Елена Петровна Блаватская. Теософические архивы (сборник)

Елена Петровна Блаватская
Теософические архивы (сборник)

(Нью-)Йорк против Ланкастера: Новая война (Алой и Белой) розы

   Перевод – О. Колесников

   Несмотря на непрестанные совершения современными учеными новых открытий, преувеличенно благостное отношению к ее авторитету и установившейся научной рутине среди образованных классов, развитие истинного знания все равно задерживается. Факты, которые, если и наблюдались, проверялись, классифицировались и оценивались и могли иметь бесценное значение для науки, без долгих рассуждений отбрасывались на презренную свалку сверхъестественного. Для этих консерваторов опыт прошлого не служит ни примером, ни предостережением. Это ниспровержение тысячи высоко ценимых теорий делает нашего современного философа неподготовленным для любого нового научного открытия, как представление, будто его предшественники не допускали ошибок незапамятных времен.
   Приверженцу протоплазмы по крайней мере следует скромно вспомнить, что его прошлое – одно огромное кладбище мертвых теорий; заброшенное кладбище для бездомных и нищих, где и покоятся изжившие себя гипотезы, покоятся в недостойном забвении, как множество казненных преступников, чьи имена их потомки не могут произносить без стыда.
   Девятнадцатый век – по существу, век разрушения. Действительно, наука гордится многими революционными открытиями и требует увековечить эту эпоху, силою отняв у Госпожи Природы кое-какие из ее наиболее значительных тайн. Если бы она не освещала те несколько дюймов узкой кольцеобразной дорожки, в пределах которой она до сих пор тащится, еле волоча ноги, какие неизученные и беспредельные пространства она оставила бы позади себя? Хуже всего то, что эта наука не просто отказывается освещать те области, которые кажутся темными (хотя это вовсе не так), а ее приверженцы пытаются сделать все возможное для того, чтобы погасить огни других людей под предлогом, что они не специалисты, и их дружеские маячки – это блуждающие огни. Предубеждение и предвзятые идеи поступают в мозг людей и, подобно раковой опухоли, пожирают их мозги до самой сердцевины. Спиритуализм – или, если для кого-то это слово стало весьма непопулярным, Вселенная духа – остается сражаться с миром материи, и близится переломный момент.
   Полу-мыслители и слепо подражающие им люди, считающие себя философами – короче говоря, тот класс, который неспособен постигать события несколько глубже, чем их поверхностный «слой», и измеряющие ежедневные события под углом зрения сегодняшнего дня, забывшие о прошлом и не беспокоящиеся о будущем, – от души радуются отпору феноменализму в наступательно-оборонительном союзе Ланкастера-Донкина и мнимому разоблачению Слейда. В этот час будущего триумфа Ланкастера следовало бы сделать изменения на украшениях, венчающих английские геральдические щиты. Ланкастеры всегда не находили общего языка и провоцировали борьбу среди мирного населения. Со времени древних Йорков война Белой и Алой Розы переместилась в неведомые земли, и Ланкастер (имя которого искажено), вместо того чтобы объединиться с наследственным врагом, соединил своих идолов с идолами Донкина (чье имя, очевидно, тоже искажено). Поскольку герой этого времени – отнюдь не рыцарь, а зоолог, очень сведущий в науке, которой посвятил свои таланты, почему же не похвалить его альянс, поместив на четвертую часть щита красную розу Ланкастера вместе с пушистым чертополохом, так нежно любимым определенным пророческим четвероногим, выискивающим его на обочине дороги? И в самом деле, господин редактор, когда мистер Ланкастер говорит, что все, кто верит в феномены доктора Слейда, «лишились разума», мы должны предоставить библейскому животному решительное предпочтение над современными. Валаамская ослица по крайней мере обладала способностью воспринимать духов, тогда как некоторые из тех, кто по-ослиному ревет в наших академиях и больницах, не предъявляют никаких доказательств этой способности. Прискорбное вырождение особей!
   Подобные личности – это те, кто объясняют все духовные явления Природы удачами или неудачами медиумов; а каждому новому фавориту, по их мнению, наверное необходимо смириться, когда на него падает ненаучная и гипотетическая «Невидимая Вселенная», когда грохочущий красный дракон Апокалипсиса смёл своим хвостом треть звезд с небес. Бедные слепые кроты! Они не принимаю всерьез яростные нападки против «мании» таких феноменалистов, как Уоллас, Крукс, Вагнер и Тьюри, а только помогают распространению истинного спиритуализма. Мы, миллионы сумасшедших, действительно должны направить выражение признательности «взъерошенным» Бэрдам, которые делают чрезмерные усилия, чтобы казаться тупыми болванами, пытаясь обмануть семейство Эдди, к притворному «изумлению и повышенному интересу» Ланкастеров, и лучше обдурить доктора Слейда. При помощи пиротехнических шоу, они представляют свои чудеса публичному вниманию с большей помпой, чем все защитники феноменализма.
   Когда Русский Комитет доверил весьма деликатную задачу отобрать медиума для будущих санкт-петербургских экспериментов и когда участник Теософического общества приспособил силы доктора Слейда для исследования в длительной серии сеансов, я объявила его не только истинным медиумом, но одним из лучших и наименее мошеннических медиумов из всех, когда-либо существовавших. Путем личного опыта мне удалось не только подтвердить подлинность его письма на грифельной доске, но также и все материализации, происшедшие в его присутствии. На стул была наброшена шаль (причем стул мне предложили поставить в любом месте, которое я выберу), как и на всё в кабинете были наброшены шали, он приступил к действиям, и его призраки немедленно появились при свете газовой лампы.
   Никто не будет обвинять меня в чрезмерной уверенности в личности материализовавшихся призраков или в избытке любви к ним; однако честь и правда заставили меня подтвердить, что те, кто являлся мне в присутствии Слейда, были настоящими призраками, а не «загримированными» сообщниками или куклами. Они были недолговечны и почти прозрачны, и таких призраков я видела только в Америке, что напомнило мне о привидениях, вызываемых индийскими адептами. Как и последние, они образовывались и растворялись перед моими глазами, их субстанция как туман поднималась от пола и постепенно переходила из газообразного состояния в твердое. Их глаза двигались, а губы улыбались; но когда они останавливались рядом со мной, их формы были настолько прозрачны, что сквозь них я видела все предметы, находящиеся в комнате. Их я называю подлинными духовными субстанциями, тогда как тускло мерцающие и неясные формы, которые я где-то видела, были не чем иным, как оживленными формами материи – и всякий раз, когда они появлялись, у них потели руки, а от самих исходил особенный запах, название которому в то время дать я не могла.
   Всем известно, что доктор Слейд не владеет иностранными языками, и все-таки на нашем первом сеансе, случившемся три года назад в день моего прибытия в Нью-Йорк, когда он еще не был со мною знаком, я получила на его грифельной доске длинное послание на русском языке. Я намеренно не рассказала ни доктору Слейду, ни его партнеру о своей национальности, и хотя по моему акценту они, конечно, определили бы, что я – не американка, то все равно не смогли бы догадаться, из какой я приехала страны. Представляю себе, что если бы доктор Ланкастер позволил Слейду писать, стоя на коленях и опираясь на локти, по-очереди или одновременно, то бедняге все равно не удалось бы написать русское послание посредством хитрости или какого-нибудь трюка.
   Когда я читала отчеты в лондонских газетах, мне внезапно пришло в голову, насколько удивительно, что этот «бродящий» медиум, после того как сбил с толку такую толпу ученых мужей, очень просто стал жертвой зоологическо-остеологической своры ученых детективов. Утверждение, что ни «психический» сержант Кокс,^[1] ни «бессознательно прославленный» Карпентер, ни мудрый Уоллас, ни опытнейший М.А.^[2] (Оксон), ни предусмотрительный лорд Рэйлих, который, сомневаясь в собственной проницательности, нанял профессионального фокусника и использовал его на своих сеансах; ни доктор Картер Блейк, ни целая толпа других весьма компетентных исследователей не смогли бы определить, видел ли своим орлиным взором Ланкастер-Донкин созвездие Близнецов, бросив на него один-единственный взгляд, – это обман. Ничего подобного не случалось со времени Бэрда, электро-сенной лихорадки и судьбы Эдди, объявившего профессорско-преподавательский состав Йельского университета группой ослов, поскольку они отказывались принять внушенное ему Богом открытие тайны чтения мыслей, и горевавшего по поводу имбецильности этого «любезного идиота», полковника Олькотта, за то, что тот предпочел единственный часовой сеанс «электрического» доктора двухмесячному изучению феномена Эдди.
   Я – американская гражданка пока еще в зачаточном состоянии, господин издатель, и мне нельзя надеяться, что английские мировые судьи с Боу-стрит прислушаются к голосу, раздавшемуся из города, который, как поговаривают, очень мало уважают британские ученые. Когда профессор Тиндаль спрашивает профессора Йомэнса, смогут ли нью-йоркские плотники соорудить ему экран десяти футов длины для его лекций в Институте Купера и нужно ли ему самому необходимым отправлять в Бостон ледяной пирог, необходимый для его опытов; и когда Гёкси выказал огромное удивление, что «иностранец» способен выражать свои мысли на вашем (нашем) языке так, что это совершенно понятно, – «по всей видимости», – нью-йоркской аудитории, и что эти неглупые парни – нью-йоркские репортеры – способны доложить ему, несмотря на их акцент, были ли в Нью-Йорке «привидения», то я не могу надеться выступить в лондонском суде, когда защитника преследуют английские ученые. Но, к счастью для доктора Слейда, британские суды не руководятся иезуитами, и поэтому Слейд может избежать участи Леймари. Конечно же, он явится в суд, если ему разрешат призвать на свидетельское место своего Овассо и других преданных ему «хозяев»,^[3] чтобы записать их свидетельства внутри сдвоенной грифельной доски, сделанной самими же мировыми судьями. Это и есть золотой час доктора Слейда; ведь ему никогда не выпадало удачной возможности продемонстрировать реальность проявлений феноменов и дать спиритизму победить скептицизм; а мы, кому известны удивительные силы доктора, уверены, что он сумеет это сделать, если ему будут помогать те, кто в прошлом совершил очень много при его содействии.

Е.П. БЛАВАТСКАЯ,

Секретарь по переписке

Теософического общества.

Нью-Йорк, 8 октября 1876 года.

[Е.П. Блаватская и Эдвард Уимбридж]

   Перевод – О. Колесников

   [Статья с таким названием содержит ответ Эдварда Уимбриджа, опубликованный в той же самой газете от 20 сентября 1880 г. Некоторое количество комментариев, сделанных Е.П.Б. от руки чернильным карандашом, записаны сбоку от вырезки в ее «Альбоме». Фразы, заключенные в квадратные скобки, приведенные далее – это выдержки из статьи Уимбриджа, к которым Е.П.Б. добавляет комментарии. – Составитель.]
 
   [Я вынужден попросить немного места в вашем уважаемом журнале, в котором в последнем номере напечатан ответ на письмо мадам Блаватской.]
 
   Мистер Эдвард Уимбридж – в Новом Свете – что за фальшивый свидетель!!
   [Мадам Блаватской, безусловно, не нужно заверять наших читателей в том, что она будет такой же ревностной, как и всегда в ее филантропической деятельности, поскольку все, кто знает мадам Блаватскую и полковника Олькотта, должны совершенно осознать, что филантропическая деятельность не стóит для них ничего. Было бы гораздо лучше, если бы она указала хоть на какое-то свое крошечное деяние, совершенное во имя милосердия или ради истинного благополучия Индии.]
   Бахвалиться своими милосердными поступками – отнюдь не в привычке мадам Блаватской – пусть даже самыми великими, хотя, безусловно, не секрет, что она предоставляла стол и кров, воду… а иногда и ОДЕЖДУ мистеру Уимбриджу и мисс Бэйтс в течение 18 месяцев, когда все они были в Индии.
   […Братство и справедливость – суть просто идеи Теософского общества…]
   «Идеи» находятся в мозгу мистера Уимбриджа, а для нас это – реальность и факты.
   [Отношение мадам Блаватской к тому, чтобы раскрыть то, что ей нравится называть «все факты, как они есть» – это даже смехотворно. Неужели мне следует вообразить, что эффект, производимый на членов Бомбейского филиала Теософского общества при помощи нравственных усилий, заставит их принять предубежденное утверждение в качестве предъявления факта? Это едва ли может ускользнуть из памяти мадам Блаватской.]
   Эффект задокументированного свидетельства, прочитанного на последнем собрании, был таков, что мисс Бэйтс была исключена, а мистер У. признан выбывшим, и за ним последовали еще четыре члена, а мистер Сирвай признан всего лишь одним из приверженцев. Потому что «предубежденное утверждение» содержало правду и ничего кроме ПРАВДЫ о том, что эти люди пытались представить в ложном свете и что мы всегда публикуем, опираясь на факты.
   [Совершенно неверно называть полемикой женскую ссору, даже если муж одной из дам и друзья другой сначала принимают в ней участие, и если мадам Блаватская берет на себя труд отметить, что «у мадам Коуломб не имелось приверженцев», то это было, вероятно, потому что присутствовавшие решили, что она не заслуживала поддержки.]
   Либо так, либо справедливость и честность не всегда оказывается в выигрыше.
   [С тех пор Теософское общество выросло еще на примерно 8 подразделений и сейчас вместе с Цейлонским филиалом их число достигло 19 или 17, но Бомбейский филиал – гораздо более многочисленный и значительный из всех подразделений. По секрету поговаривают, что некоторые из филиалов включают в себя только 5–6 членов.]
   Слухами земля полнится (sic!). Также ходят тайные слухи, что мистер У. несмотря на то, что он Советник, ничего не знает об истинном состоянии Теософского общества. Как уверяет мистер У., филиалов не 5 или 6, а больше в пять раз, и в каждом филиале, прежде чем он мог быть официально зарегистрирован, уже имелся 21 член.
   [Что касается утверждения, что из Общества вышли только четыре региональных члена, то я не буду на этом настаивать, так как вовсе не желаю быть неточным или неучтивым. Однако более 4 человек покинули Общество, а другие, несомненно, поступили бы так же, не помешай мы им своим побегом в Шимлу.]
   Три лжи на шести строчках. Только четверо региональных членов покинули Общество и двое английских: мистер У. и Бэйтс (исключена). Наше поспешное бегство в Шимлу – это величайшая выдумка. Но зато эта ссора была перенесена в Шимлу спустя несколько дней после нашего возвращения с Цейлона. Мистер Синнетт может засвидетельствовать, что он приглашал меня приехать за три недели до нашего прибытия. Но нам приходилось откладывать день за днем.

[Е.П.Б. о сезоне дождей]

   Перевод – О. Колесников

   [Нижеследующее перепечатано дословно и буквально из вырезок одной из записных книжек генерала Абнера Даблдея, которые хранятся в архивах бывшего Теософского общества Пойнт Лома. Из заголовка «Корреспонденция Banner» становится очевидным, что первоначально это было опубликовано в «Banner of Light». Вырезка не датирована, но в других вырезках, вклеенных в ту же записную книжку, дата не вызывает сомнения – 1879 год.]
 
   Banner Correspondence
   Индия.
 
   БОМБЕЙ. [Из частного письма, отправленного нами мадам Е.П. Блаватской, мы позволили себе извлечь нижеследующее живописное описание климатических условий этой солнечной страны, предварив наши действия сообщением, что у нас есть подшитое в дело очень длинное письмо от этой талантливой леди, которое мы предполагаем опубликовать при первой ближайшей возможности. ] Вам известно, что такое сезон дождей? И если вы осведомлены о его природе, готовы ли вы утверждать, что так хорошо знакомы со всеми его особенностями, развитием и влиянии, оказываемом им на человечество в общем и флегматичных людей с медленной кровью в частности? Мое личное мнение как археолога таково, что это один из таких муссонов, который Отец Ноя – кто, по-моему, принадлежал к низшей касте индусов – принял в угаре интоксикации за всемирный потоп и тем самым ввел в обман доверчивое христиано-иудаистское человечество и на многие годы внес сумятицу в геологию. Что ж, этот сезон дождей начался примерно 15-го июня и закончился приблизительно 15-го октября. До этого прошло долгих восемь месяцев, когда на покрытые волдырями носы миллионов исходящих пóтом «средних» индусов не упало и капли воды, чтобы облегчить их изнывающие от жары души. Будучи по природе «невежественными язычниками», они тем не менее стали готовиться к христианскому аду. Пока ничего особенного не случилось. Но когда это началось, то это было предупреждением, говорю я вам! Назвать это дождем – все равно что назвать Ниагарский водопад душем. Улицы, задворки, сады и бараки, и даже комнаты в домах были затоплены. Бомбей изменился за несколько дней, может быть, недель, превратившись в некое подобие прекрасной Венеции. Индусов это не волновало, поскольку во время засухи они прогуливаются голые по пояс, а во время сезона дождей ходят обнаженные более откровенным образом. Это для них всего лишь сезон дождей, но несчастных приезжих из других, более сухих областей, как, например, представителей нашей «Теософской миссии», как нас здесь назвали, наводит на более серьезные размышления. Всё в домах, от крыши до пола; от мебели до носимой одежды, шляп, ботинок, платяных щеток, и т. д. и т. д., становится мокрым, как пропитанная водою тряпка, липнет и в конце концов рвется на куски, если недосмотреть. Каждый второй или третий день мне приходилось высушивать над жаровней каждую из моих нескольких сотен книг; а наша группа, я бы сказала, почти всё время сидела под зонтиком в гостиной, проводя таким образом половину времени! Но это еще не всё! Поля, джунгли и расщелины в скалах были затоплены; очковые змеи, скорпионы, многоножки, ящерицы, а в некоторых местах и тигры начали удирать от голода и находили себе убежища в домах, большинство из которых, как и наше бунгало, не имело рам у окон, а просто несколько деревянных планок. Это – настоящий Дарвиновский сезон, в котором самый главный закон гласит, что «выживает наиболее приспособленный». Каждую ночь мне приходилось обходить мое уединенное бунгало, которое «угнездилось» под куполом кокосовых деревьев, окруженное бананами и крупными кустами, и я чувствовала чрезвычайное счастье всякий раз, когда мне удавалось совершить некоторое количество жестоких убийств. Я становилась кровожадным Нимродом и убивала тараканов, больших и маленьких мышей, пауков, которых можно было принять за средних размеров крабов, и по ночам расправлялась примерно с тысячей разнообразных насекомых поменьше. Увы! Я никогда не надеялась на уютное место в календаре ни джайнистских, ни буддистских святых. Но, как я вам уже говорила, выживает наиболее приспособленный; и если мы собирались выжить, то нам приходилось уничтожать наших братьев из царства животных. Мы все внесли свою долю в этот мир скорби.

[Заколдованное зеркало]

   Перевод – О. Колесников

   [В июньском номере «Теософиста» за 1880 год на с. 230 появилась статья об эксперименте, проделанном А. Церетели. Он узнал, что если «стоять в одиночестве в полночь перед зеркалом, держа в каждой руке по зажженной свече, и три раза громко и медленно повторить свое имя» – это должно иметь самые ужасающие последствия. Он проделал его точно так, как ему рассказали. После того как он дважды произнес свое имя, при этом пристально всматриваясь в свое отражение в зеркале, его внезапно наполнил ужас, ибо он осознал, что его изображение исчезло, тогда как все остальные предметы отчетливо отражались, как и прежде. В отчаянии он попытался произнести свое имя в третий раз, но не смог. После этого он больше ничего не помнил, пока на следующее утро не осознал, что лежит в своей постели, а рядом стоит слуга.
   Такой же эксперимент попытался произвести бабу Тош Миттра, который делал все в точности согласно тому же методу, но безрезультатно. Три последующие ночи он повторял эксперимент, но тщетно. Он выражает желание узнать, пробовал ли еще кто-либо проделать такое, и считает, что «подобные описанные эффекты могут случаться только с определенными людьми».
   На это Е.П.Б. замечает:]
 
   Стремления к экспериментам, примеру которых следовал бабу, это всего лишь то, благодаря чему может быть открыто много истины, существующей в освященных веками легендах, традициях и суеверных преданиях современных народов. Если попытки его и его друга больше ничего не доказывают, то они, безусловно, демонстрируют, что любой человек, который вызывает самого себя в зеркале в полночь при свете двух свечей, непременно придет в ужас в случае появления призрака. Однако его здравый смысл, вероятно, подсказал, что не надо сомневаться в самом факте случившегося; а именно, что феномен, описанный в нашем июньском номере князем Церетели, наблюдается только у людей с особым складом характера. Это безусловное правило в любой другой области психических феноменов. Что касается рассказа «Заколдованное зеркало», мы опубликовали его в качестве иллюстрации одного из старинных славянских поверий, оставляя читателю поверить, что лучше описанного не делать.

[О происхождении пифагорейской системы]

   Перевод – К. Леонов

   [Этот фрагмент, написанный рукой Е. П. Б., находится в архиве в Адьяре и воспроизведен по точной копии оригинала. – Составитель.]
 
   …Азиаты говорят, что благодаря Зодиаку, который в течение тысячелетий использовался в наших храмах, – если целиком оставить в стороне психологические претензии, – мы имеем средства увидеть и глубоко проникнуть сквозь ту киммерийскую тьму, которая для жителей Запада протягивается назад в виде некой бесконечной и непроницаемой череды доисторических веков. И это жители Азии бесстрашно говорят в лицо профессору Веберу, который своим научным авторитетом убеждает доверчивую публику, что арийские брамины не знали Зодиака до первого века нашей эры и что индусы «в любом случае обязаны в том, что касается зодиакальных знаков и названий планет, греческому влиянию». Ибо, если он может показать, что Варахамитра (в Пулисе) «использовал в своих сочинениях огромное количество греческих слов», то индусы могут доказать на основании не меньшего авторитета, что тогда как Варахамитра жил в шестом веке христианской эры, Пифагор, который жил в том же, шестом веке (570 г. до н. э.), но одиннадцатью столетиями раньше, получил свое астрономическое и астрологическое образование (включая сюда и знание Зодиака), свою систему ученичества (chelaship) и религиозного братства, для чего перевел с санскрита термины эзотерического и экзотерического на греческий язык, и даже свое знание о гелиоцентрической системе – от посвященных браминов. Его запрещение есть животную пищу и некоторые овощи и его учение о переселении душ пришли из Индии, так же как из шрути он взял свою систему внушения части учеников безграничного почтения к их учителю, или гуру, и, по существу, даже свою доктрину о числах, связанных с музыкальной шкалой, и о Вселенной, как о гармонически устроенном целом. Наши зодиакальные знаки имеют общее происхождение с знаками египтян, и это можно будет как-нибудь при случае доказать. Даже европейские египтологи приписывают Зодиаку возраст в 4000 лет до нашей эры.
   Кроме того, некоторые из самых крупных светил филологии заходят столь далеко, что утверждают, что до предполагаемого завоевания Александром у индийских ариев вообще не было никакого представления об искусстве чтения и письма. И, хвастаясь столь немногим…

[О рахатстве]

   Перевод – О. Колесников

   Одна сентенция к статье «Рахатство», напечатанная в августовском номере, была тотчас же ухвачена врагами нашего дела и стала для них неплохим развлечением. Мы желаем им веселья, ибо они попали пальцем в небо. Это выражение было таково: «Мы даже познакомились (на Цейлоне) с теми, кто совсем недавно встречался с такими святыми людьми (то есть, людьми, которые достигли „самых возвышенных сил адептства“), и с одним выдающимся священником, который вступил в Общество очень скоро после разрешения увидеть и обменяться с ним некоторыми из наших знаков отличия». Мы ясно объяснили в статье, о которой идет речь, что под словом рахат мы подразумеваем адепта или кого-либо, кто «кто развил свои психические силы до их полнейшей величины». В Индии такой человек известен как риши или йог, и есть множество стадий и степеней развития, прежде чем можно добиться вершины духовного совершенства. Таким образом, рахат может быть самого низшего или самого высшего уровня развития. Существует четыре степени или стадии: это – Sukkha-vipassaka (низшая), Tevijja (третья), Shad Abhiñña (вторая) и Siwupilidimbiapat (первая), высшая. Мы утверждаем и повторяем, что ни в Индии, ни в Египте, ни на Цейлоне эта древняя мудрость не умерла, и наша вера, что она пережила своих древних адептов и посвященных, основана на персональном знании, а не на слухах. Цейлонский христианский журнал обвиняет нас в «ребяческой доверчивости и вере в так называемую высшую святость и предании гласности мифов и обмана». Чем больше наши враги говорят об обмане и мифе, тем лучше; их дом – из стекла, и они больше не швыряют камни в наш огород. Видел ли священник или нет обмен знаками с чужаком, который ознакомился с оккультными науками, и поскольку буддисты называют рахатом какую-нибудь одну из степеней, это не играет никакой роли: мы верим, что он, возможно, подобно любому делегату из нашей группы, имел свое индивидуальное впечатление от какого-то места на острове – не говоря уже о впечатлении издателя этого журнала или некоего другого человека, не относящегося к нашему Обществу, которые виделись и беседовали с такой личностью. Если священник его видел, то он видел живого человека, а не призрак, бога или духа. Спустя несколько недель после нашего приплытия в Индию, когда никто, кроме полдюжины бомбейских джентльменов, не понимал предзнаменований нашего Общества, полковник Олькотт, находясь в пещерах Карли в Мофуссиле, заговорил с индусским санньяси, который сперва показал ему один очень важный из наших знаков, а потом уже все остальное. Когда спросили, где он им научился, он ответил, что его гуру (учитель) послал ему их из – в Карли, приказав прибыть туда точно в этот час и встретиться с белым человеком, которому он показал эти знаки и послание, которое тот получил впоследствии. Суть как для врагов, так и для друзей состоит в том, что необходимо понять: именно Будда объявляет, что состояние рахата, или адепта, всегда может быть достигнутым теми, кто будет следовать его наставлениям.