Мальчишку приводило в отчаяние то, что невозможно поговорить с чужаком. Люди смотрят. А этот белесый поганый гриб убежит по своим делам, прибежит и опять пялится в душу. Иногда Виль, окончательно разозлившись, проделывал с чужаком то же самое. Тот позволял, раскрывался. Мальчик даже чувствовал его одобрение и терялся. Этот тип поощряет, если его бьют? Виль же просто дает сдачи!
Размышляя об этом, мальчик сидел на заднем дворе и смотрел в землю. Все валилось из рук. Ничего не хотелось изобретать, было тошно. Тяжелые крупные капли дождя падали в пыль. На широких чашах деревянных весов, стоящих поодаль, расплывались большие мокрые крапинки. Демон с этой игрушкой! Пусть мокнет. Сейчас дождь зарядит, и придется идти в дом. Будет скучно. Очень жалко, что все книжки Виль уже давным-давно прочитал и помнит от корки до корки.
Вдруг дождь прекратился. Мальчик тоскливо взглянул в небо. Там небось опять гадость. Две луны, полтора солнца. Или что-то еще, что взрослые обычно не показывают детям.
Однако в небе были обычные тучи. Виль хотел пойти в дом, но тут отворилась калитка, и в нее бодрым шагом вошел Хассер, сжимая в руке документы. Его лицо лучилось от радости.
– Привет, малыш, – на ходу бросил он Вилю.
– Я тебе не малыш! – парировал тот, от злости переходя на «ты».
Чужак, казалось, именно этого и ожидал. Он прошел на двор, сел на бревно напротив мальчика и очень серьезно сказал:
– Ты не малыш, Виль. Ты странное существо, и я очень хотел бы тебя понять.
– А ядрена корня не хочешь?
– Хочу, – неожиданно согласился ученый. – Только не знаю, где этот корень зарыт. Может быть, ты и подскажешь.
– Подскажу я тебе, как не совать нос. Как идти лесом, речкой, туда, где солнце не всходит.
Виль почувствовал, что осторожные пальцы вновь коснулись его души. Прощупали и мгновенно отпрянули.
– Выговорился? – осведомился Хассер спокойно.
Мальчик понял, что злости в его душе не осталось.
Он молча кивнул.
– Я попрошу тебя, Виль, сказать все, что ты обо мне думаешь. Вслух.
Виль внезапно почувствовал скуку.
– Ты умник, – буркнул он, почесав голову. – Ты умеешь приклеивать листья к деревьям, потому что считаешь, что сами они не растут. Ты умеешь лезть в душу, а если она не открывается, то ковыряешься кухонным ножиком. Еще ты учишь всех жить, хотя каждый умеет это с рождения.
– А ты не то же самое делаешь? – жадно спросил Онер.
– Нет. Ты умеешь, а я просто делаю.
– Как?
– Не скажу.
Повисло молчание.
– Ты приехал сюда, чтобы изучать нас, – сказал Виль с обидой в голосе.
– Я попробовал. Это бессмысленно, – грустно ответил Онер. – Я хочу жить рядом с вами. Учиться у вас. У тебя, Виль.
– Я не умею учить, – погрустнел мальчик.
– И не надо, – ответил ученый. – Ты прости меня, что я с ножиком в душу…
– У вас все такие.
– Такие. Мы ходим сквозь души друг друга спокойно и не вешаем на себя амбарный замок. У нас просто красть нечего.
Виль серьезно задумался. Нечего красть… А ведь у женщины, которая совсем недавно явилась ему, тоже нечего красть. И она отдала ему ключ, которым он, Виль, открывает сердца. А теперь этот ученый, прибывший из города, сравнивает душу мальчишки с наглухо закрытым амбарным замком. Вот тебе и урок!
Стало тесно в груди. Виль понурился. Защипало глаза, и он провел немытой ладошкой по лицу, смахивая непрошеные слезы. Что она говорила? Человек и мир – это целое. Это единство.
«Ты похож на нее?» – мысленно спросил Виль, глядя в глаза Онеру.
«А ты про нее расскажешь?» – подумал Хассер, тепло улыбаясь.
Мальчик посмотрел на его улыбку, сглотнул слезы и молча кивнул. Первый раз ему было не больно открыть свои мысли. Но одно дело – она, и совсем другое – они, остальные.
«Он расскажет не сразу», – промелькнуло в голове Онера.
Виль не ответил.
Ийя шла по лесу, и в груди у нее разгорался огонек. Травы касались ног женщины, отдавая последнее тепло лета, трепетали под легким прохладным ветром. Ветви кустарника раздвигались, открывая взору плоды: крутобокие желтые ягоды. Женщина осторожно ступала по мягкому мху, стараясь не повредить ни травинки. «Ты пойдешь в лес за травами без меня, – говорила ей Лейта, – поэтому ты должна быть вдвойне осторожна». Ийя, только войдя под кроны деревьев, поняла законы, по которым живет одинокая травница. Надо идти тихо и мягко. Так шуршит в листве ветер, так передвигаются в лесу звери. Они – часть природы. Значит, она тоже должна стать такой. Быть незаметной, как дерево в чаще. Брать только то, что ей нужно, и не ошибаться. И при этом сделаться совсем легкой. Бездумной, как ветер.
Женщина чуть слышно вздохнула. Она уже некоторое время назад поняла, почему колдуньи и травницы одиноки. Слишком уж осторожно они проходят среди людей. Привыкают быть легкими и незаметными. И не могут присвоить ни чужого мужа, ни чужого добра, ни чужой доли. Когда Ийя сказала об этом Лейте, та задорно и молодо улыбнулась: «Ты, подруга, нас не равняй. Мне – трава, тебе – жизнь».
Ийю тревожило, что Они не проявляет к ней интереса как к женщине. Обнимет, посмотрит в глаза – и бежать. Обидно до слез. Когда он чувствовал ее состояние, то пытался утешить. Окидывал внимательным внутренним взглядом. Да только слегка отстранялся. Так местные мужики смотрят на дочек-подростков, прикидывая, не пора ли выдать их замуж. А женщину от прикосновений Они била горячая крупная дрожь. В ее теле распускались жгучие красные лепестки. Когда он уходил, Ийя чувствовала тоску и бессилие. Она никак не могла поверить, что не нужна.
Лейта, выслушав Ийю, сказала: «Это все ерунда. Ему без тебя жизнь не в радость, и все у вас будет. Но в чем-то он прав. Ты мысленно постоянно кричишь «дай». Он видит в тебе не только женщину, но и ребенка. Надо, подруга, тебе подрасти».
О чем еще в эту ночь шептались две женщины, знали лишь ветер и дождь. Только поутру, когда солнце вышло из облаков, даря жителям Тайнга последние теплые дни, Ийя ушла в лес.
– Ты должна сделать это сама, – напутствовала ее Лейта.
Сейчас, подставляя лицо и руки лучам солнца, Ийя шла по поляне. Она знала, что нужные травы покажутся ей. Только надо быть очень внимательной. Вся живность в лесу прячется, если чувствует, что идет человек. И трава, обладающая особыми свойствами, тоже. Нужно стать частью леса. Тогда звери не будут бояться, и зеленое царство раскроет свои тайники. Только так, и никак иначе.
Когда вечером в дом травницы тихо пришла женщина, никто этого не заметил. Казалось, что это не человек, а тень. Или порыв ночного осеннего ветра. Лейта молча глянула в глаза Ийи. В них разгоралось сияние рыжей нездешней луны. Знахарка удовлетворенно кивнула, глядя на травы, собранные подругой. Все, что нужно, та собрала.
– Теперь давай, ведьма. Сама, – тихо произнесла Лейта, накидывая на плечи потертый плащ. Ийя ответила спокойным уверенным взглядом. Колдунья неслышно выскользнула за дверь, и ночные лесные дороги приняли травницу. Когда молодая ведьма работает, старая ждет. Таков непреложный закон.
Когда Онер наконец-то поговорил с Вилем, он почувствовал, что с души камень свалился. Очень плохо, если заводишь случайных врагов. Особенно если врагами становятся те, кто тебе симпатичен. Слава Духу Жизни, что мальчик простил. Ведь Онер уже привязался к нему. И никакие исследования не могли дать ответов на вопросы ученого. Только сама жизнь. К тому же исследовать психику Виля обычными способами было бессмысленно. Он так и остался загадкой.
Только сейчас Онер понял, что давно хотел сына. Там, в городе, Хассеру было не до себя. Сплошные проблемы, интриги и игры ума. Среди заумной витиеватой рутины терялся смысл жизни. А нужно было создать что-нибудь. Например, породить сына, который в будущем превзошел бы отца. О новых открытиях, о всеобщем прогрессе ученый давно перестал мечтать. Все новые научные методы и технологии Совет Спецслужб в Тайме клал под сукно уже не первое десятилетие. Ученый предполагал, что прогресс искусственно сдерживают сто, а то и все двести лет. Но явных доказательств тому не имелось. Должно быть, архивы чистились тщательно и регулярно.
Впрочем, теперь это неважно. Все прошлое – прошлому. Он вовремя принял решение. Дальше он пойдет сам.
Хассер устало откинулся на подушки, устраиваясь на неудобной лежанке. За окошком уже стемнело. Маленькую чистую комнатку, обставленную с аскетической простотой, освещал свет масляной лампы. Капли дождя постукивали по крыше, в чугунной печке потрескивали поленья. Но Онер чувствовал смутное беспокойство. Где Ийя? Что-то сегодня она припозднилась. Ученый уже подумывал о том, чтобы выйти под дождь и пойти в дом знахарки. Но какая-то сила удерживала. Он чувствовал, что сейчас этого делать не стоит. Все в порядке. И Ийя в порядке. Только надо чуть-чуть подождать. А если ему на душе неспокойно… Это что-то не так в нем самом. Либо что-то меняется в мире.
Дверь отворилась, и в комнату вошла Ийя. Она тяжело дышала. С волос стекали потоки воды, глаза горели странным огнем. Плащ с плеча Лейты был ей мал и сбился на спину.
– Что с тобой, милая? – обеспокоенно спросил Онер, гладя ее по плечам.
Ийя расправила плечи и улыбнулась.
«Никогда я не видел у нее такой улыбки…» – растерялся Хассер.
– Раздевайся скорее, – сказал он, развязывая на ней мокрую шнуровку плаща.
– Разденусь. – Ийя скосила глаза. – Только сперва выпей это.
Ученый с недоумением уставился на термос в ее руках. Как он мог не заметить, что она принесла с собой термос? А Ийя уже отворачивала крышку.
– Что это такое? – удивленно спросил Онер.
– Приворотное зелье!
Хассер глянул в глаза Ийи. В них змеились языки пламени. Влажные чувственные губы слегка приоткрылись. В женщине бушевала могучая древняя сила. Она налила отвар в чашу и протянула ему.
– Как ты думаешь, дорогой, сколько можно терпеть?
Онер давился, глотая горячий напиток. Сок красного корня, заваренного вместе с семенем сорной травы Торги – владычицы места. Ягоды кровяники, черный гриб Йор, лист Голубой Змеи, растущей в болотных низинах. Так надо! Отдавай и бери. Все – до дна.
Когда чаша в руках Онера опустела, в нем самом уже бушевал огонь. Он подошел к Ийе, коснулся ее обнаженных плеч. Она тем временем лихорадочно развязывала шнуровку на платье. Онер мгновенным движением распустил узел, и из разошедшегося выреза показались тяжелые груди с большими коричневыми сосками. Ничего желаннее на свете не было. Только эти широкие бедра. Чтобы огонь слился с огнем. И родил жизнь.
Глава 4
Размышляя об этом, мальчик сидел на заднем дворе и смотрел в землю. Все валилось из рук. Ничего не хотелось изобретать, было тошно. Тяжелые крупные капли дождя падали в пыль. На широких чашах деревянных весов, стоящих поодаль, расплывались большие мокрые крапинки. Демон с этой игрушкой! Пусть мокнет. Сейчас дождь зарядит, и придется идти в дом. Будет скучно. Очень жалко, что все книжки Виль уже давным-давно прочитал и помнит от корки до корки.
Вдруг дождь прекратился. Мальчик тоскливо взглянул в небо. Там небось опять гадость. Две луны, полтора солнца. Или что-то еще, что взрослые обычно не показывают детям.
Однако в небе были обычные тучи. Виль хотел пойти в дом, но тут отворилась калитка, и в нее бодрым шагом вошел Хассер, сжимая в руке документы. Его лицо лучилось от радости.
– Привет, малыш, – на ходу бросил он Вилю.
– Я тебе не малыш! – парировал тот, от злости переходя на «ты».
Чужак, казалось, именно этого и ожидал. Он прошел на двор, сел на бревно напротив мальчика и очень серьезно сказал:
– Ты не малыш, Виль. Ты странное существо, и я очень хотел бы тебя понять.
– А ядрена корня не хочешь?
– Хочу, – неожиданно согласился ученый. – Только не знаю, где этот корень зарыт. Может быть, ты и подскажешь.
– Подскажу я тебе, как не совать нос. Как идти лесом, речкой, туда, где солнце не всходит.
Виль почувствовал, что осторожные пальцы вновь коснулись его души. Прощупали и мгновенно отпрянули.
– Выговорился? – осведомился Хассер спокойно.
Мальчик понял, что злости в его душе не осталось.
Он молча кивнул.
– Я попрошу тебя, Виль, сказать все, что ты обо мне думаешь. Вслух.
Виль внезапно почувствовал скуку.
– Ты умник, – буркнул он, почесав голову. – Ты умеешь приклеивать листья к деревьям, потому что считаешь, что сами они не растут. Ты умеешь лезть в душу, а если она не открывается, то ковыряешься кухонным ножиком. Еще ты учишь всех жить, хотя каждый умеет это с рождения.
– А ты не то же самое делаешь? – жадно спросил Онер.
– Нет. Ты умеешь, а я просто делаю.
– Как?
– Не скажу.
Повисло молчание.
– Ты приехал сюда, чтобы изучать нас, – сказал Виль с обидой в голосе.
– Я попробовал. Это бессмысленно, – грустно ответил Онер. – Я хочу жить рядом с вами. Учиться у вас. У тебя, Виль.
– Я не умею учить, – погрустнел мальчик.
– И не надо, – ответил ученый. – Ты прости меня, что я с ножиком в душу…
– У вас все такие.
– Такие. Мы ходим сквозь души друг друга спокойно и не вешаем на себя амбарный замок. У нас просто красть нечего.
Виль серьезно задумался. Нечего красть… А ведь у женщины, которая совсем недавно явилась ему, тоже нечего красть. И она отдала ему ключ, которым он, Виль, открывает сердца. А теперь этот ученый, прибывший из города, сравнивает душу мальчишки с наглухо закрытым амбарным замком. Вот тебе и урок!
Стало тесно в груди. Виль понурился. Защипало глаза, и он провел немытой ладошкой по лицу, смахивая непрошеные слезы. Что она говорила? Человек и мир – это целое. Это единство.
«Ты похож на нее?» – мысленно спросил Виль, глядя в глаза Онеру.
«А ты про нее расскажешь?» – подумал Хассер, тепло улыбаясь.
Мальчик посмотрел на его улыбку, сглотнул слезы и молча кивнул. Первый раз ему было не больно открыть свои мысли. Но одно дело – она, и совсем другое – они, остальные.
«Он расскажет не сразу», – промелькнуло в голове Онера.
Виль не ответил.
Ийя шла по лесу, и в груди у нее разгорался огонек. Травы касались ног женщины, отдавая последнее тепло лета, трепетали под легким прохладным ветром. Ветви кустарника раздвигались, открывая взору плоды: крутобокие желтые ягоды. Женщина осторожно ступала по мягкому мху, стараясь не повредить ни травинки. «Ты пойдешь в лес за травами без меня, – говорила ей Лейта, – поэтому ты должна быть вдвойне осторожна». Ийя, только войдя под кроны деревьев, поняла законы, по которым живет одинокая травница. Надо идти тихо и мягко. Так шуршит в листве ветер, так передвигаются в лесу звери. Они – часть природы. Значит, она тоже должна стать такой. Быть незаметной, как дерево в чаще. Брать только то, что ей нужно, и не ошибаться. И при этом сделаться совсем легкой. Бездумной, как ветер.
Женщина чуть слышно вздохнула. Она уже некоторое время назад поняла, почему колдуньи и травницы одиноки. Слишком уж осторожно они проходят среди людей. Привыкают быть легкими и незаметными. И не могут присвоить ни чужого мужа, ни чужого добра, ни чужой доли. Когда Ийя сказала об этом Лейте, та задорно и молодо улыбнулась: «Ты, подруга, нас не равняй. Мне – трава, тебе – жизнь».
Ийю тревожило, что Они не проявляет к ней интереса как к женщине. Обнимет, посмотрит в глаза – и бежать. Обидно до слез. Когда он чувствовал ее состояние, то пытался утешить. Окидывал внимательным внутренним взглядом. Да только слегка отстранялся. Так местные мужики смотрят на дочек-подростков, прикидывая, не пора ли выдать их замуж. А женщину от прикосновений Они била горячая крупная дрожь. В ее теле распускались жгучие красные лепестки. Когда он уходил, Ийя чувствовала тоску и бессилие. Она никак не могла поверить, что не нужна.
Лейта, выслушав Ийю, сказала: «Это все ерунда. Ему без тебя жизнь не в радость, и все у вас будет. Но в чем-то он прав. Ты мысленно постоянно кричишь «дай». Он видит в тебе не только женщину, но и ребенка. Надо, подруга, тебе подрасти».
О чем еще в эту ночь шептались две женщины, знали лишь ветер и дождь. Только поутру, когда солнце вышло из облаков, даря жителям Тайнга последние теплые дни, Ийя ушла в лес.
– Ты должна сделать это сама, – напутствовала ее Лейта.
Сейчас, подставляя лицо и руки лучам солнца, Ийя шла по поляне. Она знала, что нужные травы покажутся ей. Только надо быть очень внимательной. Вся живность в лесу прячется, если чувствует, что идет человек. И трава, обладающая особыми свойствами, тоже. Нужно стать частью леса. Тогда звери не будут бояться, и зеленое царство раскроет свои тайники. Только так, и никак иначе.
Когда вечером в дом травницы тихо пришла женщина, никто этого не заметил. Казалось, что это не человек, а тень. Или порыв ночного осеннего ветра. Лейта молча глянула в глаза Ийи. В них разгоралось сияние рыжей нездешней луны. Знахарка удовлетворенно кивнула, глядя на травы, собранные подругой. Все, что нужно, та собрала.
– Теперь давай, ведьма. Сама, – тихо произнесла Лейта, накидывая на плечи потертый плащ. Ийя ответила спокойным уверенным взглядом. Колдунья неслышно выскользнула за дверь, и ночные лесные дороги приняли травницу. Когда молодая ведьма работает, старая ждет. Таков непреложный закон.
Когда Онер наконец-то поговорил с Вилем, он почувствовал, что с души камень свалился. Очень плохо, если заводишь случайных врагов. Особенно если врагами становятся те, кто тебе симпатичен. Слава Духу Жизни, что мальчик простил. Ведь Онер уже привязался к нему. И никакие исследования не могли дать ответов на вопросы ученого. Только сама жизнь. К тому же исследовать психику Виля обычными способами было бессмысленно. Он так и остался загадкой.
Только сейчас Онер понял, что давно хотел сына. Там, в городе, Хассеру было не до себя. Сплошные проблемы, интриги и игры ума. Среди заумной витиеватой рутины терялся смысл жизни. А нужно было создать что-нибудь. Например, породить сына, который в будущем превзошел бы отца. О новых открытиях, о всеобщем прогрессе ученый давно перестал мечтать. Все новые научные методы и технологии Совет Спецслужб в Тайме клал под сукно уже не первое десятилетие. Ученый предполагал, что прогресс искусственно сдерживают сто, а то и все двести лет. Но явных доказательств тому не имелось. Должно быть, архивы чистились тщательно и регулярно.
Впрочем, теперь это неважно. Все прошлое – прошлому. Он вовремя принял решение. Дальше он пойдет сам.
Хассер устало откинулся на подушки, устраиваясь на неудобной лежанке. За окошком уже стемнело. Маленькую чистую комнатку, обставленную с аскетической простотой, освещал свет масляной лампы. Капли дождя постукивали по крыше, в чугунной печке потрескивали поленья. Но Онер чувствовал смутное беспокойство. Где Ийя? Что-то сегодня она припозднилась. Ученый уже подумывал о том, чтобы выйти под дождь и пойти в дом знахарки. Но какая-то сила удерживала. Он чувствовал, что сейчас этого делать не стоит. Все в порядке. И Ийя в порядке. Только надо чуть-чуть подождать. А если ему на душе неспокойно… Это что-то не так в нем самом. Либо что-то меняется в мире.
Дверь отворилась, и в комнату вошла Ийя. Она тяжело дышала. С волос стекали потоки воды, глаза горели странным огнем. Плащ с плеча Лейты был ей мал и сбился на спину.
– Что с тобой, милая? – обеспокоенно спросил Онер, гладя ее по плечам.
Ийя расправила плечи и улыбнулась.
«Никогда я не видел у нее такой улыбки…» – растерялся Хассер.
– Раздевайся скорее, – сказал он, развязывая на ней мокрую шнуровку плаща.
– Разденусь. – Ийя скосила глаза. – Только сперва выпей это.
Ученый с недоумением уставился на термос в ее руках. Как он мог не заметить, что она принесла с собой термос? А Ийя уже отворачивала крышку.
– Что это такое? – удивленно спросил Онер.
– Приворотное зелье!
Хассер глянул в глаза Ийи. В них змеились языки пламени. Влажные чувственные губы слегка приоткрылись. В женщине бушевала могучая древняя сила. Она налила отвар в чашу и протянула ему.
– Как ты думаешь, дорогой, сколько можно терпеть?
Онер давился, глотая горячий напиток. Сок красного корня, заваренного вместе с семенем сорной травы Торги – владычицы места. Ягоды кровяники, черный гриб Йор, лист Голубой Змеи, растущей в болотных низинах. Так надо! Отдавай и бери. Все – до дна.
Когда чаша в руках Онера опустела, в нем самом уже бушевал огонь. Он подошел к Ийе, коснулся ее обнаженных плеч. Она тем временем лихорадочно развязывала шнуровку на платье. Онер мгновенным движением распустил узел, и из разошедшегося выреза показались тяжелые груди с большими коричневыми сосками. Ничего желаннее на свете не было. Только эти широкие бедра. Чтобы огонь слился с огнем. И родил жизнь.
Глава 4
Когда-то давно, то ли триста, то ли пятьсот, а может, и тысячу лет назад, людям стало известно, что Меон – не единственный мир во вселенной. Из уст в уста начали передавать слово «Бедгог». Говорили, что это тоже планета и на ней живут люди. Но каждому, кто слышал это название, становилось немного не по себе. Казалось, Бедгог – это не имя планеты, а название какой-то неизлечимой болезни. Или хитрого приема, который используется в борьбе без правил. Слишком уж злое название. А людей не обманешь.
Достоверных сведений о Бедгоге не имелось. Либо их вычистили из архивов. Поэтому все, что говорилось об этой планете среди простого народа, скорее всего являлось сказками. Говорили: мол, началось все еще в незапамятные времена. Тогда люди считали, что земля плоская, а небо накрывает ее сверху, как крышка – большое блюдо. И плавала эта посудина по поверхности мировых вод. Легенды гласили: однажды случилось так, что великие боги Меона поссорились. От их гнева мировые воды чуть не вскипели, а небеса стали ходить ходуном. Тогда на Земле начался великий потоп, и огромные океанские волны обрушивались на оба континента, на Май и на Зохр, сметая все на своем пути. Земля под океаном Ран, что между двумя материками, тогда вспучилась, и на свет появилась гора-вулкан. Эта гора извергалась почти тысячу лет подряд, а затем вокруг нее вырос остров. И из жерла вулкана выходили в подлунный мир злые демоны. Тысячу лет над островом реяли тучи пепла, днем и ночью горели огни, а ветер, дующий из тех мест, приносил с собой смрад. Потом Земля перестала трястись, а вулкан – извергаться, и люди решили, что гнев великих богов поутих. Остров тогда называли Бад Гер, что означало «злой перст». Говаривали, что эта история случилась еще в те времена, когда люди владели только копьем, луком и камнем. И вулкан могли видеть только колдуны племени Зохр в видениях, когда обращались к богам.
Достоверных сведений о Бедгоге не имелось. Либо их вычистили из архивов. Поэтому все, что говорилось об этой планете среди простого народа, скорее всего являлось сказками. Говорили: мол, началось все еще в незапамятные времена. Тогда люди считали, что земля плоская, а небо накрывает ее сверху, как крышка – большое блюдо. И плавала эта посудина по поверхности мировых вод. Легенды гласили: однажды случилось так, что великие боги Меона поссорились. От их гнева мировые воды чуть не вскипели, а небеса стали ходить ходуном. Тогда на Земле начался великий потоп, и огромные океанские волны обрушивались на оба континента, на Май и на Зохр, сметая все на своем пути. Земля под океаном Ран, что между двумя материками, тогда вспучилась, и на свет появилась гора-вулкан. Эта гора извергалась почти тысячу лет подряд, а затем вокруг нее вырос остров. И из жерла вулкана выходили в подлунный мир злые демоны. Тысячу лет над островом реяли тучи пепла, днем и ночью горели огни, а ветер, дующий из тех мест, приносил с собой смрад. Потом Земля перестала трястись, а вулкан – извергаться, и люди решили, что гнев великих богов поутих. Остров тогда называли Бад Гер, что означало «злой перст». Говаривали, что эта история случилась еще в те времена, когда люди владели только копьем, луком и камнем. И вулкан могли видеть только колдуны племени Зохр в видениях, когда обращались к богам.
Конец бесплатного ознакомительного фрагмента