Страница:
- Ллойд, пусть пила малость отдохнет, иначе она перегреется, сказала Джоан.
Второй мужчина снял прикрывавший лицо шарф и тоже вытащил затычки. Это был сосед, живший за озером. Он положил последнее распиленное бревно на уже довольно высокий штабель.
- Пойдемте отсюда, Бенни, здесь древесная пыль, - предложил Ллойд и пододвинул два похожих на барабаны чурбака, чтобы мы могли сесть.
- Ллойд, вы приставали к Энею с просьбой отвести вас на озеро Литтл-Краммок. Вам удалось найти дорогу туда?
- Путь давно известен. Я лишь хотел, чтобы Эней составил мне компанию. Здесь-то мы рабачили чуть ли не на всех озерах. Да, кстати, вы ведь знакомы с Долтом Риммером? - Он указал на второго мужчину, который уже раздраженно зыркал на меня, ощерив рот. Во всех северных лесах было не найти второго человека с такой неухоженной пастью. От большинства зубов остались только корни, побуревшие от чая или табака. Я напомнил Ллойду, что мы встречались во флигеле в четверг вечером.
- Собираетесь на Литтл-Краммок?
- Хочу поудить озерную форель и гольца, - ответил я.
- Путь туда нелегкий, - сообщил мне Долт Риммер. - Лучше всего идти вверх по реке Йорк, а потом на север от Четырехугольного озера. На карте оно обозначено как Оленье. Рыбалка там отменная.
Я улыбнулся Риммеру и вновь обратился к Ллойду:
- Джоан говорит, другие туристы ходили на Литтл-Краммок. Может, на вид я и хлипкий, но вполне способен шагать по тропе и нести поклажу, если нужно.
На этот раз улыбнулся Ллойд.
- Литтл-Краммок лежит на тридцать футов выше нашего озера. Река, которая их соединяет...
- Дэрвент, - вставил Долт Риммер, сверкнув глазами.
- Да, на старых картах это название, но здесь её именуют не иначе как река Тома, в честь Тома Моуэта, десятника из лагеря лесорубов на Оленьем озере.
- На карте оно названо Двуглавым, - опять подал голос Риммер.
- Далеко ли можно подняться по реке на лодке?
- Первые излучины можно миновать на моторке, если выйти точнехонько на стрежень. На каноэ проберетесь полумилей дальше, но потом начнутся сплошные мели и донные валуны.
- А тропа идет вдоль правого берега и тянется примерно на милю к северу от озера.
- Что ты мелешь, Долт? Дик Бернерс говорил мне, что она огибает плотину слева. На старых картах, Бенни, озеро обозначено как Краммок, потому что очень длинное, и северный конец его искривлен, - сказал Ллойд. Наверное, у меня был растерянный вид, потому что он добавил: - "Краммок" означает "пастуший посох", понятно? В это озеро впадает река, вытекающая из Соснового.
- Которое на картах называется озеро Перси, - внес полную ясность Долт Риммер.
- Почему бы тебе попросту не вычертить карту, Ллойд? - спросила стоявшая в стороне Джоан. - Это упростит дело. Пока вы с Долтом придете к согласию, вся рыба уснет от старости.
Сидевший на чурбаке Долт казался тощим и нескладным, словно суставы и сочленения достались ему от другого, гораздо более крупного мужчины.
- Там есть место для привала, хижина, какое-нибудь укрытие?
- Лачуга Дика. Наверное, она до сих пор стоит. Никто не заглядывал туда после того, как они вынесли останки бедняги Дика. Это сделали Гловер и его люди.
- А если вы хотите попасть туда другим путем, отправляйтесь по бревенчатой дороге мимо Кеттл-Пойнт.
- Это мыс за мысом Гиффорд, - добавил Ллойд для пущей ясности.
- Можно подняться по Дэрвент, она же река Тома.
- Но на карте это Миссисипи, верно? - Спросил я.
13.
Мне понадобилось сорок пять минут, чтобы сварить вкрутую груду яиц и сварганить из них что-то похожее на ужин. Я подумывал взять в дорогу и рыбу, но потом решил не связываться с ней. Заглянув в холодильник, я решил, что в мое отсутствие эти куски рыбы, должно быть, безудержно размножились. В конце концов я прихватил с собой остатки индейки.
Прежде чем я покинул Ллойда, он вычертил для меня путеводную карту, объяснил, как добраться до Литтл-Краммок и где (по мнению двух человек как минимум) стоит хижина Дика Бернерса.
На стоянке, между "ламбогини" и патрульной машиной, притулилась ещё какая-то тачка, доселе мною невиданная. От озера доносились голоса, скорее даже смех и визг, сопутствующие всевозможным удовольствиям. Большинство жителей усадьбы собралось на причале. Сисси и дети вновь прибывшей четы выбирались из воды. Алин продолжала трудиться над своим загаром, а Уэстморленд с Делией приближались к берегу на весельной лодке. Все эти декорации готовились, пока я занимался стряпней. Ни Джорджа, ни Дэвида Киппа поблизости не было. В шезлонге восседал незнакомец с брюшком; в кулаке у него была зажата банка пива, а на плече лежала рука Джоан Харбисон. У него была круглая физиономия довольно спортивного образца, хотя черты её оставались совершенно неподвижными. Человек был облачен в желто-бурые шорты, на голове - матросский берет, нахлобученный задом-наперед и надвинутый на глаза. Джоан льнула к мужчине и, очевидно, рассказывала ему о событиях прошедшей недели. Роджер Кипп стоял в сторонке, наблюдая за ними и не зная, как быть перед лицом женского непостоянства. Его брат, Крис, звал Роджера фотографировать. Я подошел к остальным. Джоан представила меня мужчине. Майк Харбисон снял свою матросскую шапку, обнажив седые кудри, которые выглядели скорее как произведение какого-нибудь изобретательного парикмахера из Торонто, нежели как творение матери-природы. На Харбисоне была майка фирмы "Лакост", и маленький крокодильчик тыкался носом в его левый сосок.
- А мне только что сообщили ужасную весть, - сказал Харбисон, встряхивая своими локонами. - Это может весьма и весьма повредить усадьбе.
- Я вижу, полиция вернулась. Это Гловер или кто-нибудь другой?
- Их пятеро. Обнесли лентой деревья вокруг сливной трубы и старый участок Пирси, на котором стояла палатка Энея. Гловер не вернулся, и это меня удивляет.
- Почему?
- Ну, выражаясь простыми словами, у Энея была девушка, но Гарри Гловер положил конец их дружбе.
- Зачем?
- Эней был индейцем, а девушка - белой.
- И Гловер из управления полиции Онтарио рассорил их?
Майк молча кивнул, и я понял, что мои расспросы неприятны ему.
Разбрызгивая капли воды, по причалу пробежали дети, и Алин Барбур резко села на матрасе. Роджер Кипп схватил фотоаппарат брата и пытался согнать нас всех в кучу, чтобы сделать снимок. Он размахивал руками, будто регулировщик уличного движения, а мы ждали, когда вылетит птичка. Наконец Роджер увековечил нас одним нажатием кнопки. В кадр попали и Уэстморленд с подружкой. После того, как снимок был сделан, наша группа рассеялась. Все перевели дух, словно прежде не дышали вовсе. Роджер и Крис вступили в разговор с Дезом Уэстморлендом, Делия стояла рядом.
- Ну-ну, Роджер, - подбадривал мальчика Уэстморленд. - Давайте я сниму вас с братом. - Роджер пятился и тряс головой. - Ну же, не трусь. Мы хотим заполучить ваши улыбки, прежде чем разъедемся.
Роджер неохотно протянул Уэстморленду фотоаппарат, и тот принялся осматривать его со всех сторон. Мальчики затесались в коллектив, став между Пирси и Харбисонами. Я услышал бормотание Криса: "Этот дурак заслонил объектив пальцем". Я снова нацепил на физиономию улыбку коллективиста. Тем временем Дез выяснил назначение всех кнопочек и рычажков на фотоаппарате и, состроив серьезную мину, приник глазом к видоискателю.
- Постарайтесь, чтобы я вышла получше, мистер Уэстморленд, - сказала Джоан.
- Ну, что за птица вылетит на этот раз? - спросила Алин Барбур.
- Первый ряд, станьте потеснее! - распоряжался Уэстморленд. По-прежнему глядя в видоискатель, он начал пятиться назад. Никто не успел предупредить его, и Дез, будто комик в кино, свалился с края причала. Фотоаппарат подлетел в воздух, потом плюхнулся в озеро вместе с фотографом.
- Осторожнее!
- Осторожнее, мистер Уэстморленд!
- Десмонд!
Нас всех окропило брызгами. Когда Уэстморленд вынырнул на поверхность и встал ногами на дно, очутившись по грудь в воде, мы увидели, что его очки висят, зацепившись дужкой за ухо, но этим ущерб и исчерпывается. Все засмеялись. Сначала захохотал Майк, громко и раскатисто. Роджер и Крис на миг забыли, что лишились фотоаппарата, и, схватившись за животы, принялись потешаться над изумленным и растерянным дядей, стоявшим по пояс в озере Биг-Краммок.
- О. Господи, я этого не переживу! - воскликнул Уэстморленд, присоединяясь к общему веселью. Ллойд Пирси подошел к краю мостков и протянул руку, но Уэстморленд покачал головой, вышел на берег и, красный как рак, ступил на причал.
- Упадите ещё разок, чтобы мы могли вас снять.
- Вы скормили мою лучшую улыбку пескарям, - сказала Алин.
Уэстморленд снес насмешки со всем достоинством, на которое был способен, но в конце концов удалился переодеваться, взяв с собой обоих мальчишек, вероятно, в надежде помириться с владельцем фотоаппарата.
- Уж и не знаю, доведется ли нам пережить более забавное приключение, - молвил Майк Харбисон, прикладываясь к банке с пивом и утирая подбородок тыльной стороной загорелой ладони. - Могу пригласить всех желающих на жареные сосиски нынче вечером. Ну, как, придете?
Вновь прибывшие дети явно обрадовались и запрыгали от возбуждения, а потом бросились с доброй вестью к родителям.
"Эти холявщики подметут все припасы Джоан", - подумал я.
- Обожаю старые добрые вечеринки с сосисками, - призналась Сисси и взглянула на меня в надежде на поддержку.
- Да, там очень весело. Когда я был помоложе, мы часто ездили в леса. Пели песни, травили байки, лакомились пастилой. Ни с чем не сравнимое удовольствие. Увы, сегодня вечером меня здесь не будет.
- Не будет? - Сисси заморгала, не веря своим ушам, словно я сказал, что господь-бог - это эелектроприбор.
- Я готовлюсь к большой рыбалке. Хочу поудить крупную рыбу на Литтл-Краммок.
- Ага, понятно. Но сегодня уже поздно отправляться в путь. Почему бы вам не выехать завтра с утра пораньше? Нам очень хочется, чтобы вы пришли. Особненно если мы будем петь.
- Спасибо, но я надеюсь добраться до места ещё засветло. У меня есть хорошая карта. Похоже, путь не ахти какой трудный. Во всяком случае, для такого опытного походника, как я.
- Ну что ж, - молвила Сисси, смиряясь с мыслью о том, что население её мирка сократилось, - нам вас будет не хватать. - Ее маленькие красные пальчики пустились в пляс по спинке стула. - Ты слышал, Ллойд? Бенни не придет на вечеринку. Он отправляется на Литтл-Краммок.
- Сегодня уже поздно, Бенни. Я помогу вам уложить вещи, и вы сможете выступить с рассветом.
- Я ему это уже сказала.
- И места там труднопроходимые.
- Я всего на двое суток, с одной ночевкой. К тому же, у меня есть ваша карта.
- Ну, ладно. Вольному воля. Жара уже спала. У вас есть спальный мешок?
- Я хотел обойтись одеялом.
- Ни слова об одеялах. У Джоан целая груда спальников. Горючее есть?
- Почти полный бак, хватит на всю дорогу туда и обратно.
Сисси сообщила весть Джоан, и вскоре уже все приняли живейшее участие в моих проводах. На миг мне показалось, что сейчас я услышу повторение диалога Долта Риммера с Ллойдом. Джоан ушла на поиски рюкзака, Сисси отправилась за куском пирога. Майк Харбисон принялся объяснять мне, как коптить рыбу на костре, но тут я увидел Ллойда, стоявшего на причале и всматривавшегося в небеса в поисках признаков ухудшения погоды. Я уже почти передумал и решил не ехать, когда на причал начали прибывать снаряжение и припасы: канистра воды, аптечка, ранец, в котором можно было бы разместить призывной пункт французской армии, толстый спальный мешок в брезентовом чехле. Теперь пути назад больше не было.
Я наблюдал, как Джоан пакует пожитки. Она была очень экономна в движениях. Сисси тоже укладывала вещи, продолжая болтать, то и дело прерывая свою речь и спохватываясь, поскольку забывала то одно, то другое. Сам же я и пальцем не шевельнул, мне просто не дали.
- Сардины любите, Бенни? - спросила Джоан, кладя в ранец две банки. Майк притащил коробку снеди от "Лакомств Суитзера", Торонто, достал оттуда три франкфуртера, завернутые в фольгу. Прекрасная еда. Мне даже захотелось остаться и умять всю коробку. В поисках пути к отступлению я прошел в конец причала и принялся обсуждать с Ллойдом погоду.
- Все будет в порядке, - заверил он меня, отрывая взгляд своих похожих на бусинки глаз от горизонта и поводя острым клювообразным носом.
- Вы так полагаете?
- Да, - он посмотрел на мои ноги. - Знаете, где вы стоите?
- Нет, - я опустил глаза и принялся разглядывать причал.
- На этом самом месте старый Траск расшиб свою дурацкую голову. Точно на конце той доски, на которой вы стоите. Упал с лестницы и раскроил себе череп. Я стою как раз там, куда он рухнул.
- Вы сами это видели?
- Нет, но все знают, что случилось. Вероятно, он даже не успел почувствовать, как скатывается в озеро.
Под моими ногами был самый обыкновенный настил из досок шириной в четыре дюйма и толщиной в два.
- Его сгубила вон та доска, которая торчит, - продолжал Ллойд, словно знал наверняка, какая из досок настила повинна в случившемся. Он напоминал старика, вспоминающего последнюю встречу с почившим другом, которому "было знамение". В интересах истины скажу, что та доска, на которую Ллойд указал мне босой ногой, вовсе не выдавалась вперед, потому что к ней была приделана скоба для зачаливания лодок. Впрочем, Траск вполне мог разбить себе череп об эту скобу.
- Кто-то говорил мне, что он работал на причале, - сказал я.
- Да, верно. Долт Риммер потом все доделал. Старый Уэйн успел положить всего две доски. Остальные - работа Долта. Я её сразу узнал.: он никогда не вобьет три гвоздя, если можно обойтись одним. А Уэйн не мог заколотить двух гвоздей одинаково, вечно ходил в ссадинах. То на правой руке, то на левой. Природная предрасположенность к несчастным случаям.
Ллойд покачал головой, будто перед ним стоял Траск, только что раздробивший себе очередной палец и с руганью требующий глотка виски.
- Что ж, тогда я еду, - решил я. - Пожалуй, мне пора.
Шагая в хижину, где остались мои съестные припасы, я ощущал спиной взгляд Ллойда. Я присовокупил к яйцам и прочей снеди немного печенья и несколько апельсинов и вернулся на причал, где меня ждала груда пожитков. Минуту спустя я уже махал рукой честной компании, столпившейся на причале,и шел по фарватеру между двумя островами к устью реки. Ллойд что-то вопил и топал ногами по настилу. Я оглянулся. Он держал мою удочку и коробку с грузилами. Пришлось возвратиться и без лишних слов забрать снаряжение. Когда я отчаливал во второй раз, гораздо меньше народу махало руками.
14.
Я отыскал устье реки, а вскоре - и выцветший указатель для туристов, лежавший в кустах, где от него было мало проку. Впрочем, общение с природой напрямую позволяет избавиться от изрядной доли путаницы. Надо будет сказать об этом Долту Риммеру при следующей встрече. Я подогнал лодку к поросшему кустарником участку берега, который с натяжкой можно было бы назвать поляной. Здесь я перевернул свою посудину и запихнул под неё мотор. Солнце ещё стояло довольно высоко, и я мог надеяться, что доберусь до маленького озера засветло. Затем я прислонил к дереву ранец, сел и надел лямки на плечи. Он оказался таким тяжелым, что я не знал наверняка, кто кого потащит. Путь вперед пролегал сквозь подлесок по некогда торной, но уже начинавшей зарастать тропе. Откуда-то справа время от времени доносился шум водопада. Иногда мне даже удавалось увидеть его. Не будь я нагружен вещами и снаряжением, можно было бы сделать крюк и посмотреть, что там находится. Но я шел своей дорогой, не удаляясь от неё ни влево, ни вправо, пока у меня не заныли колени.Я вспомнил вычерченную Ллойдом карту, до которой сейчас не мог добраться, потому что она лежала в ранце. Три и пять восьмых мили. Если измерить это расстояние, скажем, в городских кварталах, станет ясно, что меня ждет долгий переход.
Не слышалось ни единого звука, разве что шум воды да редкие крики вспугнутых птиц. Если бы ярдах в трехстах икнул пьяный, я наверняка услышал бы его. Просачивавшиеся сквозь листву лучи света были похожи на струйки жидкого кофе. Подлесок был высокий, доставал до крон берез, кленов и прочих лиственных деревьев, поэтому я шествовал по туннелю с косматыми стенами. В общем и целом тропа была сухая, но временами попадались пропитанные водой участки, и мои башмаки промокли. Подобно мне, они не привыкли к такой жизни. Присев на пенек, торчавший примерно на полпути к озеру, я перевел дух, с удовольствием выкурил сигарету и снова пустился в путь. Мне казалось, что я продвигаюсь вперед довольно споро, но на пути то и дело вырастали все новые холмы, и кто знает, сколько ещё поворотов предстояло преодолеть.
Наконец я разглядел впереди что-то похожее на поляну, а чуть позже и блеск воды за деревьями. Озеро лежало в низине, примерно в четверти мили, и к нему вела извилистая тропа через склон. Я вспотел и запыхался. Мне казалось, что идти вниз легче, чем в гору, но не тут-то было. Каждый шаг к озеру сопровождался взрывом боли в костях голеней. В конце концов я снова закурил и окинул взглядом Литтл-Краммок - длинное узкое озеро с излучиной в северном конце. Достав из ранца карту Ллойда, я увидел, что вдоль южного берега идет тропа, которая должна привести меня к хижине Дика Бернерса.
Более-менее отдышавшись, я подхватил свою ношу и двинулся по южному берегу. Тропа была в таком же плачевном состоянии, что и предыдущая; я дважды сбивался с неё и забрел в райский уголок, где была свалка использованных бритвенных лезвий. До чего же хорош наш северный край: помойку тут можно устроить где угодно, разве что одни места доступнее, чем другие. Потом мне вспомнились газетные статьи о загрязнении рек и ртути в снулой рыбе, и я подумал, что отношение к свалкам старых бритвенных лезвий всецело зависит от точки зрения. Однажды Ллойд рассказывал, что в парке до сих пор работают лесорубы, и сокрушался по этому поводу. А Кипп ответил ему, что-де рубки ухода помогают содержать парк в первозданном, но пригодном для пользования виде. Не пойму, кому верить, Как бы там ни было, я снова вышел на тропу и шагал по ней ещё полтора часа, гордясь собой: ведь я сумел забраться в такую даль, ни разу не спросив дорогу у полицейского. Ноги приноровились обходить корневища и норки мелких зверьков. Казалось, они взяли на себя заботу о безопасном для лодыжек продвижении вперед, и я смог обратиться мыслями к гораздо более важным вопросам.
Впрочем, более важный вопрос был всего один: за каким чертом мне вообще сдалась эта хижина Бернерса? Вполне возможно, что Пэттен сейчас уже мертв или катит к границе. Да и что я рассчитываю найти в жилище Дика? Неужели какое-то звено в цепи, ведущей к убийству? Я задавал себе все эти вопросы, но не мог дать на них удовлетворительных ответов, а посему просто шагал вперед, хотя уже начал подозревать, что, по сути дела, топчусь на месте, потому что пейзаж слева и справа был явно знакомый. Передозировка природных красот пагубна для жителя большого города. Я чувствовал, что блевану, если увижу ещё одну пару выпученных оленьих глаз или хитрого бурундука на шляпке гриба-трутовика. В здешних декорациях безошибочно угадывалась рука Уолта Диснея. Вдоль тропинки бежала какая-то птица, сопровождаемая суетливым выводком из восьми птенцов. Все это я уже видел в "Бемби" Не хватало только музыкального сопровождения да старой совы, настроенной на философский лад.
Наконец я увидел хижину. Жилище Дика Бернерса стояло высоко на склоне холма над тропой и казалось таким же природным образованием, как гнилые пни, по которым я ступал. Безмолвная хижина выглядела именно так, как и подобает выглядеть хижине: стены из бревен средней длины, остроконечная крыша с жестяной трубой посередине, прибитые к подоконникам зубьями вверх пилы, служившие для отпугивания медведей и иных незваных гостей. Дверь была заперта на ржавый засов и древний висячий замок, который рассыпался, едва я хорошенько дунул на него. Внутри было темно. Я разглядел дровяную печь с ржавой трубой, грубо сколоченный стол, покрытый покоробившейся клеенкой, кровать с проволглой периной, сплошь в темных пятнах и дырах, из которых лез пух. Вдоль стены - полки, а на них - банки со смутно знакомыми потускневшими этикетками: фасоль, овощи, супы. Возле стеллажа с книгами прогрызаный мышами мешок с чем-то белым. Тут же стоял покрытый черным лаком сосуд, от которого до сих пор шел терпкий чайный дух.
Памятуя о своем намерении заночевать здесь, я принялся осматривать все возможные источники света и отыскал грязную канистру с керосином. В старых банках из-под сардин когда-то стояли свечи, но их давным-давно сгрызли мыши. Судя по некоторым признакам, Дик пытался воздвигнуть заслон между собой и местным животным миром: прорехи в полу были покрыты полосками жести. В затхлом воздухе воняло плесенью. Можно было подумать, что хижина хранит какую-то страшную тайну.
Я бросил ранец на кровать, уселся в единственное деревянное кресло и выкурил сигарету. У меня не было настроения возиться с дровяной печью, наверняка тоже хранившей немало тайн, поэтому я достал из ранца припасы и перекусил всухомятку: крутые яйца, сардины, кусок хлеба и апельсин. Я даже отведал испеченного Сисси торта. Трапезничая, я более внимательно оглядел единственную комнату хижины. Щели были грубо замазаны строительным раствором, на них висели несколько масляных живописных полотен, тоже довольно грубых. Комнату украшали коряги, весьма схожие с теми, которые я уже видел. Были тут и другие картины: например, выдранная из цветного воскресного приложения и уже побуревшая фотография бульдога, стоящего на британском флаге; снимок четверки молодых людей в военных мундирах. Двое из них щеголяли только что пробившимися усиками. К раме была пришпилена выцветшая матерчатая кукла, оставшаяся после Дня поминовения, который отмечали тут в незапамятные времена. Над дверью желтой липкой лентой кто-то приклеил напечатанное старым готическим шрифтом название газеты "Вечерняя звезда". Кроме того, у Дика было целое собрание картонных подставок под пивные кружки, привезенных из таких мест, как издательство "Слон", улица Св.Николая, Уортинг, и гостиница "Мидленд". Питер-стрит, Чичестер. На одной из стен, между двумя парами оленьих рогов, висела на кожаном ремешке гитара без струн. На столе, за которым я сидел, валялась испанская бензиновая зажигалка, а в ящике - нож с ржавым лезвием и желтой рукояткой, отделанной слоновой костью, ложка и вилка. Все это было обильно осыпано мышиным пометом. Никаких дорогих вещей в хижине, похоже, не было. Думаю, это одна из примет севера: тут в хозяйстве не держат ценностей, способных соблазнить грабителей, а дома запирают на простейшие замки. Пришлые чужаки соблюдали правила игры и нарушали границы частных владений лишь в самых крайних случаях.
Я оглядел запыленную библиотеку Бернерса. "Клондайкская золотая лихорадка" Пьера Бертона. "К северу от Опеонго" Филиппа Скотта. "Надгробие" Уолтера Бернса и "Дармовое золото: история старательства в Канаде" Арнольда Хофмана.
Приподняв изножье кровати, я обнаружил, что оно зиждится на Лекоке, Диккенсе и Синклере Льюисе, а они, в свою очередь, на изрядно ощипанном "Карманном путеводителе по Озерному краю", изданном в 1938 году. Моим первым значительным открытием стал ворох писем, перехваченный бечевкой. Все они были от бэнкрофтской конторы стряпчих "Френч и Френч" и касались лицензий на исследования недр в восточной части надела №12 в четырнадцатой концессии поселения Энглси, графство Гастингс, провинция Онтарио. В письмах излагалась вся история, начиная с заявки (октябрь 1959). Продравшись сквозь дебри мелкого шрифта, я узнал дату и время суток, когда застолбили участок, дату регистрации и номер лицензии, а потом - и имя арендатора: Ричард Бернерс. Судя по бумагам, Бернерс сам занимался ручным трудом, включая бурение. В документах за 1964 год появилось новое имя: Уэйн Траск, получивший пятнадцатипроцентную долю в предприятии. Спустя год он хапнул ещё столько же, а на следующий год прибрал к рукам сразу тридцать процентов, осуществив это в два этапа с шестимесячным перерывом и без особых усилий. Из писем "Френч и Френч" я так и не узнал, что именно они искали в недрах, но тут же была и вырезка из "Глоб-энд-мейл", в которой говорилось о заброшенных рубиновых копях, расположенных в том же графстве, на смежном участке. Значит, весь сыр-бор разгорелся из-за рубинов. Но как старательские разработки шестидесятых годов связаны с событиями дня нынешнего? Я задал себе этот вопрос ещё раз, когда обнаружил бочонок черного пороха и десяток буров, связанных проволокой. На полке стояла бутыль с азотной кислотой, а рядом - ещё одна, без ярлычка. В ней была ртуть. Бутыли выглядели не более зловеще, чем пара латунных колец на церемонии бракосочетания. Но ведь старательство в парке запрещено. Доказано, что здесь нет месторождений, пригодных для промышленной разработки. Потому-то тут и устроили заповедник. Будь в этих местах золото, границы парка уже давным-давно были бы изменены.
Второй мужчина снял прикрывавший лицо шарф и тоже вытащил затычки. Это был сосед, живший за озером. Он положил последнее распиленное бревно на уже довольно высокий штабель.
- Пойдемте отсюда, Бенни, здесь древесная пыль, - предложил Ллойд и пододвинул два похожих на барабаны чурбака, чтобы мы могли сесть.
- Ллойд, вы приставали к Энею с просьбой отвести вас на озеро Литтл-Краммок. Вам удалось найти дорогу туда?
- Путь давно известен. Я лишь хотел, чтобы Эней составил мне компанию. Здесь-то мы рабачили чуть ли не на всех озерах. Да, кстати, вы ведь знакомы с Долтом Риммером? - Он указал на второго мужчину, который уже раздраженно зыркал на меня, ощерив рот. Во всех северных лесах было не найти второго человека с такой неухоженной пастью. От большинства зубов остались только корни, побуревшие от чая или табака. Я напомнил Ллойду, что мы встречались во флигеле в четверг вечером.
- Собираетесь на Литтл-Краммок?
- Хочу поудить озерную форель и гольца, - ответил я.
- Путь туда нелегкий, - сообщил мне Долт Риммер. - Лучше всего идти вверх по реке Йорк, а потом на север от Четырехугольного озера. На карте оно обозначено как Оленье. Рыбалка там отменная.
Я улыбнулся Риммеру и вновь обратился к Ллойду:
- Джоан говорит, другие туристы ходили на Литтл-Краммок. Может, на вид я и хлипкий, но вполне способен шагать по тропе и нести поклажу, если нужно.
На этот раз улыбнулся Ллойд.
- Литтл-Краммок лежит на тридцать футов выше нашего озера. Река, которая их соединяет...
- Дэрвент, - вставил Долт Риммер, сверкнув глазами.
- Да, на старых картах это название, но здесь её именуют не иначе как река Тома, в честь Тома Моуэта, десятника из лагеря лесорубов на Оленьем озере.
- На карте оно названо Двуглавым, - опять подал голос Риммер.
- Далеко ли можно подняться по реке на лодке?
- Первые излучины можно миновать на моторке, если выйти точнехонько на стрежень. На каноэ проберетесь полумилей дальше, но потом начнутся сплошные мели и донные валуны.
- А тропа идет вдоль правого берега и тянется примерно на милю к северу от озера.
- Что ты мелешь, Долт? Дик Бернерс говорил мне, что она огибает плотину слева. На старых картах, Бенни, озеро обозначено как Краммок, потому что очень длинное, и северный конец его искривлен, - сказал Ллойд. Наверное, у меня был растерянный вид, потому что он добавил: - "Краммок" означает "пастуший посох", понятно? В это озеро впадает река, вытекающая из Соснового.
- Которое на картах называется озеро Перси, - внес полную ясность Долт Риммер.
- Почему бы тебе попросту не вычертить карту, Ллойд? - спросила стоявшая в стороне Джоан. - Это упростит дело. Пока вы с Долтом придете к согласию, вся рыба уснет от старости.
Сидевший на чурбаке Долт казался тощим и нескладным, словно суставы и сочленения достались ему от другого, гораздо более крупного мужчины.
- Там есть место для привала, хижина, какое-нибудь укрытие?
- Лачуга Дика. Наверное, она до сих пор стоит. Никто не заглядывал туда после того, как они вынесли останки бедняги Дика. Это сделали Гловер и его люди.
- А если вы хотите попасть туда другим путем, отправляйтесь по бревенчатой дороге мимо Кеттл-Пойнт.
- Это мыс за мысом Гиффорд, - добавил Ллойд для пущей ясности.
- Можно подняться по Дэрвент, она же река Тома.
- Но на карте это Миссисипи, верно? - Спросил я.
13.
Мне понадобилось сорок пять минут, чтобы сварить вкрутую груду яиц и сварганить из них что-то похожее на ужин. Я подумывал взять в дорогу и рыбу, но потом решил не связываться с ней. Заглянув в холодильник, я решил, что в мое отсутствие эти куски рыбы, должно быть, безудержно размножились. В конце концов я прихватил с собой остатки индейки.
Прежде чем я покинул Ллойда, он вычертил для меня путеводную карту, объяснил, как добраться до Литтл-Краммок и где (по мнению двух человек как минимум) стоит хижина Дика Бернерса.
На стоянке, между "ламбогини" и патрульной машиной, притулилась ещё какая-то тачка, доселе мною невиданная. От озера доносились голоса, скорее даже смех и визг, сопутствующие всевозможным удовольствиям. Большинство жителей усадьбы собралось на причале. Сисси и дети вновь прибывшей четы выбирались из воды. Алин продолжала трудиться над своим загаром, а Уэстморленд с Делией приближались к берегу на весельной лодке. Все эти декорации готовились, пока я занимался стряпней. Ни Джорджа, ни Дэвида Киппа поблизости не было. В шезлонге восседал незнакомец с брюшком; в кулаке у него была зажата банка пива, а на плече лежала рука Джоан Харбисон. У него была круглая физиономия довольно спортивного образца, хотя черты её оставались совершенно неподвижными. Человек был облачен в желто-бурые шорты, на голове - матросский берет, нахлобученный задом-наперед и надвинутый на глаза. Джоан льнула к мужчине и, очевидно, рассказывала ему о событиях прошедшей недели. Роджер Кипп стоял в сторонке, наблюдая за ними и не зная, как быть перед лицом женского непостоянства. Его брат, Крис, звал Роджера фотографировать. Я подошел к остальным. Джоан представила меня мужчине. Майк Харбисон снял свою матросскую шапку, обнажив седые кудри, которые выглядели скорее как произведение какого-нибудь изобретательного парикмахера из Торонто, нежели как творение матери-природы. На Харбисоне была майка фирмы "Лакост", и маленький крокодильчик тыкался носом в его левый сосок.
- А мне только что сообщили ужасную весть, - сказал Харбисон, встряхивая своими локонами. - Это может весьма и весьма повредить усадьбе.
- Я вижу, полиция вернулась. Это Гловер или кто-нибудь другой?
- Их пятеро. Обнесли лентой деревья вокруг сливной трубы и старый участок Пирси, на котором стояла палатка Энея. Гловер не вернулся, и это меня удивляет.
- Почему?
- Ну, выражаясь простыми словами, у Энея была девушка, но Гарри Гловер положил конец их дружбе.
- Зачем?
- Эней был индейцем, а девушка - белой.
- И Гловер из управления полиции Онтарио рассорил их?
Майк молча кивнул, и я понял, что мои расспросы неприятны ему.
Разбрызгивая капли воды, по причалу пробежали дети, и Алин Барбур резко села на матрасе. Роджер Кипп схватил фотоаппарат брата и пытался согнать нас всех в кучу, чтобы сделать снимок. Он размахивал руками, будто регулировщик уличного движения, а мы ждали, когда вылетит птичка. Наконец Роджер увековечил нас одним нажатием кнопки. В кадр попали и Уэстморленд с подружкой. После того, как снимок был сделан, наша группа рассеялась. Все перевели дух, словно прежде не дышали вовсе. Роджер и Крис вступили в разговор с Дезом Уэстморлендом, Делия стояла рядом.
- Ну-ну, Роджер, - подбадривал мальчика Уэстморленд. - Давайте я сниму вас с братом. - Роджер пятился и тряс головой. - Ну же, не трусь. Мы хотим заполучить ваши улыбки, прежде чем разъедемся.
Роджер неохотно протянул Уэстморленду фотоаппарат, и тот принялся осматривать его со всех сторон. Мальчики затесались в коллектив, став между Пирси и Харбисонами. Я услышал бормотание Криса: "Этот дурак заслонил объектив пальцем". Я снова нацепил на физиономию улыбку коллективиста. Тем временем Дез выяснил назначение всех кнопочек и рычажков на фотоаппарате и, состроив серьезную мину, приник глазом к видоискателю.
- Постарайтесь, чтобы я вышла получше, мистер Уэстморленд, - сказала Джоан.
- Ну, что за птица вылетит на этот раз? - спросила Алин Барбур.
- Первый ряд, станьте потеснее! - распоряжался Уэстморленд. По-прежнему глядя в видоискатель, он начал пятиться назад. Никто не успел предупредить его, и Дез, будто комик в кино, свалился с края причала. Фотоаппарат подлетел в воздух, потом плюхнулся в озеро вместе с фотографом.
- Осторожнее!
- Осторожнее, мистер Уэстморленд!
- Десмонд!
Нас всех окропило брызгами. Когда Уэстморленд вынырнул на поверхность и встал ногами на дно, очутившись по грудь в воде, мы увидели, что его очки висят, зацепившись дужкой за ухо, но этим ущерб и исчерпывается. Все засмеялись. Сначала захохотал Майк, громко и раскатисто. Роджер и Крис на миг забыли, что лишились фотоаппарата, и, схватившись за животы, принялись потешаться над изумленным и растерянным дядей, стоявшим по пояс в озере Биг-Краммок.
- О. Господи, я этого не переживу! - воскликнул Уэстморленд, присоединяясь к общему веселью. Ллойд Пирси подошел к краю мостков и протянул руку, но Уэстморленд покачал головой, вышел на берег и, красный как рак, ступил на причал.
- Упадите ещё разок, чтобы мы могли вас снять.
- Вы скормили мою лучшую улыбку пескарям, - сказала Алин.
Уэстморленд снес насмешки со всем достоинством, на которое был способен, но в конце концов удалился переодеваться, взяв с собой обоих мальчишек, вероятно, в надежде помириться с владельцем фотоаппарата.
- Уж и не знаю, доведется ли нам пережить более забавное приключение, - молвил Майк Харбисон, прикладываясь к банке с пивом и утирая подбородок тыльной стороной загорелой ладони. - Могу пригласить всех желающих на жареные сосиски нынче вечером. Ну, как, придете?
Вновь прибывшие дети явно обрадовались и запрыгали от возбуждения, а потом бросились с доброй вестью к родителям.
"Эти холявщики подметут все припасы Джоан", - подумал я.
- Обожаю старые добрые вечеринки с сосисками, - призналась Сисси и взглянула на меня в надежде на поддержку.
- Да, там очень весело. Когда я был помоложе, мы часто ездили в леса. Пели песни, травили байки, лакомились пастилой. Ни с чем не сравнимое удовольствие. Увы, сегодня вечером меня здесь не будет.
- Не будет? - Сисси заморгала, не веря своим ушам, словно я сказал, что господь-бог - это эелектроприбор.
- Я готовлюсь к большой рыбалке. Хочу поудить крупную рыбу на Литтл-Краммок.
- Ага, понятно. Но сегодня уже поздно отправляться в путь. Почему бы вам не выехать завтра с утра пораньше? Нам очень хочется, чтобы вы пришли. Особненно если мы будем петь.
- Спасибо, но я надеюсь добраться до места ещё засветло. У меня есть хорошая карта. Похоже, путь не ахти какой трудный. Во всяком случае, для такого опытного походника, как я.
- Ну что ж, - молвила Сисси, смиряясь с мыслью о том, что население её мирка сократилось, - нам вас будет не хватать. - Ее маленькие красные пальчики пустились в пляс по спинке стула. - Ты слышал, Ллойд? Бенни не придет на вечеринку. Он отправляется на Литтл-Краммок.
- Сегодня уже поздно, Бенни. Я помогу вам уложить вещи, и вы сможете выступить с рассветом.
- Я ему это уже сказала.
- И места там труднопроходимые.
- Я всего на двое суток, с одной ночевкой. К тому же, у меня есть ваша карта.
- Ну, ладно. Вольному воля. Жара уже спала. У вас есть спальный мешок?
- Я хотел обойтись одеялом.
- Ни слова об одеялах. У Джоан целая груда спальников. Горючее есть?
- Почти полный бак, хватит на всю дорогу туда и обратно.
Сисси сообщила весть Джоан, и вскоре уже все приняли живейшее участие в моих проводах. На миг мне показалось, что сейчас я услышу повторение диалога Долта Риммера с Ллойдом. Джоан ушла на поиски рюкзака, Сисси отправилась за куском пирога. Майк Харбисон принялся объяснять мне, как коптить рыбу на костре, но тут я увидел Ллойда, стоявшего на причале и всматривавшегося в небеса в поисках признаков ухудшения погоды. Я уже почти передумал и решил не ехать, когда на причал начали прибывать снаряжение и припасы: канистра воды, аптечка, ранец, в котором можно было бы разместить призывной пункт французской армии, толстый спальный мешок в брезентовом чехле. Теперь пути назад больше не было.
Я наблюдал, как Джоан пакует пожитки. Она была очень экономна в движениях. Сисси тоже укладывала вещи, продолжая болтать, то и дело прерывая свою речь и спохватываясь, поскольку забывала то одно, то другое. Сам же я и пальцем не шевельнул, мне просто не дали.
- Сардины любите, Бенни? - спросила Джоан, кладя в ранец две банки. Майк притащил коробку снеди от "Лакомств Суитзера", Торонто, достал оттуда три франкфуртера, завернутые в фольгу. Прекрасная еда. Мне даже захотелось остаться и умять всю коробку. В поисках пути к отступлению я прошел в конец причала и принялся обсуждать с Ллойдом погоду.
- Все будет в порядке, - заверил он меня, отрывая взгляд своих похожих на бусинки глаз от горизонта и поводя острым клювообразным носом.
- Вы так полагаете?
- Да, - он посмотрел на мои ноги. - Знаете, где вы стоите?
- Нет, - я опустил глаза и принялся разглядывать причал.
- На этом самом месте старый Траск расшиб свою дурацкую голову. Точно на конце той доски, на которой вы стоите. Упал с лестницы и раскроил себе череп. Я стою как раз там, куда он рухнул.
- Вы сами это видели?
- Нет, но все знают, что случилось. Вероятно, он даже не успел почувствовать, как скатывается в озеро.
Под моими ногами был самый обыкновенный настил из досок шириной в четыре дюйма и толщиной в два.
- Его сгубила вон та доска, которая торчит, - продолжал Ллойд, словно знал наверняка, какая из досок настила повинна в случившемся. Он напоминал старика, вспоминающего последнюю встречу с почившим другом, которому "было знамение". В интересах истины скажу, что та доска, на которую Ллойд указал мне босой ногой, вовсе не выдавалась вперед, потому что к ней была приделана скоба для зачаливания лодок. Впрочем, Траск вполне мог разбить себе череп об эту скобу.
- Кто-то говорил мне, что он работал на причале, - сказал я.
- Да, верно. Долт Риммер потом все доделал. Старый Уэйн успел положить всего две доски. Остальные - работа Долта. Я её сразу узнал.: он никогда не вобьет три гвоздя, если можно обойтись одним. А Уэйн не мог заколотить двух гвоздей одинаково, вечно ходил в ссадинах. То на правой руке, то на левой. Природная предрасположенность к несчастным случаям.
Ллойд покачал головой, будто перед ним стоял Траск, только что раздробивший себе очередной палец и с руганью требующий глотка виски.
- Что ж, тогда я еду, - решил я. - Пожалуй, мне пора.
Шагая в хижину, где остались мои съестные припасы, я ощущал спиной взгляд Ллойда. Я присовокупил к яйцам и прочей снеди немного печенья и несколько апельсинов и вернулся на причал, где меня ждала груда пожитков. Минуту спустя я уже махал рукой честной компании, столпившейся на причале,и шел по фарватеру между двумя островами к устью реки. Ллойд что-то вопил и топал ногами по настилу. Я оглянулся. Он держал мою удочку и коробку с грузилами. Пришлось возвратиться и без лишних слов забрать снаряжение. Когда я отчаливал во второй раз, гораздо меньше народу махало руками.
14.
Я отыскал устье реки, а вскоре - и выцветший указатель для туристов, лежавший в кустах, где от него было мало проку. Впрочем, общение с природой напрямую позволяет избавиться от изрядной доли путаницы. Надо будет сказать об этом Долту Риммеру при следующей встрече. Я подогнал лодку к поросшему кустарником участку берега, который с натяжкой можно было бы назвать поляной. Здесь я перевернул свою посудину и запихнул под неё мотор. Солнце ещё стояло довольно высоко, и я мог надеяться, что доберусь до маленького озера засветло. Затем я прислонил к дереву ранец, сел и надел лямки на плечи. Он оказался таким тяжелым, что я не знал наверняка, кто кого потащит. Путь вперед пролегал сквозь подлесок по некогда торной, но уже начинавшей зарастать тропе. Откуда-то справа время от времени доносился шум водопада. Иногда мне даже удавалось увидеть его. Не будь я нагружен вещами и снаряжением, можно было бы сделать крюк и посмотреть, что там находится. Но я шел своей дорогой, не удаляясь от неё ни влево, ни вправо, пока у меня не заныли колени.Я вспомнил вычерченную Ллойдом карту, до которой сейчас не мог добраться, потому что она лежала в ранце. Три и пять восьмых мили. Если измерить это расстояние, скажем, в городских кварталах, станет ясно, что меня ждет долгий переход.
Не слышалось ни единого звука, разве что шум воды да редкие крики вспугнутых птиц. Если бы ярдах в трехстах икнул пьяный, я наверняка услышал бы его. Просачивавшиеся сквозь листву лучи света были похожи на струйки жидкого кофе. Подлесок был высокий, доставал до крон берез, кленов и прочих лиственных деревьев, поэтому я шествовал по туннелю с косматыми стенами. В общем и целом тропа была сухая, но временами попадались пропитанные водой участки, и мои башмаки промокли. Подобно мне, они не привыкли к такой жизни. Присев на пенек, торчавший примерно на полпути к озеру, я перевел дух, с удовольствием выкурил сигарету и снова пустился в путь. Мне казалось, что я продвигаюсь вперед довольно споро, но на пути то и дело вырастали все новые холмы, и кто знает, сколько ещё поворотов предстояло преодолеть.
Наконец я разглядел впереди что-то похожее на поляну, а чуть позже и блеск воды за деревьями. Озеро лежало в низине, примерно в четверти мили, и к нему вела извилистая тропа через склон. Я вспотел и запыхался. Мне казалось, что идти вниз легче, чем в гору, но не тут-то было. Каждый шаг к озеру сопровождался взрывом боли в костях голеней. В конце концов я снова закурил и окинул взглядом Литтл-Краммок - длинное узкое озеро с излучиной в северном конце. Достав из ранца карту Ллойда, я увидел, что вдоль южного берега идет тропа, которая должна привести меня к хижине Дика Бернерса.
Более-менее отдышавшись, я подхватил свою ношу и двинулся по южному берегу. Тропа была в таком же плачевном состоянии, что и предыдущая; я дважды сбивался с неё и забрел в райский уголок, где была свалка использованных бритвенных лезвий. До чего же хорош наш северный край: помойку тут можно устроить где угодно, разве что одни места доступнее, чем другие. Потом мне вспомнились газетные статьи о загрязнении рек и ртути в снулой рыбе, и я подумал, что отношение к свалкам старых бритвенных лезвий всецело зависит от точки зрения. Однажды Ллойд рассказывал, что в парке до сих пор работают лесорубы, и сокрушался по этому поводу. А Кипп ответил ему, что-де рубки ухода помогают содержать парк в первозданном, но пригодном для пользования виде. Не пойму, кому верить, Как бы там ни было, я снова вышел на тропу и шагал по ней ещё полтора часа, гордясь собой: ведь я сумел забраться в такую даль, ни разу не спросив дорогу у полицейского. Ноги приноровились обходить корневища и норки мелких зверьков. Казалось, они взяли на себя заботу о безопасном для лодыжек продвижении вперед, и я смог обратиться мыслями к гораздо более важным вопросам.
Впрочем, более важный вопрос был всего один: за каким чертом мне вообще сдалась эта хижина Бернерса? Вполне возможно, что Пэттен сейчас уже мертв или катит к границе. Да и что я рассчитываю найти в жилище Дика? Неужели какое-то звено в цепи, ведущей к убийству? Я задавал себе все эти вопросы, но не мог дать на них удовлетворительных ответов, а посему просто шагал вперед, хотя уже начал подозревать, что, по сути дела, топчусь на месте, потому что пейзаж слева и справа был явно знакомый. Передозировка природных красот пагубна для жителя большого города. Я чувствовал, что блевану, если увижу ещё одну пару выпученных оленьих глаз или хитрого бурундука на шляпке гриба-трутовика. В здешних декорациях безошибочно угадывалась рука Уолта Диснея. Вдоль тропинки бежала какая-то птица, сопровождаемая суетливым выводком из восьми птенцов. Все это я уже видел в "Бемби" Не хватало только музыкального сопровождения да старой совы, настроенной на философский лад.
Наконец я увидел хижину. Жилище Дика Бернерса стояло высоко на склоне холма над тропой и казалось таким же природным образованием, как гнилые пни, по которым я ступал. Безмолвная хижина выглядела именно так, как и подобает выглядеть хижине: стены из бревен средней длины, остроконечная крыша с жестяной трубой посередине, прибитые к подоконникам зубьями вверх пилы, служившие для отпугивания медведей и иных незваных гостей. Дверь была заперта на ржавый засов и древний висячий замок, который рассыпался, едва я хорошенько дунул на него. Внутри было темно. Я разглядел дровяную печь с ржавой трубой, грубо сколоченный стол, покрытый покоробившейся клеенкой, кровать с проволглой периной, сплошь в темных пятнах и дырах, из которых лез пух. Вдоль стены - полки, а на них - банки со смутно знакомыми потускневшими этикетками: фасоль, овощи, супы. Возле стеллажа с книгами прогрызаный мышами мешок с чем-то белым. Тут же стоял покрытый черным лаком сосуд, от которого до сих пор шел терпкий чайный дух.
Памятуя о своем намерении заночевать здесь, я принялся осматривать все возможные источники света и отыскал грязную канистру с керосином. В старых банках из-под сардин когда-то стояли свечи, но их давным-давно сгрызли мыши. Судя по некоторым признакам, Дик пытался воздвигнуть заслон между собой и местным животным миром: прорехи в полу были покрыты полосками жести. В затхлом воздухе воняло плесенью. Можно было подумать, что хижина хранит какую-то страшную тайну.
Я бросил ранец на кровать, уселся в единственное деревянное кресло и выкурил сигарету. У меня не было настроения возиться с дровяной печью, наверняка тоже хранившей немало тайн, поэтому я достал из ранца припасы и перекусил всухомятку: крутые яйца, сардины, кусок хлеба и апельсин. Я даже отведал испеченного Сисси торта. Трапезничая, я более внимательно оглядел единственную комнату хижины. Щели были грубо замазаны строительным раствором, на них висели несколько масляных живописных полотен, тоже довольно грубых. Комнату украшали коряги, весьма схожие с теми, которые я уже видел. Были тут и другие картины: например, выдранная из цветного воскресного приложения и уже побуревшая фотография бульдога, стоящего на британском флаге; снимок четверки молодых людей в военных мундирах. Двое из них щеголяли только что пробившимися усиками. К раме была пришпилена выцветшая матерчатая кукла, оставшаяся после Дня поминовения, который отмечали тут в незапамятные времена. Над дверью желтой липкой лентой кто-то приклеил напечатанное старым готическим шрифтом название газеты "Вечерняя звезда". Кроме того, у Дика было целое собрание картонных подставок под пивные кружки, привезенных из таких мест, как издательство "Слон", улица Св.Николая, Уортинг, и гостиница "Мидленд". Питер-стрит, Чичестер. На одной из стен, между двумя парами оленьих рогов, висела на кожаном ремешке гитара без струн. На столе, за которым я сидел, валялась испанская бензиновая зажигалка, а в ящике - нож с ржавым лезвием и желтой рукояткой, отделанной слоновой костью, ложка и вилка. Все это было обильно осыпано мышиным пометом. Никаких дорогих вещей в хижине, похоже, не было. Думаю, это одна из примет севера: тут в хозяйстве не держат ценностей, способных соблазнить грабителей, а дома запирают на простейшие замки. Пришлые чужаки соблюдали правила игры и нарушали границы частных владений лишь в самых крайних случаях.
Я оглядел запыленную библиотеку Бернерса. "Клондайкская золотая лихорадка" Пьера Бертона. "К северу от Опеонго" Филиппа Скотта. "Надгробие" Уолтера Бернса и "Дармовое золото: история старательства в Канаде" Арнольда Хофмана.
Приподняв изножье кровати, я обнаружил, что оно зиждится на Лекоке, Диккенсе и Синклере Льюисе, а они, в свою очередь, на изрядно ощипанном "Карманном путеводителе по Озерному краю", изданном в 1938 году. Моим первым значительным открытием стал ворох писем, перехваченный бечевкой. Все они были от бэнкрофтской конторы стряпчих "Френч и Френч" и касались лицензий на исследования недр в восточной части надела №12 в четырнадцатой концессии поселения Энглси, графство Гастингс, провинция Онтарио. В письмах излагалась вся история, начиная с заявки (октябрь 1959). Продравшись сквозь дебри мелкого шрифта, я узнал дату и время суток, когда застолбили участок, дату регистрации и номер лицензии, а потом - и имя арендатора: Ричард Бернерс. Судя по бумагам, Бернерс сам занимался ручным трудом, включая бурение. В документах за 1964 год появилось новое имя: Уэйн Траск, получивший пятнадцатипроцентную долю в предприятии. Спустя год он хапнул ещё столько же, а на следующий год прибрал к рукам сразу тридцать процентов, осуществив это в два этапа с шестимесячным перерывом и без особых усилий. Из писем "Френч и Френч" я так и не узнал, что именно они искали в недрах, но тут же была и вырезка из "Глоб-энд-мейл", в которой говорилось о заброшенных рубиновых копях, расположенных в том же графстве, на смежном участке. Значит, весь сыр-бор разгорелся из-за рубинов. Но как старательские разработки шестидесятых годов связаны с событиями дня нынешнего? Я задал себе этот вопрос ещё раз, когда обнаружил бочонок черного пороха и десяток буров, связанных проволокой. На полке стояла бутыль с азотной кислотой, а рядом - ещё одна, без ярлычка. В ней была ртуть. Бутыли выглядели не более зловеще, чем пара латунных колец на церемонии бракосочетания. Но ведь старательство в парке запрещено. Доказано, что здесь нет месторождений, пригодных для промышленной разработки. Потому-то тут и устроили заповедник. Будь в этих местах золото, границы парка уже давным-давно были бы изменены.