Еникеева Диля. Мы одной крови !

   - Девочки, может, поедем в больницу? - подняла голову Лена, вытирая глаза.
   - Да что вам там скажут! То же, что и мне по телефону, - вмешался Матвей. - Состояние критическое...
   Ресторан "Итальянский сад" занимал первый этаж углового здания на Ленинском проспекте. Оставив автомобили у входа, Мирон с врачом вошли в небольшой вестибюль, сняли верхнюю одежду, передали её приветливо улыбающейся молодой женщине, миновали первый зал, где был расположен бар, свернули направо и вошли в ресторанный зал.
   Как всегда, зал был почти пуст, лишь за столиком возле огромного аквариума сидели молодая женщина и немолодой мужчина. Тихо играла мелодичная итальянская музыка, в кристально чистой воде аквариума медленно двигались огромные рыбины, лениво шевеля прозрачными плавниками и время от времени тыкаясь толстыми мордами в стекло, чуть покачивались водоросли, и все это действовало удивительно умиротворяюще. Широкие стеклопакетные окна во всю стену практически полностью скрадывали уличный шум, и вид из окна на Ленинский проспект с мчащимися по нему машинами и редкими в этот поздний час пешеходами тоже напоминал гигантский аквариум. Здесь хотелось сидеть, ни о чем не думая, слушать музыку и наблюдать за существами за стеклом оконным или аквариумным.
   К ним сразу подошла симпатичная улыбчивая официантка. Мужчины сделали заказ и одновременно посмотрели на аквариум. Он и в самом деле невольно притягивал взгляд.
   - Теперь вы понимаете, почему Алла любит этот ресторан? - спросил Мирон.
   - Понимаю, - кивнул врач. - Все суета сует, а здесь спокойно и комфортно.
   - У неё очень беспокойная жизнь, а сюда она приходила отдохнуть душой.
   - Чем она занимается?
   - Бизнесом.
   - Неужели? - удивился Олег Павлович. - Никогда бы не подумал.
   - Почему?
   - С её внешностью - и бизнес... Я думал, она актриса или певица.
   - Алла хороший бизнесмен. Многие мужчины ей и в подметки не годятся.
   - Видимо, в неё стрелял наемный киллер?
   - Нет. Просто оголтелые отморозки.
   - Ни с того, ни с сего?
   - Алла очень рисковая женщина.
   - Их было несколько?
   - Пятеро. И все вооружены.
   - Они могли изрешетить её.
   - Не смогли бы. Алла не из тех, кто позволит себя изрешетить.
   - Женщина, не профессионал, одна - против пятерых?
   - Да. Уже не в первый раз. Это её любимая игра.
   - Игра? - удивленно переспросил Олег Павлович.
   - Да, Алла постоянно играет со смертью. Я так и знал, что когда-нибудь это плохо кончится.
   - Безоружной против пятерых вооруженных бандитов, - это не игра, а самоубийство, - поморщился врач.
   - У неё было оружие. Пока стояла на ногах, то четверых держала на мушке. К сожалению, не учла водителя, видимо, тот показался ей несерьезным противником - слишком молод. Да к тому же, водители в банде подобного рода обычно не имеют оружия, лишь крутят баранку. Но именно он в неё и выстрелил. Даже с такой раной Алла держалась на ногах и не позволила им шевельнуться и достать оружие. А если бы она испугалась или растерялась, то эти беспредельщики живого места бы на ней не оставили. Они для того и догнали её, чтобы убить. Один из них заметил, что, выходя из машины, она взвела курок, и предупредил остальных. Один из них ей зубы заговаривал, полагая, что она неопытна, и может выстрелить только с испуга. А Алла заговаривала зубы им.
   - По-моему, в такой ситуации нужно стрелять, пока они не достали оружие, а не заговаривать зубы, раз у них было намерение её убить.
   - Она могла перестрелять всех пятерых. Алла очень хорошо стреляет. Ей бы хватило и пары минут, чтобы их всех уложить, никто из них не успел бы достать ствол. Но она никого из них не ранила, даже когда подстрелили её.
   - Почему же? Это же самооборона.
   - Такой уж у неё характер.
   - Почему вы не дадите ей охрану?
   - Не раз пытался, а она лишь смеется.
   - А тех, кто в неё стрелял, вы нашли?
   - Да.
   Хирург внимательно посмотрел на него, но воздержался от вопроса.
   - Нет, они живы, - покачал головой Мирон. - Хотя, будь на то моя воля, я бы лично пристрелил всех пятерых. Но Алла велела оставить их в живых. Она будет в ярости, если узнает, что я поступил иначе.
   И опять хирург промолчал, удивляясь про себя, с чего это бандитский главарь так боится ослушаться женщину. Неужели даже криминальному авторитету можно что-то приказывать?..
   - Вы спасли ей жизнь, доктор, - тихо произнес Мирон, глядя в глаза врачу. - Я знаю, что операции в вашем отделении плановые, с предварительной подготовкой, оперируют с двенадцати до двух, а её привезли позже, к тому же, для пациентов с огнестрельными ранениями есть другое отделение. Не думаю, что ваша медсестра испугалась Толика. Я её видел, она не из пугливых. Медсестра могла просто уйти и вызвать кого-то, чтобы Аллу увезли в другое отделение. Вы не только сразу пришли, но и хирургическую бригаду заставили работать сверхурочно. Если бы вы и ваши коллеги отказались прооперировать её, если бы настояли на обычных формальностях или отправили её в травматологию, она бы погибла, не доехав до операционной.
   Он помолчал. Молчал и хирург. В чем-то Слава был прав. Если бы Толика с Аллой выставили из стерильной операционной и соблюли все положенные мероприятия, - а в наших медицинских учреждениях немало волокиты, это только в телевизионном сериале "Скорая помощь" к пострадавшему тут же устремляются врачи и медсестры, уже в коридоре ставят капельницу и осуществляют прочие реанимационные мероприятия, - если бы хирург сказал, что огнестрельные ранения не по его профилю, здесь делают лишь чистые операции, а пациентов с инфицированными, загрязненными ранами оперировать в этой операционной нельзя, - спасти Аллу бы вряд ли удалось.
   - Думаю, благодарностей за свою жизнь вы слышали немало, и вряд ли вам нужна ещё и моя благодарность. Но все же скажу. Спасибо, доктор, за все.
   - Не за что. Я старался не для вас. Не мог дать погибнуть такой красавице.
   - Понимаю. Вы не единственный, на кого она произвела сильное впечатление. И дело не в её внешности. Красивых женщин много, а такая, как Алла, - единственная. По крайней мере, для меня. Эта женщина может все.
   Хирург пригубил свой бокал и посмотрел на собеседника, понимая, что тот ещё не выговорился.
   - Я никогда никому этого не говорил, но вам мне хочется сказать, продолжал Мирон. Теперь он смотрел не на врача, а на бокал с коньяком, который покачивая, грел в ладони. Исповедываться ему было непривычно. - Мне пятьдесят один год. Я не из тех, кто теряет голову из-за женщины. Но от Аллы я потерял голову. Вот уже четыре года. Это единственный человек на свете, который мне дорог. Я люблю её. Говорю вам это, потому что сейчас только от вас зависит, будет ли она в моей жизни еще. Сделайте для неё все, что возможно, и даже сверх того. Я понимаю, почему вы не взяли мою визитку, - вы не хотите иметь дело с таким, как я. И вижу ваше удивление - что может связывать Аллу с бандитским главарем. Я не хочу, чтобы вы относились к ней, как к любовнице авторитета, который готов вам за все заплатить. Я и в самом деле могу заплатить вам сколько угодно, но знаю, что вы не возьмете. Спасибо, что взяли хоть машину. Считайте, что вам подарила её Алла. От неё вы бы взяли, не так ли?
   - Я не беру подарков от женщин, - усмехнулся хирург. - За операцию я бы взял положенный гонорар, вот и все.
   - Вы сделали больше, чем то, за что платят обычный гонорар. А насчет наших отношений с Аллой вы ошибаетесь. Она мне не любовница, - Слава сознательно покривил душой, ведь раньше Алла была его любовницей, но он догадывался, что, узнав об этом, врач будет относиться к ней с брезгливостью и презрением порядочного человека. - Я её люблю, а она меня нет. Но отказаться от неё не могу. Рад, что такая женщина хоть иногда удостаивает меня своим вниманием, и я имею возможность изредка с ней общаться.
   Наконец-то лицо хирурга неуловимо изменилось, в глазах появилось иное выражение - невольного уважения? Или сочувствия мужчины мужчине, безответно любящего женщину?
   - Аллу любят многие мужчины, - продолжал Слава. - В неё платонически влюблены все мои ребята, да и Толик, который её привез, готов ради неё на все. Хотя для них она недосягаема, но такая женщина никого не может оставить равнодушным, даже моих примитивных бойцов. Мне с трудом удалось удержать ребят, когда привезли этих пятерых. Если Алла погибнет, они их на куски разорвут, и я не буду им препятствовать. Они восхищаются ею и боготворят её. И не потому, что она подруга их командира. Алла и в самом деле неординарная женщина, и я горжусь тем, что она есть в моей жизни. Сознаю, что моя судьба вас совершенно не волнует, но все же скажу - от того, выживет ли она, зависит и моя жизнь тоже. Десятки людей будут искренне горевать, если с ней что-то случится. Алла - опора для очень многих.
   - Понимаю, - сказал Олег Павлович. - Честно говоря, раньше я воспринимал её иначе.
   - Меня волнует не только её здоровье, - хотя в данный момент это волнует меня больше всего, - но и её психическое состояние. Сейчас у неё очень трудный период. Пять дней назад застрелили мужчину, которого она любила. Она искала убийцу.
   - Это он нанял банду головорезов?
   - Нет, параллельно Алла занималась ещё одним делом. Помогала женщине, которую и в глаза не видела. Такой уж она человек.
   Слава посмотрел собеседнику в глаза.
   - Теперь вы понимаете, что её нужно обязательно спасти? Такая женщина не заслуживает того, чтобы погибнуть от пули какого-то отморозка.
   - Даже если бы вы не рассказали мне всего, я бы все равно сделал для неё все возможное.
   - Я и десятой доли не рассказал, об Алле можно говорить часами, она очень интересна как личность. Но, думаю, самое главное я вам уже сказал.
   - Сделаю все, что в моих силах. Но, к сожалению, я не Господь Бог.
   - Но вы хороший врач, а это главное. Спасибо, что выслушали меня.
   Олег Павлович молча кивнул. Мирон допил бокал, который все ещё держал в руке, и поставил его на стол.
   - Где она сейчас? - спросил он после некоторого молчания.
   - В реанимации.
   - Что - все ещё состояние тяжелое?
   - Да.
   - А кровь вы ей ещё раз переливали?
   - Перелили ещё четыреста граммов.
   - Но она ведь потеряла больше.
   - Больше пока нельзя.
   - Олег Павлович, может быть, вы сочтете это нахальством с моей стороны, но все же попрошу. В вас я вижу понимающего и сострадающего человека. К тому же, именно вы её оперировали. Не могли бы вы снова выйти на работу? Мне не хочется оставлять Аллу на врачей, которые отнесутся к ней с профессиональным равнодушием, сколько бы я ни заплатил. Я прекрасно понимаю, что за деньги не купишь того отношения, которого она заслуживает. А вы относитесь к ней не только как к пациентке, я же вижу.
   - Пожалуй, вы правы, - Олег Павлович не стал кривить душой перед этим человеком, который уже понял, что эта женщина и в самом деле произвела на него впечатление. И не зря собеседник рассказал о ней. Красивых пациенток хирург повидал немало, но эта и в самом деле неординарная личность. - Я завтра дежурю сутки. Приду в девять утра.
   - А ночью Алла будет одна...
   - Ну, почему же одна? Там работает дежурная бригада. Из дому я позвоню, узнаю, как она.
   - Но вы же понимаете, Олег Павлович... Ночь субботы, у врачей много работы. Могут и выпить в узком кругу. Я сам был ранен и знаю больничные порядки.
   - Ладно, уговорили, - сдался хирург.
   - Спасибо. Когда вы уходили, Алла пришла в сознание?
   - Нет.
   - Позвоните, пожалуйста в больницу, - он протянул врачу свой сотовый телефон. - Мы интересовались в справочной, но там ответили формально: состояние тяжелое. Непосвященному это ни о чем не говорит.
   Набрав номер, Олег Павлович дождался ответа и произнес:
   - Зиночка, это я. Как там Королева? - выслушав ответ, он сказал: - Я через полчаса приеду.
   - Что, ей хуже? - встревожился Мирон.
   - Давление иногда падает почти до критической отметки.
   - Она все ещё без сознания?
   - Да, - кивнул хирург.
   - Скажите, может быть, нужны лекарства, витамины... Ну, вы лучше знаете.
   - Витамины ей ещё рано. Лекарства тоже понадобятся потом, когда нужно будет стимулировать кроветворение, заживление раны и образование костной мозоли. На данный момент все, что нужно, у нас есть.
   - Я знаю бедность нашей медицины. Что там у вас есть?! Кровезаменяющая жидкость и аспирин.
   - В каждой больнице теперь есть платные услуги. Лекарствами мы обеспечиваем, если пациент в состоянии их оплатить.
   - Но вы же не взяли с меня денег!
   - Вам выпишут счет, оплатите его в кассе.
   - Точно у вас есть все, что ей нужно?
   - Не беспокойтесь, все есть.
   Мирон вздохнул и не стал больше настаивать.
   - Еще одна просьба, доктор. Возьмите мой сотовый телефон. По нему никто, кроме меня, вам звонить не будет.
   - Но я не смогу вам ответить, если буду занят.
   - Значит, я перезвоню попозже.
   Чуть поколебавшись, врач взял трубку и убрал в карман пиджака.
   - Можно мне позвонить вам через пару часов? - спросил Мирон.
   - Попробуйте, но вряд ли у меня будут существенные новости для вас.
   - Хотя бы узнаю, что ей не стало хуже.
   Сейчас Славе не хотелось думать, что ответ может быть иным. Как и многие люди, столкнувшись с бедой, он безгранично верил, что именно от этого человека все зависит, и тот может все, в том числе спасти жизнь, если его очень попросить. Можно сколько угодно ругать нашу медицину и врачей, но когда жизнь близкого человека в опасности, все эти обвинения сразу забываются.
   - Спасибо за ужин, - сказал хирург, понимаясь.
   - Вы позволите ребятам вас отвезти?
   - Вообще-то я и сам мог бы сесть за руль, хоть и немного выпил. Но чтобы не терять времени на разговоры с сотрудниками ГИБДД, пусть будет по-вашему.
   Он протянул руку, зная, что собеседник не рискнет подать ему руку первым, и они обменялись крепким рукопожатием.
   Рано утром Мирон приехал в больницу и увидел дремлющего на стуле Толика. Никто так и не смог заставить его уйти со своего поста. Только увидев своего командира, он встал.
   - Новости есть? - спросил Слава.
   - Дак эти сучки разве чё скажут! - зло ответил тот, кивая в сторону окошка справочной. - Заладили одно: состояние без существенной динамики.
   - Я говорил с Олегом Павловичем. Ночью Алла пришла в сознание.
   - Чё, по правде? - обрадовался Толик. - А чё ж они?.. - он свирепо погрозил кулаком, имея ввиду медсестер, не пожелавших сообщать ему хорошую весть.
   - К ним сведения поступают не сразу, - успокоил его Мирон. - Я звонил тебе на трубку, хотел сказать, что Алле лучше. Ты кому-то отдал свой мобильник?
   - Батарейки сели. Эти вчерась названивали, как их... "самаритяне", ну, соседи наши, век бы их не видать!
   - Они-то при чем?
   - Дак втравили Алку в хреновое дело! Тамаркину подругу замочили, вот сами бы и разбиралися, кто да зачем. Чё, Алке больше делать нечего?! Их там целая шарага, и мужик у них есть, Матвеем зовут. Он-то сидел в офисе, жиртрест х...в, пока в Алку стреляли. Чё сидел-то? Жопа и так шире стула. Пускай бы сам побегал, а то все Алка да Алка. Сыщики, е... ихнюю мать!
   - Они уже и сами очень сожалеют.
   - Жалеют они! Щас-то жалеют, а чё ж раньше её не жалели?! Ваще работать ей не дают, то звонют, то сами к ней бегут, то она к ним. Ей-то зачем опять хлопоты?! И так вся зеленая ходила. А щас так ваще не поймешь, выживет иль нет. Тут одна баба говорила - заражение крови у ней будет, раз кость так раздробили.
   - Я все выясню у Олега Павловича, он мне об этом ничего не говорил. А ты езжай домой, отоспись. Как проснешься, отзвонись мне на трубку, я расскажу, как у Аллы дела.
   - Не, я тут побуду, - мотнул головой верный оруженосец. - Может, к ней пустят.
   - Да никуда тебя не пустят! Алла ещё в реанимации.
   - Дак в эту же, операционную, пустили, хоть сперва и ругалися.
   - Тогда было другое дело. А в реанимации свои порядки.
   - Дак... - Толик выразительно потер сложенными в щепоть кончиками пальцев, обозначив жест, что можно подмазать.
   - Не стоит, Анатолий, - покачал головой Мирон. - Я уже просил Олега Павловича пропустить меня к Алле, но он против посещений. Она ещё очень слаба, ей все время делают то уколы, то ещё какие-то процедуры, а мы помешаем. Врачи сами знают, как лучше для нее. Скоро он сюда спустится и расскажет новости. Потом езжай домой, а здесь останутся ребята.
   - Дак это... Ключи-то от её хаты у меня. Я ж к ней домой часто ездил. А чужих к ней не пустят. Может, ей одёжа какая понадобится. Я б сгонял.
   - Одежда ей ещё не скоро понадобится.
   - Чё ж она там, в одной простыне, что ль? - возмутился верный оруженосец. - Холодно ж ей.
   - На этот случай в больнице положены халаты, - усмехнулся Слава непонятливости Толика, ни разу не лежавшего в больнице.
   - Дак она ни в жисть не наденет чужой халат! Видал я, какие тут халаты, бабы проходили в них. Чтоб Алка такую тряпку надела!..
   - Ключи от её квартиры ребята взяли из её сумочки. Если понадобится, съездят, а с консьержем они договорятся. Да я и сам могу к ней съездить.
   - Ну, ладно, раз так, - сник верный Санчо Панса, поняв, что и без него обойдутся. Он привык заботиться о своей начальнице, если та позволяла, привозил ей продукты, знал, что она любит из еды, какие предпочитает напитки. - Дак это, может, ей поесть привезти? - наконец нашел он повод проявить заботу.
   - Есть ей ещё нельзя.
   - Дак как же она без еды-то? Алка без еды не любит, сердится.
   - После наркоза есть совсем не хочется. По себе знаю.
   Толик маялся, не зная, что бы ещё придумать, чтобы быть полезным, и наконец вспомнил:
   - Командир, позволь с твоей мобилы позвонить Алкиной экономке. У ней там котенок, Персом кличут. Алка страсть как его любит, велела за ним приглядывать. Я спрошу, как он, а после Алке записку черкану, пускай порадуется.
   Мирон протянул ему свой сотовый телефон, и верный оруженосец набрал номер:
   - Зося Пална, это я, Толян. Как там Перс?
   Выслушав полный отчет о похождениях шустрого котенка, Толик наконец улыбнулся:
   - Вы там приглядите за ним, Зося Пална, - попросил он, - а то Алка-то в больнице, раненная. Подстрелили ее... - послушав расспросы испуганной экономки, он ответил: - Я щас приеду, все расскажу.
   Отдав мобильник командиру, верный оруженосец пояснил:
   - Мне тут одна баба говорила, что котенок Алке заместо ребенка. Может, потому она и не померла. Не хотела его осиротить. Хороший кот, шустрый такой. Я его пока к себе заберу, чё ему одному там маяться. Щас я Алке черкану про Перса, а доктор ей передаст.
   Слава достал ручку и записную книжку, вырвал листок и протянул Толику. Тот присел на стул и, сосредоточенно шевеля губами, стал старательно описывать все подвиги сэра Персиваля. Завершив послание, он встал и вернул ручку командиру.
   Прошло минут пятнадцать тягостного ожидания. Наконец из-за угла коридора вышел Олег Павлович и направился к ним.
   - Ну, как она? - издалека спросил Мирон, не утерпев, пока врач приблизится.
   Тот улыбнулся, и по его лицу было видно, что дела у пациентки уже лучше.
   - Ругается, - с улыбкой произнес он, приблизившись.
   - А чё ругается-то? - влез встревоженный Санчо Панса.
   - Требует зеркало, косметичку и щетку для волос.
   - А-а, - почти в унисон облегченно произнесли Толик и его командир, расплывшись улыбками.
   Верный оруженосец уже совсем осмелел, хотя раньше никогда не позволял себе влезать в разговор в присутствии командира:
   - Алка у нас крутая. Всем задаст!
   - Уже задала, - рассмеялся Олег Павлович. - Ворчит, что синяки на правой руке, что иглы тупые, что медсестры плохо делают инъекции.
   - А чё у вас иглы-то тупые? - сердито спросил Толик. - Мы щас мигом сгоняем, да привезем вам острые. Чё её ковырять тупыми-то? И так уж четыре часа её резали да ковыряли.
   - Да они не тупые, просто толстые, - улыбнулся хирург, понимая его тревогу. - Через тонкую иглу кровь не перельешь, сразу закупорится.
   - А синяки ей кто наставил? - продолжал допытываться верный оруженосец.
   - В вену не могли попасть.
   - Чё ж у вас медсестры такие безрукие... - укоризненно произнес Толик. - Алка вон в пистолет отморозку попала и даже лапу его поганую не задела, а ваши в вену попасть не могут...
   - У неё очень тонкие вены, к тому же, они спались, когда упало давление.
   - Какое давление? - не понял далекий от медицины Санчо Панса.
   - Артериальное, - терпеливо пояснил хирург. - От большой кровопотери артериальное давление снизилось до критических значений, и нам пришлось осуществлять реанимационные мероприятия.
   Таких мудреных слов верный оруженосец не знал и воздержался от дальнейших расспросов, поняв главное - врачи сделали все возможное, чтобы спасти Аллу.
   Хирург перевел взгляд на Мирона. Видимо, ему надоело отвечать на дилетантские вопросы туповатого Толика. Слава не хотел унижать его выговором в присутствии хирурга и даже не стал одергивать, чтобы тот не лез с глупыми вопросами, понимая, что преданный Толик расспрашивает не из праздного любопытства.
   - Что ей привезти? - спросил он.
   - Привезите то, что она требует, - косметичку, зеркало, щетку для волос. Хотя в реанимации личные вещи не положены, но ради такой пациентки сделаем исключение.
   - Я ж говорил, ей чё-то надо будет! - сразу приободрился верный оруженосец, поняв, что теперь и он при деле. - Командир, тогда я щас слетаю.
   - Езжай, - согласился тот.
   - А одёжу ей взять? - обратился Толик к хирургу, глядя на него глазами преданной собаки, и всем своим видом выражая извинение и сожаление за свои несправедливые упреки.
   - Привезите халат и тапочки. Скоро переведем её в палату, и они ей понадобятся.
   - Доктор, я тут записку ей черканул, - верный оруженосец передал записку Олегу Павловичу. - На словах скажите, что Перс носится, как угорелый, играет. И ел хорошо. Пускай Алка скорей выздоравливает. А когда к ней пустят, я Перса ей принесу, пускай порадуется.
   - Разве у Аллы есть маленький ребенок? - удивился врач.
   - Не, это котенок её. Она его любит. Заместо ребенка ей.
   - В хирургическое отделение нельзя приносить животных, - покачал головой Олег Павлович.
   - А я втихаря, никто не углядит. И с рук не спущу.
   - Нежелательно.
   Толик отвел глаза, и врач понял, что верный Санчо Панса все равно пронесет в отделение любимого котенка Аллы.
   - А почему Алла все ещё в реанимации? - спросил Мирон. - Вы боитесь, что ей станет хуже?
   - Там круглосуточное наблюдение, индивидуальный пост медсестры. И в целом условия гораздо лучше, чем в палате.
   - Так оставьте её в реанимации, раз там лучше.
   - Она сама не хочет. В палате реанимации нет туалета, а Алла отказывается от судна. Кровати там высокие, удобные для персонала и рассчитанные на лежачих и беспомощных больных, но для пациентов, которые уже могут вставать, они неудобны.
   - А Алла уже может вставать? - обрадовался Мирон.
   - Пыталась, но мы её уложили. Должен признаться, это было непросто, хирург улыбнулся. - Пришлось пригрозить, что привяжем к кровати, если попробует встать.
   - Наверняка Алла рассердилась, - Слава сказал это с улыбкой.
   - Да, ругалась она весьма забористо. Лежит, совсем беспомощная, слабая и тихим голосом, но весьма экспрессивно кроет всех почем зря.
   - Это Алка может, - расплылся в улыбке верный оруженосец, уже совсем успокоившись. - Так обматерит, мало не покажется.
   - Уже, - подтвердил Олег Павлович, но без осуждения, даже с некоторым уважением. - Всем попало - и медсестрам, и санитарке, и заведующему отделением. Медсестры у нас неопытные, плохо делают внутривенные вливания, к тому же, Алле можно делать только в здоровую руку, а там гематома на локтевой вене. Медсестра пришла ставить ей капельницу, но никак не могла попасть в вену. Алла рассердилась, та тоже резко ей ответила. В ответ выслушала соответствующую гневную тираду. Алла велела ей и на пушечный выстрел к ней не приближаться. Пришлось пригласить операционную сестру, та поставила капельницу. Другим медсестрам тоже досталось - инъекции ей делали в бедра, не хотелось им поворачивать пациентку на бок, она все же дама весьма крупная, а у нас работают субтильные девчонки после медучилища. А такие инъекции весьма болезненны, да и рассасываются плохо, потом может быть инфильтрат. Медсестры теперь боятся входить в её палату. А санитарка совсем девчонка, работает всего пятый день. Алла попросила принести воды и помочь ей умыться - в палате реанимации нет раковины. Та отказалась, мол, в реанимационной палате сойдет и так, это не её обязанность - умывать больных. Потом принесла судно, Алла отказалась, а санитарка в грубой форме ответила, что ей некогда дожидаться, пока больная захочет, и нечего изображать из себя королеву. Алла не осталась в долгу, а та замахнулась на неё судном. Да она, полагаю, сама вам все расскажет, пожалуется на наш персонал.
   - Что ж у вас такие плохие медсестры и санитарки? - упрекнул Мирон.
   - А вы можете порекомендовать хороших за шестьсот-восемьсот рублей в месяц?
   - Я готов платить каждой в десятикратном размере, лишь бы никто не смел замахиваться на Аллу. Тем более, судном. Согласитесь, это для неё унизительно. Да и вообще - как можно так обращаться с беспомощным больным человеком?! Это ж просто издевательство! Неужели трудно было принести воды и помочь ей умыться? Да и на судно, как я понимаю, ходят, когда захочется, а не когда его принесла санитарка. Это же реанимационная палата. Если больной беспомощен и не может сам себя обслуживать, то нельзя обращаться с ним, будто он ничего не видит, не слышит и не понимает. Не говоря уже о том, что говорить в резком тоне с еле живым человеком просто недопустимо.
   - Разумеется, вы правы. Жалоб от больных немало. Но ни я, ни остальные врачи не набираем персонал. Кого пришлют из отдела кадров, те и работают. Слава Богу, хоть операционные сестры у нас опытные, с большим стажем, а то бы совсем беда. А в отделениях текучесть кадров очень большая. Бывает, персонал и неделю не удерживается. Работа тяжелая, а платят гроши. Вот и терпим тех, кто есть. Лучше такая медсестра или санитарка, чем вовсе никакой. Не хирургам же делать инъекции, мыть полы и подавать судно.