— Какого черта, — заметил он. — Я не подарок. В тысяча девятьсот сорок восьмом подхватил на Кубе триппер, теперь у меня простата что кукурузный початок. Но мужик я еще крепкий, если даже и не могу заделать ребенка.
Жанна растерялась. Ее по-прежнему влекла к нему память об их связи, но отталкивало смутное ощущение нарастающей неприязни. Под ярким зимним солнцем она чувствовала себя беззащитной.
— Прикинем, — продолжал Пол, думая, о чем бы ей еще рассказать. — Пристанища у меня нет, друзей тоже. Не встреть я тебя, то, верно, пришлось бы доживать свой век одному с моим геморроем.
Почему он все время сводит разговор на задний проход, подумала Жанна. Придержав ее за манжету пальто, он остановился и заглянул в окно «Саль Ваграм», танцевального зала, где иногда проводились второстепенные боксерские матчи. Они услышали звуки оркестра, но с улицы зал показался безлюдным.
— И чтобы уж разом покончить со всей этой тягомотиной, — продолжал Пол, направившись с Жанной туда, — скажу, что я пережиток той эпохи, когда парень вроде меня заходил в такое вот заведение, чтобы склеить молодую девчоночку вроде тебя. Тогда мы называли ее кадришкой.
Они вошли под руку. На эстраде наяривал маленький, но громкий оркестр, который было слышно во всех уголках. Изнутри зал напоминал огромный амбар с высоким куполообразным потолком, откуда свисали дюжины шарообразных светильников. Главную площадку окружали несколько ярусов столиков. Конкурс танцев был в самом разгаре. Около сорока пар, выряженных по моде пятнадцатилетней давности, исполняли па какого-то непонятного танца, какого Жанне еще не доводилось видеть. У мужчин были длинные бачки под Валентино[24], прически женщин отливали лаком. Жанне они показались тщеславными пестрыми птицами, что скачут по клетке под взглядами строгих мужчин и женщин, которые сидели за длинным деревянным столом сбоку от площадки. Перед каждым из сидящих лежали карандаши и бумага. У каждого участника конкурса была пришпилена к спине большая картонная карточка с номером; танцующие кружились, судьи вытягивали шеи и крутили головами. Несколько официантов стояли и глядели на танцующих, но большая часть зала пустовала. Столики, примыкавшие к площадке, были застелены белыми скатертями, но все остальные стояли непокрытые и топорщились сотнями ножек опрокинутых на них стульев. Деревянные перильца отделяли конкурсантов от пустоты огромного зала, превращенного в дворец танго.
Пол провел Жанну прямо через площадку на второй ярус, где официант сноровисто накрыл для них столик. Пол широким жестом заказал шампанское и уселся напротив Жанны. Он знал, что она оценит юмор ситуации. Он и она — только это и в самом деле имело значение, а все окружающее могло даже позабавить своей нелепостью. Но Жанна только и могла, что пялиться на танцующих. Они казались ей такими смешными — мотыльки под этим высоким сумрачным куполом, каждый порхает под четкий ритм в надежде, что именно на нем остановит свой выбор жюри из стариков и старух.
Официант принес шампанское, до краев наполнил бокалы и удалился. Жанна оперлась локтями о стол и опустила голову на руки. Пол встал и подошел к ней.
— Умоляю простить за бесцеремонность, — произнес он с британским акцентом, чтобы ее посмешить, — но ваша красота так поразила меня, что я надумал рискнуть и предложить вам бокал шампанского.
Она тупо на него посмотрела.
— Тут не занято? — осведомился Пол, продолжая шутливую эту игру, хоть и понял, что Жанне не до нее.
— Чего? — спросила она. — Нет, не занято.
— Позволите?
— Садитесь, если хотите.
Пол сел с преувеличенными изъявлениями благодарности и поднес ей к губам шампанское. Жанна отвернулась. Пародия, похоже, оказалась слишком похожей на правду, и им обоим сделалось не по себе. Пол осушил бокал и налил еще. Получалось не совсем так, как он задумал.
— Ты знаешь танго? — спросил он, и Жанна отрицательно покачала головой. — Это ритуал. А что такое «ритуал», ты понимаешь? Так вот, следи за ногами партнеров.
Он подозвал официанта и заказал бутылку виски и стаканы. Официант задержал на нем взгляд, но пошел выполнять заказ. Полу хотелось повеселиться, потратить деньги, отпраздновать, и плевать ему было на всех, кроме Жанны.
— Ты так и не выпила шампанского, — сказал он. — Теперь оно выдохлось. Я заказал тебе виски.
Официант принес бутылку и ушел в дальний конец зала. Они остались за своим столиком как на острове. Пол неловко разлил виски.
— Ты и виски не пьешь, — мягко попенял он. — Ну давай же, сделай глоточек за папочку.
Он поднес ей стакан ко рту. Она печально на него посмотрела, и Пол почувствовал, что его охватывает отчаяние. Но она все же пригубила, чтобы сделать ему приятное, хотя виски обожгло горло.
— А теперь, если ты меня любишь, — начал упрашивать он, — то выпей до дна.
Она еще раз отхлебнула и произнесла:
— Окей, я люблю тебя.
Это были всего лишь слова.
— Браво! — воскликнул Пол.
— Расскажи про жену.
Пол был готов говорить о чем угодно, но только не о жене. Что было, то прошло; он собирался хорошо провести время, собирался начать новую жизнь.
— Поговорим лучше о нас, — предложил он.
Жанна обвела взглядом зал, танцоров, судей, небольшую группу официантов, державшихся в тени.
— Какое жалкое место.
— Согласен, но ведь я здесь, разве нет?
— Месье Метрдотель, — ехидно заметила Жанна.
— Довольно скверное замечание.
Пол решил, что она его просто поддразнивает. Он не верил, что после всех их неистово страстных встреч она способна смеяться над ним. Но чем больше Пол о себе рассказывал, тем непривлекательнее становился в ее глазах.
— Как бы там ни было, глупышка, — продолжал он, — я тебя люблю и хочу с тобой жить.
— В твоей ночлежке, — бросила она чуть ли не с издевкой.
— В моей ночлежке? Черт возьми, какое это имеет значение? — Пол начинал злиться, чему, вероятно, способствовала и выпивка. До Жанны, похоже, не доходило самое главное.
— Черт возьми, какая разница — в ночлежке, в отеле или в замке? — заорал он. — Я люблю тебя! Какая нам блядская разница, где жить?
Жанна пересела на соседний стул, испугавшись, что он может ее ударить, взяла стакан и допила все до капли. Ей были противны и этот зал, и танцоры, и Пол, и даже она сама. Продолжать не имело смысла, но ей не хотелось признаваться в этом ни Полу, ни себе самой.
Пол, умиротворенный тем, что она допила виски, осушил свой стакан и снова налил ей и себе. Алкоголь придавал ему пыла, но в то же время усиливал ощущение безнадежности. Жанна не отводила взгляда от площадки. По мере того как опьянение обволакивало ее сознание, и музыка, и пары с пришпиленными огромными номерами кружились все быстрей и быстрей. Нужно было ей пить помедленнее; от виски на нее напала жажда. Она смотрела на ноги танцующих. Конкурсанты выделывали па и дергали головами.
Внезапно музыка смолкла. Танцоры заскользили к своим столикам, где присели на краешках стульев и с застывшими улыбками повернулись к жюри. Женщина средних лет в платье с цветочным рисунком несочетающихся красного и фиолетового оттенков и в очках в тонкой металлической оправе поднялась из-за длинного стола и объявила громким, хорошо поставленным голосом:
— Жюри отобрало следующие десять лучших пар.
Она поправила очки, взяла в руки листок и принялась зачитывать номера; все в зале затаили дыхание. Одна за другой пары-победительницы выходили на площадку, партнеры важно разворачивались друг к другу лицом в ожидании готовой вот-вот грянуть музыки. Постепенно пары заполнили всю площадку. Партнеры держали друг друга в застывших объятиях, упершись друг другу в глаза пустым взглядом. Жанне они напомнили манекены.
Женщина в пестром платье торжественно воздела руки и объявила:
— А теперь, дамы и господа, успеха вам в нашем последнем танго!
Ее слова эхом прокатились под сводами зала. Предстояло назвать главных победителей.
Раздалась громкая мелодичная музыка, но Жанне, которая видела, как дневной свет косыми лучами пробивался через двери с улицы, эта музыка показалась невыносимо гнетущей. Ей хотелось плакать, оттого что она напилась днем, оттого что смотрит на этих механических кукол. Пол, мрачный и непредсказуемый, сидел напротив и через плечо поглядывал на танцующих. Жанна еще раз попыталась понаблюдать за ногами танцоров. Партнеры двигались в безупречном согласии, приседали, скользили, откидывались назад в традиционном эффектном па; улыбки на их пустых лицах казались приклеенными, взгляд — стеклянным. Жанна начала сомневаться, действительно ли они живые. Невозможно было представить, чтобы они могли вести себя как обыкновенные люди из плоти и крови.
— Налей мне еще виски, — попросила она Пола.
— О, я думал, ты не пьешь.
— На меня жажда напала. Хочется еще выпить.
Пол поднялся и, пошатываясь, обошел столик.
— Прекрасно. По-моему, недурная мысль.
Он осторожно плеснул виски ей и себе. У Жанны кружилась голова, она бережно поднесла стакан ко рту.
— Не спеши, — остановил ее Пол. У него заплетался язык, но он хотел произнести тост: — Потому что… потому что ты очень красивая…
Жанна решила, что это тост, и выпила.
— Не спеши! — крикнул он, резко поставив стакан на стол. Виски плеснуло ему на кисть, потекло на пол.
— Хорошо.
— Извините, великодушно извините, — произнес он с британским акцентом. — Я не хотел проливать виски.
Жанна подняла свой стакан.
— Что ж, — сказала она, — давай выпьем за нашу жизнь в отеле!
— Нет, е…л я все это.
Пол подошел и сел рядом, опрокинув по пути стул. Он тяжело привалился к Жанне, и та заметила у него морщинки вокруг глаз и редеющие волосы. Все, что она тогда говорила ему в квартире, было чистой правдой. Он был старик, сейчас он даже пахнул по-стариковски, после того как угодил в переплет. Глядя на него, Жанна не могла удержаться от мыслей о его теле. До этого она как-то не задумывалась о его полноте и морщинах на коже. Тайна, которой он окружал свое имя и существование, искусственно молодила его в ее глазах.
— Давай выпьем за нашу жизнь в деревне, — предложил Пол.
— Так ты любишь природу? В первый раз слышу.
— Перестань, ради бога. — Пол понимал, что в деревне им останется заниматься одной лишь любовью. Зачем она все время язвит? Он продолжал, подделываясь под ее настроение: — Да, я сын матушки-природы. Ты можешь представить меня с коровами? По уши в курином дерьме?
— Еще бы.
— А что тут плохого? — обиделся он.
— Хорошо, заведем себе домик с коровами. Я тоже стану твоей коровой.
— Так знай, — смачно расхохотался Пол, — я буду доить тебя дважды в день. Согласна?
— Ненавижу деревню, — призналась она, подумав о вилле. Сквозь пары опьянения все вокруг начало приобретать непристойный вид, особенно эти без устали кружащиеся, лишенные жизни тела.
— То есть как это ненавидишь деревню? — сердито спросил он.
— Ненавижу.
Жанна поднялась и вцепилась в спинку стула, чтобы не упасть. Она поняла, что ей нужно на воздух.
— По мне, лучше отправиться в твой отель, — сказала она, и предложение это прозвучало не так уж нелепо. Может, у них еще остается шанс, подумала она, может, Пол снова покажется ей другим, когда они останутся с ним вдвоем. Может, она сумеет забыть все это и то, что он ей рассказывал. — Ну же, отправимся в отель.
Но Пол взял ее за руку и повел на площадку. Они оступились, сходя с возвышения, но звуки оркестра поглотили громкий стук их подошв о голые доски.
— Потанцуем, — предложил Пол.
Жанна покачала головой в знак отказа, однако Пол настойчиво тянул ее на площадку. Танцоры сделали вид, что ничего не замечают.
— Не ломайся, — упрашивал Пол. — Давай потанцуем.
Спотыкаясь, они выбрались на площадку. Жанна почувствовала, что у нее подкашиваются ноги. Музыка и застоявшийся воздух танцзала, казалось, усугубляют действие виски; да еще и резкий запах дюжины разных духов, который ударил ей в ноздри. Ее слепил свет прожекторов. Пары проносились мимо с хорошо отработанной грацией, отчего фиглярство Пола выглядело совсем уж вопиющим. Сграбастав Жанну, он принял исходную позицию, поднял ногу и завел назад, передразнивая других танцоров. Затем он исполнил пробежку вперед и назад, театрально задирая голову, высоко взбрыкивая ногами и изо всех сил припечатывая подошвами пол. Когда он попробовал крутануть Жанну, пропустив ее под руку, она поскользнулась, упала навзничь и проехала по полу несколько футов.
— Ты что, не хочешь танцевать? — спросил Пол и принялся танцевать один. Он вертелся и приседал, затесавшись в гущу танцоров, но ни одна из пар ни разу не сбилась с ноги. Все это выглядело дико, но Пол от души наслаждался. Ему было хорошо, он опьянел от виски и всего этого зрелища. Его новая жизнь только начиналась, и он был намерен прожить ее на полную катушку, так, как ему хотелось. Он попытался исполнить прыжок и рухнул на колени.
Женщина в пестром платье встала и застыла на месте, онемев от возмущения. Остальные судьи столпились вокруг нее, переговариваясь громким шепотом, но никто из них, судя по всему, не спешил призвать к порядку распоясавшуюся пьяную парочку.
— Площадка уже занята! — крикнула женщина в пестром платье, размахивая руками и наступая на Пола. — И вы перебарщиваете.
Пола, как и конкурс в целом, она воспринимала вполне серьезно.
Полу это показалось очень смешным. Он расхохотался и принялся, как матадор, пританцовывать вокруг нее.
— Освободите площадку, сударь! Что вы делаете?
— Мадам! — воскликнул Пол, обхватил женщину за талию и изобразил позицию танго. Он начал передвигаться с ней по площадке, она пыталась высвободиться из его хватки. Судьи с ужасом смотрели на такое надругательство, конкурсанты же продолжали танцевать.
— Это недопустимо, — заявила женщина.
— Это любовь, — возразил Пол. — Всегда, 1'amour toujours[25].
— Но это же конкурс!
Наконец ей удалось вырваться. Ее коллеги по жюри опасливо вышли из-за стола.
— При чем тут любовь? — закричала женщина. — Ступайте в кино глядеть на любовь. Уходите, уходите отсюда!
Жанна взяла Пола за руку и потянула к дверям. Но он остановился у края площадки и на глазах у судей спустил штаны, нагнулся и продемонстрировал голую задницу. Зрители онемели от изумления.
Пол и Жанна, спотыкаясь, сошли с площадки. Они добрели до темного уголка и сели там среди перевернутых столиков, тяжело привалившись к стене. Безостановочно и безразлично звучала все та же музыка.
— Краса моя, сядь передо мной, — произнес Пол и потянулся коснуться ее щеки, но Жанна отвернулась и застонала от черной тоски.
— Гарсон! — позвал Пол, щелкнув пальцами, но официант не явился. Они были одни. — Шампанского! — крикнул он и стал махать руками в такт оркестру. — Если музыка питает любовь — играйте!
Он обернулся к Жанне и увидел, что по щекам у нее текут слезы.
— Что с тобой!
— Кончено.
— Что кончено?
— Мы больше никогда не встретимся, никогда.
— Смешно, — отмахнулся Пол, взял ее руку, засунул к себе в брюки и тихо повторил: — Смешно.
— Я не шучу.
Жанна взяла его член в руку и принялась ласкать. Она смотрела прямо перед собой, слезы по-прежнему текли у нее по щекам.
Пол откинулся, прислонившись спиной к стене.
— Ох ты, грязная крыса, — выдохнул он.
— Кончено.
— Послушай, когда что-то кончается, оно начинается по новой. Неужели не понимаешь?
— Я выхожу замуж, — машинально сказала Жанна. — Я уезжаю. Кончено.
Рука ее заработала быстрее.
— О господи!
Пол спустил, Жанна с отвращением отдернула руку. Она его выдоила, из него ушли последние силы. Она вытерла руку его носовым платком.
— Послушай, — он попытался обратить ее отвращение в шутку, — это тебе не поручень в метро, это мой хер.
Музыка смолкла. Зал наполнился шарканьем ног; председательница жюри резким голосом выкликала победителей конкурса. Жанна не могла разобрать имен, но это не имело значения. Она видела окружающее — и себя с Полом в центре всего. Он стал уродлив, его жизнь — грязной и бессмысленной, его секс — бесполезным. Она посмотрела на него — перед ней сидел пьяный бродяга. Она ненавидела и его, и саму себя.
— Кончено, — сказала она, поднялась и пошла к выходу.
— Постой! — окликнул Пол. — Ты, глупенькая кадришка!
Он встал, шатаясь, привел в порядок брюки. Когда он доковылял до дверей, Жанна уже быстро шла по направлению к главному бульвару.
— Дерьмо! — выругался Пол. Внезапный свет ослепил его, ноги подкашивались. — Постой, черт тебя подери!
Он двинулся следом, но Жанна шла быстрее. Звук его шагов испугал ее.
— Эй, деревенщина! — игриво окликнул он, но Жанна не обернулась. — Иди сюда!
Она пересекла улицу у светофора, тут же зажегся красный свет, и Полу пришлось ждать. В нем нарастали злость и отчаяние. До него вдруг дошло, что, если она сейчас уйдет, он ее навсегда потеряет.
— Иди сюда! — снова крикнул он, ступил на проезжую часть и торопливо перешел через улицу под рев клаксонов. — Тебе не уйти от меня, кадришка!
Они припустили бегом, пересекая тени стоящих вдоль тротуара платанов, и, когда выбегали под солнце, свет лишь подчеркивал контраст между ними: за красивой молодой женщиной в распахнутом пальто и с развевающимися волосами гонится мужчина, который ей годится в отцы и которому явно недостает дыхания и легкости для подобного состязания. Казалось, их связывает невидимая веревка: укорачивается, когда женщина сбавляет темп, удлиняется, когда она снова отрывается от преследователя, но не лопается. Обособленные от мира, сквозь который мчались, они оставались соучастниками в некоем странном ритуале.
Был час пик, по Елисейским полям валили толпы народа. Жанна неслась вперед, лавируя между пешеходами и сохраняя разрыв между собой и Полом. Ей стало еще страшнее, когда она поняла, что он не намерен сдаваться; она лихорадочно пыталась придумать, где бы от него укрыться. На ум ей пришла только квартира матери на улице Вавен в районе Монпарнаса; она была уверена, что у Пола не хватит сил туда за ней добежать.
Он уже отстал на полквартала, и она сбавила темп, оглядываясь на него. Они миновали Гран-Палас, величественный в лучах послеполуденного солнца, и вокзал Д'Орсе, перешли через Сену; рычание обгонявших их автомобилей заглушало звук шагов. Пол упорно ее преследовал, хотя дыхания не хватало и в груди больно кололо.
В начале Монпарнаса Жанна обернулась, крикнула ему:
— Прекрати! Прекрати! — и побежала дальше.
— Остановись! — взмолился он. Бесполезно. Он опять рванулся за ней.
Недалеко от квартиры матери Жанна перешла на шаг. Ей не хотелось, чтобы Пол за нею туда последовал, но она не могла ничего придумать. За спиной раздавалась его тяжелая поступь. Наконец он, полностью выдохшийся, нагнал ее и схватил за руку.
— Кончено! — сказала она, вырвалась и добавила: — Я по горло сыта.
— Да успокойся ты!
Пол прислонился спиной к стене и попробовал воззвать к ее здравому смыслу, но Жанна его обошла.
— Хватит! — крикнула она. — Кончено! Теперь уходи! Уходи!
Пол, все еще задыхаясь, вприпрыжку кинулся за ней.
— Я не могу тебя уговорить, — сказал он. — Дай мне перевести дух.
Он с трудом ее обогнал и загородил дорогу, улыбаясь, уперев руки в бока. Он отчаянно стремился снова стать хозяином положения.
— Эй, глупышка… — с нежностью произнес он.
— Вот теперь я позову полицию, — выпалила Жанна по-французски.
В эту минуту он твердо решил, что не даст ей уйти. Пойдет на что угодно, но ее не упустит. Она была его последней надеждой на любовь.
Жанна шмыгнула мимо него.
— О черт, я не мешаю тебе пройти, — с горечью бросил он. — Я хочу сказать, apres vous, mademoiselle[26].
Она остановилась на углу и посмотрела на дверь маминого подъезда. Ее била дрожь, она с огромным усилием подавляла в себе паническое желание прямиком броситься в этот подъезд. Пол понял, что ей по-настоящему страшно. Ничего, подумал он, еще будет время ее успокоить, когда он выяснит, где она живет.
— Пока, сестричка, — произнес он, прошел мимо и шагнул на проезжую часть. — И вообще ты толстая баба, мне плевать, если мы больше никогда не свидимся.
Пол двинулся по улице, притворившись, что потерял к Жанне всякий интерес. Небрежным жестом он сунул в рот пластинку жевательной резинки. Жанна проводила его взглядом, повернулась и порскнула через улицу. Она проскользнула в подъезд, но в тот миг, когда закрывала за собой дверь, Пол метнулся назад; он взбежал на крыльцо и вошел в вестибюль, когда Жанна захлопнула дверцу лифта. Она уставилась на него в слепом ужасе, он же схватился за хрупкую железную ручку и попытался открыть дверцу.
Лифт медленно пополз вверх.
Пол бросился вверх по лестнице, стараясь не отставать от подъемника.
— Тебе конец! — крикнула ему Жанна по-французски.
Он добежал до площадки второго этажа, дернул ручку клетки, но опоздал. Лифт продолжал подниматься, Жанна забилась в самый дальний угол кабины.
— Les flics[27]… — бормотала она.
— Е…л я полицию.
Лифт миновал третий этаж, прежде чем Пол успел добежать до двери шахты. Он кинулся следом.
— Tu as fini?[28] — крикнула она сверху. На четвертом этаже кабина остановилась. Жанна выскочила на площадку и заколотила в дверь материнской квартиры. Появился Пол.
— Послушай, — произнес он, тяжело дыша, — мне нужно с тобой поговорить.
Жанна метнулась от него, забарабанила к соседям, но никто не вышел на стук. Пол подошел к ней, и тут она завизжала.
— Ну, это уже становится смешным, — сказал он.
— Помогите! — вопила она. — На помощь!
Никто не отозвался. Она принялась лихорадочно возиться с замком и, открыв дверь, ввалилась в прихожую, едва не упав. Пол напирал сзади, не давая двери захлопнуться. Жанна кинулась от него вглубь квартиры, подгоняемая паническим ужасом и думая лишь о том, как добраться до того, что лежало в ящике письменного стола. Его невозможно было остановить. Она всегда знала, что ей от него не спрятаться, и все-таки была не готова к такой нахрапистой беспардонности.
— Вот первый кадр, — заметил Пол, остановившись, чтобы окинуть взглядом фотографии и коллекцию примитивного оружия.
Жанна вытянула ящик и достала служебный пистолет отца. На ощупь он был тяжелым, холодным, надежным. Она спрятала его в складках пальто и повернулась лицом к Полу.
— Я староват, — произнес Пол с грустной улыбкой. — Теперь меня одолевают воспоминания.
Жанна, словно завороженная злыми чарами, смотрела, как он взял одну из отцовских армейских фуражек, напялил набекрень.
— В таком виде твой герой тебе больше по вкусу?
Он все еще не утратил очарования.
Пол широким жестом сорвал и отбросил фуражку. Теперь она рядом, теперь она его, и он не мог дать ей уйти. Наконец он обрел любимого человека, и это было прекрасно.
— Ты бежала от меня в Африке, Азии и Индонезии, но теперь я тебя нашел, — произнес он и добавил: — И я тебя люблю.
Он шагнул к Жанне, не обратив внимания на то, что полы ее пальто распахнулись и в него уставилось дуло пистолета. Он поднял руку, чтобы погладить ее по щеке, и шепнул:
— Я хочу знать твое имя.
— Жанна, — сказала она и нажала на спуск.
Выстрел отбросил Пола на несколько шагов, но он не упал. Резко запахло пороховой гарью, пистолет дрожал у Жанны в руке. Пол немного согнулся, прижимая к животу руку, другая рука все еще была поднята. Выражение его лица осталось прежним.
— Наши дети… — начал он. — Наши дети…
Он повернулся и, шатаясь, подошел к стеклянной двери на лоджию. Когда дверь распахнулась, свежий ветер разметал ему волосы и на миг он показался почти молодым. Он шагнул на плиты, схватился за перила, чтобы не упасть, и поднял лицо к ясному синему небу. Перед ним расстилался Париж.
— Наши дети, — произнес он, — будут помнить…
И это были его последние сознательные слова. Однако прощальную свою фразу на этой земле он прошептал по-таитянски. Он тяжело рухнул у горшка с карликовой сосной, свернулся клубочком, как спящий мальчик, и умер с улыбкой.
— Я не знаю, кто он такой, — повторяла Жанна, продолжая сжимать пистолет, уставясь в никуда широко раскрытыми невидящими глазами. — Он привязался ко мне, пытался меня изнасиловать. Он был сумасшедший… Я не знаю, как его звали, я не знаю его, не знаю… Он пытался меня изнасиловать, он был сумасшедший… Я даже не знаю, как его звали…
Последнее хотя бы соответствовало истине.
Жанна растерялась. Ее по-прежнему влекла к нему память об их связи, но отталкивало смутное ощущение нарастающей неприязни. Под ярким зимним солнцем она чувствовала себя беззащитной.
— Прикинем, — продолжал Пол, думая, о чем бы ей еще рассказать. — Пристанища у меня нет, друзей тоже. Не встреть я тебя, то, верно, пришлось бы доживать свой век одному с моим геморроем.
Почему он все время сводит разговор на задний проход, подумала Жанна. Придержав ее за манжету пальто, он остановился и заглянул в окно «Саль Ваграм», танцевального зала, где иногда проводились второстепенные боксерские матчи. Они услышали звуки оркестра, но с улицы зал показался безлюдным.
— И чтобы уж разом покончить со всей этой тягомотиной, — продолжал Пол, направившись с Жанной туда, — скажу, что я пережиток той эпохи, когда парень вроде меня заходил в такое вот заведение, чтобы склеить молодую девчоночку вроде тебя. Тогда мы называли ее кадришкой.
Они вошли под руку. На эстраде наяривал маленький, но громкий оркестр, который было слышно во всех уголках. Изнутри зал напоминал огромный амбар с высоким куполообразным потолком, откуда свисали дюжины шарообразных светильников. Главную площадку окружали несколько ярусов столиков. Конкурс танцев был в самом разгаре. Около сорока пар, выряженных по моде пятнадцатилетней давности, исполняли па какого-то непонятного танца, какого Жанне еще не доводилось видеть. У мужчин были длинные бачки под Валентино[24], прически женщин отливали лаком. Жанне они показались тщеславными пестрыми птицами, что скачут по клетке под взглядами строгих мужчин и женщин, которые сидели за длинным деревянным столом сбоку от площадки. Перед каждым из сидящих лежали карандаши и бумага. У каждого участника конкурса была пришпилена к спине большая картонная карточка с номером; танцующие кружились, судьи вытягивали шеи и крутили головами. Несколько официантов стояли и глядели на танцующих, но большая часть зала пустовала. Столики, примыкавшие к площадке, были застелены белыми скатертями, но все остальные стояли непокрытые и топорщились сотнями ножек опрокинутых на них стульев. Деревянные перильца отделяли конкурсантов от пустоты огромного зала, превращенного в дворец танго.
Пол провел Жанну прямо через площадку на второй ярус, где официант сноровисто накрыл для них столик. Пол широким жестом заказал шампанское и уселся напротив Жанны. Он знал, что она оценит юмор ситуации. Он и она — только это и в самом деле имело значение, а все окружающее могло даже позабавить своей нелепостью. Но Жанна только и могла, что пялиться на танцующих. Они казались ей такими смешными — мотыльки под этим высоким сумрачным куполом, каждый порхает под четкий ритм в надежде, что именно на нем остановит свой выбор жюри из стариков и старух.
Официант принес шампанское, до краев наполнил бокалы и удалился. Жанна оперлась локтями о стол и опустила голову на руки. Пол встал и подошел к ней.
— Умоляю простить за бесцеремонность, — произнес он с британским акцентом, чтобы ее посмешить, — но ваша красота так поразила меня, что я надумал рискнуть и предложить вам бокал шампанского.
Она тупо на него посмотрела.
— Тут не занято? — осведомился Пол, продолжая шутливую эту игру, хоть и понял, что Жанне не до нее.
— Чего? — спросила она. — Нет, не занято.
— Позволите?
— Садитесь, если хотите.
Пол сел с преувеличенными изъявлениями благодарности и поднес ей к губам шампанское. Жанна отвернулась. Пародия, похоже, оказалась слишком похожей на правду, и им обоим сделалось не по себе. Пол осушил бокал и налил еще. Получалось не совсем так, как он задумал.
— Ты знаешь танго? — спросил он, и Жанна отрицательно покачала головой. — Это ритуал. А что такое «ритуал», ты понимаешь? Так вот, следи за ногами партнеров.
Он подозвал официанта и заказал бутылку виски и стаканы. Официант задержал на нем взгляд, но пошел выполнять заказ. Полу хотелось повеселиться, потратить деньги, отпраздновать, и плевать ему было на всех, кроме Жанны.
— Ты так и не выпила шампанского, — сказал он. — Теперь оно выдохлось. Я заказал тебе виски.
Официант принес бутылку и ушел в дальний конец зала. Они остались за своим столиком как на острове. Пол неловко разлил виски.
— Ты и виски не пьешь, — мягко попенял он. — Ну давай же, сделай глоточек за папочку.
Он поднес ей стакан ко рту. Она печально на него посмотрела, и Пол почувствовал, что его охватывает отчаяние. Но она все же пригубила, чтобы сделать ему приятное, хотя виски обожгло горло.
— А теперь, если ты меня любишь, — начал упрашивать он, — то выпей до дна.
Она еще раз отхлебнула и произнесла:
— Окей, я люблю тебя.
Это были всего лишь слова.
— Браво! — воскликнул Пол.
— Расскажи про жену.
Пол был готов говорить о чем угодно, но только не о жене. Что было, то прошло; он собирался хорошо провести время, собирался начать новую жизнь.
— Поговорим лучше о нас, — предложил он.
Жанна обвела взглядом зал, танцоров, судей, небольшую группу официантов, державшихся в тени.
— Какое жалкое место.
— Согласен, но ведь я здесь, разве нет?
— Месье Метрдотель, — ехидно заметила Жанна.
— Довольно скверное замечание.
Пол решил, что она его просто поддразнивает. Он не верил, что после всех их неистово страстных встреч она способна смеяться над ним. Но чем больше Пол о себе рассказывал, тем непривлекательнее становился в ее глазах.
— Как бы там ни было, глупышка, — продолжал он, — я тебя люблю и хочу с тобой жить.
— В твоей ночлежке, — бросила она чуть ли не с издевкой.
— В моей ночлежке? Черт возьми, какое это имеет значение? — Пол начинал злиться, чему, вероятно, способствовала и выпивка. До Жанны, похоже, не доходило самое главное.
— Черт возьми, какая разница — в ночлежке, в отеле или в замке? — заорал он. — Я люблю тебя! Какая нам блядская разница, где жить?
Жанна пересела на соседний стул, испугавшись, что он может ее ударить, взяла стакан и допила все до капли. Ей были противны и этот зал, и танцоры, и Пол, и даже она сама. Продолжать не имело смысла, но ей не хотелось признаваться в этом ни Полу, ни себе самой.
Пол, умиротворенный тем, что она допила виски, осушил свой стакан и снова налил ей и себе. Алкоголь придавал ему пыла, но в то же время усиливал ощущение безнадежности. Жанна не отводила взгляда от площадки. По мере того как опьянение обволакивало ее сознание, и музыка, и пары с пришпиленными огромными номерами кружились все быстрей и быстрей. Нужно было ей пить помедленнее; от виски на нее напала жажда. Она смотрела на ноги танцующих. Конкурсанты выделывали па и дергали головами.
Внезапно музыка смолкла. Танцоры заскользили к своим столикам, где присели на краешках стульев и с застывшими улыбками повернулись к жюри. Женщина средних лет в платье с цветочным рисунком несочетающихся красного и фиолетового оттенков и в очках в тонкой металлической оправе поднялась из-за длинного стола и объявила громким, хорошо поставленным голосом:
— Жюри отобрало следующие десять лучших пар.
Она поправила очки, взяла в руки листок и принялась зачитывать номера; все в зале затаили дыхание. Одна за другой пары-победительницы выходили на площадку, партнеры важно разворачивались друг к другу лицом в ожидании готовой вот-вот грянуть музыки. Постепенно пары заполнили всю площадку. Партнеры держали друг друга в застывших объятиях, упершись друг другу в глаза пустым взглядом. Жанне они напомнили манекены.
Женщина в пестром платье торжественно воздела руки и объявила:
— А теперь, дамы и господа, успеха вам в нашем последнем танго!
Ее слова эхом прокатились под сводами зала. Предстояло назвать главных победителей.
Раздалась громкая мелодичная музыка, но Жанне, которая видела, как дневной свет косыми лучами пробивался через двери с улицы, эта музыка показалась невыносимо гнетущей. Ей хотелось плакать, оттого что она напилась днем, оттого что смотрит на этих механических кукол. Пол, мрачный и непредсказуемый, сидел напротив и через плечо поглядывал на танцующих. Жанна еще раз попыталась понаблюдать за ногами танцоров. Партнеры двигались в безупречном согласии, приседали, скользили, откидывались назад в традиционном эффектном па; улыбки на их пустых лицах казались приклеенными, взгляд — стеклянным. Жанна начала сомневаться, действительно ли они живые. Невозможно было представить, чтобы они могли вести себя как обыкновенные люди из плоти и крови.
— Налей мне еще виски, — попросила она Пола.
— О, я думал, ты не пьешь.
— На меня жажда напала. Хочется еще выпить.
Пол поднялся и, пошатываясь, обошел столик.
— Прекрасно. По-моему, недурная мысль.
Он осторожно плеснул виски ей и себе. У Жанны кружилась голова, она бережно поднесла стакан ко рту.
— Не спеши, — остановил ее Пол. У него заплетался язык, но он хотел произнести тост: — Потому что… потому что ты очень красивая…
Жанна решила, что это тост, и выпила.
— Не спеши! — крикнул он, резко поставив стакан на стол. Виски плеснуло ему на кисть, потекло на пол.
— Хорошо.
— Извините, великодушно извините, — произнес он с британским акцентом. — Я не хотел проливать виски.
Жанна подняла свой стакан.
— Что ж, — сказала она, — давай выпьем за нашу жизнь в отеле!
— Нет, е…л я все это.
Пол подошел и сел рядом, опрокинув по пути стул. Он тяжело привалился к Жанне, и та заметила у него морщинки вокруг глаз и редеющие волосы. Все, что она тогда говорила ему в квартире, было чистой правдой. Он был старик, сейчас он даже пахнул по-стариковски, после того как угодил в переплет. Глядя на него, Жанна не могла удержаться от мыслей о его теле. До этого она как-то не задумывалась о его полноте и морщинах на коже. Тайна, которой он окружал свое имя и существование, искусственно молодила его в ее глазах.
— Давай выпьем за нашу жизнь в деревне, — предложил Пол.
— Так ты любишь природу? В первый раз слышу.
— Перестань, ради бога. — Пол понимал, что в деревне им останется заниматься одной лишь любовью. Зачем она все время язвит? Он продолжал, подделываясь под ее настроение: — Да, я сын матушки-природы. Ты можешь представить меня с коровами? По уши в курином дерьме?
— Еще бы.
— А что тут плохого? — обиделся он.
— Хорошо, заведем себе домик с коровами. Я тоже стану твоей коровой.
— Так знай, — смачно расхохотался Пол, — я буду доить тебя дважды в день. Согласна?
— Ненавижу деревню, — призналась она, подумав о вилле. Сквозь пары опьянения все вокруг начало приобретать непристойный вид, особенно эти без устали кружащиеся, лишенные жизни тела.
— То есть как это ненавидишь деревню? — сердито спросил он.
— Ненавижу.
Жанна поднялась и вцепилась в спинку стула, чтобы не упасть. Она поняла, что ей нужно на воздух.
— По мне, лучше отправиться в твой отель, — сказала она, и предложение это прозвучало не так уж нелепо. Может, у них еще остается шанс, подумала она, может, Пол снова покажется ей другим, когда они останутся с ним вдвоем. Может, она сумеет забыть все это и то, что он ей рассказывал. — Ну же, отправимся в отель.
Но Пол взял ее за руку и повел на площадку. Они оступились, сходя с возвышения, но звуки оркестра поглотили громкий стук их подошв о голые доски.
— Потанцуем, — предложил Пол.
Жанна покачала головой в знак отказа, однако Пол настойчиво тянул ее на площадку. Танцоры сделали вид, что ничего не замечают.
— Не ломайся, — упрашивал Пол. — Давай потанцуем.
Спотыкаясь, они выбрались на площадку. Жанна почувствовала, что у нее подкашиваются ноги. Музыка и застоявшийся воздух танцзала, казалось, усугубляют действие виски; да еще и резкий запах дюжины разных духов, который ударил ей в ноздри. Ее слепил свет прожекторов. Пары проносились мимо с хорошо отработанной грацией, отчего фиглярство Пола выглядело совсем уж вопиющим. Сграбастав Жанну, он принял исходную позицию, поднял ногу и завел назад, передразнивая других танцоров. Затем он исполнил пробежку вперед и назад, театрально задирая голову, высоко взбрыкивая ногами и изо всех сил припечатывая подошвами пол. Когда он попробовал крутануть Жанну, пропустив ее под руку, она поскользнулась, упала навзничь и проехала по полу несколько футов.
— Ты что, не хочешь танцевать? — спросил Пол и принялся танцевать один. Он вертелся и приседал, затесавшись в гущу танцоров, но ни одна из пар ни разу не сбилась с ноги. Все это выглядело дико, но Пол от души наслаждался. Ему было хорошо, он опьянел от виски и всего этого зрелища. Его новая жизнь только начиналась, и он был намерен прожить ее на полную катушку, так, как ему хотелось. Он попытался исполнить прыжок и рухнул на колени.
Женщина в пестром платье встала и застыла на месте, онемев от возмущения. Остальные судьи столпились вокруг нее, переговариваясь громким шепотом, но никто из них, судя по всему, не спешил призвать к порядку распоясавшуюся пьяную парочку.
— Площадка уже занята! — крикнула женщина в пестром платье, размахивая руками и наступая на Пола. — И вы перебарщиваете.
Пола, как и конкурс в целом, она воспринимала вполне серьезно.
Полу это показалось очень смешным. Он расхохотался и принялся, как матадор, пританцовывать вокруг нее.
— Освободите площадку, сударь! Что вы делаете?
— Мадам! — воскликнул Пол, обхватил женщину за талию и изобразил позицию танго. Он начал передвигаться с ней по площадке, она пыталась высвободиться из его хватки. Судьи с ужасом смотрели на такое надругательство, конкурсанты же продолжали танцевать.
— Это недопустимо, — заявила женщина.
— Это любовь, — возразил Пол. — Всегда, 1'amour toujours[25].
— Но это же конкурс!
Наконец ей удалось вырваться. Ее коллеги по жюри опасливо вышли из-за стола.
— При чем тут любовь? — закричала женщина. — Ступайте в кино глядеть на любовь. Уходите, уходите отсюда!
Жанна взяла Пола за руку и потянула к дверям. Но он остановился у края площадки и на глазах у судей спустил штаны, нагнулся и продемонстрировал голую задницу. Зрители онемели от изумления.
Пол и Жанна, спотыкаясь, сошли с площадки. Они добрели до темного уголка и сели там среди перевернутых столиков, тяжело привалившись к стене. Безостановочно и безразлично звучала все та же музыка.
— Краса моя, сядь передо мной, — произнес Пол и потянулся коснуться ее щеки, но Жанна отвернулась и застонала от черной тоски.
— Гарсон! — позвал Пол, щелкнув пальцами, но официант не явился. Они были одни. — Шампанского! — крикнул он и стал махать руками в такт оркестру. — Если музыка питает любовь — играйте!
Он обернулся к Жанне и увидел, что по щекам у нее текут слезы.
— Что с тобой!
— Кончено.
— Что кончено?
— Мы больше никогда не встретимся, никогда.
— Смешно, — отмахнулся Пол, взял ее руку, засунул к себе в брюки и тихо повторил: — Смешно.
— Я не шучу.
Жанна взяла его член в руку и принялась ласкать. Она смотрела прямо перед собой, слезы по-прежнему текли у нее по щекам.
Пол откинулся, прислонившись спиной к стене.
— Ох ты, грязная крыса, — выдохнул он.
— Кончено.
— Послушай, когда что-то кончается, оно начинается по новой. Неужели не понимаешь?
— Я выхожу замуж, — машинально сказала Жанна. — Я уезжаю. Кончено.
Рука ее заработала быстрее.
— О господи!
Пол спустил, Жанна с отвращением отдернула руку. Она его выдоила, из него ушли последние силы. Она вытерла руку его носовым платком.
— Послушай, — он попытался обратить ее отвращение в шутку, — это тебе не поручень в метро, это мой хер.
Музыка смолкла. Зал наполнился шарканьем ног; председательница жюри резким голосом выкликала победителей конкурса. Жанна не могла разобрать имен, но это не имело значения. Она видела окружающее — и себя с Полом в центре всего. Он стал уродлив, его жизнь — грязной и бессмысленной, его секс — бесполезным. Она посмотрела на него — перед ней сидел пьяный бродяга. Она ненавидела и его, и саму себя.
— Кончено, — сказала она, поднялась и пошла к выходу.
— Постой! — окликнул Пол. — Ты, глупенькая кадришка!
Он встал, шатаясь, привел в порядок брюки. Когда он доковылял до дверей, Жанна уже быстро шла по направлению к главному бульвару.
— Дерьмо! — выругался Пол. Внезапный свет ослепил его, ноги подкашивались. — Постой, черт тебя подери!
Он двинулся следом, но Жанна шла быстрее. Звук его шагов испугал ее.
— Эй, деревенщина! — игриво окликнул он, но Жанна не обернулась. — Иди сюда!
Она пересекла улицу у светофора, тут же зажегся красный свет, и Полу пришлось ждать. В нем нарастали злость и отчаяние. До него вдруг дошло, что, если она сейчас уйдет, он ее навсегда потеряет.
— Иди сюда! — снова крикнул он, ступил на проезжую часть и торопливо перешел через улицу под рев клаксонов. — Тебе не уйти от меня, кадришка!
Они припустили бегом, пересекая тени стоящих вдоль тротуара платанов, и, когда выбегали под солнце, свет лишь подчеркивал контраст между ними: за красивой молодой женщиной в распахнутом пальто и с развевающимися волосами гонится мужчина, который ей годится в отцы и которому явно недостает дыхания и легкости для подобного состязания. Казалось, их связывает невидимая веревка: укорачивается, когда женщина сбавляет темп, удлиняется, когда она снова отрывается от преследователя, но не лопается. Обособленные от мира, сквозь который мчались, они оставались соучастниками в некоем странном ритуале.
Был час пик, по Елисейским полям валили толпы народа. Жанна неслась вперед, лавируя между пешеходами и сохраняя разрыв между собой и Полом. Ей стало еще страшнее, когда она поняла, что он не намерен сдаваться; она лихорадочно пыталась придумать, где бы от него укрыться. На ум ей пришла только квартира матери на улице Вавен в районе Монпарнаса; она была уверена, что у Пола не хватит сил туда за ней добежать.
Он уже отстал на полквартала, и она сбавила темп, оглядываясь на него. Они миновали Гран-Палас, величественный в лучах послеполуденного солнца, и вокзал Д'Орсе, перешли через Сену; рычание обгонявших их автомобилей заглушало звук шагов. Пол упорно ее преследовал, хотя дыхания не хватало и в груди больно кололо.
В начале Монпарнаса Жанна обернулась, крикнула ему:
— Прекрати! Прекрати! — и побежала дальше.
— Остановись! — взмолился он. Бесполезно. Он опять рванулся за ней.
Недалеко от квартиры матери Жанна перешла на шаг. Ей не хотелось, чтобы Пол за нею туда последовал, но она не могла ничего придумать. За спиной раздавалась его тяжелая поступь. Наконец он, полностью выдохшийся, нагнал ее и схватил за руку.
— Кончено! — сказала она, вырвалась и добавила: — Я по горло сыта.
— Да успокойся ты!
Пол прислонился спиной к стене и попробовал воззвать к ее здравому смыслу, но Жанна его обошла.
— Хватит! — крикнула она. — Кончено! Теперь уходи! Уходи!
Пол, все еще задыхаясь, вприпрыжку кинулся за ней.
— Я не могу тебя уговорить, — сказал он. — Дай мне перевести дух.
Он с трудом ее обогнал и загородил дорогу, улыбаясь, уперев руки в бока. Он отчаянно стремился снова стать хозяином положения.
— Эй, глупышка… — с нежностью произнес он.
— Вот теперь я позову полицию, — выпалила Жанна по-французски.
В эту минуту он твердо решил, что не даст ей уйти. Пойдет на что угодно, но ее не упустит. Она была его последней надеждой на любовь.
Жанна шмыгнула мимо него.
— О черт, я не мешаю тебе пройти, — с горечью бросил он. — Я хочу сказать, apres vous, mademoiselle[26].
Она остановилась на углу и посмотрела на дверь маминого подъезда. Ее била дрожь, она с огромным усилием подавляла в себе паническое желание прямиком броситься в этот подъезд. Пол понял, что ей по-настоящему страшно. Ничего, подумал он, еще будет время ее успокоить, когда он выяснит, где она живет.
— Пока, сестричка, — произнес он, прошел мимо и шагнул на проезжую часть. — И вообще ты толстая баба, мне плевать, если мы больше никогда не свидимся.
Пол двинулся по улице, притворившись, что потерял к Жанне всякий интерес. Небрежным жестом он сунул в рот пластинку жевательной резинки. Жанна проводила его взглядом, повернулась и порскнула через улицу. Она проскользнула в подъезд, но в тот миг, когда закрывала за собой дверь, Пол метнулся назад; он взбежал на крыльцо и вошел в вестибюль, когда Жанна захлопнула дверцу лифта. Она уставилась на него в слепом ужасе, он же схватился за хрупкую железную ручку и попытался открыть дверцу.
Лифт медленно пополз вверх.
Пол бросился вверх по лестнице, стараясь не отставать от подъемника.
— Тебе конец! — крикнула ему Жанна по-французски.
Он добежал до площадки второго этажа, дернул ручку клетки, но опоздал. Лифт продолжал подниматься, Жанна забилась в самый дальний угол кабины.
— Les flics[27]… — бормотала она.
— Е…л я полицию.
Лифт миновал третий этаж, прежде чем Пол успел добежать до двери шахты. Он кинулся следом.
— Tu as fini?[28] — крикнула она сверху. На четвертом этаже кабина остановилась. Жанна выскочила на площадку и заколотила в дверь материнской квартиры. Появился Пол.
— Послушай, — произнес он, тяжело дыша, — мне нужно с тобой поговорить.
Жанна метнулась от него, забарабанила к соседям, но никто не вышел на стук. Пол подошел к ней, и тут она завизжала.
— Ну, это уже становится смешным, — сказал он.
— Помогите! — вопила она. — На помощь!
Никто не отозвался. Она принялась лихорадочно возиться с замком и, открыв дверь, ввалилась в прихожую, едва не упав. Пол напирал сзади, не давая двери захлопнуться. Жанна кинулась от него вглубь квартиры, подгоняемая паническим ужасом и думая лишь о том, как добраться до того, что лежало в ящике письменного стола. Его невозможно было остановить. Она всегда знала, что ей от него не спрятаться, и все-таки была не готова к такой нахрапистой беспардонности.
— Вот первый кадр, — заметил Пол, остановившись, чтобы окинуть взглядом фотографии и коллекцию примитивного оружия.
Жанна вытянула ящик и достала служебный пистолет отца. На ощупь он был тяжелым, холодным, надежным. Она спрятала его в складках пальто и повернулась лицом к Полу.
— Я староват, — произнес Пол с грустной улыбкой. — Теперь меня одолевают воспоминания.
Жанна, словно завороженная злыми чарами, смотрела, как он взял одну из отцовских армейских фуражек, напялил набекрень.
— В таком виде твой герой тебе больше по вкусу?
Он все еще не утратил очарования.
Пол широким жестом сорвал и отбросил фуражку. Теперь она рядом, теперь она его, и он не мог дать ей уйти. Наконец он обрел любимого человека, и это было прекрасно.
— Ты бежала от меня в Африке, Азии и Индонезии, но теперь я тебя нашел, — произнес он и добавил: — И я тебя люблю.
Он шагнул к Жанне, не обратив внимания на то, что полы ее пальто распахнулись и в него уставилось дуло пистолета. Он поднял руку, чтобы погладить ее по щеке, и шепнул:
— Я хочу знать твое имя.
— Жанна, — сказала она и нажала на спуск.
Выстрел отбросил Пола на несколько шагов, но он не упал. Резко запахло пороховой гарью, пистолет дрожал у Жанны в руке. Пол немного согнулся, прижимая к животу руку, другая рука все еще была поднята. Выражение его лица осталось прежним.
— Наши дети… — начал он. — Наши дети…
Он повернулся и, шатаясь, подошел к стеклянной двери на лоджию. Когда дверь распахнулась, свежий ветер разметал ему волосы и на миг он показался почти молодым. Он шагнул на плиты, схватился за перила, чтобы не упасть, и поднял лицо к ясному синему небу. Перед ним расстилался Париж.
— Наши дети, — произнес он, — будут помнить…
И это были его последние сознательные слова. Однако прощальную свою фразу на этой земле он прошептал по-таитянски. Он тяжело рухнул у горшка с карликовой сосной, свернулся клубочком, как спящий мальчик, и умер с улыбкой.
— Я не знаю, кто он такой, — повторяла Жанна, продолжая сжимать пистолет, уставясь в никуда широко раскрытыми невидящими глазами. — Он привязался ко мне, пытался меня изнасиловать. Он был сумасшедший… Я не знаю, как его звали, я не знаю его, не знаю… Он пытался меня изнасиловать, он был сумасшедший… Я даже не знаю, как его звали…
Последнее хотя бы соответствовало истине.