Эмар Густав. Степные разбойники

   — О-о-а! — воскликнул Курумилла, внезапно нагибаясь. Он поднял какой-то предмет и подал его Валентину.
   — Э-э! — воскликнул тот. — Вот крестик доньи Клары, если я не ошибаюсь.
   — Дайте, дайте, друг мой! — сказал дон Мигель, быстро приближаясь.
   Он схватил предмет, переданный ему охотником.
   Действительно, это был маленький бриллиантовый крестик, который молодая девушка обычно носила на шее.
   Асиендадо поднес его к губам с чувством радости, смешанной с грустью.
   — Боже мой, Боже мой! Что сталось с моим бедным ребенком? — воскликнул он.
   — Ничего, — ответил Валентин. — Успокойтесь, друг мой — вероятно, цепочка разорвалась, и донья Клара потеряла крестик. Вот и все.
   Дон Мигель вздохнул, две слезы выкатились из его глаз, но он не произнес ни слова.
   У опушки леса Валентин остановился.
   — Неблагоразумно, — сказал он, — углубляться ночью в чащу. Быть может, те, кого мы ищем, поджидают нас там, чтобы напасть на нас во время отдыха из засады. Если вы согласны со мною, то расположимся здесь.
   Так как никакого возражения не последовало, то разбили лагерь тут же.
   Окончательно наступила ночь. Охотники поужинали, завернулись в одеяла и заснули. Только Валентин, Курумилла и Орлиное Перо, степенно усевшись вокруг костра, тихо беседовали между собою, не забывая наблюдать за окрестностями.
   Вдруг Валентин быстро схватил Курумиллу за ворот и заставил его лечь на землю. В ту же минуту сверкнул огонь, грянул выстрел и пуля, попав в костер, выбила из него тысячи искр.
   Мексиканцы, разбуженные внезапным выстрелом, вскочили и схватились за оружие.
   Три охотника исчезли.
   — Что это значит? — спросил дон Мигель, тщетно вглядываясь в темноту.
   — Честное слово, — ответил генерал, — или я ошибаюсь, или на нас напали.
   — Напали? — возразил асиендадо. — Но кто же?
   — Ба-а! Вероятно, враги, — сказал генерал. — Но кто эти враги — я не сумею сказать.
   — Но где же наши друзья? — спросил дон Пабло.
   — Охотятся, я думаю, — ответил генерал.
   — Смотрите, они возвращаются, — сказал дон Мигель. Действительно, охотники возвращались, но не одни. Они вели с собой пленника. Этим пленником был разбойник Урс — человек маленький, толстый и коренастый, зверское лицо которого имело бы тупое выражение, если бы не глаза, блестевшие как карбункулы и придававшие всей его физиономии выражение дьявольского лукавства.
   Как только его привели в лагерь, Валентин велел крепко связать пойманного и несколько минут с большим вниманием рассматривал его.
   Бандит выдержал это испытание с притворной беззаботностью, которая, однако, как ни искусно была она разыграна, не обманула француза.
   — Гм! — пробормотал он про себя. — Этот негодяи производит на меня впечатление лжеца. Посмотрим, ошибаюсь ли я… Кто ты, бездельник? — спросил он грубо.
   — Я? — спросил тот с глупым видом.
   — Да, ты.
   — Я охотник.
   — Охотник за скальпами, я полагаю, — возразил Валентин.
   — Как так? — сказал тот.
   — Ба-а! Я не думаю, чтобы ты принял нас за хищных зверей.
   — Я не понимаю, — ответил бандит с простодушным видом.
   — Это возможно, — сказал Валентин. — Как тебя зовут?
   — Урс.
   — Гм, очень красивое имя. Что делал ты, шатаясь возле нашего лагеря?
   — Ночь темна, я принял вас за апачей.
   — И поэтому ты выстрелил в нас?
   — Да.
   — Не рассчитывал же ты, я полагаю, убить всех шестерых твоим выстрелом.
   — Я и не желал вас убить.
   — А! Вероятно, ты хотел нас приветствовать, не правда ли? — спросил охотник с насмешкой.
   — Нет, я хотел привлечь ваше внимание.
   — Ну, в таком случае ты достиг цели. Зачем же ты скрылся потом?
   — Я не скрывался, так как, наоборот, я дал себя поймать.
   — Гм! — сказал Валентин. — Впрочем, это безразлично, ты у нас в руках, и чтобы ускользнуть теперь, надо много ловкости.
   — Кто знает? — прошептал разбойник.
   — Куда ты направлялся?
   — Я хотел соединиться с друзьями по ту сторону реки.
   — С какими друзьями?
   — С моими.
   — Правдоподобно.
   — Это идиот, — сказал генерал, пожимая плечами. Валентин посмотрел на него выразительно.
   — Вы полагаете? — спросил он. Генерал ничего не ответил. Валентин опять обратился к бандиту.
   — Что же это за друзья, с которыми ты стремился соединиться?
   — Я вам уже сказал, — охотники.
   — Прекрасно, но имеют же эти охотники имена?
   — А вы разве не имеете своих?
   — Послушай, негодяй, — сказал Валентин, которого ответы разбойника начинали приводить в раздражение. — Я тебя предупреждаю, что если ты не будешь отвечать ясно на мои вопросы, то я буду вынужден продырявить тебе череп.
   Урс отскочил назад.
   — Продырявить мне череп? — воскликнул он. — Полноте, вы этого не посмеете!
   — Отчего же, компадре?
   — Потому что Красный Кедр отомстит за меня.
   — Ага! Ты знаешь Красного Кедра?
   — By God! Знаю ли я! Но ведь к нему-то я и шел.
   — Вот как! — сказал Валентин с недоверием. — Где же он?
   — Э! Там, где он находится, вероятно.
   — Стало быть, ты и вправду знаешь, где находится Красный Кедр?
   — Да.
   — В таком случае, ты нас проводишь к нему.
   — С величайшей охотой! — с живостью воскликнул разбойник.
   Валентин обратился к своему другу.
   — Этот человек изменник, — сказал он. — Он был подослан поставить нам западню, в которую, слава Богу, мы не дали себя поймать… Курумилла, привяжите веревку к ветке этого пробкового дерева.
   — Зачем? — спросил дон Мигель.
   — Карамба! Чтобы повесить этого негодяя, который думает, что мы глупцы и ослы.
   Урс по интонации голоса охотника понял, что пропал. Он вдруг решился не оказывать более сопротивления.
   — Браво! — сказал он. — Это хорошо сыграно. Валентин посмотрел на него.
   — Вы храбрый человек, — сказал он ему. — Я хочу сделать Для вас кое-что. Курумилла, освободите ему руки.
   Индеец повиновался.
   — Берите, — сказал Валентин, подавая Урсу пистолет, — выстрелите в себя сами, это будет скорее, и вы будете меньше мучиться.
   Бандит завладел оружием с дьявольской усмешкой и с быстротой молнии прицелился в охотника и выстрелил.
   Но Курумилла наблюдал за ним.
   Ударом томагавка он рассек ему череп.
   Пуля прожужжала мимо ушей Валентина, не причинив ему никакого вреда.
   — Спасибо! — пробормотал бандит и повалился на землю.
   — Что за люди! — воскликнул дон Мигель.
   — Canarios! Друг мой, — генерал, — вы счастливо избежали опасности.
   Охотники вырыли могилу, в которую бросили тело бандита. Ночь прошла без дальнейших приключений. На рассвете преследование возобновилось. В середине дня охотники подошли к берегу реки. Две
   индейские пироги плыли вниз по реке, влекомые течением.
   — Назад! Назад! — закричал вдруг Валентин. Все немедленно легли в траву. В ту же минуту целый град стрел и пуль посыпался на листья и деревья. Но никто не был ранен.
   Валентин не счел нужным отвечать тем же.
   — Это апачи. Не будем напрасно тратить порох, тем более что они вне досягаемости наших пуль, — сказал он. После этого охотники продолжали путь. С наступлением темноты они вновь расположились лагерем.
   — Спите теперь, — сказал охотник. — Когда настанет время, я вас разбужу. Сегодня ночью нам предстоит тяжелая работа.
   И подкрепляя слово делом, Валентин растянулся на траве, закрыл глаза и заснул.
   Через час француз проснулся.
   Он оглянулся кругом. Его товарищи еще спали, недоставало одного Курумиллы.
   —Хорошо, — подумал Валентин, — вождь что-нибудь заметил и пошел на разведку.
   Едва успел он об этом подумать, как вдруг увидел в темноте две тени. Охотник скрылся за деревом, зарядил свой штуцер и прицелился.
   В ту же секунду вблизи послышался крик лебедя-певуна.
   — Ага! — сказал Валентин, опуская свой штуцер. — Неужели Курумилла взял еще одного пленного? Посмотрим.
   Несколькими минутами спустя Курумилла подошел к нему с индейцем, оказавшимся Черным Котом.
   При виде его Валентин едва сдержал крик изумления.
   — Брат мой — дорогой гость, — сказал он.
   — Я поджидал моего брата, — очень просто ответил вождь апачей.
   — Зачем? — спросил Валентин.
   — Мой брат идет по следу Красного Кедра?
   — Да.
   — Красный Кедр там, — произнес Черный Кот, протягивая руку по направлению к реке.
   — Далеко?
   — В получасе езды отсюда.
   — Прекрасно. Каким образом мой краснокожий брат узнал об этом? — спросил охотник, не до конца доверяя вновь прибывшему.
   — Великий бледнолицый воин — брат Черного Кота, он спас ему жизнь. У краснокожих память хорошая. Черный Кот собрал своих людей и следовал за Красным Кедром, чтобы отдать его своему брату Кутонепи.
   Валентин больше ни минуты не сомневался в верности вождя апачей. Он знал, с каким фанатизмом они держат свои клятвы. Черный Кот заключил с ним союз, и он мог вполне доверять теперь его словам.
   — Хорошо, — сказал он, — я разбужу бледнолицых воинов. Мой брат укажет нам путь.
   Индеец поклонился, скрестив руки на груди.
   Через четверть часа охотники достигли лагеря краснокожих.
   Черный Кот не обманул охотника, с ним была сотня отборных воинов.
   Апачи были так хорошо скрыты в траве, что с расстояния десяти шагов невозможно было их заметить.
   Черный Кот отвел Валентина на некоторое расстояние от лагеря и сказал:
   — Пусть брат мой посмотрит.
   В небольшом отдалении охотник заметил огни лагеря гамбусинос.
   Красный Кедр расположился лагерем за холмом, поэтому охотники и не могли его видеть.
   Скваттер полагал, что ему удалось сбить с толку Валентина и навести его на ложный след. В этот вечер, в первый раз с тех пор, как его стали преследовать, он позволил своим людям зажечь огонь.

ГЛАВА XXXIV. Битва

   Лагерь Красного Кедра был погружен в молчание.
   Все спали, кроме трех-четырех гамбусинос, которые, опершись на свои ружья, внимательно присматриваясь и прислушиваясь к окружающему, охраняли покой своих товарищей и двух особ, которые беззаботно растянулись перед палаткой в середине лагеря и тихо разговаривали.
   Это были Красный Кедр и брат Амбросио. Скваттер находился, по-видимому, в сильном беспокойстве. Устремив взгляд в темноту, он как будто старался проникнуть во мрак и угадать тайны, которые заключала в своем лоне окружавшая их глубокая ночь.
   — Компадре, — сказал монах, — считаете ли вы, что нам удалось скрыть свои следы от белых охотников?
   — Эти негодяи — всего лишь собаки, над которыми я смеюсь. Моя жена одна смогла бы прогнать их кнутом, — с нескрываемым презрением ответил Красный Кедр. — Я знаю все уголки прерии и сделал все как нельзя лучше.
   — Итак, вот мы наконец и отделались от своих врагов, — сказал монах со вздохом облегчения.
   — Да, сеньор падре, — сказал скваттер посмеиваясь. — Теперь вы можете спать покойно.
   — А, — сказал монах, — тем лучше.
   Вдруг грянул выстрел. Пуля со свистом пролетела над головой монаха и сплющилась, ударив в одну из опор, поддерживающих шатер.
   — Проклятие! — вскричал, вскакивая, скваттер. — Опять эти бешеные волки! К оружию, дети мои, краснокожие!
   В несколько мгновений все гамбусинос были на ногах и притаились за тюками, из которых состояла ограда их лагеря. В ту же секунду в прерии раздались ужасные крики, а за ними последовал оглушительный залп, сопровождавшийся целым облаком стрел.
   Отряд скваттера состоял только из двадцати решительных людей, считая и разбойников, которых он привел за собой.
   Гамбусинос не дрогнули. Они отвечали залпом в упор по многочисленному отряду всадников, которые неслись во весь опор на лагерь.
   Индейцы носились вдоль ограды, испуская дикие вопли и потрясая горящими факелами, которые они бросали с размаху в лагерь.
   Обыкновенно индейцы стараются напасть на неприятеля врасплох. Так как у них нет иной цели кроме грабежа, то как только они замечают, что обнаружены, и как только они встречают решительный отпор, то прекращают бой, потерявший в их глазах всякий смысл.
   Но на этот раз краснокожие, по-видимому, отказались от своей обычной тактики, судя по тому ожесточению, с которым они напали на укрепление гамбусинос. После каждой неудачи они с новым пылом бросались в атаку, сражаясь без прикрытия и стараясь подавить врагов численностью.
   Красный Кедр, устрашенный продолжительностью этого натиска, при котором погибли самые храбрые из его людей, решился предпринять последнее усилие и одолеть индейцев отчаянной дерзостью.
   Знаком он собрал вокруг себя троих своих сыновей, Андреса Гарота и брата Амбросио. Но индейцы не дали ему исполнить задуманный план. Они повторили нападение с новой яростью, и туча горящих стрел и пылающих факелов обрушилась на лагерь одновременно со всех сторон. К ужасам боя добавилось еще и зловещее зарево пожара. Лагерь вскоре превратился в гигантский факел.
   Краснокожие, искусно пользуясь беспорядком, вызванным ужасным пожаром, влезли на тюки, вторглись в лагерь и устремились на белых. Завязался рукопашный бой.
   Несмотря на все свое мужество и искусство владения оружием, гамбусинос были смяты превосходящим числом неприятеля.
   Несколькими минутами позже отряд Красного Кедра был уничтожен.
   Скваттер решил употребить последнее средство для спасения оставшихся у него людей. Отведя в сторону брата Амбросио, который с самого начала борьбы все время сражался рядом с ним, он объяснил ему свои намерения и, убедившись в том, что монах готов исполнить его приказание, бросился с неописуемым бешенством в самую середину схватки. Оглушая и поражая всех краснокожих, попадавшихся ему на пути, он добрался до входа в шатер.
   Донья Клара, наклонившись вперед, вытянув шею, настороженно, с беспокойством прислушивалась к раздававшемуся вокруг шуму.
   В двух шагах от нее, распростертая на земле, с черепом, раздробленным пулей, корчилась в последних судорогах агонии жена скваттера.
   При виде Красного Кедра девушка скрестила руки на груди, выжидая, что он скажет.
   — Боже правый! — воскликнул бандит. — Она еще здесь! Следуйте за мной, сеньорита, надо уходить.
   — Нет, — решительно ответила мексиканка, — я не пойду.
   — Ну, дитя мое, повинуйтесь, не заставляйте меня прибегать к силе, время дорого.
   — Я не пойду, говорю вам, — повторила молодая девушка.
   — В последний раз спрашиваю: идете ли вы за мной? Да или нет?
   Донья Клара пожала плечами. Скваттер увидел, что слова бесполезны и что вопрос придется разрешать силой. Тогда, перескочив через труп своей жены, он попытался схватить девушку.
   Но она, следя взглядом за его движениями, вскочила, как испуганная лань, выхватила кинжал из-за корсажа и со сверкающими глазами, с раздутыми ноздрями, с дрожащими губами приготовилась к отчаянной борьбе.
   Необходимо было немедленно что-то предпринять. Скваттер замахнулся саблей и так сильно ударил плашмя по нежной руке молодой девушки, что она выпустила кинжал, вскрикнув от боли. Но несчастное дитя тотчас нагнулось, чтобы поднять свое оружие левой рукой. Красный Кедр воспользовался этим движением, бросился на нее и обхватил ее своими жилистыми руками. Тогда девушка, которая до тех пор защищалась молча, закричала со всей силой отчаяния.
   — Ко мне, Шоу!
   — А! — проревел Красный Кедр. — Стало быть, это он меня предал! Пусть приходит, если посмеет!
   И, схватив девушку в охапку, разбойник побежал к выходу из шатра.
   Но он тотчас же отступил, изрыгая проклятия.
   Какой-то человек загородил ему выход.
   Это был Валентин.
   — А! — сказал охотник с сардоническим смехом. — Это опять вы, Красный Кедр! Carai!
   — Дорогу! — заорал скваттер, выхватывая пистолет.
   — Дорогу? — отвечал, усмехаясь, Валентин, наблюдая за движениями бандита. — Вы очень торопитесь покинуть нашу компанию. Прежде всего — никаких угроз, или я вас убью как собаку!
   — Это я тебя убью, проклятый! — вскричал Красный Кедр, конвульсивным движением нажимая на курок пистолета.
   Последовал выстрел.
   Как ни быстро было движение скваттера, охотник опередил его. Он мгновенно нагнулся, чтобы уклониться от пули, которая не задела его, и быстро навел свой карабин, но выстрелить не посмел.
   Красный Кедр отступил в глубь шатра и воспользовался телом молодой девушки как щитом.
   Услыхав выстрел, товарищи Валентина бросились вместе с индейцами в шатер.
   Несколько гамбусинос, человек восемь — девять, пережившие своих товарищей, и которых, согласно приказанию скваттера, собрал брат Амбросио, угадали, что происходит и, желая помочь своему предводителю, потихоньку приблизились, схватили веревки, поддерживавшие шатер, и разом рассекли их. Тогда вся масса полотнища, не сдерживаемая более, рухнула, увлекая в своем падении и накрывая всех, кто находился под нею.
   С минуту индейцы и охотники находились в ужасном смятении. Этим моментом ловко воспользовался Красный Кедр: он выполз из-под шатра, таща за собой донью Клару, и вскочил на лошадь, которую брат Амбросио уже держал наготове.
   Но в ту минуту, когда он уже был готов броситься вперед, Шоу преградил ему дорогу.
   — Стойте, отец! — воскликнул он, решительно хватая за уздцы лошадь. — Отдайте мне эту девушку.
   — Назад, окаянный! — завопил скваттер, скрежеща зубами. — Назад!
   — Вы не проедете, — возразил Шоу. — Донью Клару! Отдайте мне, отдайте донью Клару!
   Красный Кедр счел себя погибшим.
   Валентин, дон Мигель и их товарищи, освободившись наконец из-под шатра, прибежали к тому месту, где стоял скваттер.
   — Негодяй! — закричал Красный Кедр.
   И, заставив свою лошадь сделать прыжок, он нанес своему сыну сильный удар саблей по голове. Шоу упал как подкошенный.
   Присутствующие испустили крик ужаса.
   Гамбусинос, доведенные до отчаяния, сплотились и как ураган промчались сквозь окруживших их индейцев.
   — О! — заревел дон Мигель. — Я хочу спасти мою дочь. — И. вскочив на лошадь, он кинулся в погоню за бандитами.
   Охотники и индейцы, покинув горящий лагерь с несколькими уцелевшими грабителями, бросились по их следам. Но вдруг произошло нечто неслыханное, непостижимое.
   Раздался страшный, нечеловеческий треск, шум. Лошади, пущенные в карьер, внезапно остановились, дрожа, с испуганным ржанием. Охотники, разбойники и краснокожие, поднимая глаза к небу, не могли сдержать криков ужаса.
   — О-о! — воскликнул Красный Кедр с непередаваемой яростью. — Вопреки Богу, вопреки аду — я спасусь!
   И он вонзил шпоры в бока своей лошади. Животное испустило жалобное ржание, но оставалось неподвижным.
   — Дочь моя, дочь моя! — взывал дон Мигель, напрасно стараясь настичь разбойника.
   — Приди взять ее, собака! — проревел бандит. — Я отдам ее тебе только мертвой.

ГЛАВА XXXV. Землетрясение

   Ужасная перемена последовала внезапно в природе. Небесный свод принял вид громадной бляхи из меди.
   Неподвижная луна сделалась тусклой и не испускала лучей. Атмосфера стала так прозрачна, что самые отдаленные предметы были видны совершенно ясно.
   Удушливый жар висел над землею. В воздухе не чувствовалось никакого дуновения, способного шевельнуть листья на деревьях. Рио-Хила внезапно остановилась в своем течении.
   Глухой гул, слышавшийся раньше, повторился с силой, вдесятеро большей.
   Река, точно приподнятая могучей и невидимой рукой, вышла из берегов, хлынула в прерию и залила ее с невероятной быстротой. Горы закачались, низвергая на равнину огромные глыбы скал, катившихся со зловещим шумом. Земля, разламываясь тут и там, засыпала долины, срывала холмы, заставляла потоки сернистой воды бить ключом из своих недр, бросая к небу камни и горячую грязь, и стала колебаться медленными, но непрерывными толчками.
   — Землетрясение! — закричали охотники и гамбусинос, крестясь и произнося все молитвы, какие им приходили на память.
   Действительно, это было землетрясение, — самое ужасное бедствие этой страны.
   Земля, казалось, кипела, если можно так выразиться, беспрестанно подымаясь и опускаясь, как морские волны во время бури. Русла рек и ручьев менялись ежеминутно, бездны неизмеримой глубины разверзались со всех сторон под ногами пораженных людей.
   Дикие звери, изгнанные из своих логовищ и гонимые рекой, волны которой все вздымались, обезумев от ужаса, смешались с людьми. Бесчисленные стада буйволов и бизонов неслись по равнине, испуская глухой рев, опрокидывая друг друга, сворачивая внезапно назад, чтобы избежать пропасти, появлявшейся под их ногами, и в своем бессмысленном беге угрожали смести всякое встречающееся им препятствие. Ягуары, пантеры, гризли, степные волки вперемешку с ланями и антилопами, воя и испуская жалобный рев, и не думали нападать друг на друга, настолько ужас парализовал их кровожадные инстинкты.
   Птицы со зловещими криками кружились в воздухе, насыщенном сернистыми парами, и трепеща падали на землю с распростертыми крыльями и растрепанными перьями.
   Второе бедствие присоединилось и, если это возможно, еще прибавило ужаса к этой сцене.
   Пожар, устроенный индейцами в лагере гамбусинос, по-немногу дошел до высокой степной травы, и внезапно показался в своем величественном и страшном великолепии, захватывая все по пути и со страшным шипением бросая вдаль миллионы искр.
   Надо присутствовать при пожаре в прериях Дикого Запада, чтобы иметь понятие об ужасном великолепии этого зрелища.
   Девственные леса сгорают целиком, их вековые деревья корчатся с хрипением агонии, с болезненными содроганиями, испуская, словно живые существа, жалобы и крики. Раскаленные горы имеют вид зловещих траурных маяков, жар которых, отражаясь в небе, окрашивает его кровавым оттенком.
   Земля время от времени продолжала сильно содрогаться. Волны Рио-Хилы стремительно неслись к северо-востоку. С юго-запада быстрыми неровными скачками приближался пожар.
   Несчастные краснокожие, охотники и их враги-бандиты с невыразимым ужасом смотрели, как безопасное пространство вокруг них сужается с каждой минутой и как надежда на спасение навсегда ускользает от них.
   В такой момент, когда всякое чувство ненависти должно было бы замолкнуть в сердце человека, Красный Кедр и охотники, движимые только местью, продолжали свою бешеную скачку, несясь как демоны по прерии, которая, без сомнения, должна была стать их могилой.
   Между тем две стихии надвигались друг на друга. Белые и краснокожие могли уже с уверенностью рассчитать, сколько минут им оставалось жить, пока их последнее убежище будет поглощено водой или огнем.
   В эту минуту апачи обратились к Валентину, как к единственному человеку, способному их спасти.
   При этом призыве охотник приостановил на миг преследование Красного Кедра.
   — Чего хотят мои братья? — спросил он.
   — Чтобы великий бледнолицый охотник спас их, — без колебания отвечал Черный Кот.
   Валентин грустно улыбнулся, бросив долгий взгляд на всех этих людей, ожидавших от него решения своей судьбы.
   — Один Бог может нас спасти! — прошептал он. — Потому что Он всемогущ. Его рука жестоко покарала нас. Что могу я сделать? Увы! Я всего лишь слабое создание!
   — Пусть бледнолицый охотник спасет нас! — повторил предводитель апачей.
   Охотник глубоко вздохнул.
   — Я попробую, — сказал он.
   Индейцы поспешно столпились вокруг него. Эти простые люди воображали, что охотник, которым они привыкли восхищаться и который приводил в исполнение изумительные задумки, располагает сверхъестественным могуществом. Они суеверно верили в него.
   — Пусть мои братья слушают, — начал Валентин. — Им остается только один путь к спасению, путь очень ненадежный, но он единственный, который можно испробовать. Пусть каждый возьмет оружие и не теряя времени убивает бизонов, которые, обезумев, несутся по прерии. Их шкуры послужат пирогами, чтобы уйти от огня, угрожающего поглотить все вокруг.
   Индейцы с криком радости и надежды, не колеблясь более, погнались за бизонами, которые, наполовину укрощенные от страха, давали убивать себя без сопротивления.
   Как только Валентин увидел, что его союзники последовали его совету и занялись изготовлением пирог, он опять вспомнил о разбойниках.
   Те, в свою очередь, не оставались праздными.
   Руководимые Красным Кедром, они собрали несколько деревьев, вырванных с корнем, которые во множестве неслись по реке, связали их своими лассо и, поспешно соорудив плот, который был способен их всех выдержать, спустили его на воду и поплыли вниз по течению.
   Дон Пабло, видя, что его враг готов был вторично ускользнуть от него, не колеблясь прицелился в него. Но Андрес Гарот, собиравшийся отомстить мексиканцу, воспользовался случаем и, наведя на него свое ружье, выстрелил.
   Пуля, вследствие качки, не достигла цели, которую себе наметил Андрес Гарот, но она разбила карабин в руках молодого человека в ту минуту, когда он готов был нажать на курок.
   Разбойники испустили торжествующий крик, который, однако, вслед за тем сменился криком ярости.
   Андрес Гарот упал им на руки с простреленной грудью, сраженный пулей Курумиллы.
   Тем временем рассвело, показалось солнце, величественно выплывавшее на горизонте и освещавшее своими лучами апокалипсическую картину разбушевавшейся природы, но все же вселившее немного мужества в растерявшихся людей.
   Краснокожие с отличающей их живостью и ловкостью изготовили около двадцати пирог и начали спускать их в волны.