Энн Перри. Палач из Гайд-парка

   Где-то послышался звон разбитого бокала.
   – Глупости, Джек! – воскликнула Шарлотта звенящим голосом. – Разве тайные общества пропагандируются с избирательной трибуны? В таком случае они уже перестают быть тайными, не так ли? – Она повернулась к Эттли с вопросом в глазах. – Это верно, как вы считаете?
   – Конечно, – недовольно буркнул тот. – Сам этот разговор абсурден. Я просто говорил, что наличие во главе полиции людей компетентных позволит добиться большего уважения и содействия со стороны влиятельных кругов. Это понятно каждому, даже мало осведомленному человеку. Не так ли?
   – Да, это понятно, – скромно ответила Шарлотта, словно иронизируя над собой, и посмотрела на Эттли. Он снова покраснел, но теперь едва заметно, и сбивчиво повторил что-то о недоразумении. Затем окончательно умолк.
   – Какими, по-вашему, должны быть эти компетентные люди? – не отступала Шарлотта. – Ведь не каждый джентльмен сведущ в сыскной работе, особенно когда речь идет о так называемых обычных преступлениях, таких, например, как кражи или подлог. – Она повернулась к Телониусу и Веспасии, но тут же снова перевела взгляд на Эттли. – Или, возможно, следует иметь два рода полицейских сил – одни для расследования обычных преступлений, а другие – для особых? А как мы определим в каждом случае, какое преступление совершено – обычное или особо тяжкое?
   Лицо Эттли стало каменным.
   – Если позволите, мэм, я постараюсь дать ответ, используя в качестве примера вашу персону. Почему женщине предназначено место хранительницы очага, воспитательницы детей и вдохновительницы мужа, которому предстоят испытания не только на поле брани, но и в обыденной жизни, будь то банковское дело или торговля? У вас, женщин, иной склад ума, и так было угодно природе и Богу для блага и счастья человечества. – Он произнес это единым духом, без тени иронии, и улыбнулся как автомат, чуть шевельнув губами. – Прошу извинить меня, мне надо поговорить кое с кем. Я вижу здесь Лэндона Харлвуда. Рад был видеть вас, леди Камминг-Гульд, мистер Квейд, миссис Питт.
   И не дав им опомниться, он откланялся и ушел.
   Шарлотта едва не задохнулась от гнева.
   – Вот так, дорогая! – сердито воскликнула Эмили. – Отправляйся домой, подшивай подол своих юбок, пеки хлеб, но не вздумай ворочать мозгами. Это не твое женское дело, твои мозги другого сорта и для этого не приспособлены.
   – Еще как приспособлены! – с энтузиазмом воскликнул Джек, крепко обняв Шарлотту за плечи. – Послушав тебя, я убедился, что ты смело можешь участвовать в политических дебатах. Мне бы хоть половину твоего таланта, я бы в порошок стер этого Эттли.
   – И нажили бы смертельного врага, – тихо промолвил Телониус. – Он не из тех, кто позволит высмеять себя. Но честно победить его на выборах – это другое дело. Над вашим острословием люди посмеялись бы, но ничего не поняли. А вот его угрозы – это не пустые слова. Он, бесспорно, член «Узкого круга» и, чтобы победить на выборах, обратится, если понадобится, к ним за помощью.
   – Знаю. Но я не пошел бы к ним, даже если бы мне сулили пост премьер-министра.
   – Без помощи вам будет трудно, Джек, – предупредил его Телониус. – Это не значит, что я советую это сделать, просто надо быть реалистом. – Взгляд его стал серьезным. – Обещаю, если вы не сдадитесь, мой друг, помочь, чем только будет в моих силах и чего бы мне это ни стоило.
   – Благодарю вас, сэр. Я принимаю вашу помощь.
   Эмили крепко сжала локоть мужа. Веспасия придвинулась поближе к своему другу. Глаза ее сияли – то ли от гордости, то ли от нежности.
   Шарлотта наблюдала, как Эттли подошел к высокому элегантному Лэндону Харлвуду, который, повернувшись, встретил его с улыбкой, как старого друга. Эттли что-то говорил ему; Шарлотта, естественно, ничего не слышала – слишком далеко они были, – но видела, как кивал и улыбался Харлвуд. Оба, не прерывая оживленной беседы, здоровались с проходившими мимо знакомыми. Эттли наконец непринужденно расхохотался, а Харлвуд положил ему руку на плечо.
   Однако их беседу прервал лорд Уинтроп, попросивший у гостей внимания. В кратком слове он поблагодарил всех пришедших отдать дань памяти его сыну. Он помянул его заслуги, его прекрасный характер и сказал, какую утрату понесла его семья, друзья и чуть ли не родина.
   Присутствующие одобрительно бормотали что-то, кивали головами, но кое-кто смущенно переглядывался.
   Шарлотта осторожно отыскала глазами вдову, которая, откинув с лица вуаль, стояла с бледным лицом, высоко подняв голову. Рядом стоял ее брат. Черты лица ее были почти прекрасны в своем спокойствии, но казались лишенными какого-либо живого выражения. Она все еще не пришла в себя от шока или же всегда была бесстрастной и ее спокойствия не нарушила даже ужасная смерть близкого ей человека, гадала Шарлотта. Или она обладает почти нечеловеческой выдержкой и не хочет никому открывать глубину своего горя? Возможно, в ней борются противоречивые чувства, это пугает ее, и она боится выдать себя.
   Единственным признаком того, что вдова слышит слова старого лорда, было невольное движение ее опущенной вдоль черной шелковой юбки бледной руки, ищущей большую сильную руку брата, стоявшего рядом. Найдя, она сжала ее.
   На лице Барта Митчелла Шарлотта тоже ничего не смогла прочесть. Она лишь успела заметить, что у него такие же голубые и ясные глаза, как у старого лорда, но в них не было его доброты и ничего похожего на печаль. Он крепко держал сестру за руку.
   Вдруг внимание Шарлотты привлекла одна женщина. Ее гладко причесанные золотистые волосы сверкали от падавшего на них света канделябров, на лице было восторженное внимание. Лорд Уинтроп пожелать себе не мог более внимательной и благодарной слушательницы, к тому же разделявшей полностью все, что он говорил.
   – Кто она? – шепнула Шарлотта сестре.
   – Понятия не имею, – ответила тоже шепотом Эмили. – Я видела ее и миссис Уинтроп вместе, и они, кажется, симпатизируют друг другу. Я думаю, она друг семьи.
   – Но она, кажется, не разделяет чувств вдовы, вернее, отсутствия их.
   – Очевидно, она любила покойного больше, чем его собственная жена, – предположила Эмили. – Возможно, она то, что ты ищешь. Вернее, что ищет Томас.
   – Любовница?
   – Тсс. – Худая женщина, стоявшая впереди, обернулась через плечо и уставилась на них, вопросительно подняв брови.
   Эмили, вскинув одно плечо, посмотрела на нее и тоже подняла брови в вопросе.
   Женщина презрительно фыркнула.
   – Некоторые все еще не научились вести себя, – сказала она достаточно громко, чтобы сестры услышали.
   – Шш… – прошипела на них женщина слева.
   – Вот! – возмущенно сказала худая женщина.
   Речь лорда Уинтропа наконец подошла к концу, лакеи с подносами задвигались среди гостей. На подносах стояли бокалы со сладкой мадерой или легким сухим вином и лимонадом для дам.
   Эмили, скорчив гримаску, взяла белое вино. Шарлотта, поколебавшись, ограничилась лимонадом. Ей нужно было сохранить светлую голову, да и само событие не располагало к удовольствиям.
   – Я должна познакомиться с этой блондинкой, – решительно сказала она сестре. – Как бы это придумать?
   – Я не могу думать о всяких церемониях и прочем. Я выберу иной способ, более простой, – ответила Эмили.
   – Какой же?
   Вместо того чтобы объяснить Шарлотте, что она имеет в виду, и дать сестре возможность отказаться, Эмили тут же продемонстрировала, как она это сделает. Извинившись, она протиснулась мимо группы мужчин, вспоминавших былые походы и беднягу Оукли Уинтропа, и направилась прямо к Торе Гаррик. В двух шагах за нею неуверенно следовала Шарлотта.
   – Миссис Уотерс! – восторженно воскликнула Эмили. – Я верила, что мы обязательно снова встретимся! Правда, не при таких печальных обстоятельствах. Как вы, дорогая?
   У Торы, когда она обернулась, был испуганный вид. Она с удивлением и тревогой смотрела на незнакомую ей женщину, но, увидев ее улыбающееся лицо и сияющие глаза, немного сконфузилась.
   – Боюсь, вы ошиблись. Я Гаррик, а не Уотерс. Мой покойный муж Сэмюэль Гаррик был лейтенантом королевского военного флота. Вы, возможно, слышали о нем?
   – О боже, простите меня, – рассыпалась в извинениях Эмили. – Какая ужасная ошибка. Видимо, мое зрение меня подвело, я близорука. Теперь, когда я вижу вас вблизи, то понимаю, что ошиблась. – Она развела руками. – Миссис Уотерс, во-первых, ниже ростом и гораздо старше… конечно, она не скажет мне спасибо за такую характеристику, поэтому, надеюсь, вы никогда не расскажете ей. Но у вас совершенно одинаковый чудесный цвет лица и прелестные волосы.
   Тора покраснела от удовольствия и растерянности.
   – Вы простили меня, миссис Гаррик? – поспешила спросить Эмили и схватила Шарлотту за руку. – Это моя сестра Шарлотта Питт, вы знакомы? Нет, разумеется, вы не могли быть знакомы, иначе она не позволила бы мне совершить такую глупую ошибку.
   – Здравствуйте, миссис Питт, – начиная нервничать, сказала Тора.
   – О, совсем забыла! – воскликнула Эмили. – Раз вы не миссис Уотерс, то вы не знаете, кто я. Я – Эмили Рэдли. Я так рада, что мы познакомились. Если, конечно, вы не против.
   – Конечно, я тоже очень рада. – Это все, что нашлась ответить совсем обескураженная Тора.
   Эмили ослепительно улыбнулась.
   – Как это мило с вашей стороны, особенно в такой печальный день. Вы хорошо знали бедного капитана Уинтропа? Или я допускаю бестактность?
   – Нет, конечно, нет, – успокоила ее Тора. – Я знала его хорошо. Он служил вместе с моим мужем, прекрасным офицером и человеком. В чем-то они с бедным капитаном Уинтропом даже были похожи. Преуспевали во всех своих начинаниях, были сильны духом и телом, у каждого из них было высокое чувство долга и цели. Надеюсь, вы понимаете меня?
   – Да, да, конечно, – поспешила заверить ее Эмили. – Некоторых мужчин невозможно свернуть с того пути, который они считают верным, несмотря на все соблазны.
   Лицо Торы просияло.
   – Совершенно верно. Вы замечательно точно это подметили, – согласилась она. – Особенно это касается профессии моряка. Они не сворачивают со своего пути, а за ошибки платят жизнью. Дорогой Сэмюэль часто это повторял. Он был точен и аккуратен, как и капитан Уинтроп. Они были такими. Я люблю мужчин, отдающих приказы и исполняющих их, а вы? Что было бы с миром, если бы мы все были беспечны, беспорядочны, полагались лишь на интуицию и на «авось»? Боюсь, увы, что я именно такая.
   – Это присуще артистам, я полагаю. – Эмили нахмурилась. – Они очень непостоянны. Я представляю, как вы любили капитана Уинтропа, ведь он так похож на вашего покойного мужа.
   – Я его очень уважала, – тепло поблагодарила ее Тора, но в голосе ее слышались виноватые нотки. – Он был крестным отцом моего сына.
   Она повернулась налево и указала на юношу с такими же светлыми волосами, как и у нее, но остальные фамильные черты едва угадывались из-за несходства выражения лица. За мечтательной тонкостью черт матери скрывалась спокойная и безоговорочная вера в обретенную ею прекрасную правду. В сыне все было переменчиво. Поиски, сознание вины, разочарование – все это можно было уловить в его меняющихся глазах, в изгибах губ. Он был еще далек от того покоя, которого достигла его мать. А пока что юноша усаживался, бережно держа в одной руке гриф виолончели, а в другой – смычок.
   – Это мой сын Виктор, – тихо прошептала Тора.
   – Он будет играть? – с интересом спросила Шарлотта. Как далек был этот мальчик от образа своего отца, самоуверенного морского офицера, который создался в ее воображении после рассказов Торы Гаррик.
   – Мина Уинтроп попросила его, – пояснила Тора. – Виктор действительно хорошо играет, но, я думаю, она попросила его потому, что он очень привязан к ней, и чутьем поняла, что подобная просьба поможет ему менее остро переживать эту трагедию. Мой сын счастлив, что может хоть что-то сделать для нее.
   – Как это благородно с ее стороны, – согласилась Эмили. – В такой тяжелый для нее момент она проявляет чуткость и внимание к другим. Я восхищаюсь ею.
   – И я тоже, – добавила Шарлотта. – Я едва знаю ее, но уже испытываю к ней симпатию.
   – Я должна по-настоящему вас познакомить, – быстро пообещала Тора. – Как только он сыграет…
   Она умолкла, остановленная наступившей тишиной. Все повернулись к Виктору, скорее из вежливости к молодому музыканту, чем из подлинного желания слушать музыку. Но как только его смычок коснулся струн и в тишине прозвучала дрожащая густая нота, все изменилось. Звук, такой печальный, одинокий, заставил всех обратиться в слух. Музыкант не имел перед собой нот, он играл по памяти, извлекая звуки словно из собственной опечаленной души.
   Шарлотта, бросив взгляд на вдову, увидела слабую тень улыбки на ее губах. Глаза Мины были устремлены на музыканта. И хотя он играл что-то щемяще-печальное, лицо ее было спокойным, а глаза – сухи. Возможно, в них уже не оставалось слез, бедняжка все их выплакала, гадала Шарлотта. А может, она все еще в шоке от случившегося или из тех, кто не умеет плакать?
   Лорд Уинтроп, с очень бледным лицом, словно застыл. Видимо, ему нелегко было сдерживать свои чувства. Попыталась это сделать леди Уинтроп, но не смогла. Слезы переполнили ее глаза и залили лицо. Вокруг нее сразу же захлопотали две или три подруги, обступив ее, словно желая защитить или просто дать ей почувствовать их близость и поддержку.
   Тора Гаррик, стоявшая рядом с Шарлоттой, держалась очень прямо; лицо ее сияло гордостью, словно она присутствовала на церемонии военного погребения. По ее мнению, сын мог бы так же хорошо играть и похоронный марш.
   – Виктор очень одаренный юноша, – похвалила Шарлотта, когда виолончель умолкла. – Он играет так вдохновенно.
   – Признаюсь, я никогда еще не слышала, чтобы он так прекрасно играл, – с некоторым удивлением сказала Тора. – Очевидно, то, что я слышала, были всего лишь упражнения. Мой сын очень дружил с капитаном Уинтропом. Оукли так напоминал ему отца, погибшего на боевом посту семь лет назад. – Голос ее звучал глухо от нахлынувших чувств, лицо застыло. – Бедняжке Виктору было всего семнадцать. Трудно мальчику расти без отца, миссис Питт. – Она печально покачала головой. – Это так ужасно. Иметь пример отца перед собой – это так важно, как вы считаете? При всей своей любви и преданности мать не может дать сыну все, что нужно: мужество, понятие о чести и самоотверженном исполнении долга, а главное – самосовершенствование.
   На сей счет Шарлотта имела свое мнение. У нее не было братьев. Был сын, Дэниел, однако ему было еще рано думать об этих важных для мужчин качествах.
   Но Тору, кажется, мало интересовало мнение Шарлотты.
   – Бедный Оукли старался дать ему все, что не успел отец. Он поощрял его, много рассказывал о флоте. Разумеется, он оказал бы ему всяческое содействие в карьере, если бы Виктор того захотел.
   – Вы, должно быть, искренне любили капитана Уинтропа, – промолвила Шарлотта.
   – Да, – чистосердечно призналась миссис Гаррик. – Я не могла относиться к нему иначе, он был так похож на моего дорогого Сэмюэля. В нем были те же достоинства. Разве можно не любить таких мужчин, как вы считаете? А какой счастливой должна считать себя та, которая в своей жизни заслужила уважение двух таких мужчин… Сэмюэль был очень преданным отцом и мужем. Я постоянно напоминаю об этом Виктору, боясь, что время сотрет это из его памяти.
   Будь на месте Шарлотты кто-то другой, он заподозрил бы в этом признании Торы ее близость с обоими мужчинами. Но Шарлотта, дивясь наивности и искренности ее восторженных слов, не могла не поверить, что в случае с капитаном речь идет о простом романтическом обожании.
   Однако знала ли об этом Мина Уинтроп? Воспринимала ли она это платоническое обожание как любовь? Не прячет ли она под своей холодной хрупкостью ревнивое сердце обманутой жены? Какова в ее жизни роль брата? Шарлотта поискала глазами Барта Митчелла. Она почти сразу нашла его. Он стоял один в тени большой колонны, поддерживавшей балкон. Взгляд его был неподвижен и, насколько Шарлотта могла определить, был устремлен на Тору.