Энджел Хауэрд. Смерть выходит в свет

   - Наш Бенни - частный сыщик из города, так что следи за своей речью, Долт.
   - Чепуха! Пусть хоть сам окружной прокурор, мне плевать. Все они кучка любопытных варвар.
   - В котором часу это было, мистер Риммер? - спросил я, придавая своему голосу важные нотки и надеясь, что мне это удалось.
   - Перед самым началом грозы он проехал на север, а полтора-два часа спустя - в обратном направлении. Но мой парень сказал мне об этом только нынче вечером.
   - Да, конечно, ведь в четверг вас не было на озере. Мальчик уверен в том, что за рулем сидел Эней?
   - Я знаю лишь то, что он мне сказал. И уже все вам передал, так что теперь болтать попусту?
   - Куда ведет эта дорога?
   Риммер взглянул на меня так, словно я был неспособен отличить Торонто от Таранто.
   - Ты знаешь, о чем я, Ллойд. Дорога, которая идет через лес к Оленьему озеру.
   - Точно. На карте оно называется Четырехугольным.
   Я едва не закатил глаза. Глядя на чистые потолочные балки, я на мгновение подумал, что Долту Риммеру и Ллойду опять пришла охота посмеяться надо мной.
   - Она идет на север мимо моего дома, огибая южный конец Литтл-Краммок. Дорога старая, но вполне приличная. Колеи местами глубокие, но можно проехать и не на вездеходе. Жаль, что мальчишка не сказал мне раньше. Только что вспомнил и спросил меня, важно ли это.
   - Итак, Эней преодолел свой суеверный страх перед озером Литтл-Краммок, - вслух подумал я. - После спора с Гектором он решил избавиться от этого предрассудка.
   - Он действительно повздорил с братом, я слышала, - сказала Мэгги. Об этом сплетничали в "Луке репчатом".
   - И Гектор сказал мне, что предметом спора был застарелый страх Энея перед теми местами.
   - Ну, и что? - Спросил Дэвид Кипп, ставя в угол свое весло ручной работы.
   - А то, что, расставшись с братом, Эней поехал по этой дороге и доехал до того места, от которого ему пришлось добираться до Литтл-Краммок пешком, потому что дальше машина двигаться не могла.
   - Он отправился к хижине Дика, - предположил Ллойд.
   - А зачем ему туда понадобилось? - спросила Мэгги Маккорд, придвинувшись к нам вместе со стулом. - После четверга, когда была гроза, Энея никто не видел. Почему он отправился туда в такое неурочное время?
   - Как вы помните, он боялся грома.
   - Не валяйте дурака, Бенни, - сказала Мэгги. - Эней ничего не боялся.
   - Боялся, Мэгги. Боялся грома без молнии. Боялся всю жизнь. Но на этот раз, несмотря на все свои страхи, Эней решил добраться до озера и хижины старого Дика.
   Все бросили делать вид, будто заняты или, наоборот, предаются праздности. Делия Александер уронила вязание. Десмонд разинул рот. Мэгги сидела на краешке стула, что при её габаритах было довольно опасно.
   - То, что он обнаружил на озере, взорвало все его суеверия. Взорвало при помощи черного пороха, которым кто-то пользовался для разработки шахты в грозовую ночь.
   - Ну и ну! - вскричал Ллойд, прикусив костяшки пальцев.
   - Продолжайте, Бенни, пожалуйста, не умолкайте, - попросила Сисси.
   - Он увидел шахту, спрятанную под сортиром. Увидел подземную выработку. Старательская деятельность в парке запрещена, и до прихода Энея старателю удавалось сохранять тайну. Поэтому он решил убрать Энея. Не из личной неприязни, а просто в интересах дела. Наш друг старатель - вовсе не профессиональный убийца, не забывайте об этом. В нем нет природной кровожадности. Он - не лиходей на зарплате. Вероятно, он не думал, что труп будет обнаружен так скоро. И, когда это случилось, он встревожился, поскольку любознательный Гарри Гловер был ему тут совершенно без надобности. Убийца рассчитывал, что все начнется с дурных предчувствий, а потом преступление обнаружится, кто-нибудь ненароком наткнется на труп. Понимаете, сначала Эней просто исчезает, спустя несколько недель дело становится более серьезным, но ещё не достигает уровня общегосударственного преступления, поскольку Эней - одинокий человек, и его исчезновение встревожит только Гектора.
   Но у нашего старателя есть ещё одна любопытная особенность. Он не был первым. Первым был старый Дик Бернерс, который скрывал свою старательскую деятельность, делая вид, будто разрабатывает недра. Хитрый способ. Но ведь Дик и был хитрецом. Кроме того, Дик заболел, и ему был нужен человек, который продолжал бы дело после его смерти.
   Мы нашли труп Энея, а спустя несколько дней я отправился к хижине Дика и случайно набрел на шахту. Так старателя потревожили во второй раз. Он оглушил меня и бросил в озеро, привязав к моей ноге грузило. К счастью, я отрезал веревку и, вынырнув на поверхность, снова отправился к шахте. Там состоялась моя вторая встреча со старателем, только на сей раз старатель был мертв.
   - Лжец! Лжец! Вырвите ему язык!
   - Мэгги!
   - Джордж этого не делал. Он не мог так поступить. Не слушайте его. Джордж мертв. Он никого не убивал.
   - Сейчас это не имеет значения, Мэгги. Джордж был вороватым человеком. Вы сами сказали мне об этом. Он испугался, потому что был разоблачен, Мэгги. Я не утверждаю, что Джордж с самого начала замышлял убийство. Не то, что в другой раз.
   - Чего-чего?! - Голос Мэгги снова звучал истошно, как лязг плохо зажатой струны. - Какой ещё другой раз?
   - Я говорю о том случае, который имел место раньше, Мэгги.
   Мэгги Маккорд сползла со стула и потянула его за собой. Он тяжело рухнул на её дородное бесчувственное тело.
   27.
   Настало утро среды. Сквозь сетку я видел, как Майк Харбисон стрижет траву перед моей хижиной. Джоан поправляла зеленый дерн вокруг мотеля. Майк насвистывал, время от времени подходил к Джоан и совещался с ней. Каждое из этих путешествий непременно приносило ему то поцелуй, то объятие. А мои дела обстояли плачевно: у меня кончились чистые носки, а холодильник был гол как ощипанная виноградная гроздь, если не считать шести не очень свежих ломтей озерной форели, банки майонеза и одного-единственного яйца. Я поставил его вариться, твердо наказав себе погасить газ минут через тридцать. Пока яйцо бултыхалось в кипятке, прикатил Гарри Гловер. Следом на мокрую стоянку въехала патрульная машина, и появились два знакомых мундира. Гловер приподнял фуражку, приветствуя Майка и Джоан, и поднялся на мое крыльцо. Прикрыв лицо от солнца ладонями, з заглянул сквозь сетку в мое захламленное жилище, и я открыл ему дверь.
   - Поставлю кофейник, - сказал я, снова зажигая конфорку. Гловер уселся в кресло с гнутой спинкой и взял со стола сигарету.
   Прикурив от спички, он помахал ею, а потом сломал.
   - Сержант из штаба, Крис Савос, передает вам привет.
   - Навели обо мне справки в Грэнтэме? Молодцы.
   - Он говорит, что районная полиция Ниагары выживет, только если не будет ничем с вами делиться. - Похоже, сегодня служба была ему в радость. После моего отъезда произошло что-нибудь примечательное?
   - Вы разминулись с Долтом Риммером. В четверг днем его мальчонка видел, как Эней ехал по старому проселку сначала к Литтл-Краммок, а потом обратно. Риммер решил, что вам следует об этом знать.
   - Одобряю такое отношение к делу.
   - Это была заброшенная дорога, которая проходит позади его дома.
   Гловер кивнул, бросил окурок в пепельницу и вышел. Я отыскал банку растворимого кофе и приступил к очистке яйца. Гловер с минуту посовещался со своими людьми, после чего все они спустились к причалу. Вскоре послышался рев запускаемого мотора. Он не успел стихнуть вдали, а Гловер уже извлек из пепельницы свою тлеющую сигарету и снова уставился на меня.
   - За эти несколько дней вы пережили немало захватывающих событий, сказал он мне сквозь облако дыма, рассеченное снопом солнечного света, который проникал в открытую дверь. И я тотчас вспомнил, что всего неделю назад угощал Джоан чаем, и мы смотрели, как дождь хлещет по катеру Риммера и прибивает к земле петунии. С улицы донесся смех Джоан. Так-то оно лучше.
   - Насколько я слышал, Пэттен в сознании и сетует на судьбу, - сообщил мне Гловер со злорадной ухмылкой и задрал ноги на соседний стул. - В больнице от него житья нет: грозится купить её, чтобы уволить весь персонал. Смелые речи в устах мужа, у которого пробито легкое и раздроблена лопатка.
   - А что с Алин?
   - За неё внесли залог. При желании может вернуться в город.
   - И это вам нравится.
   - Я так не говорил.
   - Тем не менее...
   - Тем не менее, работай она упаковщицей на птицефабрике, её бы ни за что не выпустили на волю.
   - Льготы для преступников из среднего сословия?
   - Не выставляйте меня социалистом, Куперман. Пожалуй, в вашем присутствии мне лучше помалкивать. - С минуту он смотрел, как я крошу яйцо и сдабриваю его майонезом. - Мы не сумели сохранить в тайне историю с Пэттеном. Газетчики уже набросились на нас.
   - Хм. - Я переложил свою тюрю на покоробившийся ломтик черствого хлеба. Гловер следил за мной как за канатоходцем. - А почему вы не жалуете пишущую братию?
   - Чтобы меня сфотографировали и поместили мое имя в газете? - Он уставился на тлеющий кончик сигареты. - Пожалуй, эта мысль вдохновляет меня куда меньше, чем прежде.
   - Могу я встретиться с Пэттеном?
   - А зачем? Вы тоже не из тех, кто любит выставляться напоказ.
   - Если можно, я бы рассказал вам об этом по пути.
   - Мне нельзя уезжать отсюда! - Он встал и заварил забытый мною кофе.
   - Здесь вам больше делать нечего, поверьте мне на слово.
   - Черт возьми, Бенни, я ведь только приехал. Дайте хоть кофе выпить.
   Пока он пил, я проглотил свой черствый бутерброд, запил его глотком кофе и, взяв полотенце, стер с пальцев капли майонеза и яичного желтка.
   Спустя десять минут патрульная машина Гарри Гловера уже с урчанием пробиралась в сторону Хантсвилла со скоростью пятнадцать миль в час. Гарри не превышал максимально возможную скорость, но умел не терять из-за этого времени.
   - Итак, что вы хотели мне рассказать?
   - Погодите, я размышляю, с чего лучше начать. Дайте мне одну минуту.
   Гарри ждал. Розовые выступы гранитных скальных бастионов плясали то слева, то справа от дороги. Местами проселок шел по голому камню, и я чувствовал себя Моисеем, шествующим по дну расступившегося Красного моря, волны которого окаменели и застыли вокруг нас.
   - А впрочем, неважно. Начинать в любом случае надо с Мэгги Маккорд. Вы знаете, что ей весьма нелегко даются правдивые высказывания?
   - Да, ходят слухи об её шотландском происхождении. Она просто так треплется. То есть, эта корка не обманет ни одного человека, достигшего тринадцатилетнего возраста.
   - Однако вранья и лицедейства было больше, чем мы думали. Во-первых, имя. Она - урожденная Аделаида Тейт из Корнуолла, Онтарио. Вам это ни о чем не говорит?
   - Да вроде нет. Звучит как сценический псевдоним.
   - В хижине Дика я нашел книгу с исчерпывающими сведениями об этой женщине. В двадцатые годы Аделаида Тейт обвинялась в убийстве своего любовника. Она вышла сухой из воды, но её дело стало одним из самых громких в истории криминалистики. В книге говорится, что обвиняемую спасла смазливая наружность, которая в те дни и впрямь была довольно примечательна.
   - Но если её признали невиновной, я не вижу ника...
   - Вам трудно представить старого уродливого Уэйна Траска с этой книгой в руках. Дик Бернерс тоже все знал, коль скоро он вместе с Траском старательствовал в графстве Гастингс. Сначала Бернерс был один, но потом выработка мало-помалу перешла к Траску. Почему? Этого мы не знаем. И Аделаида, и Траск - уроженцы Корнуолла, а убийство любовника было самым знаменательным событием в истории города, пока река Святого Лаврентия не стала судоходной. Когда Траск познакомился с молодой женой егеря Альберта Маккорда, он сразу понял, кто она такая, и вскоре придумал, как обратить это открытие себе на пользу.
   - Намекаете на шантаж, Бенни?
   - Возможно, в интересах дела это и было названо как-то иначе. Все как один отзываются о Траске как об алчном подонке. Он обманул своего товарища и захапал шестьдесят процентов общей собственности. Несмотря на то, что суд признал Аделаиду невиновной, она сменила имя и перебралась сюда. Значит, ей было, что терять в случае огласки.
   - Но что могла платить Мэгги? Вы знаете, сколько получает егерь в парке? Бенни, вы дали слишком большую волю воображению.
   Мы подъехали к "Луку репчатому", миновали его, и Гловер покатил по шоссе 648, мимо Уилберфорса, Тори-Хилл и гранитных скал, обрамлявших маленькие озера взгорья Халибэртон. На их берегах и на главных улицах Халибэртона и Карнарвона было полным-полно отпускников. Немногочисленные местные жители были оттеснены в тень и хлопали глазами, глядя на проезжающие машины.
   - Шантажируют не только толстосумов, Гарри. Этой игрой увлекаются многие, и чем мельче игрок, тем ничтожнее его требования.
   - Но Уэйн Траск! Да он и трезвым-то не бывал.
   - А где он брал деньги на выпивку? Ведь усадьба при нем быстро превратились из доходного предприятия едва ли не в имущество Армии спасения.
   - Продолжайте. Хоть время скоротаем.
   - На чем мы остановились? Мэгги живет со своим егерем Альбертом, Бернерс исследует недра, желая обзавестись шахтой взамен отнятой Траском. А Траск обнаружил, что Мэгги готова в разумных пределах оплачивать его молчание.
   - Да, Бернерс был яркой личностью, - согласился Гловер, вытирая ладони о брюки. - Не хочу сказать, что он пил так же, как Траск, Ллойд говорил мне, что в свой последний наезд в усадьбу он привез Траску бутылку, и они втроем прикончили её. А потом Бернерс отправился умирать в лес. Когда мы нашли его тело, оно весило не больше девяноста фунтов.
   - Я испытываю к нему большое уважение. Это был забавный старый чудак. Трепал налево и направо, что разрабатывает золотую жилу, превратился во всеобщее посмешище, потом и вовсе прослыл чокнутым и таким образом получил возможность действительно искать золото. Терпения ему тоже было не занимать: ведь он взрывал динамит только во время грозы. Жадным он не был. Позавчера вечером Мэгги сказала, что никогда не встречала более славного человека, чем Бернерс. Это был очень тонкий и туманный намек.
   - Лысый вонючий старик. Ханыга-ханыгой, а вот на тебе!
   - Кое-кто из наших ближних не так прост, как кажется.
   В Дорсете детишки прыгали с узкого моста в чистую речку. Маленькие легковушки втягивали на берег громадные катера. Лодки, весла и чемоданы грудами лежали на крышах машин, грозя перевернуть их и перекрыть движение по Тридцать пятому шоссе. С тех пор, как я последний раз был в Хантсвилле, тут успели проложить кольцевую автодорогу. В былые времена в этот город въезжали по прямой и проезжали его насквозь, но теперь на подступах к Хантсвиллу теснятся ресторанчики и автозаправочные станции. Однако главная улица была в точности такой, какой я её помнил. Даже указатель пути к лагерю "Северная сосна" осталась на месте. Гловер поехал прямиком к зданию провинциального полицейского управления. Черно-желтый дорожный указатель не мигал и выглядел весьма неприветливо и сурово. Все полицейские участки почему-то стоят поодаль от деревьев, и их нещадно палит солнце. Я не заметил перед зданием никакой растительности, даже трава имела кладбищенский вид и казалась искусственной.
   Внутри пахло свежей эмалью, нагревшийся пол был липким. Гловер посовещался с каким-то сержантом, сложенным как оперный певец, поджарым и состоявшим, казалось, из одной мощной груди. Сержант куда-то позвонил, после чего подошел ко мне вместе с Гловером.
   - Это сержант Оби Лепаж. Не возражаете, если он поедет с нами в больницу?
   Как будто у меня был выбор. Мы снова влезли в машину и три минуты спустя вошли в больницу через дверь приемного покоя.
   Входя в больницу в обществе двух полицейских, получаешь определенные преимущества перед прочим людом: тебя не спрашивают, к кому пришел, не говорят, что до трех часов пополудни посещения больных нежелательны. Деловитая поступь и тихий лязг наручников действуют на медсестер подгоняюще, а санитаров с тележками заставляют освобождать путь. Я шел за полицейскими, будто пришвартованный к корме корабля ялик. Сидевший у палаты Пэттена охранник поднялся и отложил журнал, ножки железного стула скрипнули по кафелю. Трое стражей закона посовещались между собой, но ни единого словечка из их разговора не просочилось за стену, образованную широкими сутулыми спинами этих людей. Похоже, дверь приоткрылась. Я увидел широкое синее небо в просвете между белыми простынями, окружавшими единственную койку. Тело Пэттена мягким зигзагом лежало под одеялом, в левом запястье торчала иголка капельницы. Из-под мышки тянулся толстый шланг, подсоединенный к похожей на насос машине, которая стояла под койкой. Когда я проскользнул в палату, глаза Пэттена были закрыты, но он не спал. Его веки тотчас разомкнулись.
   - Сукин ты сын, - процедил Пэттен сквозь зубы, но довольно беззлобно. Звать охранника или санитара ему не хотелось, и он решил принять участие в заговоре, чтобы посмотреть, чем это кончится. - Ты настучал на меня, парень, и я этого не забуду.
   - Вам нельзя волноваться. У меня к вам несколько вопросов, но я не хочу, чтобы у вас разошелся шов.
   Глаза Пэттена потемнели, и я быстро добавил, не дожидаясь, пока он заорет на меня:
   - Не о вас. Я хочу спросить о пожаре. Как он начался? Из-за ошибки при отправлении обряда? Кто виноват? Мэлбек? Алин? Что случилось?
   - Почему я должен тебе рассказывать?
   - Вообще-то верно, причин нет. Только я думаю, что той ночью произошло событие, которое и поныне не дает вам покоя. Готов биться об заклад, что это так.
   Бледные руки Пэттена теребили простыню с больничным штампом, а глаза следили за руками. Потом он принялся озираться по сторонам, словно надеялся найти ответ в углу палаты. Наконец он снова взглянул на меня.
   - Ладно, парень. Кое-что, возможно, и случилось. Но я не понимаю, какое это имеет значение.
   - Вы, Алин и Мэлбек распевали какие-то заклинания. Где тогда был Траск, владелец усадьбы?
   - Лежал в отключке в каком-нибудь углу. Ему надо было только бутылку дешевого виски или рома поставить, а об остальном он мог позаботиться сам. Ему было плевать, что мы делаем, лишь бы мы помалкивали и платили наличными.
   - Итак, он спал. Остальные отправляли обряд, так?
   - Да. Теперь я помню все очень четко. Той ночью я почувствовал прикосновение. Я был новичком и только потом отбил Алин у Джона. Но даже после этого жрецом оставался он. Это он призывал многоцветный пламень Эфрона. Его сила действовала в пределах восьмиугольника. Но заклинание произносил я. "И будет после призыва воскрешение памяти по мановению жезла, и пусть костный мозг жезла сохранится в пирамиде". Алин повернулась ко мне и увидела истинного носителя зла в моем облике, а не в Мэлбеке. И тогда бледный от ярости Джон вскричал на языке Еноха: "Узри лик господа своего, источник утешения, чьи глаза есть свет небесный..." А потом указал на окно и закричал. И сказал, что видел носителя зла, который льнул к стеклу своим дивным безобразным ликом. Сам я ничего не видел и сообщил им об этом. Алин испугалась и вышла из восьмиугольника, чтобы прилечь на кушетку, а мы с Джоном отправились на улицу, чтобы взглянуть на окно, за которым он видел лицо. Стекло было черным от сажи. Мэлбек утратил самообладание и что-то забормотал. Мне пришлось погрузить обоих в его машину и отвезти в город. После этого Алин пошла со мной, и больше я никогда не видел Мэлбека. Говорят, он...
   - Да, я знаю. Итак, пожар начался после вашего отъезда оттуда. Но вы оставили в восьмиугольнике свечи и лампы.
   - Вероятно, Траск повалил их, когда проснулся, но пол там был выстлан толстыми досками. Сомневаюсь, чтобы он загорелся от опрокинутой свечи.
   - Ладно, полагаю, самый легкий вопрос мы разрешили.
   - А что, есть ещё и трудный?
   - Трудность заключается в том, что мне не хочется вешать на вас дело. Я уж и так прикидывал, и эдак, но ничего не выходит. Без вас в этом нет никакого смысла. - Я вцепился в спинку койки. Лишь услышав, как лязгает рукоятка регулятора изголовья, я понял, что мои нервы на пределе, и придвинулся поближе к привинченному на высоте моей груди столику над койкой. - Вы с самого начала знали Дика Бернерса и Уэйна Траска?
   - Конечно. Дик Бернерс был моим дядькой. Я его любил. Но Траска знал только в лицо и держался от него подальше. Не забывай, Бенни, я был ещё ребенком. Они казались мне великанами.
   - Когда мы с вами впервые заговорили о Дике, вы ещё не знали, что он умер. Вы использовали глаголы в настоящем времени. Кто сообщил вам о его смерти?
   - Не знаю. Наверное, кто-то на озере.
   - Вы слышали, что Траск шантажировал Мэгги Маккорд её прошлым?
   - А мне и невдомек, что у неё есть прошлое.
   - В этом отношении вы не монополист, мистер Пэттен. Коротко говоря, Бернерс вытащил Траска из горящей лесопильни и заставил его прекратить вымогательство. Пока Дик был жив, Траск не шантажировал старуху. Бернерс любил Мэгги и показал её сыну, Джорджу, свою потаенную шахту. Джордж знал и о том, как Траск вытягивал из матери деньги. Он не был наделен богатым воображением, но понимал, что благодаря полученным от Бернерса и Траска сведениям не умрет от голода.
   - Занятно, приятель. Только я не пойму, какое отношение все это имеет ко мне.
   - Джордж кормился не только мелким воровством, но и шантажом. Он норовил пощипать одну парочку в усадьбе, но его спровадили.
   - Ну и что? К делу, приятель.
   - Думаю, он и вам докучал.
   - Можешь думать, что тебе угодно, Бенни. Но если даже допустить, что это так, почему я не мог спровадить его, как та парочка в усадьбе? Или, по-твоему, мне не приходилось иметь дело с вымогателями?
   - Вас выдала испанская зажигалка. Должно быть, Джордж спер её у вас во время одного из посещений. Я видел эту штуку в хижине Дика. Джордж копался в шахте, я понял это, когда увидел там свежие газеты и разорванные книги Дика, которые шли на растопку печи. Джордж попытался убить меня, но, когда я вернулся в хижину за своими пожитками, зажигалки там уже не было. Вряд ли в парке Алгонкин так уж много этих испанских вещиц. Все стало ясно, когда я увидел, что зажигалка вернулась к своему законному хозяину. Вы были в хижине, мистер Пэттен. Именно вы убили Джорджа.
   - Перестань, Бенни. Неужто ты думаешь, что удар топором по голове единственный способ избавиться от вымогателя?
   - То-то и оно, что этих способов сотни. Как только люди не избавляются от мерзавцев вроде Джорджа. Вот почему мне было так любопытно услышать от вас, что Джордж погиб от удара топором по голове.
   - Если это ловушка, Бенни, то весьма и весьма жалкая.
   - Никто не знал, как погиб Джордж. Это держали в строгой тайне.
   Вы сами себя выдали, Норри. Я все никак не мог понять, откуда Лорке известно о Джордже. Оказывается, от вас. Не очень умно. Вы думали, что это знают все, что кровавые подробности - ни для кого не секрет. Вы заблуждались.
   - Ни один канадский прокурор не станет преследовать меня, имея на руках такие слабые улики. Все это курам на смех, Бенни. Слишком ничтожно.
   - Не сказал бы. Мотив у вас был. Интересно, как старейшины "Последнего храма" посмотрят на ваше увлечение сатанизмом? Как к этому отнесется сенатор?
   - Куперман, речь идет об убийстве.
   - Ага. При таких высоких ставках логичнее всего посмотреть на происходящее как на игру. У вас был выбор: либо заплатить Джорджу, либо послать его на высокую сосну. Тут их, слава богу, хватает. У Джорджа тоже был выбор: помалкивать или болтать. Заплатив Джорджу, вы получали тот же плачевный итог, как и в случае отказа платить: что бы вы ни сделали, Джордж все равно мог растрезвонить по свету, что великий вождь новой церкви принимал деятельное участие в групповых попытках оплодотворить девственницу чертовым семенем. Не думаю, что у Джорджа был бы недостаток в газетах, дерущихся за эту историю. И вам оставалось лишь одно: заставить его умолкнуть навеки.
   - Ты выставляешь меня каким-то чудовищем, парень. Как будто совсем не знаешь меня.
   - Просто вас загнали в угол, Норри. У Джорджа была возможность до основания разрушить возведенное вами строение. Он догадывался, как много оно для вас значит, но недооценил вашу готовность пойти сколь угодно далеко ради сохранения нажитого.
   Пэттен уставился на меня, и с минуту мы молча прислушивались к тихим больничным шумам. Одна из бутылочек на штативе капельницы забулькала.
   - Вот что, Норри, у меня нет никаких улик, помимо тех, о которых я вам рассказал. Я уверен, что на Литтл-Краммок на меня покушался Джордж, а не вы, - я закинул ногу на ногу и попытался скорчить глупую мину. - Не думаю, что местные легавые поверят мне, но вы понимаете, что и для протокола, и ради чистой совести я обязан принять все меры. Даже если надо мной посмеются. Черт, после того, как Алин стреляла в вас, ваша вина уже не так велика.
   Я протянул руку, и после секундного колебания Пэттен пожал её гораздо крепче, чем можно было ожидать от человека в его состоянии.
   - Пока, парень. Не принимай близко к сердцу, всех нас иногда высекают. В этом деле все с самого начала было против тебя. Ни свидетелей, ни отпечатков, железное алиби. Лорка и ребята подтвердят все, что я скажу. Понимаешь, я ведь не мог позволить этому придурку гадить мне, причем как раз в те времена, когда я должен был сидеть тихо. Ты на меня не в обиде, Бенни?
   - Нет, если это взаимно.
   - Черт возьми, не забывай: смерть окупится победой. Промысел божий не может прерываться.
   - О, да будет так. Да будет так.
   Гловер, Лепаж и охранники открыли дверь. Растолкав их, в палату ворвалась сиделка.
   - Вон! - Гаркнула она. - Вон! - Я проворно шмыгнул за койку. - Этому больному противопоказаны посещения. Мне даны указания!