— О! Все очень просто. Ты видишь эти две пружины, не правда ли?
— Прекрасно вижу.
— Правая гораздо заметнее, тогда как левая едва видна!
— Правда.
— Эта правая пружина — секретный страж невидимого входа в подземелье, который скрывается за этой стеной. Но горе тому любопытному или шпиону, который, заметив ее, пожелает воспользоваться ею: он надавливает на нее пальцем — трах, и вдруг распрямится невидимая пружина, земля под ним провалится, и он исчезнет навеки в ловушке или же, что еще вероятнее, камень, помещенный как бы для равновесия на гранитном пьедестале, сам собой отодвинется и убьет его наповал. Понял?
— Отлично. Это же просто гениально!
— Очень даже гениально, действительно! Но рядом с этой пружиной — вторая, с левой стороны, которую, кроме нас, никто бы не заметил. Если на эту пружину слегка надавить пальцем, она откроет невидимую дверь. Не более как час тому назад ею пользовались, но тот, кто ее надавливал, забыл предварительно вымыть руки, а потому и запачкал ее никотином, правда совсем немного, но достаточно для того, чтобы я заметил.
— Все это в высшей степени логично; кроме того, ты забываешь…
— Что такое?
— Наставление Лукаса Мендеса: левая сторона — хороша, так как находится со стороны сердца.
— Ах да! Ведь ты прав; он все предвидел, и все пока происходит так, как он сказал. Слава Богу! Я нажимаю!
— Что ж, нажимай!
Дон Торрибио надавил на пружину; часть стены тотчас же повернулась и открыла вход в подземелье.
— А-а! Теперь они в наших руках! — вскричал Пепе Ортис.
— Клянусь честью, и я начинаю убеждаться в этом! Иди за мной.
Они решительно вступили в подземелье, и стена сама закрылась за ними.
ГЛАВА III. В которой дон Торрибио и Пепе Ортис продолжают свои поиски
— Прекрасно вижу.
— Правая гораздо заметнее, тогда как левая едва видна!
— Правда.
— Эта правая пружина — секретный страж невидимого входа в подземелье, который скрывается за этой стеной. Но горе тому любопытному или шпиону, который, заметив ее, пожелает воспользоваться ею: он надавливает на нее пальцем — трах, и вдруг распрямится невидимая пружина, земля под ним провалится, и он исчезнет навеки в ловушке или же, что еще вероятнее, камень, помещенный как бы для равновесия на гранитном пьедестале, сам собой отодвинется и убьет его наповал. Понял?
— Отлично. Это же просто гениально!
— Очень даже гениально, действительно! Но рядом с этой пружиной — вторая, с левой стороны, которую, кроме нас, никто бы не заметил. Если на эту пружину слегка надавить пальцем, она откроет невидимую дверь. Не более как час тому назад ею пользовались, но тот, кто ее надавливал, забыл предварительно вымыть руки, а потому и запачкал ее никотином, правда совсем немного, но достаточно для того, чтобы я заметил.
— Все это в высшей степени логично; кроме того, ты забываешь…
— Что такое?
— Наставление Лукаса Мендеса: левая сторона — хороша, так как находится со стороны сердца.
— Ах да! Ведь ты прав; он все предвидел, и все пока происходит так, как он сказал. Слава Богу! Я нажимаю!
— Что ж, нажимай!
Дон Торрибио надавил на пружину; часть стены тотчас же повернулась и открыла вход в подземелье.
— А-а! Теперь они в наших руках! — вскричал Пепе Ортис.
— Клянусь честью, и я начинаю убеждаться в этом! Иди за мной.
Они решительно вступили в подземелье, и стена сама закрылась за ними.
ГЛАВА III. В которой дон Торрибио и Пепе Ортис продолжают свои поиски
Лишь только стена приняла свое прежнее положение, Пепе Ортис хотел податься вперед, но дон Торрибио остановил его, прошептав:
— Остерегайся!
— Хм! Чего же остерегаться?
— Пока что все, что мы сделали, — ничто в сравнении с тем, что нам сейчас предстоит.
— Я не понимаю тебя.
— Выслушай, тогда поймешь.
— Да, верно, я просто дурак, что вечно спешу!
— Вот именно. Посмотри-ка на землю, на ней ясно видны следы лошадиных ног, наши враги, следовательно, не сходили с седел.
— Да, ты прав.
—Я сразу заметил это, а потому и сказал тебе «остерегайся». Это подземелье после множества поворотов должно иметь выход не внутри асиенды, а снаружи ее — в дом не въезжают на лошадях. Я думаю, что подземелье наверняка выходит на площадку, шагах в ста от асиенды. Мы имеем дело с людьми осторожными; нам предстоит преодолеть еще немало препятствий, прежде чем мы доберемся до этого таинственного жилища. Для этого, очень может быть, требуется какое-нибудь особенное действие или условный знак, которого мы не можем знать. Если мы будем руководствоваться намеренно оставленными следами, то можем очутиться в западне, и тогда все потеряно. Теперь ты понимаешь меня, брат?
— Думаю, что понимаю; но что же нам делать? Мы и без того находимся в безвыходном положении!
— Очень возможно. Для меня очевидно, что в этом подземелье несколько секретных ходов, в противном случае его устройство было бы нелепым. Наверное, отсюда можно попасть и в сам дом, и в потайные комнаты. Только надо отыскать эти ходы.
— Да, если допустить, что они существуют, хотя, после всего, и это возможно!
— Не возможно, а точно, говорю тебе!
— Хорошо, но как их открыть?
— Это быть может не так трудно, как ты полагаешь; только надо быть терпеливым и обладать хорошим зрением.
— Вряд ли наши поиски увенчаются успехом!
— Ба-а! Попробуем.
— Обязательно попробуем! Я готов. С чего начнем?
— Давно бы так! Слушай меня внимательно и постарайся как следует уяснить то, что я тебе сейчас скажу. Мы изучим этот след дюйм за дюйм, линия за линией, если нужно. Мы ведь сняли следы всадников, которых преследуем?
— Да, все до единого!
— Прекрасно; теперь мы должны попробовать найти среди всех этих следов и даже под ними такой, которого мы не знаем: если мы найдем его, то половина дела сделана, так как этот самый след, как бы незначителен он ни был, прямо укажет нам на один из секретных ходов.
— А ведь это правда! — вскричал Пепе Ортис, хлопнув себя по лбу. — Так вот почему ты остановил меня!
— А-а! Теперь ты понимаешь! Суть не в том, чтобы не терять следа, как это делают все лесные охотники, надо еще уметь уловить его, что доступно только искателям следов в пампасах. Для нас это пустячное дело, если мы хорошенько возьмемся за него. Разделим этот кусок земли и примемся за работу.
— За работу, так за работу. Да, брат, ты всегда будешь моим властелином.
— Нет, ты стоишь не меньше меня, но ты любишь спешить, не размышляя. Отсюда твоя кажущаяся несостоятельность. Зажги для меня вторую лучину.
Пепе Ортис исполнил приказание, после чего оба искателя следов приступили к работе.
Началось нечто непонятное, невообразимое. Молодые люди, согнувшись почти вдвое, рассматривали каждую крупинку песка, изрытого ногами лошадей и их хозяевами; с сосредоточенным взглядом и сдвинутыми бровями они внимательно разглядывали каждую неровность земли и различали в ней такие подробности, какие для постороннего глаза остались бы незаметны, даже если бы их рассматривали в сильную лупу.
Это странное исследование продолжалось приблизительно минут двадцать—двадцать пять. Потом вдруг, точно сговорившись, они оба разом выпрямились и, приложив одновременно руки к стене, проговорили в один голос: «Здесь!» — после чего оба вздохнули с облегчением.
Они не ошиблись: их розыски действительно не остались бесплодными.
Они прошли около двух третей всего подземелья и остановились у правой стены.
Как раз между ними, на высоте четырех с половиной футов, виднелось на пожелтевшей стене пятнышко величиной с горошину. Его едва можно было различить на мраморе среди массы черных точек, которые каменщики называют обыкновенными слизняками.
Но наших искателей следов провести было трудно. Благодаря своему изумительному зрению они заметили это пятно, каким образом — невозможно ответить, но после непрерывных и тщательных поисков их взгляды как по волшебству остановились на стене, и слизняк был обнаружен ими.
Этот невероятный факт только убедил молодых людей в том,что они идут прямо к цели; они даже удивились бы, если бы результат был иным — так они были уверены в нем. Не могла же их работа пропасть даром!
Первым делом они замели свои следы, оставленные на том участке земли, который исследовали, затем возвратились к прежнему месту.
Дон Торрибио сильно надавил на пятно; оно углубилось в стену, и кусок скалы тотчас повернулся вокруг себя и открыл .вход в длинную и узкую галерею с довольно крутым спуском. Молодые люди вошли туда, закрыли за собой вход и смело двинулись вперед по галерее.
Миновав несколько секретных проходов, которые они открыли без всякого труда благодаря свойственной им проницательности, они убедились, что находятся уже внутри асиенды и проходят по ее коридорам, которые соприкасаются с апартаментами.
Сначала они не обращали внимания на некоторые галереи и тайные проходы, попадавшиеся на их пути, чтобы не отвлекаться от тех следов, которые они нашли в первом подземелье и которые они не выпускали из виду.
Эти следы заинтриговали или, вернее, сильно обеспокоили дона Торрибио. Кто их оставил? Кто этот человек, которому так хорошо были известны все ходы и выходы этого таинственного жилища? Друг это или недруг? Вот что необходимо было выяснить как можно скорее, какой бы то ни было ценой, хотя бы ради этого пришлось проблуждать целую ночь в этом громадном подземелье.
Для достижения цели ему нужно было действовать крайне осторожно и на свободе, не опасаясь шпионов и изменников, а человек, которого он преследовал, был, по всей вероятности, или тем, или другим. Вдобавок, ему закрадывалась в голову мысль, что этот незнакомец обладал неким мощным оружием, которым он еще не успел воспользоваться. По какой причине такая небрежность? Несомненно, он не является обитателем асиенды, даже не временный ее жилец. Какая же у него цель жить так скрытно, следить за всем, что творится вокруг и быть невидимым свидетелем общественной и частной жизни владельцев и гостей асиенды?
Может быть, это неизвестный бандит, узнавший случайно всю тайну и хранящий ее, чтобы в один прекрасный день воспользоваться ее с целью одному завладеть несметными сокровищами, накопленными в течение целых веков в этом таинственном жилище?
Но если это так, то каким образом дон Мануэль и его сообщники, которые так тщательно охраняли свою берлогу, не проведали о намерениях этого человека?
Каковы бы ни были его осторожность и ловкость, во всяком случае, ему нелегко было бы остаться незамеченным среди всех шпионов, спрятанных в окрестностях асиенды и постоянно за всем следящих.
Но все эти предположения и еще многие другие не удовлетворяли дона Торрибио. Для него тут была какая-то тайна, над которой он ломал голову; и чем более она казалось ему непроницаемой, тем больше он чувствовал необходимость разгадать ее как можно скорее. Невозможно добиться успеха, когда не хватает уверенности в своих действиях; можно наделать массу непоправимых ошибок, если чувствуешь, что над тобой тяготеет неведомая сила, которая ежеминутно может воздвигнуть непредвиденные и непреодолимые препятствия.
Было два часа утра, а молодые люди все еще колесили по коридорам и закоулкам подземелья, и конца этому лабиринту не предвиделось; они только что повернули за угол длинного коридора, как вдруг перед ними показался, в двадцати шагах, довольно яркий свет, выходящий из полуотворенной двери и образующий на земле красную полоску.
Они остановились и затушили свои лучины.
— Хм! — произнес Пепе Ортис. — Что это значит?
— Надо посмотреть! — ответил Торрибио в раздумье.
— Хорошо! Я пойду туда.
И он схватился за пистолет, висевший у него на кушаке.
— Ты с ума сошел! — воскликнул дон Торрибио. — Ведь нас могут придушить, попробуй только выстрелить, cuerpo de Cristo!
— Да, правда, шум выдаст нас.
Пепе медленно вложил пистолет на прежнее место, а взамен его вытащил топор.
— Так-то лучше! — сказал он, делая шаг вперед. Но дон Торрибио удержал его за руку.
— Ты что? — спросил его Пепе.
— Ничего, только хочу попытать счастья! — сказал решительно молодой человек.
— Ты, ты хочешь, брат…
— Не только хочу, а сейчас пойду; а ты жди меня здесь.
— Я тебя не пущу! — воскликнул Пепе с жаром.
— Я так хочу, пусти меня. Может быть, тут ничего нет страшного; во всяком случае, я осторожнее и хладнокровнее тебя.
— А если тебя убьют?
— Что же! Ты отомстишь за меня! — отвечал дон Торрибио весело.
— Ты вечно шутишь!
— Потому что ты всегда боишься; а я уверен, что этого вовсе не будет.
— Но…
— Глупый! Да если бы это была ловушка, то дверь не оставили бы открытой, тем более не зажгли бы света. Подумай только: кто бы ни был тот человек, которого мы столько времени преследуем, он, наверное, знает, что мы совсем близко от него; и дверь он открыл нарочно, чтобы предупредить нас, что он нас ждет, вот и все.
— Хм! Все это прекрасно, но…
— А! Ты меня начинаешь бесить; целую четверть часа мы тут придумываем всевозможные ужасы, точно трусы. Разве мы пришли сюда за тем, чтобы отступать? Пусти меня, говорю тебе, все будет хорошо, у меня предчувствие, оно меня редко обманывает, ты это сам знаешь: в этой комнате нас ожидает друг, который и открыл нам дверь.
— Положим, что ты прав, но я в этом не уверен.
— Я буду осторожен, не беспокойся, меня не так-то легко убить, как ты полагаешь; к тому же, тебе отсюда все будет видно, а в случае надобности, ты тотчас же явишься выручать меня.
— Ну хорошо, иди, раз ты этого требуешь так решительно!
— Наконец-то, давно бы так!
— Но при первом же подозрительном звуке…
— Ты вбегаешь. Итак, решено!
— Боюсь я за тебя.
— Ба-а! — пожал он плечами. — Риск — благородное дело.
Пожавший руку Пепе Ортису, молодой человек, который при всей своей храбрости, был очень осторожен, стал подкрадываться на цыпочках к раскрытой комнате, а его молочный брат остался в тени, с двумя пистолетами в руках, готовый ко всему.
Дон Торрибио подвигался очень медленно; но не успел он сделать и пятнадцати шагов, как вдруг дверь освещенной комнаты распахнулась и на пороге показалась тень человека.
Дон Торрибио остановился, машинально схватившись за один из пистолетов, висевших на его кушаке.
— Не бойтесь ничего, дон Торрибио! — произнес голос, показавшийся ему знакомым. — Идите смело вперед; меня, опасаться вам нечего, я друг ваш. Враг не так бы встретил вас!
— Valgame Dios! — воскликнул молодой человек, храбро двинувшись вперед. — Друг вы мне или недруг, но вот я перед вами!
— Я давно ждал вас, а также и вашего слугу, Пепе Ортиса! — возразил радостно незнакомец.
— А! в таком случае, я здесь! — отозвался весело Пепе, очутившись двумя прыжками подле своего брата.
— Добро пожаловать, сеньоры! — вежливо приветствовал их странный собеседник, отодвинувшись на несколько шагов, чтобы пропустить их.
Молодые люди доверчиво переступили порог и вошли в комнату, освещенную фонарем, стоящим на столе.
Они оба воскликнули от изумления, узнав человека, пригласившего их войти.
Это был не кто иной, как Лукас Мендес.
— Тише! Сеньоры, — сказал он, приложив палец ко рту, — будем говорить шепотом, а то нас могут услышать; у нас тут соседи, за этой стеной.
— Вы, здесь, Лукас Мендес! — сказал дон Торрибио, понижая голос.
— Как видите, ваша милость, и готов к вашим услугам.
— Но каким образом все это случилось?
— Разве вы забыли, что я состою на службе у дона Мануэля де Линареса?
— Как же! Но это нисколько не объясняет мне вашего присутствия в этой потайной комнате…
— О существовании которой мой новый хозяин ничего не знает; не так ли, ваша милость?
— Да, действительно.
— Позвольте мне в настоящее время ничего не ответить вам по этому поводу. Пусть вам будет известно только, что в течение многих лет я обладаю секретом тайников этого дома, — сказал он со странной улыбкой — может быть, вы скоро узнаете все, и тогда поймете мотивы моего молчания.
— Хорошо, я буду ждать; но по крайней мере, надеюсь, вы объясните мне, каким образом вы могли здесь ожидать меня?
— Последний раз, когда я виделся с Пепе Ортисом, пришедшим ко мне вместо вас, я передал вам через него вре указания, какие мог, не нарушая своей клятвы, затем, я рассчитывал на ваш ум и ловкость, как искателя следов, ловкость, о которой рассказывают чудеса; и я надеялся, что указав вам путь косвенным образом, насколько это зависело от меня, помогу вам открыть тайну этих подземелий. Как видите, моя надежда оправдалась, за что я благословляю небо. Теперь ничто не препятствует мне дополнить ваше открытие, дав вам все необходимые сведения для дальнейших действий.
— Отлично, я с радостью принимаю их, это мне даст возможность сберечь дорогое время, а вы сами знаете, как я спешу все покончить!
— Не более меня! — проговорил старик прочувствованным голосом.
— Так вот почему я встретил вас здесь?
— Для этого, во первых, ваша милость; а во вторых, потому что ваше присутствие необходимо в собрании главных вождей союза платеадос, происходящем в настоящую минуту.
— Viva Dios! Вот прекрасная идея, Лукас Мендес, друг мой! Где они собрались, эти мексиканские свиньи?
— В столовой, они там ужинают с аппетитом. Они явились сюда не более, как час тому назад; и так как они утомились после длинного пути, то и поспешили сесть за стол. Платеадос еще не начинали разговора о серьезных вещах; вы пришли как раз вовремя.
— Слава Богу! Не будем терять ни минуты! Прошу вас, проведите меня в такое место, откуда я мог бы все слышать!
— Пойдемте, ваша милость; нам нужно для этого сделать всего только несколько шагов.
Он взял фонарь и, дав молодым людям знак следовать за собой, вышел из комнаты, дверь которой осталась открытой.
Пройдя за несколько минут всевозможные проходы, они подошли к двери. Лукас Мендес отворил ее без шума, поставил свой фонарь на землю снаружи и, обратившись к молодым людям, проговорил:
— Ни слова, ни жеста, которые бы выдали наше присутствие в этой комнате: как вам все будет слышно, так же и вас услышат!
— Не бойтесь ничего!
Тогда старик провел их в совсем темную комнату и за руку довел до софы, на которую они и сели, затем он надавил пружину, после чего открылась наверху стены светлая дыра, из которой распространились тепло и запах кушаний, и в то же время послышались голоса так отчетливо, как будто бы собеседники находились в той же комнате, где были спрятаны они сами.
Момент был выбран удачно: дон Бальтасар Турпид, по настоянию дона Мануэля де Линареса, собирался объяснять, по каким мотивам он завязал отношения с доном Порфирио Сандосом и почему он ссудил его тремястами тысячами пиастров. Дон Торрибио не мог попасть более кстати: платеадос развивали при нем весь план своих действий.
С замирающим от радости сердцем, молодой человек слушал о всех перипетиях, столь интересных для него, о кознях, замышляемых доном Бальтасаром и так горячо одобряемых его сообщниками. Заседание длилось долго, но это не могло утомить дона Торрибио; он лихорадочно следил за циничной откровенностью этих бандитов высшего света, хитрость и мошенничества которых вызывали у него невыразимое отвращение, смешанное с инстинктивным и суеверным ужасом.
Когда все шестеро встали из-за стола и распрощались друг с другом, и на асиенде воцарилась тишина, молодой человек остался с минуту недвижим, с головой, опущенной на грудь и в глубоком раздумье, волнуемый разнообразными чувствами. Неужели он действительно слышал этот омерзительный разговор; не было ли это кошмаром?!
Лукас Мендес, конечно, понял, что происходило в душе юноши; не произнося ни слова, он надавил пружину; открылась секретная дверь и перед их глазами показалась столовая в беспорядке, оставленном после ужина.
Дон Торрибио сейчас же встал, заглянул через порог, и, проговорив несколько слов, которые мы привели выше, отскочил назад с неизъяснимым отвращением; секретный вход тотчас закрылся за ним.
— Теперь, Лукас Мендес, — сказал он глухим голосом, — проведите меня в такую комнату, где мы могли бы свободно переговорить, чтобы нас не услышали!
— Пойдемте, ваша милость! — ответил старик, поклонившись.
Несколько минут спустя они вышли в довольно большую комнату, со скромной обстановкой; на столе был приготовлен холодный ужин.
— Здесь вам нечего бояться, ваша милость! — сказал Лукас Мендес.
— Где мы?
— За спальней старого графа, в которой теперь поместился дон Мануэль де Линарес.
— Не здесь ли останавливался дон Порфирио во время своего пребывания на асиенде?
— Здесь, ваша милость!
— В таком случае, тут должен быть скрытый вход.
— Этих ходов имеется не по одному, а по два в каждой комнате асиенды.
— О-о! Какое излишество предосторожностей!
— В ту эпоху, когда дом строился, эти предосторожности были необходимы.
— Мне по этому поводу рассказывали очень любопытную легенду, но я не прочь был бы узнать истину!
— Но вам не мешало бы закусить, ваша милость. А пока вы будете ужинать, я в нескольких словах постараюсь объяснить вам кое-что.
— Согласен, хотя не чувствую особенного аппетита. Разговор этот, на котором я присутствовал, совсем расстроил меня; до сих пор я и не воображал, что возможно существование подобных мерзавцев!
— Человек — самое подлое и в то же время жестокое создание, ваша милость. Он злоупотребляет способностями, полученными им от Бога, чтобы тиранить все окружающее, в угоду своим порокам и страстям.
— Это сущая правда! Садись там, против меня, Пепе, ты, наверное, проголодался.
— Не особенно, друг мой; но, раз вы мне разрешаете…
— Конечно, садись же; мы тут свои люди!
Все сели и принялись за еду. Лукас Мендес прислуживал.
— Дорогой мой Лукас Мендес, — начал дон Торрибио, напуская на себя веселость, — вы для меня ходячая загадка, которую я не могу никак разгадать.
— Меня, ваша милость? — проговорил старик со странной улыбкой.
— Да как же! Как выражаются мои друзья, французы, вы сотканы из одних тайн. К счастью, я не слишком любопытен, а то бы просто иссох из-за вас. Все в вас необыкновенно и странно в высшей степени. Честное слово, я вас не понимаю: вы мне говорите о мести; отлично, я с вами действую заодно. Год спустя случай сталкивает нас здесь. Оказывается, совсем неожиданно, что мы оба охотимся за той же дичью. Вы оставляете меня, чтобы служить или, вернее, мстить человеку, которого я сам преследую. Сегодня вечером я нахожу вас полновластным хозяином тайны, которая никому не доступна; и к довершению всего, невзирая на ваше пламенное желание мести, на ваши сведения, от которых зависит мой успех, вы ничего не объясняя мне, спокойно предоставляете мне самому выпутываться из этого дела.
— Разве вам не лучше обойтись без меня, ваша милость?
— До известной степени, пожалуй; но мы из за этого потеряли драгоценное время!
— Может быть, ваша милость; но есть еще один владетель этой тайны; и он заинтересован не менее моего в этой истории; скажу вам более, он ваш друг, ваш союзник, однако и он вынужден хранить молчание.
— О ком вы говорите?
— Разве вы не знаете дона Порфирио Сандоса?
— А-а! — засмеялся он. — Но уж это кажется колдовством. Берегитесь, Лукас Мендес, я скоро начну думать, что вы дьявол, и буду заклинать вас, мой друг!
— Ваша милость ошиблись бы: я простой смертный и самый преданный ваш слуга.
— Это возможно. Но, однако, странный же вы слуга, я таких еще не встречал. Тем не менее, серьезно, неужели вам не надоело хранить все эти тайны и вы не находите, что теперь настало наконец время все разъяснить?
— Увы, ваша милость, для меня слишком тяжелы все эти тайны. Клянусь вам, что они даже свыше моих сил! Но, к несчастью, разъяснение их зависит не от меня; это случится мало-помалу, само собой, в силу обстоятельств; да вот уже сейчас — разве вы не узнали больше, чем вам было известно месяц тому назад?
— Caray! Еще бы: месяц тому назад я ровно ничего не знал! Но откуда вы сами знаете, что дон Порфирио Сандос отказался открыть мне секрет этой асиенды?
— Я давно знаком с доном Порфирио!
— Вы? Но ведь вы сами же говорили мне, что вот уже двадцать лет…
— И даже больше, как я покинул Мексику; но еще задолго до этого времени я знавал дона Порфирио.
— В таком случае, почему же он не узнал вас?
— Это весьма естественно, ваша милость! Лета и пережитые страдания совсем изменили меня; к тому же, дон Порфирио думал, что меня уже давно нет в живых.
— Все это возможно, — пробормотал дон Торрибио в раздумье, — но еще одно слово: кто вам рассказал об этой асиенде?
— Сам граф, ваша милость; я воспитывался с малых лет в его доме.
— Вы?
— Да, ваша милость, граф меня очень любил. Что же касается того, что вы желали узнать…
— Друг мой, вы отвлекаетесь от сути.
— Нисколько, ваша милость; да разве я не получил вашего согласия?
Дон Торрибио закусил губу.
— Да, правда; больше я не стану расспрашивать вас, раз вам это не нравится. Итак, возвратимся к легенде.
— В ней есть доля правды среди массы лжи. Достоверно то, что эта асиенда была построена тридцать лет спустя после завоевания неким Ксолотлем, принцем Сиболы, с целью уберечь его неисчислимые богатства от алчности испанских авантюристов и в особенности от знаменитого Альваро Нуньеса Кабеса де Вака, первого европейца, осмелившегося вступить в эти края, где скрывались последние мексиканские патриоты. В то время гора эта была не такой, на нее легко можно было подняться с какой угодно стороны. Принц выписал известного испанского архитектора и поручил ему постройку замков наподобие тех, которые создавались в те времена: с двойными и тройными стенами и потайными ходами. Так как принц был несметно богат и имел массу вассалов, то работа продвигалась с неимоверной быстротой. В каких-нибудь два года асиенда была окончена; получилось превосходно, в чем, я думаю, вы сами убедились.
— Действительно, мне кажется, даже в Европе невозможно встретить более законченной и обдуманной постройки!
— Дон Альваро Нуньес Кабеса де Вака пришел к тому же заключению. Во время его месячного пребывания на этой асиенде ему не удалось решительно ничего открыть, хотя, одному Богу известно, насколько этот человек был пронырлив, вследствие своей алчности.
— Но меня удивляет, что архитектор, автор этого чудного творения, не выдавал секрета его.
— Увы, ваша милость, это случилось, быть может, помимо его желания! — сказал Лукас Мендес с насмешливой улыбкой.
— Как же так?
— Этот архитектор привез с собой человек двадцать опытных экспертов, работой которых он руководил при постройке тайных ходов, пружин и прочее. По окончании работ принц щедро наградил их всех.
— Так и следовало!
— Но, к несчастью, ему показалась насмешливой улыбка на губах архитектора, во время клятвы последнего никогда не открывать секретов нового жилища. Принц не сказал ни слова, сделав вид, что ничего не заметил. Он даже обещал ему навьючить на мулов целую груду золота.
— Остерегайся!
— Хм! Чего же остерегаться?
— Пока что все, что мы сделали, — ничто в сравнении с тем, что нам сейчас предстоит.
— Я не понимаю тебя.
— Выслушай, тогда поймешь.
— Да, верно, я просто дурак, что вечно спешу!
— Вот именно. Посмотри-ка на землю, на ней ясно видны следы лошадиных ног, наши враги, следовательно, не сходили с седел.
— Да, ты прав.
—Я сразу заметил это, а потому и сказал тебе «остерегайся». Это подземелье после множества поворотов должно иметь выход не внутри асиенды, а снаружи ее — в дом не въезжают на лошадях. Я думаю, что подземелье наверняка выходит на площадку, шагах в ста от асиенды. Мы имеем дело с людьми осторожными; нам предстоит преодолеть еще немало препятствий, прежде чем мы доберемся до этого таинственного жилища. Для этого, очень может быть, требуется какое-нибудь особенное действие или условный знак, которого мы не можем знать. Если мы будем руководствоваться намеренно оставленными следами, то можем очутиться в западне, и тогда все потеряно. Теперь ты понимаешь меня, брат?
— Думаю, что понимаю; но что же нам делать? Мы и без того находимся в безвыходном положении!
— Очень возможно. Для меня очевидно, что в этом подземелье несколько секретных ходов, в противном случае его устройство было бы нелепым. Наверное, отсюда можно попасть и в сам дом, и в потайные комнаты. Только надо отыскать эти ходы.
— Да, если допустить, что они существуют, хотя, после всего, и это возможно!
— Не возможно, а точно, говорю тебе!
— Хорошо, но как их открыть?
— Это быть может не так трудно, как ты полагаешь; только надо быть терпеливым и обладать хорошим зрением.
— Вряд ли наши поиски увенчаются успехом!
— Ба-а! Попробуем.
— Обязательно попробуем! Я готов. С чего начнем?
— Давно бы так! Слушай меня внимательно и постарайся как следует уяснить то, что я тебе сейчас скажу. Мы изучим этот след дюйм за дюйм, линия за линией, если нужно. Мы ведь сняли следы всадников, которых преследуем?
— Да, все до единого!
— Прекрасно; теперь мы должны попробовать найти среди всех этих следов и даже под ними такой, которого мы не знаем: если мы найдем его, то половина дела сделана, так как этот самый след, как бы незначителен он ни был, прямо укажет нам на один из секретных ходов.
— А ведь это правда! — вскричал Пепе Ортис, хлопнув себя по лбу. — Так вот почему ты остановил меня!
— А-а! Теперь ты понимаешь! Суть не в том, чтобы не терять следа, как это делают все лесные охотники, надо еще уметь уловить его, что доступно только искателям следов в пампасах. Для нас это пустячное дело, если мы хорошенько возьмемся за него. Разделим этот кусок земли и примемся за работу.
— За работу, так за работу. Да, брат, ты всегда будешь моим властелином.
— Нет, ты стоишь не меньше меня, но ты любишь спешить, не размышляя. Отсюда твоя кажущаяся несостоятельность. Зажги для меня вторую лучину.
Пепе Ортис исполнил приказание, после чего оба искателя следов приступили к работе.
Началось нечто непонятное, невообразимое. Молодые люди, согнувшись почти вдвое, рассматривали каждую крупинку песка, изрытого ногами лошадей и их хозяевами; с сосредоточенным взглядом и сдвинутыми бровями они внимательно разглядывали каждую неровность земли и различали в ней такие подробности, какие для постороннего глаза остались бы незаметны, даже если бы их рассматривали в сильную лупу.
Это странное исследование продолжалось приблизительно минут двадцать—двадцать пять. Потом вдруг, точно сговорившись, они оба разом выпрямились и, приложив одновременно руки к стене, проговорили в один голос: «Здесь!» — после чего оба вздохнули с облегчением.
Они не ошиблись: их розыски действительно не остались бесплодными.
Они прошли около двух третей всего подземелья и остановились у правой стены.
Как раз между ними, на высоте четырех с половиной футов, виднелось на пожелтевшей стене пятнышко величиной с горошину. Его едва можно было различить на мраморе среди массы черных точек, которые каменщики называют обыкновенными слизняками.
Но наших искателей следов провести было трудно. Благодаря своему изумительному зрению они заметили это пятно, каким образом — невозможно ответить, но после непрерывных и тщательных поисков их взгляды как по волшебству остановились на стене, и слизняк был обнаружен ими.
Этот невероятный факт только убедил молодых людей в том,что они идут прямо к цели; они даже удивились бы, если бы результат был иным — так они были уверены в нем. Не могла же их работа пропасть даром!
Первым делом они замели свои следы, оставленные на том участке земли, который исследовали, затем возвратились к прежнему месту.
Дон Торрибио сильно надавил на пятно; оно углубилось в стену, и кусок скалы тотчас повернулся вокруг себя и открыл .вход в длинную и узкую галерею с довольно крутым спуском. Молодые люди вошли туда, закрыли за собой вход и смело двинулись вперед по галерее.
Миновав несколько секретных проходов, которые они открыли без всякого труда благодаря свойственной им проницательности, они убедились, что находятся уже внутри асиенды и проходят по ее коридорам, которые соприкасаются с апартаментами.
Сначала они не обращали внимания на некоторые галереи и тайные проходы, попадавшиеся на их пути, чтобы не отвлекаться от тех следов, которые они нашли в первом подземелье и которые они не выпускали из виду.
Эти следы заинтриговали или, вернее, сильно обеспокоили дона Торрибио. Кто их оставил? Кто этот человек, которому так хорошо были известны все ходы и выходы этого таинственного жилища? Друг это или недруг? Вот что необходимо было выяснить как можно скорее, какой бы то ни было ценой, хотя бы ради этого пришлось проблуждать целую ночь в этом громадном подземелье.
Для достижения цели ему нужно было действовать крайне осторожно и на свободе, не опасаясь шпионов и изменников, а человек, которого он преследовал, был, по всей вероятности, или тем, или другим. Вдобавок, ему закрадывалась в голову мысль, что этот незнакомец обладал неким мощным оружием, которым он еще не успел воспользоваться. По какой причине такая небрежность? Несомненно, он не является обитателем асиенды, даже не временный ее жилец. Какая же у него цель жить так скрытно, следить за всем, что творится вокруг и быть невидимым свидетелем общественной и частной жизни владельцев и гостей асиенды?
Может быть, это неизвестный бандит, узнавший случайно всю тайну и хранящий ее, чтобы в один прекрасный день воспользоваться ее с целью одному завладеть несметными сокровищами, накопленными в течение целых веков в этом таинственном жилище?
Но если это так, то каким образом дон Мануэль и его сообщники, которые так тщательно охраняли свою берлогу, не проведали о намерениях этого человека?
Каковы бы ни были его осторожность и ловкость, во всяком случае, ему нелегко было бы остаться незамеченным среди всех шпионов, спрятанных в окрестностях асиенды и постоянно за всем следящих.
Но все эти предположения и еще многие другие не удовлетворяли дона Торрибио. Для него тут была какая-то тайна, над которой он ломал голову; и чем более она казалось ему непроницаемой, тем больше он чувствовал необходимость разгадать ее как можно скорее. Невозможно добиться успеха, когда не хватает уверенности в своих действиях; можно наделать массу непоправимых ошибок, если чувствуешь, что над тобой тяготеет неведомая сила, которая ежеминутно может воздвигнуть непредвиденные и непреодолимые препятствия.
Было два часа утра, а молодые люди все еще колесили по коридорам и закоулкам подземелья, и конца этому лабиринту не предвиделось; они только что повернули за угол длинного коридора, как вдруг перед ними показался, в двадцати шагах, довольно яркий свет, выходящий из полуотворенной двери и образующий на земле красную полоску.
Они остановились и затушили свои лучины.
— Хм! — произнес Пепе Ортис. — Что это значит?
— Надо посмотреть! — ответил Торрибио в раздумье.
— Хорошо! Я пойду туда.
И он схватился за пистолет, висевший у него на кушаке.
— Ты с ума сошел! — воскликнул дон Торрибио. — Ведь нас могут придушить, попробуй только выстрелить, cuerpo de Cristo!
— Да, правда, шум выдаст нас.
Пепе медленно вложил пистолет на прежнее место, а взамен его вытащил топор.
— Так-то лучше! — сказал он, делая шаг вперед. Но дон Торрибио удержал его за руку.
— Ты что? — спросил его Пепе.
— Ничего, только хочу попытать счастья! — сказал решительно молодой человек.
— Ты, ты хочешь, брат…
— Не только хочу, а сейчас пойду; а ты жди меня здесь.
— Я тебя не пущу! — воскликнул Пепе с жаром.
— Я так хочу, пусти меня. Может быть, тут ничего нет страшного; во всяком случае, я осторожнее и хладнокровнее тебя.
— А если тебя убьют?
— Что же! Ты отомстишь за меня! — отвечал дон Торрибио весело.
— Ты вечно шутишь!
— Потому что ты всегда боишься; а я уверен, что этого вовсе не будет.
— Но…
— Глупый! Да если бы это была ловушка, то дверь не оставили бы открытой, тем более не зажгли бы света. Подумай только: кто бы ни был тот человек, которого мы столько времени преследуем, он, наверное, знает, что мы совсем близко от него; и дверь он открыл нарочно, чтобы предупредить нас, что он нас ждет, вот и все.
— Хм! Все это прекрасно, но…
— А! Ты меня начинаешь бесить; целую четверть часа мы тут придумываем всевозможные ужасы, точно трусы. Разве мы пришли сюда за тем, чтобы отступать? Пусти меня, говорю тебе, все будет хорошо, у меня предчувствие, оно меня редко обманывает, ты это сам знаешь: в этой комнате нас ожидает друг, который и открыл нам дверь.
— Положим, что ты прав, но я в этом не уверен.
— Я буду осторожен, не беспокойся, меня не так-то легко убить, как ты полагаешь; к тому же, тебе отсюда все будет видно, а в случае надобности, ты тотчас же явишься выручать меня.
— Ну хорошо, иди, раз ты этого требуешь так решительно!
— Наконец-то, давно бы так!
— Но при первом же подозрительном звуке…
— Ты вбегаешь. Итак, решено!
— Боюсь я за тебя.
— Ба-а! — пожал он плечами. — Риск — благородное дело.
Пожавший руку Пепе Ортису, молодой человек, который при всей своей храбрости, был очень осторожен, стал подкрадываться на цыпочках к раскрытой комнате, а его молочный брат остался в тени, с двумя пистолетами в руках, готовый ко всему.
Дон Торрибио подвигался очень медленно; но не успел он сделать и пятнадцати шагов, как вдруг дверь освещенной комнаты распахнулась и на пороге показалась тень человека.
Дон Торрибио остановился, машинально схватившись за один из пистолетов, висевших на его кушаке.
— Не бойтесь ничего, дон Торрибио! — произнес голос, показавшийся ему знакомым. — Идите смело вперед; меня, опасаться вам нечего, я друг ваш. Враг не так бы встретил вас!
— Valgame Dios! — воскликнул молодой человек, храбро двинувшись вперед. — Друг вы мне или недруг, но вот я перед вами!
— Я давно ждал вас, а также и вашего слугу, Пепе Ортиса! — возразил радостно незнакомец.
— А! в таком случае, я здесь! — отозвался весело Пепе, очутившись двумя прыжками подле своего брата.
— Добро пожаловать, сеньоры! — вежливо приветствовал их странный собеседник, отодвинувшись на несколько шагов, чтобы пропустить их.
Молодые люди доверчиво переступили порог и вошли в комнату, освещенную фонарем, стоящим на столе.
Они оба воскликнули от изумления, узнав человека, пригласившего их войти.
Это был не кто иной, как Лукас Мендес.
— Тише! Сеньоры, — сказал он, приложив палец ко рту, — будем говорить шепотом, а то нас могут услышать; у нас тут соседи, за этой стеной.
— Вы, здесь, Лукас Мендес! — сказал дон Торрибио, понижая голос.
— Как видите, ваша милость, и готов к вашим услугам.
— Но каким образом все это случилось?
— Разве вы забыли, что я состою на службе у дона Мануэля де Линареса?
— Как же! Но это нисколько не объясняет мне вашего присутствия в этой потайной комнате…
— О существовании которой мой новый хозяин ничего не знает; не так ли, ваша милость?
— Да, действительно.
— Позвольте мне в настоящее время ничего не ответить вам по этому поводу. Пусть вам будет известно только, что в течение многих лет я обладаю секретом тайников этого дома, — сказал он со странной улыбкой — может быть, вы скоро узнаете все, и тогда поймете мотивы моего молчания.
— Хорошо, я буду ждать; но по крайней мере, надеюсь, вы объясните мне, каким образом вы могли здесь ожидать меня?
— Последний раз, когда я виделся с Пепе Ортисом, пришедшим ко мне вместо вас, я передал вам через него вре указания, какие мог, не нарушая своей клятвы, затем, я рассчитывал на ваш ум и ловкость, как искателя следов, ловкость, о которой рассказывают чудеса; и я надеялся, что указав вам путь косвенным образом, насколько это зависело от меня, помогу вам открыть тайну этих подземелий. Как видите, моя надежда оправдалась, за что я благословляю небо. Теперь ничто не препятствует мне дополнить ваше открытие, дав вам все необходимые сведения для дальнейших действий.
— Отлично, я с радостью принимаю их, это мне даст возможность сберечь дорогое время, а вы сами знаете, как я спешу все покончить!
— Не более меня! — проговорил старик прочувствованным голосом.
— Так вот почему я встретил вас здесь?
— Для этого, во первых, ваша милость; а во вторых, потому что ваше присутствие необходимо в собрании главных вождей союза платеадос, происходящем в настоящую минуту.
— Viva Dios! Вот прекрасная идея, Лукас Мендес, друг мой! Где они собрались, эти мексиканские свиньи?
— В столовой, они там ужинают с аппетитом. Они явились сюда не более, как час тому назад; и так как они утомились после длинного пути, то и поспешили сесть за стол. Платеадос еще не начинали разговора о серьезных вещах; вы пришли как раз вовремя.
— Слава Богу! Не будем терять ни минуты! Прошу вас, проведите меня в такое место, откуда я мог бы все слышать!
— Пойдемте, ваша милость; нам нужно для этого сделать всего только несколько шагов.
Он взял фонарь и, дав молодым людям знак следовать за собой, вышел из комнаты, дверь которой осталась открытой.
Пройдя за несколько минут всевозможные проходы, они подошли к двери. Лукас Мендес отворил ее без шума, поставил свой фонарь на землю снаружи и, обратившись к молодым людям, проговорил:
— Ни слова, ни жеста, которые бы выдали наше присутствие в этой комнате: как вам все будет слышно, так же и вас услышат!
— Не бойтесь ничего!
Тогда старик провел их в совсем темную комнату и за руку довел до софы, на которую они и сели, затем он надавил пружину, после чего открылась наверху стены светлая дыра, из которой распространились тепло и запах кушаний, и в то же время послышались голоса так отчетливо, как будто бы собеседники находились в той же комнате, где были спрятаны они сами.
Момент был выбран удачно: дон Бальтасар Турпид, по настоянию дона Мануэля де Линареса, собирался объяснять, по каким мотивам он завязал отношения с доном Порфирио Сандосом и почему он ссудил его тремястами тысячами пиастров. Дон Торрибио не мог попасть более кстати: платеадос развивали при нем весь план своих действий.
С замирающим от радости сердцем, молодой человек слушал о всех перипетиях, столь интересных для него, о кознях, замышляемых доном Бальтасаром и так горячо одобряемых его сообщниками. Заседание длилось долго, но это не могло утомить дона Торрибио; он лихорадочно следил за циничной откровенностью этих бандитов высшего света, хитрость и мошенничества которых вызывали у него невыразимое отвращение, смешанное с инстинктивным и суеверным ужасом.
Когда все шестеро встали из-за стола и распрощались друг с другом, и на асиенде воцарилась тишина, молодой человек остался с минуту недвижим, с головой, опущенной на грудь и в глубоком раздумье, волнуемый разнообразными чувствами. Неужели он действительно слышал этот омерзительный разговор; не было ли это кошмаром?!
Лукас Мендес, конечно, понял, что происходило в душе юноши; не произнося ни слова, он надавил пружину; открылась секретная дверь и перед их глазами показалась столовая в беспорядке, оставленном после ужина.
Дон Торрибио сейчас же встал, заглянул через порог, и, проговорив несколько слов, которые мы привели выше, отскочил назад с неизъяснимым отвращением; секретный вход тотчас закрылся за ним.
— Теперь, Лукас Мендес, — сказал он глухим голосом, — проведите меня в такую комнату, где мы могли бы свободно переговорить, чтобы нас не услышали!
— Пойдемте, ваша милость! — ответил старик, поклонившись.
Несколько минут спустя они вышли в довольно большую комнату, со скромной обстановкой; на столе был приготовлен холодный ужин.
— Здесь вам нечего бояться, ваша милость! — сказал Лукас Мендес.
— Где мы?
— За спальней старого графа, в которой теперь поместился дон Мануэль де Линарес.
— Не здесь ли останавливался дон Порфирио во время своего пребывания на асиенде?
— Здесь, ваша милость!
— В таком случае, тут должен быть скрытый вход.
— Этих ходов имеется не по одному, а по два в каждой комнате асиенды.
— О-о! Какое излишество предосторожностей!
— В ту эпоху, когда дом строился, эти предосторожности были необходимы.
— Мне по этому поводу рассказывали очень любопытную легенду, но я не прочь был бы узнать истину!
— Но вам не мешало бы закусить, ваша милость. А пока вы будете ужинать, я в нескольких словах постараюсь объяснить вам кое-что.
— Согласен, хотя не чувствую особенного аппетита. Разговор этот, на котором я присутствовал, совсем расстроил меня; до сих пор я и не воображал, что возможно существование подобных мерзавцев!
— Человек — самое подлое и в то же время жестокое создание, ваша милость. Он злоупотребляет способностями, полученными им от Бога, чтобы тиранить все окружающее, в угоду своим порокам и страстям.
— Это сущая правда! Садись там, против меня, Пепе, ты, наверное, проголодался.
— Не особенно, друг мой; но, раз вы мне разрешаете…
— Конечно, садись же; мы тут свои люди!
Все сели и принялись за еду. Лукас Мендес прислуживал.
— Дорогой мой Лукас Мендес, — начал дон Торрибио, напуская на себя веселость, — вы для меня ходячая загадка, которую я не могу никак разгадать.
— Меня, ваша милость? — проговорил старик со странной улыбкой.
— Да как же! Как выражаются мои друзья, французы, вы сотканы из одних тайн. К счастью, я не слишком любопытен, а то бы просто иссох из-за вас. Все в вас необыкновенно и странно в высшей степени. Честное слово, я вас не понимаю: вы мне говорите о мести; отлично, я с вами действую заодно. Год спустя случай сталкивает нас здесь. Оказывается, совсем неожиданно, что мы оба охотимся за той же дичью. Вы оставляете меня, чтобы служить или, вернее, мстить человеку, которого я сам преследую. Сегодня вечером я нахожу вас полновластным хозяином тайны, которая никому не доступна; и к довершению всего, невзирая на ваше пламенное желание мести, на ваши сведения, от которых зависит мой успех, вы ничего не объясняя мне, спокойно предоставляете мне самому выпутываться из этого дела.
— Разве вам не лучше обойтись без меня, ваша милость?
— До известной степени, пожалуй; но мы из за этого потеряли драгоценное время!
— Может быть, ваша милость; но есть еще один владетель этой тайны; и он заинтересован не менее моего в этой истории; скажу вам более, он ваш друг, ваш союзник, однако и он вынужден хранить молчание.
— О ком вы говорите?
— Разве вы не знаете дона Порфирио Сандоса?
— А-а! — засмеялся он. — Но уж это кажется колдовством. Берегитесь, Лукас Мендес, я скоро начну думать, что вы дьявол, и буду заклинать вас, мой друг!
— Ваша милость ошиблись бы: я простой смертный и самый преданный ваш слуга.
— Это возможно. Но, однако, странный же вы слуга, я таких еще не встречал. Тем не менее, серьезно, неужели вам не надоело хранить все эти тайны и вы не находите, что теперь настало наконец время все разъяснить?
— Увы, ваша милость, для меня слишком тяжелы все эти тайны. Клянусь вам, что они даже свыше моих сил! Но, к несчастью, разъяснение их зависит не от меня; это случится мало-помалу, само собой, в силу обстоятельств; да вот уже сейчас — разве вы не узнали больше, чем вам было известно месяц тому назад?
— Caray! Еще бы: месяц тому назад я ровно ничего не знал! Но откуда вы сами знаете, что дон Порфирио Сандос отказался открыть мне секрет этой асиенды?
— Я давно знаком с доном Порфирио!
— Вы? Но ведь вы сами же говорили мне, что вот уже двадцать лет…
— И даже больше, как я покинул Мексику; но еще задолго до этого времени я знавал дона Порфирио.
— В таком случае, почему же он не узнал вас?
— Это весьма естественно, ваша милость! Лета и пережитые страдания совсем изменили меня; к тому же, дон Порфирио думал, что меня уже давно нет в живых.
— Все это возможно, — пробормотал дон Торрибио в раздумье, — но еще одно слово: кто вам рассказал об этой асиенде?
— Сам граф, ваша милость; я воспитывался с малых лет в его доме.
— Вы?
— Да, ваша милость, граф меня очень любил. Что же касается того, что вы желали узнать…
— Друг мой, вы отвлекаетесь от сути.
— Нисколько, ваша милость; да разве я не получил вашего согласия?
Дон Торрибио закусил губу.
— Да, правда; больше я не стану расспрашивать вас, раз вам это не нравится. Итак, возвратимся к легенде.
— В ней есть доля правды среди массы лжи. Достоверно то, что эта асиенда была построена тридцать лет спустя после завоевания неким Ксолотлем, принцем Сиболы, с целью уберечь его неисчислимые богатства от алчности испанских авантюристов и в особенности от знаменитого Альваро Нуньеса Кабеса де Вака, первого европейца, осмелившегося вступить в эти края, где скрывались последние мексиканские патриоты. В то время гора эта была не такой, на нее легко можно было подняться с какой угодно стороны. Принц выписал известного испанского архитектора и поручил ему постройку замков наподобие тех, которые создавались в те времена: с двойными и тройными стенами и потайными ходами. Так как принц был несметно богат и имел массу вассалов, то работа продвигалась с неимоверной быстротой. В каких-нибудь два года асиенда была окончена; получилось превосходно, в чем, я думаю, вы сами убедились.
— Действительно, мне кажется, даже в Европе невозможно встретить более законченной и обдуманной постройки!
— Дон Альваро Нуньес Кабеса де Вака пришел к тому же заключению. Во время его месячного пребывания на этой асиенде ему не удалось решительно ничего открыть, хотя, одному Богу известно, насколько этот человек был пронырлив, вследствие своей алчности.
— Но меня удивляет, что архитектор, автор этого чудного творения, не выдавал секрета его.
— Увы, ваша милость, это случилось, быть может, помимо его желания! — сказал Лукас Мендес с насмешливой улыбкой.
— Как же так?
— Этот архитектор привез с собой человек двадцать опытных экспертов, работой которых он руководил при постройке тайных ходов, пружин и прочее. По окончании работ принц щедро наградил их всех.
— Так и следовало!
— Но, к несчастью, ему показалась насмешливой улыбка на губах архитектора, во время клятвы последнего никогда не открывать секретов нового жилища. Принц не сказал ни слова, сделав вид, что ничего не заметил. Он даже обещал ему навьючить на мулов целую груду золота.