Они скакали всего несколько минут, потом отец натянул повод, хотя для Ваэлина все закончилось слишком быстро, он был готов мчаться так вечно. Они остановились у больших железных ворот. Решетка была высокая, выше, чем три человека, поставленных друг на друга, и каждый прут завершался острым наконечником. Над аркой ворот возвышалась железная фигура: воин, держащий меч перед собой, острием книзу, и лицо его – иссохший череп. Стены по обе стороны ворот были почти так же высоки, как сами ворота. Слева, на деревянной перекладине, висел медный колокол.
Отец Ваэлина спешился и снял с седла сына.
– Что это за место, милорд? – спросил он. Собственный голос казался ему громким, как крик, хотя говорил он шепотом. Тишина и туман вселяли тревогу, ему не нравились эти ворота и фигура на них. Он знал с ребяческой уверенностью, что пустые глазницы – ложь, обманка. Фигура следила и ждала.
Отец не ответил, подошел к колоколу, снял с пояса кинжал и ударил в колокол навершием рукояти. Звон звучал как дерзкий вызов тишине. Ваэлин зажал уши руками, пока звон не стих. Когда он поднял глаза, отец стоял над ним.
– Ваэлин, – сказал он своим хриплым голосом воина. – Помнишь ли ты наш девиз, которому я тебя научил? Наше семейное кредо?
– Да, милорд.
– Повтори его.
– «Верность – наша сила».
– Да. Верность – наша сила. Помни об этом. Помни, что ты мой сын и что я хочу, чтобы ты остался здесь. Тут тебя многому научат, ты станешь братом Шестого ордена. Но ты навсегда останешься моим сыном и будешь чтить мою волю.
За воротами захрустел щебень, и Ваэлин вздрогнул, увидев за решеткой высокую фигуру в плаще. Человек ждал их. Лица его было не видно в тумане, но Ваэлин съежился, понимая, что его изучают и оценивают. Он поднял взгляд на отца, увидел крупного мужчину с решительным лицом, с седеющей бородой, с глубокими морщинами на щеках и на лбу. В выражении отцовского лица было нечто новое, нечто, чего Ваэлин никогда прежде не видел и назвать бы не сумел. В грядущие годы он видел его на лицах тысяч людей и узнавал, как старого приятеля: страх. Его поразило, что отцовские глаза сделались необычайно темными, темнее, чем у матушки. Таким он и запомнил отца на всю жизнь. Для других он был владыкой битв, первым мечом Королевства, героем Бельтриана, спасителем короля и отцом прославленного сына. Для Ваэлина он навсегда остался испуганным человеком, оставляющим сына у ворот Дома Шестого ордена.
Он ощутил, как большая отцовская рука подтолкнула его в спину.
– Ступай, Ваэлин. Ступай к нему. Он тебя не обидит.
«Врешь!» – яростно подумал Ваэлин, волоча ноги по земле, пока его вели к воротам. Когда они подошли ближе, лицо человека в плаще сделалось видно отчетливее: длинное и узкое, с тонкими губами и бледно-голубыми глазами. Ваэлин невольно уставился в эти глаза. Длиннолицый уставился на него в ответ, не обращая внимания на его отца.
– Как твое имя, мальчик?
Голос был тих – вздох в тумане.
Ваэлин так и не понял, отчего голос у него не дрогнул.
– Ваэлин, господин мой. Ваэлин Аль-Сорна.
Тонкие губы сложились в улыбку.
– Я не господин, мальчик мой. Я Гайнил Арлин, аспект Шестого ордена.
Ваэлин вспомнил многочисленные материнские наставления по части этикета.
– Прошу прощения, аспект.
За спиной раздался конский храп. Ваэлин обернулся и увидел, что отец уезжает прочь. Его боевой скакун быстро исчез в тумане, топот копыт по мягкой земле растаял в тишине.
– Он не вернется, Ваэлин, – сказал длиннолицый аспект. Он перестал улыбаться. – Ты знаешь, зачем он тебя сюда привез?
– Чтобы многому научиться и стать братом Шестого ордена.
– Да. Но никто не входит сюда иначе, чем по собственному выбору, будь то муж или мальчик.
Его вдруг охватило желание убежать, скрыться в тумане. Он возьмет и убежит. Отыщет шайку разбойников, они примут его к себе, он станет жить в лесу. Переживет множество захватывающих приключений, сделает вид, что он сирота… «Верность – наша сила».
Взгляд аспекта был бесстрастен, однако Ваэлин знал, что тот видит все его мысли насквозь. Позднее он не раз спрашивал себя, многие ли из мальчиков, которых притащили или заманили сюда вероломные отцы, решились сбежать, и, если да, пожалели ли они об этом после.
«Верность – наша сила».
– С вашего разрешения, я хотел бы войти, – сказал он аспекту. В глазах у него стояли слезы, но он их сморгнул. – Я хочу многому научиться.
Аспект протянул руку, чтобы отпереть ворота. Ваэлин обратил внимание, что руки у него все в шрамах. Ворота распахнулись, аспект жестом пригласил Ваэлина войти:
– Входи, маленький Ястреб. Отныне ты наш брат.
– Скажи мне, Ваэлин, что тебе известно о нашем ордене, – велел аспект по пути в главную цитадель.
Ваэлин воспроизвел то, чему учила его матушка:
– «Шестой орден владеет мечом правосудия и разит врагов Веры и Королевства».
– Отлично! – аспект, похоже, был удивлен. – Тебя хорошо учили. Но что мы делаем такого, чего не делают прочие ордены?
Ваэлин замялся в поисках ответа, а они тем временем вошли в цитадель и увидели двух мальчиков лет по двенадцать, сражающихся на деревянных мечах: ясеневые деревяшки стучали друг о друга в стремительной череде выпадов, блоков и ударов. Мальчишки сражались в кругу, очерченном белым мелом, и каждый раз, как они приближались к границам круга, наставник, наголо бритый человек, похожий на скелет, хлестал их розгой. Мальчишки почти даже не вздрагивали от ударов, всецело поглощенные схваткой. Один мальчик сделал слишком глубокий выпад и пропустил удар в голову. Он отшатнулся, из раны хлынула кровь, и мальчик тяжело рухнул поперек меловой черты, получив еще один удар, на этот раз от наставника.
– Вы сражаетесь, – сказал Ваэлин аспекту. При виде насилия и крови сердце у него учащенно забилось.
– Да.
Аспект остановился и посмотрел на него сверху вниз.
– Мы сражаемся. Мы убиваем. Мы берем штурмом стены замков, пренебрегая стрелами и огнем. Мы выдерживаем натиск коней и копий. Мы прорубаем себе путь сквозь стену пик и захватываем вражеское знамя. Шестой орден сражается – но за что он сражается?
– За Королевство.
Аспект пригнулся, так, что их лица оказались на одном уровне.
– За Королевство, да, – но что важней Королевства?
– Вера?
– Ты как будто не уверен, маленький Ястреб. Быть может, тебя учили не так хорошо, как я думал.
У него за спиной наставник вздернул упавшего мальчишку на ноги, осыпая его оскорблениями.
– Ах ты, неуклюжий, бестолковый, вонючий болван! Ступай в круг! Еще раз упадешь – я позабочусь о том, чтобы ты вообще больше не встал!
– «Вера есть суть нашей истории и нашего духа, – процитировал Ваэлин. – Когда мы выходим Вовне, наша сущность соединяется с душами Ушедших, дабы они стали нашими провожатыми в той жизни. А мы платим им за это почестями и верой».
Аспект приподнял бровь.
– Ты неплохо знаешь основы веры.
– Да, сударь. Матушка много меня наставляла.
Лицо аспекта омрачилось.
– Твоя матушка…
Он запнулся, и его лицо вновь приобрело прежний вид бесстрастной маски.
– Тебе не следует больше упоминать о своей матери. Ни об отце, ни о других членах семьи. Отныне у тебя нет иной семьи, кроме ордена. Ты принадлежишь ордену. Ты понял?
Мальчик со ссадиной на голове упал снова, и теперь наставник его избивал: розга мерно вздымалась и опускалась, похожее на череп лицо наставника не выдавало никаких особых эмоций. Ваэлин видел подобное выражение у отца, когда тот лупил одну из своих гончих.
«Ты принадлежишь ордену». К его удивлению, сердцебиение замедлилось, и Ваэлин недрогнувшим голосом ответил аспекту:
– Я понял.
– Знаешь, что такое «падла»?
– Нет, сударь.
Мастер Соллис подступил ближе, навис над ним. Сердце Ваэлина по-прежнему не желало биться чаще. От вида учителя, похожего на скелет, избивающего розгой мальчишку, распростертого на полу цитадели, его страх сменился исподволь накипающим гневом.
– Это дохлятина, малый! – сказал ему мастер Соллис. – Труп, брошенный на поле боя на съедение воронам и крысам. Вот она, твоя судьба, малый. Ты падла. Ты труп.
Ваэлин ничего не ответил. Козьи глаза Соллиса впились в него, но мальчик знал, что страха они не увидят. Он злился на мастера, а не боялся его.
В той же комнате, на чердаке северной башни, было еще девять мальчиков. Все они были ровесниками или почти ровесниками Ваэлина. Некоторые всхлипывали от одиночества и заброшенности, другие непрерывно улыбались: разлука с родителями была им в новинку. Соллис заставил их выстроиться, хлестнув розгой толстого мальчишку, который замешкался.
– Пошевеливайся, дерьмовая башка!
Он разглядел всех по очереди, подступая ближе, чтобы оскорбить каждого отдельно.
– Имя? – спросил он у высокого белобрысого мальчишки.
– Норта Аль-Сендаль, сударь!
– Не сударь, а мастер, балда дерьмовая!
Он перешел к следующему.
– Имя?
– Баркус Джешуа, мастер! – ответил толстяк, которому досталось розгой.
– Я смотрю, в Нильсаэле до сих пор разводят ломовых лошадей…
И так далее, пока не оскорбил их всех. Наконец наставник отступил назад и произнес небольшую речь:
– Несомненно, у ваших родных были свои причины отправить вас сюда, – сказал им Соллис. – Они хотели, чтобы вы выросли героями, они хотели, чтобы вы прославили их имя, они хотели хвастаться вами, попивая эль или шляясь по городу за шлюхами, а может быть, они просто хотели избавиться от крикливого ублюдка. Так вот: забудьте про них. Если бы вы были им нужны, вы бы сюда не попали. Теперь вы наши, вы принадлежите ордену. Вы научитесь сражаться, вы будете убивать врагов Королевства и Веры до самой своей смерти. Ничто другое значения не имеет. Ничто другое вас не касается. У вас нет семьи, у вас нет ни надежд, ни стремлений помимо ордена.
Он велел им взять грубые холщовые мешки, лежащие у них на кроватях, бегом спуститься по бесконечным лестницам башни, пересечь двор и в конюшне нагрести в мешки соломы, все это – под градом ударов розги. Ваэлин был уверен, что ему досталось больше остальных, и заподозрил, что Соллис нарочно теснит его туда, где солома более старая и сырая. Когда мешки были наполнены, Соллис погнал их обратно в башню и велел расстелить мешки на деревянных топчанах, которые должны были служить им кроватями. Потом, снова бегом – вниз, в подвалы цитадели. Наставник выстроил их. Дыхание мальчишек клубилось в стылом воздухе, тяжелое дыхание эхом отдавалось под сводами. Подвалы казались огромными, кирпичные сводчатые потолки по обе стороны исчезали во тьме. Ваэлин смотрел во мрак, бездонный, таящий в себе угрозу, и в нем снова мало-помалу просыпался страх.
– Вперед смотреть!
Розга Соллиса оставила у него на руке багровый рубец, и мальчик с трудом сдержал болезненный всхлип.
– Новый урожай, мастер Соллис? – осведомился жизнерадостный голос. Из тьмы появился очень крупный мужчина. В его ручище, размером с окорок, мерцал огонек масляной лампы. Ваэлин впервые в жизни видел человека, который был буквально поперек себя шире. Его туша была одета просторным плащом, темно-синим, как и у прочих мастеров, но с вышитой на груди алой розой. У мастера Соллиса на плаще никаких украшений не было.
– Еще один совок дерьма, мастер Греалин, – с обреченным видом ответил наставник толстяку.
Мясистое лицо Греалина расплылось в короткой улыбке.
– Как им повезло, что их наставником стали именно вы!
Повисла короткая пауза. Ваэлин ощутил напряжение, возникшее между этими двоими, и счел примечательным, что Соллис нарушил молчание первым.
– Им нужно снаряжение.
– Ну конечно!
Греалин подошел поближе, разглядывая мальчишек. Ступал он на удивление легко для такой массивной туши: будто скользил над каменным полом.
– Маленьким воинам понадобится вооружение для грядущих битв!
Он по-прежнему улыбался, но Ваэлин обратил внимание, что в изучающих их глазах никакого веселья не было. Он снова вспомнил отца: то, как он смотрел, когда они бывали на конной ярмарке и кто-нибудь из заводчиков пытался заинтересовать его своим жеребцом. Отец, бывало, ходил вокруг коня, объясняя Ваэлину, как выбрать хорошего боевого скакуна: про массивные мышцы, говорящие о том, что конь будет вынослив в стычке, но слишком медлителен в атаке, про то, что лучшие кони выходят из тех, в ком осталась некоторая толика непокорства после того, как их объездили.
– Глаза, Ваэлин! – говаривал он. – Ищи коня с искрой, с огоньком в глазах.
Может, именно это мастер Греалин и ищет – огонек в глазах? Прикидывает, кто из них выстоит, каковы они будут в атаке или в стычке.
Греалин остановился напротив хрупкого мальчика по имени Каэнис, которому досталась немалая часть худших Соллисовых оскорблений. Греалин пристально поглядел на него сверху вниз. Мальчик принялся переминаться с ноги на ногу: ему сделалось неуютно под этим взглядом.
– Как твое имя, маленький воин? – спросил у него Греалин.
Каэнису пришлось сглотнуть, прежде чем он ответил:
– Каэнис Аль-Низа, мастер.
– Аль-Низа… – задумчиво повторил Греалин. – Благородная семья, и довольно богатая, если память мне не изменяет. Земли на юге, породнились через брак с домом Хурниш… Далеконько тебя занесло от родного дома.
– Да, мастер.
– Ну, не переживай. Твой новый дом – это орден.
Он трижды хлопнул Каэниса по плечу. Мальчик поежился. Очевидно, после розги Соллиса он теперь боялся даже дружеского прикосновения. Греалин пошел дальше вдоль строя, расспрашивая мальчиков о том и о сем, утешая и ободряя. Все это время мастер Соллис похлопывал себя розгой по голенищу – тюканье палки по коже отдавалось эхом под сводами.
– А твое имя мне, кажется, известно, маленький воин, – туша Греалина нависла над Ваэлином. – Аль-Сорна. Мы с твоим отцом сражались бок о бок в Мельденейской войне. Великий человек. Ты похож на него.
Ваэлин распознал ловушку и, не колеблясь, ответил:
– У меня нет семьи, мастер. Только орден.
– Да, но орден и есть семья, маленький воин!
Греалин хохотнул и отошел.
– А мы с мастером Соллисом вам вроде как дядюшки.
И расхохотался еще громче. Ваэлин покосился на Соллиса – тот теперь смотрел на Греалина с неприкрытой ненавистью.
– За мной, юные храбрецы! – позвал Греалин и поднял над головой лампу, углубляясь в подвалы. – Смотрите, не заблудитесь: крысы не любят гостей, а некоторые из них побольше вас будут!
Он снова хохотнул. Идущий рядом с Ваэлином Каэнис тихонько всхлипнул, глядя расширенными глазами в бездонную черноту.
– Не обращай внимания, – шепнул Ваэлин. – Никаких крыс там нет. Тут слишком чисто, им есть нечего.
Он вовсе не был уверен, что это правда, но звучало отчасти ободряюще.
– Закрой рот, Сорна! – Розга Соллиса свистнула в воздухе у него над головой. – Пошевеливайся!
Они следовали за лампой мастера Греалина в черную пустоту подвалов, шаги и хохот толстяка смешивались, создавая сверхъестественное эхо, перемежаемое внезапными щелчками Соллисовой розги. Каэнис непрерывно стрелял глазами во все стороны – наверно, высматривал огромных крыс. Прошла как будто целая вечность, прежде чем они дошли до массивных дубовых дверей, вделанных в грубую кирпичную кладку. Греалин велел им ждать, снял с пояса ключи и отпер дверь.
– Ну, маленькие мужчины, – сказал он, распахнув ее настежь, – давайте вооружим вас для грядущих битв!
Помещение за дверью выглядело как огромная пещера, бесконечные стойки с мечами, копьями, луками, пиками и сотней иных видов оружия сверкали в свете факелов, а вдоль стен тянулись ряды бочонков и бесчисленные мешки с мукой и зерном.
– Мои скромные владения, – сказал им Греалин. – Я – хозяин подвалов и хранитель оружейни. В этих кладовых не найдется ни одного боба или наконечника стрелы, не учтенного мною, причем дважды. Если вам что-то нужно, я это добуду. И, если потеряете, ответ держать придется тоже передо мной.
Ваэлин заметил, что улыбаться он перестал.
Они выстроились напротив двери в кладовые, и Греалин вынес им снаряжение: десять серых миткалевых мешков, сквозь которые выпирали наружу разные предметы.
– Это дары ордена, маленькие мужчины, – жизнерадостно говорил им Греалин, идя вдоль строя и раскладывая мешки к ногам мальчиков. – Каждый из вас найдет в своей укладке следующее: один деревянный меч азраэльского образца, один охотничий нож двенадцати дюймов в длину, одну пару сапог, две пары портов, две рубашки холщовые, один плащ, одну фибулу, один кошелек, пустой, разумеется, и одну вот такую штучку…
Мастер Греалин поднес нечто поближе к лампе, и оно заблестело на свету, медленно вращаясь на цепочке. Это был медальон, серебряный кружок с изображением фигуры, в которой Ваэлин узнал воина с лицом как череп, стоящего на воротах у въезда в Дом ордена.
– Это знак нашего ордена, – продолжал мастер Греалин. – Изображение Сальтрота Аль-Дженриаля, первого аспекта ордена. Носите его не снимая: и когда спите, и когда моетесь, – всегда. Уверен, мастер Соллис знает немало наказаний для мальчиков, которые забывают его надеть.
Соллис ничего не ответил, но постукивание розги по сапогу звучало достаточно красноречиво.
– Другой мой дар – всего лишь несколько советов, – говорил мастер Греалин. – Жизнь в ордене сурова и зачастую коротка. Многих из вас выгонят еще до последнего испытания – быть может, выгонят всех, – а те, кто завоюет право остаться с нами, проведут свою жизнь, объезжая дозором дальние границы, сражаясь в бесконечных войнах с дикарями, разбойниками или еретиками, в которых вы, скорее всего, погибнете, если вам повезет, или останетесь калеками, если нет. Те немногие, кто останется в живых после пятнадцатилетней службы, сами станут командирами или вернутся сюда, чтобы наставлять тех, кто придет вам на смену. Такова жизнь, которую выбрали для вас ваши родные. Быть может, вам так не кажется, но это большая честь, цените ее. Слушайтесь мастеров, учитесь всему, чему мы можем вас научить, и всегда храните верность Вере. Запомните мои слова, и ваша жизнь в ордене будет долгой.
Он снова улыбнулся, развел пухлыми руками.
– Это все, что я могу вам сказать, маленькие воины. Ну а теперь бегите. Несомненно, мы скоро увидимся снова, когда вы растеряете свои драгоценные дары.
Он снова хохотнул и скрылся в кладовой. Эхо его хохота преследовало их, пока Соллис гнал их из подвалов своей розгой.
– Зеленый! Красный! Зеленый! Синий! Красный! Синий! Красный! Зеленый! Зеленый!..
У Ваэлина заболела рука уже после первых нескольких минут, но он продолжал рубить изо всех сил. Баркус после нескольких взмахов на миг опустил руку и был осыпан градом ударов розгой, которые стерли с его лица привычную улыбку. По лбу у него потекла кровь.
– Красный! Красный! Синий! Зеленый! Красный! Синий! Синий!..
Ваэлин обнаружил, что руке не так больно, если в последний момент изменить угол удара и как бы разрезать столб клинком вместо того, чтобы просто ударять по нему. Соллис подошел и встал позади него. Спина зачесалась в ожидании удара. Но Соллис постоял, посмотрел, хмыкнул и отошел, чтобы наказать Норту за то, что тот рубанул по синему вместо красного.
– Уши прочисти, шут гороховый!
Норта получил удар по шее и сморгнул слезы, не переставая сражаться со столбом.
Соллис заставил их упражняться так несколько часов. Свист его розги был резким контрастом мерному стуку мечей о столбы. Через некоторое время он заставил их поменять руки.
– Братья ордена сражаются обеими руками, – сказал он им. – Потеря конечности – не оправдание для трусости.
Еще один бесконечный час или даже больше – и он велел им остановиться и взял вместо розги деревянный меч. Этот меч, как и их собственные, был азраэльского образца: с прямым клинком и рукоятью в полторы ладони. Тонкий, изогнутый отросток гарды прикрывал рукоять, защищая пальцы. Ваэлин разбирался в мечах: в доме его отца, над камином в трапезном зале, их висело множество, и у мальчишки чесались руки их подержать, хотя он ни разу не решился к ним прикоснуться. Разумеется, те мечи были куда больше этих деревянных игрушек: клинки больше ярда[4] в длину, побитые и порубленные – их регулярно точили, но лезвия оставались неровными, оттого что точильный камень сглаживал многочисленные зарубки и зазубрины, полученные мечом на поле боя. Один из мечей всегда притягивал его взгляд сильнее остальных. Меч висел высоко, там, куда ему было не дотянуться, и клинок смотрел вниз, прямо ему в нос. Это был довольно простой клинок, азраэльский, как и большинство остальных, и не такой изысканный, как некоторые другие, но, в отличие от них, его клинок не носил следов правки: он был отполирован до блеска, но все зарубки, царапины и зазубрины, портящие сталь, так и остались нетронутыми. Ваэлин не решался спрашивать об этом у отца и потому отправился с этим к матушке, хотя трепет он испытывал почти такой же: он знал, что мать ненавидит отцовские мечи. Он нашел ее в гостиной, за чтением, как это часто бывало. Это было в самом начале ее болезни, лицо у нее сильно осунулось, и Ваэлин поневоле пялился на него. Когда он проскользнул в комнату, она улыбнулась и похлопала по сиденью рядом с собой. Она любила показывать ему свои книжки. Он смотрел картинки, а она рассказывала ему про Веру и Королевство. Мальчик сидел, терпеливо слушая историю Керлиса Неверного, обреченного на вечную погибель за то, что он отверг наставления Ушедших, пока она не умолкла достаточно надолго, чтобы он успел задать вопрос:
– Матушка, а отчего отец не правит свой меч?
Она остановилась на середине страницы, не глядя на сына. Молчание затянулось, и Ваэлин уже подумал было, что матушка решила перенять отцовское обыкновение просто не слышать его вопросов. Он хотел было извиниться и спросить разрешения уйти, когда она сказала:
– Это меч, который твой отец получил, вступив в королевское войско. Он много лет сражался им, пока рождалось Королевство, и, когда война была окончена, король сделал его мечом Королевства. Вот почему ты носишь имя Ваэлин Аль-Сорна, а не просто Ваэлин Сорна. Отметины на клинке – это история того, как твой отец сделался тем, кем он стал. Потому он и оставил его как есть.
– Сорна, очнись! – рявканье Соллиса вернуло его к действительности. – Так, крысья морда, ты будешь первым! – сказал он Каэнису, жестом приказав хрупкому мальчишке встать напротив себя. – Я буду нападать, вы обороняться. И так до тех пор, пока кто-то из вас не отразит удар.
А потом Соллис как будто расплылся – движение его было так стремительно, что и не уследишь, – его меч вылетел вперед и ударил Каэниса прямо в грудь прежде, чем тот успел хотя бы поднять свой меч. Мальчик растянулся на земле.
– Позор, Низа! – коротко бросил Соллис. – Теперь ты – как тебя там? Дентос.
Дентос был остролицый долговязый парнишка с жидкими волосами. Говорил он с густым западно-ренфаэльским выговором, который Соллис находил, мягко говоря, малоприятным.
– Дерешься ты не лучше, чем говоришь! – заметил он после того, как его ясеневый клинок стукнулся о ребра Дентоса, и тот, задыхаясь, рухнул наземь. – Джешуа, ты следующий!
Баркусу удалось увернуться от первого молниеносного выпада, но его ответный взмах не попал по мечу наставника, и он рухнул от удара, подсекшего ему ноги.
Отец Ваэлина спешился и снял с седла сына.
– Что это за место, милорд? – спросил он. Собственный голос казался ему громким, как крик, хотя говорил он шепотом. Тишина и туман вселяли тревогу, ему не нравились эти ворота и фигура на них. Он знал с ребяческой уверенностью, что пустые глазницы – ложь, обманка. Фигура следила и ждала.
Отец не ответил, подошел к колоколу, снял с пояса кинжал и ударил в колокол навершием рукояти. Звон звучал как дерзкий вызов тишине. Ваэлин зажал уши руками, пока звон не стих. Когда он поднял глаза, отец стоял над ним.
– Ваэлин, – сказал он своим хриплым голосом воина. – Помнишь ли ты наш девиз, которому я тебя научил? Наше семейное кредо?
– Да, милорд.
– Повтори его.
– «Верность – наша сила».
– Да. Верность – наша сила. Помни об этом. Помни, что ты мой сын и что я хочу, чтобы ты остался здесь. Тут тебя многому научат, ты станешь братом Шестого ордена. Но ты навсегда останешься моим сыном и будешь чтить мою волю.
За воротами захрустел щебень, и Ваэлин вздрогнул, увидев за решеткой высокую фигуру в плаще. Человек ждал их. Лица его было не видно в тумане, но Ваэлин съежился, понимая, что его изучают и оценивают. Он поднял взгляд на отца, увидел крупного мужчину с решительным лицом, с седеющей бородой, с глубокими морщинами на щеках и на лбу. В выражении отцовского лица было нечто новое, нечто, чего Ваэлин никогда прежде не видел и назвать бы не сумел. В грядущие годы он видел его на лицах тысяч людей и узнавал, как старого приятеля: страх. Его поразило, что отцовские глаза сделались необычайно темными, темнее, чем у матушки. Таким он и запомнил отца на всю жизнь. Для других он был владыкой битв, первым мечом Королевства, героем Бельтриана, спасителем короля и отцом прославленного сына. Для Ваэлина он навсегда остался испуганным человеком, оставляющим сына у ворот Дома Шестого ордена.
Он ощутил, как большая отцовская рука подтолкнула его в спину.
– Ступай, Ваэлин. Ступай к нему. Он тебя не обидит.
«Врешь!» – яростно подумал Ваэлин, волоча ноги по земле, пока его вели к воротам. Когда они подошли ближе, лицо человека в плаще сделалось видно отчетливее: длинное и узкое, с тонкими губами и бледно-голубыми глазами. Ваэлин невольно уставился в эти глаза. Длиннолицый уставился на него в ответ, не обращая внимания на его отца.
– Как твое имя, мальчик?
Голос был тих – вздох в тумане.
Ваэлин так и не понял, отчего голос у него не дрогнул.
– Ваэлин, господин мой. Ваэлин Аль-Сорна.
Тонкие губы сложились в улыбку.
– Я не господин, мальчик мой. Я Гайнил Арлин, аспект Шестого ордена.
Ваэлин вспомнил многочисленные материнские наставления по части этикета.
– Прошу прощения, аспект.
За спиной раздался конский храп. Ваэлин обернулся и увидел, что отец уезжает прочь. Его боевой скакун быстро исчез в тумане, топот копыт по мягкой земле растаял в тишине.
– Он не вернется, Ваэлин, – сказал длиннолицый аспект. Он перестал улыбаться. – Ты знаешь, зачем он тебя сюда привез?
– Чтобы многому научиться и стать братом Шестого ордена.
– Да. Но никто не входит сюда иначе, чем по собственному выбору, будь то муж или мальчик.
Его вдруг охватило желание убежать, скрыться в тумане. Он возьмет и убежит. Отыщет шайку разбойников, они примут его к себе, он станет жить в лесу. Переживет множество захватывающих приключений, сделает вид, что он сирота… «Верность – наша сила».
Взгляд аспекта был бесстрастен, однако Ваэлин знал, что тот видит все его мысли насквозь. Позднее он не раз спрашивал себя, многие ли из мальчиков, которых притащили или заманили сюда вероломные отцы, решились сбежать, и, если да, пожалели ли они об этом после.
«Верность – наша сила».
– С вашего разрешения, я хотел бы войти, – сказал он аспекту. В глазах у него стояли слезы, но он их сморгнул. – Я хочу многому научиться.
Аспект протянул руку, чтобы отпереть ворота. Ваэлин обратил внимание, что руки у него все в шрамах. Ворота распахнулись, аспект жестом пригласил Ваэлина войти:
– Входи, маленький Ястреб. Отныне ты наш брат.
* * *
Ваэлин сразу понял, что Дом Шестого ордена на самом деле не дом, а крепость. Гранитные стены, мимо которых аспект вел его к главному входу, вздымались над ним, как утесы. На укреплениях расхаживали часовые, темные фигуры с боевыми луками в руках, поглядывая на него пустыми, затуманенными глазами. Вход представлял собой сводчатый проем, решетка была поднята, чтобы дать им пройти, и двое копейщиков стояли на страже, оба – старшие ученики лет по семнадцать, которые почтительно склонились при виде аспекта. Он едва обратил на них внимание и повел Ваэлина через двор, где другие ученики сметали солому с булыжной мостовой и из кузницы доносился звон молота о металл. Ваэлину уже доводилось видеть замки: отец с матерью как-то раз взяли его в королевский дворец. Он тогда был одет в свой парадный костюмчик и весь извертелся от скуки, пока аспект Первого ордена распинался о великодушии его величества. Но королевский дворец представлял собой ярко освещенный лабиринт статуй, гобеленов и чистого, полированного мрамора, с солдатами, в чьи кирасы можно было смотреться, как в зеркало. В том королевском дворце не воняло навозом и дымом и не было сотни темных дверей, вне сомнения, скрывающих мрачные тайны, которых мальчикам знать не следует.– Скажи мне, Ваэлин, что тебе известно о нашем ордене, – велел аспект по пути в главную цитадель.
Ваэлин воспроизвел то, чему учила его матушка:
– «Шестой орден владеет мечом правосудия и разит врагов Веры и Королевства».
– Отлично! – аспект, похоже, был удивлен. – Тебя хорошо учили. Но что мы делаем такого, чего не делают прочие ордены?
Ваэлин замялся в поисках ответа, а они тем временем вошли в цитадель и увидели двух мальчиков лет по двенадцать, сражающихся на деревянных мечах: ясеневые деревяшки стучали друг о друга в стремительной череде выпадов, блоков и ударов. Мальчишки сражались в кругу, очерченном белым мелом, и каждый раз, как они приближались к границам круга, наставник, наголо бритый человек, похожий на скелет, хлестал их розгой. Мальчишки почти даже не вздрагивали от ударов, всецело поглощенные схваткой. Один мальчик сделал слишком глубокий выпад и пропустил удар в голову. Он отшатнулся, из раны хлынула кровь, и мальчик тяжело рухнул поперек меловой черты, получив еще один удар, на этот раз от наставника.
– Вы сражаетесь, – сказал Ваэлин аспекту. При виде насилия и крови сердце у него учащенно забилось.
– Да.
Аспект остановился и посмотрел на него сверху вниз.
– Мы сражаемся. Мы убиваем. Мы берем штурмом стены замков, пренебрегая стрелами и огнем. Мы выдерживаем натиск коней и копий. Мы прорубаем себе путь сквозь стену пик и захватываем вражеское знамя. Шестой орден сражается – но за что он сражается?
– За Королевство.
Аспект пригнулся, так, что их лица оказались на одном уровне.
– За Королевство, да, – но что важней Королевства?
– Вера?
– Ты как будто не уверен, маленький Ястреб. Быть может, тебя учили не так хорошо, как я думал.
У него за спиной наставник вздернул упавшего мальчишку на ноги, осыпая его оскорблениями.
– Ах ты, неуклюжий, бестолковый, вонючий болван! Ступай в круг! Еще раз упадешь – я позабочусь о том, чтобы ты вообще больше не встал!
– «Вера есть суть нашей истории и нашего духа, – процитировал Ваэлин. – Когда мы выходим Вовне, наша сущность соединяется с душами Ушедших, дабы они стали нашими провожатыми в той жизни. А мы платим им за это почестями и верой».
Аспект приподнял бровь.
– Ты неплохо знаешь основы веры.
– Да, сударь. Матушка много меня наставляла.
Лицо аспекта омрачилось.
– Твоя матушка…
Он запнулся, и его лицо вновь приобрело прежний вид бесстрастной маски.
– Тебе не следует больше упоминать о своей матери. Ни об отце, ни о других членах семьи. Отныне у тебя нет иной семьи, кроме ордена. Ты принадлежишь ордену. Ты понял?
Мальчик со ссадиной на голове упал снова, и теперь наставник его избивал: розга мерно вздымалась и опускалась, похожее на череп лицо наставника не выдавало никаких особых эмоций. Ваэлин видел подобное выражение у отца, когда тот лупил одну из своих гончих.
«Ты принадлежишь ордену». К его удивлению, сердцебиение замедлилось, и Ваэлин недрогнувшим голосом ответил аспекту:
– Я понял.
* * *
Наставника звали мастер Соллис. У него было худое, обветренное лицо и козьи глаза: серые, холодные и навыкате. Он бросил взгляд на Ваэлина и спросил:– Знаешь, что такое «падла»?
– Нет, сударь.
Мастер Соллис подступил ближе, навис над ним. Сердце Ваэлина по-прежнему не желало биться чаще. От вида учителя, похожего на скелет, избивающего розгой мальчишку, распростертого на полу цитадели, его страх сменился исподволь накипающим гневом.
– Это дохлятина, малый! – сказал ему мастер Соллис. – Труп, брошенный на поле боя на съедение воронам и крысам. Вот она, твоя судьба, малый. Ты падла. Ты труп.
Ваэлин ничего не ответил. Козьи глаза Соллиса впились в него, но мальчик знал, что страха они не увидят. Он злился на мастера, а не боялся его.
В той же комнате, на чердаке северной башни, было еще девять мальчиков. Все они были ровесниками или почти ровесниками Ваэлина. Некоторые всхлипывали от одиночества и заброшенности, другие непрерывно улыбались: разлука с родителями была им в новинку. Соллис заставил их выстроиться, хлестнув розгой толстого мальчишку, который замешкался.
– Пошевеливайся, дерьмовая башка!
Он разглядел всех по очереди, подступая ближе, чтобы оскорбить каждого отдельно.
– Имя? – спросил он у высокого белобрысого мальчишки.
– Норта Аль-Сендаль, сударь!
– Не сударь, а мастер, балда дерьмовая!
Он перешел к следующему.
– Имя?
– Баркус Джешуа, мастер! – ответил толстяк, которому досталось розгой.
– Я смотрю, в Нильсаэле до сих пор разводят ломовых лошадей…
И так далее, пока не оскорбил их всех. Наконец наставник отступил назад и произнес небольшую речь:
– Несомненно, у ваших родных были свои причины отправить вас сюда, – сказал им Соллис. – Они хотели, чтобы вы выросли героями, они хотели, чтобы вы прославили их имя, они хотели хвастаться вами, попивая эль или шляясь по городу за шлюхами, а может быть, они просто хотели избавиться от крикливого ублюдка. Так вот: забудьте про них. Если бы вы были им нужны, вы бы сюда не попали. Теперь вы наши, вы принадлежите ордену. Вы научитесь сражаться, вы будете убивать врагов Королевства и Веры до самой своей смерти. Ничто другое значения не имеет. Ничто другое вас не касается. У вас нет семьи, у вас нет ни надежд, ни стремлений помимо ордена.
Он велел им взять грубые холщовые мешки, лежащие у них на кроватях, бегом спуститься по бесконечным лестницам башни, пересечь двор и в конюшне нагрести в мешки соломы, все это – под градом ударов розги. Ваэлин был уверен, что ему досталось больше остальных, и заподозрил, что Соллис нарочно теснит его туда, где солома более старая и сырая. Когда мешки были наполнены, Соллис погнал их обратно в башню и велел расстелить мешки на деревянных топчанах, которые должны были служить им кроватями. Потом, снова бегом – вниз, в подвалы цитадели. Наставник выстроил их. Дыхание мальчишек клубилось в стылом воздухе, тяжелое дыхание эхом отдавалось под сводами. Подвалы казались огромными, кирпичные сводчатые потолки по обе стороны исчезали во тьме. Ваэлин смотрел во мрак, бездонный, таящий в себе угрозу, и в нем снова мало-помалу просыпался страх.
– Вперед смотреть!
Розга Соллиса оставила у него на руке багровый рубец, и мальчик с трудом сдержал болезненный всхлип.
– Новый урожай, мастер Соллис? – осведомился жизнерадостный голос. Из тьмы появился очень крупный мужчина. В его ручище, размером с окорок, мерцал огонек масляной лампы. Ваэлин впервые в жизни видел человека, который был буквально поперек себя шире. Его туша была одета просторным плащом, темно-синим, как и у прочих мастеров, но с вышитой на груди алой розой. У мастера Соллиса на плаще никаких украшений не было.
– Еще один совок дерьма, мастер Греалин, – с обреченным видом ответил наставник толстяку.
Мясистое лицо Греалина расплылось в короткой улыбке.
– Как им повезло, что их наставником стали именно вы!
Повисла короткая пауза. Ваэлин ощутил напряжение, возникшее между этими двоими, и счел примечательным, что Соллис нарушил молчание первым.
– Им нужно снаряжение.
– Ну конечно!
Греалин подошел поближе, разглядывая мальчишек. Ступал он на удивление легко для такой массивной туши: будто скользил над каменным полом.
– Маленьким воинам понадобится вооружение для грядущих битв!
Он по-прежнему улыбался, но Ваэлин обратил внимание, что в изучающих их глазах никакого веселья не было. Он снова вспомнил отца: то, как он смотрел, когда они бывали на конной ярмарке и кто-нибудь из заводчиков пытался заинтересовать его своим жеребцом. Отец, бывало, ходил вокруг коня, объясняя Ваэлину, как выбрать хорошего боевого скакуна: про массивные мышцы, говорящие о том, что конь будет вынослив в стычке, но слишком медлителен в атаке, про то, что лучшие кони выходят из тех, в ком осталась некоторая толика непокорства после того, как их объездили.
– Глаза, Ваэлин! – говаривал он. – Ищи коня с искрой, с огоньком в глазах.
Может, именно это мастер Греалин и ищет – огонек в глазах? Прикидывает, кто из них выстоит, каковы они будут в атаке или в стычке.
Греалин остановился напротив хрупкого мальчика по имени Каэнис, которому досталась немалая часть худших Соллисовых оскорблений. Греалин пристально поглядел на него сверху вниз. Мальчик принялся переминаться с ноги на ногу: ему сделалось неуютно под этим взглядом.
– Как твое имя, маленький воин? – спросил у него Греалин.
Каэнису пришлось сглотнуть, прежде чем он ответил:
– Каэнис Аль-Низа, мастер.
– Аль-Низа… – задумчиво повторил Греалин. – Благородная семья, и довольно богатая, если память мне не изменяет. Земли на юге, породнились через брак с домом Хурниш… Далеконько тебя занесло от родного дома.
– Да, мастер.
– Ну, не переживай. Твой новый дом – это орден.
Он трижды хлопнул Каэниса по плечу. Мальчик поежился. Очевидно, после розги Соллиса он теперь боялся даже дружеского прикосновения. Греалин пошел дальше вдоль строя, расспрашивая мальчиков о том и о сем, утешая и ободряя. Все это время мастер Соллис похлопывал себя розгой по голенищу – тюканье палки по коже отдавалось эхом под сводами.
– А твое имя мне, кажется, известно, маленький воин, – туша Греалина нависла над Ваэлином. – Аль-Сорна. Мы с твоим отцом сражались бок о бок в Мельденейской войне. Великий человек. Ты похож на него.
Ваэлин распознал ловушку и, не колеблясь, ответил:
– У меня нет семьи, мастер. Только орден.
– Да, но орден и есть семья, маленький воин!
Греалин хохотнул и отошел.
– А мы с мастером Соллисом вам вроде как дядюшки.
И расхохотался еще громче. Ваэлин покосился на Соллиса – тот теперь смотрел на Греалина с неприкрытой ненавистью.
– За мной, юные храбрецы! – позвал Греалин и поднял над головой лампу, углубляясь в подвалы. – Смотрите, не заблудитесь: крысы не любят гостей, а некоторые из них побольше вас будут!
Он снова хохотнул. Идущий рядом с Ваэлином Каэнис тихонько всхлипнул, глядя расширенными глазами в бездонную черноту.
– Не обращай внимания, – шепнул Ваэлин. – Никаких крыс там нет. Тут слишком чисто, им есть нечего.
Он вовсе не был уверен, что это правда, но звучало отчасти ободряюще.
– Закрой рот, Сорна! – Розга Соллиса свистнула в воздухе у него над головой. – Пошевеливайся!
Они следовали за лампой мастера Греалина в черную пустоту подвалов, шаги и хохот толстяка смешивались, создавая сверхъестественное эхо, перемежаемое внезапными щелчками Соллисовой розги. Каэнис непрерывно стрелял глазами во все стороны – наверно, высматривал огромных крыс. Прошла как будто целая вечность, прежде чем они дошли до массивных дубовых дверей, вделанных в грубую кирпичную кладку. Греалин велел им ждать, снял с пояса ключи и отпер дверь.
– Ну, маленькие мужчины, – сказал он, распахнув ее настежь, – давайте вооружим вас для грядущих битв!
Помещение за дверью выглядело как огромная пещера, бесконечные стойки с мечами, копьями, луками, пиками и сотней иных видов оружия сверкали в свете факелов, а вдоль стен тянулись ряды бочонков и бесчисленные мешки с мукой и зерном.
– Мои скромные владения, – сказал им Греалин. – Я – хозяин подвалов и хранитель оружейни. В этих кладовых не найдется ни одного боба или наконечника стрелы, не учтенного мною, причем дважды. Если вам что-то нужно, я это добуду. И, если потеряете, ответ держать придется тоже передо мной.
Ваэлин заметил, что улыбаться он перестал.
Они выстроились напротив двери в кладовые, и Греалин вынес им снаряжение: десять серых миткалевых мешков, сквозь которые выпирали наружу разные предметы.
– Это дары ордена, маленькие мужчины, – жизнерадостно говорил им Греалин, идя вдоль строя и раскладывая мешки к ногам мальчиков. – Каждый из вас найдет в своей укладке следующее: один деревянный меч азраэльского образца, один охотничий нож двенадцати дюймов в длину, одну пару сапог, две пары портов, две рубашки холщовые, один плащ, одну фибулу, один кошелек, пустой, разумеется, и одну вот такую штучку…
Мастер Греалин поднес нечто поближе к лампе, и оно заблестело на свету, медленно вращаясь на цепочке. Это был медальон, серебряный кружок с изображением фигуры, в которой Ваэлин узнал воина с лицом как череп, стоящего на воротах у въезда в Дом ордена.
– Это знак нашего ордена, – продолжал мастер Греалин. – Изображение Сальтрота Аль-Дженриаля, первого аспекта ордена. Носите его не снимая: и когда спите, и когда моетесь, – всегда. Уверен, мастер Соллис знает немало наказаний для мальчиков, которые забывают его надеть.
Соллис ничего не ответил, но постукивание розги по сапогу звучало достаточно красноречиво.
– Другой мой дар – всего лишь несколько советов, – говорил мастер Греалин. – Жизнь в ордене сурова и зачастую коротка. Многих из вас выгонят еще до последнего испытания – быть может, выгонят всех, – а те, кто завоюет право остаться с нами, проведут свою жизнь, объезжая дозором дальние границы, сражаясь в бесконечных войнах с дикарями, разбойниками или еретиками, в которых вы, скорее всего, погибнете, если вам повезет, или останетесь калеками, если нет. Те немногие, кто останется в живых после пятнадцатилетней службы, сами станут командирами или вернутся сюда, чтобы наставлять тех, кто придет вам на смену. Такова жизнь, которую выбрали для вас ваши родные. Быть может, вам так не кажется, но это большая честь, цените ее. Слушайтесь мастеров, учитесь всему, чему мы можем вас научить, и всегда храните верность Вере. Запомните мои слова, и ваша жизнь в ордене будет долгой.
Он снова улыбнулся, развел пухлыми руками.
– Это все, что я могу вам сказать, маленькие воины. Ну а теперь бегите. Несомненно, мы скоро увидимся снова, когда вы растеряете свои драгоценные дары.
Он снова хохотнул и скрылся в кладовой. Эхо его хохота преследовало их, пока Соллис гнал их из подвалов своей розгой.
* * *
Столб был шести футов в высоту и выкрашен в красный цвет наверху, в синий посередине и в зеленый у подножия. Таких столбов было штук двадцать, они стояли по всему тренировочному полю немыми свидетелями их мук. Соллис расставил мальчишек напротив столбов и приказал бить деревянным мечом по тому цвету, который он назовет.– Зеленый! Красный! Зеленый! Синий! Красный! Синий! Красный! Зеленый! Зеленый!..
У Ваэлина заболела рука уже после первых нескольких минут, но он продолжал рубить изо всех сил. Баркус после нескольких взмахов на миг опустил руку и был осыпан градом ударов розгой, которые стерли с его лица привычную улыбку. По лбу у него потекла кровь.
– Красный! Красный! Синий! Зеленый! Красный! Синий! Синий!..
Ваэлин обнаружил, что руке не так больно, если в последний момент изменить угол удара и как бы разрезать столб клинком вместо того, чтобы просто ударять по нему. Соллис подошел и встал позади него. Спина зачесалась в ожидании удара. Но Соллис постоял, посмотрел, хмыкнул и отошел, чтобы наказать Норту за то, что тот рубанул по синему вместо красного.
– Уши прочисти, шут гороховый!
Норта получил удар по шее и сморгнул слезы, не переставая сражаться со столбом.
Соллис заставил их упражняться так несколько часов. Свист его розги был резким контрастом мерному стуку мечей о столбы. Через некоторое время он заставил их поменять руки.
– Братья ордена сражаются обеими руками, – сказал он им. – Потеря конечности – не оправдание для трусости.
Еще один бесконечный час или даже больше – и он велел им остановиться и взял вместо розги деревянный меч. Этот меч, как и их собственные, был азраэльского образца: с прямым клинком и рукоятью в полторы ладони. Тонкий, изогнутый отросток гарды прикрывал рукоять, защищая пальцы. Ваэлин разбирался в мечах: в доме его отца, над камином в трапезном зале, их висело множество, и у мальчишки чесались руки их подержать, хотя он ни разу не решился к ним прикоснуться. Разумеется, те мечи были куда больше этих деревянных игрушек: клинки больше ярда[4] в длину, побитые и порубленные – их регулярно точили, но лезвия оставались неровными, оттого что точильный камень сглаживал многочисленные зарубки и зазубрины, полученные мечом на поле боя. Один из мечей всегда притягивал его взгляд сильнее остальных. Меч висел высоко, там, куда ему было не дотянуться, и клинок смотрел вниз, прямо ему в нос. Это был довольно простой клинок, азраэльский, как и большинство остальных, и не такой изысканный, как некоторые другие, но, в отличие от них, его клинок не носил следов правки: он был отполирован до блеска, но все зарубки, царапины и зазубрины, портящие сталь, так и остались нетронутыми. Ваэлин не решался спрашивать об этом у отца и потому отправился с этим к матушке, хотя трепет он испытывал почти такой же: он знал, что мать ненавидит отцовские мечи. Он нашел ее в гостиной, за чтением, как это часто бывало. Это было в самом начале ее болезни, лицо у нее сильно осунулось, и Ваэлин поневоле пялился на него. Когда он проскользнул в комнату, она улыбнулась и похлопала по сиденью рядом с собой. Она любила показывать ему свои книжки. Он смотрел картинки, а она рассказывала ему про Веру и Королевство. Мальчик сидел, терпеливо слушая историю Керлиса Неверного, обреченного на вечную погибель за то, что он отверг наставления Ушедших, пока она не умолкла достаточно надолго, чтобы он успел задать вопрос:
– Матушка, а отчего отец не правит свой меч?
Она остановилась на середине страницы, не глядя на сына. Молчание затянулось, и Ваэлин уже подумал было, что матушка решила перенять отцовское обыкновение просто не слышать его вопросов. Он хотел было извиниться и спросить разрешения уйти, когда она сказала:
– Это меч, который твой отец получил, вступив в королевское войско. Он много лет сражался им, пока рождалось Королевство, и, когда война была окончена, король сделал его мечом Королевства. Вот почему ты носишь имя Ваэлин Аль-Сорна, а не просто Ваэлин Сорна. Отметины на клинке – это история того, как твой отец сделался тем, кем он стал. Потому он и оставил его как есть.
– Сорна, очнись! – рявканье Соллиса вернуло его к действительности. – Так, крысья морда, ты будешь первым! – сказал он Каэнису, жестом приказав хрупкому мальчишке встать напротив себя. – Я буду нападать, вы обороняться. И так до тех пор, пока кто-то из вас не отразит удар.
А потом Соллис как будто расплылся – движение его было так стремительно, что и не уследишь, – его меч вылетел вперед и ударил Каэниса прямо в грудь прежде, чем тот успел хотя бы поднять свой меч. Мальчик растянулся на земле.
– Позор, Низа! – коротко бросил Соллис. – Теперь ты – как тебя там? Дентос.
Дентос был остролицый долговязый парнишка с жидкими волосами. Говорил он с густым западно-ренфаэльским выговором, который Соллис находил, мягко говоря, малоприятным.
– Дерешься ты не лучше, чем говоришь! – заметил он после того, как его ясеневый клинок стукнулся о ребра Дентоса, и тот, задыхаясь, рухнул наземь. – Джешуа, ты следующий!
Баркусу удалось увернуться от первого молниеносного выпада, но его ответный взмах не попал по мечу наставника, и он рухнул от удара, подсекшего ему ноги.