Страница:
Продолжения рода среди жителей острова быть не могло, но поколения существовали. Мальчишки одного возраста играли друг с другом и, вырастая, воспитывали детей, привезенных на остров. Учили их соблюдать правила, держать в руках инструменты, готовить еду. Еще взрослые рассказывали детям сказки, среди которых была и история старого Вана. Остров Лаок мог гордиться. У него имелась собственная легенда и свой герой.
Сколько лет прошло со времен Вана, не помнил никто. Но в один из ясных весенних дней богатого штормами года, а годам в резервации счет давно потеряли, недалеко от острова бросил якорь корабль. Выглядел он необычно. Небольшой, новенький. Явно еще не хлебнул непогоды, не поскучал в доках, переживая ремонт. Доски сияли теплым светом в лучах солнца, по борту шла яркая красная ватерлиния. Да и паруса у двухмачтовика были совсем странные – белые. То ли их шторм не трепал, то ли это одно из нововведений пугающего Большого Мира. Понятие «быть богатым» среди изгоев являлось чем-то метафизическим, вроде сказок про демонов. Поэтому никто не мог объяснить, почему на борту парусника есть надпись, горящая, словно солнечные лучи. К тому же сам корабль не походил на обычные грузовые суда. Старейшины взялись за бороды и пошли на обычное место, да там и застряли надолго. Никто не спешил спускать на воду лодки и переправлять грузы.
На палубе парусника суетились матросы. Никто из команды прогулочной яхты, принадлежащей госпоже Ларен, покойной сожительнице министра Контроля Культуры, проживавшей в Тайме, не знал фарватера. Тем более что команда состояла из случайных людей. Их собрал через подставных лиц некий «пси» из Службы Внутреннего Управления. Он был зохром. При одном упоминании его имени трепетали. Властолюбец, убийца, тиран бессердечный.
Пассажиры, привезенные на Лаок, – двое подростков заперлись в каюте и задвинули дверь мебелью. Они восстали против команды, а заодно – против власти Контроля и против всего мира. Силой их было не выволочь.
Парни молчали. Оба, рыженький уроженец континента Май и сурового вида юноша – представитель народа зохр, с континента Зохр, все успели обговорить. Разговор вышел коротким и неприятным. Оставалось сопротивляться. Молчать и сидеть взаперти. Да, двое против целого мира – это, конечно, слишком. Но подписей на бумагах парни ни за что не поставят.
А снаружи в каюту царапался лоцман. Верещал слащавым голосом. Упрашивал мальчиков выйти. Объяснял: все, приплыли. Уже ничего не изменишь. Паршивого дипломата отрядил капитан. Впрочем, без воды долго не выдержать. А воды не дадут. Возьмут на измор.
– Вы нам – подписи. Мы вам сразу – водичку… – пищал лоцман под дверью.
– А пошел ты! – ответили хором два голоса.
Рыжего Аля отправили в плавание, пообещав перемены. Все началось с визита тетушки, Айли Ларен. Она возникла в дверях отцовского дома – печальная, бледная. Теперь, после смерти мамы, она зачастила к отцу.
«Пусть она станет мачехой, – размышлял мальчик, стоя в своей комнате перед мольбертом. – Сестра мамы все-таки».
В дверь комнаты постучали.
– Да?
Вошла тетя Айли, тревожная и заплаканная.
– Аль!
Юный художник вздохнул, сунул кисточку в воду. Ничего все равно не выходит.
– Аль, я хочу помочь! – голос тетушки зазвучал, словно птичья трель. – Тебе нужно развеяться. Возьми мою яхту с командой, плыви в Гойн. В тамошней Академии математики нет. Поступи и рисуй сколько хочешь. А к нам – на каникулы. Да что я говорю! Мы и сами приедем!
Рисовать вправду хотелось. А учить математику – нет. Это и стало решающим доводом. Аль подумал и хмуро кивнул.
Мальчик тяжело переживал смерть матери. И по сторонам не смотрел, иначе врожденная наблюдательность подсказала бы ему: уходя, тетка обменялась с отцом многозначительным взглядом.
Плыли долго. В три раза дольше обычного. Подросток не выходил из каюты: его скрутила морская болезнь. И лишь когда над горизонтом стала ночами вставать Тейа – луна южного полушария, он заподозрил неладное.
С Тедом Виргом все вышло совсем иначе. Без лжи, без обмана. Но от этого было не легче. Зохры не лгут. Они предают и убивают открыто.
Господин Тедин Вирг четырнадцати лет от роду, сын и наследник тирана, стоял и сжимал кулаки. Мать – мертвую, холодную, словно лед, уже унесли. Вечером – погребальный костер.
«Надейся», – шепнул внутренний голос.
Тед скрипнул зубами. Костяшки рук побелели. Если не спать двое суток, то начинается бред.
«Будь верным. И жди».
Бред издевается? В другое время подросток бы зло хохотнул. Но мать теперь никогда не сделает ему замечания. Она умерла.
– Сын?
Вейдар Вирг вырос на пороге маленькой залы неслышно, как тень. Он всегда знал, где мальчишка.
И знал, что «глаза» и «уши», лишенные собственной воли, отправлены прочь.
– Ты убийца. – Тед глянул отцу прямо в зрачки, словно желая их выжечь.
– Ночью ты отплываешь, – промолвил тиран.
Подросток смолчал.
– На остров Лаок, – сообщил властитель, которого сын не удостоил вопросом. – Сейчас тебя закуют и посадят в подвал.
Глаза мальчика полыхнули, словно кинжальные лезвия.
– Убийца! Пусть твоя совесть пребудет с тобой!
Тиран дернулся, будто под дых получил. Проклятие сына смертельно. Впрочем, Тед ему вовсе не сын. Или сын? Надоело гадать, от кого прижила ребенка покойная Айна. Так нечего сорному семени жить во дворце!
Тед стоял, будто охваченный пламенем. Он видел весь мир. На миг показалось, что горизонт закачался. Солнце вдруг зазвенело, как гонг. Тревога! А огонь уже ластился к стенам дворца, жадно слизывал утварь. Фигура отца поплыла, как свеча в огромном костре. И растаяла. Никого больше нет.
Подросток не чувствовал, как на него надели наручники. Как увели.
«Сын! Будь верным себе. И прощай!»
Нет, это не бред. Это мама.
Едва зайдя в каюту яхты, Тед беглым взглядом скользнул по нечесаной шевелюре и бледному лицу Аля, валявшегося на койке. С ним будет разговор, но позже. Юный зохр быстро наклонился и неуловимым движением нажал кнопку внизу. Раздался щелчок, и замок вошел в паз.
Черноволосый подросток оглянулся, пристально глядя на рыжего. Тот широко распахнул глаза, растерянно глядя на него. Ему не сообщали, что вместе с ним будет плыть еще кто-то!
«Не отвел взгляд от глаз зохра, – мелькнуло в голове Теда. – Уже неплохо».
Молчание длилось еще полсекунды. Тед подался вперед и сказал с непонятным нажимом:
– Меня зовут Тедин.
– А я Алин, – откликнулся рыжий, застенчиво улыбнувшись. – Зови меня Аль. Так короче. А я тебя буду звать Тед. Хорошо?
– Зови, – решительно отозвался зохр, оглядывая собеседника.
«Парень хлипкий, но глаза не похожи на глаза труса», – подумал он.
– Аль, я буду с тобой говорить, – произнес Тед.
Рыжий не знал, что у зохров есть такая ритуальная фраза, но ощутил серьезность происходящего. Он сел на койке и приготовился слушать.
– Когда ты поймешь, куда нас везут, тебе станет не до морской болезни. Ты сам скоро отправишь ее далеко, откуда ни солнца, ни лун не видать.
– Что-то случилось? – взгляд рыжего стал обеспокоенным.
– Да, парень. Мы с тобой влипли. Мы очень серьезно влипли.
Аль побледнел, но продолжал слушать. А черноволосый стал говорить – так, как это принято у народа зохр. Не сломается рыжий – что ж, значит, станет союзником. А возможно, и другом.
Слова Теда падали, как тяжелые камни. Аль временами вставлял недоуменные реплики. Вскоре его восклицания сменились кивками и краткими вопросами. Тед отвечал – четко, холодно, беспощадно. Шел ритуальный разговор народа зохр – обнажение сути вещей.
Черноволосый подросток произносил фразы, полные сочетаний тяжелых согласных. Рыжий откликался созвучиями гласных. Оба мальчика не задумывались о том, что говорят на разных языках. Это были языки народов, которые с древности враждовали, пока эпоха Контроля не положила предел их вражде. Но подростки хорошо понимали друг друга.
Тем временем над океаном собиралась гроза. Задул северный ветер. В непроглядной тьме ночи тучи нависли над водной гладью. Встал мертвый штиль, барометр падал. Откуда в теплые воды залива Зохр-Ойд может прийти буря? С далекого севера? Вахтенный не стал думать об этом – он разбудил капитана. Тот вышел из каюты, угрюмо глянул на показания приборов и велел поднимать команду. Корабль стоял на якоре, и это было стократ хуже, чем встретить бурю посреди океана, – яхту наверняка выкинет на берег и разобьет, словно щепку. Сниматься с якоря поздно – скрывшаяся в тучах Тейа стояла высоко, уже начался прилив.
В каюте владелицы яхты бледный худой подросток выслушал все до конца. Уставившись горящим взором в мерцающие глаза собеседника, он коснулся его плеча и произнес:
– Я с тобой, Тед.
– Нет, не так, Аль, – черноволосый ответил взглядом на взгляд, повторив жест. – Мы с тобой вместе.
В небе вспыхнула молния, вслед за ней загремел гром.
Женщине, которая в далекие времена носила известное на весь Меон имя Эмин Дано, сейчас было трудно, как никогда. Она рвала собой ткань пространства и времени. И не потому, что так надо, а по собственной воле. Она чувствовала – сейчас может случиться то, что изменит весь мир. Но прорваться казалось почти нереальным. Ведь Шайм Бхал открывали пути и дарили свободу другим, тем, кто сможет ею воспользоваться. Но Эмин Дано чувствовала себя матерью. А сейчас детям плохо! Их надо спасти!
За всю долгую, полную событиями человеческую жизнь она не знала мужчины и тщетно мечтала о детях. После Вознесеня – тоже. Но она понимала, что этого делать нельзя. Не ее время сейчас. Нужно позволить событиям протекать сквозь себя. Быть ключевой фигурой, самой ничего не решая. Эмин вздохнула бы… если бы могла. Все складывалось так же, как и на протяжении ее земной жизни. Стоило сделать несвоевременный шаг, проявить личную волю, как события, уже готовые к воплощению, рушились, падали к ее ногам клубками спутанных нитей. То, что должно было произойти, уже никогда не происходило. Она поняла это еще в ранней юности, в человеческой жизни. Поэтому у нее достало сил познакомить единственного, любимого на всю жизнь человека со своей младшей сестрой, а затем присутствовать на их свадьбе. Достало сил отказаться от материнства – так надо. А потом прожить жизнь. Никто не освобождал ее от этой обязанности. Когда после «смерти», явно устроенной какими-то силами, ее забрали владыки Шайм Бхал, женщина не удивилась. Людям – жизнь и смерть, ну а ей – как всегда. Что-то среднее.
В Шайм Бхал ее роль оказалась такой же, как на земле. Те, что были равны ей по силам, пролагали новые событийные линии, ошибались и падали. Никто после этого их больше не видел. А она, Эмин Дано, продолжала пассивно влиять на события, позабыв о себе. На что пенять? Можно стать богом и перейти в другой мир. Но разве от этого ты перестанешь быть самим собой? Вот это и есть настоящий предел.
Но именно потому, что Эмин Дано была собой, она продолжала бороться. Таила желания и ждала. Даже вечность когда-нибудь кончится, и тогда у нее будет ребенок. Эмин даже сейчас чувствовала себя матерью. Как это возможно? Она и сама не знала. Ведь она давно уже не человек. Но она – мать. Того, чего еще нет. Мать нового мира.
Эмин снова рванулась, загнав внутрь глухую тоску. Сеть мировых линий, переплетающихся вокруг нее, была прочной. Словно двойными морскими узлами завязана. Чем сильнее бьешься, тем туже затягиваются эти узлы. И ведь каждый из них – событие, сплетение человеческих жизней… Пространство-время стыло вокруг нее, словно густой клей. Женщина чувствовала себя мухой, попавшей в паутину. Но вдруг она все-таки вырвется? Сможет стать духом-хранителем? Привидением? Эти мальчики там, в океане… Они могут ошибиться. А они – не игрушки слепых сил! Они – люди!
– Стой, сестра, – раздался глухой голос. Он напоминал рокот прибоя. Этот голос Эмин узнала бы всегда и везде. Ее названый старший брат.
– Юйг, – она промолвила его имя и внутренне сжалась.
– Ничего, младшая, – ответил ей тот, сочувствуя. Эмин ощутила, что ее словно с ног до головы захлестнуло соленой волной океана. Стало заметно легче.
Перед женщиной соткался из воздуха немолодой зохр в одежде матроса. Обнял за плечи, погладил по голове, как девчонку. В душе Эмин боролись бессилие, стыд и гнев.
– Только стыд, сестра, из всего этого правильно, – сказал зохр, ощутив ее чувства. – Но и он пройдет, ты сама знаешь. Жди, и все это когда-нибудь закончится.
Эмин поежилась. Юйг не сказал, что пройдет и как кончится. Впрочем, она сама поступила бы так же, разговаривая с кем-то из младших. По-другому – нельзя.
– Теперь о твоем стыде, Эмин, – обратился к ней старший брат. – Вернее, о его причине. Только что ты кричала, что силы – слепые. А сама ты чему учишь? Тому, что настоящая сила ведет, так? А о том, что она может вести только к свободе, ты умалчиваешь и правильно делаешь. Пусть думают сами. Развязывают узлы предопределенности, ограничений. Пусть сами рождаются в мир. Пока бабочка не сформировалась, ее место внутри куколки. Я прав, сестра?
Эмин смолчала.
– И развязывай дальше сама свои узлы, – подытожил Юйг. – Теперь поговорим о детях, к которым ты так рвалась.
– Завязка узла кармы, – печально произнесла женщина.
– Тебе всё узлы. Ты о чем-то другом думать можешь?
– Как ты сам это видишь? – поинтересовалась она.
– Создание новой тактической пары.
– Они смогут перевернуть мир? – Эмин спросила сдавленным голосом.
– Они молоды. Они, в отличие от тебя, могут действовать. Справятся ли мальчишки – зависит от них. И перестань вешать на них свою старую дурь! Тебе нечего дать им. Так что оставь их в покое.
Эмин не выдержала и разрыдалась, прижавшись к плечу брата. А Юйг уже думал, объемно и четко, передавая образы младшей сестре. Она видела – в небесах ключ, который был еще чем-то. И его открывал другой ключ.
«Матерями могут быть лишь молодые женщины. Подожди, еще не наступила твоя настоящая юность, сестра…»
В это же время на земле, у берегов залива Зохр-Ойд, люди видели странные вещи. На восточном склоне неба трепетало сияние. То разгоралось, то гасло. Его окружал грозовой фронт. Не затмевал, а шел с двух сторон. Обнимал тучами, словно руками. А признаки наступающей бури вдруг почему-то ушли, и даже в разрывах туч стали видны ясные звезды.
Четыре дня, которые корабль провел в плавании к Калайскому архипелагу, стали испытанием для членов команды. Два подконтрольных капитану подростка днем и ночью сидели, запершись в каюте, и только корабельный кок время от времени навещал их. А иногда и того не пускали. Из-за двери матросы слышали тихий, но яростный спор.
– Мы должны драться! – настаивал Тед. – Никто из этих морских сопляков не владеет даже основами борьбы зохр. А я даже глазами их всех положу! Они – суеверные идиоты. Стоит им увидать глаза зохра…
– Сразу лезут под мебель? – иронично спросил Аль.
– Еще как!
– Ну и много полезли уже?
– Да один. Еще дома. Там, в кабинете отца, один купчик…
– От глаз отца небось? Не от твоих?
– Да…
– Отец твой у нас кто? Полноправный властитель. А твои глаза, Тед… Извини, они тогда находились значительно ниже глаз купчика. Он смотрел на тебя сверху вниз. Еще раз извини. – Аль опустил взгляд. – А теперь насчет борьбы зохр. Сколько времени ее изучают?
– Тридцать лет.
Рыжий окинул фигуру товарища взглядом художника. Мышцы хороши, но это – явно природа, а не тренировки. И недостаточно гибок.
– Ты учился лет пять, – подытожил Аль. – Попробуешь обучить меня, когда мы прибудем на остров? Мне надоело быть хлюпиком. Это паршиво.
– Я учился шесть лет. – Тед сжал губы. – Это уже слишком много для них. У нас есть какие-то шансы…
– У нас нет никаких шансов, – печально сказал рыжий. – Если ты даже положишь их всех, то кто поведет яхту? Еще нужно будет поднять много тяжелых людей, потерявших сознание, и выкинуть их в море. Живых людей! Ты это сможешь? Я – нет.
Черноволосый парнишка обхватил голову руками и сел. Как-то внезапно он стал выглядеть младше.
– У меня умерла мама, – сказал Тед. – Я никогда не смогу убивать.
– У меня – тоже. Я – тоже…
Через несколько часов после того, как яхта бросила якорь возле острова Лаок, дверь в каюту подростков открылась. На пороге стоял Тед.
– Забирайте, – бросил он, глядя мимо лоцмана.
Глава 3
Сколько лет прошло со времен Вана, не помнил никто. Но в один из ясных весенних дней богатого штормами года, а годам в резервации счет давно потеряли, недалеко от острова бросил якорь корабль. Выглядел он необычно. Небольшой, новенький. Явно еще не хлебнул непогоды, не поскучал в доках, переживая ремонт. Доски сияли теплым светом в лучах солнца, по борту шла яркая красная ватерлиния. Да и паруса у двухмачтовика были совсем странные – белые. То ли их шторм не трепал, то ли это одно из нововведений пугающего Большого Мира. Понятие «быть богатым» среди изгоев являлось чем-то метафизическим, вроде сказок про демонов. Поэтому никто не мог объяснить, почему на борту парусника есть надпись, горящая, словно солнечные лучи. К тому же сам корабль не походил на обычные грузовые суда. Старейшины взялись за бороды и пошли на обычное место, да там и застряли надолго. Никто не спешил спускать на воду лодки и переправлять грузы.
На палубе парусника суетились матросы. Никто из команды прогулочной яхты, принадлежащей госпоже Ларен, покойной сожительнице министра Контроля Культуры, проживавшей в Тайме, не знал фарватера. Тем более что команда состояла из случайных людей. Их собрал через подставных лиц некий «пси» из Службы Внутреннего Управления. Он был зохром. При одном упоминании его имени трепетали. Властолюбец, убийца, тиран бессердечный.
Пассажиры, привезенные на Лаок, – двое подростков заперлись в каюте и задвинули дверь мебелью. Они восстали против команды, а заодно – против власти Контроля и против всего мира. Силой их было не выволочь.
Парни молчали. Оба, рыженький уроженец континента Май и сурового вида юноша – представитель народа зохр, с континента Зохр, все успели обговорить. Разговор вышел коротким и неприятным. Оставалось сопротивляться. Молчать и сидеть взаперти. Да, двое против целого мира – это, конечно, слишком. Но подписей на бумагах парни ни за что не поставят.
А снаружи в каюту царапался лоцман. Верещал слащавым голосом. Упрашивал мальчиков выйти. Объяснял: все, приплыли. Уже ничего не изменишь. Паршивого дипломата отрядил капитан. Впрочем, без воды долго не выдержать. А воды не дадут. Возьмут на измор.
– Вы нам – подписи. Мы вам сразу – водичку… – пищал лоцман под дверью.
– А пошел ты! – ответили хором два голоса.
Рыжего Аля отправили в плавание, пообещав перемены. Все началось с визита тетушки, Айли Ларен. Она возникла в дверях отцовского дома – печальная, бледная. Теперь, после смерти мамы, она зачастила к отцу.
«Пусть она станет мачехой, – размышлял мальчик, стоя в своей комнате перед мольбертом. – Сестра мамы все-таки».
В дверь комнаты постучали.
– Да?
Вошла тетя Айли, тревожная и заплаканная.
– Аль!
Юный художник вздохнул, сунул кисточку в воду. Ничего все равно не выходит.
– Аль, я хочу помочь! – голос тетушки зазвучал, словно птичья трель. – Тебе нужно развеяться. Возьми мою яхту с командой, плыви в Гойн. В тамошней Академии математики нет. Поступи и рисуй сколько хочешь. А к нам – на каникулы. Да что я говорю! Мы и сами приедем!
Рисовать вправду хотелось. А учить математику – нет. Это и стало решающим доводом. Аль подумал и хмуро кивнул.
Мальчик тяжело переживал смерть матери. И по сторонам не смотрел, иначе врожденная наблюдательность подсказала бы ему: уходя, тетка обменялась с отцом многозначительным взглядом.
Плыли долго. В три раза дольше обычного. Подросток не выходил из каюты: его скрутила морская болезнь. И лишь когда над горизонтом стала ночами вставать Тейа – луна южного полушария, он заподозрил неладное.
С Тедом Виргом все вышло совсем иначе. Без лжи, без обмана. Но от этого было не легче. Зохры не лгут. Они предают и убивают открыто.
Господин Тедин Вирг четырнадцати лет от роду, сын и наследник тирана, стоял и сжимал кулаки. Мать – мертвую, холодную, словно лед, уже унесли. Вечером – погребальный костер.
«Надейся», – шепнул внутренний голос.
Тед скрипнул зубами. Костяшки рук побелели. Если не спать двое суток, то начинается бред.
«Будь верным. И жди».
Бред издевается? В другое время подросток бы зло хохотнул. Но мать теперь никогда не сделает ему замечания. Она умерла.
– Сын?
Вейдар Вирг вырос на пороге маленькой залы неслышно, как тень. Он всегда знал, где мальчишка.
И знал, что «глаза» и «уши», лишенные собственной воли, отправлены прочь.
– Ты убийца. – Тед глянул отцу прямо в зрачки, словно желая их выжечь.
– Ночью ты отплываешь, – промолвил тиран.
Подросток смолчал.
– На остров Лаок, – сообщил властитель, которого сын не удостоил вопросом. – Сейчас тебя закуют и посадят в подвал.
Глаза мальчика полыхнули, словно кинжальные лезвия.
– Убийца! Пусть твоя совесть пребудет с тобой!
Тиран дернулся, будто под дых получил. Проклятие сына смертельно. Впрочем, Тед ему вовсе не сын. Или сын? Надоело гадать, от кого прижила ребенка покойная Айна. Так нечего сорному семени жить во дворце!
Тед стоял, будто охваченный пламенем. Он видел весь мир. На миг показалось, что горизонт закачался. Солнце вдруг зазвенело, как гонг. Тревога! А огонь уже ластился к стенам дворца, жадно слизывал утварь. Фигура отца поплыла, как свеча в огромном костре. И растаяла. Никого больше нет.
Подросток не чувствовал, как на него надели наручники. Как увели.
«Сын! Будь верным себе. И прощай!»
Нет, это не бред. Это мама.
Едва зайдя в каюту яхты, Тед беглым взглядом скользнул по нечесаной шевелюре и бледному лицу Аля, валявшегося на койке. С ним будет разговор, но позже. Юный зохр быстро наклонился и неуловимым движением нажал кнопку внизу. Раздался щелчок, и замок вошел в паз.
Черноволосый подросток оглянулся, пристально глядя на рыжего. Тот широко распахнул глаза, растерянно глядя на него. Ему не сообщали, что вместе с ним будет плыть еще кто-то!
«Не отвел взгляд от глаз зохра, – мелькнуло в голове Теда. – Уже неплохо».
Молчание длилось еще полсекунды. Тед подался вперед и сказал с непонятным нажимом:
– Меня зовут Тедин.
– А я Алин, – откликнулся рыжий, застенчиво улыбнувшись. – Зови меня Аль. Так короче. А я тебя буду звать Тед. Хорошо?
– Зови, – решительно отозвался зохр, оглядывая собеседника.
«Парень хлипкий, но глаза не похожи на глаза труса», – подумал он.
– Аль, я буду с тобой говорить, – произнес Тед.
Рыжий не знал, что у зохров есть такая ритуальная фраза, но ощутил серьезность происходящего. Он сел на койке и приготовился слушать.
– Когда ты поймешь, куда нас везут, тебе станет не до морской болезни. Ты сам скоро отправишь ее далеко, откуда ни солнца, ни лун не видать.
– Что-то случилось? – взгляд рыжего стал обеспокоенным.
– Да, парень. Мы с тобой влипли. Мы очень серьезно влипли.
Аль побледнел, но продолжал слушать. А черноволосый стал говорить – так, как это принято у народа зохр. Не сломается рыжий – что ж, значит, станет союзником. А возможно, и другом.
Слова Теда падали, как тяжелые камни. Аль временами вставлял недоуменные реплики. Вскоре его восклицания сменились кивками и краткими вопросами. Тед отвечал – четко, холодно, беспощадно. Шел ритуальный разговор народа зохр – обнажение сути вещей.
Черноволосый подросток произносил фразы, полные сочетаний тяжелых согласных. Рыжий откликался созвучиями гласных. Оба мальчика не задумывались о том, что говорят на разных языках. Это были языки народов, которые с древности враждовали, пока эпоха Контроля не положила предел их вражде. Но подростки хорошо понимали друг друга.
Тем временем над океаном собиралась гроза. Задул северный ветер. В непроглядной тьме ночи тучи нависли над водной гладью. Встал мертвый штиль, барометр падал. Откуда в теплые воды залива Зохр-Ойд может прийти буря? С далекого севера? Вахтенный не стал думать об этом – он разбудил капитана. Тот вышел из каюты, угрюмо глянул на показания приборов и велел поднимать команду. Корабль стоял на якоре, и это было стократ хуже, чем встретить бурю посреди океана, – яхту наверняка выкинет на берег и разобьет, словно щепку. Сниматься с якоря поздно – скрывшаяся в тучах Тейа стояла высоко, уже начался прилив.
В каюте владелицы яхты бледный худой подросток выслушал все до конца. Уставившись горящим взором в мерцающие глаза собеседника, он коснулся его плеча и произнес:
– Я с тобой, Тед.
– Нет, не так, Аль, – черноволосый ответил взглядом на взгляд, повторив жест. – Мы с тобой вместе.
В небе вспыхнула молния, вслед за ней загремел гром.
Женщине, которая в далекие времена носила известное на весь Меон имя Эмин Дано, сейчас было трудно, как никогда. Она рвала собой ткань пространства и времени. И не потому, что так надо, а по собственной воле. Она чувствовала – сейчас может случиться то, что изменит весь мир. Но прорваться казалось почти нереальным. Ведь Шайм Бхал открывали пути и дарили свободу другим, тем, кто сможет ею воспользоваться. Но Эмин Дано чувствовала себя матерью. А сейчас детям плохо! Их надо спасти!
За всю долгую, полную событиями человеческую жизнь она не знала мужчины и тщетно мечтала о детях. После Вознесеня – тоже. Но она понимала, что этого делать нельзя. Не ее время сейчас. Нужно позволить событиям протекать сквозь себя. Быть ключевой фигурой, самой ничего не решая. Эмин вздохнула бы… если бы могла. Все складывалось так же, как и на протяжении ее земной жизни. Стоило сделать несвоевременный шаг, проявить личную волю, как события, уже готовые к воплощению, рушились, падали к ее ногам клубками спутанных нитей. То, что должно было произойти, уже никогда не происходило. Она поняла это еще в ранней юности, в человеческой жизни. Поэтому у нее достало сил познакомить единственного, любимого на всю жизнь человека со своей младшей сестрой, а затем присутствовать на их свадьбе. Достало сил отказаться от материнства – так надо. А потом прожить жизнь. Никто не освобождал ее от этой обязанности. Когда после «смерти», явно устроенной какими-то силами, ее забрали владыки Шайм Бхал, женщина не удивилась. Людям – жизнь и смерть, ну а ей – как всегда. Что-то среднее.
В Шайм Бхал ее роль оказалась такой же, как на земле. Те, что были равны ей по силам, пролагали новые событийные линии, ошибались и падали. Никто после этого их больше не видел. А она, Эмин Дано, продолжала пассивно влиять на события, позабыв о себе. На что пенять? Можно стать богом и перейти в другой мир. Но разве от этого ты перестанешь быть самим собой? Вот это и есть настоящий предел.
Но именно потому, что Эмин Дано была собой, она продолжала бороться. Таила желания и ждала. Даже вечность когда-нибудь кончится, и тогда у нее будет ребенок. Эмин даже сейчас чувствовала себя матерью. Как это возможно? Она и сама не знала. Ведь она давно уже не человек. Но она – мать. Того, чего еще нет. Мать нового мира.
Эмин снова рванулась, загнав внутрь глухую тоску. Сеть мировых линий, переплетающихся вокруг нее, была прочной. Словно двойными морскими узлами завязана. Чем сильнее бьешься, тем туже затягиваются эти узлы. И ведь каждый из них – событие, сплетение человеческих жизней… Пространство-время стыло вокруг нее, словно густой клей. Женщина чувствовала себя мухой, попавшей в паутину. Но вдруг она все-таки вырвется? Сможет стать духом-хранителем? Привидением? Эти мальчики там, в океане… Они могут ошибиться. А они – не игрушки слепых сил! Они – люди!
– Стой, сестра, – раздался глухой голос. Он напоминал рокот прибоя. Этот голос Эмин узнала бы всегда и везде. Ее названый старший брат.
– Юйг, – она промолвила его имя и внутренне сжалась.
– Ничего, младшая, – ответил ей тот, сочувствуя. Эмин ощутила, что ее словно с ног до головы захлестнуло соленой волной океана. Стало заметно легче.
Перед женщиной соткался из воздуха немолодой зохр в одежде матроса. Обнял за плечи, погладил по голове, как девчонку. В душе Эмин боролись бессилие, стыд и гнев.
– Только стыд, сестра, из всего этого правильно, – сказал зохр, ощутив ее чувства. – Но и он пройдет, ты сама знаешь. Жди, и все это когда-нибудь закончится.
Эмин поежилась. Юйг не сказал, что пройдет и как кончится. Впрочем, она сама поступила бы так же, разговаривая с кем-то из младших. По-другому – нельзя.
– Теперь о твоем стыде, Эмин, – обратился к ней старший брат. – Вернее, о его причине. Только что ты кричала, что силы – слепые. А сама ты чему учишь? Тому, что настоящая сила ведет, так? А о том, что она может вести только к свободе, ты умалчиваешь и правильно делаешь. Пусть думают сами. Развязывают узлы предопределенности, ограничений. Пусть сами рождаются в мир. Пока бабочка не сформировалась, ее место внутри куколки. Я прав, сестра?
Эмин смолчала.
– И развязывай дальше сама свои узлы, – подытожил Юйг. – Теперь поговорим о детях, к которым ты так рвалась.
– Завязка узла кармы, – печально произнесла женщина.
– Тебе всё узлы. Ты о чем-то другом думать можешь?
– Как ты сам это видишь? – поинтересовалась она.
– Создание новой тактической пары.
– Они смогут перевернуть мир? – Эмин спросила сдавленным голосом.
– Они молоды. Они, в отличие от тебя, могут действовать. Справятся ли мальчишки – зависит от них. И перестань вешать на них свою старую дурь! Тебе нечего дать им. Так что оставь их в покое.
Эмин не выдержала и разрыдалась, прижавшись к плечу брата. А Юйг уже думал, объемно и четко, передавая образы младшей сестре. Она видела – в небесах ключ, который был еще чем-то. И его открывал другой ключ.
«Матерями могут быть лишь молодые женщины. Подожди, еще не наступила твоя настоящая юность, сестра…»
В это же время на земле, у берегов залива Зохр-Ойд, люди видели странные вещи. На восточном склоне неба трепетало сияние. То разгоралось, то гасло. Его окружал грозовой фронт. Не затмевал, а шел с двух сторон. Обнимал тучами, словно руками. А признаки наступающей бури вдруг почему-то ушли, и даже в разрывах туч стали видны ясные звезды.
Четыре дня, которые корабль провел в плавании к Калайскому архипелагу, стали испытанием для членов команды. Два подконтрольных капитану подростка днем и ночью сидели, запершись в каюте, и только корабельный кок время от времени навещал их. А иногда и того не пускали. Из-за двери матросы слышали тихий, но яростный спор.
– Мы должны драться! – настаивал Тед. – Никто из этих морских сопляков не владеет даже основами борьбы зохр. А я даже глазами их всех положу! Они – суеверные идиоты. Стоит им увидать глаза зохра…
– Сразу лезут под мебель? – иронично спросил Аль.
– Еще как!
– Ну и много полезли уже?
– Да один. Еще дома. Там, в кабинете отца, один купчик…
– От глаз отца небось? Не от твоих?
– Да…
– Отец твой у нас кто? Полноправный властитель. А твои глаза, Тед… Извини, они тогда находились значительно ниже глаз купчика. Он смотрел на тебя сверху вниз. Еще раз извини. – Аль опустил взгляд. – А теперь насчет борьбы зохр. Сколько времени ее изучают?
– Тридцать лет.
Рыжий окинул фигуру товарища взглядом художника. Мышцы хороши, но это – явно природа, а не тренировки. И недостаточно гибок.
– Ты учился лет пять, – подытожил Аль. – Попробуешь обучить меня, когда мы прибудем на остров? Мне надоело быть хлюпиком. Это паршиво.
– Я учился шесть лет. – Тед сжал губы. – Это уже слишком много для них. У нас есть какие-то шансы…
– У нас нет никаких шансов, – печально сказал рыжий. – Если ты даже положишь их всех, то кто поведет яхту? Еще нужно будет поднять много тяжелых людей, потерявших сознание, и выкинуть их в море. Живых людей! Ты это сможешь? Я – нет.
Черноволосый парнишка обхватил голову руками и сел. Как-то внезапно он стал выглядеть младше.
– У меня умерла мама, – сказал Тед. – Я никогда не смогу убивать.
– У меня – тоже. Я – тоже…
Через несколько часов после того, как яхта бросила якорь возле острова Лаок, дверь в каюту подростков открылась. На пороге стоял Тед.
– Забирайте, – бросил он, глядя мимо лоцмана.
Глава 3
Глаза Сахоя Ланро выглядели как драгоценные камни. Чистые, яркие, абсолютно пустые. Его взгляд казался безоблачным, словно ясное небо. Но это являлось лишь маской, хорошо сделанной и удобной в ношении. Все последнее время Управляющему и Контролирующему приходилось частенько бывать на людях, поэтому маска срослась с лицом. Почти срослась. Но чиновник чувствовал себя так, словно земля уходит у него из-под ног. Неприятности длились уже более трех декад, и Сахой Ланро никак не мог с ними справиться. Слишком многое зависело не от него. Он лишь анализировал происходящее и делал выводы. Но дела складывались так, что чиновник почти физически ощущал, как судьба подносит к его носу мудру из трех пальцев, символизирующую тщетность любых усилий.
Наступало время поездки в столицу. В последнюю декаду лета в Большой Академии города Таймы собирался Совет Спецслужб Контроля. Ланро обязан представить Совету отчет. А все шло не по плану. И об этом он должен представить доклад. Ложь в стенах Академии была невозможной, если речь шла о деле. Ему придется сказать, что он потерпел полный крах. Хочет он этого или нет. Чиновник особенно переживал по поводу результатов эксперимента в зоне Тайнгской силовой аномалии. Вернее, полном отсутствии оных. Эксперимент провалился.
Имя подопытного вертелось на языке у Ланро. Демер Олен. Его кандидатура подбиралась агентами долго и тщательно. Мастер Спокойствия долго думал, прежде чем остановился на Олене. По опыту бывший разведчик знал, что субъектов, годных для экспериментов, следует искать на дне жизни. Они уцепятся за любую возможность, чтобы вырваться с этого дна. Поэтому не заметят обмана. А Олен именно из таких. Неудачник, готовый на все.
Другие качества подопытного тоже соответствовали требованиям. Да толку не вышло. А в мире творились разброд и шатание.
Прогнозы, составленные Отделом статистики и социоматики, не совпадали с донесениями о событиях, полученных из Центров Контроля и от агентов. Да и метод дедукции приводил бывшего разведчика к абсурду. Приемы не-логики, доступные только тем, кто стоит на высоких ступенях иерархии Контроля, тоже не объясняли происходящего. Он уже не первую ночь раскидывал над Маэром эмпатическую сеть-ловушку. И что? Люди думали и чувствовали, но их мысли и чувства не объясняли их действий. Включение неизвестного фактора, о котором следует поговорить с Хассером. Ведь простые функционеры Контроля, тоже прощупанные Ланро эмпатически, не видели вокруг ничего необычного. Словно им что-то глаза застило. Они не шли дальше того, чему их обучили. У них не возникало необходимости проявлять инициативу. Поэтому он, Контролирующий и Управляющий высокого ранга, как будто остался без рук и без ног. Информации катастрофически не хватало.
Бывший разведчик чувствовал, как гобелен из управляющих нитей, который он ткал десятилетиями, расползается за считаные декады. Было обидно до слез. Особенно сильно ударила по чиновнику неудача с экспериментом в аномалии. Как трудно было подобрать нужного человека! Ведь готовность на все делает человека непредсказуемым. Неизвестно, чего ожидать от такого. Обученные на это уже не способны. Они думают, что познали все. А на самом-то деле… Ланро незаметно вздохнул. Он первый раз в жизни пожалел, что сам является «пси» и знает предел своих возможностей.
Ланро усилием воли направил мысли в нужное русло. Необходимо понять, куда делся Олен. Ведь его не нашли. Его не поймали эмпаты-разведчики. Но выводы делать рано.
Этот субъект, как ранее выяснил Ланро, имел потенциальные способности к колдовству. Значит, не мог быть обучен Контролю. Но, даже родись он не в городе, а в деревне, это ничего бы не изменило. Любой колдун полностью самодостаточен, а Олен – внушаем. Он готов идти за первым встречным, как пес. И ловить все подачи. Еще на характере Олена сказалось сожительство с «пси». При мысли об этом Ланро едва заметно поморщился. Дух Опустошения сводит с ума. Но какие подачи шли от сумасшедшей? В районном Центре Контроля известно, что она по большей части молчала, поэтому ее и оставили в живых. Ни один «пси» не лез в ее мысли. Гигиена, понятное дело. Но своими поступками она расшатывала психику Олена. И, как следствие, всю его жизнь. Увольнение с работы. Безденежье, голод. Колдовские способности начали пробуждаться из-за того, что она поставила несчастного на грань жизни и смерти. С кем еще Олен общался? Ни с кем. Но в день перед отъездом его направили в районный Центр Контроля. А вот это уже интересно.
– Та-а-к… – Ланро прекратил расхаживать по кабинету. – Это предположение надо срочно проверить! – Он кивнул и нажал кнопку вызова.
Через два часа в его кабинете уже топтался курьер из районного Центра Контроля с толстой стопкой пластиковой бумаги в руках. Чиновник забрал документы и небрежным жестом отослал служащего. Ланро не сомневался, что получил именно то, что нужно, – все его распоряжения выполнялись беспрекословно. А он хотел получить протокол вербального воздействия, оказанного районными «пси» на подопытного. Жаль, конечно, что производил внушение не он сам. Но для Олена прибытие в Академию и встреча с ним, Ланро, лицом к лицу стали бы слишком сильным воздействием Управляющий и Контролирующий откинул со лба волосы и погрузился в чтение.
«Та-а-к… Кретины, сидящие в Центре Контроля, четыре раза сказали подопытному, что он не должен попасть на планету Бедгог, – подвел итог бывший разведчик, ознакомившись с записью. Он вновь мерил кабинет шагами. На душе было скверно. – У нас в Маэре совсем перестали учить? Или я настолько туп, что позволил таким, как эти идиоты, обрабатывать Олена? Они внушали ему, что он не попадет на Бедгог. И забыли, что «не» мы говорим для приманки. Чтобы люди сделали наоборот».
«Значит, та-а-к… – Ланро сел в кресло и подпер подбородок руками. – С докладом об этом я должен поехать в столицу, предстать перед спецслужбами. Больше мне сказать нечего. Олен, скорее всего, оказался на Бедгоге. А вторая гипотеза о странных отшельниках из селения Тайнг… это попросту миф. Кто может клюнуть на этого Олена? Я клюнул… а зря. Надо было найти обаятельного человека».
В дверь кабинета постучали.
– Войдите, – произнес Ланро деловым тоном. Лицо его в то же мгновение стало бесстрастным, осанка – спокойной и горделивой. Разведчик мгновенно скрылся, и его место занял Управляющий и Контролирующий, Мастер Спокойствия.
– Я на секунду, Ланро. Я вам бумажку принес. – В дверь молодой танцующей походкой вошел Онер Хассер. В его глазах едва заметно светилась ирония.
Тот не нашелся, что ответить социоматику. Только молча кивнул. Опять шуточки – пришел вместо курьера…
Пришедший положил на стол лист бумаги. Глянул довольным взглядом в лицо Ланро и, не говоря больше ни слова, захлопнул за собой дверь. Чиновник механически взял документ и начал читать. Если бы не годы в системе Контроля, его глаза полезли бы на лоб. Бумага была телеграммой из столицы. В ней значилось черным по белому:
«Сахою Ланро, управляющему Отделом внутренних связей в городе Маэре.
Уважаемый господин!
В связи с назначением вас Советом Спецслужб на должность главы Спецслужбы внутренних связей планеты, в Большой Академии города Таймы, предлагаю вам явиться в столицу в оговоренный ранее срок. Доклад на Совете не обязателен.
С уважением,
господин Лаэн Маро, глава Спецслужбы внутренних связей в отставке».
Ланро откинулся на спинку кресла, прикрыв глаза.
«Маро не может быть в отставке, – сказал себе бывший разведчик. – Он может быть только живым или мертвым. Меня, впрочем, он и не пытается обмануть. Он ждет, что я стану марионеткой. И я ею стану. Это гораздо лучше, чем сойти здесь с ума».
Хассер же, выйдя из кабинета Ланро, пожал плечами. Казалось, будто он сбросил с себя груз. Что ж, еще одна птичка отправится из серебряной клетки в золотую. Скоро в Маэре станет совсем пусто.
«Жаль, Ланро был еще интересен, – думал социоматик. – На него чуть надавишь – он выполнит требуемое, но так возмутится при этом, что сделает все, чтобы нарушить прогноз. Но он все-таки трепыхался, даже зная о том, что бездарь. А теперь господин Маро живьем съест Сахоя Ланро. Жаль, что из Маэра вымывает всех сколько-нибудь интересных людей. Остается пустая порода. Всех тянет в Тайму, словно Тайма – небесный город из сказки. Те, кто может бежать в столицу, – бегут. А столица ломает. Они даже не успевают понять, как теряют себя».
Онер Хассер прошелся по коридорам, с удовольствием глядя на голые стены. Все чисто и просто. А вот в его кабинете давным-давно пора прибирать. Но не хочется. Если полагается проверять окружающих на реакцию, то развести у себя беспорядок – не худший из способов проверки.
Наступало время поездки в столицу. В последнюю декаду лета в Большой Академии города Таймы собирался Совет Спецслужб Контроля. Ланро обязан представить Совету отчет. А все шло не по плану. И об этом он должен представить доклад. Ложь в стенах Академии была невозможной, если речь шла о деле. Ему придется сказать, что он потерпел полный крах. Хочет он этого или нет. Чиновник особенно переживал по поводу результатов эксперимента в зоне Тайнгской силовой аномалии. Вернее, полном отсутствии оных. Эксперимент провалился.
Имя подопытного вертелось на языке у Ланро. Демер Олен. Его кандидатура подбиралась агентами долго и тщательно. Мастер Спокойствия долго думал, прежде чем остановился на Олене. По опыту бывший разведчик знал, что субъектов, годных для экспериментов, следует искать на дне жизни. Они уцепятся за любую возможность, чтобы вырваться с этого дна. Поэтому не заметят обмана. А Олен именно из таких. Неудачник, готовый на все.
Другие качества подопытного тоже соответствовали требованиям. Да толку не вышло. А в мире творились разброд и шатание.
Прогнозы, составленные Отделом статистики и социоматики, не совпадали с донесениями о событиях, полученных из Центров Контроля и от агентов. Да и метод дедукции приводил бывшего разведчика к абсурду. Приемы не-логики, доступные только тем, кто стоит на высоких ступенях иерархии Контроля, тоже не объясняли происходящего. Он уже не первую ночь раскидывал над Маэром эмпатическую сеть-ловушку. И что? Люди думали и чувствовали, но их мысли и чувства не объясняли их действий. Включение неизвестного фактора, о котором следует поговорить с Хассером. Ведь простые функционеры Контроля, тоже прощупанные Ланро эмпатически, не видели вокруг ничего необычного. Словно им что-то глаза застило. Они не шли дальше того, чему их обучили. У них не возникало необходимости проявлять инициативу. Поэтому он, Контролирующий и Управляющий высокого ранга, как будто остался без рук и без ног. Информации катастрофически не хватало.
Бывший разведчик чувствовал, как гобелен из управляющих нитей, который он ткал десятилетиями, расползается за считаные декады. Было обидно до слез. Особенно сильно ударила по чиновнику неудача с экспериментом в аномалии. Как трудно было подобрать нужного человека! Ведь готовность на все делает человека непредсказуемым. Неизвестно, чего ожидать от такого. Обученные на это уже не способны. Они думают, что познали все. А на самом-то деле… Ланро незаметно вздохнул. Он первый раз в жизни пожалел, что сам является «пси» и знает предел своих возможностей.
Ланро усилием воли направил мысли в нужное русло. Необходимо понять, куда делся Олен. Ведь его не нашли. Его не поймали эмпаты-разведчики. Но выводы делать рано.
Этот субъект, как ранее выяснил Ланро, имел потенциальные способности к колдовству. Значит, не мог быть обучен Контролю. Но, даже родись он не в городе, а в деревне, это ничего бы не изменило. Любой колдун полностью самодостаточен, а Олен – внушаем. Он готов идти за первым встречным, как пес. И ловить все подачи. Еще на характере Олена сказалось сожительство с «пси». При мысли об этом Ланро едва заметно поморщился. Дух Опустошения сводит с ума. Но какие подачи шли от сумасшедшей? В районном Центре Контроля известно, что она по большей части молчала, поэтому ее и оставили в живых. Ни один «пси» не лез в ее мысли. Гигиена, понятное дело. Но своими поступками она расшатывала психику Олена. И, как следствие, всю его жизнь. Увольнение с работы. Безденежье, голод. Колдовские способности начали пробуждаться из-за того, что она поставила несчастного на грань жизни и смерти. С кем еще Олен общался? Ни с кем. Но в день перед отъездом его направили в районный Центр Контроля. А вот это уже интересно.
– Та-а-к… – Ланро прекратил расхаживать по кабинету. – Это предположение надо срочно проверить! – Он кивнул и нажал кнопку вызова.
Через два часа в его кабинете уже топтался курьер из районного Центра Контроля с толстой стопкой пластиковой бумаги в руках. Чиновник забрал документы и небрежным жестом отослал служащего. Ланро не сомневался, что получил именно то, что нужно, – все его распоряжения выполнялись беспрекословно. А он хотел получить протокол вербального воздействия, оказанного районными «пси» на подопытного. Жаль, конечно, что производил внушение не он сам. Но для Олена прибытие в Академию и встреча с ним, Ланро, лицом к лицу стали бы слишком сильным воздействием Управляющий и Контролирующий откинул со лба волосы и погрузился в чтение.
«Та-а-к… Кретины, сидящие в Центре Контроля, четыре раза сказали подопытному, что он не должен попасть на планету Бедгог, – подвел итог бывший разведчик, ознакомившись с записью. Он вновь мерил кабинет шагами. На душе было скверно. – У нас в Маэре совсем перестали учить? Или я настолько туп, что позволил таким, как эти идиоты, обрабатывать Олена? Они внушали ему, что он не попадет на Бедгог. И забыли, что «не» мы говорим для приманки. Чтобы люди сделали наоборот».
«Значит, та-а-к… – Ланро сел в кресло и подпер подбородок руками. – С докладом об этом я должен поехать в столицу, предстать перед спецслужбами. Больше мне сказать нечего. Олен, скорее всего, оказался на Бедгоге. А вторая гипотеза о странных отшельниках из селения Тайнг… это попросту миф. Кто может клюнуть на этого Олена? Я клюнул… а зря. Надо было найти обаятельного человека».
В дверь кабинета постучали.
– Войдите, – произнес Ланро деловым тоном. Лицо его в то же мгновение стало бесстрастным, осанка – спокойной и горделивой. Разведчик мгновенно скрылся, и его место занял Управляющий и Контролирующий, Мастер Спокойствия.
– Я на секунду, Ланро. Я вам бумажку принес. – В дверь молодой танцующей походкой вошел Онер Хассер. В его глазах едва заметно светилась ирония.
Тот не нашелся, что ответить социоматику. Только молча кивнул. Опять шуточки – пришел вместо курьера…
Пришедший положил на стол лист бумаги. Глянул довольным взглядом в лицо Ланро и, не говоря больше ни слова, захлопнул за собой дверь. Чиновник механически взял документ и начал читать. Если бы не годы в системе Контроля, его глаза полезли бы на лоб. Бумага была телеграммой из столицы. В ней значилось черным по белому:
«Сахою Ланро, управляющему Отделом внутренних связей в городе Маэре.
Уважаемый господин!
В связи с назначением вас Советом Спецслужб на должность главы Спецслужбы внутренних связей планеты, в Большой Академии города Таймы, предлагаю вам явиться в столицу в оговоренный ранее срок. Доклад на Совете не обязателен.
С уважением,
господин Лаэн Маро, глава Спецслужбы внутренних связей в отставке».
Ланро откинулся на спинку кресла, прикрыв глаза.
«Маро не может быть в отставке, – сказал себе бывший разведчик. – Он может быть только живым или мертвым. Меня, впрочем, он и не пытается обмануть. Он ждет, что я стану марионеткой. И я ею стану. Это гораздо лучше, чем сойти здесь с ума».
Хассер же, выйдя из кабинета Ланро, пожал плечами. Казалось, будто он сбросил с себя груз. Что ж, еще одна птичка отправится из серебряной клетки в золотую. Скоро в Маэре станет совсем пусто.
«Жаль, Ланро был еще интересен, – думал социоматик. – На него чуть надавишь – он выполнит требуемое, но так возмутится при этом, что сделает все, чтобы нарушить прогноз. Но он все-таки трепыхался, даже зная о том, что бездарь. А теперь господин Маро живьем съест Сахоя Ланро. Жаль, что из Маэра вымывает всех сколько-нибудь интересных людей. Остается пустая порода. Всех тянет в Тайму, словно Тайма – небесный город из сказки. Те, кто может бежать в столицу, – бегут. А столица ломает. Они даже не успевают понять, как теряют себя».
Онер Хассер прошелся по коридорам, с удовольствием глядя на голые стены. Все чисто и просто. А вот в его кабинете давным-давно пора прибирать. Но не хочется. Если полагается проверять окружающих на реакцию, то развести у себя беспорядок – не худший из способов проверки.