Елена Петровна Блаватская. Теософические архивы (сборник)

[Ответы на вопросы]

   Перевод – К. Леонов

   [Рукопись этого фрагмента, написанная рукой Е. П. Б., находится в архиве в Адьяре. Она состоит из двух листов, исписанных с обеих сторон. Некоторые сведения, содержащиеся в ней, согласуются с тем, что утверждала Е. П. Б. в ответах на «Некоторые вопросы, вызванные Эзотерическим буддизмом м-ра Синнетта», которые можно найти в томе V (1883 г.) данной серии. – Составитель.]
 
   Их спрашивают о том, нет ли «некоторой путаницы» в письме, которое приводится на стр. 62 «Эзотерического буддизма» и связано с тем, «что говорили древние греки и римляне о том, кем были атланты». Они ничего не отвечают. Слово «атланты» – это родовое название.
   (Вставка с небольшого белого листка.) [Он отсутствует.]
   Вполне естественно, что те, кто интересуется Тайной Доктриной, должны сделать свой выбор; они или должны признать в качестве своего непогрешимого проводника (а) современного филолога, археолога, этнолога и специалиста по общей истории; либо (б) тех, кто владеет Тайной Доктриной и однажды покажет свои достоверные и неопровержимые доказательства; либо (те, кто были бы более здравомыслящими) (в) попытаться искать истину между этими двумя параллельными путями – современным исследованием и Тайной Доктриной. Таков путь, открытый для них, но им следует запастись терпением. Огюст Конт был не первым из философов, который заметил, что перед воссозданием необходимо разрушение. Никто не испытывает большего почтения и уважения к тяжелому труду филологов и археологов, чем «адепты», – и никто не видит более ясно их ошибки, чем эти скромные вышеназванные персоны. В самом деле, кажется невозможным удержаться от улыбки по поводу некоторых из их рассуждений. И все же, этому не поможешь. Каким же образом некто сможет рискнуть выдвинуть свидетельство, основанное исключительно на секретах эзотерической доктрины, – той доктрины, которая была бы более чем бесполезна, если не доверена целиком тем людям, которых лишь и может она просветить; ибо отдельные изолированные свидетельства, выбранные наугад, удаленные друг от друга, причинили бы больше вреда, чем пользы. Насколько справедлива, например, эта важнейшая ошибка, появившаяся благодаря проф. Максу Мюллеру, который говорит, что «до времени Панини [грамматика] и до начала распространения буддизма в Индии было совершенно неизвестно использование письма для литературных целей», и «письмо использовалось в Индии до времени завоевания Александра [?!], – хотя оно и не могло применяться для литературных целей».^[4] Сегодня одним этим единственным ошибочным представлением определяется судьба почти каждого хронологического вычисления, касающегося Индии и ее древностей. От демонстрации этого зависит исправление тысяч ошибок, и главная из них – это правильная датировка в мировых хронологиях Ведической эпохи и большого числа наиболее важных сочинений. Посмотрим, чем же является это доказательство проф. М. Мюллера, что письмо не было известно до определенного им времени: (а) «В терминологии Панини нет ни одного слова, которое предполагало бы существование письма»; (б) «нет никакого упоминания о материалах для письма, будь то бумага, кора или кожа, в то время, когда индийские Diaskeuasts собирали песни своих риши, так же как и нет никаких намеков на письмо в течение всего периода Брахманов»; (в) «Мегасфен и Неарх утверждают, что законы индийцев не были закреплены письменном виде»; (д) «все слова, обозначающие чернила (маси, кали, мела, гола) и перо (калама), имеют современное происхождение»; слово «липи», письмо, и «дхармалипи», священное письмо, не содержаться ни в каких подлинно древних сочинениях; и (е) брахманы «никогда не говорят о своих грантхах, или книгах», и «мы никогда не встречается с [названием] книги, или тома, или страницы» в старых сочинениях брахманов»; и Ману или «вся литература брахманов не обнаруживает ни малейшего следа или намека на искусство письма».^[5] Таковы главные доказательства. Показав столь многое, и постоянно заявляя о том, что ни у Ману, ни у Панини нет ни одного слова, связанного с каким-либо предметом, используемым при письме или чтении, – мы видим, что несколькими страницами дальше профессор признается, что: (1) В «Законах Ману» (X.1) мы читаем: «Все три касты могут читать Веды, но лишь брахманам позволено провозглашать их». Авторам древних сутр не было ничего известно об искусстве письма, тем не менее (2) одно слово в них, как кажется, усиливает предположение об обратном: «некоторые из сутр разделены на главы, называемые паталами. Это слово… означающее… некое покрытие, окружающую кожу или мембрану… если это было так, оно выглядело бы практически синонимом слов liber и biblos, и обозначало бы книгу», и т. д.^[6] (3) «У Панини есть и другое слово, как могло бы показаться, доказывает, что не только искусство письма, но и написанные книги были известны в то время. Это слово – грантха… [которое] четыре раза встречается в наших текстах Панини…». (4) «Слово липикара– это важное слово… в сутрах Панини… и можно бы обоснованно добавить, что это доказывает знакомство Панини с искусством письма».^[7] (5) В «Законах Ману» (VIII, 168) мы читаем: «То, что дано по принуждению, то, что используется насилием, а также написанное (лекхита) по принуждению… Ману объявил недействительным». Сегодня любой беспристрастный читатель, который прочитал бы все вышеприведенные pros и cons verbatim (выдержки за и против) из «Истории древней санскритской литературы» проф. М. Мюллера, – увидит, что чаши весов с доказательствами прекрасно сбалансированы. И все же великий кембриджский санскритолог добавляет к последней из приведенных фраз следующее в высшей степени удивительное замечание: «Но это лишь другое доказательство того, что метрическое переложение Законов Манавов было сделано позже Ведического века».
   Именно на этом основании соответствующие работы определяют… На все это мы можем сказать лишь следующее: даже если бы во всей индийской священной литературе не было ни одного-единственного слова, которое хотя бы немного намекало на искусство чтения, письма или на хоть какое-либо представление об авторстве, мы все же утверждали бы, что это не доказательство, – и просто потому, что факты, приведенные профессором как доказательство противоположного, являются сильнейшими свидетельствами в пользу обсуждаемого вопроса. Когда он цитирует такие фразы, как «мы не встречаем нигде в буддийской литературе, и т. д.» (стр. 519), ему следует сперва осознать то, чего он не понимает, а именно, что в течение веков Веды, как и вся наша священная литература, считались слишком святыми для того, чтобы изложить их в письменном виде, и что такой поступок сразу же наказывался смертью. Сначала одни только посвященные брахманы, в большей степени, чем брахманы в целом, имели право «провозглашать» или произносить вслух Веды или священные мантры… Если бы они были открыты, мы привели бы для этой цели сотни шлок. После того, как они были записаны, долгое время одни лишь брахманы сохраняли их. Почему? Потому что вся священная литература – это серия оккультных трактатов, доктрин и практических наставлений науки наук, специально изложенных неким условным языком, причем такие предложения как правило имеют значение, совершенно противоположное тому, которое они должны выражать, и несколько тысяч слов, имеющих одно экзотерическое и одно эзотерическое значение, абсурдны и вызывают отвращение, если понимать их в буквальном смысле, возвышенны и величественны – если истолковать их при помощи сакрального кода. Никакой посвященный не мог быть и не может быть таковым, если он не запечатлел в своей памяти этот код. Даже записанные на своем экзотерическом языке, четыре Веды были запрещенной книгой для трех низших каст. Одного примера, приведенного на стр. 283 в августовском номере «Теософиста» за 1883 г. [том. III], достаточно, чтобы показать, сколь тщательно скрывали посвященные их истинное значение. Он содержится в ответе Тара Натха на вопрос в статье «Наркотики versus [против] оккультизма». В нем он показывает, что слово «рамарасапанам», которое считается входящим в терминологию йогов и на профанном языке телугу обозначает сорт крепкого алкогольного напитка, – в эзотерическом языке имеет значение определенного вида медитации для достижения оккультных целей. И нет ничего удивительного, если наши ориенталисты не находят таких слов, как том, книга или бумага, в древних сочинениях; кажется вполне естественным, что первый писец, который отразил эти труды в письменном виде, должен был избегать добавления хотя бы одного-единственного слова в то, что было смрити или шрути, поскольку все подобные слова в сакральной литературе опускались, как богохульственные и кощунственные, поскольку считалось, что они низводят священные труды на один уровень с трудами непосвященных. И все же весьма затруднительно понять, каким образом можно заподозрить писца-брахмана, – а не кайастху, представителя касты «писцов», название которой не встречается в «Законах Ману» именно по этой причине, – в том, что он не имеет никакого представления о письме, в то время как в действительности он совершает этот процесс с древнейшими текстами. Если бы на брахманов, которые впервые отразили в письменном виде сакральную литературу, не было наложено такое ограничение, кайастхи – презренная каста писцов, потомки отца-кшатрия и матери-шудры, – никогда не смогли бы привнести многочисленные чужеродные элементы в оригинальный текст, как они сделали впоследствии. Не следует удивляться, если мы встречаем такие устаревшие слова, как адхъяя, наставления, прашна, вопросы, и другие, которые имеют двойной смысл, ключ к которому – это тайный Код; они были в конце концов заменены чисто экзотерическими терминами, такими, которые мы обнаруживаем в более поздних трудах, и именно они и привели Макса Мюллера к ошибочному предположению о том, что до времени Будды не было ни письма, ни литературных начинаний. Совершенно верно, каста кайастха была малочисленна и появилась лишь за несколько веков до буддистов. Но это вовсе не причина для того, чтобы утверждать, что не существовало никакого письма до этого времени. Относительная древность различных работ так называемого (ориенталистами) второго периода санскрита скорее вращается в некоем порочном кругу вокруг общедоступных сочинений, чем соотносится с трудами на арийском бхаша. Одни лишь брахманы говорили и на языке богов, санскрита бхаша (санскрит и его иератическое дополнение, сензар), и на пракрити бхаша. Язык богов был неизвестен никому, кроме них самих. О металлических пластинах, упомянутых в книге законов Яджнявалкьи, не говорится в «Законах Ману», и все же существуют четырнадцать пластин с выгравированными мантрами, которые предшествуют особому Коды, на котором говорили в течение семи столетий… Идея о том, что в то время как небольшое… племя предположительно беглых египетских рабов, что демонстрируется на основании авторитета(!) их писаний, было…

[Ответ по поводу вопроса о солнечном тепле]

   Перевод – К. Леонов

   … что «никакое земное вещество, с которым мы знакомы – никакое вещество, которое попало на Землю в результате падения метеоритов, – не дает повода предполагать, что на Солнце происходит процесс горения», – лишь может послужить оправданием вопросу – откуда же тогда эта удивительная теория о «вспышках» на Солнце и медленном, но все же непрестанном сгорании? «Адепты» отвечают таким образом: Если некто изучит подлинное устроение Солнца, он не остановится перед тем, чтобы подумать, что эта манвантара «выглядит намного превосходящей то предполагаемое время, в течение которого солнце может сохранить свое тепло», ибо – оно не является «просто остывающей массой». И, таким образом, «адепты» ответили на второй вопрос, насколько это возможно для людей, совершенно незнакомых с современной наукой; и теперь они завершают его последним замечанием. Поистине, современная физика солнца заслуживает сегодня во много большей степени поэмы или фантастического произведения, наполненного «представлениями, превосходящими концепции Мильтона», – чем рассудительного научного трактата о математических фактах астрономии. И в этих словах великого поэта-физика есть подлинно оккультное звучание, та основная тональность, на которой должны быть основаны все последующие рассуждения (См. Проктор, стр. 412).^[8]
   Ответ на вопрос [3]. Никогда не высказывалось утверждение о подобной бессмыслице. Катаклизм, который практически уничтожил атлантов, медленно подготавливался в течение веков (см. стр. 54 «Эзотерического буддизма»), и другие части этого континента и населенные людьми острова 4-ой расы погрузились в океан задолго до того, как его постигла кульминация финальной катастрофы, о которой говорится и которая известна в истории. Их цивилизация обладала совершенно иным характером, чем та, которой сегодня гордится Запад. Цивилизация Египта и особенно ее учения были столь же велики, как и учения последних атлантов, и, по крайней мере в одном отношении, намного превосходили доктрины современных европейцев. И все же, в то время как то и дело откапывают их нерушимые монументы из камня и тому подобное, монолиты, их сфинксы и статуи, пирамиды с многочисленными саркофагами, наполненные папирусами и несущие на себе свидетельства о поздних цивилизациях, уже исчезающих или близящихся к своему концу, – где же следы их более древней и удаленной вглубь времен славы, где записи о той цивилизации, о которой барон Бунзен был вынужден сказать:
   [Две пустые строки для цитаты, которая отсутствует.]
   И все же земля Египта никогда не погружалась в глубины океанического дна. Не была она и расщеплена повторяющимися землетрясениями, которые снова и снова сотрясали то песчаное ложе, на которое погрузился в свой последний физический сон несчастный Посейдон, – пока ее почва не превратилась за сотни лет в липкую грязь, медленно засасывающую последние следы этой цивилизации. Тем не менее, благодаря постоянному ежегодному отложению аллювия (всего на несколько дюймов за сто лет), выносимого Нилом, древним Хапиму, – следы древнейшей египетской цивилизации, которая столь же превосходит позднейшую или ту, с которой, как утверждают египтологи, они знакомы, как ваша собственная превосходит сегодня цивилизацию Тибета, – сокрыты навсегда от знания ваших подрас. Сколько тысячелетий пронеслось над пирамидами, превосходящими нынешние, причем каждое тысячелетие откладывало свои 50 или 60 дюймов земли над погребенными разрушенными городами, еще более древними сфинксами и дворцами, – это предстоит подсчитать вам, последним завоевателям Египта. Вкапывайтесь все глубже и глубже в толщу песка и ила веков, и, быть может, вы сможете найти, и тогда подсчитайте и сложите ваши цифры. Нет; это не «предположение», но вполне определенное знание, что ваша современная европейская цивилизация, которая была циклопической и остается таковой, хотя могла бы иметь предметами своей гордости более тонкие и возвышенные вещи, будет также разрушена, ибо таков неизменный закон природы. И для некоего огромного пожара намного легче пожрать без остатка телеграфные и электрические механизмы, железные дороги и здания театров, недолговечные газеты и книги, рестораны и пивные, чем это было для потопа или наводнения – разрушить любое из семи чудес света и лабиринты, сады Семирамиды и Колосса Родосского, также как и древние неподверженные порче папирусы и пергаменты, – и тем не менее, время и стихии совершенным образом исполнили эту задачу. Сможет ли кто-нибудь распознать в спившихся трусливых коптах потомков непобедимых Сынов, обладавших «искусствами и языками» Озириса? Нынешние искусства обречены на уничтожение задолго до финальной катастрофы, чтобы освободить место для более совершенных искусств, – как и древний клавесин и клавикорд, исчезнув, освободили место для современного пианино, древняя виола – для скрипки, и некоторые из искусств и наук Египта, Рима и Халдеи, намного превосходящие современные, ныне утрачены, чтобы воскреснуть в будущем. Бессмертные творения Фидия, сделанные из мрамора, имели все основания сохраниться, и все же они почти исчезли, – но почему не должно случиться того же самого и с вашими? Что касается языков, то, не вступая в бесполезный спор с вашими филологами, которые не могут обнаружить никаких следов санскрита во времена, которые предшествуют этим несчастным двум тысячам лет до вашей эры, мы почтительно просим их высказать предположение о том, каков же был язык ученых атлантов? Адепты говорят, что древний санскрит и то, что сегодня называют тамильским языком, – это остатки того, что европеец назвал бы допотопным языком, а мы могли бы определить как до-посейдоновые языки. В этой связи автор позволит себе соединить шестой вопрос с третьим, к которому он очевидно относится… [Конец фрагмента.]

[Создание «The Theosophist»]

   Перевод – О. Колесников

   [Согласно «Дневникам» полковника Х.С. Олькотта, в Адьярских архивах имеется самый первый номер теософского журнала. «Теософист» был учрежден 6 июля 1879 г. 15 июля Мастер М. посетил Основателей в своем физическом теле, и имела место «чрезвычайно приватная беседа», по-видимому, касающаяся вопроса о журнале. 31 июля Э. Уимбридж разработал обложку для «Теософиста», а 2-го сентября начал делать оттиски с ее гравюры. 11 сентября рабочие приступили к подготовке издательского офиса для журнала. 20 сентября был отпечатан первый образец (восемь страниц) «Теософиста». 27 сентября был отпечатан последний образец. 28 сентября полковник Олькотт в 5 часов пополудни отправился к печатнику, чтобы внести кое-какие изменения в распоряжения «почтенного Старого Джентльмена», сделанные прошлым вечером. Так привыкли называть Мастера Нарайана. 30 сентября были получены первые четыре сотни экземпляров журнала, и 1 октября официально вышел первый номер «Теософиста»: «все руки в клею и кругом оберточная бумага», как записано в «Дневниках» полковника Олькотта.
   3-го октября полковником было получено письмо от Мастера Сераписа, ставшее, вероятно, «первым словом от него за некоторое время», как отметил Олькотт. Это письмо инструктировало полковника касательно некоторых вопросов, связанных с «Теософистом». Помимо всего прочего, он говорит:
 
   «Утверждаю ваше право на этот журнал: он был основан не для вас, но никто, кроме вас двоих, не имеет больше права управлять ***^[9]…При всяком случае было бы полезно разъяснять, что это издание не принадлежит ни вам, ни Е.П.Б., а находится под контролем определенных лиц, чтобы не только вы сами знали об этом…^[10]
 
   [В ее «Журнале», том X, с. 9, вклеена, как доказательство, обложка будущего «Теософиста», а под нею написано следующее:]
 
   Первое доказательство – это то, что она все-таки отпечатана рельефно, хотя мы не нашли в Индии ни ксилографического клише, чтобы сделать оттиск, ни гравера, который должным образом сделал бы эту врезку, ни литографа, чтобы отпечатать ее в цвете с камня. Уимбриджу пришлось изобрести новый процесс, чтобы выгравировать ее на цинке.

[Сэр Ричард темпл и наше общество]

   Перевод – О. Колесников

   Сэр Ричард оказал нашему Обществу великую честь, лично исказив его характер и намерения перед английской публикой. Издание памфлета, озаглавленного «Речь, произнесенная в Шелдонском театре, Оксфорд, в понедельник 10 мая 1880 года сэром Ричардом Темплом, баронетом, кавалером ордена „Звезды Индии“ 1-й степени, кавалером ордена Индийской Империи 3-й степени, бывшим губернатором Бомбея, в поддержку Оксфордской Миссии в Калькутте» только что была прислана нам из Англии и информирует жителей Оксфорда, что «современное образование сотрясает индусскую веру до самого основания» и «среди последствий подобного изменения в умах народа – появление нескольких влиятельных сект». Тем не менее он припомнил только три из них – Брахмо Самадж, Прартхана Самадж и – секту теософов! «Есть еще одна секта, – заявляет сэр Ричард, – называемая Прартхана Самадж, которая ныне действует в Пуне; и в самом городе Бомбее есть еще одна секта, называемая теософами». Затем он любезно объясняет религиозные воззрения двух из этих трех влиятельных сект. Члены Брахмо «почти, хотя и не полностью, христиане. Вы можете посетить любую из их лекций, и вы услышите, как лектор начинает речь с текста из Нового Завета, и он еще не раз обратиться к этому тексту, прежде чем вы поймете, что он – не христианин». Фактически эти люди, задержавшиеся у самого порога христианства, «почти несомненно» будут христианами. На членов Прартхана Самадж не обратили внимания, хотя их красивое белое здание – одно из самых приметных, из-за орнамента, в бомбейском квартале Гиргаум. Но в любом случае ему известно все о нас: возможно, из докладов его секретной полиции. «Я точно знаю, что в Бомбее есть теософы, – замечает выдающийся лектор, – проинструктированные некими людьми, причем не местными, а европейского происхождения, теми, кто, после того как отвернулся от христианства, продолжал в Индии исследовать Веды, древние письмена этой страны, истинный источник мудрости». И еще он весьма любезно предполагает, что всё, что теперь требуется, это «высшие образованные классы индийского народа нужно свести с людьми более великой культуры, чем их собственная». На его замечание, что ни Оксфорд, ни любой другой европейский университет никогда не выпустит учащегося, равного хотя бы одному из пятидесяти индийских философов, которые заслуживают упоминания, мы скажем, что величайшее непонимание целей и принципов Теософского общества никогда не сможет быть доказано. Оно не руководится людьми, оставившими христианство, поскольку они никогда и не принимали его; оно не религиозная секта и не собирается ею стать, а напротив, вполне четко утверждает, что как общество оно не имеет кредо и принимает в свои члены людей любых верований на равных условиях. Касательно же того, что благодаря нашей помощи или вдохновению индусы «отказываются от веры их отцов», мы уже два года делаем все, что в наших силах, чтобы заставить их уважать эту веру сильнее, чем когда-либо, и осознавать, что их предки учили лучшей религии, лучшей философии и лучшей науке, чем любая нация Европы когда-либо знала. Если сэр Ричард намеревается снова ораторствовать в Оксфорде об индийском религиозном веровании и «сектах», ему следовало бы хорошенько и чуть поглубже изучить эту тему. Тогда он сможет обнаружить даже, что в Индии есть лидер секты, у которого триста тысяч последователей, и зовут его пандит Дайананд Сарасвати Свами, чья Арья Самадж имеет пятьдесят филиалов по всей Индии – один в Бомбее, с членом губернаторского Совета в качестве Президента – и который открыто признал, что его цель – развивать дальше изучение Вед.