Еникеева Диля. Мы одной крови !

   - Бояться смерти и в самом деле не стоит, но меня огорчает, что ты сделала такой вывод. Это означает, что ты и дальше будешь рисковать жизнью...
   Почему-то её не разозлили его слова, хотя когда другие мужчины говорили ей примерно то же самое, Алла всегда злилась и огрызалась, что лучше знает, как ей жить и как распорядиться своей жизнью. Теперь она понимала, что ей так говорят вовсе не ради желания вмешаться в её жизнь, а потому, что боятся её потерять. Мужчины и раньше говорили ей, что боятся её потерять, но тогда смысл сказанного не доходил до нее. А теперь, когда это сказал Олег, она совсем иначе воспринимает его слова.
   "Кажется, я опять влюбилась", - подумала Алла и обрадовалась.
   - А я в тебя влюбилась! - не замедлила она оповестить любовника, улыбаясь.
   - Я в тебя влюбился ещё вчера, - ответил он с той же нежной улыбкой.
   - Когда меня привезли почти без сознания? - не поверила Алла. - Что может быть привлекательного в умирающей женщине? Ни поговорить, ни похохмить, ни потрогать так, как хочется.
   - Мне трудно объяснить это словами... Не очень-то я умею говорить женщинам слова, которые они любят.
   - Рискни, я пойму, - подбодрила его Алла, удивляясь, что ей хочется услышать эти слова, хотя раньше она бы от них отмахнулась, заявив со свойственным ей цинизмом: "Не размазывай сопли на моем плече! Терпеть не могу слюни в розовой глазури!".
   - Когда я тебя увидел - белое лицо, черные волосы, удивительные черты лица, - то подумал, какой же мерзавец решился уничтожить такую красоту! Да как же у него рука поднялась стрелять в такую женщину! И сказал себе, что не дам погибнуть столь необычной красоте. Хоть ты уже теряла сознание и была с закрытыми глазами, в тебе чувствовалась внутренняя сила, скрытый огонь. И когда анестезиолог сказал, что мы тебя теряем, я подумал, что если потеряю тебя, то потеряю и часть себя самого. Я уже не отчуждал себя от тебя. И вместе с тем, почему-то не мог решиться на прямой массаж сердца. Представить, что я рассеку тебе грудную клетку и коснусь рукой твоего сердца, было свыше моих сил, хотя я хирург, могу и должен делать это. Но другие пациенты были для меня безлики, а ты нет. Твое лицо даже под наркозом было особенным. К счастью, инъекции адреналина оказалось достаточно. А то я даже и не знаю, как бы поступил. Наверное, попросил бы делать прямой массаж сердца Сергея, ассистента. А может быть, отрешился бы от мысли, что ты - это ты, и сделал сам. Не знаю... Впервые за операционным столом я не мог принять решения.
   - Такого признания в любви я ещё никогда не слышала, - тихо сказала Алла.
   - Ну, вот, я тебе во всем признался... - Он по-прежнему смотрел на неё с нежностью. - Не ожидала, что убеленный сединами хирург признается тебе в любви в реанимационной палате?
   - Честно говоря, не ожидала.
   - Для меня самого все это неожиданно. Я думал, что уже не способен любить.
   - Я тоже, - призналась она.
   - Скажи честно, как ты себя сейчас чувствуешь?
   - Ты имеешь ввиду мое эмоциональное состояние? Порхаю по облакам.
   - Нет, я имел ввиду твое соматическое состояние. Хотя рад слышать, что ты порхаешь по облакам.
   - Если честно, то довольно хреноватисто. Но сейчас мне это по фигу. Я жива, я поправлюсь, ты меня любишь, - чего ещё бабе надо для полного счастья?!
   - А что именно плохо?
   - Все тело какое-то не такое.
   - Слабость?
   - Да. Лень даже шевельнуться.
   - Это естественно. Рука болит?
   - Болит.
   - Давай я сделаю тебе промедол.
   - Давай. Слушай, а ты говорил, что сидел на посту возле палаты. А где медсестра?
   - Я её отправил домой, пусть встречает Новый год. Чего ей тут сидеть, пялясь в книгу? А за тобой я буду ухаживать сам.
   - Не возражаю. Оказывается, это здорово, когда мужчина ухаживает. За мной ещё никто и никогда так не ухаживал.
   Олег вышел и тут же вернулся со шприцем. Опять он отвлекал её разговорами и сделал укол так, что Алла ничего не почувствовала.
   - Знаешь, я сильной боли не боюсь, могу терпеть долго, а вот уколов боюсь, - призналась она. - Потому так бушевала, когда ваши девицы меня кололи. Как только я вижу этот мерзкий шприц, у меня внутри что-то сжимается со страху.
   - Обычно инъекций боятся мужчины, а женщины нет.
   - Вот такая я - женщина наоборот...
   - Ты замечательная женщина. Храбрая и мужественная, если только к женщине применительно понятие "мужественная". Я ведь знаю, что тебе вовсе не так хорошо, как ты говоришь, но ты не ноешь и не хнычешь. Голова кружится?
   - Немного.
   - Я поставлю тебе капельницу.
   - Ставь, если считаешь нужным. Тебе я готова подчиняться во всем.
   - Во всем? - улыбнулся он.
   - Почти, - улыбнулась в ответ Алла. - Если не будешь клевать мне печенку насчет того, чтобы я не занималась рисковыми делами, то во всем.
   - Не буду.
   - Умница. Я же сразу поняла, что ты стоящий мужик. Во всех отношениях... - Она многозначительно подмигнула.
   Олег улыбкой обозначил, что все прекрасно понял, шутливо погрозил ей пальцем и вышел. Минут через пять он вернулся, держа в руках большой флакон с желтоватой жидкостью, упаковку со стерильной системой, резиновый жгут, корнцанг, тонометр и несколько плоских упаковок с лекарствами.
   Теперь выражение его лица было другим - серьезным и сосредоточенным. Врач за работой, сантименты в сторону.
   Установив флакон кверху дном на стоящей возле кровати стойке, он вскрыл упаковку с системой, проткнул резиновую пробку флакона, выпустил из иглы немного жидкости, чтобы из трубки вышел воздух, пережал её корнцангом, надел на иглу пластмассовый колпачок и закрепил трубку на стойке. Взяв правую руку Аллы, он покачал головой - на внутренней стороне локтевого сгиба была обширная гематома, на коже над венами - многочисленные следы инъекций.
   - Сюда колоть уже нельзя, - сказал он. - Придется в вены кисти. Они очень тонкие и хрупкие, к тому же, инъекция в них болезненна, но делать нечего. Потерпи, Алла, будет больно.
   - Да ладно, ерунда. Коли.
   Перетянув ей руку жгутом повыше запястья, он попросил:
   - Поработай рукой.
   Алла стала энергично сжимать пальцы в кулак.
   - Достаточно, теперь сожми кулак.
   Она повиновалась.
   Похлопав по тыльной стороне её кисти, Олег протер кожу спиртом, снял колпачок с иглы и сразу попал в вену.
   - Разожми кулак, - велел он, распуская жгут. - Постарайся не шевелить рукой, а то игла выскочит из вены.
   Закрепив иглу поверх кожи узкими полосками лейкопластыря, он уложил её руку поудобнее и посмотрел на Аллу.
   - Фантастика... - восхитилась она. - Раз - и готово! А эти говнюшки-медсестры по полчаса ковырялись, да ещё ворчали, что у меня плохие вены. Оказывается - уметь надо, и вены не такие уж плохие.
   - У тебя и в самом деле тонкие вены, но не безнадежные.
   - А как ты так здорово научился? Я думала, хирурги только оперируют.
   - Любой хирург умеет делать внутривенные вливания. А если рядом нет сестры или она неопытна? У меня большая практика - ещё в институте я подрабатывал санитаром, потом медбратом, работал и на "Скорой помощи".
   - Слушай, я всегда относилась к медикам, мягко говоря, несимпатично. Но теперь даже жалею, что не стала врачом. Это здорово, когда от тебя зависит жизнь или хотя бы здоровье человека, и когда он потом смотрит на тебя благодарным взглядом!
   - Ты бы стала хорошим врачом. В тебе есть главное - доброта и сострадание. Да и профессионалом ты была бы хорошим, ты же очень настойчивый человек. Уверен, что и талантливый. А талантливый человек талантлив во всем. Ты помогаешь многим, и в этом видишь смысл своей жизни. Будучи врачом, ты могла бы помочь тысячам людей.
   - Может, мне пойти в медицинский? - улыбнулась Алла.
   - Нет, уже поздно, - серьезно ответил он. - У тебя уже другое мышление.
   Посмотрев на капельницу, Олег слегка затянул зажим над канюлей, чтобы капало помедленнее. Вскрыв картонную упаковку, он достал ампулу, отломал колпачок, набрал жидкость в шприц и вонзил иглу в трубку капельницы. Потом то же самое проделал со следующей ампулой, достав её из другой коробки, затем ещё с одной.
   - А это зачем? - спросила Алла.
   - Сердечные и прочие нужные лекарства.
   Осторожно подсунув манжету тонометра под Аллину руку повыше локтя, Олег затянул её, вдел в уши фонендоскоп и стал работать резиновой грушей.
   - У тебя понижено давление, - сказал он, перекинув фонендоскоп за спину. - По твоему телосложению у тебя должно быть 120/80, так?
   - Так, - подтвердила Алла. - А сейчас?
   - Сейчас ниже. - Почему-то Олег не сказал ей, сколько, и она решила, что давление у неё совсем низкое.
   Достав с тумбочки ещё одну коробку и новый одноразовый шприц, Олег опять ввел в трубку лекарство.
   - Скоро тебе станет лучше, - пообещал он.
   - Как же здорово иметь личного врача! - Алла зажмурилась и тут же открыла глаза и добавила с многозначительной улыбкой: - Во всех смыслах.
   - Ты не можешь без двусмысленностей, - рассмеялся Олег.
   - Не могу, - согласилась она. - Кстати, мне уже хорошо. От промедола полет в теле и в душе. Так, глядишь, наркоманкой стану.
   - Не станешь. Такие сильные личности, как ты, наркоманами не становятся. Да и я не собираюсь долго колоть тебя промедолом. Скоро боли пройдут, и наркотики уже не понадобятся.
   - А когда пройдут боли?
   - Уже через несколько дней будешь лучше себя чувствовать, а через неделю будет вполне приемлемо. Ныть, конечно, будет, но болей уже не будет.
   - Годится, - удовлетворенно кивнула Алла.
   Он подозрительно посмотрел на нее:
   - А ты что - собираешься так скоро выписаться?
   - Понимаешь... - начала она, но Олег её перебил:
   - Даже и не думай! Сколько будет нужно, столько и будешь лежать.
   - Ты говоришь это из эгоистических соображений?
   - Перестань! Неужели ты думаешь, что я буду держать тебя на больничной койке ради себя!
   - Нет, я так не думаю, просто неудачно пошутила, - стала оправдываться Алла. - Олежек, но я и в самом деле не могу тут залеживаться.
   - Почему? Ты же ещё очень слаба. И нечего передо мной хорохориться. Уж я-то знаю твое состояние, меня ты не обманешь.
   - Но ты же сам говоришь, что уже через неделю я буду почти огурай.
   - Я сказал, что у тебя не будет болей. Но слабость останется, ты же потеряла много крови. Гемоглобин у тебя очень низкий. Пока полностью не поправишься, я тебя не выпишу.
   - Но, Олежек... - заныла она. - У меня куча дел...
   - Подождут твои дела! - непреклонным тоном отрезал Олег.
   - У меня котенок дома остался. Он ещё совсем маленький... - выдвинула Алла новый аргумент.
   - Найдется, кому за ним приглядеть. Толик о нем тепло отзывался.
   - Да, он написал мне в записке, что временно забрал сэра Персиваля к себе, но я по нему скучаю.
   - Толик решил незаметно пронести его в отделение, когда тебя переведут в палату. Я сделал вид, что не в курсе. Так что скоро увидишься со своим Персивалем.
   - Это мой талисман. Он мне дорог.
   - Никуда твой талисман от тебя не денется. Пока окончательно не встанешь на ноги, и не надейся, что я тебя отпущу.
   - Слушаюсь и повинуюсь, господин лечащий врач, - она изобразила покорную мину.
   - И оставь эти хитрые планы потом меня уговорить. Не уговоришь, - его тон был таким же непреклонным.
   - Суровый ты врач... - улыбнулась Алла, решив не продолжать эту тему. Там видно будет. Не так уж Олег суров, каким хочет казаться. Не бывало такого, чтобы она не заставила мужчину делать то, что считает нужным.
   - Сонливость ощущаешь?
   - Немного.
   - Тогда поспи, а я сделаю обход.
   - Ты все время сидишь у меня, а как там остальные пациенты?
   - Отделение полупустое. Многих больных выписали перед праздниками.
   - Сегодня ты не оперировал?
   - Нет. У нас оперируют по плану, экстренных случаев не бывает, для этого есть другие отделения.
   - Поэтому ты в цивильной одежде и обычном белом халате, а не в этом зеленом масккостюме?
   - Да.
   - А после праздников ваше отделение будет битком забито?
   - Да, ожидается большое поступление.
   - И ты будешь очень занят?
   - Не волнуйся, для тебя у меня всегда время найдется.
   - Ну, тогда я спокойна, - улыбнулась она.
   - Спи, через пару часов я приду и сниму капельницу, - сказал он, и Алла послушно закрыла глаза.
   Олег сделал обход. В отделении все было спокойно, палаты почти пусты. Медсестры и больные ещё вчера нарядили в холле елку, и сейчас все ходячие больные собрались там. Одни накрывали принесенные из столовой столы, бегали на кухню и обратно, другие смотрели телевизор.
   - С наступающим Новым годом, Олег Павлович! - раздалось со всех сторон.
   - И вас с ним же, - улыбался в ответ он.
   Каждый из его пациентов вручил ему новогодний подарок. Были и сувениры, и дорогие вещи. Все подарки Олег даже не смог унести, и медсестра вызвалась отнести их в ординаторскую.
   - Вы с кем будете встречать Новый год? - кокетливо спросила его молоденькая пациентка Валерия.
   - Один, - ответил Олег.
   - Приходите к нам, - она улыбнулась со значением. - Новый год нельзя встречать одному, а то весь год будете один.
   Уж кто-кто, а симпатичные пациентки всегда в курсе семейного положения врачей мужского пола. Да и незамужние медсестры интересуются этим в первую очередь. Так что все знали, что Олег разведен и живет один. Соответственно, было немало женщин, желающих скрасить его одиночество.
   - Спасибо, Валерия, - он тоже улыбнулся. - В реанимации лежит тяжелая больная, и я не могу её оставить.
   - Но ведь вы не будете находиться при ней неотлучно, - не отставала та. - Если ей станет хуже, медсестра вас вызовет.
   "Вот ведь пристала", - с легким раздражением подумал Олег.
   К женскому вниманию ему не привыкать, но он предпочитал не заводить интрижки с пациентками. Бывало, конечно, и не раз, но лишь эпизодически, а не как система, как у некоторых других его коллег.
   Раньше он симпатизировал Валерии, но не собирался крутить с ней больничный роман - ему не нравились такие настырные женщины, которые сами навязываются. Дело не в том, что она пациентка. Пациентка - тоже женщина. Но Олегу нравились загадочные и необычные женщины, а Валерия примитивна, как кукла Барби, и столь же шаблонно красива, а все её мысли и желания написаны у неё на лице. Но, как настоящий мужчина, Олег никогда не выказывал ей своего отношения - зачем унижать женщину пренебрежением! - и делал вид, что подыгрывает ей.
   Сейчас Валерия его раздражала, и ему хотелось побыстрее от неё отвязаться.
   И ещё одна мысль его беспокоила - как бы настырная пациентка не явилась в реанимационную палату. С неё станется - уверена в собственной неотразимости и в том, что, отдавшись, одарит его чем-то особенным. Обольщается, что он только и мечтает затащить её в постель, просто для этого нет возможности. А новогодняя ночь - как раз подходящее время. В ординаторской он один.
   Хотя Олег твердо решил, что сегодняшней ночью у них с Аллой не будет интимных отношений, - он видел, что она держится на одном характере, собственном упрямстве и нежелании показать свою слабость, - но ему была неприятна сама мысль, что кто-то может неожиданно войти в палату и увидеть его с Аллой.
   Все с этой женщиной необычно. И эта ночь тоже будет необычной - одни в реанимационной палате в новогоднюю ночь.
   Ему не раз доводилось встречать Новый год в больнице, но не наедине с пациенткой.
   Обычно врачи со всех отделений собирались в ординаторской терапевтического отделения - там работают одни женщины, они заранее накрывали стол, и дежурство превращалось в праздник. Дежурная бригада хирургов, конечно, работала, но и они забегали хлопнуть по бокалу шампанского и рюмке водки или коньяка.
   Сегодня Олег отказался от традиционного приглашения коллег, чему те несказанно удивились. Однако допытываться о причине не стали - у них это не принято. Раз человек не хочет, - это его право. А передумает присоединится, ему все будут рады.
   Наконец Олег придумал, как отвязаться от назойливой Валерии и избежать её неожиданного прихода в реанимационную палату:
   - Валерия, извините, меня ждут. Насчет того, что я буду встречать Новый год один, я пошутил. В терапии уже накрыт стол, я встречаю праздник с коллегами. Так что, желаю вам хорошо встретить Новый год и так же хорошо провести все остальные 364 дня будущего года.
   Попрощавшись с персоналом и остальными больными и пожелав им всех благ, а главное, здоровья, Олег прошел в конец коридора и свернул в боковой отсек, где находились ординаторская, кабинет заведующего, а ещё дальше палата реанимации и сестринский пост рядом с ней.
   В ординаторской надрывался телефон.
   - Олег Павлович, это Кира из приемного, - услышал он, сняв трубку. Пришли друзья Королевой, человек двадцать. Они здесь давно уже толпятся, и все прибывают, и прибывают. И я, и они звонили вам, но трубку в ординаторской никто не брал. Очень просят вас спуститься. Сказать им, что вы ещё заняты?
   - Нет, Кира, я уже освободился. Сейчас спущусь.
   - Я им передам, а то они меня уже замучили. Как её состояние? Мне и по телефону все время звонят. У нее, похоже, друзей пол-Москвы.
   - Отвечай, что состояние значительно лучше. Больная в сознании, улыбается и шутит.
   - Слава Богу, - облегченно произнесла медсестра. - А то они мне уже всю душу вымотали расспросами, а мне и сказать нечего.
   Когда Олег спустился в приемный покой, то увидел стоявших группой мужчин и женщин с цветами в руках. Других посетителей не было, и все стулья были завалены пакетами с разной снедью, соками, фруктами.
   Его сразу окружили Аллины друзья и со всех сторон раздались вопросы:
   - Как Алла?
   - Как она, доктор?
   - Уже гораздо лучше, - успокоил их он. - Сидит в постели, общается, шутит. Настроение у неё хорошее, боевое, уже интересуется выпиской, говорит, что у неё много дел.
   - Олег Павлович, пожалуйста, не отпускайте её, пока не поправится, сказала очень красивая платиновая блондинка с удивительно яркими изумрудно-зелеными глазами. Даже припухшие от слез веки её не портили. - Я Лариса, - представилась она. - Ее самая близкая подруга. Знаю Аллу почти с пеленок и всегда была рядом с ней, когда ей делали другие операции. Алка всегда такая - чуть ей получше, и она уже рвется из больницы.
   - Не отпущу, - пообещал Олег и добавил: - Хотя, должен признаться, это будет не просто. Характер у неё ого-го.
   - Да, это так, - согласилась Лариса. - Но все же мы на вас очень надеемся.
   - Постараюсь оправдать ваше доверие, - он склонил голову.
   - А как с её здоровьем? - спросил высокий русоволосый блондин.
   - Гемоглобин низкий, давление тоже, астения. Но все поправимо, организм у неё сильный. Уже через неделю Алла станет активней.
   - И сразу же начнет рваться на свободу, - добавил другой мужчина, сероглазый шатен, профессию которого Олег определил по глазам и выражению лица, - сыщик.
   - Будем стараться полностью привести её в порядок, - заверил Олег.
   К нему подошел Толик и, с заговорщицким видом отогнув полу своей куртки, показал спящего котенка:
   - Это Алкин Перс, - пояснил он, хотя и так было понятно.
   - Толик, сейчас его пронести нельзя, - строго произнес врач. - И вообще в хирургию нельзя приносить животных, а уж в реанимацию и подавно. Да и потом нежелательно. Неужели вы не понимаете - шерсть будет в воздухе, а у некоторых людей аллергия на кошачью шерсть. К тому же, многие не любят кошек, пожилые больные будут недовольны.
   - Дайте Алке палату, чтоб других там не было, - упрямился верный оруженосец. - Мы заплатим. Чё ей со старухами-то лежать! Бухтеть будут, цепляться к ней. Алка этого не любит.
   Олег понял, что переубеждать его бесполезно, и промолчал.
   - А в реанимационной палате она лежит одна? - спросила маленькая смуглая женщина в очках.
   - Я часто к ней захожу, так что пока Алла не жалуется на одиночество.
   - А что она делает сейчас? - спросила Лариса.
   - Спит.
   - Мы решили встретить Новый год здесь, рядом с ней. Вон елку нарядили, - она показала рукой в угол. Там и в самом деле стояла высокая живая елка, украшенная красивыми разноцветными шарами. - Скажите ей об этом, когда наша подруга проснется. Ей будет морально легче, если она узнает, что мы рядом. Еду и шампанское мы принесли, будем пить только за её здоровье. Пусть Алла мысленно чокнется с нами, когда мы поднимем бокалы. Или хотя бы ей икнется, что мы её постоянно вспоминаем.
   - Передам. Где же вы тут расположитесь?
   - А мы купили складные столы. Часов в десять-одиннадцать расставим их и накроем. Пока не хотим мешать персоналу. Да и тревожно было за Аллу, не хотелось начинать веселье, пока не узнаем, как она. Приходите к нам, хотя бы ненадолго.
   - Приду, - пообещал Олег. Аллины друзья ему понравились, и он ответил искренне.
   - Доктор, а можно нам посмотреть на неё одним глазком? - спросил русоволосый блондин, и Олег интуитивно понял, что это любовник Аллы. Внимательнее пригляделся к нему - красив!
   - Пусть она сейчас поспит, а когда проснется, я что-нибудь придумаю. В реанимации посещения запрещены, но выход найдем.
   - А Алла до сих пор в реанимации? - на его лицо набежала тень тревоги.
   - Да, - не стал вдаваться в подробности Олег.
   - Вы же сказали, что её состояние гораздо лучше.
   - Это так, но реанимация рядом с ординаторской. Я мог бы перевести её в палату, но в отделении сейчас кутерьма, все готовятся к встрече Нового года, шум, гам, веселье. Это будет мешать Алле отдыхать. А в нашем отсеке тихо. Если ей что-то понадобится, она позвонит, я же рядом, приду. А звонок из палаты наши медсестры даже не услышат, в холле на полную громкость включен телевизор.
   Такое объяснение всех удовлетворило.
   - Мы подождем, пока она проснется, - за всех сказала Лариса. - А потом вы нас тихонько проведете, не всех, а хотя бы двоих. Мы её поздравим и сразу уйдем из реанимации.
   - Идет, - согласился Олег. - Как только Алла проснется, я вам сообщу.
   - Олег Павлович, спасибо вам за все, - Лариса положила ладонь на его руку и вздохнула, но уже с облечением. - Ни один из нас даже на минуту не мог себе представить, что нашей верной боевой подруги с нами не будет... она судорожно вздохнула и смахнула выступившие слезы. - Простите. Теперь я плачу уже от радости. Наша подруга - необыкновенный человек, поверьте.
   - Верю, - он успокаивающе похлопал по её руке и, кивнув, ушел.
   Не любил Олег Павлович Меркулов слишком эмоциональных сцен признательности. В такие моменты он ощущал неловкость. Он врач и всего лишь выполнял свой долг врача.
   Олег сидел за столом постовой медсестры. Дверь в палату была приоткрыта. Услышав скрип кровати, он встал и заглянул в щелочку.
   Алла попыталась потянуться, чтобы размять тело после сна, но, сделав неловкое движение, застонала, чертыхнулась и выругалась:
   - Бл-лядская рука! Да ещё эта гребанная капельница! Как она мне надоела, би-илять!
   Открыв дверь, Олег, улыбаясь, вошел в палату.
   - Подслушивал, как я ругаюсь? - улыбнулась она.
   - Угу, - подтвердил он. - Пора снимать капельницу.
   - Вытаскивай скорей эту чертову иголку. Осточертело! - хоть Алла и говорила резкие слова, но все равно улыбалась.
   Олег вынул иглу, протер ей кисть спиртом и заклеил лейкопластырем.
   - Как себя чувствуешь?
   - Вскочить бодро и с песней не обещаю.
   - Прошу тебя, больше не пытайся сесть. Голова кружится?
   - Немножко.
   - Приемный покой оккупировали твои друзья. Рвутся посмотреть на тебя хоть одним глазком.
   - Зови, - велела Алла. - Только вначале дай мне пакет с косметическими причиндалами и зеркало. Надо навести марафет, чтобы встретить их во всей своей неписаной красе. Точнее, писаной - с помощью косметики.
   - Не стоит. Ты и так хороша, хоть и очень бледна. Но тебе бледность идет.
   - Нет уж, мой дорогой, без макияжа я даже к почтовому ящику не спускаюсь, - заявила она. - Усади меня, пожалуйста.
   Поняв, что спорить бесполезно, Олег помог ей сесть, достал из тумбочки требуемое и подал ей. Посмотрев на себя в зеркало, Алла присвистнула:
   - Ну и морда! А ты говоришь - хороша! Не умыта, кожа за два дня запущена, под глазами круги. Ну, да ладно. Сейчас все замажу и стану, как новенькая.
   Достав из пакета косметическое молочко, тоник, ватные шарики, она попросила Олега открыть все флаконы и баночки, протерла лицо, нанесла увлажняющий крем, потом сделала легкий макияж. Как оказалось, Толик ничего не забыл. Он знал, какую парфюмерную фирму предпочитает любимая начальница, и сам не раз покупал ей кремы и прочую парфюмерию и косметику по её просьбе.
   На все ушло всего четверть часа, и её лицо сразу преобразилось. Казалось бы - никаких особенных красок Алла почти не добавила, в её лице и естественных красок было много - белая кожа, яркие губы, синие глаза, черные волосы, брови и ресницы. Но теперь глаза засияли глубокой синевой, дуги бровей ещё стали более четкими, скулы обозначились, круги под глазами исчезли.
   - Какая же ты красавица! - восхитился Олег.
   - Это всего лишь малая толика моей красоты, - усмехнулась она. - Чтобы быть красивой, хватает пятнадцати минут, но чтобы выглядеть естественной, нужно два часа.
   - По-моему, и так замечательно.