Эмар Густав. Закон линча (Красный Кедр - 3)

   В настоящее время его беспокоило не положение, в котором он находился, - сотни раз, скитаясь по прерии, он бывал окружен опасностями, но до сих пор, если он и рисковал своей жизнью, то ради цели, хорошо ему известной и с расчетом на близкую или отдаленную выгоду. Теперь же ему приходилось повиноваться незнакомой ему воле, ради неизвестных целей и без всякой для себя выгоды.
   Поэтому он злился на своего отца, на брата Амбросио и на самого себя за то, что попался в западню, из которой не знал, как выбраться.
   Последний совет Красного Кедра был совершенно излишним. Натан и не думал оставлять свои следы у всех на виду - напротив, он всячески старался скрыть их.
   По зрелому размышлению он пришел к следующему заключению:
   - Тем хуже для них. Каждый за себя! Если я лишусь головы, то они не возвратят мне ее. Поэтому я буду защищать ее, насколько это представляется возможным. Пусть они делают что угодно, а я постараюсь выпутаться сам.
   Произнеся эти слова вслух, по привычке людей, привыкших к одиночеству, Натан сделал то знаменитое движение плечами, которое на всех языках означает: будь, что будет! Затем он тщательно осмотрел дуло и курок своего ружья и отправился в путь.
   Европейцы, привыкшие к ограниченным пространствам Старого Света, к мощеным дорогам, окаймленным веселыми домиками, - к дорогам, по которым постоянно происходит движение, не могут даже приблизительно представить себе положения одинокого путника, очутившегося среди бескрайних прерий Дикого Запада, чувствующего, что за ним наблюдают невидимые взоры, и знающего, что его выслеживают, словно дикого зверя.
   Как бы ни был храбр человек, как бы ни привык он к полной приключений жизни в прерии, но когда он бросает вокруг себя вопрошающий взор и чувствует себя мельчайшей песчинкой посреди беспредельного пространства, то невольно вздрагивает и осознает, что очень слаб.
   В прерии очень часто случается, что человек, желающий направиться к северу, должен идти на юг и при этом остерегаться, чтобы не зашелестели листья под его ногами, чтобы не треснула ветка, преграждающая ему путь, а в особенности - чтобы под его ногами не захрустел песок или мелкий камень.
   Все звуки прерии хорошо известны и понятны краснокожим. Прислушавшись несколько секунд к отдаленному звуку шагов, они скажут вам, движется ли это лошадь, медведь, лось, бизон или антилопа. Камень, скатившийся в овраг, выдает им присутствие бродяги.
   Несколько капель воды на берегу брода говорят им, что здесь прошли путешественники.
   Люди, живущие в этих местах, где материальная жизнь есть все, развивают некоторые свои органы чувств до невероятного совершенства, в особенности же зрение и слух. Если же к этому присоединить невероятную ловкость, замечательное мужество и иногда просто поразительную крепость мускулов, то станет понятным, какими опасными противниками являются жители прерии.
   Натан в своем развитии недалеко ушел от краснокожих. Только изредка, и то всего на несколько дней, останавливался он в некоторых городах Соединенных Штатов. Поэтому он знал о жизни только то, чему научился в прерии. К несчастью, он не имел другого наставника, кроме своего отца, и вследствие этого усвоил себе его взгляды, что было хуже всего. Натан никого не любил, ни во что не верил и ничего не уважал. Один только человек имел на него некоторое влияние, Эллен, но в настоящую минуту ее не было около него.
   Молодой человек прошел уже довольно большое расстояние, не заметив ничего подозрительного.
   Тем не менее он продолжал соблюдать осторожность.
   Держа ружье наготове, наклонившись вперед и прислушиваясь к малейшему шуму, он медленно продвигался вперед, пытливо озираясь по сторонам, и чем дальше он шел, тем мысли его становились все мрачнее.
   Причина этому была очень проста: он знал, что его окружают неумолимые враги, которые следят за ним, используя многочисленных шпионов, хотя, казалось, ничто не нарушало спокойствия прерии.
   Но это спокойствие и эта тишина были слишком глубоки, чтобы быть естественными, и Натан отлично понимал это.
   - Гм! - пробормотал он. - Скоро все разъяснится. Черт бы побрал этих негодяев краснокожих, которые не подают признаков жизни! Я иду наудачу, сам не зная куда, и убежден, что попаду в какую-нибудь ловушку, из которой нельзя выпутаться.
   Натан продолжал свой путь приблизительно до десяти часов утра. Наконец, почувствовав голод и утомление, он решил ненадолго остановиться, чтобы поесть и отдохнуть.
   Машинально посмотрев вокруг, чтобы выбрать удобное место для отдыха, он вдруг поспешно спрятался за ствол дерева.
   Причиной этому было то, что всего ярдах в пятидесяти от себя он увидел индейца, спокойно сидящего на земле и занятого едой.
   Когда первое изумление прошло, Натан начал внимательно разглядывать дикаря.
   Это был человек лет тридцати, без боевых узоров на лице и теле, а на голове его колыхалось совиное перо, воткнутое в густые волосы.
   Сын скваттера долго смотрел на него, не зная, что ему предпринять. Наконец он вскинул ружье на плечо, вышел из своего укрытия и большими шагами подошел к индейцу.
   Тот, вероятно, давно заметил его, но, по-видимому, ничуть не беспокоился и продолжал невозмутимо есть.
   Подойдя к индейцу шагов на десять, американец остановился.
   - Приветствую моего брата, - сказал он громким голосом и, демонстрируя мирный характер своих намерений, распахнул свой плащ, - пусть Владыка Жизни дарует ему удачную охоту.
   - Благодарю моего бледнолицего брата, - отвечал индеец, подняв голову. - У меня для него найдется две горсти пеммикана, а у моего костра достаточно места.
   Натан подошел и уселся около своего нового приятеля, который по-братски поделился с ним своей трапезой, но, следуя индейскому обычаю, не задал ему ни одного вопроса.
   Кончив есть, индеец закурил свою трубку, что не замедлил сделать и Натан.
   Так сидели они довольно долго, молча выпуская клубы дыма. Выкурив трубку, индеец вытряхнул из нее золу и спрятал ее за пояс, а затем уткнулся в колени локтями, опустил голову на руки и погрузился в размышления.
   Выкурив одну трубку, Натан закурил вторую и обратился к индейцу.
   - Мой брат вождь? - спросил он.
   Индеец поднял голову.
   - Нет, - отвечал он с снисходительной улыбкой, - я врач.
   Натан почтительно поклонился.
   - Кроме того, я шаман, - продолжал индеец.
   - Мой брат очень мудр, его сила распространяется над всей землей.
   Индеец снова снисходительно улыбнулся и, указывая на легкую палочку, украшенную пестрыми перьями, которая была у него в руке, сказал:
   - Этот мульбаш - более страшное оружие, чем огненный гром бледнолицых, он заставляет всех уважать и бояться меня.
   Мрачная улыбка на мгновение искривила губы американца.
   - Мой брат возвращается к своему племени? - спросил он.
   - Нет, - отвечал индеец, покачав головой, - меня ждут в селении апачей-бизонов, которые нуждаются в моих предсказаниях, чтобы предпринять большой поход. Поэтому мой брат простит мне, что я его покину - меня ждут в селении сегодня вечером.
   - Я пойду с моим братом, если он позволит, - сказал Натан, - так как мне надо идти в ту же сторону.
   - Я с радостью принимаю предложение моего бледнолицего брата. Что ж, идем.
   - Идем, - сказал американец.
   Встав и оправив свою одежду, индеец нагнулся, чтобы поднять небольшой мешок, составляющий весь его багаж.
   Этим моментом воспользовался Натан. Он мгновенно выхватил из-за пояса мачете и вонзил его по самую рукоятку между плеч индейца, который только слабо вскрикнул и распростерся на земле мертвый.
   Американец хладнокровно вытащил нож из ужасной раны, вытер его о траву и снова засунул за пояс.
   - Гм! - произнес он с усмешкой. - Неважный, должно быть, был шаман, если не мог этого предвидеть. Посмотрим, не окажусь ли я лучшим колдуном.
   Пока он разговаривал с краснокожим, которого сначала вовсе не собирался убивать, а, напротив, обществом которого хотел воспользоваться для собственной безопасности, у него внезапно возникла одна мысль.
   Эта мысль, которая может показаться очень странной, особенно понравилась ему потому, что для приведения ее в исполнение необходима была большая смелость.
   Он задумал нарядиться шаманом и выдать себя за такового между краснокожими.
   Давно знакомый с нравами и обычаями индейцев, Натан нисколько не сомневался в том, что в совершенстве разыграет эту трудную роль.
   Убедившись, что его жертва не подает признаков жизни, он снял с убитого одежду и надел ее на себя, скинув предварительно свою.
   Затем он порылся в мешке шамана и, достав оттуда маленькое зеркало, раковины с краской и маленькие деревянные палочки, выкрасил себе лицо в медно-красный цвет и разрисовал его теми же причудливыми узорами, какими было раскрашено лицо убитого. После этого он связал в пучок свои волосы и воткнул в них совиное перо. Переодеванье теперь можно было считать вполне законченным.
   - Теперь надо убрать эту падаль, - сказал он и, схватив труп индейца, сбросил его в ближайшую пропасть.
   После этого он уложил в мешок свою одежду, закинул его на ствол ружья, перебросил оружие за спину, и, взяв в руки палочку убитого, весело пустился в путь.
   ГЛАВА XXVII След в воздухе
   Путешественники, не видавшие лесов Нового Света, не могут себе представить, что это такое.
   Леса эти настолько густы, что на расстоянии тридцати шагов не видно ничего, кроме сплошной стены деревьев. Сами деревья обвиты лианами, которые по ветвям переходят с одного дерева на другое.
   Внизу растет густая трава, достигающая иногда пяти - шести футов высоты.
   Поэтому предложение Красного Кедра путешествовать по деревьям не заключало в себе ничего странного, тем более что оно было сделано людям, которые, вероятно, сами уже на раз совершали таким образом путешествия.
   Но что представлялось очень простым и легким для бывалых бандитов, было крайне затруднительно и почти невозможно для такой девушки, как Эллен, так как, несмотря на всю свою силу и ловкость, она не могла бы сделать и шага, не рискуя повиснуть в воздухе, зацепившись платьем за ветку. Надо было придумать средство, чтобы устранить столь неприятное неудобство одежды молодой девушки.
   Все трое мужчин думали уже об этом целый час, но ничего не могли придумать.
   Эллен сама вывела их наконец из затруднения.
   - Что же, - спросила она у отца, - чего мы ждем? Разве вы не сказали сами, что мы не можем терять ни минуты?
   Красный Кедр покачал головой.
   - Да, я сказал это, - произнес он, - действительно, каждая минута стоит нам целого дня.
   - В таком случае, идемте же!
   - Этого нельзя сделать, дитя мое, пока я не найду того, что ищу.
   - Что же вы ищите, отец мой? Скажите мне, я помогу вам искать, и вдвоем мы, может быть, найдем скорее.
   - В самом деле, - произнес Красный Кедр, - к чему же я буду скрывать от тебя то, что касается тебя не меньше, чем нас?
   - В чем же дело, отец?
   - Дело в том, что ты в своем платье никоим образом не сможешь перепрыгивать с ветки на ветку вслед за нами.
   - Это-то и затрудняет вас?
   - Конечно, это, а не что-нибудь другое.
   - Напрасно вы не сказали мне этого раньше, я бы устранила это препятствие и мы были бы уже в пути.
   - В самом деле? - воскликнул скваттер радостно.
   - Сейчас вы сами увидите.
   С этими словами молодая девушка встала и углубилась в чащу.
   Через десять минут она возвратилась. Платье ее было так подобрано и приколото, что оставляло ей полную свободу движений. В то же время оно не развевалось и не могло цепляться за сучья.
   - Вот я и готова! - воскликнула она весело. - Хорошо так?
   - Превосходно.
   - Значит, теперь мы можем отправиться в путь?
   - Сию же минуту и отправимся.
   Красный Кедр сделал тогда последние приготовления к отправлению. Приготовления эти были невелики и сводились к тому, чтобы по возможности уничтожить следы их стоянки.
   Гораздо труднее было устроить так, чтобы ни Единорог, ни Сын Крови, ни Валентин не могли узнать, в какую сторону направились беглецы.
   С этой целью Красный Кедр взял Эллен к себе на плечи и, приказав Сеттеру и брату Амбросио следовать за ним гуськом, почти целый час шел по той дороге, по которой удалился Натан. Затем они пошли обратно, но на этот раз пятясь задом, причем не старались особенно уничтожать свои следы, хотя в то же время и не оставляли их совершенно незамаскированными.
   После двух часов столь утомительной ходьбы, во время которой не было произнесено ни одного слова, они достигли небольшой гранитной площадки, на которой можно было остановиться на несколько минут для отдыха, не опасаясь оставить здесь следы, так как камень был слишком тверд.
   - Уф! Как я рад, что можно немного отдохнуть! - воскликнул брат Амбросио.
   - Вы уже устали, senor padre, - насмешливо произнес Красный Кедр, - не слишком ли рано? Подождите немного, самое трудное еще предстоит впереди.
   - Не думаю, чтобы дальше было труднее, иначе я предпочитаю отказаться идти с вами.
   - Что же, если вы предпочитаете подарить свой скальп команчам, то нет ничего проще, - сказал Красный Кедр, - вам стоит только остаться здесь, и, будьте уверены, они не замедлят явиться за вами.
   - Caspita! Я лучше соглашусь, чтобы меня изжарили на медленном огне, чем попасться в руки этих проклятых язычников.
   - Хорошо, хорошо, - сказал Красный Кедр, - кто знает, что еще ожидает нас впереди, какая судьба? Не будем говорить об этом, а лучше слушайте, что я вам скажу.
   - Вполне согласен с вами. Но что же такое вы хотите сообщить нам?
   - Я полагаю, что благодаря только что проделанному нами маневру нам так хорошо удалось замаскировать наши следы, что сам черт не узнает, в какую сторону мы направились. Первая часть нашей задачи выполнена, таким образом, успешно. Теперь надо только быть осторожными и особенно не торопиться. Я привел вас сюда потому, что, как вы видите, у края этой платформы начинается девственный лес. Самое трудное - это взобраться на первое дерево, не оставив следов. Дальше дело только в ловкости. А теперь я хочу действовать по-своему и ручаюсь вам, что вы не будете раскаиваться.
   - Вполне уверен в этом. Что касается меня, то я предоставляю вам полную свободу действий.
   - Прекрасно. Вот что я думаю сделать. Видите вы вон ту огромную ветвь, которая простирается над этой глыбой на высоте футов тридцати?
   - Видим. Что же дальше?
   - При помощи лассо я зацеплю ее конец, и мы общими усилиями нагнем ее до земли и так будем ее держать пригнутой, пока Эллен не доберется по ней до ствола. Затем пройдете вы, за вами - Сеттер, и, наконец, я сам. Таким образом, мы все взберемся на дерево, не оставив никаких следов на коре, покрывающей его ствол.
   - Ваша мысль кажется мне превосходной, и я вполне ее одобряю. Мы все трое, то есть Эллен, Сеттер и я, легко взберемся этим путем, но я хотел бы знать, как поступите вы? Что вы будете делать, когда мы будем уже наверху и некому будет держать эту ветвь?
   Красный Кедр рассмеялся.
   - Пусть это вас не беспокоит, senor padre, уж я-то сумею устроить все как нельзя лучше, - сказал он.
   Затем он снял с пояса лассо и закинул петлю на конец ветви.
   - Теперь помогите мне тянуть, - сказал он.
   Общими усилиями огромная ветвь была пригнута почти к самой земле, как и говорил Красный Кедр.
   - Ну, Эллен, взбирайся, - сказал он.
   Эллен ловко вскочила на ветку, пробежала по ней до ствола дерева и, по приказанию отца перейдя на следующие, более высокие ветви, скрылась в листве. За ней с таким же успехом последовали брат Амбросио и Сеттер.
   Оставшись один, Красный Кедр моментально обхватил ветвь руками и ногами, и она, никем более не удерживаемая, с головокружительной быстротой выпрямилась, подняв вместе с собой и Красного Кедра.
   У спутников Красного Кедра мороз пробежал по коже при виде этого маневра, а Эллен в страхе закрыла глаза.
   Когда она решилась открыть их, то увидела отца сидящим верхом на ветке и собирающим лассо.
   Затем скваттер спокойно встал и, прикрепив лассо к поясу, присоединился к своим спутникам.
   - Вот и готово, - сказал он, - теперь отправимся в путь.
   Повторяем, что план Красного Кедра путешествовать по деревьям, несмотря на всю его оригинальность, не представлял ничего ни опасного, ни трудного, ни неудобного.
   Благодаря бесконечным лианам, прихотливо извивавшимся вокруг них, путешественники без всякого труда переходили по ветвям с дерева на дерево, все время находясь на высоте не менее шестидесяти футов от поверхности земли.
   Так передвигались они целый день, лишь изредка останавливаясь на короткое время, чтобы немного отдохнуть.
   Почти не испытывая затруднений, перебрались они и через небольшую речку и должны были скоро достигнуть равнины.
   Было уже около пяти часов вечера. Длинные тени от деревьев стелились по земле. Снизу подымался густой туман и заволакивал окружающие предметы. Все предвещало близкое наступление ночи.
   Красный Кедр, как самый опытный, шел впереди и указывал своим спутникам дорогу.
   - Что же, compadre, - произнес наконец брат Амбросио, который едва плелся от усталости, - скоро ли мы остановимся? Предупреждаю вас, что я сейчас свалюсь от усталости. Я не могу идти дальше.
   Скваттер поспешно обернулся и зажал монаху рот своей рукой.
   - Молчите, - прошептал он, - если жизнь вам дорога.
   - Молчу, молчу, - пробормотал монах, - но что же случилось?
   Красный Кедр осторожно раздвинул ветви и знаком велел своим спутникам сделать то же самое.
   - Смотрите, - сказал он.
   Монах взглянул вниз и тотчас же, побледнев, откинулся назад с лицом, искаженным от ужаса.
   - О! - произнес он. - На этот раз мы погибли!
   Он споткнулся, и если бы не скваттер, который схватил его за руку, то, наверное, свалился бы вниз.
   - Что же делать? - прошептал он.
   - Ждать, - спокойно отвечал Красный Кедр, - в настоящее время в нашем положении еще нет ничего отчаянного. Мы видим их, но они нас не видят
   Брат Амбросио уныло покачал головой.
   - Вы привели нас к погибели, - с упреком сказал он.
   - Вы глупец, - отвечал Красный Кедр с презрением. - Разве я не рискую точно так же, как и вы? Разве я не предупреждал вас, что мы окружены неприятелем? Дайте мне действовать, повторяю вам.
   ГЛАВА XXVIII Охота на гризли
   Новому Свету нет надобности завидовать Старому в отношении хищных зверей всяких пород.
   Семейство медведей в особенности достигло в Америке необычайного развития. Перед некоторыми их них кажутся ничтожными все хищные звери нашего материка.
   Мы говорим здесь о животном, одаренном чудовищной силой, слепой отвагой и беспредельной свирепостью, которое ученые называют ursus cinereus, а именно о гризли.
   Взрослый гризли достигает иногда трех метров росту, если встанет на задние лапы.
   Мех у него мягкий, очень густой и совершенно серый, только вокруг ушей слегка коричневатый.
   Морда этого зверя ужасна. Это самое свирепое и опасное животное из всех плотоядных Америки.
   Несмотря на свою неуклюжесть и кажущуюся тяжеловесность, гризли замечательно ловок и подвижен, и его особенно следует бояться, потому что отвага гризли происходит от сознания своей силы.
   Гризли нападает на всех животных, в особенности же на крупных жвачных: бизонов, быков, оленей и лосей.
   И вот с таким-то страшным зверем внезапно столкнулись лицом к лицу Валентин и его товарищи.
   Встреча была одной из самых неприятных.
   - Бой предстоит смертельный, - коротко сказал Валентин, - вы ведь знаете, что гризли никогда не отступает.
   - Что же нам делась? - спросил дон Мигель.
   - Посмотрим сначала, что он будет делать, - отвечал Валентин. Очевидно, что он уж поел, иначе он не вернулся бы к своей норе. Вы знаете, что медведи редко выходят из берлоги. Если нам посчастливилось и этот медведь уже хорошо пообедал, то это будет для нас большим преимуществом.
   - Почему?
   - Очень просто, - со смехом отвечал Валентин. - Как и некоторые люди, которые питаются не в строго определенное время, медведи, принявшись за еду, едят до отвала и вследствие этого делаются тяжелыми и сонными, то есть утрачивают половину своих бойцовских качеств.
   - Гм! - заметил дон Мигель. - Мне кажется, что и оставшейся половины будет вполне достаточно.
   - Я согласен с этим. Однако он, кажется, решился на что-то.
   - Не дадим ему напасть первым!
   - О, не беспокойтесь, дон Мигель, я знаком с охотой на медведя. Этот мишка, очевидно, не ожидает того, что я ему готовлю.
   - Только не промахнитесь, иначе мы погибли, - заметил дон Мигель.
   - Знаю, знаю, будьте спокойны.
   Курумилла, между тем, как всегда не говоря ни слова, вырезал смолистую палку и спрятался в кусты всего в нескольких шагах от хищника.
   Медведь после минутного колебания, в течение которого он переводил свой горящий взгляд с одного охотника на другого, издал глухое ворчание и облизнулся красным как кровь языком.
   - Так, так, - произнес Валентин, - облизнись. Но только не рано ли облизываться, ведь ты еще нас не поймал.
   Медведь, точно задетый этими словами, целиком высунул из-за выступа свою чудовищную голову.
   - Я говорил вам, что он плотно поел, - заметил охотник. - Видите, как ему трудно шевелиться. Ну, лентяй, поворачивайся же! - продолжал он, обращаясь к зверю.
   - Будьте осторожны! - крикнул дон Мигель.
   - Он прыгнет на вас, - со страхом произнес дон Пабло.
   Действительно, медведь одним ловким прыжком вскочил на площадку и очутился всего шагах в двадцати от охотника.
   Валентин не шелохнулся, ни один мускул на его лице не дрогнул, он лишь стиснул зубы.
   Медведь, удивленный смелостью охотника, сделал шаг назад.
   Одно мгновение он оставался неподвижным, стоя с опущенной головой. Затем он начал рыть землю своими страшными когтями и тихо ворчать, словно ободряя себя.
   Потом он вдруг весь подобрался. В это самую секунду Курумилла зажег смолистую палку и по знаку Валентина выставил зажженный конец перед медведем.
   Животное, пораженное внезапным появлением огня, встало на задние лапы и, повернувшись к индейцу, протянуло было одну из передних к факелу, вероятно затем, чтобы загасить пламя.
   Валентин взвел курок, широко расставил ноги и, прицелившись, начал тихонько что-то насвистывать.
   Услышав свист, медведь остановился. Несколько секунд он стоял неподвижно, как бы соображая, откуда исходит этот странный звук.
   Охотник продолжал свистеть. Его друзья, затаив дыхание, не спускали с него глаз, готовые в любую минуту броситься на помощь.
   Валентин сохранял полное спокойствие, и медведь невольно начал поворачиваться на свист в его сторону.
   Курумилла с горящим факелом в руках внимательно следил за всеми движениями зверя.
   Наконец медведь повернулся к охотнику мордой и находился теперь так близко от него, что Валентин чувствовал его горячее дыхание.
   Человек и зверь пожирали друг друга взглядами. Прошла минута, показавшаяся зрителям вечностью.
   Вдруг медведь тряхнул головой, точно желая избавиться от чего-то назойливого, и с диким ревом бросился вперед.
   В то же мгновение раздался выстрел.
   Дон Мигель с сыном кинулись к своему другу.
   Валентин стоял, опустив ружье прикладом к земле и беспечно улыбаясь, а в двух шагах от него корчился в предсмертной агонии страшный зверь.
   Курумилла, наклонившись вперед, внимательно следил за движениями издыхающего чудовища.
   - Слава Богу! - радостно воскликнул дон Мигель. - Вы целы и невредимы!
   - А вы думали, что я подвергался большой опасности? - весело спросил охотник.
   - Еще бы! - с удивлением вскричал дон Мигель. - Я дрожал за вашу жизнь!
   - Не стоило труда, уверяю вас, - беспечно возразил Валентин, - серые медведи и я - старые знакомые. Спросите лучше Курумиллу, скольких уже мы таким образом уложили.
   - Но, - заметил дон Пабло, - гризли считается неуязвимым. Пули расплющиваются об его череп и без вреда скользят по его шкуре.
   - Это совершенно верно, но вы забываете, что есть одно место, в которое можно поразить медведя?
   - Да, я знаю, это глаз, но ведь почти невозможно попасть в глаз с первого выстрела. Для этого необходимо обладать, кроме чрезвычайной смелости и хладнокровия, удивительной меткостью.
   - Благодарю, - улыбаясь сказал Валентин, - теперь, когда наш враг уже безопасен, посмотрите, прошу вас, и скажите мне, куда я ему угодил.
   Оба мексиканца поспешили нагнуться к медведю. Он был мертв.
   Его огромная туша занимала пространство почти в десять квадратных ярдов.
   Пуля охотника попала ему в правый глаз.
   Мексиканцы вскрикнули от удивления.
   - Да, - произнес Валентин, отвечая на их мысли, - это был недурной выстрел.
   - Но посмотрите, мой друг, что за ужасные когти. Они почти в шесть дюймов длиной!
   - Да. Я припоминаю, как одного несчастного команча гризли ударил лапой по плечу и моментально раздробил его. Но не правда ли, это на редкость интересная и увлекательная охота? Для меня в ней есть что-то неотразимо притягивающее.
   - Для вас - может быть, - заметил дон Мигель, - вы так привыкли в прерии к опасностям, что не признаете их, но я должен признаться, что мы, жители городов, питаем к этим чудовищам непреодолимый страх.
   - Перестаньте, дон Мигель, ведь я сам видел, как вы не раз боролись одни на один с ягуарами.
   - Да, мой друг, и я опять готов на это, но ягуар - это вам все-таки не гризли.