— Здесь что-то было! — закричала девушка.
   По ее мыслям Мима увидел, как призрачная, похожая на скелет отвратительная тварь подкрадывается к ней, но пропадает, когда принцесса оборачивается.
   — Тут нет людей или каких-то других существ, кроме нас, — напомнил ей Мима. — Мы бы услышали их мысли.
   — Я видела его, — настаивала принцесса, и он знал, что она действительно видела… или верила в это.
   Из чего следовало, что, возможно, здесь побывал не человек и не животное. Неужели в Замке обитают демоны?
   — Демоны! — в ужасе воскликнула девушка.
   Но с какой стати подобная нечисть появится в месте, предназначенном для влюбленных?
   — Чтобы вынудить их быть вместе, — сказала принцесса.
   Конечно же! Тот, кто постарается спать отдельно от другого, очутится в обществе пренеприятнейших потусторонних существ. Малахитовый Восторг явно была крайне обеспокоена; Мима чувствовал это по ее мыслям. Так что же им делать?
   — Я не буду обращать на него внимания, — отважно заявила принцесса. Но хотя она искренно намеревалась сделать над собой такое усилие, Мима чувствовал ее глубочайший страх перед демоническими силами. Она не сможет спать.
   Долг мужчины — защищать женщину от любой возможной угрозы всеми доступными средствами. Мима понимал, что его меч бессилен против демона, — но разве в этом дело? «Я останусь стоять на страже», — подумал он.
   — Я не могу просить тебя об этом, — запротестовала она. Но ей хотелось это сделать, потому что она была по-настоящему напугана.
   «Я буду спать около входа, — решил Мима, внося поправку в свое намерение. — В этом нет ничего трудного».
   — Как бы я желала поблагодарить тебя, принц Гордость Княжества, — проговорила девушка с явным облегчением. Они оба знали, почему она не может.
   — Лучше зови меня Мима, — пропел он.
   — Мима — это имя, которое тебе дали в балагане, — догадалась принцесса.
   — Там ты встретил женщину, которую любишь.
   «Где я был счастлив», — согласился он.
   Она легла на свою большую мягкую постель с пуховыми подушками и разноцветными одеялами, а он сел у двери и уснул, как спят воины, готовый к любому внезапному вторжению. Лампу они не погасили, дабы никто не смог прокрасться незамеченным.
   Вдруг Мима проснулся и вскочил на ноги. Чудовищный демон крался к постели. Малахитовый Восторг повернулась, увидела его и закричала.
   Мима прыгнул, выхватывая меч из ножен, но демон беззвучно просочился сквозь стену и исчез.
   Принц подошел к кровати, где лежала Малахитовый Восторг, дрожа от потрясения. Ее чувства представляли собой спутанный клубок отвращения, страха и стыда, поскольку она понимала, что обременяет Миму, несмотря на твердое намерение не причинять ему больше беспокойства.
   Он подошел, сел на кровать и обнял ее. «Невинности свойственно страшиться зла», — успокаивающе подумал Мима. Сам он, безусловно, не испытывал никакого страха, разве что омерзение к себе, так как позволил этой твари проникнуть в спальню. Ведь он был на страже, разве нет?
   Девушка всхлипывала у него на плече. Но вскоре, почувствовав бесстрашие Мимы, успокоилась.
   — Я… я прошу прощения за свою слабость, которая доставляет тебе столько хлопот. Я вовсе не хотела…
   «Знаю». В Замке не было места притворству; ее страх был неподдельным, а его бесстрашие — искренним. Их обучали разным вещам.
   — Ведь именно это и должен сделать Замок, — сказала она. — Бросить нас друг другу в объятия…
   — Здесь нет любви, — ответил Мима. — Так я мог бы держать испуганного ребенка.
   Его слова еще пуще смутили принцессу, тем более что она не могла этого отрицать.
   — Ну и пусть я буду ребенком, — согласилась она. — Мои слабость и унижение открыты для тебя, и я заслуживаю презрения.
   «Ты не выказала презрения, когда я заикался», — напомнил Мима.
   — Но с заиканием ты ничего не можешь поделать!
   — А ты ничего не можешь поделать с этим.
   Девушка помолчала, задумавшись.
   — Я не выказала презрения, потому что не чувствовала его, — медленно проговорила принцесса. — Но если бы вдруг почувствовала, то теперь изменила бы свое мнение. Ты смелый мужчина и добрый.
   «Я принц. Я такой, каким меня обучили быть».
   «Смелости — да, обучили, — подумала она в ответ, — однако не доброте».
   «Наилучший правитель тот, кто смягчает правосудие милосердием», — отозвался Мима, вспоминая, чему его учили.
   «В тебе милосердие сильнее, нежели ему надлежит быть».
   Он знал, что это правда. Мима овладел всеми телесными способностями, необходимыми для исполнения его обязанностей, но не чувствами. Если бы он обладал должной твердостью, его бы не тронула судьба наложниц, которых он отверг, или раболепство офицера, доставившего его обратно. Он был слаб, и отец, Раджа, виртуозно играл на этой слабости.
   — Ах, Мима! — воскликнула принцесса, прочитав его мысли. — Я и не знала!
   «Тебе и не следовало знать. Разве на тебя не оказывали такое же давление, чтобы ты прилетела сюда?»
   — Ну, не совсем. Отец просто взял да отправил меня в Замок. У меня не было выбора!
   «Ты женщина, — согласился он. — Принц может уступить; принцесса обязана подчиниться».
   — Физически, — уточнила она. — Но мое сердце принадлежит только мне.
   «Или тому, кого ты любишь».
   — Да, — подтвердила принцесса.
   И тут нечаянно Миме открылась еще одна сторона ее смущения — у принцессы не было другой любви. Тот человек, который интересовал ее, ни в коей мере не был ровней Миме, да и принцем не был. Этот интерес за последние несколько часов испарился, словно утренняя роса. Она противилась приезду сюда просто потому, что не хотела быть пешкой в чужой игре, отданной какому-то мужчине для укрепления политического союза. Она же не наложница!
   «Я никогда и не думал о тебе как о наложнице!» — мысленно заверил ее Мима.
   — О, как бы мне хотелось держать свои мысли при себе! — застонала принцесса. — Все мои секреты так и сыплются из меня!
   «Твои секреты тебя очень красят», — успокоил он.
   — Лучше бы я лежала перед тобой обнаженной!
   Она уже стояла голая перед ним, когда мылась. Тем не менее Мима совершенно точно понял, что она имела в виду. Женщина гораздо в большей степени, чем мужчина, создание, состоящее из лакомых тайн, сокровенных мест, и обнажать их — жестоко.
   — Спасибо, — сказала она.
   «Ляг. Усни. Я буду начеку».
   — Демона вызывает наша разъединенность, — проговорила принцесса. — Обними меня и засни сам — тогда демон не явится.
   Сущая правда. Эта тончайшая личностнейшая сеть Замка опутывала и раздражала Миму, но он не видел способа вырваться из нее.
   Они легли рядом, она — в ночной рубашке, он — в дневной одежде, с мечом на поясе.
   «Завтра мы бежим отсюда», — твердо решил Мима.
   — Завтра, — подтвердила принцесса. И они тихо уснули.
 
 

4. БУРЯ

   Когда утром они проснулись, Мима отвернулся, пока Малахитовый Восторг одевалась; затем они пошли в апартаменты Мимы, где отворачивалась уже она, когда он переодевался в чистое. Но это вряд ли имело значение: полная открытость их мыслей и чувств делала физическую скрытность бессмысленной.
   Позавтракав, они пошли прогуляться к тихому озеру. «Дважды два — четыре, — напряженно думал Мима. — Дважды четыре — восемь». Такое упражнение хорошо отвлекало от всевозможных других мыслей.
   Сначала Восторг поглядывала на него подозрительно, потом кивнула. Она была весьма сообразительна. «Дважды три — шесть, — считала девушка, снимая платье. — Дважды шесть — двенадцать».
   Иногда их вычисления вклинивались одно в другое, мешая сосредоточиться. Тогда они просто начинали считать снова, покуда опять не сбивались.
   Раздевшись, молодые люди вошли в воду и поплыли к дальнему берегу. Мима не решился прямо спросить Восторг, умеет ли она плавать, потому что это могло выдать его намерения. Было ясно, что плавает она очень хорошо; более того, девушка выглядела особенно мило, загребая воду рядом с Мимой. Он вспомнил русалку в чане, — но Восторг была куда красивее полущуки.
   «Дважды двадцать четыре — сорок восемь!» — напряженно думала Восторг, напоминая Миме, чтобы он не отвлекался от своей арифметики. Он почувствовал себя виноватым.
   Озеро они переплывали довольно быстро, но, когда уже приближались к противоположному берегу, вода вокруг них забурлила, и маленькие рыбешки самых разных цветов стали стайками шнырять вокруг.
   А потом вдруг четыре рыбины высунули из воды головы и запели:
   — Если б твой отец узнал, он бы страшно разгневался!
   Восторг хлебнула полный рот воды и закашлялась. Несколько секунд она молотила по воде руками, затем наконец пришла в себя.
   — Мой отец! — горестно воскликнула она.
   Мима плавал поблизости, желая убедиться, прежде чем плыть дальше, что девушка оправилась. Говорящие рыбы его тоже немало поразили, но, видимо, это была всего лишь невинная демонстрация. Он оглянулся назад и увидел, что, рассекая поверхность озера, к ним приближается огромный плавник.
   Вот теперь он ощутил страх, поскольку был безоружен и плохо подготовлен к защите в воде. Восторг, разумеется, была еще более уязвима. Она закричала.
   Плавник обогнул их и пронесся между ними и берегом. Потом замер, выжидая.
   Мима оценил положение. Говорящие рыбы доказывали, что их попытка убежать не осталась незамеченной, а плавник недвусмысленно давал понять, что она не останется безнаказанной. Мима вздохнул и показал рукой в сторону Замка. Они поплыли назад, и плавник не преследовал их.
   Оставшуюся часть дня Мима и Восторг провели, гуляя в садах и отдыхая в беседках. Молодые люди все время были вместе, и это оказалось довольно приятно. Замок ничем не угрожал им, пока они были рядом и не пытались бежать. Однако такая близость постоянно возвращала мысли Мимы к очевидным достоинствам принцессы, что очень ей льстило, хотя она и пробовала бороться со своими чувствами, которые, в свою очередь, передавались ему, побуждая думать в том же направлении.
   Они сидели в очаровательном патио note 6, ощущая себя пленниками.
   — Что же нам делать, Мима? — спросила Восторг. — Ты же понимаешь, к чему это может привести.
   — Понимаю, — отозвался он. — Хотя, возможно, если мы получше узнаем друг друга, то результат окажется вовсе не таким, какого ожидают.
   — Разве? — озадаченно спросила принцесса.
   «У каждого человека есть недостатки. Мое косноязычие видно всем. Ты была очень великодушна, но мне кажется, что очень скоро тебя это утомило бы».
   — Тогда перестань петь и снова начни говорить! — воскликнула она, мгновенно все поняв.
   — Д-д-д-да, — выдавил Мима.
   — И если ты лучше узнаешь о моих недостатках, то наверняка найдешь меня куда менее интересной.
   — К-к-к-каких н-н-н-н?.. — Однако его мысль была ясна задолго до того, как он смог ее выговорить.
   Принцесса опечалилась.
   — Я надеялась их скрыть, но, конечно, это было глупо. У меня три недостатка, и первый столь же очевиден, как и твой.
   Мима посмотрел на нее, совершенно сбитый с толку:
   — Это н-н-н-не оч-ч-ч-ч…
   — Он совершенно очевиден, — повторила Восторг. — Я ужасно огорчила своего отца, потому что родилась… — Тут она запнулась, но он понял мысль.
   «Девочкой! — подумал Мима. — Но какой же это недостаток?»
   — Огромный, если нужен наследник-мужчина, — мрачно ответила принцесса.
   — Й-й-й-я б-б-б-бы н-н-не с-с-сказал…
   — Значит, ты добрее, чем мой отец.
   Но в противном случае они бы не познакомились! Он не мог себе представить эту совершенно очаровательную женщину мужчиной. Какой грустный пример современных ценностей, когда такое существо считает свой пол недостатком!
   — Ты не очень-то помогаешь, знаешь ли, — заметила принцесса.
   Мима засмеялся. «Мне ненавистно наше положение, но я не в силах ненавидеть тебя, Малахитовый Восторг. Пока что я не нахожу в тебе недостатков, если не считать того, что ты назначена заменить женщину, которую я люблю».
   — В тебе тоже их нет, Мима, — проговорила Восторг.
   Ночью демон появился опять, повергнув принцессу в ужас. Мима недоумевал: днем она была уверенной в себе женщиной, во всех отношениях самостоятельной, а к вечеру становилась совершенно беспомощной.
   — Да, это так, — призналась она. — Я, как известно, женщина. У меня нет сил переносить что-нибудь злобное или безобразное. Демоны с самого детства приводят меня в трепет. Я глубоко сожалею, что так обременяю тебя.
   Действительно, подумал Мима, женский пол имеет некоторые недостатки. Ни один из мужчин, которых он знал, ни за что не позволил бы какому-то там демону испугать себя. С другой стороны, мужчин, конечно, обучали сражаться. Женщин же обучали быть зависимыми. На самом деле это был не то чтобы недостаток, а скорее требование культуры.
   И если предназначение женщин — быть уязвимыми, то предназначение мужчин
   — защищать их.
   Мима, как и прошлой ночью, лег на кровать рядом с принцессой и, обняв ее, заснул.
   Его сны всегда были беспорядочными, но в ту ночь — больше, чем когда-либо. Ему снилось, что он обнимает прекрасную женщину, и Мима знал, что этот сон был явью. Ему снилось, будто он отверг ее, и видел, как голову женщины насаживают на шест.
   Мима проснулся от крика. Демон склонился над ними, с вожделением протягивая руки. Мима схватился за меч, но демон отпрянул и исчез.
   Восторг кричала. Она прочитала его сон и увидела шест.
   «Мы должны выбраться отсюда!» — подумал он, и девушка согласилась.
 
   На следующий день они более тщательно исследовали дворец — и в углу одной из редко посещаемых комнат обнаружили бронзовое кольцо, вделанное в пол. Мима потянул за него, и оно оказалось ручкой металлического люка, который открывал вход в глубокий туннель. Каменные ступени уходили вниз и, загибаясь, исчезали из виду. Восторг зажгла лампу, и молодые люди начали спускаться. Лестница заканчивалась где-то под стеной, и дальше, за пределы Замка, вел квадратный проход. Это был тайный туннель, возможность побега!
   Воздух сделался прохладным, стены липкими. Восторг старалась к ним не прикасаться и держалась поближе к Миме. На этот раз они не утруждали себя устным счетом, поскольку было ясно, что вчера им не удалось таким образом скрыть попытку бежать. Сегодня, по крайней мере, они стояли на ногах и у Мимы был меч.
   Беглецы вошли в комнату, где находилось несколько каменных жертвенников, и на каждом из них что-то лежало. На первом было золотое кольцо, на втором — сверкающая медная лампа, а на третьем — отлитый из золота телец.
   Восторг, которую всегда влекли драгоценности, остановилась и потянулась к золотому кольцу. Она примерила его на один палец, потом на другой, но оно не подошло, и девушка положила кольцо на место.
   Мима взял лампу, чтобы посмотреть, не лучше ли она той, которая у них, однако лампа оказалась не заправленной. Она служила лишь украшением, и только. «Интересно, что будет, если ее потереть?» — подумал Мима.
   — Или загадать кольцу желание, — добавила Восторг.
   Они посоветовались и решили, что эти три предмета, вероятнее всего, ловушки для неосмотрительных. Неизвестно, какие ужасы могут произойти, если вызвать к жизни силы, сокрытые в кольце или лампе. Лучше уж спокойно пройти мимо.
   Но когда они поравнялись с золотым тельцом, тот поднял голову и промолвил:
   — Если бы твой отец узнал, он бы каждый час казнил по женщине!
   Мима вздрогнул от испуга. Это было его слабое место — неприязнь к бессмысленному убийству.
   Вдруг впереди них в туннеле раздался какой-то шум, Глухие удары, от которых задрожали стены комнаты, словно к ним приближалось огромное существо. Мима выхватил меч. Послышался оглушительный рев, и из туннеля повалил дым.
   — Это дракон! — завизжала Восторг. — Тебе нельзя с ним сражаться!
   Разумеется, нельзя. Огонь, вырывавшийся из пасти зверя, испепелит их еще до того, как чудовище приблизится на достаточное расстояние, чтобы его можно было заколоть.
   Мима снова вздохнул.
   — Нам опять придется отступить, — пропел он и пошел назад тем же путем, каким они пришли. Восторг, с лампой в руке, поплелась за ним. Дракон их не преследовал.
   Вернувшись в Замок, Мима и принцесса опять беседовали, и Восторг призналась во втором своем великом недостатке. Однажды в детстве она позволила какому-то человеку прикоснуться к себе. Она убежала в город, воспользовавшись недосмотром няни. Тогда девочка еще не понимала, что не все дети — принцессы и существуют разные касты. Она увидела какого-то работника и дотронулась до его руки, чтобы привлечь внимание. В этот момент ее догнала няня.
   Тот мужчина оказался «неприкасаемым» — человеком вне касты. Разразился серьезный скандал, и девочку подвергли целому ряду мучительных очищений и омовений, дабы снять порчу от страшного прикосновения. Работник, естественно, был немедленно казнен, а его семья насмерть забита палками. Но ярче всего девочке запомнился склонившийся над ней разъяренный отец: «Ты подвела меня дважды!»
   И Мима с болью в сердце представил себе очаровательную головку, насаженную на кол. «Нет! — подумал он. — Ведь ты не знала! Ты не хотела сделать ничего дурного!»
   — Вряд ли это имело значение, — ответила принцесса. — Незнание не может служить оправданием.
   Однако чувство благодарности к Миме за его поддержку и понимание затеплилось в ее груди, и девушке пришлось сделать над собой усилие, чтобы побороть возникшую эмоцию, поскольку добивались они отнюдь не этого.
   Как и накануне, ночь молодые люди провели вместе. На этот раз Миме снилось, что он обнимает Восторг, как оно и было на самом деле. Однако во сне происходило и нечто большее: он целовал женщину, и начал раздевать ее, наслаждаясь теплым, шелковисто-гладким телом, и пытался овладеть ею…
   Мима заставил себя пробудиться. Действительность полностью соответствовала его сновидению. Он касался открытой плоти принцессы.
   «Почему ты не остановила меня?» — строго подумал Мима.
   — Я пробовала… но не смогла, — прошептала Восторг.
   «Я ни разу в жизни не принуждал женщину!»
   — Не могла… заставить себя сказать хоть слово, — призналась она.
   «Нам необходимо бежать отсюда!»
   — Безусловно, — согласилась девушка.
 
   Но прошло еще несколько дней, прежде чем они нашли возможность предпринять следующую попытку. На высокую башню Замка слетались самые разнообразные птицы, чтобы напиться чистой воды, которая там была. Время от времени садилась на башню и огромная птица — рух note 7.
   — Эта птица могла бы перенести нас через стену, — спел Мима.
   — А она нас не съест?
   — Нет, если будет знать, кто мы такие. Рухи-людоеды давным-давно уничтожены; остались только безвредные.
   По миллиону ступеней Мима и Восторг поднялись на высокую башню, прихватив с собой большой мешок из сети. Когда прилетел рух, они встали в сеть, и Мима накинул на коготь птицы веревочную петлю. Удивленное пернатое взлетело, подняв сильный ветер и увлекая в небо мешок. Молодые люди, обжигаемые воздухом, болтались в ненадежной сети.
   Рух быстро взлетел к облакам. Но когда птица приблизилась к краю облака, то оно превратилось в огромное лицо, изо рта которого со свистом вырывался ледяной ветер.
   — Если бы ваши отцы узнали об этом, они бы во всем обвинили друг друга,
   — прогрохотала туча. — Между их княжествами вспыхнет война, погибнет множество людей, и государства так ослабнут, что враждебные монгольские орды, напав, поработят оба царства, и прекрасных юных девушек заставят удовлетворять похоть своих племенных быков, а мужчин скормят собакам. Кроме того…
   — Довольно! — закричала Восторг, повторяя мысль Мимы. — Рух, опусти нас на землю!
   Большая птица покорно развернулась и села на башню, а Мима и Восторг, разрезав сеть, вернулись в свои покои. Они снова потерпели поражение.
   — Сегодня ночью, — сказала принцесса с мрачной непоколебимостью, — и все последующие ночи мы должны спать отдельно.
   — А как же демон… — пропел Мима.
   — Теперь я боюсь демона меньше, нежели того, что может произойти, если мы останемся вместе. Я слаба, а ты добр; у нас уже почти нет сил сопротивляться.
   И это была правда. Демон, конечно же, не причинит ей реального вреда; ведь он существует лишь для того, чтобы пугать девушку, заставляя подчиниться замыслу Замка.
   Восторг ушла спать одна, но страх ее распространился повсюду. Мима оставался в своих комнатах, твердо решив не входить к принцессе, если она сама не позовет. Это было непросто.
   А между тем с чем они боролись? — спрашивал себя принц. Их физический контакт требовал сексуального удовлетворения — однако это не то же самое, что любовь. Он часто спал с наложницами, но продолжал любить Орб. Не проще ли рассматривать Восторг как…
   Нет. Она не была — и прямо об этом заявила — наложницей. Она была принцессой. Ее нельзя просто использовать и потом оставить.
   Мима подумал об Орб. Она казалась такой далекой… Разумеется, он любил только ее, однако острота чувства, похоже, притупилась. Коварное волшебство Замка срабатывало, несмотря на все усилия Мимы!
   И ведь Малахитовый Восторг вполне заслуживала внимания. В сущности, она ничем не хуже Орб. Она — принцесса, а Орб нет. Но Орб сильна и уверена в себе, а Восторг — наоборот. Орб могла оставаться одна и днем и ночью; Восторг же всегда была ранимой. Что говорило не в ее пользу. Какому мужчине захочется полностью зависимую от него женщину?
   Мима что-то почувствовал. Он сосредоточился и понял, что это подавляемая мысль принцессы. Восторг пыталась скрыть, не позволить Миме прочитать ее. Принцу стало любопытно.
   «ТЫ ТРИЖДЫ ПОДВЕЛА МЕНЯ!»
   Мима увидел еще одну голову на шесте, и на сей раз не оставалось никаких сомнений в том, кому она принадлежала. Принцессе.
   Он вскочил и бросился в ее спальню. Восторг сидела на кровати обнаженная, приставив к груди кинжал. Теперь ее невнятная мысль стала совершенно ясна. Девушка хотела убить себя!
   — Нет! — крикнул Мима. — Не делай этого!
   Он пересек комнату и схватил ее за руку в тот момент, когда острие уже коснулось тела. Появилась ранка, и принцесса попыталась выполнить свое намерение.
   Мима с силой отвел ее руку назад, но девушка отчаянно сопротивлялась.
   — Три раза я провинилась!
   Они упали на кровать, левой рукой Мима пытался вырвать кинжал. Лицом он уткнулся ей в грудь и ощутил вкус крови.
   И в этот миг у него внутри началась буря — от крови принца охватило неистовство берсеркера, неподвластное рассудку. Он сжал руку девушки, и кинжал выпал. Мима стиснул принцессу в объятиях, и ураган закружил их обоих в вихре страсти.
   Безумие охватило и ее, поскольку эмоционально они были слиты так же, как телесно. Губы женщины раскрылись, обнажив жемчуг зубов. Нечто похожее на рычание прикованного дикого зверя клокотало в их груди. Сильные белые зубы впились Миме в плечо. Кровь проникла ей в рот, и принцесса почувствовала вкус его крови. На губах появились пузырьки красноватой пены.
   Их тела боролись, и буря внутри усилилась. Никогда раньше Миме не доводилось противостоять другому берсеркеру. В силе и ловкости девушка не уступала принцу, и ярость ее была не менее ожесточенной. Вокруг будто образовались крутящиеся воронки, которые начали засасывать воздух, и при этом ветер завывал, словно стон загробных духов. Смерч Мимы приближался к смерчу принцессы, и вот они сшиблись и заплясали по кругу, норовя уничтожить друг друга.
   Но тут обе части урагана слились воедино; мужчина пытался укусить женщину, а она — его. Их зубы с рычанием встретились, ища уязвимое место и не находя. Сплетясь вместе, рот в рот, обессиленные, они замерли. Теперь в битву вступили их языки. Оба ураганных вихря слились, их ветры, соединившись, удвоили силу.
   Нагоняя друг друга, ветры крепли, образуя еще большую воронку, раздвигая границы видения и привнося новый строй в хаос бури. Воздух с дикой силой размеренно пошел по огромному кругу.
   В круговерти напряжения и неподвижности мысли молодых людей, являвшие собой средоточие всех чувств, очистились от всяких ограничительных покровов и, прежде чем рассеяться, сделались четкими и очевидными. «Я ожидала встретиться с черствым, бессердечным, упрямым, властным тупицей, который овладеет моим телом, но никогда не коснется души», — невольно подумала принцесса.
   «А мне виделась холодная равнодушная женщина, которая никому не рискнет отдать свое сердце», — подумал Мима.
   Губы их стали мягкими и слились в долгом, глубоком поцелуе.
   «Или с заурядным изнеженным вельможей, которого, возможно, больше интересуют юные мальчики, чем настоящие женщины».
   «Или соблазнительница, льнущая к любому мужчине, независимо от его достоинств, — простая наложница в обличье принцессы».
   Поцелуй стал более страстным, и их тела понемногу расслабились.
   «Но я встретила скромного и великодушного человека, всегда обходившегося со мной учтиво, хотя он любил другую».
   «А я увидел женщину, независимую и красивую днем и беспомощную по ночам».
   «Тупицу и грубияна я бы презирала, на никчемного вельможу не обращала бы внимания».
   «Меня не заинтересовала бы равнодушная, или я просто использовал бы соблазнительницу».
   Так принцесса открыла в Миме человека, которого могла по-настоящему уважать. Но именно поэтому она не желала совращать его. Мима любил другую. Малахитовый Восторг не сделает попытки что-нибудь здесь изменить, несмотря на приказание отца. Однако ее добрые намерения разбились о женскую сущность. Когда ночью принц защищал Восторг, она увлеклась им больше, чем хотела бы. Не в силах остановить зарождение чувства, которого старалась избежать, она в конце концов попыталась разрешить проблему единственным возможным способом.