Энтони Пирс. Жгучая ложь

   С низким басовитым гудением с цветка на цветок перелетали летающие тарелки, им вторило тонкое жужжание летающих блюдец. Ни те, ни другие опасности не представляли. Они собирали нектар, так что, поймав одно из этих существ, можно было отведать сладкого лакомства прямо с тарелочки. Из кустов доносился горестный клич жалейки. Вообще-то она на человека не нападает, но, потревоженная, запросто может ужалить. Ужаленный жалейкой, как правило, проникается такой жалостью к себе, что тут же заливается горючими слезами. Тут главное держаться подальше от огня, чтобы не загореться. Я слышал, будто пролитые на землю горючие слезы никогда не пропадают даром – стрекозлы выискивают каждую лужицу, поскольку эти слезы великолепной топливо.
   Усевшийся на ветку канюк канючил долго и занудливо, но в конце концов, очевидно, приняв меня за настоящую статую, уронил мне на нос катышек и улетел. Теперь я понял, почему скульптуры терпеть не могут птиц.
   Настал вечер, сгустилась тьма, а Пука по-прежнему кругами ходил по поляне, карауля мое окаменевшее тело. Теперь он верил в мой талант и не сомневался в благополучном исходе.
   Вера его была вознаграждена. Способность к самоисцелению вступила в противоборство с черным заклятием Яна и мало-помалу стала одолевать. Ночью ко мне вернулось дыхание, ибо голова и торс вновь обернулись плотью. Хорошо, что злой волшебник Ян ничего не знал о моем таланте и дал маху, полагая, будто заклятие окаменения способно покончить со мной раз и навсегда. Возникни у него хоть малейшее подозрение, что я способен раскаменеть, Ян наверняка разбил бы статую на мелкие кусочки и разбросал осколки куда подальше. Сомневаюсь, чтобы после этого мне удалось исцелиться. А если бы и удалось, то очень нескоро. Уж кто-кто, а Ян наверняка сумел бы использовать это время, чтобы взобраться на трон и нахлобучить корону.
   Еще не расцвел рассвет, а мне уже удалось присесть. Пука удовлетворенно заржал – я оправдывал его надежды. Но не свои, поскольку обе ноги и левая рука еще оставались каменными, да и череп, признаться, был каким-то... каменистом. Обычно процесс исцеления ускорялся по мере приближения к завершению, на сей раз он, напротив, замедлилися.
   Впрочем, удивляться не следовало, ведь в последнее время мне слишком уж часто приходилось прибегать к помощи своего таланта. Тараск меня покусал, стрекозлы чуть не сожгли, Панихида отравила и спихнула в Провал, Ян обратил в камень – и все это всего за какую-то пару дней. Причем в ряде случаев мне пришлось не просто исцеляться, а воскресать. Ни один талант не выдержит такой нагрузки.
   Понимая это, я особо не волновался, ибо пребывал в уверенности, что через несколько часов, в крайнем случае дней магия восстановит полную силу и справится с остатками окаменения. А пока придется обходиться тем, что имеется.
   Уже впоследствии, размышляя о случившемся тогда, я пришел к заключению, что мой талант оказался в каком-то смысле сбитым с толку. Слишком много энергии было затрачено на следовавшее одно за другим исцеления, так что в итоге талант будто утратил память о том, каким я должен быть на самом деле, и наличие каменной руки и каменных ног воспринял как должное. Впрочем, все это не более чем догадки, я понятия не имею о принципах действия магии.
   Ухватившись за цепь стоявшею поблизости Пуки, я поднялся на ноги и тут же потянулся к деревьям, чтобы подкрепиться фруктами и орехами. Через некоторое время ко мне вернулась способность передвигаться самостоятельно, но ноги оставались каменными. В какой-то мере это напоминало хождение на ходулях – ходить-то можно, но далеко не уйдешь. Без верного друга мне пришлось бы туго.
   К полудню я несколько восстановил силы и решил двинуться в путь. На сей раз у меня не было сомнений относительно направления – стрелка в моем сознании четко указывала дорогу. Правда, сама она выглядела какой-то расплывчатой, но это наверняка было следствием загрязнения моего ума. При все прочих издержках белый компас оказался задействованным вовремя, ибо, судя по всему, объект находился совсем неподалеку.
   Мы двигались на восток вдоль Провала, и я не переставал удивляться тому, что никто не предупредил меня о существовании этой чудовищной пропасти, проглядеть которую решительно невозможно. А заодно гадал, что за объект может быть спрятан в этих местах.
   Вскоре мы приблизились к притулившейся у самого обрыва хижине Панихиды. Стрелка указывала прямо на нее. Резонно решив, что объект находится где-то позади, я решил объехать избушку стороной. Но, по мере того как мы отклонялись к югу, стрелка поворачивалась. Она упорно указывала на жилище беглой принцессы!
   Мне не очень хотелось снова оказаться у нее в гостях, но, когда мы отъехали на восток от хижины, стрелка указала на запад. Сомнений не оставалось – то, что я искал, находилось в логове этой сумасбродки.
   Я вздохнул. Не хочется к ней соваться, а придется. Вряд ли Панихида обрадуется моему появлению, ведь она дважды убила меня, чтобы не дать заполучить искомое. А сейчас мне придется забрать это – не знаю что – у нее из-под носа, да желательно побыстрее, не то эта женщина наверняка найдет способ убить меня еще раз. Я не осуждал ее за нежелание возвращаться и подвергать опасности замок Ругна, но и позволить убивать себя по нескольку раз на дню не собирался, потому как смерть дело неприятное, а воскрешение – нешуточное.
   Подъехав к дому, я спешился и постучал в дверь. Изнутри доносилась негромкая, приятная музыка, – видимо, хозяйка перебирала струны той тыквы, которую я у нее видел. Как только раздался стук, музыка, смолкла, и спустя мгновение Панихида открыла дверь. Завидя меня, она остолбенела – глаза полезли на лоб, рот раскрылся, а нежная кожа побледнела.
   – Зашел кое-что забрать, – грубовато пробурчал я. По правде сказать, я не собирался ей грубить и не проявил учтивости лишь потому, что сердился на себя. А на себя я сердился потому, что не мог по-настоящему рассердиться на нее. Варвары все такие – несмотря на неоспоримые доказательства противного, они склонны верить, будто прекрасные женщины так же прекрасны внутренне, как и внешне. Мне ли не знать, что это за птица, однако, когда я смотрел на Панихиду, все содеянное ею со мной казалось не столь уж предосудительным. – Я только возьму что надо и уйду. Ну-ка, пусти меня.
   Панихида, так и не вымолвив ни слова, отступила в сторону. Я проскочил мимо нее и проверил стрелку. Вот те на! Острие указывало прямо на хозяйку хижины.
   – Ага, значит, это у тебя. Небось ты с самого начала все знала, только мне не сказала. Давай сюда!
   – Ты мертв! – пролепетала она.
   – Как бы не так! Я же говорил, что быстро лечусь. Нечего болтать попусту – отдавай мне эту штуковину, и разойдемся по-хорошему.
   – Я... у меня ничего нет.
   Панихида по-прежнему выглядела так, словно увидела призрак, хотя в то время я таковым вовсе не был, – Послушай, женщина, ты убила меня, так что я не считаю себя обязанным с тобой церемониться. Сказано тебе, давая сюда... сама знаешь что!
   – Сказано тебе, нет у меня ничего! – крикнула она, видимо, несколько оправившись от потрясения. – Я даже не знаю, о чем ты толкуешь.
   С меня было довольно. Существуют пределы тому, что может вытерпеть варвар даже от самой очаровательной женщины. К тому же, возможно, мое сердце еще не вполне раскаменело. Сграбастав Панихиду, я принялся обыскивать ее, прощупывая все тело.
   Она не сопротивлялась. Найти ничего не удалось, но стрелка с поразительным упорством продолжала указывать на нее.
   – Может, мне нужно забрать что-то из твоей одежды? – предположил я. Ну-ка, снимай платье.
   – И не подумаю! – возмущенно воскликнула Панихида, окончательно убедившаяся в том, что я никакой не призрак.
   – Ладно, сделаю это за тебя, – сказал я и принялся расстегивать не ней платье.
   – Ты варвар! – взвизгнула она.
   – Это точно, – самодовольно подтвердил я.
   – Хорошо-хорошо, я сама. Убери руки.
   Панихида расстегнула платье. Сбросила на пол и переступила через него. Больше на ней ничего не было. Затем она сняла туфли и осталась совершенно голой. Подхватив платье и туфли, я бросил их на кровать и проверил компас. Стрелка указывала на обнаженную женщину.
   – Может... может, ты это проглотила? – предположил я, несколько подрастеряв уверенность.
   – У тебя в башке мозги или мякина? Может, ты еще выпотрошишь меня, чтобы посмотреть, нет ли чего внутри?
   Я покачал головой:
   – Не хотелось бы, но я никак не возьму в толк...
   – Отроду не видала таких бестолочей. Неужто до тебя и сейчас не дошло...
   До меня дошло. Неожиданно все встало на свои места. Панихида вовсе не прятала объект и уж подавно не глотала его – она сама была этим объектом, И то сказать, зачем добывать какую-то штуковину, а потом, выиграв состязание за право взойти на трон, еще и предпринимать усилия, чтобы жениться на строптивой девице? Не проще ли добыть саму девицу? А поскольку девица своенравна и даже опасна, лучше всего спихнуть эту работенку на неискушенного в интригах невежественного варвара.
   С самого начала я не испытывал особого почтения к волшебнику Яну, но теперь у меня возникли сомнения и в добропорядочности Иня. Беда в том, что я был связан по рукам и ногам данным мною обещанием. Наверное, король Громден хотел предупредить меня о возможных затруднениях. О проклятии, о том, что возвращение принцессы приведет к разрушению замка, он не помнил и искренне хотел, чтобы дочь вернулась домой, стала королевой и была счастлива. Родители нередко считают, будто они гораздо лучше своих детей, даже давно повзрослевших, знают, что нужно для их счастья. Однако король знал, что его дочь возвращаться не хочет и будет сопротивляться этому всеми доступными средствами.
   Средства, к которым она прибегла, я, разумеется, одобрить не мог, но позицию ее понимал. Случись мне узнать, что мое возвращение в Крайнюю Топь приведет к разрушению родной деревни, я бы тоже противился этому всеми силами. Сейчас я чувствовал себя виноватым из-за того, что должен был сделать, – тем не менее я должен был это сделать. Я ведь дал слово.
   Будь проклят тот час, когда я подрядился на эту паршивую работенку!

Глава 10
Демонстрация

   Даже не подумав прихватить одежду, Панихида метнулась к двери. Я перехватил ее, понимая, что окрестности она знает гораздо лучше меня, и, коли удерет, поди ее поймай. Она замахнулась на меня маленьким кулачком, но я отбил удар левой рукой.
   – Ой! – воскликнула Панихида. – Ты из чего сделан? Дубовый, что ли?
   – Каменный, – отозвался я. – Но не весь – только ноги и левая рука. Наскочил на заклятие.
   – Небось то было одно из черных заклятий Яна.
   – Оно самое.
   Разговор шел вполне мирно, и я, утратив бдительность, отпустил свою пленницу. В тот же миг она снова бросилась к выходу и на сей раз сумела выскочить наружу – но налетела на дожидающегося меня Пука, в результате чего снова оказалась в моих руках.
   – Ты уж не обессудь, – сказал я, – но мне придется отвезти тебя в замок. Коли обещал доставить туда объект...
   – Я не объект! – негодующе воскликнула Панихида, пытаясь высвободиться из моей хватки. Но на сей раз я был умнее и держал ее крепко.
   – А вот и объект. Ты – объект моей миссии.
   – Ничего у тебя не выйдет.
   – Еще как выйдет, – возразил я, забавляясь ее попытками вырваться. – Ты ведь уже убивала меня. Пора бы понять, что толку от этого мало.
   – Значит, плохо убивала. В следующий раз убью как следует! – С этими словами Панихида попыталась укусить меня в плечо, но, к несчастью, вцепилась в левое и чуть не сломала о камень свои белые зубки.
   – По-моему, тебе лучше одеться, – сказал я, ибо считал, что женщины не должны выходить из дому голыми. Кожа у них нежная, а в лесу полно кусачей мошкары.
   Поскольку ни малейшего желания одеваться Панихида не выказывала, мне пришлось повалить ее на кровать и самому натянуть на нее коричневое платье. Это было непросто – она отчаянно вертелась, царапалась и пиналась, но в конце концов я застегнул последнюю пуговицу.
   – Дубина! – воскликнула Панихида. – Ты надел его наоборот!
   Я захлопал глазами. Пуговицы были спереди, где и положено, но платье и вправду сидело на ней как-то странно.
   – Какая разница?
   – Для такого остолопа, как ты, может, и никакой. Убери лапы, я сама оденусь.
   Я отпустил ее и отступил на шаг. Панихида встала, расстегнула платье, – кажется, оно и впрямь было надето шиворот-навыворот, – сняла его, растянула перед собой и неожиданно набросила мне на шею. Она потянула концы в противоположные стороны с явным намерением меня задушить. Но то ли моя шея еще не полностью раскаменела, то ли силенок у нее было маловато, но я и не подумал задыхаться. Думать-то не думал, но забавы ради прикинулся удушенным и упал на пол. Для верности Панихида подушила меня еще минутку-другую, а потом, решив, что дело сделано, выпустила края платья и задумалась.
   – Что теперь с тобой делать? – пробормотала она, пребывая в уверенности, что я ее не слышу. – Вообще-то ты неплохой парень, но если я оставлю тебя в живых...
   Я сцапал ее за ноги, повалил на пол и со словами «Ты, кажется собиралась одеться?» основательно отшлепал по... ну, все знают, по чему можно отшлепать.
   – Ты негодяй! – яростно прошипела она.
   – Просто варвар, – поправил я. – А сейчас, может, все-таки наденешь платье? Иначе я заверну тебя в простыню, да так отсюда и заберу.
   – Это платье? – Ты посмотри, во что оно превратилось! Все измято, все перекручено!
   Сама же и перекрутила, когда пыталась меня задушить. Ох уж эти женщины.
   – Перекрути обратно.
   Панихида махнула рукой:
   – Я лучше надену другое. Кстати, тебе и самому не помешало бы что-нибудь нацепить. Ты выглядишь как зомби.
   С этим трудно было поспорить – в отличие от моего тела одежда не обладала способностью к самоисцелению. Рубаха на мне превратилась в клочья, от панциря осталось лишь несколько болтавшихся полосок кожи, а от подаренных Панихидой штанов и того меньше.
   – Можешь взять это платье, – буркнула она, сунув мне в руки коричневый матерчатый ком.
   Я не возражал – одежда есть одежда. Сгодится до тех пор, пока я не сорву себе штаны с ближайшей порточницы. Правда, платье оказалось мне маловато – верхние пуговицы не застегивались, а подол не достигал и колен, но это такие мелочи, о которых и упоминать не стоит.
   – Опять наоборот, – фыркнула Панихида.
   Я предпочел промолчать. Судя по всему, на это платье наложено наоборотное заклятие, а бороться с чарами нет смысла. Панихида тем временем достала из сундука серое платье, надела его, обулась и, встав перед зеркалом, принялась расчесывать волосы. Длинные, блестящие и черные – под стать ее полуночным глазам. До сих пор я предпочитал светловолосых женщин, но сейчас эта приверженность казалась мне досадным заблуждением.
   – Я готова, – промолвила Панихида, приведя себя в порядок. – Пошли.
   Я взял ее за левую руку – и в тот же миг она ударила меня зажатым в правой ножом. И откуда он у нее взялся? Удар пришелся по камню, и лезвие обломалось.
   – Ох незадача! – огорченно воскликнула Панихида. – И надо же мне было забыть!
   Я понял, что по-хорошему нам не поладить, а потому огляделся по сторонам и снял висевшую в комнате лиану для сушки белья.
   – Нет! – вскричала она, снова порываясь выскочить за дверь. Для женщины Панихида была довольно сильна, но, чтобы справиться со здоровенным варваром, этого, конечно, недостаточно. Получив несколько царапин и укусов, я связал ей руки за спиной. Панихида прекратила сопротивляться, лишь глаза ее яростно сверкали. Растрепанная, перепачканная, злющая, как ведьма, она привлекала меня с такой силой, что мне приходилось гнать из головы всяческие грязные мысли.
   Выведя пленницу из хижины, я усадил ее на коня и обрезком лианы связал ее стройные лодыжки. Пуку это не понравилось, однако он понимал, что так надежнее. Оставаясь на своих двоих, она непременно попыталась бы удрать.
   Очень жаль, подумал я, что женщины совсем не похожи на лошадей. Лошади куда рассудительнее.
   – Моя лютня! – неожиданно воскликнула Панихида. – Мне нужна лютня.
   – Твоя – что?
   – Лютня, мужлан неотесанный! Музыкальный инструмент. Чтобы я могла играть и петь.
   Мне это показалось уловкой, рассчитанной на то, чтобы потянуть время и попробовать улизнуть. Ну зачем ей могла понадобиться эта лютня? Панихида вряд ли собиралась тренькать на ней в замке Ругна, поскольку считала, что по ее прибытии он немедленно рухнет. И уж тем паче она не намеревалась развлекать музыкой меня.
   – Обойдешься, – отрезал я.
   Панихида поджала губы. Все-таки женщин – странные существа. Я ее поймал, связал и против ее воли потащил в замок, однако из-за этой дурацкой лютни она, кажется, обиделась на меня сильнее, чем из-за всего прочего.
   – Где тут ближайшая порточница? – поинтересовался я, озираясь по сторонам.
   – Обойдешься, – отрезала она.
   Мне оставалось только развести руками. Ладно, до поры обойдусь и платьем.
   Мы направлялись к замку Ругна, но не тем путем, которым пришли. У меня не было ни малейшего желания соваться в тарасков лабиринт и мы двинулись на восток вдоль края Провала, рассчитывая свернуть к югу после того, как минуем горную гряду. По правде сказать, мы еле-еле плелись. Я шел пешком, и мне приходилось следить_ и за Панихидой, и за окрестностями. Путешествие по Ксанфу редко напоминает пикник и менее всего походило на таковой сейчас. Мои каменные ступни погружались в землю, словно тяжеленный лапы огра. Переставлять я их кое-как переставлял, но особой прыти от меня ждать не приходилось.
   Довольно долго Панихида ехала молча, обиженно надувшись, но в конце концов ей стало скучно, и она разговорилась.
   – Слушай, варвар, – сказала она с таким видом, словно хотела спросить о чем-то заурядном и несущественном, – как тебе удалось очухаться после того, как ты выдул целый жбан отборного яду, да еще и навернулся в пропасть?
   Можно подумать, я сам туда навернулся. У меня не было намерения предоставлять ей возможность убить меня еще раз, а потому я не видел причины скрывать от нее правду. Панихида выслушала меня внимательно.
   – Стало быть, ты не можешь умереть, – задумчиво промолвила она, когда я закончил.
   – Еще как могу. Просто...
   – Поняла-поняла. Умереть-то ты умрешь, но мертвым не останешься.
   – Во всяком случае до сих пор все случалось именно так.
   Она снова говорила вполне дружелюбно, но это не внушало мне доверия. До сих пор мне приходилось иметь дело с женщинами любящими, ласковыми и добросердечными – ни одной из них и в голову не приходило меня убивать. А эта коварная лисица скорее всего пыталась выведать способ покончить со мной раз и навсегда. Я не мог верить ей, хотя и хотелось.
   – А вот демоны, те вовсе не умирают, – ни с того ни с сего промолвила она.
   – Так они и не живут.
   – Очень даже живут, просто это другая форма жизни. Но у них есть желания, чувства и интересы – как и у людей. Злые чувства, злые желания. Они не знают, что такое совесть, дружба или, скажем, любовь.
   – А варвары знают? – спросила она с легким раздражением.
   – Конечно. Это естественные чувства, а все естественное близко варварам в силу их близости к природе.
   – У тебя есть друзья?
   – Пука мой друг.
   – Конь-призрак, – рассмеялась Панихида.
   Пука раздраженно прижал уши к голове и едва не взбрыкнул, но сдержался ради меня. Кажется, он был не в восторге от женщин вообще, а от Панихиды в особенности.
   – Как я уже говорил, мы, варвары, близки к природе и ко всему живому. Пука – прекрасное животное, и я горжусь тем, что могу называть его своим другом.
   Пуковы уши покрыты шерстью, но клянусь, в этот момент они покраснели.
   – А как насчет любви?
   – Как-как... Я люблю своего отца, и мать, и...
   – Остолоп! – Она закатила глаза. – Я имею в виду любовь между мужчиной и женщиной. Ты хоть когда-нибудь любил женщину по-настоящему? Или просто получал удовольствие до шел себе дальше своей дорогой?
   Я задумался. Элис была красива и очень мне нравилась, но мог ли я, не кривя душой, сказать, что действительно любил ее? Кабы любил, наверное, не бросил бы. Что же до истории с Колокольчик, то это было просто чудесное приключение. Мы с ней обменялись услугами, не более того.
   Варварское прямодушие вынудило меня признать, что насчет любви – этого сорта любви – Панихида, пожалуй, права.
   – Ага! – торжествующе воскликнула она. – Стало быть, ты ничем не отличаешься от демона.
   – Глупости! – возразил я. – Демон не может любить, а я очень даже могу.
   – Можешь – не можешь, какая разница, если ты этого не делаешь? Никакой!
   – Послушай, ты ведь прекрасно знаешь, что это не так. И что я никакой не демон. К чему ты вообще клонишь?
   – Скажите на милость, он не демон! Сцапал ни в чем не повинную девушку и против ее воли тащит в замок, который при ее появлении развалится. Это что, по-людски?
   Признаться, мне не очень хотелось обсуждать эту щекотливую тему.
   – Я дал слово, а слово надо держать. Варвары всегда выполняют свои обещания.
   – Даже если это неправильно, нечетно и... гадко?
   Только сейчас я сообразил, что Панихида задумала меня отговорить. К счастью, воздействие К.И. еще не полностью сошло на нет, несмотря на встряску и песок в голове, так что я быстро нашелся с ответом:
   – Тебе ли толковать о том, что правильно и честно? Разве не ты дважды убила меня самым коварным манером?
   – Но я же извинилась, – фыркнула она, – мне было жаль. Не нравилось мне это делать, но пришлось.
   – Вот и мне не нравится, – отозвался я, – но приходится.
   – Туше! – пробормотала она. Или что-то в этом роде. В Ксанфе, в отличие от Обыкновении, в ходу только один человеческий язык, но в нем столько слов, что все не упомнишь.
   Некоторое время Панихида молчала, но это продолжалось недолго.
   – Тебя мама с папой воспитывали по-человечески?
   – Конечно. Я получил прекрасное варварское воспитание. А когда вырос, отправился на поиски приключений.
   – А, так вот чем ты сейчас занимаешься.
   – Точно. Сражаться с чудовищами и противостоять злой магии – это ли не приключение?
   – А похищать беззащитных девушек – это как? Тоже приключение?
   Она была мастерица по части колкостей, но я в тогдашнем своем состоянии вполне мог ей ответить.
   – Сплавить убийцу замуж если и не приключение, то уж всяко не преступление.
   Панихида призадумалась, но вскоре опять завела ту же песню:
   – Я действительно убила тебя, и ты имеешь основания на меня сердиться. Но пойми, успешное выполнение твоей миссии может ввергнуть Ксанф в великие бедствия. Я должна предотвратить это во что бы то ни стало. Убить, конечно, проще всего, но, раз это невозможно, мне придется попробовать тебя урезонить.
   Пусть себе урезонивает, подумал я, все веселей, чем тащиться молча.
   – Попробуй, но должен тебя предупредить, что варвары несильны в логике. Так что твои резоны скорее всего пропадут впустую.
   – Может и так. Откуда мне знать, с какой стороны лучше подступаться к варвару, сама-то я не варварского племени. Я даже не совсем человек.
   Я поднял глаза. Даже в неуклюжей позе, со связанными руками и лодыжками она была прекрасна. Варвары знают толк в телесной красоте.
   – Не знаю, что ты имеешь в виду. Выглядишь ты восхитительно.
   – Спасибо, – ответила она, сделав нечто вроде реверанса. Не представляю себе, как можно совершить что-то подобное, сидя на лошади со связанными руками и ногами, но ей это удалось. Порой женщины проявляют просто поразительные способности.
   – Спасибо, но не все то, что прекрасно выглядит, на самом деле прекрасно.
   – Да, – согласился я, – самые завлекательные тропки ведут к древопутанам.
   Такие тропинки попадались нам по пути, но мы, разумеется, избегали соблазна. В Ксанфе можно найти и другие примеры, подтверждающие ее правоту.
   – Ты не все знаешь о моем происхождении.
   – Разве ты не королевская дочь?
   – Я дочь короля, но моей матерью была вовсе не королева. Именно по этой причине королева возненавидела меня и в конце концов прокляла.
   – Дочь короля, но не королевы, – тупо повторил я. Как такое может быть?
   – Ну ты и простак. Аисты прилетают не только к тем, кто состоит в браке. Я незаконнорожденная.
   Я был потрясен тем, что такая юная, очаровательная девушка говорит о себе такие вещи без малейшего стеснения. Конечно, мне было известно, что означает это слово, но ей-то как раз лучше бы его не знать.
   – Ты... король...
   – Короля совратила неразборчивая в средствах соблазнительница, никогда его не любившая, – сказала Панихида. – Моя мать больше всего хотела устроить скандал, и, благодаря моему появлению на свет, это ей вполне удалось. Когда она предъявила Громдену дитя и во всеуслышание объявила о его происхождении, скандальчик получился что надо.
   – Но это... это не по-людски.
   – Естественно, принимая во внимание природу моей матушки.
   – Но ни одна приличная женщина не...
   – Матушку трудно назвать приличной... да и женщиной тоже.
   – Но... – Я запнулся. – Но ты явно произошла не от скрещивания, как, скажем, кентавры, гарпии или волколаки. Ты человеческого происхождения.
   – Получеловеческого.
   – Не понял.
   – Моя мать – демонесса. Вот те на! Впрочем, у меня оставались сомнения.