Страница:
Она задумчиво посмотрела на него, потом перевела взгляд на темное окно. По стеклам опять барабанил дождь. Она вздохнула, подняла руки и сплела пальцы на затылке, приподняв от шеи непослушные кудри. Красный ремешок на запястье казался полоской крови.
– Я желал ей долгих лет жизни, – продолжал Йон. – Я вовсе не хотел, чтобы она умирала. Но я вовсе не схожу с ума от горя, понимаешь? Тебя это шокирует?
От ее уха до ключицы тянулась розовая царапина. Заметив его взгляд, она машинально прикоснулась к ней пальцами.
– Что? Ах, это… Кошка… У моей подруги. – Она разжала пальцы и позволила локонам снова упасть на плечи. – Твои слова звучат равнодушно. Умерла твоя жена, а ты рассуждаешь об этом, словно о погоде. Вы долго прожили вместе?
– Двадцать четыре года.
– Полжизни, – сказала она с упреком, – целую вечность. Ведь ты должен чувствовать хоть что-то. Неужели ты совсем не горюешь о ней?
Он помедлил с ответом. В такой ситуации важным могло стать любое слово.
– Конечно, понять это трудно. Но наш брак был не таким, о каком жалеют.
– Каким же?
– Тебя в самом деле это интересует?
– Разумеется, – ответила она. – Иначе я смогу тебя понять? В данный момент ты кажешься мне совершенно чужим.
– Ну ладно. Тогда задавай мне вопросы. Я расскажу тебе все, что ты захочешь узнать.
Они перешли на кухню. Юлия поставила на стол хлеб, сыр и фрукты, открыла бутылку вина. Йон согласился лишь на половинку бокала – «мне ведь еще садиться за руль». Она не спорила.
О Шарлотте он говорил подчеркнуто тепло и с любовью, чтобы Юлия снова не упрекнула его в черствости.
– Конечно, я любил ее когда-то, – вздохнул он. – Иначе бы не женился. Много лет у нас все шло нормально, даже хорошо. Трудно сказать, из-за чего все сошло постепенно на нет. Определенно, тут была и моя доля вины. В частности, в том, что она начала пить. По-видимому, она ощущала недостаток внимания с моей стороны. Ожидала от меня большего, чем я мог дать. Мы просто отдалялись друг от друга, постепенно, понемногу. Сначала я даже не замечал этого. Но в какой-то момент оказалось, что уже слишком поздно. Нам стало не о чем говорить. Мы много раз пытались, но никогда не находили нужных слов, чтобы быть услышанными друг другом. В итоге наше общение свелось к самым обыденным разговорам. За обеденным столом. Скажем, кто отвезет кота к ветеринару. Кто позвонит сантехнику. – Он протянул руку за сырным ножом и отрезал тончайший ломтик пармезана.
Юлия поставила пятки на край стула и обхватила колени руками. Ее взгляд был устремлен куда-то мимо Йона.
– Вот так. Мы просто жили рядом, – продолжал он. – Она занималась своим садовым питомником, а я своими уроками. Так все как-то и шло, не знаю уж как. Даже ездили вместе в отпуск, как минимум два раза в год.
– Вы спали друг с другом?
– Иногда. Все реже и реже. Чтобы быть точным: последний раз это случилось в январе. В начале января. То есть задолго до того, как я встретил тебя. – Про Эвелин, Кристину, Сюзанну, Веру и прочих он ей не расскажет. Если, конечно, она не спросит, потому что лгать он не станет. – Задолго до того, как я влюбился в тебя, – добавил он.
Она по-прежнему на него не глядела.
– Звучит неубедительно, – сказала она. – Я имею в виду слово «влюбился». Оно не вызывает доверия. Рано или поздно влюбленность проходит. Вот как у вас.
Йон отчаянно замотал головой.
– То, что я испытываю к тебе… это… ну… что-то совсем другое, чем мои тогдашние чувства к Шарлотте. Сейчас это полнее. Больше. Шире. Глубже. Ну, словом, мне трудно описать мое состояние. До сих пор я жил и не знал, что так бывает. Пока не встретил тебя. Я никогда еще не испытывал такого волнения, подъема. У меня словно выросли крылья.
Она сидела неподвижно. Он наблюдал, как медленно вздымается и опускается ее грудь под теплой рубашкой.
– Римляне именовали это fatum, – сообщил он, помолчав. – «Судьба», но в более глубоком смысле. Сверхъестественная сила, сопротивляться которой бесполезно. Своего рода проклятие богов, от которого никуда не деться. Словом, рок.
– Я знаю, о чем ты.
В ее голосе прозвучала такая безнадежная грусть, что он готов был вскочить и обнять ее, утешить. Но знал, что пока этого делать нельзя.
– Для тебя ситуация ужасная, – продолжал он. – Вероятно, ты больше не захочешь меня видеть. То есть, конечно, в «Буше»-то мы будем встречаться, как коллеги. – Он подождал ее ответа, но она молчала. Он испугался. – Юлия?
Она вздрогнула.
– Я не знаю. В данный момент я абсолютно ничего не знаю. – Где-то в комнатах зазвонил ее мобильный телефон.
– Подойди, – сказал он.
– Я включила автоответчик, – ответила она, подтянула колени к груди и положила на них лоб. Дождалась, когда затихли звонки, затем подняла голову. – Сейчас я ничего не могу тебе сказать, Йон. Мне просто нужно время. Да и тебе. Ведь не прошло и четырех дней, как она умерла.
– Разумеется. Ты права. – Он выждал еще несколько минут, но Юлия молчала. – Ладно, тогда я поеду. Ты устала.
Она лишь молча кивнула.
Он замешкался у входной двери, не зная, как попрощаться.
– Спокойной ночи.
Приподнявшись на цыпочках, она поцеловала его в левую щеку, а к правой прижала ладонь. Теперь ее пальцы были теплыми. Йон растрогался; когда спускался по лестнице, нежность переполняла его душу.
Возвращаясь на Бансграбен, он размышлял, правильно ли держал себя. Не стоило ли ему заявить о своей любви более определенно, чтобы избавить Юлию от сомнений и страха? А что она ответила, когда он заговорил про fatum? «Я знаю, о чем ты». Она поняла его. Ее тоже пронзила роковая любовь к нему. Только не нужно ее торопить.
11
12
13
– Я желал ей долгих лет жизни, – продолжал Йон. – Я вовсе не хотел, чтобы она умирала. Но я вовсе не схожу с ума от горя, понимаешь? Тебя это шокирует?
От ее уха до ключицы тянулась розовая царапина. Заметив его взгляд, она машинально прикоснулась к ней пальцами.
– Что? Ах, это… Кошка… У моей подруги. – Она разжала пальцы и позволила локонам снова упасть на плечи. – Твои слова звучат равнодушно. Умерла твоя жена, а ты рассуждаешь об этом, словно о погоде. Вы долго прожили вместе?
– Двадцать четыре года.
– Полжизни, – сказала она с упреком, – целую вечность. Ведь ты должен чувствовать хоть что-то. Неужели ты совсем не горюешь о ней?
Он помедлил с ответом. В такой ситуации важным могло стать любое слово.
– Конечно, понять это трудно. Но наш брак был не таким, о каком жалеют.
– Каким же?
– Тебя в самом деле это интересует?
– Разумеется, – ответила она. – Иначе я смогу тебя понять? В данный момент ты кажешься мне совершенно чужим.
– Ну ладно. Тогда задавай мне вопросы. Я расскажу тебе все, что ты захочешь узнать.
Они перешли на кухню. Юлия поставила на стол хлеб, сыр и фрукты, открыла бутылку вина. Йон согласился лишь на половинку бокала – «мне ведь еще садиться за руль». Она не спорила.
О Шарлотте он говорил подчеркнуто тепло и с любовью, чтобы Юлия снова не упрекнула его в черствости.
– Конечно, я любил ее когда-то, – вздохнул он. – Иначе бы не женился. Много лет у нас все шло нормально, даже хорошо. Трудно сказать, из-за чего все сошло постепенно на нет. Определенно, тут была и моя доля вины. В частности, в том, что она начала пить. По-видимому, она ощущала недостаток внимания с моей стороны. Ожидала от меня большего, чем я мог дать. Мы просто отдалялись друг от друга, постепенно, понемногу. Сначала я даже не замечал этого. Но в какой-то момент оказалось, что уже слишком поздно. Нам стало не о чем говорить. Мы много раз пытались, но никогда не находили нужных слов, чтобы быть услышанными друг другом. В итоге наше общение свелось к самым обыденным разговорам. За обеденным столом. Скажем, кто отвезет кота к ветеринару. Кто позвонит сантехнику. – Он протянул руку за сырным ножом и отрезал тончайший ломтик пармезана.
Юлия поставила пятки на край стула и обхватила колени руками. Ее взгляд был устремлен куда-то мимо Йона.
– Вот так. Мы просто жили рядом, – продолжал он. – Она занималась своим садовым питомником, а я своими уроками. Так все как-то и шло, не знаю уж как. Даже ездили вместе в отпуск, как минимум два раза в год.
– Вы спали друг с другом?
– Иногда. Все реже и реже. Чтобы быть точным: последний раз это случилось в январе. В начале января. То есть задолго до того, как я встретил тебя. – Про Эвелин, Кристину, Сюзанну, Веру и прочих он ей не расскажет. Если, конечно, она не спросит, потому что лгать он не станет. – Задолго до того, как я влюбился в тебя, – добавил он.
Она по-прежнему на него не глядела.
– Звучит неубедительно, – сказала она. – Я имею в виду слово «влюбился». Оно не вызывает доверия. Рано или поздно влюбленность проходит. Вот как у вас.
Йон отчаянно замотал головой.
– То, что я испытываю к тебе… это… ну… что-то совсем другое, чем мои тогдашние чувства к Шарлотте. Сейчас это полнее. Больше. Шире. Глубже. Ну, словом, мне трудно описать мое состояние. До сих пор я жил и не знал, что так бывает. Пока не встретил тебя. Я никогда еще не испытывал такого волнения, подъема. У меня словно выросли крылья.
Она сидела неподвижно. Он наблюдал, как медленно вздымается и опускается ее грудь под теплой рубашкой.
– Римляне именовали это fatum, – сообщил он, помолчав. – «Судьба», но в более глубоком смысле. Сверхъестественная сила, сопротивляться которой бесполезно. Своего рода проклятие богов, от которого никуда не деться. Словом, рок.
– Я знаю, о чем ты.
В ее голосе прозвучала такая безнадежная грусть, что он готов был вскочить и обнять ее, утешить. Но знал, что пока этого делать нельзя.
– Для тебя ситуация ужасная, – продолжал он. – Вероятно, ты больше не захочешь меня видеть. То есть, конечно, в «Буше»-то мы будем встречаться, как коллеги. – Он подождал ее ответа, но она молчала. Он испугался. – Юлия?
Она вздрогнула.
– Я не знаю. В данный момент я абсолютно ничего не знаю. – Где-то в комнатах зазвонил ее мобильный телефон.
– Подойди, – сказал он.
– Я включила автоответчик, – ответила она, подтянула колени к груди и положила на них лоб. Дождалась, когда затихли звонки, затем подняла голову. – Сейчас я ничего не могу тебе сказать, Йон. Мне просто нужно время. Да и тебе. Ведь не прошло и четырех дней, как она умерла.
– Разумеется. Ты права. – Он выждал еще несколько минут, но Юлия молчала. – Ладно, тогда я поеду. Ты устала.
Она лишь молча кивнула.
Он замешкался у входной двери, не зная, как попрощаться.
– Спокойной ночи.
Приподнявшись на цыпочках, она поцеловала его в левую щеку, а к правой прижала ладонь. Теперь ее пальцы были теплыми. Йон растрогался; когда спускался по лестнице, нежность переполняла его душу.
Возвращаясь на Бансграбен, он размышлял, правильно ли держал себя. Не стоило ли ему заявить о своей любви более определенно, чтобы избавить Юлию от сомнений и страха? А что она ответила, когда он заговорил про fatum? «Я знаю, о чем ты». Она поняла его. Ее тоже пронзила роковая любовь к нему. Только не нужно ее торопить.
11
В четверг утром Йона встретили в учительской с подчеркнутой теплотой. Мейер-англичанин похлопал его по плечу, Керстин Шмидт-Вейденфельд принесла кружку кофе. Вильде пригласил его к себе домой в ближайшее воскресенье, но Йон отказался с дружеской улыбкой, мол, он сам ждет гостя. В своем ящике он обнаружил траурную карточку от ученического совета гимназии – в ней выражались соболезнования от имени всех учащихся. Йон представил себе, как долго, бесконечно долго ребята спорили по поводу каждой фразы. Надо не забыть и поблагодарить их при первой же возможности.
Юлия появилась около восьми. Запыхавшаяся, с красным лицом. Ее «гольф» опять не завелся, тут же сообщила она Коху. Проходя мимо, улыбнулась Йону. Он лишь кивнул в ответ, хотя с удовольствием поговорил бы с ней; но в присутствии Коха нужно держать ухо востро – тот обладает шестым чувством во всем, что касается личных отношений.
Уроки пролетели на изумление быстро. Йон редко видел своих учеников такими спокойными и сосредоточенными. Впрочем, замечая его взгляд, они смущенно отводили глаза. Только Тимо Фосс встретил его взгляд, как всегда, спокойно.
После уроков Йон еще раз завернул в учительскую, в надежде встретить Юлию. Она стояла в коридоре и разговаривала с кем-то из учеников, еще издали он увидел ее красные сапожки.
– У вас найдется для меня минутка, фрау Швертфегер?
– Разумеется, – ответила она и обратилась к мальчику: – Давай поговорим об этом завтра. В принципе идея кажется мне удачной. – Она подождала, пока школьник отойдет подальше, после чего повернулась к Йону. – Как дела? Как прошел день?
– Сегодня все ученики кроткие как овечки. А у тебя как?
– Все нормально. Вот только сейчас меня ждет Пер Штрунц. Мы договорились с ним о встрече.
В конце коридора показался Ковальски в неряшливом тренировочном костюме серого цвета, на шее болтались секундомер и свисток. Лицо покраснело и блестело.
– Можно я позвоню тебе сегодня? Ты будешь дома?
– Я пока не знаю, сколько еще проторчу здесь, – ответила она. – Лучше я сама дам о себе знать. – Она скрылась в учительской, прежде чем Ковальски поравнялся с ними.
Йон напрасно пытался сбежать. С громким сопением физкультурник преследовал его до самой парковки, уговаривая принять участие в учительском междусобойчике. В начале своей работы в гимназии Йон сам был одним из тех, кто заложил традицию таких междусобойчиков, но в последние годы почти отказался от них; теперь в них, как правило, участвовали лишь Мейер-биолог, Вильде и, разумеется, Ковальски. На сей раз Йон сослался на траур по жене.
Вернувшись домой, он съел яблоко и выбросил мясную запеканку, которую навязала ему два дня назад Верена Глиссман. Потом сделал свой привычный круг по Ниндорфскому парку, принял душ и сел за письменный стол – готовиться к урокам.
Без двадцати пять явился Роберт; Йон как раз закончил работу.
– Рано ты сегодня, – сказал он.
– Я взял такси. – Роберт стянул с себя плащ. Его костюм выглядел так, будто он в нем выспался. – Дорога заняла меньше времени, чем я ожидал. Ни одной пробки.
– Что, твой «бенц» барахлит?
– Стучит на втором такте. На следующей неделе отгоню его в мастерскую. Как у тебя дела? – Он обвел взглядом прихожую, задержав его у подножия лестницы.
– Какие у меня могут быть дела? – вздохнул Йон. – Выпьешь кофе?
Роберт прошел за ним на кухню.
– У тебя не найдется какого-нибудь соку? Чего-нибудь витаминного? Вчера я поздновато вернулся домой. Впрочем, ты тоже. – Он наклонился над раковиной и промыл глаза водой.
– С чего ты взял? – Йон открыл холодильник, где всегда стояла бутылка с концентрированным витамином С для Эмины.
– Потому что тебя не было дома, – ответил Роберт. – Я проезжал мимо около девяти.
Услышав, что открылась дверца холодильника, в кухню вошел Колумбус и потерся о ноги Йона.
– Ты что, звонил в дверь? – попробовал отшутиться Йон.
Роберт бросил на него быстрый взгляд:
– Да. Звонил. Мадам Глиссман сообщила, что ты отбыл час назад, начистив перышки. Весь из себя.
– Что она называет «весь из себя»? – Вот ведь чертова сплетница! Прячется день и ночь за своими гардинами и шпионит! Надо как можно скорей переезжать отсюда. – Я немножко поколесил по окрестностям, – сказал он. – На душе было тоскливо. – Он приготовил стакан витаминного напитка и протянул его Роберту.
– Где же ты был?
– Всюду и нигде конкретно. Просто ездил по улицам.
– Так долго? В последний раз я звонил тебе в половине двенадцатого.
Йон почувствовал, как в нем закипает злость.
– Ты что, не веришь? Что означают эти твои расспросы?
Роберт залпом осушил полстакана. И только потом ответил:
– Просто я удивился. Ведь ты сказал, что хочешь домой. Чтобы побыть одному.
– Ну да, так оно и было. А потом я не выдержал, понял, что не могу тут находиться. Что, инквизиция удовлетворена?
– А что это ты сегодня такой обидчивый?
– Вовсе нет. Но с какой стати я должен оправдываться? Перед тобой. Или перед этой сплетницей, Вереной Глиссман. – Йон достал из шкафчика сухой корм и насыпал в кошачью мисочку. Пакет заканчивался, надо срочно купить новый.
– Как это «оправдываться»? – Роберт пожал плечами. – Твои слова звучат так, словно у тебя совесть нечиста.
– Хватит, Роберт, а? – В другую мисочку он подлил воды.
– Прости, – вздохнул Роберт. – Похоже, у нас обоих нервы уже на пределе. Займусь-ка я лучше бумагами, мне не хватает еще одного страхового полиса. Подпиши заявление о принятии наследства.
И Роберт снова уселся в гостиной за секретер Шарлотты. В это время зазвонил телефон. Йон снял трубку и назвал свое имя.
– Ты один?
Как и всякий раз, когда он слышал ее голос, по всему его телу, с ног до головы, растекалась волна блаженства.
– В данный момент нет, – ответил он и прошел с трубкой в прихожую. Нарочито медленно, под подозрительным взглядом друга.
– Позвонить поздней?
– Нет-нет. Все нормально. Секундочку. – Как только он удалился из поля зрения Роберта, ноги сами понесли его наверх. Он вошел в свой кабинет и закрыл дверь. – Ну вот. Замечательно, что ты позвонила. Ты сейчас дома? – Он говорил, понизив голос, хотя Роберт никак не мог его слышать.
– Только-только вошла. До посинения искала, где поставить машину.
– Мы увидимся сегодня?
– Нет, Йон. Я хочу пораньше лечь спать.
– Похвальное намерение. Но я с удовольствием пригласил бы тебя где-нибудь поужинать.
– Поужинать, – простонала она. – Я не успела ничего купить. Холодильник пуст. Кроме сэндвича в полдень, я ничего больше не ела.
– Тем лучше. Тогда я заеду за тобой в восемь часов. Чего бы тебе хотелось? Что ты любишь?
– Итальянскую кухню, – ответила она. – Пиццу, спагетти, ризотто… Боже, вообще-то, мне нельзя даже думать об этом.
– Я закажу столик где-нибудь неподалеку от тебя. Чтобы ты могла быстро вернуться домой. Согласна?
– Уговорил, – ответила она. – Только приготовься к тому, что я готова съесть тебя.
– Ну, это не так-то просто.
– Самонадеянный! – Она засмеялась и положила трубку.
Он позвонил в итальянский ресторан «Мамма Леоне» на Эппендорфер-Вег. Ему повезло: там оставался один-единственный столик.
Роберт все еще возился внизу со страховыми полисами. Йон принес ему туда витаминный напиток и стакан.
– Извини. Я был слишком раздражен.
Роберт не поднимал глаз от бумаг.
– Нечего удивительного. Нервы. Не хочешь ли поехать потом ко мне? Я купил куропаток.
– Я бы с удовольствием, – ответил Йон, – но сегодня мы уже договорились с коллегами о встрече. Как насчет завтра? После сквоша? – Он обрадовался, что вовремя вспомнил об их обычном времяпрепровождении. Ни в коем случае нельзя отказываться от прежних привычек! Иначе у Роберта возникнут подозрения. Их роман с Юлией нужно держать в тайне. По меньшей мере пару недель.
– Посмотрим, – отозвался Роберт. – Главное, не впадать в депрессию. Я рад, что ты сегодня будешь не один.
Пока Йон собирал портфель к завтрашнему дню, последнее замечание эхом повторялось в его ушах. Не крылся ли за ним сарказм? Или это ему почудилось?
Юлия появилась около восьми. Запыхавшаяся, с красным лицом. Ее «гольф» опять не завелся, тут же сообщила она Коху. Проходя мимо, улыбнулась Йону. Он лишь кивнул в ответ, хотя с удовольствием поговорил бы с ней; но в присутствии Коха нужно держать ухо востро – тот обладает шестым чувством во всем, что касается личных отношений.
Уроки пролетели на изумление быстро. Йон редко видел своих учеников такими спокойными и сосредоточенными. Впрочем, замечая его взгляд, они смущенно отводили глаза. Только Тимо Фосс встретил его взгляд, как всегда, спокойно.
После уроков Йон еще раз завернул в учительскую, в надежде встретить Юлию. Она стояла в коридоре и разговаривала с кем-то из учеников, еще издали он увидел ее красные сапожки.
– У вас найдется для меня минутка, фрау Швертфегер?
– Разумеется, – ответила она и обратилась к мальчику: – Давай поговорим об этом завтра. В принципе идея кажется мне удачной. – Она подождала, пока школьник отойдет подальше, после чего повернулась к Йону. – Как дела? Как прошел день?
– Сегодня все ученики кроткие как овечки. А у тебя как?
– Все нормально. Вот только сейчас меня ждет Пер Штрунц. Мы договорились с ним о встрече.
В конце коридора показался Ковальски в неряшливом тренировочном костюме серого цвета, на шее болтались секундомер и свисток. Лицо покраснело и блестело.
– Можно я позвоню тебе сегодня? Ты будешь дома?
– Я пока не знаю, сколько еще проторчу здесь, – ответила она. – Лучше я сама дам о себе знать. – Она скрылась в учительской, прежде чем Ковальски поравнялся с ними.
Йон напрасно пытался сбежать. С громким сопением физкультурник преследовал его до самой парковки, уговаривая принять участие в учительском междусобойчике. В начале своей работы в гимназии Йон сам был одним из тех, кто заложил традицию таких междусобойчиков, но в последние годы почти отказался от них; теперь в них, как правило, участвовали лишь Мейер-биолог, Вильде и, разумеется, Ковальски. На сей раз Йон сослался на траур по жене.
Вернувшись домой, он съел яблоко и выбросил мясную запеканку, которую навязала ему два дня назад Верена Глиссман. Потом сделал свой привычный круг по Ниндорфскому парку, принял душ и сел за письменный стол – готовиться к урокам.
Без двадцати пять явился Роберт; Йон как раз закончил работу.
– Рано ты сегодня, – сказал он.
– Я взял такси. – Роберт стянул с себя плащ. Его костюм выглядел так, будто он в нем выспался. – Дорога заняла меньше времени, чем я ожидал. Ни одной пробки.
– Что, твой «бенц» барахлит?
– Стучит на втором такте. На следующей неделе отгоню его в мастерскую. Как у тебя дела? – Он обвел взглядом прихожую, задержав его у подножия лестницы.
– Какие у меня могут быть дела? – вздохнул Йон. – Выпьешь кофе?
Роберт прошел за ним на кухню.
– У тебя не найдется какого-нибудь соку? Чего-нибудь витаминного? Вчера я поздновато вернулся домой. Впрочем, ты тоже. – Он наклонился над раковиной и промыл глаза водой.
– С чего ты взял? – Йон открыл холодильник, где всегда стояла бутылка с концентрированным витамином С для Эмины.
– Потому что тебя не было дома, – ответил Роберт. – Я проезжал мимо около девяти.
Услышав, что открылась дверца холодильника, в кухню вошел Колумбус и потерся о ноги Йона.
– Ты что, звонил в дверь? – попробовал отшутиться Йон.
Роберт бросил на него быстрый взгляд:
– Да. Звонил. Мадам Глиссман сообщила, что ты отбыл час назад, начистив перышки. Весь из себя.
– Что она называет «весь из себя»? – Вот ведь чертова сплетница! Прячется день и ночь за своими гардинами и шпионит! Надо как можно скорей переезжать отсюда. – Я немножко поколесил по окрестностям, – сказал он. – На душе было тоскливо. – Он приготовил стакан витаминного напитка и протянул его Роберту.
– Где же ты был?
– Всюду и нигде конкретно. Просто ездил по улицам.
– Так долго? В последний раз я звонил тебе в половине двенадцатого.
Йон почувствовал, как в нем закипает злость.
– Ты что, не веришь? Что означают эти твои расспросы?
Роберт залпом осушил полстакана. И только потом ответил:
– Просто я удивился. Ведь ты сказал, что хочешь домой. Чтобы побыть одному.
– Ну да, так оно и было. А потом я не выдержал, понял, что не могу тут находиться. Что, инквизиция удовлетворена?
– А что это ты сегодня такой обидчивый?
– Вовсе нет. Но с какой стати я должен оправдываться? Перед тобой. Или перед этой сплетницей, Вереной Глиссман. – Йон достал из шкафчика сухой корм и насыпал в кошачью мисочку. Пакет заканчивался, надо срочно купить новый.
– Как это «оправдываться»? – Роберт пожал плечами. – Твои слова звучат так, словно у тебя совесть нечиста.
– Хватит, Роберт, а? – В другую мисочку он подлил воды.
– Прости, – вздохнул Роберт. – Похоже, у нас обоих нервы уже на пределе. Займусь-ка я лучше бумагами, мне не хватает еще одного страхового полиса. Подпиши заявление о принятии наследства.
И Роберт снова уселся в гостиной за секретер Шарлотты. В это время зазвонил телефон. Йон снял трубку и назвал свое имя.
– Ты один?
Как и всякий раз, когда он слышал ее голос, по всему его телу, с ног до головы, растекалась волна блаженства.
– В данный момент нет, – ответил он и прошел с трубкой в прихожую. Нарочито медленно, под подозрительным взглядом друга.
– Позвонить поздней?
– Нет-нет. Все нормально. Секундочку. – Как только он удалился из поля зрения Роберта, ноги сами понесли его наверх. Он вошел в свой кабинет и закрыл дверь. – Ну вот. Замечательно, что ты позвонила. Ты сейчас дома? – Он говорил, понизив голос, хотя Роберт никак не мог его слышать.
– Только-только вошла. До посинения искала, где поставить машину.
– Мы увидимся сегодня?
– Нет, Йон. Я хочу пораньше лечь спать.
– Похвальное намерение. Но я с удовольствием пригласил бы тебя где-нибудь поужинать.
– Поужинать, – простонала она. – Я не успела ничего купить. Холодильник пуст. Кроме сэндвича в полдень, я ничего больше не ела.
– Тем лучше. Тогда я заеду за тобой в восемь часов. Чего бы тебе хотелось? Что ты любишь?
– Итальянскую кухню, – ответила она. – Пиццу, спагетти, ризотто… Боже, вообще-то, мне нельзя даже думать об этом.
– Я закажу столик где-нибудь неподалеку от тебя. Чтобы ты могла быстро вернуться домой. Согласна?
– Уговорил, – ответила она. – Только приготовься к тому, что я готова съесть тебя.
– Ну, это не так-то просто.
– Самонадеянный! – Она засмеялась и положила трубку.
Он позвонил в итальянский ресторан «Мамма Леоне» на Эппендорфер-Вег. Ему повезло: там оставался один-единственный столик.
Роберт все еще возился внизу со страховыми полисами. Йон принес ему туда витаминный напиток и стакан.
– Извини. Я был слишком раздражен.
Роберт не поднимал глаз от бумаг.
– Нечего удивительного. Нервы. Не хочешь ли поехать потом ко мне? Я купил куропаток.
– Я бы с удовольствием, – ответил Йон, – но сегодня мы уже договорились с коллегами о встрече. Как насчет завтра? После сквоша? – Он обрадовался, что вовремя вспомнил об их обычном времяпрепровождении. Ни в коем случае нельзя отказываться от прежних привычек! Иначе у Роберта возникнут подозрения. Их роман с Юлией нужно держать в тайне. По меньшей мере пару недель.
– Посмотрим, – отозвался Роберт. – Главное, не впадать в депрессию. Я рад, что ты сегодня будешь не один.
Пока Йон собирал портфель к завтрашнему дню, последнее замечание эхом повторялось в его ушах. Не крылся ли за ним сарказм? Или это ему почудилось?
12
Роберт попрощался с ним в семь. Забрал подписанные Йоном письма в страховые компании и разные другие учреждения, в суд по делам наследства; по дороге он бросит их в почтовый ящик. Остальные бумаги он собирался заполнить дома и привезти на следующий день.
– Тебя устроит, если я снова приеду в пять? – спросил он, задержавшись в дверях.
На этот раз сарказм вполне отчетливо звучал в его голосе, ошибиться было невозможно.
– Делай, как тебе удобно, – ответил Йон. Он уже предлагал отвезти Роберта домой, но тот отказался; такси добрых четверть часа дожидалось его возле дома. – А потом давай сыграем партию в сквош? – предложил он. – Я закажу площадку.
– Не стоит, – нахмурился Роберт. – Думаю, нам надо сделать небольшой перерыв.
– Почему?
Роберт потер нос.
– Разумеется, можно сказать, что жизнь движется дальше, – устало произнес он. – Но мне требуется время, я не могу так просто вернуться к обычному распорядку. Не знаю, что чувствуешь ты. У меня появилось впечатление, что ты… – Он не договорил, лишь безнадежно махнул рукой.
– Ты считаешь, что я недостаточно сильно горюю? – спросил Йон. – Но ведь у каждого свой способ справляться с болью. Я просто живу дальше, и мне это помогает. Возможно, мне также помогло то, что я убирал весь мусор, который она…
– Извини, но мусора, как ты его называешь, не было бы, если бы ты обходился с ней по-другому, – перебил его Роберт.
– О чем ты говоришь? Как, по-твоему, я с ней обходился? Сейчас ты еще возложишь на меня вину за ее проклятое пьянство? – Его голос звучал слишком пронзительно. Нет, надо контролировать себя!
– Ты прекрасно знаешь, что я не это имел в виду, – возразил Роберт. – Но себя я упрекаю постоянно. Мне следовало вмешаться. Надо было не сглаживать все время острые углы, а поговорить с вами разок. Пожестче. В последнее время вы только и делали, что грызлись.
– Да, мы переживали неблагоприятную фазу. Так бывает в каждой семье, и уж кому об этом знать, как не тебе.
Все три брака Роберта закончились фиаско. Хуже всего получилось с Барбарой, последней женой. Их развод сопровождался настоящей войной. Хотя квартира на улице Вольдсенвег принадлежала Роберту, Барбара отказалась выезжать из нее, претендуя на половину. В ее отсутствие Роберт нанял каменщика и перегородил прихожую стенкой; квартир стало две, и жить ни в одной из них стало невозможно. Барбара чуть не лопнула от ярости, но потом пошла на мировую, и Роберт снес стенку. После этого Барбара называла его не иначе, как «неандертальцем».
– Это была не фаза, – возразил Роберт. – В ваших отношениях что-то капитально разладилось.
– Ты решил с запозданием сыграть роль консультанта по вопросам семьи и брака?
Роберт бросил на него долгий, пристальный взгляд и отвернулся.
– Только не на пороге. Лучше поговорим об этом в другой раз.
Его подчеркнуто терпеливый тон привел Йона в ярость.
– Ну ладно, – медленно и внятно произнес он. – Но тогда я задам тебе вопрос, действительно ли ты с ней трахался? Именно это она утверждала перед тем, как упала с лестницы.
Роберт повернул к нему лицо. При свете уличного фонаря оно казалось почти зеленым.
– Не теперь, – тихо ответил он. – Пока!
Йон смотрел, как его друг, ссутулившись, брел к такси. По реакции Роберта можно было заключить, что они в самом деле путались, его жена и лучший друг. Поразительно, но при мысли об этом он не испытал ничего – ни злости, ни разочарования, ни ревности. Ему это было абсолютно безразлично. Впрочем, зря он затеял этот разговор, теперь придется выслушивать потоки объяснений, оправданий, подробностей, которые он предпочел бы не знать. Его единственный интерес состоял в том, чтобы сохранить дружбу Роберта. Надо ему сразу же дать понять, что между ними ничего не изменится, что лучше вообще забыть про эту историю, словно ее никогда и не было.
Когда габаритные огни такси скрылись за углом, в окне Глиссманов зашевелились гардины. Верена, разумеется, снова на своем посту; ей нечего делать, как подглядывать за соседями. Завтра она опять доложит Роберту, когда и в каком виде его друг уехал из дома. Но что делать, если она получает от этого удовольствие? Пускай подглядывает. А вот диктовать, что ему можно делать, а что нельзя, он не позволит ни ей, ни Роберту.
Он позвал Колумбуса в дом и дал ему остатки сухого корма. Когда он выключал торшер возле секретера Шарлотты, его взгляд упал на стопку соболезнований, прибывших в последние дни по почте. Неужели придется все читать? Да еще набирать на компьютере слова благодарности, распечатывать и отсылать?
Хотя он приехал на Шеферштрассе точно в условленное время, она уже ждала его возле дома. На всякий случай он оставил машину на Кайзер-Фридрих-Уфер, довольно далеко от дома Юлии. Никогда не знаешь, кого там случайно встретишь.
– Что заставило тебя выйти на улицу? – лукаво поинтересовался он. – Голод? Или стремление меня увидеть?
Она одарила его слух руладой из четырех тонов. Больше всего на свете ему хотелось ее обнять. Или хотя бы подержать ее руку в своих ладонях, но она стояла, засунув руки в карманы. На ней опять была ее обычная кожаная куртка. Вероятно, ту, черную, в которой она явилась на похороны, она специально одалживала у кого-то. Недаром рукава были ей слишком длинны. Мысль об этом еще больше его растрогала.
В «Мамма Леоне» их провели к столику в дальнем углу. Юлия уселась напротив Йона и тут же погрузилась в меню. Йон огляделся. К счастью, никого из знакомых он не обнаружил, зато отметил, что на них устремлены взгляды многих посетителей, прежде всего мужиков, которые с интересом рассматривали Юлию. Под кожаной курткой на ней в этот вечер была черная майка с глубоким вырезом.
Юлия захлопнула меню и, радостно улыбаясь, повернулась к нему:
– Я выбрала карпаччо с руколой. А после печенку по-венециански.
– Господи, как ты быстро ориентируешься. – Шарлотта в ресторанах размышляла всегда бесконечно долго, прежде чем сделать выбор, а потом, не спрашивая разрешения, лезла в тарелку Йона – собственным заказом она никогда не бывала довольна. – Что будешь пить?
Она уже уплетала хлеб, лежавший на тарелке.
– Красное вино, – ответила она с набитым ртом. – Выбери сам, я пью все.
Йон заказал еду и бутылку «Брунелло» 1996 года. Кельнер зажег свечу и лукаво улыбнулся Юлии. Что он думал о них? И что думали люди, посматривавшие в их сторону? Принимали их за отца с дочерью?
– Тебя смущает разница в возрасте? – спросил Йон.
– Что? – Она перестала жевать и посмотрела на него с таким искренним недоумением, что он невольно рассмеялся.
– Я старше тебя на девятнадцать лет. Гожусь тебе в отцы и вполне мог бы иметь такую дочь.
– И что же?
– Ничего. Просто меня интересует, что ты об этом думаешь.
– Признайся честно, что ты хочешь от меня услышать? Что ты классно выглядишь? Максимум на сорок?
Он ухмыльнулся.
– Терпеть этого не могу, – фыркнула она и вытерла руки о салфетку. – Когда напрашиваются на комплименты. Ведь возраст вообще не играет никакой роли.
– Как раз это мне и требовалось услышать.
Она взяла еще кусочек хлеба, разломила и протянула ему половинку.
– Я тоже собиралась тебя спросить вот о чем: я впервые еду в турпоездку со школьниками, в июне. С двумя десятыми классами. Это на самом деле так ужасно, как утверждает Филипп? Можешь мне что-нибудь посоветовать?
– Не надо было поддаваться на уговоры фон Зелля. Зачем ты вообще согласилась?
Юлия состроила смешную гримаску.
– Как я могла отказаться от удовольствия провести пять дней с нашим дорогим Оральски?
– Готов поспорить, что тебя Шредер обработал, – сказал Йон. – Убедил тебя, что с твоей помощью поездка получится намного успешней и интересней, чем без тебя. Я знаю, как он это умеет. Тебе нельзя быть такой уступчивой.
– Ах, нельзя? – отозвалась она и улыбнулась. – В самом деле?
– Можно-можно, – поспешно согласился Йон.
После десерта она с блаженным видом откинулась на спинку стула и вздохнула.
– Теперь сигарету. Ты не возражаешь? Или как? И чашечку эспрессо.
Йон сделал заказ и принялся наблюдать, как она курит. Юлия наслаждалась сигаретой с той же интенсивностью, с какой ела, пила, говорила и вообще делала все.
– Тут приятно, – заметила она, окинув взглядом ресторан. – Только вот, на мой взгляд, многовато искусственной зелени, зато еда отличная.
– Мы можем стать тут завсегдатаями, – предложил Йон.
– Ясное дело, – усмехнулась она и пустила струйку дыма. – А через год ты разоришься, при здешних ценах и моем аппетите.
– Проблема не в ценах, – возразил он. – Скорее в том, хочешь ли ты для себя того же, что желаю для себя я.
– Чего же именно?
– Чтобы мы были вместе. Навсегда. Пусть даже это звучит смешно и старомодно.
Она опустила голову и принялась старательно сгребать окурком пепел. Собрала его в аккуратную горку.
– Ты слишком торопишься, – ответила она наконец. – Я уже говорила тебе об этом.
– Естественно. Я только хотел…
Она наклонилась над столом и прижала пальчик к его губам. Йон остро ощутил запах сигареты.
– Лучше давай просто наслаждаться моментом. Здесь и сейчас. Хотя ты, конечно, предпочтешь сказать это по-латыни – hie et nunc.
Он взял ее руку и поцеловал. И в тот же момент увидел входящего в ресторан Роберта. Зажав под мышкой свернутую газету, тот сделал несколько шагов, остановился и обвел глазами зал. Йон поспешно отвернулся и выпустил руку Юлии.
– Слушай, – сказал он, – возможно, нам сейчас помешают. Пожалуйста, не оглядывайся. Нам надо потихоньку уйти, хорошо?
– Кто-то из «Буша»?
– Мой друг, Роберт Бон. – Йон бросил украдкой взгляд на входную дверь. Роберт уже отвернулся.
– Он ничего про меня не знает, да?
Йон кивнул. Роберт снова двинулся к двери; один из кельнеров услужливо распахнул ее перед ним.
– Он видел тебя во время похорон. На парковке. Я сказал, что ты моя коллега. Ну вот, он и ушел.
– Видел он нас?
– Не знаю. Вероятно. Впрочем, плевать на него. Забудем о нем.
– У вас испортятся отношения? Он станет тебе мстить?
– Вряд ли, – ответил Йон. – Роберт мой друг. А не нянька.
Он проводил ее на Шеферштрассе. Она опять чмокнула его в щеку.
– Спокойной ночи, Йон. Спасибо за замечательную еду. До завтра. И не надо строить планы на будущее, это бессмысленное занятие. Обещай мне.
– Попробую, – пробормотал он.
Дождавшись, когда она зайдет в дом, он медленно побрел на Кайзер-Фридрих-Уфер, испытывая приятную расслабленность. Вечер получился превосходный. Не считая появления Роберта. Если он их все-таки заметил, завтра не избежать объяснений. Тогда придется сказать правду, и эта перспектива не слишком приятна. Впрочем, и не слишком страшная. Хотя, возможно, Роберт их не заметил. Возможно, Йону опять повезло.
– Тебя устроит, если я снова приеду в пять? – спросил он, задержавшись в дверях.
На этот раз сарказм вполне отчетливо звучал в его голосе, ошибиться было невозможно.
– Делай, как тебе удобно, – ответил Йон. Он уже предлагал отвезти Роберта домой, но тот отказался; такси добрых четверть часа дожидалось его возле дома. – А потом давай сыграем партию в сквош? – предложил он. – Я закажу площадку.
– Не стоит, – нахмурился Роберт. – Думаю, нам надо сделать небольшой перерыв.
– Почему?
Роберт потер нос.
– Разумеется, можно сказать, что жизнь движется дальше, – устало произнес он. – Но мне требуется время, я не могу так просто вернуться к обычному распорядку. Не знаю, что чувствуешь ты. У меня появилось впечатление, что ты… – Он не договорил, лишь безнадежно махнул рукой.
– Ты считаешь, что я недостаточно сильно горюю? – спросил Йон. – Но ведь у каждого свой способ справляться с болью. Я просто живу дальше, и мне это помогает. Возможно, мне также помогло то, что я убирал весь мусор, который она…
– Извини, но мусора, как ты его называешь, не было бы, если бы ты обходился с ней по-другому, – перебил его Роберт.
– О чем ты говоришь? Как, по-твоему, я с ней обходился? Сейчас ты еще возложишь на меня вину за ее проклятое пьянство? – Его голос звучал слишком пронзительно. Нет, надо контролировать себя!
– Ты прекрасно знаешь, что я не это имел в виду, – возразил Роберт. – Но себя я упрекаю постоянно. Мне следовало вмешаться. Надо было не сглаживать все время острые углы, а поговорить с вами разок. Пожестче. В последнее время вы только и делали, что грызлись.
– Да, мы переживали неблагоприятную фазу. Так бывает в каждой семье, и уж кому об этом знать, как не тебе.
Все три брака Роберта закончились фиаско. Хуже всего получилось с Барбарой, последней женой. Их развод сопровождался настоящей войной. Хотя квартира на улице Вольдсенвег принадлежала Роберту, Барбара отказалась выезжать из нее, претендуя на половину. В ее отсутствие Роберт нанял каменщика и перегородил прихожую стенкой; квартир стало две, и жить ни в одной из них стало невозможно. Барбара чуть не лопнула от ярости, но потом пошла на мировую, и Роберт снес стенку. После этого Барбара называла его не иначе, как «неандертальцем».
– Это была не фаза, – возразил Роберт. – В ваших отношениях что-то капитально разладилось.
– Ты решил с запозданием сыграть роль консультанта по вопросам семьи и брака?
Роберт бросил на него долгий, пристальный взгляд и отвернулся.
– Только не на пороге. Лучше поговорим об этом в другой раз.
Его подчеркнуто терпеливый тон привел Йона в ярость.
– Ну ладно, – медленно и внятно произнес он. – Но тогда я задам тебе вопрос, действительно ли ты с ней трахался? Именно это она утверждала перед тем, как упала с лестницы.
Роберт повернул к нему лицо. При свете уличного фонаря оно казалось почти зеленым.
– Не теперь, – тихо ответил он. – Пока!
Йон смотрел, как его друг, ссутулившись, брел к такси. По реакции Роберта можно было заключить, что они в самом деле путались, его жена и лучший друг. Поразительно, но при мысли об этом он не испытал ничего – ни злости, ни разочарования, ни ревности. Ему это было абсолютно безразлично. Впрочем, зря он затеял этот разговор, теперь придется выслушивать потоки объяснений, оправданий, подробностей, которые он предпочел бы не знать. Его единственный интерес состоял в том, чтобы сохранить дружбу Роберта. Надо ему сразу же дать понять, что между ними ничего не изменится, что лучше вообще забыть про эту историю, словно ее никогда и не было.
Когда габаритные огни такси скрылись за углом, в окне Глиссманов зашевелились гардины. Верена, разумеется, снова на своем посту; ей нечего делать, как подглядывать за соседями. Завтра она опять доложит Роберту, когда и в каком виде его друг уехал из дома. Но что делать, если она получает от этого удовольствие? Пускай подглядывает. А вот диктовать, что ему можно делать, а что нельзя, он не позволит ни ей, ни Роберту.
Он позвал Колумбуса в дом и дал ему остатки сухого корма. Когда он выключал торшер возле секретера Шарлотты, его взгляд упал на стопку соболезнований, прибывших в последние дни по почте. Неужели придется все читать? Да еще набирать на компьютере слова благодарности, распечатывать и отсылать?
Хотя он приехал на Шеферштрассе точно в условленное время, она уже ждала его возле дома. На всякий случай он оставил машину на Кайзер-Фридрих-Уфер, довольно далеко от дома Юлии. Никогда не знаешь, кого там случайно встретишь.
– Что заставило тебя выйти на улицу? – лукаво поинтересовался он. – Голод? Или стремление меня увидеть?
Она одарила его слух руладой из четырех тонов. Больше всего на свете ему хотелось ее обнять. Или хотя бы подержать ее руку в своих ладонях, но она стояла, засунув руки в карманы. На ней опять была ее обычная кожаная куртка. Вероятно, ту, черную, в которой она явилась на похороны, она специально одалживала у кого-то. Недаром рукава были ей слишком длинны. Мысль об этом еще больше его растрогала.
В «Мамма Леоне» их провели к столику в дальнем углу. Юлия уселась напротив Йона и тут же погрузилась в меню. Йон огляделся. К счастью, никого из знакомых он не обнаружил, зато отметил, что на них устремлены взгляды многих посетителей, прежде всего мужиков, которые с интересом рассматривали Юлию. Под кожаной курткой на ней в этот вечер была черная майка с глубоким вырезом.
Юлия захлопнула меню и, радостно улыбаясь, повернулась к нему:
– Я выбрала карпаччо с руколой. А после печенку по-венециански.
– Господи, как ты быстро ориентируешься. – Шарлотта в ресторанах размышляла всегда бесконечно долго, прежде чем сделать выбор, а потом, не спрашивая разрешения, лезла в тарелку Йона – собственным заказом она никогда не бывала довольна. – Что будешь пить?
Она уже уплетала хлеб, лежавший на тарелке.
– Красное вино, – ответила она с набитым ртом. – Выбери сам, я пью все.
Йон заказал еду и бутылку «Брунелло» 1996 года. Кельнер зажег свечу и лукаво улыбнулся Юлии. Что он думал о них? И что думали люди, посматривавшие в их сторону? Принимали их за отца с дочерью?
– Тебя смущает разница в возрасте? – спросил Йон.
– Что? – Она перестала жевать и посмотрела на него с таким искренним недоумением, что он невольно рассмеялся.
– Я старше тебя на девятнадцать лет. Гожусь тебе в отцы и вполне мог бы иметь такую дочь.
– И что же?
– Ничего. Просто меня интересует, что ты об этом думаешь.
– Признайся честно, что ты хочешь от меня услышать? Что ты классно выглядишь? Максимум на сорок?
Он ухмыльнулся.
– Терпеть этого не могу, – фыркнула она и вытерла руки о салфетку. – Когда напрашиваются на комплименты. Ведь возраст вообще не играет никакой роли.
– Как раз это мне и требовалось услышать.
Она взяла еще кусочек хлеба, разломила и протянула ему половинку.
– Я тоже собиралась тебя спросить вот о чем: я впервые еду в турпоездку со школьниками, в июне. С двумя десятыми классами. Это на самом деле так ужасно, как утверждает Филипп? Можешь мне что-нибудь посоветовать?
– Не надо было поддаваться на уговоры фон Зелля. Зачем ты вообще согласилась?
Юлия состроила смешную гримаску.
– Как я могла отказаться от удовольствия провести пять дней с нашим дорогим Оральски?
– Готов поспорить, что тебя Шредер обработал, – сказал Йон. – Убедил тебя, что с твоей помощью поездка получится намного успешней и интересней, чем без тебя. Я знаю, как он это умеет. Тебе нельзя быть такой уступчивой.
– Ах, нельзя? – отозвалась она и улыбнулась. – В самом деле?
– Можно-можно, – поспешно согласился Йон.
После десерта она с блаженным видом откинулась на спинку стула и вздохнула.
– Теперь сигарету. Ты не возражаешь? Или как? И чашечку эспрессо.
Йон сделал заказ и принялся наблюдать, как она курит. Юлия наслаждалась сигаретой с той же интенсивностью, с какой ела, пила, говорила и вообще делала все.
– Тут приятно, – заметила она, окинув взглядом ресторан. – Только вот, на мой взгляд, многовато искусственной зелени, зато еда отличная.
– Мы можем стать тут завсегдатаями, – предложил Йон.
– Ясное дело, – усмехнулась она и пустила струйку дыма. – А через год ты разоришься, при здешних ценах и моем аппетите.
– Проблема не в ценах, – возразил он. – Скорее в том, хочешь ли ты для себя того же, что желаю для себя я.
– Чего же именно?
– Чтобы мы были вместе. Навсегда. Пусть даже это звучит смешно и старомодно.
Она опустила голову и принялась старательно сгребать окурком пепел. Собрала его в аккуратную горку.
– Ты слишком торопишься, – ответила она наконец. – Я уже говорила тебе об этом.
– Естественно. Я только хотел…
Она наклонилась над столом и прижала пальчик к его губам. Йон остро ощутил запах сигареты.
– Лучше давай просто наслаждаться моментом. Здесь и сейчас. Хотя ты, конечно, предпочтешь сказать это по-латыни – hie et nunc.
Он взял ее руку и поцеловал. И в тот же момент увидел входящего в ресторан Роберта. Зажав под мышкой свернутую газету, тот сделал несколько шагов, остановился и обвел глазами зал. Йон поспешно отвернулся и выпустил руку Юлии.
– Слушай, – сказал он, – возможно, нам сейчас помешают. Пожалуйста, не оглядывайся. Нам надо потихоньку уйти, хорошо?
– Кто-то из «Буша»?
– Мой друг, Роберт Бон. – Йон бросил украдкой взгляд на входную дверь. Роберт уже отвернулся.
– Он ничего про меня не знает, да?
Йон кивнул. Роберт снова двинулся к двери; один из кельнеров услужливо распахнул ее перед ним.
– Он видел тебя во время похорон. На парковке. Я сказал, что ты моя коллега. Ну вот, он и ушел.
– Видел он нас?
– Не знаю. Вероятно. Впрочем, плевать на него. Забудем о нем.
– У вас испортятся отношения? Он станет тебе мстить?
– Вряд ли, – ответил Йон. – Роберт мой друг. А не нянька.
Он проводил ее на Шеферштрассе. Она опять чмокнула его в щеку.
– Спокойной ночи, Йон. Спасибо за замечательную еду. До завтра. И не надо строить планы на будущее, это бессмысленное занятие. Обещай мне.
– Попробую, – пробормотал он.
Дождавшись, когда она зайдет в дом, он медленно побрел на Кайзер-Фридрих-Уфер, испытывая приятную расслабленность. Вечер получился превосходный. Не считая появления Роберта. Если он их все-таки заметил, завтра не избежать объяснений. Тогда придется сказать правду, и эта перспектива не слишком приятна. Впрочем, и не слишком страшная. Хотя, возможно, Роберт их не заметил. Возможно, Йону опять повезло.
13
На следующее утро он столкнулся с Юлией еще перед уроками на учительской парковке; она доставала из «гольфа» объемистую коробку. Он помог ей. В коробке лежали кусочки коры и ветки причудливой формы. Для урока рисования в одиннадцатых классах.
– Откуда у тебя такие сокровища? – спросил Йон. Один кусок дерева напоминал лицо – из открытого рта, казалось, вырывался беззвучный крик ужаса, смертного ужаса.
– Насобирала прямо тут, по соседству, – ответила она. – В Ниндорфском парке, вчера вечером, после моей встречи со Штрунцем. Красивый парк.
– Откуда у тебя такие сокровища? – спросил Йон. Один кусок дерева напоминал лицо – из открытого рта, казалось, вырывался беззвучный крик ужаса, смертного ужаса.
– Насобирала прямо тут, по соседству, – ответила она. – В Ниндорфском парке, вчера вечером, после моей встречи со Штрунцем. Красивый парк.