Эмар Густав. Каменное Сердце

   — Я оставляю тебя здесь наедине с донной Гермосой. Твой товарищ и четверо моих воинов вместе со мною покинут Воладеро. Через два дня, не ранее, ты тоже отправишься в свой лагерь, где я буду тебя ждать.
   — Чем объясняется такое ваше условие? — недоверчиво спросил дон Фернандо.
   — Это не твое дело. Чем тебя не устраивает мое условие? Впрочем, я не обязан давать тебе объяснение. Отвечай: да или нет, иначе не увидишь донну Гермосу.
   — Я даже не знаю, жива ли она, — продолжал дон Фернандо.
   — Какой мне был смысл убивать ее? Дон Фернандо с минуту колебался.
   — Хорошо, — сказал он наконец, — я согласен остаться здесь на два дня.
   — Хорошо! Теперь ступай, а мы отправимся в твой лагерь.
   — Позвольте, ручаетесь ли вы мне за безопасность моего товарища? Я знаю, что могу положиться на ваше слово.
   — Клянусь тебе, пока он будет со мной, я буду считать его другом. Ты найдешь его в лагере здоровым и невредимым.
   — Я верю вам! До свидания, Эстебан! Успокойте дона Педро и скажите, на каких условиях мне возвратили его дочь.
   — Я сам все ему скажу, — заверил Тигровая Кошка с каким-то странным выражением лица.
   Дон Фернандо обнял на прощание друга и быстро зашагал к гроту, между тем как Тигровая Кошка остановился на минуту и, обернувшись к гроту, в который в эту минуту входил дон Фернандо, прошептал со зловещей улыбкой:
   — Ну, на сей раз моя месть, кажется, состоится!

XVIII. Воладеро

   Мы уже говорили, что дон Фернандо Карриль, или Каменное Сердце, большую часть жизни провел в пустыне. Воспитанный Тигровой Кошкой в опасном ремесле охотника за пчелами, он несколько раз по воле случая оказывался в этих местах. Он знал Воладеро как свои пять пальцев и даже находил порой убежище в том самом гроте, который теперь служил местом заточения донны Гермосы. Поэтому он без затруднений отыскал его, хотя человек несведущий, оказавшийся здесь впервые, наверняка не смог бы проникнуть в него.
   Этот грот, пожалуй единственный в своем роде, находился глубоко в недрах горы и состоял из нескольких частей. Два коридора, протянувшиеся на всю длину горы на высоте двух тысяч футов над равниной, заканчивались выходившими наружу отверстиями, подобными окнам. Однако снизу их не было видно из-за скрывавших их деревьев.
   Дон Фернандо вошел в грот, где на расстоянии двадцати пяти шагов были отлично видны все предметы благодаря еще одной удивительной особенности грота — свет проникал через многочисленные трещины извне.
   Дон Фернандо был встревожен выдвинутым Тигровой Кошкой условием. Он не мог понять, почему должен провести здесь два дня наедине с донной Гермосой, прежде чем вернуться в лагерь. Он предполагал, что Тигровая Кошка устроил ему какую-нибудь западню, но какую именно, разгадать не мог.
   Он медленно шел по гроту, осматриваясь по сторонам в надежде увидеть ту, ради которой он сюда пришел, однако ее нигде не было.
   Когда он прошел весь грот из конца в конец, солнце скрылось за горизонтом и грот погрузился во тьму. Дон Фернандо вернулся назад, чтобы добыть огня, потому что продолжать поиски в темноте было бессмысленно.
   У входа в грот он заметил предусмотрительно оставленных ему несколько факелов. Он быстро высек огонь, зажег факел и снова поспешил в грот.
   Он опять долго ходил по гроту и уже подумал было, что Тигровая Кошка обманул его, но как раз в эту минуту заметил вдалеке бледный свет, который постепенно приближался к нему, становясь все ярче, и наконец увидел донну Гермосу.
   Бедная девушка держала в руках факел и с отрешенным видом, потупив голову, робко направлялась в его сторону. Однако она не замечала присутствия дона Фернандо. Он тоже не знал, как привлечь ее внимание. Он уже собрался окликнуть ее, когда она случайно подняла голову. Заметив человека, она застыла на месте и строго спросила:
   — Зачем вы входите в эту галерею? Разве вы забыли, что ваш начальник запретил беспокоить меня?
   — Извините, сеньорита, — ответил дон Фернандо. — Я не знал об этом запрете!
   — Боже мой! — воскликнула девушка. — Ваш голос! Неужели это сон?
   Выронив факел, она побежала к дону Фернандо. Тот в свою очередь тоже устремился к ней.
   — Дон Фернандо! Дон Фернандо здесь, в этом вертепе! Боже мой! Какие еще несчастья ждут меня впереди? Разве мало их выпало на мою долю, — вопрошала она со слезами. И вдруг без чувств упала на руки дона Фернандо. Тот, в полном отчаянии от случившегося и не зная, как привести в чувство ее, в конце концов решил, что свежий воздух пойдет ей на пользу. Взяв ее на руки, он вынес ее из грота и осторожно положил на кучу сухих листьев, сам же, стоя чуть поодаль, не сводил с нее глаз.
   Дон Фернандо был одарен мужеством, доходившим до отваги, сколько раз он, улыбаясь, смотрел в лицо смерти, однако при виде мертвенно бледной донны Гермосы, которая по-прежнему оставалась без чувств, он содрогался от страха. На лбу у него выступил холодный пот, и впервые за всю свою жизнь он горестно зарыдал.
   — Боже мой! Боже мой! — воскликнул он. — Я убил ее!
   — Кто это говорит? — услышал он вдруг слабый голос донны Гермосы. — Неужели я ошиблась? Разве это не дон Фернандо?
   Дон Фернандо осторожно приблизился к девушке.
   — Это я, Гермоса, — повторял он прерывающимся от волнения голосом. — Умоляю вас, успокойтесь и простите меня за то, что я своим появлением испугал вас.
   — Увы! Я была бесконечно счастлива видеть вас рядом, если бы ваше появление в этом проклятом месте не предвещало мне нового несчастья.
   — Успокойтесь, сеньорита, мое присутствие здесь не должно вас пугать.
   — Зачем вы стараетесь успокоить меня? — сказала она со слабой улыбкой. — Разве я не знаю, что вы пленник этого чудовища с человеческим лицом?
   Она приподнялась. Легкий румянец проступил на ее бледных щеках. Она протянула молодому человеку руку, и тот, преклонив колено, трепетно взял ее и стал покрывать горячими поцелуями.
   — Теперь мы будем страдать вместе, — сказала она, остановив на его лице долгий взгляд.
   — Милая Гермоса, вы не будете более страдать! Ваши несчастья кончились, уверяю вас. Напротив, вы будете счастливы.
   — Что вы имеете в виду, дон Фернандо? Я вас не понимаю. О каком счастье может быть речь в этом проклятом месте, мы оба — пленники Тигровой Кошки.
   — Нет, сеньорита, вы больше не пленница Тигровой Кошки, вы свободны.
   — Свободна! — вскричала она, вскакивая на ноги. — Возможно ли это? О, отец мой! Мой добрый отец! Увижу ли я его когда-нибудь?
   — Вы скоро его увидите, донна Гермоса. Ваш отец недалеко отсюда с доном Эстебаном, с донной Мануэлой — словом, со всеми, кого вы любите.
   — О! — воскликнула она и, упав на колени, обратилась к небу с горячей мольбой.
   Дон Фернандо смотрел на нее с почтительным восторгом. Радость, отражавшаяся на лице девушки, лучезарный блеск таких печальных недавно ее глаз возбуждали сладостное волнение в его душе. Впервые в жизни он был счастлив.
   Донна Гермоса молилась долго, и судя по тому, как было теперь спокойно ее лицо, молитва пошла ей на пользу.
   — Теперь, дон Фернандо, — сказала она важным голосом, — давайте сядем вот здесь, и вы расскажете мне со всеми подробностями, что происходило после моего похищения.
   Они сели рядом на бугорке, поросшем густой травой, и дон Фернандо начал свой рассказ.
   Рассказ этот продолжался долго, потому что донна Гермоса то и дело заставляла его возвращаться к тому или иному эпизоду, желая поподробнее узнать об отце. Когда дон Фернандо умолк, первые лучи озарили землю.
   — Теперь ваша очередь, сеньорита, рассказать, что происходило с вами.
   — О! — сказала она с очаровательной улыбкой. — Я провела этот месяц в страданиях и тоске по людям, которых я так люблю. Человек, так гнусно похитивший меня, надо отдать ему должное, относился ко мне почтительно. И даже несколько раз, — добавила она, смущенно потупившись, — когда я бывала особенно печальной, он старался утешить меня, говоря, что, может быть, скоро я увижу людей, которых люблю, и соединюсь с ними.
   — Поведение этого человека мне совершенно непонятно, — заметил дон Фернандо задумчиво. — Зачем ему нужно было так нагло вас похищать, только для того, чтобы через некоторое время возвратить?
   — Да, это очень странно. Какую цель он преследовал, поступая подобным образом? Но главное, что я свободна, слава Богу, и скоро увижу отца!
   — Завтра мы поедем к нему.
   Донна Гермоса посмотрела на молодого человека со смешанным чувством удивления и беспокойства.
   — Завтра? Почему же не сегодня, сию минуту?
   — Увы! — ответил он. — Я поклялся покинуть это место только завтра. Только при этом условии Тигровая Кошка согласился возвратить вам свободу.
   — Как странно! — прошептала она. — Что может заставлять этого человека удерживать нас здесь?
   — Я вам сейчас объясню, — услышали они голос дона Эстебана, выросшего словно из-под земли.
   — Эстебан, — вскричали они в один голос, бросаясь к нему.
   — Какая счастливая случайность заставила вас воротиться, друг мой? — спросил дон Фернандо.
   — Не случайность, друг мой, а сам Бог позволил мне услышать слова, неосторожно оброненные Тигровой Кошкой, и замысел его открылся мне со всей очевидностью, как если бы он сам подробно мне его изложил.
   — Объясните, друг мой, — снова сказали они в один голос.
   — Вчера, когда мы с вами простились, дон Фернандо, вы пошли к этому гроту, а мы, напротив, повернули к лесу. Не знаю, почему, но, когда я расставался с вами, сердце у меня горестно сжалось. Я был уверен, что благодушие Тигровой Кошки скрывает какое-то гнусное коварство, жертвой которого станете вы. Поэтому я через силу заставлял себя идти. Когда мы достигли опушки леса, он остановился неподалеку от меня и, злорадно потирая руки, устремил свой гневный взгляд в сторону грота. Я отчетливо слышал сказанные им слова. «Ну, на сей раз моя месть, кажется, состоится». Эти слова пронзили меня, как стрела. Я понял дьявольский замысел этого чудовища. Вы помните, Фернандо, при каких обстоятельствах мы познакомились с вами?
   — Конечно, друг мой, драгоценную память об этом я сохраню до конца моих дней.
   — Вы помните ваш разговор с Тигровой Кошкой, подслушанный мною случайно? Он открыто говорил тогда о ненависти к дону Педро.
   — Да, да, друг мой, все это я помню, но не могу понять, к чему вы клоните.
   — А вот к чему, друг мой: Тигровая Кошка, отчаявшись погубить самого дона Педро, решил нанести ему удар с другой стороны, и для осуществления этого плана он сделал вас, помимо вашей воли, своим сообщником. Вы любите донну Гермосу, вы сделали все, чтобы спасти ее. Он согласился возвратить ее при условии, что вы проведете с ней наедине двое суток. Теперь вы меня понимаете?
   — О, это ужасно! — негодующе воскликнул дон Фернандо.
   Донна Гермоса закрыла лицо руками и залилась слезами.
   — Простите меня за причиненную вам горечь, друзья мои, — продолжал дон Эстебан, — но я хотел спасти вас и не видел возможности сделать это иначе, как обнаружив вам гнусные козни этого человека. Теперь я задаюсь вопросом: чем объясняется его лютая ненависть к дону Педро? Это знает только один сатана. Но это теперь не имеет значения. Главное — нам нечего больше его опасаться, планы его разгаданы.
   — Благодарю, Эстебан, — сказала донна Гермоса, протягивая ему руку.
   — Но как удалось вам вернуться назад, друг мой? — спросил дон Фернандо.
   — Очень легко. Я просто сказал Тигровой Кошке, что не желаю путешествовать вместе с ним. Он был так обескуражен, этим заявлением, что не нашелся, что ответить, а я на первом же повороте дороги покинул его и поспешил сюда.
   — Вы прекрасно поступили, друг мой. Я искренне признателен вам. Что теперь, по вашему мнению, мы должны предпринять? Ведь я дал слово.
   — Полноте, милый друг, вы с ума сошли! Кто обязан держать слово перед людьми такого сорта? Поверьте мне, вы должны отправиться в наш лагерь сейчас же, чтобы сорвать его злобные козни.
   — Да, да! — живо отозвалась донна Гермоса. — Эстебан прав. Последуем его совету Идемте! Идемте!
   — Идемте, если вы хотите, — сказал дон Фернандо — Я со своей стороны желаю как можно скорее покинуть этот проклятый грот. Но как сможет донна Гермоса пройти по этому лесу?
   — Так же, как я однажды уже проходила, — ответила она решительно.
   — Объясните, — попросил Эстебан.
   — На носилках, которые, видимо, сохранились. Их несли два человека. Вы знаете, что змеи, особенно мелкие, не могут прыгать высоко.
   — Да, конечно. Впрочем, мы завернем вас, к тому же в бизонью шкуру, таким образом, вы будете в полной безопасности.
   Дон Эстебан пошел тотчас же отыскивать носилки и вскоре вернулся с ними Дон Фернандо тем временем приготовил бизонью шкуру.
   — Мы соблюли условие, — сказал, улыбаясь, Эстебан.
   — Это как? Что вы имеете в виду?
   — Ведь вы условились сегодня быть в нашем лагере
   — Да, — ответил дон Фернандо, — а это было бы невозможно, если бы мы отправились в час, назначенный Тигровой Кошкой
   — Гм! Как знать, может быть, Тигровая Кошка на это и рассчитывал, — ответил дон Эстебан.
   Это заставило всех троих задуматься над очередной загадкой Тигровой Кошки. Однако им надо было торопиться. Поэтому, прервав разговор, они поспешно отправились в путь.

XIX. Перст Божий

   Теперь вернемся в лагерь мексиканцев. Когда Мануэла утром сообщила об отъезде дона Фернандо с ее сыном, дон Педро сказал, что он предвидел это.
   — Я рад, что ваш сын поехал с ним, моя добрая Мануэла, потому что, если я не ошибаюсь, дону Фернандо предстоит опасная экспедиция. Дай Бог, чтобы ему удалось вызволить мою дочь! Ах, зря он не посоветовался со мной перед отъездом. Нас здесь целых двадцать человек, и без сомнения все вместе мы добились бы лучшего результата.
   — Я не думаю, — ответила донна Мануэла. — В пустыне уйма неожиданностей, и два человека порой могут гораздо более преуспеть, чем многочисленный отряд. По крайней мере, им легче оставаться незамеченными. В любом случае, они не должны долго отсутствовать, так что вскоре мы получим известие о сеньорите.
   — Дай Бог, чтобы это известие оказалось добрым, Мануэла, потому что после всех выпавших на мою долю бед я не вынесу утраты любимой дочери.
   — Прогоните прочь эти черные мысли, сеньор. Все зависит от Провидения. Я надеюсь, Всевышний не оставит нас.
   — Печально, — продолжал со вздохом дон Педро, — что мы вынуждены пребывать в бездействии. Нам ничего не остается, как набраться терпения и ждать возвращения молодых людей.
   День прошел без каких-либо происшествий, достойных упоминания. Сапота, отправившись на охоту на восходе солнца, убил оленя.
   На другой день, часов в десять утра, в лагерь явился безоружный индеец и объявил, что желает говорить с доном Педро. Тот велел его пропустить.
   Индеец был апач с хитрыми острыми глазами. Когда его привели к дону Педро, тот разговаривал с Люсиано. Апач стоял неподвижно, с холодным бесстрастием ожидая, когда с ним заговорят.
   Дон Педро пытливо вглядывался в лицо индейца, и тот, нимало не смущаясь, спокойно выдержал его взгляд.
   — Чего желает брат мой? — спросил наконец дон Педро. — Кто он?
   — Гриф, воин апачский, — ответил краснокожий. — Начальник его племени посылает его к начальнику бледнолицых.
   — Я начальник бледнолицых. Можете говорить.
   — Вот что говорит Тигровая Кошка, — продолжал апач все так же бесстрастно.
   — Тигровая Кошка! — воскликнул дон Педро не в силах скрыть удивления. — Что ему угодно от меня?
   — Если отец мой выслушает, Гриф ему скажет.
   — Конечно. Говорите же!
   — Вот что говорит Тигровая Кошка. Тучи спустились между Тигровой Кошкой и начальником бледнолицых, которые распространились на охотничьи земли моего народа. Как благодатные лучи солнца рассеивают облака и открывают небесную лазурь, точно так же, если бледнолицый согласен выкурить трубку мира с Тигровой Кошкой, спустившаяся туча исчезнет и секира войны будет так глубоко зарыта в землю, что ее нельзя будет отыскать через тысячу и десять лун. Я сказал и жду ответа моего отца со снежной бородой.
   — Индеец, — печально заговорил дон Педро. — Тот, кого вы называете своим начальником, причинил мне много зла, хотя я не знаю, почему. Однако, если он желает встретиться со мной, чтобы прекратить несогласие, существующее теперь между нами, — да хранит меня Господь от того, чтобы я стал отвергать его предупредительность, — скажите ему, что я его жду и что, если против моей воли и сам того не зная, я причинил ему какой-нибудь вред, я готов загладить свою вину.
   Апач слушал дона Педро с величайшим вниманием, а когда тот умолк, заговорил Гриф:
   — Отец мой говорил хорошо. В нем пребывает мудрость. Начальник придет, но кто поручится за его безопасность, пока он будет находиться в лагере бледнолицых один против двадцати испанских воинов?
   — Мое честное слово. Мое честное слово стоит несравненно больше всего того, что может обещать ваш начальник, — проговорил дон Педро надменно.
   — О! Слова моего отца хороши, язык у него не раздвоенный. Тигровая Кошка не требует ничего больше. Он придет.
   Произнося эти слова с типичной индейской торжественностью, апач церемонно поклонился асиендеру и так же неторопливо удалился, как и пришел.
   — Что вы думаете об этом, Люсиано? — спросил дон Педро как только снова остался с ним наедине.
   — Я думаю, что за этим скрывается какая-то индейская хитрость. Я во сто раз больше опасаюсь белого, меняющего шкуру и превращающегося в индейца, чем настоящего краснокожего. Я никогда не любил хамелеонов.
   — Да, вы правы, Люсиано, мы в затруднительном положении. Прежде всего нам надо постараться отыскать мою дочь, а для этого придется многим пренебречь.
   — Все так, сеньор, однако вы знаете не хуже меня, что Тигровая Кошка страшный злодей. Не верьте ни единому его слову.
   — Я вынужден принять его, ведь я обещал.
   — Да, конечно, — пробормотал Люсиано, — но я ничего не обещал.
   — Будьте осторожны, Люсиано, в особенности остерегайтесь навлечь на себя подозрение этого человека.
   — Будьте спокойны, сеньор, ваша честь не менее дорога мне, но я не могу допустить, чтобы вы встречались с ним один на один. Я не имею права оставлять вас без всякой защиты. — И как бы подводя итог под разговором, Люсиано поспешно покинул шалаш.
   — Эй, — окликнул он Сапоту. — А я искал вас.
   — Меня? Стало быть, мы встретились кстати. О чем идет речь? — весело болтал вакеро.
   — Пожалуйте-ка сюда, — сказал Люсиано, отводя вакеро в сторону. — Не могу же я вот так рассказывать, не опасаясь нескромных ушей.
   Час спустя, то есть в одиннадцать часов, Тигровая Кошка явился в лагерь.
   На нем был костюм золотоискателя, и, по-видимому, он пришел без оружия, по крайней мере его не было видно. Часовые проводили его к Люсиано, который прохаживался взад вперед неподалеку.
   Тигровая Кошка зорко огляделся по сторонам, но не увидел ничего подозрительного.
   — Чего вам здесь нужно? — грубо спросил Люсиано.
   — Я желаю говорить с доном Педро де Луна, — сухо ответил Тигровая Кошка.
   — Хорошо, идите за мной.
   Без дальнейших церемоний Люсиано привел его к шалашу.
   — Входите, — сказал он, — там вы найдете дона Педро.
   — Кто там? — послышался голос изнутри.
   — Сеньор, это индеец, который желал говорить с вами. Ступайте же, — добавил Лючиано, обращаясь к начальнику апачей.
   Тот вошел в шалаш вместе с Лючиано.
   — Вы желаете говорить со мной? — спросил дон Педро.
   — Да, — ответил начальник апачей мрачным голосом, — наедине.
   — Этот человек — давнишний мой слуга, он пользуется полным моим доверием.
   — То, что я вам скажу, не должен слышать никто другой.
   — Выйдите, Лючиано, — сказал дон Педро, — но оставайтесь у входа в шалаш, друг мой.
   Лючиано бросил сердитый взгляд на Тигровую Кошку и вышел, ворча себе под нос.
   — Теперь мы одни, — продолжал дон Педро, — вы можете откровенно объясниться со мной.
   — Я намерен сделать именно это.
   — Вы хотите что-то сказать мне о моей дочери?
   — О ней и о других, — ответил Тигровая Кошка все тем же глухим, мрачным голосом.
   — Я вас не понимаю, начальник, и буду признателен, если вы выскажетесь более определенно.
   — Я сделаю это с тем большим удовольствием, что давно уже желаю встретиться с вами лицом к лицу. Взгляните на меня, дон Педро, разве вы не узнаете меня?
   — Я видел вас впервые, когда вы оказали мне гостеприимство в вашем теокале.
   Начальник апачей продолжал с злобной усмешкой:
   — Стало быть, годы очень изменили меня. Прозвище Тигровая Кошка так прочно пристало ко мне, что я совсем забыл свое настоящее имя, сделался совершенно неузнаваемым! Если дон Гусман де-Рибейра превратился в дона Педро де Луна, почему же дону Леонсио де-Рибейра не сделаться Тигровой Кошкой, брат?
   — Что хотите вы этим сказать? — вскричал дон Педро, испуганно вскочив с места. — Какое имя вы произнесли?
   — Я назвал свое подлинное имя, — холодно ответил Тигровая Кошка.
   Дон Педро бросил на него взгляд, исполненный горестного сострадания.
   — Несчастный! — печально проговорил он. — Как же это вы пали так низко?
   — Вы ошибаетесь, брат, — насмешливо продолжал Тигровая Кошка, — напротив, я возвысился, потому что стал начальником индейского племени. Я давно, очень давно ждал случая отомстить, — добавил он с сатанинским хохотом. — Вот уже двадцать лет я вынашиваю эту мечту и вот теперь моя мечта сбылась!
   — Несчастный! — гневно воскликнул дон Педро. — За что же вы собираетесь мне мстить? За то, что хотели обольстить мою жену, потом пытались погубить меня, а теперь подло похитили у меня дочь?
   — Вы забываете, что я еще похитил вашего сына, дона Фернандо Карриля, которого я успел заставить влюбиться в его сестру и который уже два дня находится наедине с нею в Воладеро. Ха-ха-ха! Дон Гусман, ну что вы скажете на это?
   — Горе! Горе! — вскричал дон Педро, с отчаянием ударяя себя в лоб.
   — Брат и сестра влюблены друг в друга, вы их благословите, дон Педро, а я их женю. Ха-ха-ха! — продолжал Тигровая Кошка со зловещим хохотом, походившим на вой гиены.
   — О, это ужасно! — вскричал дон Педро в отчаянии. — Ты лжешь, негодяй! Каким бы ты ни был страшным злодеем, ты не осмелился бы совершить такого страшного поступка! Ты хвастаешься, изверг, своим изуверством, но того, что ты сказал, быть не может!
   — Ты не веришь моим словам, брат? — возразил Тигровая Кошка язвительным тоном. — Это твое дело. А вот я, кстати, слышу, как идут твои дети. Они уже вошли в лагерь.
   Дон Педро, обезумев от горя, бросился было из шалаша, но в эту самую минуту вошли дон Фернандо, донна Гермоса и дон Эстебан. Несчастный отец застыл неподвижно на месте.
   — Ну! — насмешливо улыбнулся Тигровая Кошка. — Так-то ты встречаешь своих детей? А еще слывешь примерным отцом!
   Донна Гермоса, не обращая внимания на Тигровую Кошку, бросилась со слезами на шею отцу.
   — Папа! Папа! Слава Богу, наконец я вас вижу!
   — Кто говорит здесь о Боге? — сказал дон Педро глухим голосом, резко оттолкнув от себя дочь.
   Донна Гермоса испуганно огляделась по сторонам, ничего не понимая. Она упала бы без чувств, если бы дон Фернандо не поддержал ее.
   — Как они любят друг друга, — продолжал Тигровая Кошка. — Не правда ли? Дон Фернандо, — добавил он, указывая на дона Педро. — Поспешите же в объятия своего родного отца.
   — Моего отца? — радостно воскликнул молодой человек. — О, это было бы сказочным счастьем!
   — Да, дон Педро ваш отец! — продолжал Тигровая Кошка. — А вот ваша сестра, — и он указал на донну Гермосу со злорадной усмешкой.
   Молодые люди были потрясены. Дон Педро пребывал в нервном шоке и оставался безучастным ко всему происходящему. Он чувствовал, что рассудок покидает его.
   Между тем Тигровая Кошка торжествовал победу. Дон Эстебан, напуганный состоянием дона Педро, счел, что настало время вмешаться.
   — Дон Педро, — громко позвал он и сильно встряхнул его за плечо. — Опомнитесь. Этот негодяй солгал, ваши дети не опорочили вас. Я все время находился с ними в Воладеро.
   Дон Педро грустно старался уразуметь смысл обращенных к нему слов. В какую-то минуту он повернул голову в сторону дона Фернандо, посмотрел на него и разрыдался.
   — О, это правда! Это правда! Не так ли, Эстебан?
   — Клянусь вам, дон Педро! — внушительно сказал тот.
   — Благодарю! Благодарю! Я знал, что этот негодяй лжет! Дети мои! Дети мои!
   Молодые люди бросились к нему на шею и осыпали его ласками.
   Тигровая Кошка, скрестив руки на груди, снова разразился зловещим хохотом.
   — Они любят друг друга, говорю же тебе, брат. Обвенчай же их!
   — Они имеют право любить друг друга, — прозвучал вдруг громкий голос.
   Все обернулись. В шалаш вошла Мануэла.
   — А! — воскликнула она, бросив насмешливый взгляд на Тигровую Кошку, который сам, не зная почему, испугался ее внезапного появления. — День правосудия настал! Я уже давно жду его. Господь Бог всех рассудит, и для проявления своего могущества он избрал меня.
   Все присутствующие взирали на эту женщину с восторгом и почтением. Она же словно преобразилась. Глаза ее излучали свет. Спокойной и величественной походкой она направилась к асиендеру.
   — Дон Педро, достопочтимый господин мой, — заговорила она с волнением в голосе. — Простите, что я долго заставляла вас страдать, но мною руководил Господь. Он один определял мои поступки. Дон Фернандо сын не ваш, а мой. Вот ваш сын, — добавила она, указывая на дона Эстебана.
   — Он! — вскричали все присутствующие.
   — Это ложь! — взревел Тигровая Кошка.
   — Это правда, — решительно заявила Мануэла. — Ненависть слепа, дон Леонсио! Вы по ошибке похитили не сына вашего брата, а сына бедной кормилицы. Взгляните на дона Эстебана. Все, знавшие его мать, увидят в нем ее черты.
   И в самом деле, он, как две капли воды, был похож на жену дона Педро, но этого никто никогда не замечал.
   — О, вы навсегда останетесь моей матерью! — воскликнул дон Эстебан, нежно обнимая старую женщину.
   — Матушка, — дон Фернандо тоже радостно бросился на шею к ней.
   Дон Педро пришел в себя и испытывал безграничную радость. Тигровая Кошка заревел, как хищный зверь.
   — А! Так вот как! Но не все еще кончено!
   Быстро вытащив из-под платья кинжал, он бросился на дона Педро, который от радости забыл о его присутствии.
   Однако за ним наблюдал один человек. Люсиано потихоньку пробрался в шалаш и стал за спиной разбойника, не спуская с него глаз. Едва тот вскочил с места, как Люсиано вцепился в него мертвой хваткой.
   Как раз в эту минуту ворвался Сапота с ножом в руке, и присутствующие не успели глазом моргнуть, как он вонзил нож по самую рукоятку в горло разбойника.
   — Никогда мой нож не был таким метким. Надеюсь, этим ударом я заслужу прощение за многие другие?
   Тигровая Кошка некоторое время продолжал стоять, раскачиваясь из стороны в сторону подобно дубу, наполовину вырванному из земли. Глаза его еще пылали злобой, но уже начали заволакиваться мутной пеленой. Он хотел что-то сказать, но рот его исказила судорога, и черная кровь фонтаном забила из горла. Он рухнул на землю, его тело несколько раз еще судорожно дернулось и беспомощно застыло на месте.
   Он был мертв, но на лице его, искаженном предсмертными муками, все еще сохранилось выражение жестокой ненависти, которая пережила его.
   — Правосудие свершилось, — сказала Мануэла твердым голосом. — Бог покарал его!
   — Помолимся Всевышнему! — сказал дон Педро, опускаясь на колени возле трупа.
   Присутствующие последовали его примеру. Сапоте с сознанием исполненного долга почел за лучшее исчезнуть, не преминув при этом взглядом попрощаться с Лючиано, ответившим ему благодарной улыбкой.