Страстные речи Майлса завершились диким воплем, однако издала его не Фрэнси, а та женщина, которая раньше направляла Агнес. Она пробилась сквозь толпу, сбросила и маску и капюшон и встала совсем рядом с камнем.
Томазина ахнула.
– Я убила его! – крикнула Констанс.
Она оттолкнула Фрэнси и повисла у Майлса на шее, а потом принялась раздирать ему ногтями лицо.
– Я сделала это для тебя, для нас, а ты, видишь ли, любишь эту тварь!!
Фрэнси чуть было не свалилась с камня, но больше никто не вышел из толпы, кроме Вербурги, которая не могла не последовать за своей хозяйкой. Все молча расступались перед ней. Никто не знал, что делать, однако страха больше не было.
Майлс намного превосходил силой Констанс, поэтому он легко схватил ее за руки, не давая себя царапать и не сводя с нее недоверчивых глаз. Томазина поняла, что он удивлен до глубины души, узнав Констанс в предводительнице женщин.
– Ты тоже хотел, чтобы он умер! Ты мне говорил.
– Констанс…
– Я сделала так, чтобы ему подсыпали яд. Я сделала это для нас! И я дала тебе власть над этими женщинами!
Констанс вырывалась изо всех сил, но он держал ее железной хваткой. Встретившись глазами с Фрэнси, он сказал:
– Я не знал все это. Клянусь.
Фрэнси ему не поверила:
– А как ты узнал о здешних сборищах? Зачем занялся своими трюками?
Констанс перестала вырываться и посмотрела на Фрэнси:
– Я ему сказала. Я оставила подробную записку без подписи в одной из его книг.
– Как ты нашла мои книги? – Майлс встряхнул Констанс. – Отвечай! Ты давно о них знаешь?
– С тех пор, как ты приехал в Кэтшолм. Уже два года. Ты болел и был почти без сознания, вот я и осмотрела комнату.
Ее черные глаза демонически сверкали, напомнив Томазине легенды о ночных феях, средоточиях зла. Если женщины тоже могли быть ими, то Констанс очень подходила для этой роли. Она с радостью говорила о своих грехах:
– Майлс, твои книги меня вдохновили. – Констанс пыталась прижаться к нему, и это почему-то напомнило злую пародию на любовную ласку. – Я в них сразу все поняла. Тогда-то я и решила продолжить то, что начала моя мать.
Томазине почему-то показалось, что она в театре и для нее разыгрывают то ли трагедию, то ли фарс с непонятным до последней минуты финалом.
– Я привез эти книги только из любопытства, – стоял на своем Майлс. – Когда я жил в старой Европе, то заинтересовался всем этим.
– Ты всегда жаждал власти! – объявила Констанс. – Это главное для тебя. И для меня. Когда ты все сделал, как я тебе написала, я поняла, что мы предназначены друг для друга. Ты тоже это чувствовал. Ты знал, что только в лесу у тебя есть настоящий друг.
– Констанс, послушай. Ты ошиблась. Я никогда…
– Я – твоя судьба, – сказала Констанс, ища губами его губы.
Фрэнси наслушалась и насмотрелась достаточно. Она отпихнула Констанс от Майлса.
– Ты ничего не получишь, неблагодарная тварь!!
Констанс рассмеялась – так жутко, словно на поляне и в самом деле появилось неземное существо. Томазина испугалась. Стряхнув с себя руку Фрэнси, Констанс заговорила вновь:
– У меня был прекрасный план, мадам, как избавиться сразу и от Ричарда Лэтама, и от вас.
– Я тебя уже побила однажды, побью и еще! – Фрэнси пришлось откинуть назад голову, чтобы заглянуть в глаза Констанс. Похоже, она сомневалась, что на сей раз победа останется за ней, однако ярость пересилила здравый смысл. – Ты убила Ричарда и хотела обвинить в этом меня!
– Наконец-то вы поняли, мадам. Еще я устроила сцену с избиением и со снотворным, чтобы отвести от себя подозрения. – Она толкнула Фрэнси. – Он умер, потому что был отравлен, а вас должны были взять под стражу.
Кроме них все молчали. Даже Томазина, забывшая и о том, что нужно дышать.
Констанс гордилась тем, что сотворила, и у нее не было оснований бояться наказания. Томазина понимала, что женщины преданы ей и сделают все, что она скажет.
– Сначала я решила, что Ричард Лэтам должен умереть, потому что он убил Джона Блэкберна. Это он устроил пожар. Вербурга его там видела.
– Нет! – не поверила Фрэнси.
– Да. Ваш отец, мадам, не хотел, чтобы Ричард Лэтам женился на мне, и Лэтам…
– Нет! Он не хотел отдавать ему меня!
– Ричард никогда не собирался жениться на вас! Он собирался вас убить – естественно, после свадьбы с наследницей! – Слеза побежала по щеке Констанс. – Он не должен был убивать Джона Блэкберна. Я любила старика.
Майлс с его чутьем пролазы тут же повернулся к Констанс.
– Милая Констанс, – сказал он, стараясь воззвать к ее разуму, – мне очень жаль, но нам не позволят обвенчаться. Мы с тобой родственники, ведь ты жена моего брата!
– Я никогда этого не хотела!
Майлс отпрянул.
– Зачем же ты согласилась?
– Потому что онэтого хотел!
– Незачем было убивать его, чтобы избежать супружеской постели. – Он был до того растерян, что в своем цинизме даже забыл об осторожности. – Если у тебя была свидетельница, почему ты не обвинила его в убийстве Блэкберна? Почему ты не отдала его в руки правосудия, чтобы его повесили?
Возмущенная его непониманием, Констанс сжала кулаки и посмотрела на Фрэнси.
– А письмо?!
– Письмо? – не понял Майлс.
– Да, письмо. Твой брат запугал меня им, а когда Вербурга увидела, что он его сжег, я ему отказала и пригрозила, что отдам его в руки шерифа. Вот тогда-то он показал мне письмо Лавинии Стрэнджейс и обещал предать его гласности, если я не обвенчаюсь с ним.
Томазина знала, что Констанс говорит правду. Она только не учла тогда буйную реакцию Фрэнси. А потом Вербурга напоила ее отваром мандрагоры, которой отравила Лэтама. Томазина сделала несколько шагов к сестре, словно хотела защитить ее, как и обещала матери.
Но Констанс не видела Томазину. Все ее внимание было сосредоточено на Майлсе.
– Я согласилась на предложение Ричарда, но мне надо было что-то придумать, потому что иначе он бы меня убил. – Она произнесла это тоном, не вызывающим возражений, всего-навсего объясняя, почему то, что случилось, случилось. – Я защищалась.
– А Генри Редих? – спросил Майлс. – Его ты тоже?
– Стечение обстоятельств. – Констанс пожала плечами. – Я видела, как он седлает коня, ну и свистнула так, что конь его сбросил. – Она рассмеялась. – Он ударился головой о камень и утонул. Я его не трогала, только положила ему за пазуху страницу из книги моей матери.
Фрэнси что-то прошипела сквозь зубы, но Констанс даже не взглянула в ее сторону.
– Твоя драгоценная Фрэнси была его любовницей. Она спала с Ричардом Лэтамом и с Генри Редихом. И ты говоришь, что любишь эту шлюху?
– Констанс…
– Я тебя люблю, Майлс, а она не любит. Она хотела тебя сегодня погубить, а я сохраню тебе жизнь.
Помимо его желания в его глазах вспыхнуло восхищение. Томазина должна была признать, что и ее охватило нечто похожее. Неужели власть Лавинии перешла к Констанс?
– Возьмите ее, – вздрогнув, приказала Констанс, показывая на Фрэнси Раундли. – И ее. И ее, – продолжала она, имея в виду Томазину и Марджори.
Томазина поняла, что Констанс с самого начала знала об их присутствии.
Женщины наперегонки бросились исполнять приказание, вынуждая Томазину действовать. Она не могла допустить грубости в отношении матери Ника.
– Я – истинная преемница Лавинии Стрэнджейс! – крикнула она. – Я, а не Констанс!
Томазина знала о своем сходстве с Лавинией и теперь молилась о том, чтобы женщины, не знавшие ее, поверили, будто она не только внешне, но и внутренне неотличима от Лавинии Стрэнджейс.
– У меня ее книга, – добавила она и встала на камень рядом с Фрэнси, Майлсом и Констанс. – Я владею ее силой. Сейчас не время проливать кровь. Моя сестра юна и легко возбудима. Она ведет вас не в ту сторону. Слушайте меня, женщины Гордича! Именем Лавинии Стрэнджейс я приказываю вам разойтись.
– Я засажу тебя в тюрьму… – прошипела Констанс.
– Ты уже пыталась меня убить.
Констанс ухмыльнулась.
– Это Агнес. Она хотела попробовать на тебе мазь. Я всего лишь ей не запретила.
Прежде чем Томазина осмыслила это новое открытие, из темноты прошелестело:
– Помоги своей сестре…
Умом Томазина понимала, что это Вербурга, однако в сердце у нее звучали слова матери, сказанные ею перед смертью. Воля Томазины ослабла, и Констанс, почувствовав это, тотчас приказала женщинам возвратиться.
– Если вам Томазина Стрэнджейс не указ, тогда слушайте меня! – крикнула Фрэнси. Темные фигуры в сомнении остановились. – Я – хозяйка Кэтшолма! Вы клялись мне в верности.
У Констанс дьявольски засверкали глаза.
– Это ваши отцы и мужья клялись, а вы ей ничего не должны! Вы ей ничего не должны, потому что вы для нее – ничто! Только благодаря мне и через меня вы обретете силу и власть!
Томазина услышала шорох в кустах позади себя, но все ее внимание было приковано к Констанс и Фрэнси, которая, стараясь столкнуть Констанс с камня, не замечала у нее в руке ножа.
– Ты обманула меня! – крикнула Констанс.
Томазина не поняла, о каком обмане идет речь, – разве что Фрэнси все эти годы выдавала себя за мать Констанс… или разрешала Ричарду Лэтаму вертеть ими обеими… или приняла предложение Майлса, которого Констанс сама хотела заполучить. Как бы там ни было, Констанс намеревалась убить Фрэнси Раундли и кроме Томазины никто не мог ей помешать.
Томазина схватила Констанс за руку, и нож прошел мимо Фрэнси. Томазине во что бы то ни стало хотелось положить конец тому злу, которое было наследством ее матери, и она отчаянно боролась с Констанс, пока Фрэнси искала защиты в объятиях Майлса. Никто и пальцем не шевельнул, чтобы помочь Томазине.
– Я убью ее! – визжала Констанс.
Безумие придавало ей силы, и Томазина не сомневалась – она исполнит свою угрозу.
В глазах сестры она увидела свою смерть и поэтому продолжала бороться с ней, хотя понимала, что если никто за нее не заступится, ее поражение – всего лишь дело времени.
Они вместе покатились по земле, и у Томазины перехватило дыхание. Она теряла силы, видя, как нож приближается к ней, уже почти лишилась всякой надежды на спасение, как вдруг кто-то оторвал Констанс от нее.
Томазина откатилась в сторону. Встав на колени, она услышала плач Марджори и, обернувшись, увидела Ника Кэрриера, отчего сердце ее наполнилось неизъяснимым ужасом.
Из руки его текла кровь, а он все никак не мог отобрать нож у Констанс.
Как загнанный зверь, Констанс испустила дикий вопль и замахала ножом. Но все уже закончилось. Старая Вербурга накинула на Констанс плащ и повалила ее на землю. Нож выпал из ее руки.
Ник отшвырнул его подальше и бросился к ней опять, но, поняв, что Констанс больше не представляет собой опасности, повернулся к Томазине. Несмотря на страх, Томазина прямо смотрела ему в глаза.
– Иди ко мне, – сказал Ник.
По его лицу невозможно было что-нибудь понять, и Томазина медлила. Неужели она окончательно потеряла его любовь, когда объявила себя преемницей своей матери?!
Он ждал.
Томазина медленно поднялась с колен… и побежала к нему. Как-нибудь она убедит его, что достойна его доверия и его любви! Они принадлежат друг другу! Его открытые объятия положили конец ее мукам. Еще никогда она не чувствовала себя такой защищенной от всех бед.
– Неплохо бы перевязать, – пробормотал Ник.
Вспомнив, что Ник получил удар, который предназначался ей, Томазина пришла в ужас. Как она могла это забыть?
– Ты ранен!
– Царапина.
Он покорно смотрел, как она отрывает рукав его рубашки и ловко перевязывает руку.
Тем временем Томазина вспомнила о женщинах Гордича и Кэтшолма, которые никогда не снимали масок во время этих сборищ, а потом быстро исчезали из леса. Вот и теперь их и след простыл. Наверное, они уже на полпути к своим домам.
За широкой спиной Ника, правда, стояла Марджори, которая хотела сказать сыну, что она тоже тут и огорчена его раной.
– Ничего страшного, – громко объявила Томазина, не желая сталкивать их лбами. – Сейчас бы поссету, чтобы унять боль.
Когда она во второй раз выглянула из-за плеча Ника, Марджори уже не было.
На поляне оставались шестеро. Старая Вербурга прижимала к себе Констанс, присев на край камня. Неподалеку стояли Майлс и Фрэнси. Они не касались друг друга и даже старались не встречаться взглядами.
Томазина их понимала. Ей понадобилась вся ее храбрость, чтобы посмотреть в лицо Нику и задать вопрос, на который необходимо было ответить, прежде чем разойтись с поляны.
– Что нам делать теперь с моей сестрой?
Первым ответил Майлс:
– Если мы обвиним ее в убийстве, нам придется все рассказать.
Ник потер переносицу.
– Мне не хочется приносить страдание женщинам, которые сегодня здесь были, однако оставлять Констанс на свободе нельзя: вдруг она еще кого-нибудь убьет.
– Она рехнулась, по-моему. – Фрэнси ухватилась за Майлса. Он повернулся и с надеждой посмотрел на нее. – Сегодня она всех нас хотела убить. Дай ей волю – она не оставит меня в покое. Надо ее судить, а пока не уляжется скандал, мы будем путешествовать.
– Можно ее где-нибудь скрыть. – Заухала сова, придавая зловещий смысл словам Томазины. – Отошлите ее в дальнее поместье и пусть ее там сторожат.
– Она должна умереть! – стояла на своем Фрэнси. – Око за око. А иначе я не смогу спать спокойно. Она сама призналась, что убила Ричарда. И меня бы убила сегодня. Я …Мы должны защитить себя!
Послышался шелестящий шепот:
– Он заслужил свою смерть. А то бы он лег в постель с родной дочерью. Констанс – его дочь.
Томазина в ужасе смотрела на Вербургу. Она сама уже предполагала это, но отвергла такую возможность, а Вербурга вроде бы знала, что говорила.
– Инцест? – присвистнув, переспросила Фрэнси.
– Ричард не знал… – сказал Майлс, напуганный таким поворотом событий. – Даже он не решился бы на это.
– Он знал! – уверенно сказала Вербурга. – Он знал, в чем грешен. Поэтому я и убила его. Яположила яд в его пирог.
Томазина поежилась. Впервые она почувствовала, что лесная сырость пронизывает ее до костей. Однако лед в ее душе не имел ничего общего с лесной прохладой. С жалостью и отвращением глядела она на Вербургу.
Луна вышла из-за туч, и Томазина увидела, что она что-то беззвучно шепчет, а лицо ее похоже на печеное яблоко.
– Она этого не знала, бедняжка.
Вербурга погладила Констанс по голове, убрала прядки, упавшие ей на лицо. Констанс как будто ничего уже не видела вокруг.
«Не знала»… Мгновенно Томазина поняла, чтозатеяла Вербурга, и у нее перехватило дыхание от ужаса. Из кувшина, который разбился о камень, вытекало его содержимое, ядовитое действие которого Томазина испытала на себе. Вербурга же скормила довольно много этого «зелья» Констанс, а теперь спокойно ела его сама.
– Слишком поздно, – сказала Вербурга, у которой уже расширились зрачки, а голос потерял обычное звучание. – Через четверть часа вы избавитесь от бремени, которое возложила на вас Лавиния Стрэнджейс. Похороните нас здесь, и пусть мы исчезнем, будто нас и не было. – Она помолчала. – Люди надолго запомнят легенду о Гордичском лесе.
– Ник… – шепнула Томазина. Он прижал ее к себе.
Она не могла смотреть и не могла не смотреть, и она поклялась бы, что слышала последние удары сердца Вербурги, хотя стояла в нескольких футах от нее. Оно стучало так громко, что даже эхо разносило этот стук по лесу.
А потом наступила тишина. Вербурга не ошиблась во времени. Точно в установленный ею срок она присоединилась к Констанс.
Слезы текли по щекам Томазины. Уже и рубашка Ника намокла. Он тоже побледнел. На Фрэнси и Майлса ей не хотелось смотреть. Ей было наплевать на их чувства.
Первым заговорил Майлс:
– Ну что? – спросил он ровным, бездушным голосом своего брата. – Похороним их тут или позовем господина Парсиваля ворошить семейное грязное белье?
– Она была твоей сестрой, любимая. – Ник погладил Томазину по голове. – Как скажешь, так я и сделаю.
– Я ее бросила, а ведь матушка послала меня помочь ей…
– Она очень давно бросила вас обеих.
Тут властно заговорила Фрэнси:
– Мы поедем в Лондон. – Она посмотрела на Майлса, и он ей кивнул. – Мы с Майлсом поедем в Лондон, и никому не будет никакого дела до того, что Констанс и Вербурга не поехали с нами. А потом мы сообщим о смерти старухи.
– И Констанс? – спросила Томазина.
На губах Фрэнси появилась торжественная улыбка, словно положившая конец всем переживаниям.
– Я распущу слух, что моя бесценная дочь Констанс разбила мне сердце, сбежав с матросом.
Томазина повернулась к Фрэнси спиной. Медленно приблизилась она к сестре, но не увидела ничего страшного. Констанс, положившая голову на грудь Вербурге, была похожа на невинного ребенка. Томазине даже почудилось, что это, наверное, сама Констанс предпочла такой конец своей бурной и короткой жизни. По крайней мере, он лучше, чем суд или ссылка в дальнее имение.
Констанс останется в Гордичском лесу, как в нем остался дух Лавинии, и, как ни странно, Томазина обрадовалась этому. Зло, посеянное здесь матерью, умерло вместе с дочерью.
– Я сюда приходила, еще маленькой, – тихо сказала она, когда к ней приблизился Ник и положил руку ей на плечо. – Я здесь мечтала о будущем и придумывала себе всякие приключения. Констанс приходила сюда с менее невинной целью. Наверное, Вербурга права. Пусть они покоятся здесь с миром.
Томазина была уверена, что со сборищами покончено. Если у кого-то еще взыграет честолюбие, миссис Марджори быстро наведет порядок. Никто не проговорится о тайнах Гордичского леса, и они уйдут в другой мир вместе с их хранительницами.
Майлс и Ник взяли на себя обязанности могильщиков. Фрэнси молчала. Томазина не подошла к ней.
Когда все было кончено, уже занималась заря. Майлс и Фрэнси ушли.
– Пусть идут, – сказал Ник.
У Томазины тоже не было желания присоединяться к ним.
– Они уже сегодня уедут из Кэтшолма, – прошептала она. – Вот увидишь.
Она подошла к могиле и опустилась возле нее на колени. Склонив голову, она молилась о заблудших душах, ставших жертвами ее матери, и о том, чтобы в ее сердце поселился покой.
Ник терпеливо ждал.
– Больше я сюда не приду, – сказала она.
– Ты уедешь отсюда.
Томазину охватило отчаяние. Он решил отослать ее прочь! Слишком много раз его предавали, чтобы он мог простить…
– Я не собирался вмешиваться, когда пошел за тобой. Я только хотел посмотреть. Но не мог же я допустить, чтобы тебя убили!
Надежда вернулась к Томазине, и ее сердце наполнилось радостью.
– Я тебе теперь верю, любовь моя.
– Неужели, Ник?! – сейчас уже она не смела верить. – Ты же видел, как я сбежала, как отправилась в Гордичский лес, как назвалась преемницей матери!
– Я понял, чего ты добивалась. И ты была близка к цели.
Он не вышел из-за деревьев, пока она была в безопасности. Он верил ей и позволил самой потягаться силами с Констанс… Потом Томазине пришла в голову одна мысль, и она опять опечалилась.
– Ты мне веришь только потому, что тебе соседи что-то там нарассказали.
Но она уже сама поняла, что это не имеет никакого значения, потому что ее любви должно хватить на них обоих.
Она подняла голову и, встретившись взглядом с Ником, засияла. Горя страстью, он крепко прижал ее к себе, чтобы она не усомнилась в его словах.
– Если мне и нужно было доказательство, я его получил в те дни, что ты провела в моем доме, занимаясь с моей дочерью. Какие могут быть сомнения, когда я видел тебя с моим ребенком? Томазина, поверь мне, я тебя люблю!
Томазина коснулась повязки на его руке.
– Слава Богу, что рана неглубокая. Я бы не вынесла, если бы ты погиб вместо меня! Я все это должна была рассказать тебе сразу. Я должна была поверить в тебя, и тогда ничего бы не случилось.
– Все в прошлом, Томазина. Мы оба получили свои уроки насчет доверия. Теперь я знаю, что люблю тебя такой, какая ты есть – неважно, темной или светлой, – и я уверен, что не могу без тебя жить. Будь моей женой и матерью Иокасте и всем детям, которые у нас еще будут!
– Да, Ник, я согласна! – Смеясь и плача, она бросилась ему на шею. – Я же еще в детстве говорила тебе, что выйду замуж только за тебя!
Ник улыбнулся приятному воспоминанию.
– Ты благородного происхождения, а я нет, – ответил он ей, как тогда. – Ты уверена, что тебе не нужен джентльмен?
– Ник, мне нужен ты.
Он наклонился к ней и поцеловал ее так, что у нее закружилась голова. Потом он подал ей руку и учтиво, как рыцарь, повел ее с поляны.
Когда они вышли из леса, начало светать. Ник обернулся, чтобы посмотреть на стены Кэтшолма. Потом он крепко обнял Томазину за талию и пошел с ней подальше от леса и от поместья. Они направлялись к себе домой,где их ждали дочь и неотложные дела. Поднимавшееся над ними солнце не угрожало им, а освещало дорогу, указывая путь к ставшей жизнью светлой мечте.
Томазина ахнула.
– Я убила его! – крикнула Констанс.
Она оттолкнула Фрэнси и повисла у Майлса на шее, а потом принялась раздирать ему ногтями лицо.
– Я сделала это для тебя, для нас, а ты, видишь ли, любишь эту тварь!!
Фрэнси чуть было не свалилась с камня, но больше никто не вышел из толпы, кроме Вербурги, которая не могла не последовать за своей хозяйкой. Все молча расступались перед ней. Никто не знал, что делать, однако страха больше не было.
Майлс намного превосходил силой Констанс, поэтому он легко схватил ее за руки, не давая себя царапать и не сводя с нее недоверчивых глаз. Томазина поняла, что он удивлен до глубины души, узнав Констанс в предводительнице женщин.
– Ты тоже хотел, чтобы он умер! Ты мне говорил.
– Констанс…
– Я сделала так, чтобы ему подсыпали яд. Я сделала это для нас! И я дала тебе власть над этими женщинами!
Констанс вырывалась изо всех сил, но он держал ее железной хваткой. Встретившись глазами с Фрэнси, он сказал:
– Я не знал все это. Клянусь.
Фрэнси ему не поверила:
– А как ты узнал о здешних сборищах? Зачем занялся своими трюками?
Констанс перестала вырываться и посмотрела на Фрэнси:
– Я ему сказала. Я оставила подробную записку без подписи в одной из его книг.
– Как ты нашла мои книги? – Майлс встряхнул Констанс. – Отвечай! Ты давно о них знаешь?
– С тех пор, как ты приехал в Кэтшолм. Уже два года. Ты болел и был почти без сознания, вот я и осмотрела комнату.
Ее черные глаза демонически сверкали, напомнив Томазине легенды о ночных феях, средоточиях зла. Если женщины тоже могли быть ими, то Констанс очень подходила для этой роли. Она с радостью говорила о своих грехах:
– Майлс, твои книги меня вдохновили. – Констанс пыталась прижаться к нему, и это почему-то напомнило злую пародию на любовную ласку. – Я в них сразу все поняла. Тогда-то я и решила продолжить то, что начала моя мать.
Томазине почему-то показалось, что она в театре и для нее разыгрывают то ли трагедию, то ли фарс с непонятным до последней минуты финалом.
– Я привез эти книги только из любопытства, – стоял на своем Майлс. – Когда я жил в старой Европе, то заинтересовался всем этим.
– Ты всегда жаждал власти! – объявила Констанс. – Это главное для тебя. И для меня. Когда ты все сделал, как я тебе написала, я поняла, что мы предназначены друг для друга. Ты тоже это чувствовал. Ты знал, что только в лесу у тебя есть настоящий друг.
– Констанс, послушай. Ты ошиблась. Я никогда…
– Я – твоя судьба, – сказала Констанс, ища губами его губы.
Фрэнси наслушалась и насмотрелась достаточно. Она отпихнула Констанс от Майлса.
– Ты ничего не получишь, неблагодарная тварь!!
Констанс рассмеялась – так жутко, словно на поляне и в самом деле появилось неземное существо. Томазина испугалась. Стряхнув с себя руку Фрэнси, Констанс заговорила вновь:
– У меня был прекрасный план, мадам, как избавиться сразу и от Ричарда Лэтама, и от вас.
– Я тебя уже побила однажды, побью и еще! – Фрэнси пришлось откинуть назад голову, чтобы заглянуть в глаза Констанс. Похоже, она сомневалась, что на сей раз победа останется за ней, однако ярость пересилила здравый смысл. – Ты убила Ричарда и хотела обвинить в этом меня!
– Наконец-то вы поняли, мадам. Еще я устроила сцену с избиением и со снотворным, чтобы отвести от себя подозрения. – Она толкнула Фрэнси. – Он умер, потому что был отравлен, а вас должны были взять под стражу.
Кроме них все молчали. Даже Томазина, забывшая и о том, что нужно дышать.
Констанс гордилась тем, что сотворила, и у нее не было оснований бояться наказания. Томазина понимала, что женщины преданы ей и сделают все, что она скажет.
– Сначала я решила, что Ричард Лэтам должен умереть, потому что он убил Джона Блэкберна. Это он устроил пожар. Вербурга его там видела.
– Нет! – не поверила Фрэнси.
– Да. Ваш отец, мадам, не хотел, чтобы Ричард Лэтам женился на мне, и Лэтам…
– Нет! Он не хотел отдавать ему меня!
– Ричард никогда не собирался жениться на вас! Он собирался вас убить – естественно, после свадьбы с наследницей! – Слеза побежала по щеке Констанс. – Он не должен был убивать Джона Блэкберна. Я любила старика.
Майлс с его чутьем пролазы тут же повернулся к Констанс.
– Милая Констанс, – сказал он, стараясь воззвать к ее разуму, – мне очень жаль, но нам не позволят обвенчаться. Мы с тобой родственники, ведь ты жена моего брата!
– Я никогда этого не хотела!
Майлс отпрянул.
– Зачем же ты согласилась?
– Потому что онэтого хотел!
– Незачем было убивать его, чтобы избежать супружеской постели. – Он был до того растерян, что в своем цинизме даже забыл об осторожности. – Если у тебя была свидетельница, почему ты не обвинила его в убийстве Блэкберна? Почему ты не отдала его в руки правосудия, чтобы его повесили?
Возмущенная его непониманием, Констанс сжала кулаки и посмотрела на Фрэнси.
– А письмо?!
– Письмо? – не понял Майлс.
– Да, письмо. Твой брат запугал меня им, а когда Вербурга увидела, что он его сжег, я ему отказала и пригрозила, что отдам его в руки шерифа. Вот тогда-то он показал мне письмо Лавинии Стрэнджейс и обещал предать его гласности, если я не обвенчаюсь с ним.
Томазина знала, что Констанс говорит правду. Она только не учла тогда буйную реакцию Фрэнси. А потом Вербурга напоила ее отваром мандрагоры, которой отравила Лэтама. Томазина сделала несколько шагов к сестре, словно хотела защитить ее, как и обещала матери.
Но Констанс не видела Томазину. Все ее внимание было сосредоточено на Майлсе.
– Я согласилась на предложение Ричарда, но мне надо было что-то придумать, потому что иначе он бы меня убил. – Она произнесла это тоном, не вызывающим возражений, всего-навсего объясняя, почему то, что случилось, случилось. – Я защищалась.
– А Генри Редих? – спросил Майлс. – Его ты тоже?
– Стечение обстоятельств. – Констанс пожала плечами. – Я видела, как он седлает коня, ну и свистнула так, что конь его сбросил. – Она рассмеялась. – Он ударился головой о камень и утонул. Я его не трогала, только положила ему за пазуху страницу из книги моей матери.
Фрэнси что-то прошипела сквозь зубы, но Констанс даже не взглянула в ее сторону.
– Твоя драгоценная Фрэнси была его любовницей. Она спала с Ричардом Лэтамом и с Генри Редихом. И ты говоришь, что любишь эту шлюху?
– Констанс…
– Я тебя люблю, Майлс, а она не любит. Она хотела тебя сегодня погубить, а я сохраню тебе жизнь.
Помимо его желания в его глазах вспыхнуло восхищение. Томазина должна была признать, что и ее охватило нечто похожее. Неужели власть Лавинии перешла к Констанс?
– Возьмите ее, – вздрогнув, приказала Констанс, показывая на Фрэнси Раундли. – И ее. И ее, – продолжала она, имея в виду Томазину и Марджори.
Томазина поняла, что Констанс с самого начала знала об их присутствии.
Женщины наперегонки бросились исполнять приказание, вынуждая Томазину действовать. Она не могла допустить грубости в отношении матери Ника.
– Я – истинная преемница Лавинии Стрэнджейс! – крикнула она. – Я, а не Констанс!
Томазина знала о своем сходстве с Лавинией и теперь молилась о том, чтобы женщины, не знавшие ее, поверили, будто она не только внешне, но и внутренне неотличима от Лавинии Стрэнджейс.
– У меня ее книга, – добавила она и встала на камень рядом с Фрэнси, Майлсом и Констанс. – Я владею ее силой. Сейчас не время проливать кровь. Моя сестра юна и легко возбудима. Она ведет вас не в ту сторону. Слушайте меня, женщины Гордича! Именем Лавинии Стрэнджейс я приказываю вам разойтись.
– Я засажу тебя в тюрьму… – прошипела Констанс.
– Ты уже пыталась меня убить.
Констанс ухмыльнулась.
– Это Агнес. Она хотела попробовать на тебе мазь. Я всего лишь ей не запретила.
Прежде чем Томазина осмыслила это новое открытие, из темноты прошелестело:
– Помоги своей сестре…
Умом Томазина понимала, что это Вербурга, однако в сердце у нее звучали слова матери, сказанные ею перед смертью. Воля Томазины ослабла, и Констанс, почувствовав это, тотчас приказала женщинам возвратиться.
– Если вам Томазина Стрэнджейс не указ, тогда слушайте меня! – крикнула Фрэнси. Темные фигуры в сомнении остановились. – Я – хозяйка Кэтшолма! Вы клялись мне в верности.
У Констанс дьявольски засверкали глаза.
– Это ваши отцы и мужья клялись, а вы ей ничего не должны! Вы ей ничего не должны, потому что вы для нее – ничто! Только благодаря мне и через меня вы обретете силу и власть!
Томазина услышала шорох в кустах позади себя, но все ее внимание было приковано к Констанс и Фрэнси, которая, стараясь столкнуть Констанс с камня, не замечала у нее в руке ножа.
– Ты обманула меня! – крикнула Констанс.
Томазина не поняла, о каком обмане идет речь, – разве что Фрэнси все эти годы выдавала себя за мать Констанс… или разрешала Ричарду Лэтаму вертеть ими обеими… или приняла предложение Майлса, которого Констанс сама хотела заполучить. Как бы там ни было, Констанс намеревалась убить Фрэнси Раундли и кроме Томазины никто не мог ей помешать.
Томазина схватила Констанс за руку, и нож прошел мимо Фрэнси. Томазине во что бы то ни стало хотелось положить конец тому злу, которое было наследством ее матери, и она отчаянно боролась с Констанс, пока Фрэнси искала защиты в объятиях Майлса. Никто и пальцем не шевельнул, чтобы помочь Томазине.
– Я убью ее! – визжала Констанс.
Безумие придавало ей силы, и Томазина не сомневалась – она исполнит свою угрозу.
В глазах сестры она увидела свою смерть и поэтому продолжала бороться с ней, хотя понимала, что если никто за нее не заступится, ее поражение – всего лишь дело времени.
Они вместе покатились по земле, и у Томазины перехватило дыхание. Она теряла силы, видя, как нож приближается к ней, уже почти лишилась всякой надежды на спасение, как вдруг кто-то оторвал Констанс от нее.
Томазина откатилась в сторону. Встав на колени, она услышала плач Марджори и, обернувшись, увидела Ника Кэрриера, отчего сердце ее наполнилось неизъяснимым ужасом.
Из руки его текла кровь, а он все никак не мог отобрать нож у Констанс.
Как загнанный зверь, Констанс испустила дикий вопль и замахала ножом. Но все уже закончилось. Старая Вербурга накинула на Констанс плащ и повалила ее на землю. Нож выпал из ее руки.
Ник отшвырнул его подальше и бросился к ней опять, но, поняв, что Констанс больше не представляет собой опасности, повернулся к Томазине. Несмотря на страх, Томазина прямо смотрела ему в глаза.
– Иди ко мне, – сказал Ник.
По его лицу невозможно было что-нибудь понять, и Томазина медлила. Неужели она окончательно потеряла его любовь, когда объявила себя преемницей своей матери?!
Он ждал.
Томазина медленно поднялась с колен… и побежала к нему. Как-нибудь она убедит его, что достойна его доверия и его любви! Они принадлежат друг другу! Его открытые объятия положили конец ее мукам. Еще никогда она не чувствовала себя такой защищенной от всех бед.
– Неплохо бы перевязать, – пробормотал Ник.
Вспомнив, что Ник получил удар, который предназначался ей, Томазина пришла в ужас. Как она могла это забыть?
– Ты ранен!
– Царапина.
Он покорно смотрел, как она отрывает рукав его рубашки и ловко перевязывает руку.
Тем временем Томазина вспомнила о женщинах Гордича и Кэтшолма, которые никогда не снимали масок во время этих сборищ, а потом быстро исчезали из леса. Вот и теперь их и след простыл. Наверное, они уже на полпути к своим домам.
За широкой спиной Ника, правда, стояла Марджори, которая хотела сказать сыну, что она тоже тут и огорчена его раной.
– Ничего страшного, – громко объявила Томазина, не желая сталкивать их лбами. – Сейчас бы поссету, чтобы унять боль.
Когда она во второй раз выглянула из-за плеча Ника, Марджори уже не было.
На поляне оставались шестеро. Старая Вербурга прижимала к себе Констанс, присев на край камня. Неподалеку стояли Майлс и Фрэнси. Они не касались друг друга и даже старались не встречаться взглядами.
Томазина их понимала. Ей понадобилась вся ее храбрость, чтобы посмотреть в лицо Нику и задать вопрос, на который необходимо было ответить, прежде чем разойтись с поляны.
– Что нам делать теперь с моей сестрой?
Первым ответил Майлс:
– Если мы обвиним ее в убийстве, нам придется все рассказать.
Ник потер переносицу.
– Мне не хочется приносить страдание женщинам, которые сегодня здесь были, однако оставлять Констанс на свободе нельзя: вдруг она еще кого-нибудь убьет.
– Она рехнулась, по-моему. – Фрэнси ухватилась за Майлса. Он повернулся и с надеждой посмотрел на нее. – Сегодня она всех нас хотела убить. Дай ей волю – она не оставит меня в покое. Надо ее судить, а пока не уляжется скандал, мы будем путешествовать.
– Можно ее где-нибудь скрыть. – Заухала сова, придавая зловещий смысл словам Томазины. – Отошлите ее в дальнее поместье и пусть ее там сторожат.
– Она должна умереть! – стояла на своем Фрэнси. – Око за око. А иначе я не смогу спать спокойно. Она сама призналась, что убила Ричарда. И меня бы убила сегодня. Я …Мы должны защитить себя!
Послышался шелестящий шепот:
– Он заслужил свою смерть. А то бы он лег в постель с родной дочерью. Констанс – его дочь.
Томазина в ужасе смотрела на Вербургу. Она сама уже предполагала это, но отвергла такую возможность, а Вербурга вроде бы знала, что говорила.
– Инцест? – присвистнув, переспросила Фрэнси.
– Ричард не знал… – сказал Майлс, напуганный таким поворотом событий. – Даже он не решился бы на это.
– Он знал! – уверенно сказала Вербурга. – Он знал, в чем грешен. Поэтому я и убила его. Яположила яд в его пирог.
Томазина поежилась. Впервые она почувствовала, что лесная сырость пронизывает ее до костей. Однако лед в ее душе не имел ничего общего с лесной прохладой. С жалостью и отвращением глядела она на Вербургу.
Луна вышла из-за туч, и Томазина увидела, что она что-то беззвучно шепчет, а лицо ее похоже на печеное яблоко.
– Она этого не знала, бедняжка.
Вербурга погладила Констанс по голове, убрала прядки, упавшие ей на лицо. Констанс как будто ничего уже не видела вокруг.
«Не знала»… Мгновенно Томазина поняла, чтозатеяла Вербурга, и у нее перехватило дыхание от ужаса. Из кувшина, который разбился о камень, вытекало его содержимое, ядовитое действие которого Томазина испытала на себе. Вербурга же скормила довольно много этого «зелья» Констанс, а теперь спокойно ела его сама.
– Слишком поздно, – сказала Вербурга, у которой уже расширились зрачки, а голос потерял обычное звучание. – Через четверть часа вы избавитесь от бремени, которое возложила на вас Лавиния Стрэнджейс. Похороните нас здесь, и пусть мы исчезнем, будто нас и не было. – Она помолчала. – Люди надолго запомнят легенду о Гордичском лесе.
– Ник… – шепнула Томазина. Он прижал ее к себе.
Она не могла смотреть и не могла не смотреть, и она поклялась бы, что слышала последние удары сердца Вербурги, хотя стояла в нескольких футах от нее. Оно стучало так громко, что даже эхо разносило этот стук по лесу.
А потом наступила тишина. Вербурга не ошиблась во времени. Точно в установленный ею срок она присоединилась к Констанс.
Слезы текли по щекам Томазины. Уже и рубашка Ника намокла. Он тоже побледнел. На Фрэнси и Майлса ей не хотелось смотреть. Ей было наплевать на их чувства.
Первым заговорил Майлс:
– Ну что? – спросил он ровным, бездушным голосом своего брата. – Похороним их тут или позовем господина Парсиваля ворошить семейное грязное белье?
– Она была твоей сестрой, любимая. – Ник погладил Томазину по голове. – Как скажешь, так я и сделаю.
– Я ее бросила, а ведь матушка послала меня помочь ей…
– Она очень давно бросила вас обеих.
Тут властно заговорила Фрэнси:
– Мы поедем в Лондон. – Она посмотрела на Майлса, и он ей кивнул. – Мы с Майлсом поедем в Лондон, и никому не будет никакого дела до того, что Констанс и Вербурга не поехали с нами. А потом мы сообщим о смерти старухи.
– И Констанс? – спросила Томазина.
На губах Фрэнси появилась торжественная улыбка, словно положившая конец всем переживаниям.
– Я распущу слух, что моя бесценная дочь Констанс разбила мне сердце, сбежав с матросом.
Томазина повернулась к Фрэнси спиной. Медленно приблизилась она к сестре, но не увидела ничего страшного. Констанс, положившая голову на грудь Вербурге, была похожа на невинного ребенка. Томазине даже почудилось, что это, наверное, сама Констанс предпочла такой конец своей бурной и короткой жизни. По крайней мере, он лучше, чем суд или ссылка в дальнее имение.
Констанс останется в Гордичском лесу, как в нем остался дух Лавинии, и, как ни странно, Томазина обрадовалась этому. Зло, посеянное здесь матерью, умерло вместе с дочерью.
– Я сюда приходила, еще маленькой, – тихо сказала она, когда к ней приблизился Ник и положил руку ей на плечо. – Я здесь мечтала о будущем и придумывала себе всякие приключения. Констанс приходила сюда с менее невинной целью. Наверное, Вербурга права. Пусть они покоятся здесь с миром.
Томазина была уверена, что со сборищами покончено. Если у кого-то еще взыграет честолюбие, миссис Марджори быстро наведет порядок. Никто не проговорится о тайнах Гордичского леса, и они уйдут в другой мир вместе с их хранительницами.
Майлс и Ник взяли на себя обязанности могильщиков. Фрэнси молчала. Томазина не подошла к ней.
Когда все было кончено, уже занималась заря. Майлс и Фрэнси ушли.
– Пусть идут, – сказал Ник.
У Томазины тоже не было желания присоединяться к ним.
– Они уже сегодня уедут из Кэтшолма, – прошептала она. – Вот увидишь.
Она подошла к могиле и опустилась возле нее на колени. Склонив голову, она молилась о заблудших душах, ставших жертвами ее матери, и о том, чтобы в ее сердце поселился покой.
Ник терпеливо ждал.
– Больше я сюда не приду, – сказала она.
– Ты уедешь отсюда.
Томазину охватило отчаяние. Он решил отослать ее прочь! Слишком много раз его предавали, чтобы он мог простить…
– Я не собирался вмешиваться, когда пошел за тобой. Я только хотел посмотреть. Но не мог же я допустить, чтобы тебя убили!
Надежда вернулась к Томазине, и ее сердце наполнилось радостью.
– Я тебе теперь верю, любовь моя.
– Неужели, Ник?! – сейчас уже она не смела верить. – Ты же видел, как я сбежала, как отправилась в Гордичский лес, как назвалась преемницей матери!
– Я понял, чего ты добивалась. И ты была близка к цели.
Он не вышел из-за деревьев, пока она была в безопасности. Он верил ей и позволил самой потягаться силами с Констанс… Потом Томазине пришла в голову одна мысль, и она опять опечалилась.
– Ты мне веришь только потому, что тебе соседи что-то там нарассказали.
Но она уже сама поняла, что это не имеет никакого значения, потому что ее любви должно хватить на них обоих.
Она подняла голову и, встретившись взглядом с Ником, засияла. Горя страстью, он крепко прижал ее к себе, чтобы она не усомнилась в его словах.
– Если мне и нужно было доказательство, я его получил в те дни, что ты провела в моем доме, занимаясь с моей дочерью. Какие могут быть сомнения, когда я видел тебя с моим ребенком? Томазина, поверь мне, я тебя люблю!
Томазина коснулась повязки на его руке.
– Слава Богу, что рана неглубокая. Я бы не вынесла, если бы ты погиб вместо меня! Я все это должна была рассказать тебе сразу. Я должна была поверить в тебя, и тогда ничего бы не случилось.
– Все в прошлом, Томазина. Мы оба получили свои уроки насчет доверия. Теперь я знаю, что люблю тебя такой, какая ты есть – неважно, темной или светлой, – и я уверен, что не могу без тебя жить. Будь моей женой и матерью Иокасте и всем детям, которые у нас еще будут!
– Да, Ник, я согласна! – Смеясь и плача, она бросилась ему на шею. – Я же еще в детстве говорила тебе, что выйду замуж только за тебя!
Ник улыбнулся приятному воспоминанию.
– Ты благородного происхождения, а я нет, – ответил он ей, как тогда. – Ты уверена, что тебе не нужен джентльмен?
– Ник, мне нужен ты.
Он наклонился к ней и поцеловал ее так, что у нее закружилась голова. Потом он подал ей руку и учтиво, как рыцарь, повел ее с поляны.
Когда они вышли из леса, начало светать. Ник обернулся, чтобы посмотреть на стены Кэтшолма. Потом он крепко обнял Томазину за талию и пошел с ней подальше от леса и от поместья. Они направлялись к себе домой,где их ждали дочь и неотложные дела. Поднимавшееся над ними солнце не угрожало им, а освещало дорогу, указывая путь к ставшей жизнью светлой мечте.