Елена Усачева. Влечение

   В классе Маркелова кормила сыром Лариску. Судя по ее взгляду, наш вчерашний разговор она уже забыла.
   – Тебя Пашка искал, – сообщила Лерка.
   – Нашел уже.
   Помолчали. Лариска смешно шевелила усиками, поводила встревоженными глазками, тыкалась носом в парту.
   – А чего, Малинина и правда ходила в подвал в гости? – спросила Лерка как бы между прочим. Но меня такими уловками не обмануть – она ждала меня, чтобы задать этот вопрос.
   – Никуда Малинина не ходила, – отмахнулась я. Хотя наверняка Галька успела всем растрепать об утренней инспекции в мастерскую. Неужели Лерку известие расстроило?
   – Говорят, у него на пальце кольцо с черепом. – Маркелова пристально смотрела на меня. Обиженная, что на нее не обращают внимания, Лариска стала небольно покусывать нам пальцы. – И ходит он в черном. Он все-таки гот. Надо позвать его к нам в Покровское.
   Я села за парту. Так и виделось, как этот красавчик в начищенных ботинках топает по лужам к кладбищу. Среди обтерханных готов он явно произведет фурор. И вдруг запоздало вспомнила: какое кольцо, если он все время ходит в перчатках? Какая черная одежда, если вчера он был в джинсовом костюме? Да чего они вообще здесь все выдумывают!
   Но фантазии продолжались. Пару последующих дней девчонки активно обсуждали Стешкино знакомство. Лица наших парней становились все мрачнее и мрачнее. В таких обсуждениях все постоянно смотрели на меня, потому что пианист жил именно в моем подъезде и, по мнению многих, я должна была быть в курсе всего, что происходит в доме. Но я только пожимала плечами. Новые жильцы нелюдимы, на улице их почти не было видно, а по вечерам не слышно. Если они и играли на своем инструменте, то прикрыв его подушками – из мастерской не доносилось ни звука, ни шороха.
   С лавочек во дворе исчезли бабушки. Это было странно. Обычно неугомонные блюстительницы порядка днюют и ночуют возле подъездов, ни дождь, ни холод, ни снег не могут их согнать с насиженных мест. Неужели всех одновременно радикулит прихватил?
   – Здравствуйте!
   Я до того задумалась, что вздрогнула от неожиданного приветствия.
   В окне первого этажа нашего дома сидела Маринка. Ей было лет шесть или семь, но на свой возраст она не выглядела – бледная, худая. Девочка постоянно болела, поэтому все дни проводила в своей комнате. Единственным ее развлечением было укутаться в куртку и плед, сесть около окна и смотреть на улицу. Из-за дома напротив солнца ей не доставалось, поэтому Маринке приходилось довольствоваться отблесками света в чужих окнах. Про себя я ее называла «дитем подземелья». Ее бы на солнышко, на море… Но Маринкины родители были постоянно заняты, им некогда было заниматься дочерью.
   – Привет, Маринка! – Я подошла поближе. – У меня для тебя книжки новые есть.
   Маринка смешно распахнула глаза.
   – Ну что же ты их мне не несешь? Вот взрослые всегда так – обещают и не делают.
   Я не смогла сдержать улыбку – до чего Маринка была забавной. И тут же поймала себя на мысли – о ком она говорит? До сих пор этой фразы я у нее не слышала.
   – И кто же он, коварный взрослый, обещавший и не сделавший?
   – Да есть тут один, – кокетливо отмахнулась Маринка. Ничего себе! Кнопку из-за подоконника не видно, а туда же, женщину из себя строит! – Мы вчера познакомились.
   В душе зародилось нехорошее подозрение.
   – С кем ты познакомилась? – Наш микрорайон не был богат незнакомцами. Только если…
   – С Максимом, – с гордостью сообщила Маринка. – Он за руку меня взял.
   Я мысленно прикинула расстояние от земли до подоконника. Метра два. Чтобы взять Маринку за руку, таинственному Максиму пришлось бы долго прыгать. А впрочем, почему таинственному? Если дядя Леонид Леонидович, то племянник… Максим?
   – Он и сегодня придет, – пела соловьем Маринка. – Он говорил, что мне надо помочь.
   Да, поддержка ей нужна. Только что это за помощь – за руку подержать?
   – Он обещал приходить ко мне каждый день. – Маринка очень старалась выглядеть солидной.
   – Обещал, значит, придет.
   Выходит, Максим? Вот так – не Вася и не Веня.
   – Он хороший. – Маринка перегнулась через подоконник и сообщила мне доверительно: – Сказал, что в следующий раз обязательно что-нибудь принесет.
   – Здорово, – машинально пробормотала я.
   Былая тревога накрыла меня с головой. Что-то должно случиться… Я не понимала, с чего мне вдруг стало страшно. Удары сердца гулко отдавались в голове. Как шаги.
   – Максим! – взвизгнула у меня над головой Маринка.
   Я дернулась, чтобы сбежать, но было уже поздно.

Глава III
Драка, которой не было

   – Здравствуйте!
   Спокойный уверенный голос. Все остальное услужливо дорисовала фантазия, волосы, глаза, резко очерченное лицо, губы.
   – Здравствуйте! – Я повернулась, и от резкого движения у меня закружилась голова.
   Он был все такой же – бледное лицо, чуть рассеянный взгляд, ярко-красные губы. На него хотелось смотреть, не отрываясь, но я заставила себя отвести глаза. Рука потянулась к волосам. Я старательно заправляла прядь за ухо, а она все выскальзывала, падая на лоб.
   – Это Маша, она на двенадцатом этаже живет, – закладывала меня Маринка. – Она на саблях дерется и на лошади скачет.
   – Приятно познакомиться. Макс. – Он стоял рядом, и мне казалось, что от его слов веет холодом.
   – Маша! Ну, посмотри, какой он красивый! – потребовала Маринка.
   Я с трудом подняла голову. Внутри поселилось странное чувство волнения. Как будто я впервые знакомлюсь с парнями. Какие идеальные черты лица. Его губы дернулись в легкой ухмылке.
   – Максим, ты обещал! – Маринка настойчиво тянула одеяло внимания на себя.
   Пианист нехотя оторвал от меня взгляд и повернулся к окну.
   – Это тебе.
   На секунду мне показалось, что Макс вырос, так легко, почти не напрягаясь, он дотянулся до двухметрового подоконника и положил перед девочкой букетик небольших синих цветочков. Очень похожих на незабудки. Только цветы не могли быть незабудками. Потому что они цветут весной, а сейчас была осень.
   – Вот, я же говорила! – замахала букетиком гордая таким вниманием Маринка. – Еще придешь?
   – Приду. – Макс наградил Маринку скупой улыбкой.
   А я не могла оторвать взгляда от букета. Это были именно незабудки. Маленькие лиловые цветочки с желтой серединкой ни с чем спутать нельзя. Несколько аккуратных круглых лепестков в маленьком зеленом венчике.
   – Максим! Смотри! Она завидует! – Маринке нельзя было отказать в наблюдательности.
   – Не может быть! – не удержалась я от восклицания. Тревога заколотилась в груди, на мгновение стало нечем дышать. – Незабудки не цветут в октябре!
   Макс резко повернулся ко мне. Мне даже показалось, что он хотел наклониться ко мне, но сдержался.
   – А ведь мы с вами встречались… – процедил он сквозь зубы.
   – Вы в нашем доме живете.
   Ответила я и по стеночке стала пробираться ближе к подъездной двери. Он так нависал надо мной, что мне стало не по себе.
   – В вашем доме?
   Я увидела, как сжались кулаки в перчатках, как застыло бледное лицо, превратившись в гипсовую маску.
   – В доме… – пробормотал он. – Почему же раньше, – Максим, словно опомнившись, выпрямился, – я вас не видел?
   – Около пианино. Помните? – пробормотала я. – Вы мне еще дверь открыли…
   Говорил он странно. И выглядел как-то пугающе. Его смутил мой вид? Его расстроило мое недоверие к незабудкам? С чего он вдруг так изменился?
   – Нет! – Макс отшатнулся, поднимая руку в перчатке к лицу. – Извините.
   И проскользнул мимо меня, потянул на себя дверь подъезда. Я даже не успела заметить, как он набрал код замка. И домофон не запищал.
   – Незабудки символ верности и доброй памяти… – Он уже стоял в дверях и говорил, чуть повернув ко мне голову. – Греки называли цветок «мышиное ухо». Правда, похоже?
   Я скосила глаза на букетик в Маринкиных руках. На меня глянул удивленный голубенький глазок с желтой крапинкой-серединкой. Крошечный лепесток правильной округлой формы действительно был похож на мышиное ушко.
   – Мы будем помнить! – замахала букетиком Маринка. Ей из окна не было видно, что Макс уже ушел.
   Я с трудом перевела дух.
   Вот так встреча…
   – Я же говорила, он придет! – Маринка ткнулась носом в подарок.
   Влюбленность этой кнопки была понятна. Я и сама была не прочь влюбиться в Макса.
   Вздох у меня вырвался непроизвольно, и я с удовольствием расправила плечи, тряхнула головой, распушая волосы. Все вроде в порядке. Чего я так напряглась-то при его появлении?
   Забавно. Очень забавно.
 
   – Какая-то ты… странная. – Пашка стоял рядом, с тревогой заглядывая мне в глаза. А какой он сегодня прозорливый!
   Я медленно ходила по залу, размахивая руками. Бегать, прыгать и драться не хотелось.
   – Обыкновенная.
   Куда бы спрятаться от его слишком внимательного взгляда? Улыбнулась. А что мне оставалось?
   Колосов убежал вперед, но, сделав два круга, остановился.
   – Чего такое? Обидел кто?
   – Нет, не обидел. – Я потянулась. В теле появилась странная истома. Самой бы понять, что со мной.
   – Гурьева, что произошло-то? – На первой же пятиминутной передышке Колосов подсел ко мне на лавочку. – Вон, прическу поменяла.
   Сетка маски у меня под рукой была теплая, ее согрело мое дыхание.
   – А ты знаешь, что незабудка по-гречески называется «мышиное ушко»?
   Пашка протянул руку, чтобы коснуться моего лба, но я отстранилась. Это была не болезнь. А если даже и болезнь, то не та, что с температурой и насморком.
   – Гурьева! Уснула?
   Девчонка, с которой я сейчас должна была работать в паре, стояла рядом и недовольно постукивала саблей по лавке.
   Да, я уснула и просыпаться не хочу. Так прекрасен сон, так крепко он меня держит…
   Я резко встала – надо сбросить с себя странное наваждение! – и ринулась в бой. Теперь я носилась по залу, то нападая, то блокируя чужие атаки, только бы стереть из памяти навязчивый образ. И до того себя загоняла, что Пашка предложил проводить домой. Я, конечно, отказалась.
   – С родичами беда? – проявлял Колосов чудеса сообразительности. Обычно он не был таким внимательным, а сегодня его словно подменили. Дай ему волю, еще и кроссовки мне зашнурует.
   – Все в порядке, – отмахнулась я. Не говорить же ему, что меня зацепило странное поведение нового жильца нашего дома. В ответ Пашка покрутит пальцем у виска и будет прав.
   Половину пути до дома я прошла спокойно, но чем ближе подходила к своему двору, тем неуютней мне становилось. Возникло уже знакомое чувство страха, словно вот-вот должно произойти что-то нехорошее. Сердце забухало в такт неслышным человеческим шагам. Я оглянулась. Никого. Что со мной происходит? До сих пор я не была такой чувствительной.
   На всякий случай я вгляделась в ближайшие кусты. Вдруг в них опять поселилась Лерка Маркелова? Но ее не было. Уже хорошо.
   Чего я так испугалась? Как будто в первый раз иду с тренировки! Нет же – два раза в неделю, третий год. Хотя обычно на улицах народу больше. Сейчас как вымерли. И тишина стоит странная.
   По телу пробежала знакомая дрожь.
   Я остановилась, заставив себя глубоко дышать. Это просто ночь, обыкновенная ночь. Вокруг все такое же, как и днем, только без света. А значит, никто нигде не прячется, не копит ядовитую слюну, чтобы выскочить и укусить. Все страхи я придумываю себе сама.
   Только фонари почему-то опять не горят.
   В кармане заверещал сотовый, и я сначала подпрыгнула от испуга, а потом обрадовалась. Самое лучшее для меня сейчас – с кем-нибудь поговорить.
   – Гурьева, ты сменку в раздевалке забыла! – бодро прокричал мне в ухо Колосов. – Вернешься?
   Я глянула назад. Идти обратно в спортзал и потом вновь проделать эту страшную дорогу до дома? Нет уж, пусть кеды поскучают без меня пару дней.
   – Забрось их за батарею, я в следующий раз заберу, – крикнула я в ответ. – А ты чего не ушел?
   – Уже ушел. – Пашка дал отбой. Всего разговора у нас получилось десять секунд.
   Когда я подняла глаза от медленно гаснущего экрана, тьма вокруг показалась особенно зловещей. Она выступала со всех сторон рваными ошметками, пронизанными слабыми отсветами далеких фонарей.
   Я покрепче сжала ремешок спортивной сумки, уперлась взглядом в землю и зашагала вперед. Не хочу никого видеть, а значит, никого и не встречу.
   Но встреча мне все-таки была уготована.
   Около входной двери в подъезд топтался Синицын.
   – Ты чего тут? – Я уже достала ключи, но при виде Петьки спрятала их обратно в карман. Чего он тут забыл?
   – Дверь открой, – приказал Синицын.
   Мне не понравился его тон. Он со мной никогда так не разговаривал.
   – Зачем? – заупрямилась я.
   Мне бы открыть дверь да пойти домой. Но во мне словно что-то перещелкнуло. С какого перепугу я буду впускать Петьку? Пусть гуляет по своему дому. Нечего ему здесь делать.
   – Я сказал, открой! – склонился надо мной Синицын. – Я вашему красавчику и так ноги повыдергиваю, меня никакие двери не остановят!
   – Ты чего? – попятилась я. Все-таки плохо меня учили в секции. В экстремальной ситуации я совершенно теряю голову.
   – Дуры вы все! – Петька шел за мной. – Я ж предупреждал, чтобы Малинина к нему не совалась! Совсем страх потеряли!
   Душа моя совершила испуганный скачок в пятки, подпрыгнула, ударилась о мои бестолковые мозги, и только тогда я все поняла. Синицын собрался привести свою угрозу в исполнение – побить Макса. Вряд ли Стешке удалось добиться расположения пианиста, но одного ее появления рядом с ним больному на голову Синицыну было достаточно, чтобы ринуться в бой.
   – Подожди! – я бросилась за уходящим Петькой.
   Что происходит? Зачем я это делаю? В душе моей билась и выла бешеная паника. Она заставляла меня бежать вперед, требовала, чтобы я остановила Синицына.
   – Петька! Ты куда?
   – Отвали! – замахал он руками. – Увижу, убью!
   Я увернулась от него, но не отстала. В голове неожиданно взорвался фейерверк ярких образов – ночь, собака, мама спрашивает: «Ты влюбилась?», Макс произносит: «Позвольте!», Маркелова кормит Лариску и улыбается…
   Знакомые мурашки пробежали по спине и рукам. Что со мной? Я схожу с ума? Я стояла на месте и испуганно озиралась. Темнота придвинулась ко мне и упала около ног.
   Детская площадка соседского дома. Петька идет к трем теням, стоящим около железной горки. И как в дурном сне, прямо к ним направляется высокая фигура в джинсовой куртке.
   – Макс! – подалась я вперед, и тишина вокруг меня разбилась ледяными осколками.
   Люди около горки, Макс, я – все это завертелось и оказалось совсем рядом.
   – Ну ты, паря, попал!
   Говорил не Синицын, голос был чужой. А Петька молодец, на разборку не один пришел, группу поддержки с собой привел.
   Макс остановился около песочницы.
   «Беги!» – раздался приказ в голове, но я его проигнорировала.
   – Подождите! – Должен был получиться крик. Громкий и уверенный. Но вышел слабый шепот. Я была сильно напугана.
   – Приехал, значит, и сразу по бабам пошел? – для пущего устрашения Синицын добавил в голос хрипотцы. Казалось, что он с приятелями специально накручивает себя, как будто для драки им еще не хватает злости. – А ты знаешь, что за такое по рогам дают?
   – Я вас не понимаю. – Макс смотрел перед собой.
   Правильно, что он не раздражает их прямым взглядом. Лишний раз злить их сейчас не стоит.
   – Смотри на меня! – прорычал Петька, вбивая носок ботинка в песок. Парни за его спиной зашевелились.
   Макс сделал шаг назад.
   – Синицын! Прекрати!
   Жаль, что у меня под рукой не было палки. Хоть чего-нибудь, чем я могла бы сейчас напугать этих уродов. Один Макс с ними не справится. Я перехватила удобней сумку и побежала на четверку.
   – Гурьева! Совсем с башкой распрощалась? – взревел на мгновение растерявшийся Петька, когда я в него врезалась.
   – Не трогайте его! Твоя Малинина сама дура! – выпалила я.
   Лицо Синицына из удивленного стало злым.
   – Ты куда полезла, мелочь? – недовольно произнесли из-за его левого плеча.
   Я оглянулась на Макса, чтобы понять, какая у нас расстановка сил. Все-таки эту встречу лучше всего закончить мирно и уже потом объяснить ему, что ночью в одиночку по нашим улицам ходить не стоит. Тем более ввязываться в разговор с незнакомыми.
   Но за спиной никого не было. Песочница оказалась пуста. И поблизости – ни одной удаляющейся фигуры.
   Улетел? Испарился? Ушел под землю?
   – Ну, чего? Допрыгалась?
   Меня толкнули в плечо, и прямо перед собой я увидела разъяренное лицо Синицына.
   Я вжала голову в плечи, не в силах отвести взгляда от своего противника. Ему уже было все равно, кого бить.
   Меня дернули в другую сторону, я запнулась о выпавшую из рук сумку и повалилась в руки третьему громиле.
   – Мама! – Визг сам собой вырвался из груди. Мне оставалось только отпихиваться. Ни бежать, ни звать на помощь я уже не могла. – Не трогайте меня!
   Передо мной вдруг образовалось свободное пространство, я нырнула в него и тут же услышала щелчок выскакивающего из ножа лезвия. Я попыталась уйти от удара, но противник был быстрее. Хрустнула разрезаемая быстрым движением ткань. Левая рука полыхнула огнем.
   Ноги подогнулись.
   Ко мне придвинулось что-то страшное. Я забилась, выставляя вперед руку. И вдруг все кончилось.
   – Halt!^[7] – рявкнули у меня над головой.
   Я резко выпрямилась, стараясь попасть нападавшему макушкой в лицо. Я ожидала боли, думала, меня тут же схватят и произойдет что-то совершенно невозможное.
   Но ничего не случилось. Встретившись с пустотой, я кузнечиком скакнула вперед. А потом уперлась взглядом в удивленные большие черные глаза.
   Макс коротко кивнул мне, одной рукой сгреб падавшего на меня парня, оторвал его от земли и забросил в темноту детской площадки. Затрещал порушенный инвентарь.
   – Все в порядке? – спросил пианист так, словно мы гуляли по парку.
   Я смогла только кивнуть, не в силах отвести глаз от его бледного лица.
   Оставшиеся двое опомнились и ринулись в бой. Вероятно, они были хорошими спортсменами (наверняка из тех, кто с Синицыным в одной секции занимается), но первого Макс задержал одной вытянутой рукой, а на второго обрушил несколько стремительных ударов другой. Через секунду оба парня оказались лежащими на земле. Петька исчез.
   – Идем! – Макс подхватил меня под локоть. – Schneller!^[8]
   В первое мгновение я испугалась, почувствовав, как к моей руке прикоснулось что-то жесткое и холодное. Но потом поняла – это перчатка. Точно! Он ведь ходит в перчатках!
   – Ну же…
   Сильная рука дернула меня вверх, и мы побежали. Я с трудом поспевала за пианистом, в темноте совершенно ничего не видя. Я вдруг потеряла всякую способность понимать, где нахожусь; я на каждом шагу спотыкалась, норовя сбить с ног ведущего меня Макса.
   И тут вспомнила.
   – Сумка! – выкрикнула я, вырываясь из его рук. – Я ее там бросила!
   – Какая сумка? – взвыл Макс, и я впервые увидела его красивое лицо злым. – Что ты там делала? Кто тебя звал? Откуда ты вообще взялась?
   Он орал на меня так, как никто и никогда.
   – Я хотела остановить их… – После быстрого бега говорить было тяжело, а тут еще от обиды комок в горле застрял. Я поняла, что сейчас расплачусь. – А что мне было делать? – взорвалась я. – Он собирался тебя убить! Ты разговаривал с Малининой, и Синица решил, что ты ему соперник.
   Ответом мне был хохот. Оглушительный. Уничтожающий.
   Я попятилась, сжала кулаки, готовая защититься, чтобы больше никто никогда так при мне не смеялся…
   Левая рука подниматься отказалась. Она налилась мгновенной тяжестью, и я вскрикнула, хватаясь за плечо. От прикосновения проснулась боль. Рукав был мокрым. Его испачкали чем-то липким, пахуче-сладким… Перед глазами промелькнула детская площадка. Темные фигуры спортсменов. Щелчок выстреливающего в тишине лезвия. Вспыхнувший огонь в руке. Один из придурков поранил меня, и только в пылу сражения я могла об этом забыть!
   – Надо было тебя там оставить, – зло прошептал Макс, вытряхивая меня из куртки и перехватывая мою руку выше локтя носовым платком, одним молниеносным движением скрученным в жгут.
   Я подняла на него глаза, собираясь сказать, как я ему благодарна, что моя рана – просто ерунда, царапина, что я получала удары и пострашнее.
   Но ничего сказать не успела.
   Лицо Макса стало страшным. Глаза сузились, поджатые губы превратились в тонкую линию, четче обозначились скулы, на лбу вспухла синяя жилка.
   – Уходи, – сквозь зубы процедил он. – Быстро!
   Я успела заметить, что руки его испачканы моей кровью, и уже знакомый звериный ужас толкнул меня в грудь, заставив попятиться.
   – Уходи! – простонал Максим, сгибаясь пополам.
   – Тебе плохо? – прошептала я, борясь с невероятным желанием все бросить и сбежать.
   – Прошу! – выдавил из себя Максим, опускаясь на корточки. Его било крупной дрожью. На секунду показалось, что он – уже не он, а кто-то другой.
   Мне стало по-настоящему страшно. Я попятилась, чуть не споткнулась на ровном месте и бросилась бежать. Около двери обернулась. Макса не было. Неожиданно ставший ярким фонарь освещал пустую площадку с машинами, безлюдную тропинку.
   Вновь стало тревожно. Я подняла голову вверх, как будто оттуда на меня сейчас должно что-то упасть.
   А может, ничего этого не было?
   Ответ болью забился в руке, и я потянула на себя дверь. Не успела войти в освещенный желтым светом холл, как дверь за мной с грохотом закрылась. Паника толкнула меня в спину, и я бросилась к лифтам.
   Вот только пугать меня не надо! Не надо! Я сама себя так напугаю, что никому и в самом страшном кошмаре не приснится!
   Меня колотило от пережитого страха. Ничего себе денек: сначала Маринка с букетом, потом драка… Руку мне порезали… Ой, мамочки!
   Чтобы меня никто не остановил и не стал задавать вопросы, я прямо в ботинках и куртке прошмыгнула в ванную. Несколько минут бестолково металась, не зная, за что взяться сначала – то ли руку смотреть, то ли перепачканное лицо отмывать, то ли пытаться снять куртку.
   Наследила! Как же я наследила!
   Сняла кроссовки, снова заметалась. Куда их деть? Не придумала ничего лучшего, как бросить в ванну. И здесь меня снова накрыла паника. Ужас какой! Они ведь могли его убить! Я еще полезла как последняя дура! А Синицын-то каков! Мы же в одном классе учимся! Он думает, я молчать буду?
   Стянула куртку. Да… С курткой придется распрощаться… Разрез большой, кровью весь рукав запачкан…
   Но как он дрался! Одним движением! Спортсмены даже понять ничего не успели.
   Его платок…
   Я задрала рукав водолазки. На рану взглянула мельком – ничего страшного, царапина, быстро заживет.
   Черная шелковая ткань приятно холодила ладонь. Странный цвет для платка. Да и весь он какой-то странный. По краям обработан изящной вышивкой. В углу монограмма «М.М.». От каждой буквы идут причудливые завитушки.
   У парня – такой платок?
   Почему-то я решила, что в воде он должен раствориться, но ничего не произошло. Черная ткань заблестела под струей, слиплась. По раковине побежали грязно-бурые разводы. Я провела платком по руке. Мне показалось, или я и правда почувствовала легкое покалывание? Ну вот, начинаю бредить…
   Я отложила платок в сторону, достала вату, перекись водорода. Рука болела, но не очень, кровь уже не шла. А с чего ей идти, ведь Макс наложил мне жгут…
   Макс… Как все странно.
   Чтобы рана не сильно бросалась в глаза родственникам, руку я кое-как перебинтовала, взяла в охапку куртку с водолазкой и наконец выбралась из ванной.
   Мама ждала в коридоре.
   – Май, что случилось? – Мама с удивлением смотрела на мои босые ноги.
   – Я куртку порвала. – Почему-то хотелось улыбаться. Страх прошел, все осталось позади, и мне вдруг стало весело. – Не переживай, она уже старая была.
   – Как ты могла порвать ее? – Мама продолжала изучать мои ноги. Ничего особенного в них не было… Белые носки, слегка испачканные. Ой, бурые пятна! Когда замывала рану, не заметила, как накапала себе на ноги.
   – Случайно.
   Я прошла в свою комнату. Черт! В ванной остались кроссовки!
   – За забор зацепилась, она и порвалась. Я сейчас все уберу!
   – Какой забор? – Мама шла за мной по пятам. – Сколько тебе лет? Семнадцать! А ты все о какие-то заборы цепляешься… Посмотри на себя! На кого ты похожа? Тебе в институт поступать!
   Я поскорее закрыла за собой дверь и начала лихорадочно приводить себя в порядок. Куртку с водолазкой под кровать, потом выброшу… Платок повесить сушиться на батарею… Надо будет не забыть его погладить. Носки с джинсами в стирку…
   Сумка! Так за ней и не вернулась… А там кошелек, спортивный костюм… Вот ведь! Придется придумывать, куда я все это дела. А может, списать все на грабителей? Налетели, отобрали, поранили… Нет, это не подойдет. Родители с ума сойдут от волнения.
   Я сбегала в ванную, забрала кроссовки, затерла грязь на полу, вернулась в комнату.
   Черный платок… Почему черный? Цвет меня особенно впечатлил. Я снова повертела его в руках. Что-то невероятное… Вообще весь день был полон невероятностей!
   Мне очень хотелось с кем-нибудь обо всем поговорить. Но с кем? Рассказать Пашке? Он бы оценил реакцию Макса и его умение драться. Но Колосову ничего рассказывать нельзя. Он сначала меня прибьет, чтобы я больше ни во что подобное не совалась, потом отправится выяснять отношения с Птицей Синицей, а заодно и с Максом. Позвонить Маркеловой? Нет, та наверняка сидит на очередном кладбище, покойников сторожит. Вот жизнь! Драка, а обсудить ее не с кем!