Появился господин Гурсо; капитан Гишар сказал ему несколько слов по-провансальски; этого языка, к своему несчастью, мексиканцы не понимали.
   — Извините, капитан, — сказал дон Ремиго, маленький толстяк с прыщеватым лицом, — мне кажется, что мы не понимаем друг друга.
   — Что это значит, милостивый государь? — спросил у него марселец, спокойно свертывая свою карту.
   — Потому что, по-видимому, — продолжал управляющий, — вы принимаете нас за друзей, которые делают вам визит.
   — Не враги ли вы?.. — ответил насмешливо капитан.
   Юнга принес стаканы и бутылки. Француз спокойно налил стаканы.
   — Рекомендую вам эту водку, господа, — сказал он. — Это настоящий старый коньяк. Имею честь пить за ваше здоровье.
   — Приступим к делу, милостивый государь, — сказал капитан Ортега, отталкивая стакан, который ему подавал марселец, — мы прибыли к вам не для обмена комплиментов.
   — А зачем же вы пожаловали сюда, господа? — ответил капитан, гордо выпрямляясь.
   — Мы прибыли сюда для осмотра вашего корабля.
   — Для осмотра моего корабля! — возразил со смехом марселец. — Ну полно шутить, господа, лучше выпьем.
   — Капитан Гишар, — сказал мексиканский офицер гордо, — напрасно вы стараетесь провести нас: вы контрабандист, даже в эту ночь вы не только получили контрабандный товар, но и свезли его.
   — Вы так полагаете, командующий? — спросил он насмешливо.
   — Мы получили достоверные сведения; вам нечего более притворяться, контрабандная шлюпка, с которой экипаж и теперь еще на вашем борту, пришвартована к корме; это поличное.
   Капитан Гишар для успокоения себя попивал из стакана коньяк.
   — Вы напрасно отказались от этой водки, честное слово, она превосходная.
   Мексиканский офицер гневно топнул ногой.
   — О!.. — воскликнул он, сжимая кулаки. — Вы просто насмехаетесь над нами.
   — Пардье, — ответил капитан, — долго же вы этого не замечали.
   Ответ был жесток. Капитан Ортега проглотил его и побледнел от бешенства.
   — Капитан! — крикнул он, хватаясь за свою шпагу. — Я объявляю ваш корабль военнопленным.
   — Каково!.. — сказал капитан, не переставая смеяться. — Так ex abrupto, без предварения вы берете меня в плен?
   — Да, милостивый государь, — ответил командующий с трагическим жестом.
   — Боже мой! Какие забияки эти мексиканцы! — сказал капитан, пожимая плечами с состраданием. — Знаете ли вы, кто теперь в плену, почтенный командир? Это вы и этот господин! Вы как глупцы — глупо бросились в расставленные мною сети. Разве вы не знаете, что между Францией и Мексикой возгорелась война? Здесь нет более контрабандистов; вы находитесь на французском судне, капитан которого не только вас берет в плен, но и через четверть часа овладеет вашим бригом. Ежели за это время ваш бриг не сдастся, вы будете повешены, господа, клянусь вам честью. Ко мне все остальные!
   Дверь в каюту немедленно отворилась, и не успели еще мексиканские офицеры осмотреться, как они были обезоружены и выведены на палубу.
   «Целомудренная Сусанна» была под парусами, она далеко оставила уже за собой мексиканский бриг, все еще лежавший в дрейфе, экипаж которого был весьма изумлен странным маневром французского судна.
   Мексиканская лодка, швартов которой нечаянно развязался, тащилась на буксире за бригом.
   Капитан Ортега тотчас же понял, в каком неприятном положении оказался он.
   Что же касается до дона Ремиго Вальдеца, не очень храброго от природы, то он считал уже себя почти что повешенным.
   Капитан Ортега держался лучше и не обнаруживал своего испуга, а только размышлял о том, чем разрешится его ошибка.
   Мы должны пояснить в нескольких словах, как капитан Ортега отважился отправиться таким образом на борт судна и отдаться в руки человека, характер которого он прекрасно знал.
   Тайну экспедиции контрабандистов продал, конечно, за деньги дону Ремиго Вальдецу перебежчик.
   Управляющий таможнями тотчас же условился с капитаном Ортегой, чтобы не только захватить товар, свезенный на французское судно, товар на громадную сумму, но и овладеть бригом, чтобы этим освободить мексиканские берега от отважного контрабандиста, который долгое время эксплуатировал их.
   Вследствие этого была устроена засада в то время, когда французы производили перевозку, и именно в то самое время, когда их лодка подходила к берегу, она внезапно была окружена таможенными и весь экипаж был взят в плен без выстрела, потому что атака была произведена быстро и французы, застигнутые врасплох, не успели взяться за оружие.
   По условиям, заключенным между ним и его поручителями, капитан Гишар принял на себя ответственность за целость товаров, которые он должен был провезти тайно. Потеря товара означала для капитана Гишара разорение; кроме того, надо сказать, что у таможенников было пятнадцать человек аманатов, которые обеспечивали жизнь капитана Ортега и дона Ремиго Вальдеца в случае, ежели бы капитан Гишар не согласился сдать свой бриг и задумал задержать на нем мексиканских офицеров.
   Итак, меры предосторожности прекрасно были приняты командующим, и как ни отважна была та выходка, которую он сделал, но в ней не было ничего необыкновенного.
   С другой стороны, несмотря на выказываемое спокойствие, капитан Гишар совершенно не был так покоен на счет своей лодки и бывшего на нем груза; поэтому, притворяясь тем, что он был готов дать отпор, он решился не доводить дела до крайности.
   Следовательно, положение мексиканских офицеров не было так отчаянно, следовало только поступать осмотрительно.
   А между тем, по правде, ежели бы капитан Ортега знал, что ему придется ведаться с таким отважным человеком, каким был храбрый марселец, то он не рискнул бы так необдуманно отправиться к нему на борт.
   — Все наверх! — скомандовал капитан Гишар. — Мы переменим галс. Господин Гурсо, прикажите приготовить два швартова.
   При этой команде, произнесенной с такой холодностью, по пленным пробежала дрожь. Эти снасти очевидно предназначались для того, чтобы отправить их в вечность.
   Капитан Ортега сделал несколько шагов для того, чтобы подойти к марсельцу.
   — Вы хотите переменить галс, капитан? — сказал он ему вкрадчиво.
   — Да, — возразил тот насмешливо, — разве это беспокоит вас?
   — Нисколько, капитан.
   — Мне хотелось бы подойти к вашему бригу, который слишком отстал позади, хотя он наконец решился следовать за нами.
   — Как вам угодно, капитан; но только прежде чем вы прикажете этот маневр, мне хотелось бы сказать вам несколько слов.
   — Я согласен, любезный господин, говорите, я слушаю вас.
   — Извините, но мне кажется, что нам было бы удобнее в вашей каюте, чем здесь.
   — О, не хотите ли вы исповедаться? — спросил он и громко захохотал.
   От этой грубой шутки по телу бедного управляющего пробежала нервная дрожь; офицер же не смутился.
   — Может быть, — ответил он с хитрой улыбкой.
   Капитан, казалось, раздумывал.
   — Пойдемте, — сказал он наконец.
   И сошедши со шканцев, он направился к своей каюте, куда за ним последовали его пленные.
   — Садитесь, и поговорим, — продолжал он, затворяя дверь. — Что хотите вы сказать мне?
   — Я хочу сделать вам предложение, капитан, — ответил ему мексиканец.
   — Хо, хо!.. — произнес капитан. — Предложение; оно должно быть очень выгодным, чтобы я принял его. Но все равно, расскажите; ничто так не усиливает жажду, как разговор; согласны ли вы с этим мнением?
   — Вполне, — ответил офицер, подавая свой стакан, который француз налил до края.
   — Теперь рассказывайте, я слушаю вас, — сказал капитан.
   — Сеньор Гишар, — продолжал мексиканец, — прежде всего позвольте мне искренно извиниться перед вами. Я не знал вас; теперь я вижу, что вы, действительно, храбрый и отважный капитан.
   — Да, да, — ответил тот, улыбаясь, — я пользуюсь этой репутацией на берегу; но продолжайте, пожалуйста, и прямо к делу.
   — Дело вот в чем: какой выкуп требуете вы за возвращение нам свободы? — произнес он отчетливо.
   — Гм! — произнес капитан, почесав за ухом. — Сознаюсь вам, что я не вижу никакой надобности возвращать вам свободу; так как вы в моих руках, то я предпочитаю оставить вас у себя; вы меня сильно мучили в последнее время, любезный господин.
   — Боже мой, это потому, что мы не были знакомы, вот и все; не понимали друг друга, знаете ли вы…
   — Знаю, знаю, — перебил он, — но почему же вы желаете изменить настоящее положение?
   — Это не я, — с живостью произнес офицер.
   — Но тут и вы участвовали; между тем, мне кажется, что десять процентов, которые я предлагал вам, составляли порядочную сумму, и вам следовало бы принять ее.
   — Конечно, это было бы прекрасно; дон Ремиго сказал мне только о пяти, и вы согласитесь со мною…
   — О, дон Ремиго! — воскликнул капитан. — Так вы, таким образом, обманываете вашего товарища!
   — Но… — пролепетал управляющий.
   — Молчите, милостивый государь, — сказал грубо офицер, — вы поступили бесчестно!
   Бедный управляющий склонил покорно голову перед гневным взором офицера. Офицер продолжал:
   — Ну, постараемся понять друг друга; я возвращу вам людей ваших и ваши товары, которые я захватил.
   — Вот как! — произнес капитан, с гневом закусывая губы. — Вы захватили мою лодку?
   — Боже мой, да, — сказал он просто.
   — Далее? — продолжал капитан.
   — Как далее? — воскликнул он с притворным удивлением.
   — Да, этот выкуп я нахожу довольно скудным вместе с бригом вашим.
   — Но он еще не взят.
   — Нет, но его возьмут через час.
   Эти слова были произнесены жестким и до того сухим голосом, который не допускал комментарий. Капитан встал.
   — Допустим, что вы возьмете бриг, — продолжал офицер.
   — Я непременно возьму его, — сказал он отчетливо.
   — Хорошо. Вы возьмете его, и что же вы сделаете с ним?
   — Слушайте, — сказал капитан, садясь опять, — о делах надо говорить серьезно, не правда ли? Я не более как негоциант, и для меня желательнее всего заключить с вами условие: мои условия будут не тяжелы; вы можете согласиться или не согласиться на них, это ваше дело.
   — Ну расскажите их, — сказали оба пленника с некоторой надеждой.
   — Вот они: во-первых, вы возвратите мне мою лодку, моих людей и мой товар.
   — Хорошо, — сказали они.
   — В этот раз товары будут перевезены сухим путем франко.
   — Принимаем.
   — Всякий раз, когда я буду нагружать или разгружать товары на этом берегу, я буду платить вам постоянную пошлину по семи процентов на вас обоих.
   — Вы обещали десять.
   — Может быть, но теперь более семи я не дам.
   — Хорошо; мы принимаем.
   — Вот бумага, перья, чернила; вы сейчас же составите мне двойной контракт, в котором должны быть упомянуты все условия и который будет подписан обоими вами.
   — К чему этот письменный контракт?
   — Для того чтобы вас повесили, ежели вы вздумаете обмануть меня, — сказал он грубо.
   — Боже, что за мысль! — воскликнули они.
   — Принимаете ли вы?
   — Хорошо, пишите.
   Они тотчас же приступили к делу; когда они окончили, капитан внимательно прочел контракт, тщательно обдумал каждое выражение, потом он сложил оба контракта и положил их к себе в карман.
   — Все ли? — спросил капитан Ортега.
   — Нет еще, — возразил он, — я хочу узнать еще имя того человека, который изменил нам.
   — Это относится к дону Ремиго.
   — Он называется дон Стефано Лобо, — сказал глухо управляющий.
   — Благодарю вас, господа, вы свободны, то есть то, что вас сейчас же свезут на берег и вы сдадите мою лодку доверенному от меня человеку, который отправится с вами.
   — А кто же отправится с нами? — спросил офицер.
   — Вы узнаете его, — ответил лукаво капитан, дернув за сонетку, — это дон Маркос.
   Капитан Ортега побледнел как полотно; он вынужден был опереться о перегородку каюты, для того чтобы не упасть навзничь, но, тотчас оправившись, сказал глухим голосом:
   — Хорошо.
   Вошел господин Гурсо.
   — Возвратите им их шпаги; они свободны. Спустите лодку мексиканцев и свезите их на берег. Господа, я оставлю вас на некоторое время.
   Он вышел из каюты и приказал юнге позвать дона Маркоса.
   Тот тотчас же явился.
   Капитан передал ему в нескольких словах все, что происходило в каюте, и передал ему двойной контракт.
   — Вот вам пропускная, — добавил он, — действуйте как вам заблагорассудится. Я сделал все, что от меня зависело, остальное относится к вашей компетентности.
   — Благодарю вас от души, — произнес дон Маркос, — благодарю; вы дарите мне теперь более чем жизнь, это мщение.
   — Будьте благоразумны, мой друг, не забывайте того, что меня не будет с вами для того, чтобы помочь вам.
   Дон Маркос отвел его в сторону, и они беседовали несколько минут с воодушевлением.
   — Хорошо, — сказал наконец капитан Гишар, — так как вы требуете этого.
   — Я вас прошу, мой друг, — ответил дон Маркос.
   — Это дело решенное.
   — Капитан, — сказал, приближаясь, господин Гурсо, — все готово.
   — Поднимитесь на мачту и подайте сигнал, чтобы лодка брига подошла; вы, мой друг, — добавил он, обращаясь к дону Маркосу, — сойдите в вашу лодку, и до свидания; через час я пришлю к вам моих экс-пленников. Хе! Хе!.. — произнес он, потирая руки. — Мне кажется, что теперь они в наших руках.
   И, вновь пожав руку своего друга, он возвратился в каюту.
   — Господа, — сказал он, обращаясь к мексиканцам, — ежели вы хотите съехать на берег, то вас ожидают.
   — Хорошо, любезный капитан, мы готовы, — ответил командир.
   — Я приказал спустить вашу лодку; я предполагал, что вы дадите некоторые поручения вашему экипажу.
   — Благодарю вас, капитан; мне, действительно, нужно отдать некоторые приказания.
   Разговаривая, они вышли на палубу. Капитан наклонился над бортом.
   — Вот и лодка спущена, — сказал он, — господин Гурсо, позовите патрона, командир желает переговорить с ним.
   Капитан Ортега закусил себе губы, сознавая, что его намерения угадали, он поневоле вынужден был действовать откровенно; казалось, что марселец угадывал сокровеннейшие его мысли.
   По знаку господина Гурсо патрон взошел на палубу.
   — Лопец, — сказал ему его командир, — возвратитесь на бриг, дело, не терпящее отлагательства, вынуждает меня отправиться на берег; капитан Гишар дает мне лодку, и поэтому вы мне не нужны более. Скажите лейтенанту, чтобы он возвратился на Сигвантанейоский рейд; он может прибыть туда в два часа; сегодня вечером, на закате солнца, съезжайте ко мне на берег, поняли ли вы меня?
   — Понял, командир, — отвечал патрон.
   — Прекрасно! Вы можете отправиться.
   Патрон поклонился и сошел в лодку, которая тотчас же отчалила и направилась к «Искуплению».
   — Теперь, мой любезный командир, — сказал капитан, — не потрудитесь ли вы и управляющий таможней перейти на правую сторону, там вас ожидает лодка.
   — Прощайте, капитан, я никогда не забуду вашего очаровательного гостеприимства, — сказал мексиканский офицер с горькой улыбкой.
   — До свидания и без злобы, мой любезный командир; я надеюсь, что отныне между нами не произойдет никакого недоразумения и мы постоянно будем находиться в хороших отношениях.
   Простившись так насмешливо, эти трое людей расстались.
   Оба офицера сошли в лодку контрабандиста, которая оттолкнулась и поплыла на веслах к земле.
   Бриг поставил свои паруса, выплыл в открытое море и вскоре виделся только как точка, почти незаметная на горизонте.
   Дон Ремиго Вальдец и капитан Ортега молчаливо сидели на корме лодки; во все время переезда, в продолжение более трех часов, они не произнесли ни одного слова.
   Контрабандисты пели и гребли дружно.

Глава VIII
Визит

   Марцелия невидимо присутствовала при отъезде дона Маркоса и дона Альбино в их ночную экспедицию: бедная девушка была сильно испугана при виде того, как обожаемый ею человек помчался во мраке вместе с человеком, к которому она питала инстинктивное отвращение и которого она, — несмотря на заботы, которыми он окружал ее, и почтительную и преданную дружбу, которую он не переставал свидетельствовать, — почитала врагом тем более опасным, что он прикрывал ненависть, которую она предполагала в нем к себе, самой очаровательной наружностью.
   Когда дон Маркос оставался с ней в доме, когда его глаза устремлялись на ее бледное и прекрасное лицо, когда она слышала его голос, произносивший серьезные и симпатичные речи, она чувствовала, что в ее душу проскальзывало сомнение; она начинала задумываться о том, мог ли этот человек столь благородной наружности, с такими честными манерами, поведение которого в отношении к ней самой никогда не изменялось и который, наконец, заменил ей отца и воспитал ее с таким самоотвержением и такой истинной нежностью, быть действительным убийцей ее отца и не был ли он, напротив, невинной жертвой низкой клеветы.
   Но как только она оставалась одна, как только она переставала подчиняться его неотразимому влиянию, которое на нее производил этот странный человек, она чувствовала, как возвращались к ней все ее подозрения и как сомнения овладевали ею сильнее прежнего; она не забывала, что первые рассказы об этой ужасной катастрофе она слышала от преданного друга ее несчастного отца, который, рассказывая ей об этом, не имел другой цели, как только предостеречь ее; тогда дон Маркос пугал ее, и она молила Бога об освобождении от этого чудовища, жертвою которого она почитала себя.
   Молодая девушка провела всю эту ночь в лихорадочной бессоннице, во время которой ей представлялись фантомы и зловещие видения; она слушала с нервными содроганиями печальные завывания ветра в ветвях дерев и глухой рокот моря.
   Едва скользнули первые лучи восходящего солнца, как она встала с постели и грустно и задумчиво остановилась у окна своей комнаты, предоставляя свои густые и роскошные волосы на произвол утреннего ветерка и с удовольствием вдыхала в себя морской воздух.
   Между тем время уходило, а Марцелия не замечала возвращения тех, или, скорее, того, кого она поджидала; ее беспокойство все более и более возрастало; ее сердце сжималось под тяжестью необъяснимой тоски: у нее было предчувствие о каком-то несчастье.
   Она безучастно смотрела на море, по которому скользило множество пирог, нагруженных людьми, занимающимися ловлей жемчуга, которые удалялись, распевая веселые песни, едва слышно долетавшие до ее слуха на крыльях ветерка.
   Вдруг она вздрогнула, и ее взор устремился в тот пункт горизонта, где показался корабль.
   — «Искупление», — шепнула она.
   Корабль медленно вошел в порт, бросил якорь и убрал свои паруса.
   — Мне необходимо видеться с капитаном, — сказала она. — Памятью моей матери я умолю его наконец объясниться!
   В это самое время невдалеке раздался галоп нескольких лошадей. Линдо весело залаял, и один из индейских пеонов постучался в дверь комнаты молодой девушки.
   — Нинья! Нинья! — закричал он. — Идите скорее, вот он.
   — Кто? — спросила она, спеша отворить.
   — Капитан, — ответил пеон.
   Она выбежала в первую залу.
   — Капитан Ортега! — вскрикнула она. — Где он?
   — Это, действительно, капитан, милая барышня, — сказал кавалерист, который в это же время вошел, — но не тот, которого вы ожидали.
   — Капитан Гишар! — сказала она с изумлением.
   — Действительно, так, — весело отвечал марселец, лаская собаку. — Здравствуйте, сеньорита, как вы поживаете? Представляю вам господина Гурсо, моего лейтенанта, человека почтенного, у которого есть только один недостаток — он всегда томится жаждой; сознаюсь вам, что в настоящем случае меня так же, как и его, томит жажда.
   — Добрый капитан Гишар, — притворно-любезно произнесла молодая девушка. — Я очень рада, и мне приятно видеть вас. Милости просим вас и вашего друга. Не хотите ли подкрепиться?
   — Я сознаюсь вам, сеньорита, что это будет сделано с удовольствием; я пришел издалека и наглотался пыли, не правда ли, господин Гурсо?
   — Это правда, капитан, мы наглотались ее очень много, — ответил лейтенант.
   Молодая девушка деятельно занялась подаванием обоим морякам всего, что им было нужно для утоления жажды; потом, когда она увидала, что они удобно уселись за стол, а налитые стаканы стояли перед ними, она продолжала разговор.
   — Какой счастливый случай привел вас сюда, добрейший капитан? — спросила она у него.
   — Это не случай, сеньорита, — ответил он, подымая свой стакан, — напротив, я нарочно пришел сюда. За ваше здоровье!
   — И за ваше, капитан!
   — Гм! — произнес он, ставя свой стакан. — Этот пюльк хорош; но он не крепок; я смешаю его с рефино, это придаст ему крепость. Кстати, у меня там на дворе семь или восемь из моих моржей; не можете ли вы дать им чего-нибудь подкрепиться?..
   — Им уже дали все необходимое.
   — Благодать Божия! — сказал капитан. — Итак, что вы сказали, сеньорита?
   — Но я ничего не сказала; напротив того, это вы говорили.
   — Правда, я припоминаю.
   — Не видали ли вы в эту ночь дона Маркоса, добрейший капитан?
   — Не более трех часов как я расстался с ним, он даже назначил мне сегодня с ним свидание.
   — Ах! — сказала она. — Вы его видели?
   — Конечно, — сказал он насмешливо, — мы даже долго разговаривали.
   — И… он был один?
   — Как один? Напротив, с ним было двенадцать отчаянных сорванцов.
   — Нет, я хочу сказать: не было ли незнакомца, который сопровождал его?
   — Что касается до этого, то с ним я не видал никого.
   Молодая девушка заметно побледнела.
   — Он, — невозмутимо продолжал капитан, — представил мне только одного из своих друзей, очаровательного молодого человека, который мне очень понравился: мне кажется, его зовут дон Альбино
   — Ах! — сказала молодая девушка, свободнее вздохнув. — Ах! Он был с ним?
   — Ну да! Потому что он привел его с собой; наконец, сеньорита, вы должны узнать мотив моего визита, я прибыл за вами.
   — За мной, капитан? С тем, чтобы отвезти? Но куда? Вы знаете, что я не могу отлучаться во время отсутствия дона Маркоса.
   — В этом-то именно заключается и вся суть дела; вы должны немедленно отправиться к нему.
   — Я должна отправиться к нему? — спросила она с удивлением. — Для чего?
   — Что касается до этого, то сколько бы вы не добивались, сеньорита, ответа я не знаю; но ежели вы согласитесь доставить мне честь и последуете за мной, то я предполагаю, что вы скоро узнаете причину. Дон Маркос всегда поступает осторожно.
   — Далек ли наш путь, капитан?
   — С одно лье; но никак не более полутора лье. Мне назначено свидание с доном Маркосом в шанареле пунты де Кабра; видите, это не более как прогулка. Теперь, ежели доверяете мне и примете мой эскорт, я к вашим услугам.
   Молодая девушка задумалась.
   — Хорошо, — сказала она, — я прошу у вас несколько минут для того, чтобы приготовиться.
   — Приготовьтесь, сеньорита. У нас есть время. Да, слушайте, ведь вы вспоминали капитана Ортегу? Вероятно, вы увидите также и его.
   Молодая девушка вопросительно взглянула на него; но он притворился, что не заметил это.
   — Идите, — сказал он, — сеньорита; господин Гурсо и я выпьем в ожидании вас.
   Донна Марцелия, задумавшись, вышла из залы. Капитан и лейтенант спокойно продолжали серьезную атаку на стоявшие перед ними бутылки.
   Едва прошло четверть часа, как появилась молодая девушка. Она была готова; оба моряка воспользовались этой четвертью часа и опорожнили бутылки.
   — Едем же!.. — сказал капитан. И они вышли.
   По знаку марсельца дюжина матросов, которых он привел с собой, сели на лошадей; все эти моряки были вооружены.
   Линдо вышел вместе со своей госпожой; когда он увидел, что она села на приготовленную для нее лошадь, он начал весело визжать и прыгать вокруг лошади, становился на задние лапы, ласкаясь к своей госпоже.
   Она хотела заставить его воротиться домой.
   — Ба! — сказал капитан. — Возьмите с собою эту добрую собаку; зачем ее запирать? Посмотрите, как ей хочется бежать за вами.
   — Ну, я согласна. Поедем, Линдо, и будь умен! — сказала донна Марцелия.
   Собака радостно зарычала и пустилась как стрела; всадники помчались галопом.

Глава IX
Линдо

   Лодка контрабандистов, быстро гонимая двенадцатью гребцами, около половины девятого часов утра подошла к берегу и пристала с наветренной стороны мыса, довольно выдавшегося в море и называемого ля пунта де Кабра, в небольшой песчаной бухте, в которой уже другая лодка была вытащена на берег.
   Эта лодка была с «Целомудренной Сусанны». Мачты и весла были вынуты и валялись на песке; несколько таможенных часовых тщательно охраняли ее.
   Неподалеку в стороне группа моряков и контрабандистов, состоявших из тридцати человек, сидели кружком на песке; они курили и весело разговаривали между собой, по-видимому не обращая внимания на таможенных, пятьдесят человек которых наблюдали за ними под командой офицера, которого легко можно было узнать по золотому шитью и по шляпе, обложенной галуном, с плюмажем.
   Дюжина мулов, привязанных к кольям, стояла с нагнутыми головами над множеством кип, разложенных с некоторой симметрией и тщательно охраняемых двумя часовыми.
   Неожиданное прибытие контрабандной лодки произвело некоторое волнение между различными группами, о которых мы уже говорили, и подало повод ко множеству комментариев.