Страница:
Йен вдруг остановился — так ему стало тоскливо и жутко. Вереницы фонарей сияли на площади Согласия, и ночное небо казалось непроницаемо черным и замкнутым, будто плотный купол, прикрывший Землю. Но ни черта оно не прикрывало: пробился же сюда, на дно голубого воздушного океана, проклятый поток корпускул из иного пространства! Для них не было никаких преград, они незримо пронизали плотную земную атмосферу, крыши и перекрытия зданий, глубины океана, неощутимо прошли сквозь планету. Но на пути некоторых из них оказались люди — и частицы пронизали их черепные коробки так же легко и бесцельно, как пронизывали камень и металл, атмосферу и воду. Ты оказался на их траектории, ты и другие, только и всего. Можно оказаться на траектории шальной пули и получить ее в голову, так и не успев понять, что с тобой случилось. Это зависит от везенья. Кому повезет, тот и… Постой, а чего ты, собственно, расхныкался? Хлюпик ты, Йен, вот что, не ожидал я от тебя. Ученый ты или нет? Почему бы тебе, например, не подумать как следует, что же произошло с твоим мозгом во время краткого визита гостей из Свертка? А в самом деле — что? Например, мгновенная мобилизация резервов? Неизвестно ведь, зачем существуют эти гигантские резервы в нашем мозгу. И неизвестен их пусковой механизм. А частицы из Свертка попутно, случайно нажали на какую-то неизвестную кнопку — и вот вам, пожалуйста. Появились на Земле пророки. Как в библейские времена. Правда, библейские пророки никаких открытий вроде не совершали, но что с них возьмешь, с этих бородачей, уровень был не тот, если они что и видели, так ни понять, ни людям растолковать не могли. А что, неплохая теория… Вот возьму да завещаю свой мозг нейрофизиологам и кибернетикам, пускай выяснят, что да как, пускай люди научатся пользоваться этой своей запечатанной сокровищницей… Похоже на истину… Нет, хватит, тут уж я совсем плохо разбираюсь и нечего мне над этим голову ломать, отключусь-ка я, в подражание библейским пророкам, если они и вправду… Ну, словом, хватит. И вообще — холод, туман какой-то проклятый надвинулся, фонари еле светят, а в гостинице меня ждет немыслимо пушистый свитер, ух, до чего теплый, наверное!..
— Эй, такси! Мне на улицу Понселе. Поскорее, приятель, меня друзья ждут.
4
Питер Брейген обладал достаточно здравым смыслом, чтобы не осложнять своего положения. Но пока он «делал деньги», положение осложнилось само собой. Акции «Африкандер Миннерс», упавшие после статьи Ричарда Мэллори, продолжали падать. Зоркое око биржи отметило важный факт: Брейген продал все свои акции в момент наивысшего подъема, не ошибившись ни на один пункт. Следовательно, он заранее знал о статье Мэллори. «Брейген красный!» — завопили некоторые. Другие пока что молчали. Но всем казалось, что Мэллори и Брейген — звенья одной цепи…
Фактически так оно и было. Дар предвиденья осенил их обоих. Но Питеру была ужасна даже мысль о таком сопоставлении. Вместо богатства ему грозила деловая смерть — самое страшное для биржевика, Питер не думал, что с ним расправятся физически, теперь у всех руки коротки, но биржа, биржа!
Он яростно работал до полуночи, отыскивая выход. В двенадцать понял, что его мозг уже выжат, и принял две таблетки снотворного — вИдение было отчаянно утомительной работой.
Утром, за три часа до встречи Мэллори и Абрахамса, он забежал в кафе и позвонил своему старому знакомому, Вильбэнку.
Отставной полковник Вильбэнк в молодости сам себя называл «колониальным разбойником», и эта кличка сохранилась за ним до сих пор. Он имел обыкновение неожиданно появляться там, где его меньше всего ждали, а после исчезать на неделю-другую «на охоту», хотя в его охотничий азарт никто не верил.
— Вильбэнк, я надеюсь, вы не собираетесь стрелять львов в ближайшие сутки?
— А, Питер! Я ждал, что вы допрыгаетесь. Что это за история с «Миннерс», в которую вы влипли?
— В эту историю трудно было не влипнуть. Впрочем, об этом потом. Я хотел бы с вами выпить рюмку-другую…
Они встретились в кафетерии аэровокзала. Здесь можно было поговорить наедине, не будучи потревоженным ни назойливыми официантами, ни бродягами, выпрашивающими подаяние, ни чистильщиками ботинок.
Питер начал издалека:
— Мы живем в мире, полном неожиданностей и опасностей. Они нас подстерегают за каждым углом…
Полковник улыбнулся и тронул Питера за плечо:
— Пит, мы знаем друг друга давно. Сейчас не время философствовать.
— Увы, честное слово, я не могу придумать другого начала. Вильбэнк, вы слышали про машины, которые могут предсказывать будущее?
— Вы собираетесь вложить в них свой капитал? Тогда вы банкрот.
— Нет, не собираюсь. Да они мне и ни к чему. Эти ящики, набитые проволокой и лампами, не в состоянии предсказать даже исход футбольного матча. А это не самые важные предсказания.
Полноватое, розовощекое лицо полковника изобразило растерянность. Уж от кого-кого, а от Брейгена он меньше всего ожидал философских речей. Это его насторожило.
— Дело, Вильбэнк, сложнее… Что бы вы сказали, если была бы организована компания или что-нибудь в этом роде, которая бы занималась… которая бы…
Полковник сощурил глаза. К чему это клонит Питер Брейген, мошенник из мошенников?
— Уж не имеете ли вы в виду, Пит, компанию ученых идиотов, которые предсказывают судьбы человечества, делая на бумаге какие-то вычисления?
— Опять не угадали. Речь идет о совершенно безошибочном угадывании.
— Раз угадывание, значит оно уже не безошибочное.
Питер Брейген, кроме того, что он был мошенником, обладал еще изрядной дозой тщеславия и поэтому в подкрепление своих туманных рассуждений решил поразить полковника. Он уставился на него, как гипнотизер на пациента, и произнес трагическим голосом:
— Полковник Вильбэнк! Посмотрите на ваши часы. Ровно через минуту в это кафе войдет молодая особа в ярко-оранжевом платье, она работает в Центральном телефонном бюро, звать ее Эвелина Шейл, и она закажет коньяк и холодный кофе.
— Вы назначили ей свидание?
— Нет, она меня не знает. И вас тоже…
— Допустим… Но…
— А через три минуты подкатит черный «кадиллак» с двумя сотрудниками из полицейского управления. Один из них вас знает…
— Это уж слишком, Брейген…
— Оглянитесь, полковник!
Ярко-оранжевое платье и черный «кадиллак» появились в назначенный момент. Полковник перевел взгляд на Питера.
— Что все это значит, Брейген?
— А еще я могу вам предсказать, что завтра вечером у вас свидание с высокопоставленным иностранцем и вы будете с ним обсуждать…
— Тес! Вы с ума сошли! Вы… Вы…
Брейген с нескрываемым наслаждением смотрел на перекошенное лицо Вильбэнка.
— А что касается вашей старшей дочери Ритчи, то сейчас она…
— Перестаньте, прошу вас! Откуда вы все это?.. Или я просто сплю и мне все снится?..
— Нет, вы не спите, полковник. Я мог бы вам продемонстрировать еще несколько подобных предсказаний.
Водворилось минутное молчание, в течение которого полковник пристально рассматривал Питера.
Брейген был прав. Он поставил «на ту лошадь», и полковник быстро сообразил, что ему нужно делать.
— Какой секрет вы хотите мне продать? — спросил полковник. — Акции «АМ» мне уже стоили довольно много.
Литер наклонился через стол и начал быстро шептать на ухо Вильбэнку.
Его план был прост. Необходимо убрать Мэллори. Только Мэллори мешал ему — так казалось Брейгену. Убрать проклятого журналиста, и Питер один будет владеть Аладдиновой лампой. Фрона Мэссон не в счет.
Насчет Фроны у него были тоже вполне определенные планы.
Она была наедине с вИдением… Фрона должна быть на его стороне! Питер видел, как она открывает ему дверь небольшой квартирки на Инглиш-Бридж, как проводит его в уютную гостиную и как отвечает ему на его молчаливый вопрос:
— Я согласна, мистер Брейген… Я давно хотела повидать мир…
Эта воображаемая сцена несколько озадачила Брейгена. Он, честно говоря, не собирался пока «повидать мир».
— Избавьте нас всех от Мэллори, полковник! — говорил он тем временем. Я предвижу, что через месяц-другой акции «АМ» снова начнут подниматься.
— Ричард Мэллори, ах, Ричард Мэллори!.. — сказал полковник Вильбэнк. Значит, он идет в клуб, голубчик? Попробуем его накрыть. Вы со мной, Питер?
Брейген вежливо отказался. Стрельбу, лучеметы и прочие глупости он не любил. Напомнив, что с Мэллори надо держать ухо востро, он удалился несколько успокоенный.
Так предвиденье Питера Брейгена дало осечку в первый раз. Мэллори объединился с Абрахамсом и ускользнул от убийц из «АМ».
Вильбэнк телефонировал ему на дом о неудаче — Брейген кинулся в полицию и чуть руки себе не изгрыз от ярости. Мэллори исчез. Питер не видел, где прячется проклятый журналист. Это была вторая осечка. И лишь на следующее утро после происшествия с Растерсом он вновь смог контролировать события и подготовил новый план действий, третий по счету. Компанию «красных» должны были взять на шоссе живыми, поскольку в дело вмешалась полиция.
Теперь Питер знал, что без Фроны ему не обойтись. Эта девушка, сидя у себя дома, действительно предвидела всю цепь событий до самого конца и знала, что им придется «повидать мир»! В середине дня Питер помчался к Фроне, и она произнесла свою фразу: «Я согласна…» и так далее. Когда самолет с Мэллори, Абрахамсом и Йоришем на борту поднялся в воздух, был приведен в действие четвертый план, на котором Фрона настаивала с самого начала. Они отправились на свидание с полковником вместе.
Встреча прошла именно так, как ее предвидели Питер и Фрона. Пришлось продемонстрировать свои способности, причем бородатый иностранец упрямо думал, что ему втирают очки какие-то местные авантюристы. Тогда Фрона рассказала иностранцу кое-что о его жене, детях и еще об одной даме из Филадельфии.
Договор был заключен, а через два дня «Суперконстелейшн» уносил очаровательную блондинку и ее элегантного спутника далеко на север… Это была волнующая туристская поездка двух молодых и богатых людей. Фрона долго и тщательно выбирала наряды для этого путешествия.
— Питер, вы не знаете, что носят невесты в России зимой?
Фрона кокетничала. Она великолепно видела каждую деталь туалета русских девушек. Она воистину была специалисткой по нарядам. Но оба они, и Фрона и Питер, плохо разбирались в науке, особенно в космической. А всем известно, что предсказать то, чего не понимаешь, очень трудно.
Брейген хорошо понимал, что торговля секретами — одно из самых выгодных дел. Теперь он воочию убедился, насколько это и опасное дело. История с «АМ» его многому научила. Он желал безопасно наживать свои деньги и получал такую возможность, договорившись с иностранцем. Договор был несложен. Питеру обещали гражданство в стране миллионеров и официальное разрешение на скромный бизнес — собственную фирму по торговле секретами. Любыми секретами, кроме военных и государственных секретов страны. В пределах определенной суммы он сможет и играть на бирже, причем биржевых советов никому давать не должен, таково условие. Сверх того Брейгену обещали избавить его от парижской тройки. Приметы и фотографии всех троих добыл для иностранца полковник.
Взамен от Питера и Фроны потребовали обыкновенного шпионажа. Они обязались вызнать конструкцию новейшего ракетного двигателя у русских. Сложность задачи заключалась в том, что даже имени изобретателя никто не знал на Западе. Предполагалось, что изобретатель живет в Москве, и только. Но молодая пара была настроена оптимистически: Питер надеялся на феноменальные способности Фроны.
Фрона была в восторге от московской зимы, и Питера часто тревожила мысль, что девушка, увлеченная бурной жизнью незнакомого города, его голубыми катками, снежными горками и лыжными треками в сказочных лесах, забудет о главной задаче.
Питер сам не знал, чего он хочет от Фроны. Дело не ладилось. Оказалось, что в чужой стране трудно видеть. Тысячи людей их окружали, у Питера прямо-таки разбегались глаза от множества лиц, в которых он узнавал людей науки и техники. Но какой науки и какой техники — вот вопрос… Провидение надо было наводить на след, как ищейку, иначе оно действовать не желало. И на третий день Питер прибег к испытанному способу. Он добыл справочник Академии наук — полный перечень академиков и членов-корреспондентов, вооружился словарем с русской азбукой и начал читать книгу подряд. Как в памятный день он читал список претенденток, как смотрел на бегущие строчки биржевого табло…
Вот оно! Александр Ильич Воинов, член-корреспондент, адрес, телефон. Космические науки… Точнее, точнее! Здесь Питер запутался. Александр Воинов ощущался как специалист по межзвездным полетам, а Питер ничего не знал о звездах. Светят, мигают, что еще? Он попробовал представить себе межзвездную пустоту, увидеть ее, как он видел траектории рулеточного шарика и лихорадочный пульс биржевых индексов. Он закрыл глаза, привычно прикрыл их рукой и увидел. Как будто одно это имя, «Александр Воинов», уже означало очень много — Питер Брейген видел ледяную бесцветную пустоту, пронизанную невообразимо крошечными частицами — прямые, как дороги среди вельдта, траектории. Неслышимые катастрофы, беззвучные столкновения. Время, подобное фиолетовой волне, двинулось вспять, из его мерцающих глубин выпорхнул пучок частиц и ударил прямо в глаза. Это было страшно.
…Брейген подозвал Фрону и показал ей справочник. Воинова надо было заполучить во что бы то ни стало. Заполучить, найти среди миллионов людей, выудить… Для постороннего наблюдателя они представили бы забавное зрелище — мужчина и женщина, сидящие, закрыв глаза, над раскрытой книгой. Питеру мешала видеть пугающая картина пустой вселенной, от которой он никак не мог отделаться. Первой сработала Фрона.
— Я думаю, он красивый парень. Определенно красивый. Хорошо одевается… Танцевать не умеет.
Питер сердито фыркнул.
— Что ты сердишься, милый? Я всего лишь женщина. Сегодня же я смогу с ним познакомиться, да-да! Может быть, не надо с ним знакомиться?
Он опять фыркнул. Личное знакомство было нежелательно. Тем они и отличаются от банальных шпионов, что им не надо искать знакомства, выспрашивать, подслушивать, вскрывать сейфы. Но было уже ясно — видение требует хоть какого-то контакта, хоть самого эфемерного, а затем уже начинает действовать.
— Где ты познакомишься с Воиновым?
— В картинной галерее, рядом с бассейном. Он придет на выставку молодых французов через час-полтора.
— Хорошо, — сказал Питер. — Придется знакомиться.
…Фрона вернулась возбужденная, раскрасневшаяся от мороза.
— Там! Он внизу! Он очень много знает о межзвездных полетах, но я ничего не понимаю. Ты спустишься к нему?
— Он охотно поехал тебя провожать?
— Конечно. Он ищет какую-то формулу, Пит. Ломает голову над… ну, не знаю, над чем. Над «фотонным пучком». Бессмыслица. За светской болтовней он отдыхает…
— Пошли!
Фрона переоделась и вышла вместе с Питером в просторный холл. Молодой человек смущенно улыбался, пожимая руку новому знакомому.
Вот он — физик, специалист по космическим двигателям. Он подробно расспрашивал девушку и ее спутника о жизни в далекой Претории и вообще об Африке, о которой у него были, как он сам сознался, примитивные представления из школьных учебников географии. Потом Фрона рассказала, что ей, самой красивой девушке Претории, предложили принять участие в телевизионной передаче, где бы она встретилась с московскими девушками. Студия не предлагала никакой программы, просто поговорить «за жизнь», задавать вопросы друг другу и отвечать на них.
— Что бы вы хотели от меня услышать? — спросила Фрона.
— Прежде всего я хотел бы вас увидеть на экране телевизора. А услышать? Ну, это ваше дело. Но, конечно, только правду.
— Вряд ли будет интересно слушать женскую болтовню.
— Напрасно вы так думаете. Я несколько раз встречался с иностранцами, и у меня всегда складывалось впечатление, что женщины за рубежом, как правило, откровеннее и честнее мужчин.
— А вы мастер говорить комплименты, — расхохотался Питер. — Я думаю, что нам не имеет смысла стоять здесь, в холле, пойдемте лучше в ресторан.
Усаживаясь за столик, Питер подводил свои первые итоги. Его забавляло то, что он заранее знал, как Воинов посмотрит на Фрону, как он придвинет к ней стул и как с увлечением будет говорить о выставке, на которой они познакомились с мисс Мэссон.
— Что вы ни говорите, а в современной живописи что-то есть. Может быть, эти художники только ищут, но путь, по которому развивается их искусство, мне нравится. Абстракционизм?
Воинов задумался, глядя мимо Брейгена.
— У нас, ученых, иногда бывает своя абстракция… У нас в университете был чудаковатый профессор математики, который всегда просил студента «нарисовать формулу»… Раньше я думал, что это всего лишь словесная фигура, а позднее я сам начал воспринимать математические формулы как чудесные картины… Например, совсем недавно я познакомился с формулой одного ученого… Формула, объясняющая необходимость этих космических бездн, или, как он их назвал, векторных стоков… И вот что странно…
Воинов опять задумался.
Фрона смотрела с ужасом на то, как в его мыслях возникает математический рисунок, который она не понимала, но уже знала заранее: как картину, как гениальный набросок мастера. Это был решающий момент. Они начали видеть — они уже знали, что подобные рисунки лежат в рабочем столе Воинова. Сейчас каждое движение ученого говорило им так много, что они не успевали запомнить все. Теперь непосредственный контакт становился вредным — приходилось поддерживать разговор.
— Вы говорите, западный ученый?
— Да.
— Его фамилия Абрахамс?
— Да.
Только сейчас Воинов понял, что его спрашивают о том, что известно немногим специалистам. Он поднял на Питера удивленные глаза и спросил:
— А вы знаете этого человека?
— А как же! Это мой хороший приятель, кстати, тоже из Претории. Сейчас он во Франции. Говорят, что космолет «Лютеция» был спасен Абрахамсом…
Да, Воинов знал эту трагическую историю, одну из немногих историй, когда для спасения людей пришлось обратиться к абстрактным понятиям, абстрактным рассуждениям, почти философским догадкам. Сколько их еще будет, этих неожиданных космических открытий, которые не раз заставят ученых изменить свои представления о пространстве и времени! Космическая бездна слишком огромна, чтобы быть вместилищем простых загадок.
— О доктор, вы фантазер и романтик!
Фрона подарила одну из тех обворожительных улыбок, которые принесли ей славу первой красавицы.
— В моей науке нельзя не быть фантазером и романтиком, А мистер Брейген неплохо осведомлен о космических делах.
— Пресса, дорогой доктор, я люблю читать газеты и кое-что извлекаю. Вот последний номер «Либерасьон». — Питер вытащил из кармана газету и протянул ее Воинову.
Действительно, на второй полосе жирным шрифтом сообщалось о том, что совместный эксперимент — полет французского и советского космических кораблей — проходит успешно. Экипажи изучают «тонкую структуру» пространства. Воинов просмотрел газету без особого любопытства, свернул ее и положил на стол. В этот момент Питер увидел с необыкновенной ясностью, что Абрахамс падает, сраженный двумя пулями. Наконец-то!
— Что вы думаете об этом полете, док? Ваш корабль дойдет до Венеры?
Он мямлил что-то еще, и Фрона перебила его капризным восклицанием:
— Стоит ли об этом говорить? Право, я хотела бы послушать что-нибудь о вашем искусстве, музыке… А то все наука, наука!
Фрона была хорошей партнершей. Она останется с Воиновым в ресторане, а Питер поднимется в свой номер и сможет видеть без помех…
Брейген бодро раскланялся с русским и взлетел на лифте, как на крыльях. Он уже видел рисунки и формулы, записанные острым, четким почерком. Скорее к блокноту! Скорее, скорее!.. Вот что значит удача, смекалка, смелость… Питер лихорадочно исписывал страницу за страницей, у него уже сводило пальцы. А в ресторане Воинов улыбался и смотрел на Фрону. «Пусть смотрит. Работа требует жертв, — подумал Питер Брейген. — Пока что мы избавились от коллеги Абрахамса».
5
Он отчаянно переутомился тогда в Париже — пока выручал из беды «Лютецию», После этого Йен проспал почти трое суток. А когда проснулся оказалось: не то что предвидеть, но даже просто думать он может с трудом. Процесс мышления, казалось, причинял физическую боль. Видно, сказывалось нечеловеческое напряжение изнурительных часов, когда судьба французского космического корабля была в его руках.
Понемногу физику становилось легче — он возвращался к норме. Стал даже производить кое-какие расчеты, говорил, что соскучился по настоящей работе. Было решено, что Йен отправится на дальневосточную станцию слежения за полетом «Лютеции». Русские очень звали к себе Йена Абрахамса; молодой физик Воинов писал, что будет счастлив с ним встретиться, сотрудничать.
Правда, Йен побаивался за товарищей, хотел взять их с собой. Но Дик, газетчик до мозга костей, уже завязал сношения с левой парижской прессой и бойко строчил по-французски статьи, не стесняясь своих ошибок, с ходу превращая любой правильный глагол в неправильный. А Виллиам… О, с негром все обстояло сложнее. Он чувствовал себя вдали от родины бездеятельным, бесполезным, мечтал о возвращении, о продолжении борьбы и согласен был выехать из Парижа только в одном направлении: на юг, к Средиземному морю и дальше, к берегам Африки.
…В удобном глубоком кресле сидела женщина лет пятидесяти, худощавая, с горбоносым профилем, темными глазами и сединой в коротко стриженных иссиня-черных волосах. Она превосходно говорила по-английски.
— У вас такое произношение, — сказал йен Абрахамс, — точно вы родились и росли в туманном Лондоне.
Она усмехнулась.
— Я осетинка… и родилась высоко-высоко а горах, куда даже орлы залетают с трудом.
— Значит, ваше красивое странное имя…
— Да, Заира — это осетинское имя. — И она продолжала рассказывать о своих научных изысканиях, которыми занималась здесь, в сибирском Городке Науки, в своем пахучем и певучем деревянном доме, куда Йен был приглашен на чашку кофе. — …Что, собственно, нас натолкнуло на эту мысль? Мифы, предания. Почти у каждого народа можно найти героя, который умел предвидеть, предсказывать будущее.
— Например, Кассандра? — спросил Йен.
— Да, и она. Кстати, вы задумывались когда-нибудь над этой трагедией? Боги наказали ее, и никто не верил ее предсказаниям. Удел многих, опередивших свое время… Но я хотела сказать не о ней. И не о Дельфийском оракуле. Накануне персидского вторжения пифия предрекла афинянам, что их спасение в деревянных стенах. Иначе говоря, что они должны покинуть город и сесть на корабли… Кто поймет — действительно ли это попытка заглянуть в будущее или просто разумный тактический совет? Но вот сивиллы… Вы много знаете о сивиллах?
— Очень мало, — сознался Йен, припоминая. — Кажется, их рисовал Микеланджело на потолке Сикстинской…
— Сивиллы! Что-то неясное, древнее, овеянное тайной. — Заира понизила голос, глаза ее азартно заблестели. — Величавые женщины-пророчицы, принадлежащие разным временам и народам. Их признавала даже христианская церковь, хотя жили они задолго до христианской эры. Платон знал одну сивиллу, Аристотель — несколько, римляне — десять. Эти прорицательницы ведали будущее и темное прошлое, оставшееся скрытым от людей, безошибочно предсказывали исходы войн, открывали преступления и карали убийц; их короткие, часто стихотворные предсказания сотрясали троны, меняли границы царств. Откуда могла взяться эта могучая порода? И почему именно женщины? Ответа нет. На обломке древней глиняной чаши начертано: «Халдейская сивилла Сабба предсказала: когда Раб поставит стопу на Вторую от Солнца, имя которой Фосфор, то он перестанет быть…» На этом текст обрывается.
— Вторую от Солнца? — Йен удивленно поднял брови. — Но позвольте, для землянина любой эпохи это…
— Да, вы правы, Венера. Древние наименования Венеры: Фосфор, Люцифер, Геспер, или Веспер. Это пророчество особенно интересно сейчас, когда корабли приближаются…
Ироническая улыбка тронула узкие губы Йена, приподняла уголки его большого подвижного рта.
— Вот как! Вавилонские мудрецы, оказывается, предсказали, вычислили, рассчитали космонавтику, — сказал он легким тоном, переводя разговор в шутливый план.
— Эй, такси! Мне на улицу Понселе. Поскорее, приятель, меня друзья ждут.
4
Анатолий ДНЕПРОВ
Питер Брейген обладал достаточно здравым смыслом, чтобы не осложнять своего положения. Но пока он «делал деньги», положение осложнилось само собой. Акции «Африкандер Миннерс», упавшие после статьи Ричарда Мэллори, продолжали падать. Зоркое око биржи отметило важный факт: Брейген продал все свои акции в момент наивысшего подъема, не ошибившись ни на один пункт. Следовательно, он заранее знал о статье Мэллори. «Брейген красный!» — завопили некоторые. Другие пока что молчали. Но всем казалось, что Мэллори и Брейген — звенья одной цепи…
Он яростно работал до полуночи, отыскивая выход. В двенадцать понял, что его мозг уже выжат, и принял две таблетки снотворного — вИдение было отчаянно утомительной работой.
Утром, за три часа до встречи Мэллори и Абрахамса, он забежал в кафе и позвонил своему старому знакомому, Вильбэнку.
Отставной полковник Вильбэнк в молодости сам себя называл «колониальным разбойником», и эта кличка сохранилась за ним до сих пор. Он имел обыкновение неожиданно появляться там, где его меньше всего ждали, а после исчезать на неделю-другую «на охоту», хотя в его охотничий азарт никто не верил.
— Вильбэнк, я надеюсь, вы не собираетесь стрелять львов в ближайшие сутки?
— А, Питер! Я ждал, что вы допрыгаетесь. Что это за история с «Миннерс», в которую вы влипли?
— В эту историю трудно было не влипнуть. Впрочем, об этом потом. Я хотел бы с вами выпить рюмку-другую…
Они встретились в кафетерии аэровокзала. Здесь можно было поговорить наедине, не будучи потревоженным ни назойливыми официантами, ни бродягами, выпрашивающими подаяние, ни чистильщиками ботинок.
Питер начал издалека:
— Мы живем в мире, полном неожиданностей и опасностей. Они нас подстерегают за каждым углом…
Полковник улыбнулся и тронул Питера за плечо:
— Пит, мы знаем друг друга давно. Сейчас не время философствовать.
— Увы, честное слово, я не могу придумать другого начала. Вильбэнк, вы слышали про машины, которые могут предсказывать будущее?
— Вы собираетесь вложить в них свой капитал? Тогда вы банкрот.
— Нет, не собираюсь. Да они мне и ни к чему. Эти ящики, набитые проволокой и лампами, не в состоянии предсказать даже исход футбольного матча. А это не самые важные предсказания.
Полноватое, розовощекое лицо полковника изобразило растерянность. Уж от кого-кого, а от Брейгена он меньше всего ожидал философских речей. Это его насторожило.
— Дело, Вильбэнк, сложнее… Что бы вы сказали, если была бы организована компания или что-нибудь в этом роде, которая бы занималась… которая бы…
Полковник сощурил глаза. К чему это клонит Питер Брейген, мошенник из мошенников?
— Уж не имеете ли вы в виду, Пит, компанию ученых идиотов, которые предсказывают судьбы человечества, делая на бумаге какие-то вычисления?
— Опять не угадали. Речь идет о совершенно безошибочном угадывании.
— Раз угадывание, значит оно уже не безошибочное.
Питер Брейген, кроме того, что он был мошенником, обладал еще изрядной дозой тщеславия и поэтому в подкрепление своих туманных рассуждений решил поразить полковника. Он уставился на него, как гипнотизер на пациента, и произнес трагическим голосом:
— Полковник Вильбэнк! Посмотрите на ваши часы. Ровно через минуту в это кафе войдет молодая особа в ярко-оранжевом платье, она работает в Центральном телефонном бюро, звать ее Эвелина Шейл, и она закажет коньяк и холодный кофе.
— Вы назначили ей свидание?
— Нет, она меня не знает. И вас тоже…
— Допустим… Но…
— А через три минуты подкатит черный «кадиллак» с двумя сотрудниками из полицейского управления. Один из них вас знает…
— Это уж слишком, Брейген…
— Оглянитесь, полковник!
Ярко-оранжевое платье и черный «кадиллак» появились в назначенный момент. Полковник перевел взгляд на Питера.
— Что все это значит, Брейген?
— А еще я могу вам предсказать, что завтра вечером у вас свидание с высокопоставленным иностранцем и вы будете с ним обсуждать…
— Тес! Вы с ума сошли! Вы… Вы…
Брейген с нескрываемым наслаждением смотрел на перекошенное лицо Вильбэнка.
— А что касается вашей старшей дочери Ритчи, то сейчас она…
— Перестаньте, прошу вас! Откуда вы все это?.. Или я просто сплю и мне все снится?..
— Нет, вы не спите, полковник. Я мог бы вам продемонстрировать еще несколько подобных предсказаний.
Водворилось минутное молчание, в течение которого полковник пристально рассматривал Питера.
Брейген был прав. Он поставил «на ту лошадь», и полковник быстро сообразил, что ему нужно делать.
— Какой секрет вы хотите мне продать? — спросил полковник. — Акции «АМ» мне уже стоили довольно много.
Литер наклонился через стол и начал быстро шептать на ухо Вильбэнку.
Его план был прост. Необходимо убрать Мэллори. Только Мэллори мешал ему — так казалось Брейгену. Убрать проклятого журналиста, и Питер один будет владеть Аладдиновой лампой. Фрона Мэссон не в счет.
Насчет Фроны у него были тоже вполне определенные планы.
Она была наедине с вИдением… Фрона должна быть на его стороне! Питер видел, как она открывает ему дверь небольшой квартирки на Инглиш-Бридж, как проводит его в уютную гостиную и как отвечает ему на его молчаливый вопрос:
— Я согласна, мистер Брейген… Я давно хотела повидать мир…
Эта воображаемая сцена несколько озадачила Брейгена. Он, честно говоря, не собирался пока «повидать мир».
— Избавьте нас всех от Мэллори, полковник! — говорил он тем временем. Я предвижу, что через месяц-другой акции «АМ» снова начнут подниматься.
— Ричард Мэллори, ах, Ричард Мэллори!.. — сказал полковник Вильбэнк. Значит, он идет в клуб, голубчик? Попробуем его накрыть. Вы со мной, Питер?
Брейген вежливо отказался. Стрельбу, лучеметы и прочие глупости он не любил. Напомнив, что с Мэллори надо держать ухо востро, он удалился несколько успокоенный.
Так предвиденье Питера Брейгена дало осечку в первый раз. Мэллори объединился с Абрахамсом и ускользнул от убийц из «АМ».
Вильбэнк телефонировал ему на дом о неудаче — Брейген кинулся в полицию и чуть руки себе не изгрыз от ярости. Мэллори исчез. Питер не видел, где прячется проклятый журналист. Это была вторая осечка. И лишь на следующее утро после происшествия с Растерсом он вновь смог контролировать события и подготовил новый план действий, третий по счету. Компанию «красных» должны были взять на шоссе живыми, поскольку в дело вмешалась полиция.
Теперь Питер знал, что без Фроны ему не обойтись. Эта девушка, сидя у себя дома, действительно предвидела всю цепь событий до самого конца и знала, что им придется «повидать мир»! В середине дня Питер помчался к Фроне, и она произнесла свою фразу: «Я согласна…» и так далее. Когда самолет с Мэллори, Абрахамсом и Йоришем на борту поднялся в воздух, был приведен в действие четвертый план, на котором Фрона настаивала с самого начала. Они отправились на свидание с полковником вместе.
Встреча прошла именно так, как ее предвидели Питер и Фрона. Пришлось продемонстрировать свои способности, причем бородатый иностранец упрямо думал, что ему втирают очки какие-то местные авантюристы. Тогда Фрона рассказала иностранцу кое-что о его жене, детях и еще об одной даме из Филадельфии.
Договор был заключен, а через два дня «Суперконстелейшн» уносил очаровательную блондинку и ее элегантного спутника далеко на север… Это была волнующая туристская поездка двух молодых и богатых людей. Фрона долго и тщательно выбирала наряды для этого путешествия.
— Питер, вы не знаете, что носят невесты в России зимой?
Фрона кокетничала. Она великолепно видела каждую деталь туалета русских девушек. Она воистину была специалисткой по нарядам. Но оба они, и Фрона и Питер, плохо разбирались в науке, особенно в космической. А всем известно, что предсказать то, чего не понимаешь, очень трудно.
Брейген хорошо понимал, что торговля секретами — одно из самых выгодных дел. Теперь он воочию убедился, насколько это и опасное дело. История с «АМ» его многому научила. Он желал безопасно наживать свои деньги и получал такую возможность, договорившись с иностранцем. Договор был несложен. Питеру обещали гражданство в стране миллионеров и официальное разрешение на скромный бизнес — собственную фирму по торговле секретами. Любыми секретами, кроме военных и государственных секретов страны. В пределах определенной суммы он сможет и играть на бирже, причем биржевых советов никому давать не должен, таково условие. Сверх того Брейгену обещали избавить его от парижской тройки. Приметы и фотографии всех троих добыл для иностранца полковник.
Взамен от Питера и Фроны потребовали обыкновенного шпионажа. Они обязались вызнать конструкцию новейшего ракетного двигателя у русских. Сложность задачи заключалась в том, что даже имени изобретателя никто не знал на Западе. Предполагалось, что изобретатель живет в Москве, и только. Но молодая пара была настроена оптимистически: Питер надеялся на феноменальные способности Фроны.
Питер сам не знал, чего он хочет от Фроны. Дело не ладилось. Оказалось, что в чужой стране трудно видеть. Тысячи людей их окружали, у Питера прямо-таки разбегались глаза от множества лиц, в которых он узнавал людей науки и техники. Но какой науки и какой техники — вот вопрос… Провидение надо было наводить на след, как ищейку, иначе оно действовать не желало. И на третий день Питер прибег к испытанному способу. Он добыл справочник Академии наук — полный перечень академиков и членов-корреспондентов, вооружился словарем с русской азбукой и начал читать книгу подряд. Как в памятный день он читал список претенденток, как смотрел на бегущие строчки биржевого табло…
Вот оно! Александр Ильич Воинов, член-корреспондент, адрес, телефон. Космические науки… Точнее, точнее! Здесь Питер запутался. Александр Воинов ощущался как специалист по межзвездным полетам, а Питер ничего не знал о звездах. Светят, мигают, что еще? Он попробовал представить себе межзвездную пустоту, увидеть ее, как он видел траектории рулеточного шарика и лихорадочный пульс биржевых индексов. Он закрыл глаза, привычно прикрыл их рукой и увидел. Как будто одно это имя, «Александр Воинов», уже означало очень много — Питер Брейген видел ледяную бесцветную пустоту, пронизанную невообразимо крошечными частицами — прямые, как дороги среди вельдта, траектории. Неслышимые катастрофы, беззвучные столкновения. Время, подобное фиолетовой волне, двинулось вспять, из его мерцающих глубин выпорхнул пучок частиц и ударил прямо в глаза. Это было страшно.
…Брейген подозвал Фрону и показал ей справочник. Воинова надо было заполучить во что бы то ни стало. Заполучить, найти среди миллионов людей, выудить… Для постороннего наблюдателя они представили бы забавное зрелище — мужчина и женщина, сидящие, закрыв глаза, над раскрытой книгой. Питеру мешала видеть пугающая картина пустой вселенной, от которой он никак не мог отделаться. Первой сработала Фрона.
— Я думаю, он красивый парень. Определенно красивый. Хорошо одевается… Танцевать не умеет.
Питер сердито фыркнул.
— Что ты сердишься, милый? Я всего лишь женщина. Сегодня же я смогу с ним познакомиться, да-да! Может быть, не надо с ним знакомиться?
Он опять фыркнул. Личное знакомство было нежелательно. Тем они и отличаются от банальных шпионов, что им не надо искать знакомства, выспрашивать, подслушивать, вскрывать сейфы. Но было уже ясно — видение требует хоть какого-то контакта, хоть самого эфемерного, а затем уже начинает действовать.
— Где ты познакомишься с Воиновым?
— В картинной галерее, рядом с бассейном. Он придет на выставку молодых французов через час-полтора.
— Хорошо, — сказал Питер. — Придется знакомиться.
…Фрона вернулась возбужденная, раскрасневшаяся от мороза.
— Там! Он внизу! Он очень много знает о межзвездных полетах, но я ничего не понимаю. Ты спустишься к нему?
— Он охотно поехал тебя провожать?
— Конечно. Он ищет какую-то формулу, Пит. Ломает голову над… ну, не знаю, над чем. Над «фотонным пучком». Бессмыслица. За светской болтовней он отдыхает…
— Пошли!
Фрона переоделась и вышла вместе с Питером в просторный холл. Молодой человек смущенно улыбался, пожимая руку новому знакомому.
Вот он — физик, специалист по космическим двигателям. Он подробно расспрашивал девушку и ее спутника о жизни в далекой Претории и вообще об Африке, о которой у него были, как он сам сознался, примитивные представления из школьных учебников географии. Потом Фрона рассказала, что ей, самой красивой девушке Претории, предложили принять участие в телевизионной передаче, где бы она встретилась с московскими девушками. Студия не предлагала никакой программы, просто поговорить «за жизнь», задавать вопросы друг другу и отвечать на них.
— Что бы вы хотели от меня услышать? — спросила Фрона.
— Прежде всего я хотел бы вас увидеть на экране телевизора. А услышать? Ну, это ваше дело. Но, конечно, только правду.
— Вряд ли будет интересно слушать женскую болтовню.
— Напрасно вы так думаете. Я несколько раз встречался с иностранцами, и у меня всегда складывалось впечатление, что женщины за рубежом, как правило, откровеннее и честнее мужчин.
— А вы мастер говорить комплименты, — расхохотался Питер. — Я думаю, что нам не имеет смысла стоять здесь, в холле, пойдемте лучше в ресторан.
Усаживаясь за столик, Питер подводил свои первые итоги. Его забавляло то, что он заранее знал, как Воинов посмотрит на Фрону, как он придвинет к ней стул и как с увлечением будет говорить о выставке, на которой они познакомились с мисс Мэссон.
— Что вы ни говорите, а в современной живописи что-то есть. Может быть, эти художники только ищут, но путь, по которому развивается их искусство, мне нравится. Абстракционизм?
Воинов задумался, глядя мимо Брейгена.
— У нас, ученых, иногда бывает своя абстракция… У нас в университете был чудаковатый профессор математики, который всегда просил студента «нарисовать формулу»… Раньше я думал, что это всего лишь словесная фигура, а позднее я сам начал воспринимать математические формулы как чудесные картины… Например, совсем недавно я познакомился с формулой одного ученого… Формула, объясняющая необходимость этих космических бездн, или, как он их назвал, векторных стоков… И вот что странно…
Воинов опять задумался.
Фрона смотрела с ужасом на то, как в его мыслях возникает математический рисунок, который она не понимала, но уже знала заранее: как картину, как гениальный набросок мастера. Это был решающий момент. Они начали видеть — они уже знали, что подобные рисунки лежат в рабочем столе Воинова. Сейчас каждое движение ученого говорило им так много, что они не успевали запомнить все. Теперь непосредственный контакт становился вредным — приходилось поддерживать разговор.
— Вы говорите, западный ученый?
— Да.
— Его фамилия Абрахамс?
— Да.
Только сейчас Воинов понял, что его спрашивают о том, что известно немногим специалистам. Он поднял на Питера удивленные глаза и спросил:
— А вы знаете этого человека?
— А как же! Это мой хороший приятель, кстати, тоже из Претории. Сейчас он во Франции. Говорят, что космолет «Лютеция» был спасен Абрахамсом…
Да, Воинов знал эту трагическую историю, одну из немногих историй, когда для спасения людей пришлось обратиться к абстрактным понятиям, абстрактным рассуждениям, почти философским догадкам. Сколько их еще будет, этих неожиданных космических открытий, которые не раз заставят ученых изменить свои представления о пространстве и времени! Космическая бездна слишком огромна, чтобы быть вместилищем простых загадок.
— О доктор, вы фантазер и романтик!
Фрона подарила одну из тех обворожительных улыбок, которые принесли ей славу первой красавицы.
— В моей науке нельзя не быть фантазером и романтиком, А мистер Брейген неплохо осведомлен о космических делах.
— Пресса, дорогой доктор, я люблю читать газеты и кое-что извлекаю. Вот последний номер «Либерасьон». — Питер вытащил из кармана газету и протянул ее Воинову.
Действительно, на второй полосе жирным шрифтом сообщалось о том, что совместный эксперимент — полет французского и советского космических кораблей — проходит успешно. Экипажи изучают «тонкую структуру» пространства. Воинов просмотрел газету без особого любопытства, свернул ее и положил на стол. В этот момент Питер увидел с необыкновенной ясностью, что Абрахамс падает, сраженный двумя пулями. Наконец-то!
— Что вы думаете об этом полете, док? Ваш корабль дойдет до Венеры?
Он мямлил что-то еще, и Фрона перебила его капризным восклицанием:
— Стоит ли об этом говорить? Право, я хотела бы послушать что-нибудь о вашем искусстве, музыке… А то все наука, наука!
Фрона была хорошей партнершей. Она останется с Воиновым в ресторане, а Питер поднимется в свой номер и сможет видеть без помех…
Брейген бодро раскланялся с русским и взлетел на лифте, как на крыльях. Он уже видел рисунки и формулы, записанные острым, четким почерком. Скорее к блокноту! Скорее, скорее!.. Вот что значит удача, смекалка, смелость… Питер лихорадочно исписывал страницу за страницей, у него уже сводило пальцы. А в ресторане Воинов улыбался и смотрел на Фрону. «Пусть смотрит. Работа требует жертв, — подумал Питер Брейген. — Пока что мы избавились от коллеги Абрахамса».
5
Наталия СОКОЛОВА
Он отчаянно переутомился тогда в Париже — пока выручал из беды «Лютецию», После этого Йен проспал почти трое суток. А когда проснулся оказалось: не то что предвидеть, но даже просто думать он может с трудом. Процесс мышления, казалось, причинял физическую боль. Видно, сказывалось нечеловеческое напряжение изнурительных часов, когда судьба французского космического корабля была в его руках.
Правда, Йен побаивался за товарищей, хотел взять их с собой. Но Дик, газетчик до мозга костей, уже завязал сношения с левой парижской прессой и бойко строчил по-французски статьи, не стесняясь своих ошибок, с ходу превращая любой правильный глагол в неправильный. А Виллиам… О, с негром все обстояло сложнее. Он чувствовал себя вдали от родины бездеятельным, бесполезным, мечтал о возвращении, о продолжении борьбы и согласен был выехать из Парижа только в одном направлении: на юг, к Средиземному морю и дальше, к берегам Африки.
…В удобном глубоком кресле сидела женщина лет пятидесяти, худощавая, с горбоносым профилем, темными глазами и сединой в коротко стриженных иссиня-черных волосах. Она превосходно говорила по-английски.
— У вас такое произношение, — сказал йен Абрахамс, — точно вы родились и росли в туманном Лондоне.
Она усмехнулась.
— Я осетинка… и родилась высоко-высоко а горах, куда даже орлы залетают с трудом.
— Значит, ваше красивое странное имя…
— Да, Заира — это осетинское имя. — И она продолжала рассказывать о своих научных изысканиях, которыми занималась здесь, в сибирском Городке Науки, в своем пахучем и певучем деревянном доме, куда Йен был приглашен на чашку кофе. — …Что, собственно, нас натолкнуло на эту мысль? Мифы, предания. Почти у каждого народа можно найти героя, который умел предвидеть, предсказывать будущее.
— Например, Кассандра? — спросил Йен.
— Да, и она. Кстати, вы задумывались когда-нибудь над этой трагедией? Боги наказали ее, и никто не верил ее предсказаниям. Удел многих, опередивших свое время… Но я хотела сказать не о ней. И не о Дельфийском оракуле. Накануне персидского вторжения пифия предрекла афинянам, что их спасение в деревянных стенах. Иначе говоря, что они должны покинуть город и сесть на корабли… Кто поймет — действительно ли это попытка заглянуть в будущее или просто разумный тактический совет? Но вот сивиллы… Вы много знаете о сивиллах?
— Очень мало, — сознался Йен, припоминая. — Кажется, их рисовал Микеланджело на потолке Сикстинской…
— Сивиллы! Что-то неясное, древнее, овеянное тайной. — Заира понизила голос, глаза ее азартно заблестели. — Величавые женщины-пророчицы, принадлежащие разным временам и народам. Их признавала даже христианская церковь, хотя жили они задолго до христианской эры. Платон знал одну сивиллу, Аристотель — несколько, римляне — десять. Эти прорицательницы ведали будущее и темное прошлое, оставшееся скрытым от людей, безошибочно предсказывали исходы войн, открывали преступления и карали убийц; их короткие, часто стихотворные предсказания сотрясали троны, меняли границы царств. Откуда могла взяться эта могучая порода? И почему именно женщины? Ответа нет. На обломке древней глиняной чаши начертано: «Халдейская сивилла Сабба предсказала: когда Раб поставит стопу на Вторую от Солнца, имя которой Фосфор, то он перестанет быть…» На этом текст обрывается.
— Вторую от Солнца? — Йен удивленно поднял брови. — Но позвольте, для землянина любой эпохи это…
— Да, вы правы, Венера. Древние наименования Венеры: Фосфор, Люцифер, Геспер, или Веспер. Это пророчество особенно интересно сейчас, когда корабли приближаются…
Ироническая улыбка тронула узкие губы Йена, приподняла уголки его большого подвижного рта.
— Вот как! Вавилонские мудрецы, оказывается, предсказали, вычислили, рассчитали космонавтику, — сказал он легким тоном, переводя разговор в шутливый план.