студенческие годы физический закон «Энтропия – это процесс, при котором любая система стремится к саморазрушению», звучал для нее как чисто теоретический догмат, не имеющий никакого отношения к реальной жизни. А теперь, будучи переведён с физического языка на человеческий, именно этот закон смог объяснить ей все проблемы жизни. Звучал он теперь несколько иначе: «Чтобы сохранить то, что имеешь, нужно прикладывать ежедневные усилия».
Все прекрасно знают: чтобы достичь чего-либо, нужно, что называется, упираться. Вроде упирались, но чаще всего почему-то безрезультатно. А вот потому, что были готовы только на первоначальные усилия, после которых все двигаться уже должно как-то само. А нас бы ждал домик на берегу океана. И тут возникает мисс Энтропия, которая требует вложения времени, усилий, денег и т. д. и т. п., и все это только для того, чтобы поддержать все на достигнутом уровне! Уже не говоря о том, сколько нужно усилий, если хочешь улучшить или приумножить достигнутое.
Этот закон вездесущ, он него нельзя скрыться, он проникает во все области нашей жизни. И в политику, и в бизнес, и в семью, и в любовь, и в творчество. Нравится вам или нет – это закон. Такой же, как закон всемирного тяготения. Никому ведь не придет в голову доказывать, что яблоко может упасть вверх. Так что игнорировать королеву мира Энтропию – дело бессмысленное.
Некоторые, конечно, пренебрежительно назвали бы такую философию сборной солянкой. Со стороны, может, так это и выглядело. Но она в душе была дизайнером и про себя называла свою жизненную концепцию модным словом fusion. Фьюжн – это не просто эклектичное смешение стилей, в данном случае мировоззрений, а гармоничное совмещение несовместимого. Принцип стиля фьюжн базируется на индивидуальных предпочтениях, а не на правилах. Фьюжн соответствует основной тенденции современной жизни: будни должны обернуться праздником! Это был девиз её жизни. Придуманным названием «философия в стиле fusion» она была очень горда.
Кроме того, она понимала, что мир изменчив и что жизненные законы не пишутся раз и навсегда. Так что дверь в её философию была всегда открыта. Все новые достижения автоматически попадали туда, экспериментально проверялись и в зависимости от результатов оставлялись или отбрасывались. Критерий был один: они должны были помочь ей в жизни. Эгоизма в этом никакого она не видела, потому что считала, что именно счастливый человек может принести наибольшую пользу себе, близким людям и обществу в целом.
Итак, машина времени была в её распоряжении на целых сорок пять дней. Она верила, что обязательно найдет это «что-то», какой-то секрет, который поможет ей стать богатой и счастливой…
Америка абсолютно не потрясала. Страна оказалась именно такой абсолютно идеальной для жизни, какой она себе её представляла. Красивые дома, широкие дороги, большие магазины. В отличие от её представлений, все было несколько аккуратнее, как будто было построено в павильоне для съемок. Какое-то искусственно-синтетическое, правда, в хорошем смысле этого слова. Она бы с удовольствием здесь жила. К сожалению, в Нью-Йорке она видела только аэропорт, потому что конечным пунктом назначения был город Цинциннати. Но за полуторачасовой перерыв между рейсами она смогла все рассмотреть.
Аэропорт Джона Кеннеди – гигантский, новый, чистый и яркий. Множество кафе и ресторанов, но, что удивительно, некоторые люди сидели прямо на полу и ели что-то из бумажных коробок, запивая кофе из бумажных стаканчиков. Наверное, это и есть свобода, подумала она, потому что другого объяснения для себя она не могла сразу найти. Зачем еще, в самом деле, сидеть на полу, если кругом сотни прекрасных кафе? Она понимала, что увидит в этой стране много необычного и была готова позитивно воспринимать абсолютно все!
Цинциннати оказался настоящим американским городом из фильма. Несколько футуристических небоскребов были объединены по второму этажу застекленными улицами-переходами с магазинами и ресторанами – это был так называемый даунтаун, где можно было гулять целый день, не выходя на улицу.
Если бы ей задали вопрос: «Где находится down town?», она бы подумала, что это на окраине, переведя название как «нижний город»… Нижний, то есть дальний. Ну уж никак не центр города! Нелогично как-то. Однако времени на то, чтобы развивать эту лингвистическую тему, не было. «Приму, как есть», – решила она. – «Центр так центр».
Одна из высоток стояла обособленно. На её вопрос, почему её не объединили вместе с соседними, ей ответили, что это городская тюрьма. Да, действительно, есть чему удивляться. Вместо решеток – окна с пуленепробиваемыми стеклами. А для прогулок им, наверное, «Диснейленд» построили.
Даунтаун был компактен, а остальной город оказался достаточно большой – около миллиона жителей. Состоял он из одно– и двухэтажных домов с зелеными лужайками и красиво подстриженными кустарниками. Каждый дом отличался от другого, но все вместе они составляли единый ансамбль декораций для фильма с названием «Счастливая жизнь».
Заборов не было, ступеньки вели с улицы прямо к центральному входу. Двери были стеклянные сверху донизу, шторок на окнах практически ни у кого не было. Вечером, когда в доме горел свет, проезжающие по улице могли бы при желании увидеть, что у семьи сегодня на ужин. «А где же эта задекларированная private life?» – подумала она. Такой «аквариумный» стиль жизни ей совершенно не нравился. В любом таком домике она бы с удовольствием жила, но нужно было сначала обнести все забором и повесить шторы.
По программе она должна была жить в семье американцев, три дня в неделю посещать лекции в университете и дважды в неделю посещать разные американские предприятия.
Принимающая семья должна была её кормить, поить, а в выходные дни еще и развлекать. Все это они должны были делать за свой счет, причем, как стало известно, проходили конкурсный отбор для участия в проекте. Ничего особенно удивительного она в этом не видела: если люди богатые и счастливые, то в её представлении они и должны поступать именно так.
Ей была очень интересно, как живут американские семьи, что они едят, о чем разговаривают, как воспитывают детей и как отмечают праздники. Ведь они так хорошо живут, потому что у них все правильно организовано, начиная с семьи. И она была готова запомнить все-все-все и сразу после приезда применить это к своей семье. Все остальные знания будут ожидать удобного случая: чтобы переделать бизнес, например, нужны деньги, которые еще будет нужно найти, а провести изменения к лучшему в собственной семье она могла прямо с момента возвращения!
У неё была хорошая семья. Её родители и родители мужа души не чаяли во внучке. Существовала строгая очередность, кто берет её на выходные дни. С ребенком играли, читали, писали, считали и учили стихи. Дочке еще не исполнилось трех лет, а она уже повела её учить английский язык. Бабушкам выдавались задания на выходные дни, которые они с радостью выполняли с внучкой. Уже через несколько месяцев девочка, не выговаривающая букву Г и заменяющая её на букву Д, говорила: «Дуд монин, идем дулять». У бабушек на глаза наворачивались слёзы счастья – ради этого стоило жить! Мама же чувствовала гордость за свою дочь… и за свое правильное воспитание.
Но сейчас, когда дочка училась в третьем классе, начались проблемы. Впрочем, это были так называемые проблемы поколения. Все пытались воспитывать своих детей по-новому. Нужно разрешать детям всё, не заставлять, а пытаться заинтересовать их, выявлять, к чему ребенок проявляет больше интереса, и развивать этот талант. И будто бы тогда ребенок будет иметь огромное поле для самовыражения и не вырастет каким-нибудь зажатым субъектом с кучей комплексов по вине сыплющихся на него запретов. Но то ли русские родители делали что-то не так, то ли нужно было как-то адаптировать заграничный опыт для русского детского менталитета, – но результат получался совершенно противоположным. Дети не читали книг и не хотели учиться. Они, конечно, учились, но на «два» и «пять», а значит – «по настроению». Хочу – буду, не хочу – не буду. Но ведь в жизни принцип «нравится – не нравится», «интересно – не интересно» никогда не приводил к хорошим доходам!
Это была именно та проблема, решение которой она хотела найти в Америке.
Ее принимающая семья относилась к среднему классу. Им принадлежал милый домик в недалёком пригороде, купленный в ипотеку на тридцать лет. Дом был с тремя спальнями, но, что называется, невелик. Комнатки были маленькие, а потолки низкие. Машин было две, но какие-то явно не новые. Обе очень большие, словно хозяева планировали использовать их для грузовых перевозок. Семья состояла из четырех человек: мужа, жены и двух очаровательных дочек четырех и семи лет.
Вилли – глава семьи – работал преподавателем бухгалтерского учета в единственном в городе университете. Он читал лекции три раза в неделю, а остальное время проводил в цокольном этаже своего дома в так называемом кабинете. Несколько раз, проходя по коридору мимо его комнаты к огромной стиральной машине, она видела, как он спит или играет в детские компьютерные игры. Однажды она спросила его жену, что делает её муж в своем кабинете, и та с гордостью ответила – готовится к лекциям…
Жену звали Трэйси. Это была настоящая американская женщина неопределенного возраста и естественной красоты. Судя по возрасту девочек, старшей из которых было семь лет, Трэйси было около сорока. Здесь вообще было принято рожать детей поздно. Любая идущая с маленьким ребенком женщина, так сказать, средних лет, всегда оказывалась его мамой, а не бабушкой.
Естественной красотой обладали, видимо, все женщины Америки, потому что все женщины, которых она увидела за время своего пребывания, придерживались одного неписаного закона: ни в коем случае не выглядеть хорошо. Хорошая фигура, макияж, модная одежда и туфли на каблуках, видимо, относились к категории запретных или презираемых по только им известным секретным причинам. Поскольку закон был неписаным, прочитать, почему нельзя следить за своей внешностью, она не могла, а на все её вопросы женщины не отвечали, делая вид, что не понимают, о чем она их спрашивает. Они, конечно, что-то говорили в ответ, и даже, как ни странно, почти одно и то же. Может, где-то существовали инструкции, как отвечать, чтобы скрыть Главную Тайну американских женщин? Все они говорили, что-то вроде «неудобно ходить на каблуках», «модная одежда стоит дорого», «макияж вреден для лица» и, мол, вообще, не имеет смысла. Что касается хорошей фигуры – это вообще моветон, потому, что женщина должна любить себя такую, как она есть.
Взамен предлагались удобные растоптанные кроссовки, широкие и длинные хлопчатобумажные цветастые юбки с поясом на резинке или широкие штаны – трикотажные или джинсовые – с той же самой резинкой, футболки либо толстовки и неизменные бейсболки. В летнее время эти штаны каждый обрезал на удобную для него длину, превращая их в шорты или бриджи. Удобство, удобство и еще раз удобство – жизненный девиз американских женщин, да и мужчин тоже. Мужчины придерживались того же набора одежды, за исключением цветастых юбок. Всё это «удобство» было необходимо ежедневно стирать в стиральной машине. Юбки, штаны, бейсболки и кроссовки после ежедневной совместной прокрутки приобретали специфический белесо-линялый цвет, а после сушки в сушильной камере – полужатую структуру. Гладить всё это никто не утруждался.
«Так видимо и родился стиль сasual» – подумала она. Это было её первое «открытие» в Америке.
Но были в Америке и другие женщины. Однажды вечером она увидела, как на дорогой машине с открытым верхом ехала прекрасная блондинка с роскошными волосами, которые развевались на ветру. Была абсолютная тишина, потому что звук телевизора был выключен. Прибавив громкость, она услышала окончание рекламного ролика лака для волос… Эти прекрасные женщины жили в телевизоре, а в реальной жизни «правили бал» женщины совершенно другого типа. Это были две параллельные жизни, которые никогда не пересекались…
Трэйси не работала. Она воспитывала двоих детей: Мэг было четыре года, а Дэзи было почти восемь – она заканчивала первый класс. У девочек была отдельная спальня на втором этаже, как раз напротив её гостевой комнаты. Так как из-за разницы во времени она просыпалась гораздо раньше остальных в доме, дети утром оказывались как бы под её присмотром. Её, конечно, никто не просил за ними присматривать, но она сама была матерью и поэтому добровольно взяла на себя моральную ответственность за маленьких девочек.
Родители спали до девяти часов. Когда девочки просыпались, – обычно в семь утра, они спускались в ночных рубашках вниз, надевали на босые ножки свои маленькие растоптанные кроссовки, накидывали, не застегивая, линялые курточки прямо на ночные рубашки и выходили гулять на улицу. Был конец марта. Во дворе дома кое-где лежал снег. Температура воздуха утром была около нуля. Сначала она думала, что девочки делают это без разрешения. Потом решила, что родители всё знают, но, видимо, таким путем они закаляют детей. Но когда она услышала, как ужасно кашляет старшая, и увидела сопли, что называется, «рекой» у младшей, то всё же попыталась обсудить эту тему с матерью. Она попыталась ненавязчиво напомнить Трэйси, что дети должны быть тепло одеты и гулять под присмотром взрослых, а они гуляют в ночнушках, даже без трусов, по снегу. В ответ она услышала: да пусть себе делают, что хотят, лишь бы спать не мешали…
Вечером Трэйси купала детей, и девочки с мокрыми волосами обычно сидели на полу в зале, смотрели мультики. Дверь на веранду открыта, на улице – около нуля. Мама сидела рядом и обсуждала по телефону со своей сестрой вопрос о воспитании детей. Насморк одной девочки и кашель другой совершенно не отвлекали её от этого увлекательного разговора.
Ее первое утро в доме Вилли и Трэйси было тоже полно «открытий».
Вся семья, и она как полноправный её член, сели за стол завтракать. Детям налили в большие миски молока и насыпали хлопьев. Старшая из сестер взяла большую ложку в левую руку, и, держа её как вилку, начала есть. Младшая рукой вылавливала хлопья из молока и отправляла их себе в рот. По реакции родителей, а реакции не было никакой, она поняла, что ничего необычного не происходит.
Дальше было веселее. Младшая поставила один локоть в молоко, потом вынула его и поставила на стол. От локтя на столе остался молочный отпечаток в виде звёздочки, это привело Мэг в восторг, и она продолжила это занятие. Чтобы звезд стало больше, она решила это делать двумя локтями одновременно. Родители продолжали завтракать как ни в чем не бывало. Через некоторое время Трэйси, посмотрев строго на дочку, произнесла: «Так делать нехорошо, дорогая». Вот это воспитание, подумала она, ожидая, что сразу после этих слов Мэг вынет локти из миски, возьмет ложку и начнёт есть, как полагается взрослой четырехлетней девочке. Но в Америке её предположения никогда не оправдывались: Америка уже далеко опередила Россию во всём, и в уровне культуры в частности. Мэг продолжала создавать звёзды до тех пор, пока миска не перевернулась, и всё молоко с остатками хлопьев не вылилось на нее.
Мама таким же ровным голосом произнесла: «Выйди из-за стола и стань в угол за дверью». Что, видимо, предполагало добровольное перемещение девочки в указанное место. Вместо этого Мэг начала бегать вокруг стола и кричать: «Не хочу, не хочу, не хочу!» После этого глава семейства взял расшалившуюся дочь за руку, перетащил её в угол и закрыл за ней дверь в столовую со словами: «Успокойся, извинись, тогда мы тебе разрешим вернуться за стол». Следующие десять минут завтрак продолжался под дикий рев Мэг и её стук ногами в дверь. Время показалось вечностью, промелькнули мысли о собственной дочери, когда она была в таком же возрасте, вспомнились тихие спокойные домашние завтраки в её семье.
В это время приоткрылась дверь и оттуда тихо послышалось: «Sorry», после чего девочка вернулась. Трэйси взяла новую миску, налила молока, насыпала хлопьев и посадила Мэг на стул. Девочка улыбнулась, зачерпнула ладошкой молоко с хлопьями из миски и отправила себе в рот. Напряжение за столом исчезло, родители улыбались, конфликт был исчерпан.
Первой закончила завтрак старшая сестра. В школу она не пошла, потому что утром у неё обнаружилась температура. «Странно, – сказала мама-Трэйси, – с чего бы это вдруг?»
Дэзи, в отличие от сестры, была тихой, послушной и очень старательной девочкой. Она легла на диван в гостиной и, разложив перед собой тетрадки, видимо, решила делать домашнее задание. Первым заданием было написать три строчки палочек. Взяв ручку в кулак, девочка старательно выводила палку за палкой. Получалось плохо, и было видно, что Дэзи расстроена. «Нужно подойти и показать девочке, как правильно держать ручку в руке», – сначала решила она, но потом вдруг поняла: «Уже апрель. Через месяц кончается учебный год, а девочку до сих пор не научили правильно держать ручку. И что это за палочки в апреле? Обычно первоклассники занимаются этим первые недели сентября».
А может, – как она не догадалась сразу? – Дэзи посещает не обычную школу, а школу для недоразвитых детей? Ну да, она же замечала, что девочка плохо выговаривает слова и предпочитает тихо сидеть и смотреть мультики… Бедняжка!
Решив посочувствовать, она как бы между делом спросила Трэйси:
– Наверное, школа Дэзи далеко? – имея в виду, что в обычном городе такая школа только одна.
– Нет, прямо за углом, – ответила Трэйси, – нам так повезло, – объясняла она, – что Вилли работает в университете, который спонсирует именно эту очень престижную и дорогую школу, в которую поэтому может ходить наша дочь!
«Как же ей тяжело там учиться», – успела она подумать.
Но Трэйси продолжила:
– Хотя в школе очень сложная программа, Дэзи прекрасно справляется, и на новогоднем празднике учительница выразила нам благодарность за хорошее воспитание дочери!!!
«Опять ничего непонятно», – уже не удивляясь ничему, она вернулась к Дэзи, которая перешла ко второму заданию.
На картинке были нарисованы три зайчика, а под ними морковка, яблоко, сено и мороженое. Задача называлась: «Накорми зайчика». Нужно было стрелками соединить еду с зайцами. Дэзи задумалась.
– Мам, а зайчики любят мороженое?
– Конечно, дорогая, – ответила мама-Трэйси.
Соединив кривыми стрелками всех зайцев с мороженым, Дэзи закрыла тетрадь. Домашнее задание было сделано.
Через неделю Дэзи пришла из школы со слезами на глазах. На вопрос, что случилось, показала тетрадь, где рукой учительницы было написано: «Неверно».
– Почему неверно, почему? – плакала Дэзи.
Она уже было решила раскрыть расстроенному ребенку секрет, чем на самом деле питаются кролики, но не успела начать, как мама Трэйси всё объяснила своей дочери:
– Не плачь, просто учительница не любит мороженое…
Ее мысленная книга секретов счастливой жизни, открытая на новой странице с заголовком «Воспитание детей», так и осталась чистой. Что ж, отрицательный результат – тоже результат. Это единственное, что пришло ей в голову по этому поводу.
Следующим вопросом, требующим исследования, были семейные отношения. Заранее понимая, что ответ на такой сложный вопрос никто не принесет на блюдечке с цветной каёмочкой, она, тем не менее, верила, что сможет разгадать секрет счастливой американской семьи.
За последние несколько дней она старалась уловить эти внутренние семейные ценности. Вообще, что позволяет двум людям прожить всю жизнь друг с другом? Она не поддерживала теорию компромиссов, на которых, по мнению многих, только и возможно построить счастливую семейную жизнь.
Эту теорию все трактовали совершенно по-разному. Одни говорили, что это когда один из партнеров делает половину вещей, которые ему не нравятся, но нравятся партнеру, а партнер, в свою очередь, взамен обязан делать то, что не нравится ему, а нравится другому.
Выходило, что твоя вторая половина обязана за тобой ходить по магазинам одежды за то, что ты смотрела с ним футбол накануне. Весьма спорно, что при этом ты будешь счастлива, хотя бы и половину времени. Можно себе представить, какими вздохами, унылыми взглядами, поисками холодной воды и туалета будет озвучено это мероприятие с начала до конца. Удовольствие от решения увлекательной задачи – покупки розовой кофточки к розовой сумке, купленной по случаю неделю назад, – будет безнадежно испорчено. Если учесть вчерашний испорченный футболом вечер, получается, что два дня из жизни выброшены на ветер.
Или другой пример. Она хочет пойти к своей маме, а он – к своей. И если это устраивает обоих, то это не компромисс, и всё пройдет хорошо. А вот если она категорически не хочет идти к его маме, а он – к её? Можно себе представить, как хорошо они проведут выходной день, посетив обоих родителей.
Другие убеждали, что если один из партнеров любит одно, а другой – другое, то нужно сделать что-то третье. Что называется, не нашим, не вашим. Например, ты любишь классическую музыку, а твой супруг – джаз. И куда вам нужно пойти в субботний вечер – на концерт балалаечников? Или может быть, в церковь, послушать орган?
По её мнению, теория компромиссов в таком понимании абсолютно не подходила для семейных отношений. Гораздо правильнее позволить своему партнеру делать то, что ему нравится, и самой делать то, что нравится. Но для того, чтобы был смысл совместного проживания, нужно иметь что-то общее, что нравится делать вместе. И только такие семьи, у которых это общее есть, счастливы по-настоящему. Другого рецепта долгой семейной жизни она не знала.
Трэйси и Вилли не особенно часто разговаривали между собой. Каждый был занят своим делом. Вилли постоянно «готовился к лекциям», Трэйси возила девочек в школу и детский сад. Готовить еду в семье было не принято, питались они в основном полуфабрикатами, да ещё пару раз в неделю ходили с детьми в соседнюю пиццерию. А вот отсутствие уборки дома её очень удивило. На полу лежало светло-бежевое ковровое покрытие, ворс местами уже вытерся, но сохранил первозданный цвет и чистоту. Входя в дом, обувь не снимали, не мыли её и не вытирали от пыли. Потому что пыли не было! Объяснить этот феномен она не могла, хотя очень хотела. Однажды на улице она подошла к дереву, оглянулась и, убедившись, что никого вокруг нет, взяла щепотку земли и высыпала её себе на ладонь. Она долго смотрела на неё и даже понюхала. Земля была обычной. Почему за полтора месяца её туфли даже не запылились? Это было вторая вещь, после стиля сasual, которая её удивила в Америке.
Однажды в выходной день она проснулась от жуткого грохота. Спросонья ей показалось, что где-то что-то взорвалось, потом она услышала странные звуки, похожие на громкий плач, смех или хохот… Быстро сбежав по лестнице вниз, она увидела хозяина и хозяйку, которые валялись на полу и безудержно хохотали. При этом Вилли держал в одной руке молоток, а Трэйси держала большой гвоздь. В центре комнаты стоял стеклянный столик – вернее, то, что от него осталось. Деревянные ножки опирались друг на друга, а куски вдребезги разбитой столешницы были повсюду. Увидев её «немой вопрос», продолжая хохотать, они наперебой начали рассказывать, что произошло: Трэйси давно просила мужа починить журнальный столик, который расшатался. И сегодня они решили это сделать вместе. Трэйси держала гвоздь, а Вилли должен был стукнуть по нему молотком, но он промахнулся, и стукнул вместо гвоздя по столешнице… она и разбилась, как это было смешно, закончили они, и новая порция хохота потрясла дом. Налицо было доказательство, что она правильно трактовала теорию компромиссов. Видимо, их объединяло одинаковое чувство юмора. А ей-то раньше казалось, что такие истории показывают только в американском кино.
Конечно, она понимала, что все её впечатления от увиденного будут только её субъективными впечатлениями. Может быть, она не сможет увидеть самое лучшее или посмотрит на какое-нибудь событие не с той стороны и сделает неправильные выводы. Существуют ли критерии, по которым из нескольких частных случаев можно сделать общий вывод? Повезет ли ей оказаться в нужном месте в нужное время и увидеть то, что она хочет увидеть? И понять то, что она хочет понять? Тем более что она сама не знает, что конкретно ей нужно, кроме абстрактного «секрета счастья». Хотя теорию вероятности ведь никто не отменял. Поэтому её шансы увидеть именно то, что ей надо было увидеть, равнялись гарантированным пятидесяти процентам. Знать бы только, какие пятьдесят процентов нужные, а какие – нет.
Многое из того, что происходило в её жизни, нельзя было описать с точки зрения диалектического материализма. В пределах одной религии или философского течения было трудно найти ответы на все интересующие вопросы, поэтому постепенно, шаг за шагом, она сформулировала для себя свою внутреннюю философию, некий «микст», в котором мирно уживались различные религиозные догмы, философские соображения, эзотерические эксперименты и физические законы. Критерий отбора был один – чтобы они облегчали ей жизнь, помогали переносить трудности и добиваться желаемого.
Из физики, например, она взяла второй закон термодинамики. Слово «энтропия», которое в годы обучения на физическом факультете университета казалось ей сухим, сугубо физическим термином, как оказалось, правит бал в реальной жизни. В студенческие годы физический закон «Энтропия – это процесс, при котором любая система стремится к саморазрушению», звучал для нее как чисто теоретический догмат, не имеющий никакого отношения к реальной жизни. А теперь, будучи переведён с физического языка на человеческий, именно этот закон смог объяснить ей все проблемы жизни. Звучал он теперь несколько иначе: «Чтобы сохранить то, что имеешь, нужно прикладывать ежедневные усилия».
Все прекрасно знают: чтобы достичь чего-либо, нужно, что называется, упираться. Вроде упирались, но чаще всего почему-то безрезультатно. А вот потому, что были готовы только на первоначальные усилия, после которых все двигаться уже должно как-то само. А нас бы ждал домик на берегу океана. И тут возникает мисс Энтропия, которая требует вложения времени, усилий, денег и т. д. и т. п., и все это только для того, чтобы поддержать все на достигнутом уровне! Уже не говоря о том, сколько нужно усилий, если хочешь улучшить или приумножить достигнутое.
Этот закон вездесущ, он него нельзя скрыться, он проникает во все области нашей жизни. И в политику, и в бизнес, и в семью, и в любовь, и в творчество. Нравится вам или нет – это закон. Такой же, как закон всемирного тяготения. Никому ведь не придет в голову доказывать, что яблоко может упасть вверх. Так что игнорировать королеву мира Энтропию – дело бессмысленное.
Некоторые, конечно, пренебрежительно назвали бы такую философию сборной солянкой. Со стороны, может, так это и выглядело. Но она в душе была дизайнером и про себя называла свою жизненную концепцию модным словом fusion. Фьюжн – это не просто эклектичное смешение стилей, в данном случае мировоззрений, а гармоничное совмещение несовместимого. Принцип стиля фьюжн базируется на индивидуальных предпочтениях, а не на правилах. Фьюжн соответствует основной тенденции современной жизни: будни должны обернуться праздником! Это был девиз её жизни. Придуманным названием «философия в стиле fusion» она была очень горда.
Кроме того, она понимала, что мир изменчив и что жизненные законы не пишутся раз и навсегда. Так что дверь в её философию была всегда открыта. Все новые достижения автоматически попадали туда, экспериментально проверялись и в зависимости от результатов оставлялись или отбрасывались. Критерий был один: они должны были помочь ей в жизни. Эгоизма в этом никакого она не видела, потому что считала, что именно счастливый человек может принести наибольшую пользу себе, близким людям и обществу в целом.
Итак, машина времени была в её распоряжении на целых сорок пять дней. Она верила, что обязательно найдет это «что-то», какой-то секрет, который поможет ей стать богатой и счастливой…
Америка абсолютно не потрясала. Страна оказалась именно такой абсолютно идеальной для жизни, какой она себе её представляла. Красивые дома, широкие дороги, большие магазины. В отличие от её представлений, все было несколько аккуратнее, как будто было построено в павильоне для съемок. Какое-то искусственно-синтетическое, правда, в хорошем смысле этого слова. Она бы с удовольствием здесь жила. К сожалению, в Нью-Йорке она видела только аэропорт, потому что конечным пунктом назначения был город Цинциннати. Но за полуторачасовой перерыв между рейсами она смогла все рассмотреть.
Аэропорт Джона Кеннеди – гигантский, новый, чистый и яркий. Множество кафе и ресторанов, но, что удивительно, некоторые люди сидели прямо на полу и ели что-то из бумажных коробок, запивая кофе из бумажных стаканчиков. Наверное, это и есть свобода, подумала она, потому что другого объяснения для себя она не могла сразу найти. Зачем еще, в самом деле, сидеть на полу, если кругом сотни прекрасных кафе? Она понимала, что увидит в этой стране много необычного и была готова позитивно воспринимать абсолютно все!
Цинциннати оказался настоящим американским городом из фильма. Несколько футуристических небоскребов были объединены по второму этажу застекленными улицами-переходами с магазинами и ресторанами – это был так называемый даунтаун, где можно было гулять целый день, не выходя на улицу.
Если бы ей задали вопрос: «Где находится down town?», она бы подумала, что это на окраине, переведя название как «нижний город»… Нижний, то есть дальний. Ну уж никак не центр города! Нелогично как-то. Однако времени на то, чтобы развивать эту лингвистическую тему, не было. «Приму, как есть», – решила она. – «Центр так центр».
Одна из высоток стояла обособленно. На её вопрос, почему её не объединили вместе с соседними, ей ответили, что это городская тюрьма. Да, действительно, есть чему удивляться. Вместо решеток – окна с пуленепробиваемыми стеклами. А для прогулок им, наверное, «Диснейленд» построили.
Даунтаун был компактен, а остальной город оказался достаточно большой – около миллиона жителей. Состоял он из одно– и двухэтажных домов с зелеными лужайками и красиво подстриженными кустарниками. Каждый дом отличался от другого, но все вместе они составляли единый ансамбль декораций для фильма с названием «Счастливая жизнь».
Заборов не было, ступеньки вели с улицы прямо к центральному входу. Двери были стеклянные сверху донизу, шторок на окнах практически ни у кого не было. Вечером, когда в доме горел свет, проезжающие по улице могли бы при желании увидеть, что у семьи сегодня на ужин. «А где же эта задекларированная private life?» – подумала она. Такой «аквариумный» стиль жизни ей совершенно не нравился. В любом таком домике она бы с удовольствием жила, но нужно было сначала обнести все забором и повесить шторы.
По программе она должна была жить в семье американцев, три дня в неделю посещать лекции в университете и дважды в неделю посещать разные американские предприятия.
Принимающая семья должна была её кормить, поить, а в выходные дни еще и развлекать. Все это они должны были делать за свой счет, причем, как стало известно, проходили конкурсный отбор для участия в проекте. Ничего особенно удивительного она в этом не видела: если люди богатые и счастливые, то в её представлении они и должны поступать именно так.
Ей была очень интересно, как живут американские семьи, что они едят, о чем разговаривают, как воспитывают детей и как отмечают праздники. Ведь они так хорошо живут, потому что у них все правильно организовано, начиная с семьи. И она была готова запомнить все-все-все и сразу после приезда применить это к своей семье. Все остальные знания будут ожидать удобного случая: чтобы переделать бизнес, например, нужны деньги, которые еще будет нужно найти, а провести изменения к лучшему в собственной семье она могла прямо с момента возвращения!
У неё была хорошая семья. Её родители и родители мужа души не чаяли во внучке. Существовала строгая очередность, кто берет её на выходные дни. С ребенком играли, читали, писали, считали и учили стихи. Дочке еще не исполнилось трех лет, а она уже повела её учить английский язык. Бабушкам выдавались задания на выходные дни, которые они с радостью выполняли с внучкой. Уже через несколько месяцев девочка, не выговаривающая букву Г и заменяющая её на букву Д, говорила: «Дуд монин, идем дулять». У бабушек на глаза наворачивались слёзы счастья – ради этого стоило жить! Мама же чувствовала гордость за свою дочь… и за свое правильное воспитание.
Но сейчас, когда дочка училась в третьем классе, начались проблемы. Впрочем, это были так называемые проблемы поколения. Все пытались воспитывать своих детей по-новому. Нужно разрешать детям всё, не заставлять, а пытаться заинтересовать их, выявлять, к чему ребенок проявляет больше интереса, и развивать этот талант. И будто бы тогда ребенок будет иметь огромное поле для самовыражения и не вырастет каким-нибудь зажатым субъектом с кучей комплексов по вине сыплющихся на него запретов. Но то ли русские родители делали что-то не так, то ли нужно было как-то адаптировать заграничный опыт для русского детского менталитета, – но результат получался совершенно противоположным. Дети не читали книг и не хотели учиться. Они, конечно, учились, но на «два» и «пять», а значит – «по настроению». Хочу – буду, не хочу – не буду. Но ведь в жизни принцип «нравится – не нравится», «интересно – не интересно» никогда не приводил к хорошим доходам!
Это была именно та проблема, решение которой она хотела найти в Америке.
Ее принимающая семья относилась к среднему классу. Им принадлежал милый домик в недалёком пригороде, купленный в ипотеку на тридцать лет. Дом был с тремя спальнями, но, что называется, невелик. Комнатки были маленькие, а потолки низкие. Машин было две, но какие-то явно не новые. Обе очень большие, словно хозяева планировали использовать их для грузовых перевозок. Семья состояла из четырех человек: мужа, жены и двух очаровательных дочек четырех и семи лет.
Вилли – глава семьи – работал преподавателем бухгалтерского учета в единственном в городе университете. Он читал лекции три раза в неделю, а остальное время проводил в цокольном этаже своего дома в так называемом кабинете. Несколько раз, проходя по коридору мимо его комнаты к огромной стиральной машине, она видела, как он спит или играет в детские компьютерные игры. Однажды она спросила его жену, что делает её муж в своем кабинете, и та с гордостью ответила – готовится к лекциям…
Жену звали Трэйси. Это была настоящая американская женщина неопределенного возраста и естественной красоты. Судя по возрасту девочек, старшей из которых было семь лет, Трэйси было около сорока. Здесь вообще было принято рожать детей поздно. Любая идущая с маленьким ребенком женщина, так сказать, средних лет, всегда оказывалась его мамой, а не бабушкой.
Естественной красотой обладали, видимо, все женщины Америки, потому что все женщины, которых она увидела за время своего пребывания, придерживались одного неписаного закона: ни в коем случае не выглядеть хорошо. Хорошая фигура, макияж, модная одежда и туфли на каблуках, видимо, относились к категории запретных или презираемых по только им известным секретным причинам. Поскольку закон был неписаным, прочитать, почему нельзя следить за своей внешностью, она не могла, а на все её вопросы женщины не отвечали, делая вид, что не понимают, о чем она их спрашивает. Они, конечно, что-то говорили в ответ, и даже, как ни странно, почти одно и то же. Может, где-то существовали инструкции, как отвечать, чтобы скрыть Главную Тайну американских женщин? Все они говорили, что-то вроде «неудобно ходить на каблуках», «модная одежда стоит дорого», «макияж вреден для лица» и, мол, вообще, не имеет смысла. Что касается хорошей фигуры – это вообще моветон, потому, что женщина должна любить себя такую, как она есть.
Взамен предлагались удобные растоптанные кроссовки, широкие и длинные хлопчатобумажные цветастые юбки с поясом на резинке или широкие штаны – трикотажные или джинсовые – с той же самой резинкой, футболки либо толстовки и неизменные бейсболки. В летнее время эти штаны каждый обрезал на удобную для него длину, превращая их в шорты или бриджи. Удобство, удобство и еще раз удобство – жизненный девиз американских женщин, да и мужчин тоже. Мужчины придерживались того же набора одежды, за исключением цветастых юбок. Всё это «удобство» было необходимо ежедневно стирать в стиральной машине. Юбки, штаны, бейсболки и кроссовки после ежедневной совместной прокрутки приобретали специфический белесо-линялый цвет, а после сушки в сушильной камере – полужатую структуру. Гладить всё это никто не утруждался.
«Так видимо и родился стиль сasual» – подумала она. Это было её первое «открытие» в Америке.
Но были в Америке и другие женщины. Однажды вечером она увидела, как на дорогой машине с открытым верхом ехала прекрасная блондинка с роскошными волосами, которые развевались на ветру. Была абсолютная тишина, потому что звук телевизора был выключен. Прибавив громкость, она услышала окончание рекламного ролика лака для волос… Эти прекрасные женщины жили в телевизоре, а в реальной жизни «правили бал» женщины совершенно другого типа. Это были две параллельные жизни, которые никогда не пересекались…
Трэйси не работала. Она воспитывала двоих детей: Мэг было четыре года, а Дэзи было почти восемь – она заканчивала первый класс. У девочек была отдельная спальня на втором этаже, как раз напротив её гостевой комнаты. Так как из-за разницы во времени она просыпалась гораздо раньше остальных в доме, дети утром оказывались как бы под её присмотром. Её, конечно, никто не просил за ними присматривать, но она сама была матерью и поэтому добровольно взяла на себя моральную ответственность за маленьких девочек.
Родители спали до девяти часов. Когда девочки просыпались, – обычно в семь утра, они спускались в ночных рубашках вниз, надевали на босые ножки свои маленькие растоптанные кроссовки, накидывали, не застегивая, линялые курточки прямо на ночные рубашки и выходили гулять на улицу. Был конец марта. Во дворе дома кое-где лежал снег. Температура воздуха утром была около нуля. Сначала она думала, что девочки делают это без разрешения. Потом решила, что родители всё знают, но, видимо, таким путем они закаляют детей. Но когда она услышала, как ужасно кашляет старшая, и увидела сопли, что называется, «рекой» у младшей, то всё же попыталась обсудить эту тему с матерью. Она попыталась ненавязчиво напомнить Трэйси, что дети должны быть тепло одеты и гулять под присмотром взрослых, а они гуляют в ночнушках, даже без трусов, по снегу. В ответ она услышала: да пусть себе делают, что хотят, лишь бы спать не мешали…
Вечером Трэйси купала детей, и девочки с мокрыми волосами обычно сидели на полу в зале, смотрели мультики. Дверь на веранду открыта, на улице – около нуля. Мама сидела рядом и обсуждала по телефону со своей сестрой вопрос о воспитании детей. Насморк одной девочки и кашель другой совершенно не отвлекали её от этого увлекательного разговора.
Ее первое утро в доме Вилли и Трэйси было тоже полно «открытий».
Вся семья, и она как полноправный её член, сели за стол завтракать. Детям налили в большие миски молока и насыпали хлопьев. Старшая из сестер взяла большую ложку в левую руку, и, держа её как вилку, начала есть. Младшая рукой вылавливала хлопья из молока и отправляла их себе в рот. По реакции родителей, а реакции не было никакой, она поняла, что ничего необычного не происходит.
Дальше было веселее. Младшая поставила один локоть в молоко, потом вынула его и поставила на стол. От локтя на столе остался молочный отпечаток в виде звёздочки, это привело Мэг в восторг, и она продолжила это занятие. Чтобы звезд стало больше, она решила это делать двумя локтями одновременно. Родители продолжали завтракать как ни в чем не бывало. Через некоторое время Трэйси, посмотрев строго на дочку, произнесла: «Так делать нехорошо, дорогая». Вот это воспитание, подумала она, ожидая, что сразу после этих слов Мэг вынет локти из миски, возьмет ложку и начнёт есть, как полагается взрослой четырехлетней девочке. Но в Америке её предположения никогда не оправдывались: Америка уже далеко опередила Россию во всём, и в уровне культуры в частности. Мэг продолжала создавать звёзды до тех пор, пока миска не перевернулась, и всё молоко с остатками хлопьев не вылилось на нее.
Мама таким же ровным голосом произнесла: «Выйди из-за стола и стань в угол за дверью». Что, видимо, предполагало добровольное перемещение девочки в указанное место. Вместо этого Мэг начала бегать вокруг стола и кричать: «Не хочу, не хочу, не хочу!» После этого глава семейства взял расшалившуюся дочь за руку, перетащил её в угол и закрыл за ней дверь в столовую со словами: «Успокойся, извинись, тогда мы тебе разрешим вернуться за стол». Следующие десять минут завтрак продолжался под дикий рев Мэг и её стук ногами в дверь. Время показалось вечностью, промелькнули мысли о собственной дочери, когда она была в таком же возрасте, вспомнились тихие спокойные домашние завтраки в её семье.
В это время приоткрылась дверь и оттуда тихо послышалось: «Sorry», после чего девочка вернулась. Трэйси взяла новую миску, налила молока, насыпала хлопьев и посадила Мэг на стул. Девочка улыбнулась, зачерпнула ладошкой молоко с хлопьями из миски и отправила себе в рот. Напряжение за столом исчезло, родители улыбались, конфликт был исчерпан.
Первой закончила завтрак старшая сестра. В школу она не пошла, потому что утром у неё обнаружилась температура. «Странно, – сказала мама-Трэйси, – с чего бы это вдруг?»
Дэзи, в отличие от сестры, была тихой, послушной и очень старательной девочкой. Она легла на диван в гостиной и, разложив перед собой тетрадки, видимо, решила делать домашнее задание. Первым заданием было написать три строчки палочек. Взяв ручку в кулак, девочка старательно выводила палку за палкой. Получалось плохо, и было видно, что Дэзи расстроена. «Нужно подойти и показать девочке, как правильно держать ручку в руке», – сначала решила она, но потом вдруг поняла: «Уже апрель. Через месяц кончается учебный год, а девочку до сих пор не научили правильно держать ручку. И что это за палочки в апреле? Обычно первоклассники занимаются этим первые недели сентября».
А может, – как она не догадалась сразу? – Дэзи посещает не обычную школу, а школу для недоразвитых детей? Ну да, она же замечала, что девочка плохо выговаривает слова и предпочитает тихо сидеть и смотреть мультики… Бедняжка!
Решив посочувствовать, она как бы между делом спросила Трэйси:
– Наверное, школа Дэзи далеко? – имея в виду, что в обычном городе такая школа только одна.
– Нет, прямо за углом, – ответила Трэйси, – нам так повезло, – объясняла она, – что Вилли работает в университете, который спонсирует именно эту очень престижную и дорогую школу, в которую поэтому может ходить наша дочь!
«Как же ей тяжело там учиться», – успела она подумать.
Но Трэйси продолжила:
– Хотя в школе очень сложная программа, Дэзи прекрасно справляется, и на новогоднем празднике учительница выразила нам благодарность за хорошее воспитание дочери!!!
«Опять ничего непонятно», – уже не удивляясь ничему, она вернулась к Дэзи, которая перешла ко второму заданию.
На картинке были нарисованы три зайчика, а под ними морковка, яблоко, сено и мороженое. Задача называлась: «Накорми зайчика». Нужно было стрелками соединить еду с зайцами. Дэзи задумалась.
– Мам, а зайчики любят мороженое?
– Конечно, дорогая, – ответила мама-Трэйси.
Соединив кривыми стрелками всех зайцев с мороженым, Дэзи закрыла тетрадь. Домашнее задание было сделано.
Через неделю Дэзи пришла из школы со слезами на глазах. На вопрос, что случилось, показала тетрадь, где рукой учительницы было написано: «Неверно».
– Почему неверно, почему? – плакала Дэзи.
Она уже было решила раскрыть расстроенному ребенку секрет, чем на самом деле питаются кролики, но не успела начать, как мама Трэйси всё объяснила своей дочери:
– Не плачь, просто учительница не любит мороженое…
Ее мысленная книга секретов счастливой жизни, открытая на новой странице с заголовком «Воспитание детей», так и осталась чистой. Что ж, отрицательный результат – тоже результат. Это единственное, что пришло ей в голову по этому поводу.
Следующим вопросом, требующим исследования, были семейные отношения. Заранее понимая, что ответ на такой сложный вопрос никто не принесет на блюдечке с цветной каёмочкой, она, тем не менее, верила, что сможет разгадать секрет счастливой американской семьи.
За последние несколько дней она старалась уловить эти внутренние семейные ценности. Вообще, что позволяет двум людям прожить всю жизнь друг с другом? Она не поддерживала теорию компромиссов, на которых, по мнению многих, только и возможно построить счастливую семейную жизнь.
Эту теорию все трактовали совершенно по-разному. Одни говорили, что это когда один из партнеров делает половину вещей, которые ему не нравятся, но нравятся партнеру, а партнер, в свою очередь, взамен обязан делать то, что не нравится ему, а нравится другому.
Выходило, что твоя вторая половина обязана за тобой ходить по магазинам одежды за то, что ты смотрела с ним футбол накануне. Весьма спорно, что при этом ты будешь счастлива, хотя бы и половину времени. Можно себе представить, какими вздохами, унылыми взглядами, поисками холодной воды и туалета будет озвучено это мероприятие с начала до конца. Удовольствие от решения увлекательной задачи – покупки розовой кофточки к розовой сумке, купленной по случаю неделю назад, – будет безнадежно испорчено. Если учесть вчерашний испорченный футболом вечер, получается, что два дня из жизни выброшены на ветер.
Или другой пример. Она хочет пойти к своей маме, а он – к своей. И если это устраивает обоих, то это не компромисс, и всё пройдет хорошо. А вот если она категорически не хочет идти к его маме, а он – к её? Можно себе представить, как хорошо они проведут выходной день, посетив обоих родителей.
Другие убеждали, что если один из партнеров любит одно, а другой – другое, то нужно сделать что-то третье. Что называется, не нашим, не вашим. Например, ты любишь классическую музыку, а твой супруг – джаз. И куда вам нужно пойти в субботний вечер – на концерт балалаечников? Или может быть, в церковь, послушать орган?
По её мнению, теория компромиссов в таком понимании абсолютно не подходила для семейных отношений. Гораздо правильнее позволить своему партнеру делать то, что ему нравится, и самой делать то, что нравится. Но для того, чтобы был смысл совместного проживания, нужно иметь что-то общее, что нравится делать вместе. И только такие семьи, у которых это общее есть, счастливы по-настоящему. Другого рецепта долгой семейной жизни она не знала.
Трэйси и Вилли не особенно часто разговаривали между собой. Каждый был занят своим делом. Вилли постоянно «готовился к лекциям», Трэйси возила девочек в школу и детский сад. Готовить еду в семье было не принято, питались они в основном полуфабрикатами, да ещё пару раз в неделю ходили с детьми в соседнюю пиццерию. А вот отсутствие уборки дома её очень удивило. На полу лежало светло-бежевое ковровое покрытие, ворс местами уже вытерся, но сохранил первозданный цвет и чистоту. Входя в дом, обувь не снимали, не мыли её и не вытирали от пыли. Потому что пыли не было! Объяснить этот феномен она не могла, хотя очень хотела. Однажды на улице она подошла к дереву, оглянулась и, убедившись, что никого вокруг нет, взяла щепотку земли и высыпала её себе на ладонь. Она долго смотрела на неё и даже понюхала. Земля была обычной. Почему за полтора месяца её туфли даже не запылились? Это было вторая вещь, после стиля сasual, которая её удивила в Америке.
Однажды в выходной день она проснулась от жуткого грохота. Спросонья ей показалось, что где-то что-то взорвалось, потом она услышала странные звуки, похожие на громкий плач, смех или хохот… Быстро сбежав по лестнице вниз, она увидела хозяина и хозяйку, которые валялись на полу и безудержно хохотали. При этом Вилли держал в одной руке молоток, а Трэйси держала большой гвоздь. В центре комнаты стоял стеклянный столик – вернее, то, что от него осталось. Деревянные ножки опирались друг на друга, а куски вдребезги разбитой столешницы были повсюду. Увидев её «немой вопрос», продолжая хохотать, они наперебой начали рассказывать, что произошло: Трэйси давно просила мужа починить журнальный столик, который расшатался. И сегодня они решили это сделать вместе. Трэйси держала гвоздь, а Вилли должен был стукнуть по нему молотком, но он промахнулся, и стукнул вместо гвоздя по столешнице… она и разбилась, как это было смешно, закончили они, и новая порция хохота потрясла дом. Налицо было доказательство, что она правильно трактовала теорию компромиссов. Видимо, их объединяло одинаковое чувство юмора. А ей-то раньше казалось, что такие истории показывают только в американском кино.