Энн Перри. Палач из Гайд-парка

   Шарлотта увидела нескольких морских офицеров в красивой форме с золотыми галунами. Они выгодно выделялись в толпе однообразно одетых в черное штатских. Удивительно неприметный седой господин приветствовал прибывших и пожимал им руки. Шарлотта решила, что это и есть лорд Мальборо Уинтроп, отец покойного. Рядом с ним стояла стройная женщина под густой темной вуалью. Она держалась так прямо и обособленно, что этим отличалась от всех остальных. Шарлотте показалось, что вокруг нее создалась некая аура напряженности, настороженности и гнева, готового найти выход. Хотя это могла быть и печаль, сдерживаемая невероятным усилием воли, сознание того, что со временем печаль лишь усугубится. Шарлотта подумала, что это, в сущности, обычное состояние человека, убитого горем и вынужденного скрывать его перед другими.
   Пока она раздумывала над этим, наконец появилась Веспасия, опирающаяся на руку Телониуса Квейда. Улыбка в этой обстановке была наименее уместной, но Шарлотта не смогла удержаться от нее, глядя на леди Камминг-Гульд и ее изысканного кавалера. Веспасия овдовела задолго до того, как Шарлотта узнала ее во времена этого абсурдного дела на Ресуррекшн-роу^[5]. Смерть Джорджа глубоко потрясла старую леди. Хотя он был всего лишь ее двоюродным внучатым племянником, для нее молодой лорд Эшворд был единственным и последним из ее большой семьи, и к тому же она искренне любила его.
   Убийство – это ужасная форма смерти, даже если после нее не остается страха и тени подозрений.
   Сейчас, опираясь на руку Телониуса, Веспасия казалась снова спокойной и уверенной, держалась прямо, гордо, подняв подбородок, словно снова бросала вызов всему миру, и прежде всего своему кругу. Она готова была следовать своим путем, куда хотела. А что будут думать и делать другие, ей безразлично.
   Телониус, стройный, сухощавый и ироничный, поддерживая Веспасию под локоть, уверенно вел ее сквозь плотную толпу. Пожелавших прийти было много, и, судя по всему, они продолжали прибывать. Похоже, никто не хотел лишить себя возможности побывать, посмотреть, посочувствовать или даже узнать что-либо скандальное.
   Веспасия окинула одобряющим взглядом Шарлотту, но ничего не сказала. Телониус улыбнулся, посмотрев на нее, и кивнул. Все трое проследовали в церковь, где уже слышались низкие печальные звуки органа, напоминающие о бренности и тлене всего сущего.
   Шарлотта поежилась. Как всегда, она подумала о странностях тех, кто, веря в счастливое воскрешение, собираются, чтобы проводить усопшего, которого едва знали, из юдоли печали в светлый рай. И делают это истово и с какой-то неоправданной, лишенной смысла печалью. Когда-нибудь она попросит священника объяснить ей это.
   Церковный служка с густыми бакенбардами озабоченно стремился поскорее провести их к скамьям. Нервничая, он переступал с ноги на ногу.
   – Сэр, мадам, если позволите…
   Телониус наконец протянул ему карточку.
   – Да, да, конечно, – закивал служка. – Сюда, пожалуйста. – Не дожидаясь их, он первым прошел к предназначавшимся им местам. Шарлотта, посмотрев направо, увидела удивленное лицо Эмили, а потом ее улыбку, когда она поняла присутствие Шарлотты здесь.
   Веспасия и Телониус заняли свои места, скорее торопливо, чем с достоинством. Шарлотта села рядом.
   Орган умолк. В церкви воцарилась тишина. Началась месса.
   Во время службы Шарлотта не могла вертеть головой, чтобы увидеть лица сзади, а перед собой она видела лишь спины. Чтобы не привлекать к себе ненужного внимания, она склонила голову, словно молилась, и поднимала глаза лишь на священника, загробным голосом восхвалявшего Оукли Уинтропа, словно тот был святым, ставя его в пример всем живым. Шарлотта не осмеливалась взглянуть даже на Веспасию, чтобы не встретиться с ней глазами и не прочесть в них все, что та думает не только об усопшем, но и о скорбящих по нем.
   Но вот все изменилось. Месса окончилась. Присутствующие дружно встали и устремились из темноты храма навстречу солнцу дня, обмениваясь незначительными замечаниями. Шарлотта теперь могла отыскать глазами тех, кто ей был интересен. Лорда и леди Уинтроп найти было не трудно, ибо выходившие из церкви, поравнявшись с ними, замедляли шаги; на мгновение воцарялась тишина и наступало легкое замешательство, но наконец нужные слова находились и произносились, и движение возобновлялось.
   Небольшая группа гостей, не столь важных на вид, окружила стройную, держащуюся очень прямо женщину. Короткая вуаль не скрывала ее молодости, потерянности и беззащитности. Шарлотта сразу узнала в ней вдову. Ей захотелось увидеть ее лицо. Но как это сделать?
   – Это миссис Уинтроп? – повернулась она к Веспасии.
   – Кажется, да, – та вопросительно посмотрела на своего спутника.
   – А кто это рядом с ней? – поинтересовалась Шарлотта.
   – Да, да, кто? – указала головой Веспасия. – Запоминающееся лицо. Ясность взгляда, несомненный ум, как мне кажется. Кто он, Телониус? Родственник, воздыхатель?
   Губы Квейда дрогнули в ироничной улыбке.
   – Боюсь, дорогая, я разочарую тебя. Это ее брат Бартоломью Митчелл. Человек безукоризненной репутации, без заносчивости и позы, как я слыхал. Недавно вернулся из Матабелеленда. На роль убийцы не подходит.
   – М-м… – призадумалась Веспасия.
   – А вот об этом такого с уверенностью не скажешь, – заметила Шарлотта, указывая глазами на крупную фигуру мужчины, который улыбался и раскланивался, здороваясь со знакомыми.
   – Позы и притворства ему не занимать, если мне когда-нибудь доводилось такое видеть. Кто он? – Шарлотта поздно сообразила, что он мог оказаться приятелем Телониуса. – Я хотела сказать…
   Веспасия прикусила губу, чтобы не рассмеяться.
   – Ты заслуживаешь того, чтобы знать правду, – ответила она. – Это наш близкий друг, будущий член парламента и соперник Джека на выборах. Его зовут Найджел Эттли.
   – О!..
   Но Шарлотта решила отказаться от дальнейших замечаний, увидев, что Эттли, продолжая улыбаться, направляется сквозь толпу туда, где стояли Эмили и Джек. По мере того, как он приближался к ним, его лицо странным образом менялось. Оно все больше застывало, пока не превратилось в маску вежливой любезности. Трудно сказать, отчего произошла такая перемена, но из живого его лицо стало мертвым. Шарлотта стояла слишком далеко, чтобы расслышать слова, но была уверена, что произошел банальный обмен любезностями.
   Эмили, как всегда, была изысканно одета. Черное всегда ей шло, а лицо ее светилось нетерпением, словно она ждала, когда все это закончится и начнется что-то более увлекательное, и тогда ее траурное платье само собой превратится в нечто яркое, веселое, сверкающее многоцветьем красок.
   – Мне кажется, нам следует выказать вдове наше сочувствие, – решительным тоном заявила Веспасия и повернулась к своему спутнику. – Ты представишь нас, дорогой? – спросила она с улыбкой. – Это было бы так мило с твоей стороны.
   Телониус несколько заколебался, догадываясь, что она задумала, но в то же время не был уверен, что из этого что-то получится.
   Однако Веспасия, не дожидаясь ответа, одарила его благодарной улыбкой и направилась через мощенный плитами церковный двор к Вильгельмине Уинтроп.
   Телониусу ничего не оставалось делать, как предложить Шарлотте руку и последовать за ней.
   Мина приветливо поздоровалась с ними и любезно приняла соболезнования. Все это время Барт Митчелл, ограничившись лишь вежливым кивком, молча стоял рядом.
   Увидев Мину поближе, Шарлотта еще больше утвердилась в своем первом впечатлении. Она даже показалась ей еще более хрупкой, а под вуалью ее кожа поразила ее своей бледностью.
   – Как приятно, что вы пришли, – вежливо поблагодарила их вдова. – Мы благодарны вам. У Оукли оказалось столько друзей… – Она несмело улыбнулась. – Должна признаться, я этого не знала. Мы чрезвычайно тронуты.
   – Я уверена, что вы услышите о нем еще немало такого, о чем и сами не подозревали, – успокоила ее Веспасия, даже не заметив двусмысленности своих слов.
   – О, да, безусловно, – поспешила поддержать ее Шарлотта. – Люди чаще бывают искренними и откровенными в своих чувствах именно в такие трагические моменты.
   – Вы хорошо знали капитана Уинтропа? – спросил Барт Митчелл и пристально посмотрел на Шарлотту.
   – Нет, – вмешалась Веспасия. – Моя племянница пришла, чтобы поддержать меня.
   Барт сделал глубокий вдох. Он, видимо, намеревался задать этот вопрос самой Веспасии, но, увидев ее взгляд, остерегся. Обращенный к Шарлотте вопрос мог быть понят как вежливое любопытство, но, задав его самой Веспасии, он допустил бы грубую бестактность.
   Шарлотта была рада, что все обошлось, и еще больше рада, что знакомство состоялось. Она поняла, что улыбается, хотя это было совсем неуместно.
   – Мы устраиваем небольшой завтрак, – с чувством промолвила Мина. – Возможно, вы не откажетесь, леди Камминг-Гульд?
   – Буду очень рада, – не задумываясь приняла приглашение Веспасия. – Это позволит нам лучше познакомиться, не так ли?
   Это была возможность, за которую многое отдали бы будущие дебютантки, а мечтающие попасть в высший свет не задумываясь продали бы фамильные жемчуга. Но Мина, возможно, не понимала, какой чести удостоилась, однако инстинктивно высоко оценила внимание к ней.
   – Благодарю вас и надеюсь на это.
   Веспасия добилась того, чего хотела. Соблюдая этикет, она отошла, чтобы дать возможность остальным выразить свое сочувствие вдове. Извинившись, все трое двинулись дальше, но тут же нос к носу столкнулись с леди Уинтроп. Та пробормотала слова благодарности за участие в отпевании, на что Телониус ответил, что они еще увидятся за завтраком.
   – Да? – воскликнула леди Уинтроп удивленно и улыбнулась холодной вымученной улыбкой. – Как мило поступила Мина, пригласив вас. Я буду очень рада, если вы придете. – Но в ее взгляде, брошенном на невестку, было все, кроме одобрения.
   Барт Митчелл приблизился к сестре; и в его взгляде, обращенном на Эвелин Уинтроп, была настороженность.
   – Как интересно, – заметила Веспасия, когда они сели в экипаж и направились не в дом Оукли Уинтропа, а в особняк его родителей в Челси. – Горе порой не объединяет, а разделяет семью. Хотелось бы знать, почему в данном случае?
   – В горе порой бывает слишком много гнева, дорогая, – пояснил Телониус, сидевший напротив, спиной к кучеру. Он положил сплетенные пальцы на набалдашник своей трости. – Человек вдруг испытывает одиночество, протестует против боли, причиненной ему утратой близких, или чувствует вину за то, что не смог или не успел сделать или сказать, или же просто испытывает страх перед неумолимостью смерти. Против нее все бессильны, ее не остановить. Вот и рождается гнев, который прежде всего обращен на близких. Пережив потерю, люди чувствуют свое одиночество и уверены, будто лишь они переживают утрату столь тяжело, а другие не испытывают этого.
   Веспасия улыбалась, глядя на него с нежностью.
   – Ты совершенно прав. Но я не могу избавиться от мысли, что леди Уинтроп знает что-то, чего не знаем мы. Или, во всяком случае, подозревает.
   Телониус улыбнулся ей с явным удовольствием. Он слегка наклонился вперед, когда экипаж сделал неожиданный поворот, а потом снова принял свободную позу.
   – Вполне возможно, что она знает или подозревает что-то, но куда ей до твоей фантазии, – согласился он.
   Следует отдать ей должное, Веспасия чуточку порозовела от смущения, но взгляд ее был по-прежнему полон решимости.
   – Ты так считаешь? – сухо спросила она. – А что ты знаешь о браке Уинтропов? Признаться, я о них даже не слышала. Кто такие Митчеллы?
   Шарлотта лишь успевала переводить глаза с Веспасии на Телониуса и обратно.
   – Обыкновенные люди, мне кажется, – ответил он. – Эвелин Уинтроп была недовольна этим браком. Вильгельмина не могла предложить ничего, кроме себя самой и небольшого приданого. А что касается Бартоломью Митчелла, то он отправился в Африку еще в зулусскую войну 1870 года и, кажется, провел в тех краях лет одиннадцать, побывал в Южной Африке или в Машаноленде… в общем, в тех краях. Солдат прежде всего, но и немного искатель приключений, я полагаю. – Легкая усмешка снова мелькнула на его губах. – Впрочем, не вижу в этом ничего плохого. Конечно, к приданому сестры он ничего не смог прибавить – ни славы, ни денег.
   – Следовательно, капитан Уинтроп женился по любви? – В голосе Шарлотты звучали удивление и явная симпатия.
   Телониус посмотрел на нее серьезным взглядом.
   – Хотел бы надеяться, что это так, но скорее здесь с его стороны был проявлен трезвый реализм. У него были свои амбиции, но они касались карьеры на флоте и не имели отношения к светской жизни. Уинтропы, в сущности, не из…
   Он умолк, не зная, как точнее подобрать слово, чтобы оно не показалось грубым.
   – Не из верхнего ящика комода? – подсказала Шарлотта.
   – И даже не из второго, – согласился он с иронией.
   – А разве они не в родстве со многими семьями?
   – Дорогая, если одна титулованная персона родит дюжину детей, через поколение или два они вполне могут оказаться в родстве с половиной знатных семей Англии, – пояснила ей Веспасия и снова повернулась к Телониусу. – Ты произнес слово «реализм». Это был счастливый брак? У них есть дети?
   – Двое или трое, кажется. Дочери. Одна рано умерла, две другие недавно вышли замуж.
   – Замуж? – изумилась Шарлотта. – Но она выглядит так молодо…
   – Ей было семнадцать, когда Оукли женился на ней. Дочери тоже вышли замуж примерно в этом возрасте.
   – Понимаю. – Веспасия сразу же представила себе Уинтропа как человека, разочарованного тем, что у него нет сына, хотя, возможно, она просто несправедлива к капитану. Почему его дочери так рано вышли замуж? Что это? Любовь, боязнь упустить первый же что-то суливший шанс? Как ведет себя эта семья, когда за гостями закрываются двери и с лиц сходит любезная улыбка?
   Времени на догадки не осталось, ибо экипаж подкатил к дому Уинтропов. Их уже ожидали одетые в черное лакеи, чтобы проводить в гостиную, где были накрыты столы. На белоснежных скатертях были расставлены дорогие яства. От мягкого света канделябров тускло поблескивало столовое серебро. Хотя день был солнечный, в гостиной были наглухо зашторены окна и зажжены лампы – знак того, что в дом пришла смерть.
   – Господи, как в похоронном бюро. – Веспасия произнесла это почти шепотом и тут же улыбнулась, увидев Эмили и Джека Рэдли в нескольких шагах от них. – Впрочем, никто не знает, какими должны быть настоящие похороны… Здравствуй, Эмили, дорогая. Ты прекрасно выглядишь. А как малютка Эванджелина?
   – Растет, хорошо ведет себя, – гордо ответила Эмили. – Она такая хорошенькая.
   – Какой сюрприз, Джек! – Веспасия не скрывала известной иронии, приветствуя Джека Рэдли. – Как идет твоя избирательная кампания? Много ли времени осталось до дополнительных выборов?
   Джек тут же уделил ей все свое внимание. До женитьбы на Эмили своими успехами в обществе он был обязан красивой наружности и прекрасным манерам. Веспасия была единственным человеком, с которым он был до конца честен и откровенен. Он знал, что Веспасия – тетя Джорджа, и, хотя не сомневался в том, что Эмили любит его, в трудные для себя моменты чувствовал за собой тень Джорджа. У того было все – богатство, красота, обаяние и непринужденная естественность человека, рожденного в роскоши. Ранняя смерть была виной тому, что он так и не смог во многом проявить себя.
   – Осталось чуть меньше пяти недель, леди Камминг-Гульд, – серьезно ответил Джек. – Надеюсь, что правительство вскоре объявит дату. А что касается хода кампании, то здесь пока похвастаться нечем. У меня очень сильный противник.
   – Ты так считаешь? Я очень мало знаю о нем.
   – Найджел Эттли. – Джек назвал имя соперника, следя за лицом Веспасии и гадая, насколько серьезен ее интерес или это попросту светская любезность. Видимо, что-то убедило его в первом, ибо он тут же удовлетворил ее любопытство. – Ему чуть больше сорока, младший сын богатого отца, но мало известен в высших кругах общества. Был долгое время ревностным сторонником правительственного курса, и те, кто его выдвинул, полны уверенности в его победе. – Он грустно поморщился. – Мне кажется, что это награда за его лояльность в прошлом.
   – Во что он верит? – спросила Веспасия серьезно.
   Джек неожиданно засмеялся своим заразительным смехом.
   – В себя.
   – Какова его платформа? – с улыбкой промолвила она, ставя вопрос иначе.
   – Возврат к старым ценностям, сделавшим нас великой державой, или что-то в этом роде. Это в общих чертах, а конкретно – закон и порядок в наших городах, реформа полиции, с тем чтобы ее деятельность стала более эффективной, ужесточение мер и наказаний…
   – Ирландский вопрос? – спросила Веспасия.
   Рэдли снова удивился ее осведомленности.
   – Нет, он не так глуп, чтобы браться за это. Это привело к падению Гладстона и погубит еще не одного политика, если тот включит в свою программу вопрос об автономии. А это единственное его решение.
   Мимо них прошла группа пожилых джентльменов, тихо переговаривающихся между собой. Кивнув Телониусу, они проследовали дальше. Какой-то морской офицер, повысив голос во внезапно наступившей тишине, сконфуженно умолк, залившись краской стыда.
   – Эттли не будет делать никаких громких заявлений, – продолжал Джек. – Он произнес речь против анархии и шинн-фейнеров, но это каждому под силу.
   – Он очень критикует полицию, – заметила Эмили и обменялась с Шарлоттой взглядом. – За это я его терпеть не могу, – весело заключила она.
   – Дорогая, ты должна за что-то невзлюбить его, – обнял ее за плечи Джек. – Но это отличная причина, она обеспечит мне солидную платформу для предвыборной борьбы. – Он вздохнул. – Хотя последнее убийство не очень поможет мне. Это уже второй маньяк в Лондоне за последние два года, а полиция и первого еще не поймала.
   Эмили опять посмотрела на Шарлотту. В глазах ее стоял безмолвный вопрос.
   – Да, – ответила Шарлотта.
   – Томас ведет расследование? – догадался Джек. – Есть какие-либо успехи? Едва ли удобно спрашивать родных, хотя лорд Уинтроп на что-то мрачно намекает, грозится и обещает с кем-то поговорить.
   – Я не думаю, что это дело рук маньяка, – тихо ответила Шарлотта. – Насколько мы знаем, это похоже на личную месть. Вот поэтому мы все здесь. Чтобы помочь Томасу.
   – Он знает об этом? – спросил Рэдли.
   – Не будь глупым, – быстро остановила его Эмили. – Мы скажем Томасу, как только сможем найти что-то полезное ему. Я думаю, нам скоро это удастся.
   Одной этой фразой Эмили сразу же включила себя в число участников всего, что задумали Веспасия и Шарлотта. Леди Камминг-Гульд сдержанно улыбнулась, но ничего не сказала.
   Их беседу прервало появление Найджела Эттли. Шарлотта увидела, что он не так уж высок, каким показался ей издали, но вблизи взгляд его голубых глаз показался ей жестче. От него исходила какая-то недобрая энергия, но свободные манеры и самоуверенность как бы маскировали ее.
   – Добрый день, леди Камминг-Гульд, – поздоровался он с легким поклоном. – Мой лорд, – приветствовал он Телониуса, как приветствуют при дворе. – Я рад, миссис Рэдли… – Он подождал, когда его представят Шарлотте.
   – Моя сестра, миссис Питт, – познакомила его Эмили с Шарлоттой.
   – Как поживаете, миссис Питт? – Он едва склонил голову, так что это даже не был кивок. – Как великодушно, что вы поддержали семью Уинтроп в этот ужасный для них момент. Надеюсь, полиция на сей раз проявит большую компетентность и поймает этого негодяя, но сам факт, что это могло произойти в центре Лондона, говорит о том, до какого состояния дошло наше общество. Я полагаю, нам удастся выправить эту ситуацию после предстоящих дополнительных выборов. Уверен в этом. – Он смотрел на Джека с улыбкой, но смысл его слов не вызывал сомнений, на чьей стороне будет победа.
   – Очень рада, – ответила Шарлотта с заметным ехидством в голосе и деланой любезностью на лице. – Мы были бы счастливы, если бы такое больше никогда не повторилось. Лондон был бы вам благодарен, мистер Эттли. Да что Лондон – вся Англия.
   Найджел с удивлением уставился на нее, вскинув светлые брови.
   – Благодарю вас, миссис Питт.
   – Как вы собираетесь это сделать? Это так интересно! – на едином дыхании произнесла Шарлотта, не собираясь отступать и изобразив живейший интерес.
   Эттли был настолько озадачен, что какое-то мгновение молча смотрел на нее.
   – Мы… э-э-э…
   – Да, да, вы? – подзадорила его Шарлотта. – Увеличив количество полицейских? Патрулируя ночью все дорожки в парках? Боюсь, кому-то это покажется нарушением прав граждан, как вы считаете? – Она пожала плечами. – Мастера темных дел, видимо, забеспокоятся.
   – Не думаю, что патрулирование парков что-либо даст, миссис Питт, – важно заметил он, обрадованный, что смог легко возразить по конкретному вопросу. – Когда происходят преступления, нам надо действовать более эффективно, чтобы общественность верила в силу закона.
   – Да, вы правы, – согласилась Шарлотта. – Нам нужен на этом месте человек вашего опыта, знаний и ума.
   – Благодарю вас, миссис Питт. Очень великодушно с вашей стороны, но у меня уже есть своя карьера.
   – Член парламента, если победите на выборах?
   – Да, если это произойдет, – Найджел широко улыбнулся и посмотрел на Джека.
   – Однако уже сейчас, мистер Эттли, вам ничего не мешает поделиться своими соображениями, как бороться с преступностью. Почему бы, например, не подсказать человеку умному, проницательному, хорошо знающему недостатки и пороки человека и общества, как поймать преступника, совершившего это чудовищное убийство?
   Эттли на мгновение снова растерялся, но вскоре лицо его приняло прежнее любезное выражение. Эмили обменялась взглядом с Джеком. Веспасия и Телониус замерли.
   – Поймать маньяка очень трудно, миссис Питт, – начал он при всеобщем молчании. – Полиции следует более тщательно выполнять работу, увеличить количество квалифицированных людей, умеющих работать и хорошо знающих обстановку, а также четко определить, кто из граждан в районах их ответственности вызывает подозрение, а кто просто опасен.
   – А если это сделал не маньяк? – спросила Шарлотта.
   На этот вопрос у Эттли сразу нашелся ответ.
   – В этом случае дело надо поручить людям, обладающим властью и влиянием. Нам нужны личности, которые могут заручиться лояльностью тех, кто способен действовать силой своего авторитета в нужных сферах. – Голос его окреп. – Я думаю, вы меня поняли, мэм, и нет надобности вдаваться в подробности о том, о чем разумно промолчать.
   Шарлотта с неприятным холодком страха поняла, на что намекает Эттли. Взглянув на Джека, она увидела, как тот насторожился. Телониус Квейд переступил с ноги на ногу, и Шарлотте показалось, что его бледное лицо побледнело еще больше.
   Любезная улыбка Найджела Эттли стала уверенной.
   Возможно, Шарлотте стоило бы после этого помолчать, но не успела она задуматься об этом, как уже слышала словно со стороны собственный голос, полный наивности и простодушия:
   – Вы хотите сказать, что сомневаетесь в лояльности нынешних сил, мистер Эттли?
   Тень раздражения мелькнула на его лице, но он сделал над собой усилие.
   – Что вы, миссис Питт, разумеется, нет. Я имел в виду лишь некоторых, кто… – Он попытался подобрать подходящее слово, но так и не смог. – Я имел в виду другие силы и влияние, которые пока, к прискорбию, не используются. Гражданская совесть и ответственность перед обществом – понятия более глубокие, чем служебный долг. – Лицо его стало снова спокойным. Он явно был доволен своим ответом.
   В гостиной стало шумно, слышался звон бокалов и приглушенные голоса слуг, предлагающих еду и напитки.
   – Понимаю, – сказала Шарлотта, глядя на него широко открытыми наивными глазами. – Некий молчаливый уговор о передаче информации. Обмен доверием.
   – Нет! – Лицо Эттли слегка порозовело. – Конечно, нет! Вы неправильно меня поняли, миссис Питт.
   – Простите. – Она попыталась сделать вид, что смущена и раскаивается за сказанную глупость. – Тогда объясните мне, что вы имели в виду. Я действительно плохо вас поняла.
   – Возможно, вы не очень осведомлены в этом вопросе, – процедил он сквозь зубы, пытаясь улыбнуться. – Но такие вещи не объясняют.
   Шарлотта опустила глаза, а затем бросила взгляд на Джека. Тот вовсю улыбался – казалось, искренне и без всякой задней мысли, – но она поняла, сколь внимательно он прислушивался к ее разговору с Эттли.
   – Тебе придется, обращаясь с трибуны к избирателям, яснее выражать свои мысли, а то ты повергнешь их в такое же недоумение, в какое поверг сейчас миссис Питт, – шутливо заметил Джек, обращаясь к Эттли. – Надеюсь, ты не хочешь, чтобы тебя заподозрили в пропаганде каких-то тайных обществ?
   Краска залила не только широкие щеки Эттли, но и его шею. Рот его зловеще сжался. Веспасия не спускала с него глаз. Телониус шумно вздохнул. Эмили, насторожившись, с интересом наблюдала за спорящими.