Я вернулся в холл также на цыпочках.
Го повернулась ко мне всем телом и что-то сказала, не найдя меня застывшими своими глазами. Машина с перебоями, медленно перевела:
- Отец ждет тебя, Пришелец.
- Где он ждет?
- Внизу. Торопись. Я голодна, Пришелец.
- Извини, - я встал и поманил ее за собой, однако она не уловила моего жеста, пришлось вернуться. - Прошу следовать за мной! - На этот раз поняла, тоже встала и чуть боком, вытянув руки вперед, пошла за мной.
В баре я зажег светильники и посадил гостью на тонконогий высокий стул перед стойкой.
- Что будешь есть?
- Что дашь...
Я выбрал обед по своему вкусу, поставил поднос с тарелками и стаканами перед ней.
- Прошу.
- Хочу остаться одна.
- Хорошо, - я задержался немного, дожидаясь, не скажет ли она еще что-нибудь. Спасибо, например. Не сказала ничего, и я тихонько прикрыл за собой дверь. Из душевой выглянул Скала. На его лице был написан откровенный испуг. Он не вытерся, торопливо натянул набедренную повязку и почему-то на карачках, подобно большому черному пауку, пробежал по ковру и уткнулся мокрой головой в ноги мне.
- Хозяин! - шепнул Скала, округляя воловьи свои глаза с синеватыми белками. - Слушай, Хозяин, у нас нет таких женщин! - он пальцем и весьма осторожно показал в ту сторону, где располагался бар, и тотчас же убрал палец.
- Ты уверен, брат мой?
- Нет у нас таких женщин, я не видел!
- Но ваши девственницы живут отдельно?
- В стене есть щели. Хозяин, и каждый воин выбирает себе жену...
- И ты подглядывал?
- Все подглядывают, Хозяин, - это интересно. Я много подглядывал, но такой не было. Тебя обманули!
- Кто обманул?
- Тебе лучше знать - ты умный и могучий. Думай.
- Буду думать.
- Я ее боюсь, Хозяин!
- Я, пожалуй, тоже. Слегка.
Из бара беловолосая Го вышла неслышно хищной и легкой поступью. Остановилась, обвела холл неподвижными своими глазами и сказала:
- Отец ждет. Отец велит спать. Я буду спать.
- Спокойной ночи, - ответил я машинально и улыбнулся: на планете теперь стоял день и было, как всегда! облачно.
ГЛАВА ПЯТНАДЦАТАЯ
1
В ту ночь явился ко мне сон.
Во сне я увидел свою мать. Я помню ее плохо, от была молода, когда погибла в памятной моему поколению катастрофе на Луне. Там невесть почему взорвался реактор. После этого печального случая, кстати, бесповоротно и надолго были отложены все сколько-нибудь рискованные эксперименты и межпланетные экспедиции. Мы стояли с матерью на берегу моря, я поднимался на цыпочки и касался подбородком мокрой ее руки - она показывала мне камешек:
- Нам повезло, Логвин; я нашла агат, не урони его пожалуйста.
Потом я держал скользкий камень величиной с грецкий орех на своей ладони и смотрел сквозь него на солнце. Камень был точно намыленный, скользкий и казался мягким, в его глубине зажигались и гасли огоньки.
- Спрячь, - сказала мать. - Это на память тебе. Море в тот день, помню, было добродушное, усыпанное иглистыми блестками до самого края. У берега качались медузы. В детстве я считал, что медузы - нечто вроде игрушек, созданных специально для того, чтобы ими любовались, но не трогали руками. Меня предупреждали:
- Медузы жалят, не вздумай их ловить.
Я не верил никому и все дожидался момента, чтобы вытащить хоть одну игрушку из воды, спрятать под полу и. взять домой на часик хоть, после же, конечно, выпустить ее в море. Мне представлялось, будто медузы пересчитаны и пропажу могут заметить.
Море тогда было густого синего тона, небо было тоже синее, и чудилось мне, что вода вдали некруто поднимается, выгибаясь, к самому зениту и там застывает куполом. Посередине купола стояло солнце - желтое и лохматое. Был зной, кричали чайки, пахло мокрым песком, плескали волны. Эта картина осталась во мне навсегда. Других подробностей не осталось.
После сна я первым делом открыл шкаф в изголовье тахты и достал расписную деревянную шкатулку - фамильную реликвию. Эта шкатулка перекочевывала из поколения в поколение, и я понятия не имею, сколько ей лет. Никогда над этим особенно не задумывался. Я отколупнул ногтем верхнюю крышку шкатулки и сразу нашел агат- ноздреватый камень с мутноватым перламутровым отливом. Сердце дрогнуло. Я повсюду таскал с собой древнюю безделушку, но почти не интересовался, что она содержит. А лежало в шкатулке еще золотое кольцо с кровавым рубином, напоминающим по форме каплю. Был там еще янтарный мундштук в серебре, круглый медальончик на цепочке и прядь белых волос, перевязанная ниточкой. Я сунул агат в карман куртки; он будет согревать меня - невзрачный камешек, кольцо же надел на безымянный палец. Кольцо носил, видимо, крупный мужчина, потому что оно мне пришлось впору.
"Что-то еще вспомнить надо бы?"
2
Я сказал так:
- Племя! Вы живете голодно, ваши дети болеют, и воины умирают до срока, ваши охотничьи угодья оскудели, в полях мало кореньев. Вы голодны, потому что боитесь своей земли. Ваш Пророк вещал из башни одну Истину, и он не учил вас, как жить дальше. Это - плохо.
Толпа зароптала.
Я стоял на возвышении, на том месте как раз, где, кажется, уже давным-давно состязался в силе и ловкости с аборигеном, которого выставили старики, народ племени Изгнанных окружал холм. На плоских лицах была тревога.
- Я спустился к вам сказать, как жить дальше, как накормить детей досыта и вселить великий дух в тех, кто устал.
- Он могуч и силен! - кричал за моей спиной Скала. - Он поможет, ловите его слова, запоминайте, внимайте!
Однако внимали мне плохо. Воины потрясали копьями, женщины горестно обнимали головы руками. Речь моя не производила на этих людей впечатления, они, кажется, не хотели перемен.
"Что им надо!" - растерянно думал я.
- Ты их пугай, Хозяин! - шептал Скала. - Ты их сильно пугай.
- Там, откуда я прилетел, люди сыты, дети умеют смеяться и покой стариков надежен.
- Ты их пугай, Хозяин!
Я замолчал, потому что видел, как, расталкивая локтями мужчин и женщин, на вершину холма поднимается
Червяк Нгу. Распухший его нос, подобно груше, торчал на его лице вызывающе и сердито, тело его было испещрено шрамами и царапинами, будто он последние дни только и делал, что разнимал кошачьи свадьбы.
- Ты о чем хочешь спросить меня, Нгу? Парень остановился близко, опершись на черную палку, которую нес в руке,
- Хочу задать тебе, Пришелец, несколько вопросов. Они боятся тебя, я никого не боюсь.
- Отвага твоя всем известна.
- Нгу - самый храбрый!
- Верю.
- Там, откуда ты явился, есть Пророк?
- Нет там Пророка.
- И никто не вещает Истину из башни?
- Никто не вещает. У нас нет башни.
- Ты не находишь, что это плохо?
- Не нахожу.
- Я понял. Верят ли там, откуда ты упал, в то, что есть Вездесущий и Неизмеримый?
- В некотором роде - да. Только мы называем его другим словом - Космос.
- Ты не слуга Вездесущего и Неизмеримого? Скала все шептал сзади, вздыхая шумно и взахлеб:
- Ты слуга Вездесущего! Ты - слуга. Они поверят и покорятся.
- Я - человек,
По толпе прокатился ропот и стон облегчения.
- Ты - дурак, Хозяин, - сказал брат мой и дотронулся до моего плеча теплой ладошкой: он осуждал и жалел меня, незадачливого.
Тучи впереди раздвигались, как занавес на театральной сцене, за ними выступала блеклая голубизна. Я вспомнил море, которое явилось во сне, и опять закручинился о ласковой моей Родине, где осталось все, даже сон.
Червяк Нгу воткнул палку в песок и подбоченился:
- Если ты всего только человек, то почему хочешь учить нас?
- Мой народ старше твоего, он мудр и знает много такого, чего не знаете вы.
- Если ты могуч и богат, накорми нас, построй нам новую деревню и вылечи наших детей.
- Я могу накормить вас, построить новую деревню, но что тогда останется вам? Вы одрябнете без забот, воины станут слабыми, женщины - ленивыми, племя одолеет каждый, когда я уйду. Не так ли?
- Так не должно быть, - ответил Нгу и раздумчиво покачал головой.
Наступило молчание.
- Вы готовы принять мою помощь, племя Изгнанных?
- Чем же ты можешь помочь нам, Пришелец? - спросил Червяк Нгу.
- Я отведу вас туда, где вы жили раньше, к большой воде. Мы построим там новую деревню и засеем поля.
- Мы не умеем сеять, разучились.
- Я вас научу.
- А стрекотухи, Пришелец?
- Они уйдут.
- Ты в том уверен?
- Уверен.
- Хорошо. Мы подумаем.
- Думайте быстрее.
- Мы не умеем думать быстро.
- Что ж, я подожду.
3
Ну вот, самая пора спуститься в яму, покуда мужчины племени будут думать; быстро думать они, как заявлено, не умеют, и я, наверно, успею. Подземелье манило. Я чувствовал всем существом своим, как оттуда, из черной глубины, будто толчки усталого сердца, доносятся до меня тревожные токи: кто-то зовет меня устало и настойчиво.
Я сел на край ямы. Я видел, что женщины деревни выглядывают из закутков с неодобрением, рядом топтался Сын Скалы, обвешанный оружием - при нем были два наших копья, луки со стрелами, у его пояса болтался притороченный к набедренной повязке узелок с нехитрым имуществом.
- Куда держишь путь, Хозяин?
- Туда, - я показал рукой вниз.
- И я туда.
- Зачем?
- Неизвестно.
- Оставайся здесь.
- Нет!
"Ладно, - вяло подумал я. - Пусть тащится со мной, все равно этому малому некуда деваться. Да и веселее вдвоем".
- Не возражаю, только спрячь куда-нибудь свои палки - мешать будут. Сам потащишь это добро, брат.
- Скала сыт, потому и силен.
- Дорога наша трудная.
Скала кивнул и показал в улыбке крупные свои зубы - он был доволен, что я беру его в сомнительный этот поход, что он будет рядом и постарается не подкачать.
...Скала раскорячился уже в горловине ямы и не мог двигаться, поскольку одной лишь свободной руки было мало. В другой руке он держал два копья, к тому же мой лук, рассчитанный на рост за два метра, тяжелый и громоздкий, воткнулся в стену тычком. Сперва брат мой возился молча, будто козявка в тенетах паука, лишь сопел, потом же завыл от злости. Я спускался в прохладную глубину подземелья и снизу четко видел каждое движение незадачливого моего оруженосца - он напоминал марионетку, вырезанную из черной бумаги.
- Хозяин!
- Да?
- Мне плохо, Хозяин!
- Я тебя предупреждал?
- Ты меня предупреждал, ты ворчал, как старуха. Ты - умный. Правда, не всегда ты умный...
- Спасибо и до свиданья.
- А я как же?
- Дожидайся моего возвращения.
- Тебе меня не жалко? Мы с тобой породнились, мы вместе писали Вездесущему и Неизмеримому! Тебе меня не жалко?
- Бросай копья вниз. Да осторожней бросай - в меня попасть можешь, ловкости в тебе совсем не наблюдается.
- А если я попаду тебе в голову?
- Я воткну копье тебе в зад, брат мой! И спеши, мне некогда.
Копья, брошенные одно за другим, туго просвистели за моей спиной и в опасной близости. Этот лукавец демонстрировал свою сметку; и тут не утерпел, пошутил малость, Слышно было, как палки глухо ударились о камень. Посыпалась галька. Потом, вихляя, пролетел лук с колчаном, и к моему лбу осторожно прикоснулась грязная нога Скалы.
- Ты неповоротлив. Хозяин! Почему остановился? Я не ответил, поняв что шутки брата моего вызваны страхом - ведь он сейчас переступает Великий Закон, табу, покушается на святая святых племени, на жуткую тайну, сокрытую веками. Скала лез тяжело, со стоном, на плечи мне сыпался щебень, кусками падал мох. Я останавливался, чтобы слушать. Было тихо, потом стал доноситься нежный шелест воды. На этот раз путь казался короче. Я так подумал (о том, что путь теперь короче), когда ноги мои коснулись дна. Мощный фонарь высветил тоннель насквозь, до самого карниза, откуда начинался лаз поуже. Я сразу обратил внимание на немаловажную деталь; тоннель пробивался когда-то (когда?) с помощью машины, потому что на ржавом камне явственно угадывался след мощного агрегата, напоминающий нарезку на стволе древней пушки. Здесь работали, похоже, шнеком с режущей головкой. Тоннель отсвечивал гладью металла, попадались кое-где извилистые прожилины белого цвета, они были словно молнии, застывшие на грозовом небе. В лицо бежал ветерок без запахов прели или запустения. Дышалось здесь легко, стоял покои вечности, нарушаемый лишь звуком сбегающей вниз воды. Я прислонился спиной к холодной глыбе, на которой нашел несколько дней назад девушку по имени Го.
- Голова!
- Слушаю?
- Чем занята наша гостья?
- Она спит. Разбудить?
- Не стоит, пожалуй... Ты следишь за мной, Голова?
- Да.
- И что ты скажешь об этом тоннеле?
- Он несомненно искусственного происхождения.
- Спасибо. Я пришел к такому же выводу.
- Будь осторожен, Ло.
- Попытаюсь. У меня все.
Скала лазал на четвереньках по вязкому мху и задевал головой мои ноги искал лук и копья. Я посветил ему, он быстро справился с задачей и, глупо улыбаясь, задавленный страхом, протянул мне оружие.
- Неси сам. У меня, видишь, мешок с едой и еще кое-что. А воевать я не собираюсь.
- Ладно, Хозяин! - вздохнул Скала с обидой. - Понесу.
- Холодно тебе будет здесь, однако, воин?
- Ничего, я потерплю.
- Терпи, коли назвался в попутчики. Я ведь не уговаривал тебя идти.
- Не уговаривал, верно. Но как я оставлю тебя одного?
- Спасибо, брат. Однако, пора нам и в путь. Мы двинулись вдоль русла едва заметного ручейка, вода которого при ярком и резком свете фонаря ртутно блестела. Ручеек вился и бежал в сторону карниза, где, как уже упоминалось, начинался лаз поуже. Значит, тоннель выбит не строго горизонтально, а с некоторым уклоном. Под ботинками хрустела галька. Скала плелся на цыпочках, то и дело падал на мою спину, спотыкаясь об острые камни. Мох с мелкими цветами кончился, кругом теперь было голо, пусто и мрачно. Вода звенела, как туго натянутая струна. Вода дребезжала заунывно. Я внимательно осматривал каждый метр пути над головой, под ногами, слева, справа, потому как был уверен, что где-то совсем недалеко есть дверь, что она откроется и впустит нас: ведь девушка Го сказала "отец ждет". Вот мы и пришли, встречайте нас.
ГЛАВА ШЕСТНАДЦАТАЯ
1
Мне недосуг останавливаться на подробностях, да я, если честно, и не замечал деталей - дух мой захватывало в предчувствии необычного приключения, и я торопился. Скала плелся за мной, приседая на больных пораненных ногах. И мы пришли.
Мы пришли к тому, кто ждал нас.
Это был гигантского роста старик с кожей лимонного цвета и гривой седых волос, ниспадавших до плеч, с желтыми глазами. Он был похож на нас, землян, если бы не желтые глаза, если бы не длинные уши, прижатые к черепу плотно, словно приклеенные. Если бы...
Впрочем, по порядку.
Старик сидел, закутанный в серый плед, и грел над огнем руки. Огонь горел в каменной нише. Комната, где сидел старик, была невеликих размеров, обшитая полосами светлого металла - пустая комната, освещенная нещедро. Ничего впечатляющего. Кресло, огонь, полутьма. Я мог бы в такой обстановке увидеть где-нибудь на Земле, например, своего дядю: он любил простоту и одиночество. Ему, наверное, так лучше думается.
- Здравствуйте, - сказал я.
Старец неторопливо разогнулся, убрал руки от огня, сложил их на животе, повернул к нам тяжелую свою голову и что-то сказал, вздохнув. Мой "лингвист" поморгал лампочкой и перевел без затруднений:
- Времени нам отмерено мало. Ты не торопился, мальчик.
- Я торопился.
- И ты здесь...
- Я здесь.
- У тебя ко мне много вопросов, не так ли?
- Да.
- Я о тебе знаю почти все, ты же обо мне - ничего,. потому любопытство твое справедливо, - его огромные кошачьи глаза обожгли меня, заглянули, кажется, в самую глубину моего существа. Брат Скала задышал часто, спятился мелкими шажками и привычно упрятался за мою спину. Я присел на металлическую скамейку у стены неприютной комнаты и вытянул ноги. Старик не приветствовал меня, не пригласил располагаться удобней, он опять повернулся к огню. Костерок в нише горел ровно, неплясая, лишь тени на стенах качались, рисовали неброскими красками всякие картины; джунгли на берегу реки, города и горы. Некоторое время я следил за игрой костра,. отраженного на стенах, и собирался с мыслями.
- Как вас зовут и откуда вы?
- Зови меня Карри. А пришли мы издалека, очень издалека. Но то не суть важно. Автоматы наши скажут тебе все, они настроены на тебя, мальчик. Мы те самые Желтые Люди, о которых повествуют здешние легенды.
Это мы умирали лицом к солнцу. Мы сильны, но и для нас многое сокрыто. Однажды наш корабль вынужден был сесть на планету, где вечные сумерки и ураганные ветры невиданной мощи. Там был океан, не пустой, вода в нем бушует и сжирает скалы. Мы сели на планету и благополучно снялись с нее, однако и унесли с собой неразгаданную болезнь. Умирали мы медленно и с грузом вины в душе, испытывая укоры совести, не свойственные нам. Мы "и перед кем не виноваты, поскольку осенены Идеей.
- В чем же смысл вашей Идеи?
- Мой народ посвятил себя Космосу. За неисчислимым разнообразием сущего кроются законы, определяющие движение, время, эволюции. Мы поставили целью ответить на вопрос: что же такое мироздание в существе своем? Задача только нам по плечу, поскольку мы - избранные.
- Блажен, кто верует!
Если рассуждать здраво, то развитая цивилизация не имеет права впадать в такое элементарное заблуждение, но снобизм и самонадеянность, вскормленные и взлелеянные не одним поколением, способны, наверно, отмести этот самый здравый смысл. В истории моей Земли таких случаев, если вспомнить, немало. Не раз и не два, к примеру, кое-кто, ослепленный собственной исключительностью, посягал ни много ни мало на мировое господство. Эти личности склоняли к авантюрам целые народы. Было такое, из песни слов не выкинешь. Желтых невеждами не назовешь, однако же и они вознамерились проткнуть гору соломинкой. Странно.
- Все остальное - второстепенно.
- Нельзя объять необъятное, старик. Мы поняли это давно. Познание вечно, и в том прелесть бытия.
- Познание конечно, мальчик мой!
- У вас есть доказательства?
Он не ответил на мой вопрос, руки его, сухие, длиннопалые, холеные, вяло шевелились над огнем.
- Мы рассеялись, преодолели великие расстояния и многое поняли.
- Но не все же?
- Не все. Однако мы и не рассчитывали на близкий успех. Цель требует полной самоотреченности, ибо познание тоже конечно.
- Это не так!
- Мы рассеялись по лику Вселенной и жаждем Истины.
Однако все на этой дивной планетке жаждут Истины, они здесь просто помешались на истинах, Я сказал:
- Вечных истин нет! Что истина сегодня, завтра анахронизм.
- У меня мало времени, мальчик. Надеюсь, из сказанного понял, чем занят мой народ?
- Как не понять? Вы пытаетесь сосчитать, сколько песчинок на пляже, перебирая песок горстями.
- Итак, мы понесли с собой недуг. Самое загадочное состояло в том, что болезнь особо прогрессировала при ярком свете. Мы это быстро поняли здесь и ушли в подземелье. Перед смертью каждый просил вынести его на поверхность и испускал дух лицом к солнцу. Нас оставалось все меньше. Мы брали в жены здешних женщин, но и дети от смешанных браков тоже кончали дни до срока, и мы предавали их земле. Осталась лишь девушка Го, рожденная последней, но она не хотела темноты, и я отдал ее тебе, мальчик.
- И она умрет до срока, старик?
- Да.
- Печально. И я не смогу ей помочь?
- Вряд ли.
- У меня большие возможности...
- Я близок к разгадке, но я устал. Я позвал тебя для того, чтобы ты положил меня в камеру, где до воскресения покоятся мои товарищи. Потом ты получишь сигнал и разбудишь меня, обновленного.
- А дальше?
- Я спасу экипаж, я близок к той черте, откуда начинается успех.
- И вы опять ринетесь в космос?
- Да. Наш корабль цел, он в горах.
Брат мой Скала, сидя на полу, деловито рылся в моем мешке - искал съестное. Он нашел что-то там и принялся жевать, раздувая щеки. Дышал он громко и умиротворенно, будто корова. Я мимоходом отметил про себя, что Скалу ничем уже не удивишь: чудеса, если они не угрожают жизни, не выводят его из равновесия. Мне это нравилось. Трезвый парень, мой оруженосец.
- Мы пойдем к центру вселенной...
- У нас имеются сведения, отец, что оттуда, куда вы намечаете пуститься, экспедиции, как правило, не возвращаются.
- Ты прав, Логвин, но это нас не остановит.
- Вы слишком самонадеянны, отец, и в том ваша слабость. На моей Земле безотчетное самоотречение осуждается.
- Значит, вы слабы и трусливы!
- Мы осмотрительны. Я хочу задать тебе несколько вопросов.
- Готов ответить.
- Первый вопрос: сколько времени вы здесь?
- По вашему исчислению, триста пятьдесят.
- Вопрос второй; почему болезнь не тронула тебя?
- На это я не могу пока ответить достаточно ясно, но надеюсь ответить, когда ты извлечешь меня из камеры.
- Вопрос третий; как вы связаны с местной цивилизацией?
- Никак. Сперва мы брали их женщин, потом же, когда выяснилось, что дети, рожденные здесь, тоже умирают, всякие связи были прерваны.
- Вопрос четвертый; кто писал Истины на камне?
- Жрецы племени. У них есть письменность. Мы тут ни при чем.
- Вопрос пятый: почему вы не отдали аборигенам хотя бы часть знаний?
- Это не совпадает с нашей главной целью.
- Вопрос шестой: знакомо ли вам сочувствие к себе подобным?
- В нашем языке нет такого понятия.
- Ясно. Но вы прекрасно видели и видите, что здешняя цивилизация вырождается, задавленная обстоятельствами и невежеством, почему же вы не вмешались в ход событий?
- Ты повторяешься, мальчик. Это за пределами Цели.
Я слежу за тобой пристально, с первого дня пребывания здесь, и не могу, признаться, объяснить многие твои поступки. И вообще - зачем ты здесь?
- Мои поступки не ложатся в схему, не так ли?
- Так. У нас мало времени, Логвин!
- Я продолжаю. Кто такие стрекотухи?
- У нас мало времени!
- Ты позвал меня на помощь, потому что обойтись без меня почему-то не можешь, да?
- Да. Я не надеюсь на автоматику, кое-что у нас разладилось.
- Так вот. Я могу сказать: это не отвечает моей Цели
Могу сказать?
- Можешь.
- И вы не в силах заставить меня делать того, что я не хочу?
- Пожалуй, не в силах. Ты оснащен неплохо. Кое в чем вы даже выше нас. Кое в чем, не больше.
- Я не шевельну и пальцем до тех пор, пока ты не ответишь мне на все вопросы. Итак, кто же такие стрекотухи?
Старик поворотился вместе с креслом спиной к огню потрескивающему в нише, ожег меня опять страшным своими глазами, недвижными, как у совы, покачал огромной своей головой. Волосы его, ниспадавшие на плечи, блестели туго и глубоко, подобно старому серебру.
- Я принимаю твои условия, Логвин. Но, торопись.
- Ничего другого тебе не остается!
- Ты спрашиваешь, мальчик, о стрекотухах. Предмет достоин изучения. Видишь ли, космос способен на сюрпризы. Эта популяция насекомых, получивших интеллект в виде нежданного подарка. Речь идет об излучении, которое возникло как следствие катастрофы в масштабах звезд. В частности, и таким путем распространяется в космосе разум. Это трудно представить себе, но это так; интеллект в виде нежданного подарка, потому-то стрекотухи, как ты их назвал, ищут свое предназначение, свою роль в мире. Видишь ли, идет бескомпромиссная и довольно сложная борьба между злым инстинктом, заложенным изначала в эти существа, и разумом, доброй волей. Кстати, стрекотухи не знают еще до конца своих возможностей, они, как ты мог уже догадаться, экспериментируют. Чем ты можешь объяснить, в частности, что они погубили твоего робота и пробовали нейтрализовать защиту гондолы, чтобы общаться с тобой напрямую? Они в смятении, перемежая радость познания с тоской, вызванной тем, что ряд проблем, возникших вдруг перед ними, имеет начало, но не имеет конца. Они не могут привыкнуть еще к своему ослеплению. Большую часть времени, кстати, стрекотухи проводят в космосе, в межзвездном пространстве, в момент катаклизма не совсем понятной природы они и приобрели разум, подобно тому как мы получили свою болезнь. Космос полон тайн, чарующих и жутких. Стрекотухи метались от планеты к планете, чтобы множить свой род, теперь, считай, будет множиться во Вселенной новая странная цивилизация. Вот так, мальчик мой. Если тебя заинтересуют детали, ты их получишь от моих автоматов. Удовлетворен? Пожалуй, да.
- Что еще?
- Где Пророк и старики племени?
- Это - проще, они - рядом, в пещере, окутываются дымом, чтобы уснуть.
- Зачем им спать?
- Чтобы переждать беду.
- В чем же их беда?
- Они надеются, что ты покинешь планету. Беда - это ты.
- Я им мешаю?
- Да, они элита, те же, кто наверху, - в сущности рабы.
- Значит, зло теперь дремлет, чтобы дождаться своего часа... И вы терпели такое положение вещей: нижние - элита, верхние - рабы?
Го повернулась ко мне всем телом и что-то сказала, не найдя меня застывшими своими глазами. Машина с перебоями, медленно перевела:
- Отец ждет тебя, Пришелец.
- Где он ждет?
- Внизу. Торопись. Я голодна, Пришелец.
- Извини, - я встал и поманил ее за собой, однако она не уловила моего жеста, пришлось вернуться. - Прошу следовать за мной! - На этот раз поняла, тоже встала и чуть боком, вытянув руки вперед, пошла за мной.
В баре я зажег светильники и посадил гостью на тонконогий высокий стул перед стойкой.
- Что будешь есть?
- Что дашь...
Я выбрал обед по своему вкусу, поставил поднос с тарелками и стаканами перед ней.
- Прошу.
- Хочу остаться одна.
- Хорошо, - я задержался немного, дожидаясь, не скажет ли она еще что-нибудь. Спасибо, например. Не сказала ничего, и я тихонько прикрыл за собой дверь. Из душевой выглянул Скала. На его лице был написан откровенный испуг. Он не вытерся, торопливо натянул набедренную повязку и почему-то на карачках, подобно большому черному пауку, пробежал по ковру и уткнулся мокрой головой в ноги мне.
- Хозяин! - шепнул Скала, округляя воловьи свои глаза с синеватыми белками. - Слушай, Хозяин, у нас нет таких женщин! - он пальцем и весьма осторожно показал в ту сторону, где располагался бар, и тотчас же убрал палец.
- Ты уверен, брат мой?
- Нет у нас таких женщин, я не видел!
- Но ваши девственницы живут отдельно?
- В стене есть щели. Хозяин, и каждый воин выбирает себе жену...
- И ты подглядывал?
- Все подглядывают, Хозяин, - это интересно. Я много подглядывал, но такой не было. Тебя обманули!
- Кто обманул?
- Тебе лучше знать - ты умный и могучий. Думай.
- Буду думать.
- Я ее боюсь, Хозяин!
- Я, пожалуй, тоже. Слегка.
Из бара беловолосая Го вышла неслышно хищной и легкой поступью. Остановилась, обвела холл неподвижными своими глазами и сказала:
- Отец ждет. Отец велит спать. Я буду спать.
- Спокойной ночи, - ответил я машинально и улыбнулся: на планете теперь стоял день и было, как всегда! облачно.
ГЛАВА ПЯТНАДЦАТАЯ
1
В ту ночь явился ко мне сон.
Во сне я увидел свою мать. Я помню ее плохо, от была молода, когда погибла в памятной моему поколению катастрофе на Луне. Там невесть почему взорвался реактор. После этого печального случая, кстати, бесповоротно и надолго были отложены все сколько-нибудь рискованные эксперименты и межпланетные экспедиции. Мы стояли с матерью на берегу моря, я поднимался на цыпочки и касался подбородком мокрой ее руки - она показывала мне камешек:
- Нам повезло, Логвин; я нашла агат, не урони его пожалуйста.
Потом я держал скользкий камень величиной с грецкий орех на своей ладони и смотрел сквозь него на солнце. Камень был точно намыленный, скользкий и казался мягким, в его глубине зажигались и гасли огоньки.
- Спрячь, - сказала мать. - Это на память тебе. Море в тот день, помню, было добродушное, усыпанное иглистыми блестками до самого края. У берега качались медузы. В детстве я считал, что медузы - нечто вроде игрушек, созданных специально для того, чтобы ими любовались, но не трогали руками. Меня предупреждали:
- Медузы жалят, не вздумай их ловить.
Я не верил никому и все дожидался момента, чтобы вытащить хоть одну игрушку из воды, спрятать под полу и. взять домой на часик хоть, после же, конечно, выпустить ее в море. Мне представлялось, будто медузы пересчитаны и пропажу могут заметить.
Море тогда было густого синего тона, небо было тоже синее, и чудилось мне, что вода вдали некруто поднимается, выгибаясь, к самому зениту и там застывает куполом. Посередине купола стояло солнце - желтое и лохматое. Был зной, кричали чайки, пахло мокрым песком, плескали волны. Эта картина осталась во мне навсегда. Других подробностей не осталось.
После сна я первым делом открыл шкаф в изголовье тахты и достал расписную деревянную шкатулку - фамильную реликвию. Эта шкатулка перекочевывала из поколения в поколение, и я понятия не имею, сколько ей лет. Никогда над этим особенно не задумывался. Я отколупнул ногтем верхнюю крышку шкатулки и сразу нашел агат- ноздреватый камень с мутноватым перламутровым отливом. Сердце дрогнуло. Я повсюду таскал с собой древнюю безделушку, но почти не интересовался, что она содержит. А лежало в шкатулке еще золотое кольцо с кровавым рубином, напоминающим по форме каплю. Был там еще янтарный мундштук в серебре, круглый медальончик на цепочке и прядь белых волос, перевязанная ниточкой. Я сунул агат в карман куртки; он будет согревать меня - невзрачный камешек, кольцо же надел на безымянный палец. Кольцо носил, видимо, крупный мужчина, потому что оно мне пришлось впору.
"Что-то еще вспомнить надо бы?"
2
Я сказал так:
- Племя! Вы живете голодно, ваши дети болеют, и воины умирают до срока, ваши охотничьи угодья оскудели, в полях мало кореньев. Вы голодны, потому что боитесь своей земли. Ваш Пророк вещал из башни одну Истину, и он не учил вас, как жить дальше. Это - плохо.
Толпа зароптала.
Я стоял на возвышении, на том месте как раз, где, кажется, уже давным-давно состязался в силе и ловкости с аборигеном, которого выставили старики, народ племени Изгнанных окружал холм. На плоских лицах была тревога.
- Я спустился к вам сказать, как жить дальше, как накормить детей досыта и вселить великий дух в тех, кто устал.
- Он могуч и силен! - кричал за моей спиной Скала. - Он поможет, ловите его слова, запоминайте, внимайте!
Однако внимали мне плохо. Воины потрясали копьями, женщины горестно обнимали головы руками. Речь моя не производила на этих людей впечатления, они, кажется, не хотели перемен.
"Что им надо!" - растерянно думал я.
- Ты их пугай, Хозяин! - шептал Скала. - Ты их сильно пугай.
- Там, откуда я прилетел, люди сыты, дети умеют смеяться и покой стариков надежен.
- Ты их пугай, Хозяин!
Я замолчал, потому что видел, как, расталкивая локтями мужчин и женщин, на вершину холма поднимается
Червяк Нгу. Распухший его нос, подобно груше, торчал на его лице вызывающе и сердито, тело его было испещрено шрамами и царапинами, будто он последние дни только и делал, что разнимал кошачьи свадьбы.
- Ты о чем хочешь спросить меня, Нгу? Парень остановился близко, опершись на черную палку, которую нес в руке,
- Хочу задать тебе, Пришелец, несколько вопросов. Они боятся тебя, я никого не боюсь.
- Отвага твоя всем известна.
- Нгу - самый храбрый!
- Верю.
- Там, откуда ты явился, есть Пророк?
- Нет там Пророка.
- И никто не вещает Истину из башни?
- Никто не вещает. У нас нет башни.
- Ты не находишь, что это плохо?
- Не нахожу.
- Я понял. Верят ли там, откуда ты упал, в то, что есть Вездесущий и Неизмеримый?
- В некотором роде - да. Только мы называем его другим словом - Космос.
- Ты не слуга Вездесущего и Неизмеримого? Скала все шептал сзади, вздыхая шумно и взахлеб:
- Ты слуга Вездесущего! Ты - слуга. Они поверят и покорятся.
- Я - человек,
По толпе прокатился ропот и стон облегчения.
- Ты - дурак, Хозяин, - сказал брат мой и дотронулся до моего плеча теплой ладошкой: он осуждал и жалел меня, незадачливого.
Тучи впереди раздвигались, как занавес на театральной сцене, за ними выступала блеклая голубизна. Я вспомнил море, которое явилось во сне, и опять закручинился о ласковой моей Родине, где осталось все, даже сон.
Червяк Нгу воткнул палку в песок и подбоченился:
- Если ты всего только человек, то почему хочешь учить нас?
- Мой народ старше твоего, он мудр и знает много такого, чего не знаете вы.
- Если ты могуч и богат, накорми нас, построй нам новую деревню и вылечи наших детей.
- Я могу накормить вас, построить новую деревню, но что тогда останется вам? Вы одрябнете без забот, воины станут слабыми, женщины - ленивыми, племя одолеет каждый, когда я уйду. Не так ли?
- Так не должно быть, - ответил Нгу и раздумчиво покачал головой.
Наступило молчание.
- Вы готовы принять мою помощь, племя Изгнанных?
- Чем же ты можешь помочь нам, Пришелец? - спросил Червяк Нгу.
- Я отведу вас туда, где вы жили раньше, к большой воде. Мы построим там новую деревню и засеем поля.
- Мы не умеем сеять, разучились.
- Я вас научу.
- А стрекотухи, Пришелец?
- Они уйдут.
- Ты в том уверен?
- Уверен.
- Хорошо. Мы подумаем.
- Думайте быстрее.
- Мы не умеем думать быстро.
- Что ж, я подожду.
3
Ну вот, самая пора спуститься в яму, покуда мужчины племени будут думать; быстро думать они, как заявлено, не умеют, и я, наверно, успею. Подземелье манило. Я чувствовал всем существом своим, как оттуда, из черной глубины, будто толчки усталого сердца, доносятся до меня тревожные токи: кто-то зовет меня устало и настойчиво.
Я сел на край ямы. Я видел, что женщины деревни выглядывают из закутков с неодобрением, рядом топтался Сын Скалы, обвешанный оружием - при нем были два наших копья, луки со стрелами, у его пояса болтался притороченный к набедренной повязке узелок с нехитрым имуществом.
- Куда держишь путь, Хозяин?
- Туда, - я показал рукой вниз.
- И я туда.
- Зачем?
- Неизвестно.
- Оставайся здесь.
- Нет!
"Ладно, - вяло подумал я. - Пусть тащится со мной, все равно этому малому некуда деваться. Да и веселее вдвоем".
- Не возражаю, только спрячь куда-нибудь свои палки - мешать будут. Сам потащишь это добро, брат.
- Скала сыт, потому и силен.
- Дорога наша трудная.
Скала кивнул и показал в улыбке крупные свои зубы - он был доволен, что я беру его в сомнительный этот поход, что он будет рядом и постарается не подкачать.
...Скала раскорячился уже в горловине ямы и не мог двигаться, поскольку одной лишь свободной руки было мало. В другой руке он держал два копья, к тому же мой лук, рассчитанный на рост за два метра, тяжелый и громоздкий, воткнулся в стену тычком. Сперва брат мой возился молча, будто козявка в тенетах паука, лишь сопел, потом же завыл от злости. Я спускался в прохладную глубину подземелья и снизу четко видел каждое движение незадачливого моего оруженосца - он напоминал марионетку, вырезанную из черной бумаги.
- Хозяин!
- Да?
- Мне плохо, Хозяин!
- Я тебя предупреждал?
- Ты меня предупреждал, ты ворчал, как старуха. Ты - умный. Правда, не всегда ты умный...
- Спасибо и до свиданья.
- А я как же?
- Дожидайся моего возвращения.
- Тебе меня не жалко? Мы с тобой породнились, мы вместе писали Вездесущему и Неизмеримому! Тебе меня не жалко?
- Бросай копья вниз. Да осторожней бросай - в меня попасть можешь, ловкости в тебе совсем не наблюдается.
- А если я попаду тебе в голову?
- Я воткну копье тебе в зад, брат мой! И спеши, мне некогда.
Копья, брошенные одно за другим, туго просвистели за моей спиной и в опасной близости. Этот лукавец демонстрировал свою сметку; и тут не утерпел, пошутил малость, Слышно было, как палки глухо ударились о камень. Посыпалась галька. Потом, вихляя, пролетел лук с колчаном, и к моему лбу осторожно прикоснулась грязная нога Скалы.
- Ты неповоротлив. Хозяин! Почему остановился? Я не ответил, поняв что шутки брата моего вызваны страхом - ведь он сейчас переступает Великий Закон, табу, покушается на святая святых племени, на жуткую тайну, сокрытую веками. Скала лез тяжело, со стоном, на плечи мне сыпался щебень, кусками падал мох. Я останавливался, чтобы слушать. Было тихо, потом стал доноситься нежный шелест воды. На этот раз путь казался короче. Я так подумал (о том, что путь теперь короче), когда ноги мои коснулись дна. Мощный фонарь высветил тоннель насквозь, до самого карниза, откуда начинался лаз поуже. Я сразу обратил внимание на немаловажную деталь; тоннель пробивался когда-то (когда?) с помощью машины, потому что на ржавом камне явственно угадывался след мощного агрегата, напоминающий нарезку на стволе древней пушки. Здесь работали, похоже, шнеком с режущей головкой. Тоннель отсвечивал гладью металла, попадались кое-где извилистые прожилины белого цвета, они были словно молнии, застывшие на грозовом небе. В лицо бежал ветерок без запахов прели или запустения. Дышалось здесь легко, стоял покои вечности, нарушаемый лишь звуком сбегающей вниз воды. Я прислонился спиной к холодной глыбе, на которой нашел несколько дней назад девушку по имени Го.
- Голова!
- Слушаю?
- Чем занята наша гостья?
- Она спит. Разбудить?
- Не стоит, пожалуй... Ты следишь за мной, Голова?
- Да.
- И что ты скажешь об этом тоннеле?
- Он несомненно искусственного происхождения.
- Спасибо. Я пришел к такому же выводу.
- Будь осторожен, Ло.
- Попытаюсь. У меня все.
Скала лазал на четвереньках по вязкому мху и задевал головой мои ноги искал лук и копья. Я посветил ему, он быстро справился с задачей и, глупо улыбаясь, задавленный страхом, протянул мне оружие.
- Неси сам. У меня, видишь, мешок с едой и еще кое-что. А воевать я не собираюсь.
- Ладно, Хозяин! - вздохнул Скала с обидой. - Понесу.
- Холодно тебе будет здесь, однако, воин?
- Ничего, я потерплю.
- Терпи, коли назвался в попутчики. Я ведь не уговаривал тебя идти.
- Не уговаривал, верно. Но как я оставлю тебя одного?
- Спасибо, брат. Однако, пора нам и в путь. Мы двинулись вдоль русла едва заметного ручейка, вода которого при ярком и резком свете фонаря ртутно блестела. Ручеек вился и бежал в сторону карниза, где, как уже упоминалось, начинался лаз поуже. Значит, тоннель выбит не строго горизонтально, а с некоторым уклоном. Под ботинками хрустела галька. Скала плелся на цыпочках, то и дело падал на мою спину, спотыкаясь об острые камни. Мох с мелкими цветами кончился, кругом теперь было голо, пусто и мрачно. Вода звенела, как туго натянутая струна. Вода дребезжала заунывно. Я внимательно осматривал каждый метр пути над головой, под ногами, слева, справа, потому как был уверен, что где-то совсем недалеко есть дверь, что она откроется и впустит нас: ведь девушка Го сказала "отец ждет". Вот мы и пришли, встречайте нас.
ГЛАВА ШЕСТНАДЦАТАЯ
1
Мне недосуг останавливаться на подробностях, да я, если честно, и не замечал деталей - дух мой захватывало в предчувствии необычного приключения, и я торопился. Скала плелся за мной, приседая на больных пораненных ногах. И мы пришли.
Мы пришли к тому, кто ждал нас.
Это был гигантского роста старик с кожей лимонного цвета и гривой седых волос, ниспадавших до плеч, с желтыми глазами. Он был похож на нас, землян, если бы не желтые глаза, если бы не длинные уши, прижатые к черепу плотно, словно приклеенные. Если бы...
Впрочем, по порядку.
Старик сидел, закутанный в серый плед, и грел над огнем руки. Огонь горел в каменной нише. Комната, где сидел старик, была невеликих размеров, обшитая полосами светлого металла - пустая комната, освещенная нещедро. Ничего впечатляющего. Кресло, огонь, полутьма. Я мог бы в такой обстановке увидеть где-нибудь на Земле, например, своего дядю: он любил простоту и одиночество. Ему, наверное, так лучше думается.
- Здравствуйте, - сказал я.
Старец неторопливо разогнулся, убрал руки от огня, сложил их на животе, повернул к нам тяжелую свою голову и что-то сказал, вздохнув. Мой "лингвист" поморгал лампочкой и перевел без затруднений:
- Времени нам отмерено мало. Ты не торопился, мальчик.
- Я торопился.
- И ты здесь...
- Я здесь.
- У тебя ко мне много вопросов, не так ли?
- Да.
- Я о тебе знаю почти все, ты же обо мне - ничего,. потому любопытство твое справедливо, - его огромные кошачьи глаза обожгли меня, заглянули, кажется, в самую глубину моего существа. Брат Скала задышал часто, спятился мелкими шажками и привычно упрятался за мою спину. Я присел на металлическую скамейку у стены неприютной комнаты и вытянул ноги. Старик не приветствовал меня, не пригласил располагаться удобней, он опять повернулся к огню. Костерок в нише горел ровно, неплясая, лишь тени на стенах качались, рисовали неброскими красками всякие картины; джунгли на берегу реки, города и горы. Некоторое время я следил за игрой костра,. отраженного на стенах, и собирался с мыслями.
- Как вас зовут и откуда вы?
- Зови меня Карри. А пришли мы издалека, очень издалека. Но то не суть важно. Автоматы наши скажут тебе все, они настроены на тебя, мальчик. Мы те самые Желтые Люди, о которых повествуют здешние легенды.
Это мы умирали лицом к солнцу. Мы сильны, но и для нас многое сокрыто. Однажды наш корабль вынужден был сесть на планету, где вечные сумерки и ураганные ветры невиданной мощи. Там был океан, не пустой, вода в нем бушует и сжирает скалы. Мы сели на планету и благополучно снялись с нее, однако и унесли с собой неразгаданную болезнь. Умирали мы медленно и с грузом вины в душе, испытывая укоры совести, не свойственные нам. Мы "и перед кем не виноваты, поскольку осенены Идеей.
- В чем же смысл вашей Идеи?
- Мой народ посвятил себя Космосу. За неисчислимым разнообразием сущего кроются законы, определяющие движение, время, эволюции. Мы поставили целью ответить на вопрос: что же такое мироздание в существе своем? Задача только нам по плечу, поскольку мы - избранные.
- Блажен, кто верует!
Если рассуждать здраво, то развитая цивилизация не имеет права впадать в такое элементарное заблуждение, но снобизм и самонадеянность, вскормленные и взлелеянные не одним поколением, способны, наверно, отмести этот самый здравый смысл. В истории моей Земли таких случаев, если вспомнить, немало. Не раз и не два, к примеру, кое-кто, ослепленный собственной исключительностью, посягал ни много ни мало на мировое господство. Эти личности склоняли к авантюрам целые народы. Было такое, из песни слов не выкинешь. Желтых невеждами не назовешь, однако же и они вознамерились проткнуть гору соломинкой. Странно.
- Все остальное - второстепенно.
- Нельзя объять необъятное, старик. Мы поняли это давно. Познание вечно, и в том прелесть бытия.
- Познание конечно, мальчик мой!
- У вас есть доказательства?
Он не ответил на мой вопрос, руки его, сухие, длиннопалые, холеные, вяло шевелились над огнем.
- Мы рассеялись, преодолели великие расстояния и многое поняли.
- Но не все же?
- Не все. Однако мы и не рассчитывали на близкий успех. Цель требует полной самоотреченности, ибо познание тоже конечно.
- Это не так!
- Мы рассеялись по лику Вселенной и жаждем Истины.
Однако все на этой дивной планетке жаждут Истины, они здесь просто помешались на истинах, Я сказал:
- Вечных истин нет! Что истина сегодня, завтра анахронизм.
- У меня мало времени, мальчик. Надеюсь, из сказанного понял, чем занят мой народ?
- Как не понять? Вы пытаетесь сосчитать, сколько песчинок на пляже, перебирая песок горстями.
- Итак, мы понесли с собой недуг. Самое загадочное состояло в том, что болезнь особо прогрессировала при ярком свете. Мы это быстро поняли здесь и ушли в подземелье. Перед смертью каждый просил вынести его на поверхность и испускал дух лицом к солнцу. Нас оставалось все меньше. Мы брали в жены здешних женщин, но и дети от смешанных браков тоже кончали дни до срока, и мы предавали их земле. Осталась лишь девушка Го, рожденная последней, но она не хотела темноты, и я отдал ее тебе, мальчик.
- И она умрет до срока, старик?
- Да.
- Печально. И я не смогу ей помочь?
- Вряд ли.
- У меня большие возможности...
- Я близок к разгадке, но я устал. Я позвал тебя для того, чтобы ты положил меня в камеру, где до воскресения покоятся мои товарищи. Потом ты получишь сигнал и разбудишь меня, обновленного.
- А дальше?
- Я спасу экипаж, я близок к той черте, откуда начинается успех.
- И вы опять ринетесь в космос?
- Да. Наш корабль цел, он в горах.
Брат мой Скала, сидя на полу, деловито рылся в моем мешке - искал съестное. Он нашел что-то там и принялся жевать, раздувая щеки. Дышал он громко и умиротворенно, будто корова. Я мимоходом отметил про себя, что Скалу ничем уже не удивишь: чудеса, если они не угрожают жизни, не выводят его из равновесия. Мне это нравилось. Трезвый парень, мой оруженосец.
- Мы пойдем к центру вселенной...
- У нас имеются сведения, отец, что оттуда, куда вы намечаете пуститься, экспедиции, как правило, не возвращаются.
- Ты прав, Логвин, но это нас не остановит.
- Вы слишком самонадеянны, отец, и в том ваша слабость. На моей Земле безотчетное самоотречение осуждается.
- Значит, вы слабы и трусливы!
- Мы осмотрительны. Я хочу задать тебе несколько вопросов.
- Готов ответить.
- Первый вопрос: сколько времени вы здесь?
- По вашему исчислению, триста пятьдесят.
- Вопрос второй; почему болезнь не тронула тебя?
- На это я не могу пока ответить достаточно ясно, но надеюсь ответить, когда ты извлечешь меня из камеры.
- Вопрос третий; как вы связаны с местной цивилизацией?
- Никак. Сперва мы брали их женщин, потом же, когда выяснилось, что дети, рожденные здесь, тоже умирают, всякие связи были прерваны.
- Вопрос четвертый; кто писал Истины на камне?
- Жрецы племени. У них есть письменность. Мы тут ни при чем.
- Вопрос пятый: почему вы не отдали аборигенам хотя бы часть знаний?
- Это не совпадает с нашей главной целью.
- Вопрос шестой: знакомо ли вам сочувствие к себе подобным?
- В нашем языке нет такого понятия.
- Ясно. Но вы прекрасно видели и видите, что здешняя цивилизация вырождается, задавленная обстоятельствами и невежеством, почему же вы не вмешались в ход событий?
- Ты повторяешься, мальчик. Это за пределами Цели.
Я слежу за тобой пристально, с первого дня пребывания здесь, и не могу, признаться, объяснить многие твои поступки. И вообще - зачем ты здесь?
- Мои поступки не ложатся в схему, не так ли?
- Так. У нас мало времени, Логвин!
- Я продолжаю. Кто такие стрекотухи?
- У нас мало времени!
- Ты позвал меня на помощь, потому что обойтись без меня почему-то не можешь, да?
- Да. Я не надеюсь на автоматику, кое-что у нас разладилось.
- Так вот. Я могу сказать: это не отвечает моей Цели
Могу сказать?
- Можешь.
- И вы не в силах заставить меня делать того, что я не хочу?
- Пожалуй, не в силах. Ты оснащен неплохо. Кое в чем вы даже выше нас. Кое в чем, не больше.
- Я не шевельну и пальцем до тех пор, пока ты не ответишь мне на все вопросы. Итак, кто же такие стрекотухи?
Старик поворотился вместе с креслом спиной к огню потрескивающему в нише, ожег меня опять страшным своими глазами, недвижными, как у совы, покачал огромной своей головой. Волосы его, ниспадавшие на плечи, блестели туго и глубоко, подобно старому серебру.
- Я принимаю твои условия, Логвин. Но, торопись.
- Ничего другого тебе не остается!
- Ты спрашиваешь, мальчик, о стрекотухах. Предмет достоин изучения. Видишь ли, космос способен на сюрпризы. Эта популяция насекомых, получивших интеллект в виде нежданного подарка. Речь идет об излучении, которое возникло как следствие катастрофы в масштабах звезд. В частности, и таким путем распространяется в космосе разум. Это трудно представить себе, но это так; интеллект в виде нежданного подарка, потому-то стрекотухи, как ты их назвал, ищут свое предназначение, свою роль в мире. Видишь ли, идет бескомпромиссная и довольно сложная борьба между злым инстинктом, заложенным изначала в эти существа, и разумом, доброй волей. Кстати, стрекотухи не знают еще до конца своих возможностей, они, как ты мог уже догадаться, экспериментируют. Чем ты можешь объяснить, в частности, что они погубили твоего робота и пробовали нейтрализовать защиту гондолы, чтобы общаться с тобой напрямую? Они в смятении, перемежая радость познания с тоской, вызванной тем, что ряд проблем, возникших вдруг перед ними, имеет начало, но не имеет конца. Они не могут привыкнуть еще к своему ослеплению. Большую часть времени, кстати, стрекотухи проводят в космосе, в межзвездном пространстве, в момент катаклизма не совсем понятной природы они и приобрели разум, подобно тому как мы получили свою болезнь. Космос полон тайн, чарующих и жутких. Стрекотухи метались от планеты к планете, чтобы множить свой род, теперь, считай, будет множиться во Вселенной новая странная цивилизация. Вот так, мальчик мой. Если тебя заинтересуют детали, ты их получишь от моих автоматов. Удовлетворен? Пожалуй, да.
- Что еще?
- Где Пророк и старики племени?
- Это - проще, они - рядом, в пещере, окутываются дымом, чтобы уснуть.
- Зачем им спать?
- Чтобы переждать беду.
- В чем же их беда?
- Они надеются, что ты покинешь планету. Беда - это ты.
- Я им мешаю?
- Да, они элита, те же, кто наверху, - в сущности рабы.
- Значит, зло теперь дремлет, чтобы дождаться своего часа... И вы терпели такое положение вещей: нижние - элита, верхние - рабы?