Милтон Г. ЭРИКСОН, Эрнест Л. РОССИ
ЧЕЛОВЕК ИЗ ФЕВРАЛЯ

   Милтон Г. Эриксон (1901-1980) – крупнейший психотерапевт-практик, с именем которого связано создание целого направления, известного как эриксонов-ский гипноз и короткая стратегическая психотерапия. Он был основателем Американского общества клинического гипноза, профессором Университета Уэйна, организатором Фонда обучения и исследований при Американском обществе клинического гипноза. Его многочисленные книги, статьи и видеозаписи семинаров переиздаются из года в год. Во всем мире профессионалы по-прежнему пытаются проникнуть в тайну невероятного мастерства легендарного Милтона Эриксона.
 
   Эрнест Л. Росси – клинический психолог, автор 18 книг, издатель международного журнапа"Психологические перспективы юнгианской мысли" и собрания сочинений Милтона Эриксона. Будучи одним из наиболее известных и разносторонних его учеников, доктор Росси много лет объяснял, развивал и преподавал эриксоновский подход.

ПРОГУЛКИ ПО ВОДЕ

   Сначала – факты. Случай «мисс С.» – это всего четыре гипнотерапев-тические сессии, проведенные Милтоном Эриксоном в 1945 году. Его мастерство в полном расцвете, а слава – далеко впереди.
   «Человек из Февраля» – это имя и образ Эриксона, когда пациентка в трансе испытывает глубокую возрастную регрессию и, естественно, с доктором «незнакома».
   Перед нами редкий пример хорошо документированного случая. Мы можем рассмотреть любые детали, от нас ничего не скрывают, работа психотерапевта вся на виду. Блистательная, на грани невозможного, работа. Все кажется невероятно простым и… совершенно недоступным. Можно строить Любые догадки о том, как это у него получается,– и все равно оставаться «на берегу», испытывая при этом почему-то не уныние, а благодарность: такое возможно, сохранился фрагмент работы такого мастера.
   Стенограмма этих сессий пролежала в архиве тридцать лет, ожидая своего часа. Он настал в конце 70-х годов, когда Эриксон обратил на нее внимание одного из самых выдающихся своих последователей, Эрнеста Росси.
   «Ученик чародея» стал задавать вопросы, и так они проговорили полных 15 часов. Из этого обсуждения родился «второй план» книги, анализирующий и объясняющий происходящее, – своего рода руководство по «толкованию наведений»… или путеводитель по лабиринту. Без этих комментариев что-то из магии сессий мастера осталось бы абсолютно непонятным, а что-то – даже и вовсе незамеченным. С настоящей магией так бывает.
   Известно, что Эриксон часто отвечал на вопросы учеников метафорой или историей, а те просили его объяснить или показать «что-нибудь попроще, даже поскучнее», да так и не добивались своего (Маргарет Мид, 1979). В обсуждении с Росси Эриксон объясняет то, что делает, прямее и проще обычного. Не удивительно, что специалисты по наследию Эриксона считают эту книгу уникальной.
   Её структура сложна: есть стенограммы сессий, разделенные на смысловые отрезки. Есть обсуждение 1979 года. Плюс еще более поздние и тоже важные для понимания комментарии Эрнеста Росси. А есть и вовсе иное измерение: трансовое время, а в нем – как бы прошлое, «когда деревья были большими». Это детское время пациентки, в котором она становится маленькой девочкой, и ее навещает Февральский Человек. Вот в этом измененном «ни здесь ни там» времени и происходят главные терапевтические события.
   Чтобы не «заблудиться в отражениях» и получить от этой книги все, что она может дать, читателю лучше сразу настроиться на особые отношения со временем. Можно, например, сначала прочитать только стенограммы, опуская все комментарии – и это будет совсем другая книга. А потом начать все сначала, осторожно строя «мостики» между событиями и их анализом. Но кому-то больше понравится сразу читать и то, и другое, медленно входя в эту странную «партитуру», доверившись поворотам лабиринта, где каждая точка между трансом и реальностью не похожа на предыдущую. И где то и дело кончается явь и начинается другая явь. И кончается один транс, и начинается другой транс… И где возможно совершенно особое время – «прошлое в настоящем».
   Работа в этом времени дает Эриксону-психотерапевту доступ к детским травматическим переживаниям «Джейн» и возможность вмешиваться там, где, казалось бы, уже никому не вмешаться. Расхожее мнение о том, что гипнотерапия – симптоматическое лечение, не идущее вглубь, сталкивается с очевидной глубиной движения к причинам, к «созвездию» значимых ситуаций, травм – и их переработке. И что бы Эриксон ни говорил про психоанализ, отрицая и высмеивая его как институт, как способ существования одной из теорий, но трудно не видеть, как изящна его работа с вытеснением, сопротивлением, переносом. Этот случай интересен и с академической точки зрения, причем для психотерапевта или психолога любой теоретической ориентации.
   Убедительный разбор применения «умного гипноза», виртуозное использование системы эриксоновских техник – да, но еще: гениальный психотерапевт и клиническая реальность, которая больше любых схем. Они хороши постольку, поскольку служат ей (а не наоборот, как, к сожалению, бывает).
   В этой реальности Эриксон работает смело – он вообще мало чего боялся – и при этом очень осторожно. Посмотрите, например, на ювелирной тонкости подготовку к наведению транса, на тщательность проработки побочных тем и ситуаций, на скрупулезное закрепление всех промежуточных результатов. И, конечно, поразительна его готовность и умение стать тем, что нужно пациентке; они – соавторы трансовой работы, терапевтического эффекта и, в конце концов, даже названия книги.
   Ее непременно прочтет всякий, кто относит себя к одной из «помогающих профессий». Она о том, что помочь возможно. О превращении в рабочий инструмент любого обстоятельства, любого слова – и о том, чего это требует от профессионала.
   Но «Человек из Февраля» может стать захватывающим интеллектуальным приключением и для любого читателя, хоть немного интересующегося психологией или гипнозом, или фобиями, или «легендой о чародее и мудреце Эриксоне»… Для такого читателя это – история о том, как можно войти в прошлую и настоящую в жизнь другого человека, вместе с ним пройти по самым трудным ее поворотам и вывести другого обратно в «эту» реальность, измененную путешествием во времени. Психотерапевт обращается к детству клиента не только для того, чтобы найти и исправить «поломки»; к его работе подключаются могущественные силы – свойственные любому ребенку любопытство, готовность учиться и меняться.
   И как раз эти состояния души – лучшие для того, чтобы последовать за Милтоном Эриксоном – самым неожиданным и «невозможным» целителем нашего века – туда, где нет готовых ответов.
   Леонид Кроль, Екатерина Михайлова

Сеанс I. Часть 1
ПОДХОД К ТЕРАПЕВТИЧЕСКОМУ ГИПНОЗУ

   Сейчас – сорок лет спустя – очень трудно оценить первые несколько глав застенографированного сеанса Эриксона. Невозможно выразить смысл шуток, головоломок и игр одними лишь словами, не учитывая сопровождающих их интонаций и жестов. Идея первой беседы, которую доктор Эриксон вместе с доктором Финком ведут с клиенткой, сводится к тому, чтобы сначала привлечь к себе ее внимание, а потом и безраздельно завладеть им (1-я стадия микродинамики наведения транса). Это нужно для того, чтобы ослабить привычные сознательные установки путем запутывания, смещения оценок, приведения в замешательство, а также когнитивной перегрузки и «кривой логики» (поп sequiturs) (2-я стадия микродинамики наведения транса). Если читатель испытает некоторое замешательство и перегрузку восприятия, пытаясь понять содержание этого разговора, то ему остается лишь удивляться тому, насколько сильнее оказывается замешательство клиентки, подвергающейся ассоциативному словесному штурму, даже если она и пытается сохранить мужество.2)
 
   1.0. Замешательство: как с помощью ассоциативных игр и головоломок привести пациента в состояние готовности к реагированию и начать гипноз
   Эриксон: Отвлекаясь от всей этой шелухи, как Вы относитесь к Джини Отри?
   Финк: Конечно, я должен ездить на лошади так же, как и он. Или это не имеет никакого лошадиного смысла? Я встал не с той ноги. Как я отношусь к Джини Отри?
   Эриксон: Какое это имеет отношение к саду?
   Финк: Ну, лошадь его удобряет.
   Эриксон: А какая связь между падением, садом и Джини Отри?
   Финк: Чистая белиберда.
   Эриксон: Можете напеть это? (Д-р Финк напевает: «Ветер носит меня, как перекати-поле».)
   Финк: Падение… перекати-поле… Джини Отри…
   Эриксон: Да-да. Но сам-то он не падает. Я узнавал, что растет в его саду – Джини Отри поет про перекати-поле.
   Финк: Эту песню стоит запомнить.
   Эриксон: Это не песня – это лошадь другой масти!
   Клиентка: Я попыталась связать это с…!? (Клиентка замолкает в замешательстве.)
   Финк: И все-таки я не уследил.
   Эриксон: Я совершенно уверен, что он не помнит этого, и Ваше замечание должно освежить его память – но не освежило. Следовательно, он Вас не слышал. (Клиентка придвигается ближе к мисс Дей.)
   Финк: Очко в мою пользу.
   Клиентка: Что она делает?
   Финк: Пишет письмо. Другу.
   [В 1987]) Сеанс начинается с разговора, вроде бы не имеющего отношения к делу. Д-р Милтон Эриксон спрашивает д-ра Финка, нравится ли ему Джини Отри (популярный поющий ковбой того времени). Д-р Финк не очень остроумно, но с большим воодушевлением каламбурит о «лошадином смысле».
   Эриксон начинает ассоциативную игру, игру, используя ложные силлогизмы: «Какое это имеет отношение к саду?» и «Какая связь между падением, садом и Джини Отри?»
   Эта игра слов сразу же оказывает воздействие на сознание клиентки: она приходит в явное замешательство, не чувствуя, что именно этого незаметно добивается Эриксон. Создается впечатление, что Эриксон даже не обращается к ней; он знает, что она его слышит, но делает вид, будто беседует только с д-ром Финком.
   Клиентка вскоре обнаруживает желание присоединиться к загадочной ассоциативной игре, ведущейся вокруг нее, она говорит: «Я попыталась связать это с…?!» и замолкает. Это свидетельствует о ее замешательстве – идеальном состоянии для начала гипноза, потому что ее внимание целиком сосредоточилось на поведении Эриксона и она находится в ожидании четких директив от него и д-ра Финка. Эта потребность в четких указаниях говорит в пользу того, что клиентка находится в состоянии готовности к отклику: она может принять любое ясное внушение. Эриксон считает это состояние идеальным для начала проведения гипнотерапевтического сеанса.
 
   1.1. Как усилить микродинамику наведения транса, манипулируя вопросами, «кривойлогикой» и незнанием
   Эриксон: Какой оттенок у этого коричневого цвета?
   Клиентка: Не знаю. Все, что могу сказать – что цвет коричневый.
   Эриксон: Что имеется в виду?
   Финк: Наверное, мрачное настроение.
   Клиентка: Счастлива, что знаю об этом.
   Эриксон: А кто у нас такой мрачный?
   Финк: Я. Вижу все в колышащемся темно-коричневом цвете.
   Клиентка: А вообще это что-нибудь означает?
   Эриксон: Нет. Доктор Финк просто пленился звучанием фразы.
   М-с Финк: Доктор Эриксон, а когда Вы можете сказать о цвете, что он коричневый?
   Эриксон: Да это же очень просто: после того, как я был ему формально представлен.
   Финк: Это бьшо нечто желчно-зеленое.
   Эриксон: Почему Джерри выбрал именно Вас для сеанса автоматического письма?
   Клиентка: Я должна подумать, чтобы дать правильный ответ.
   Эриксон: Давайте поможем Джерри. Что я спросил?
   Клиентка: Не думаю, что смогу ему помочь. Я запуталась три или четыре шага назад.
   Росси: Довольно трудно понять до конца этот отрывок, но одна вещь сразу бросается в глаза. Когда клиентка говорит: «Я запуталась три или четыре шага назад», – она признает, что находится в замешательстве. Перед нами одна за другой проходят пять стадий, характеризующих микродинамику наведения транса:
   1)внимание сосредоточивается на тех темах, которые Вы предлагаете;
   2) привычные ментальные установки становятся невозможными, и клиентка совершенно запутывается, потому что безуспешно пытается уследить за разговором;
   3) клиентка начинает внутренний творческий поиск в рамках своего сознания, не догадываясь об этом;
   4) этот поиск активизирует подсознательные процессы, которые приводят в состояние готовности к творческому гипнотическому отклику.
   И в самом деле, в ответе на вопрос: «Почему Джерри выбрал именно Вас для сеанса автоматического письма?» – можно уловить первый намек начавшейся гипнотической работы. Клиентка сконфуженно говорит: «Я должна подумать, чтобы дать правильный ответ», – а Вы сразу же усиливаете ее растерянность, вдруг предлагая помочь д-ру Финку.
   Эриксон: У каждого бывают минуты замешательства и минуты озарения!
   Росси: Запутывание клиентки необходимо для того, чтобы разрушить сложившиеся заученные ограничения и ввести новые. Продолжая применять этот же метод, задаете новую серию вопросов, создающих ощущение незнания. Подобное незнание запускает механизм внутреннего поиска, который с большой вероятностью приведет к автоматическому письму.
 
   1.2. Загадки, головоломки и когнитивная перегрузка; активизация способностей пациента; этика «игр с сознанием»
   Финк: Это не тепло-коричневый цвет, верно?
   Эриксон: Я помогу Вам. Все, что Вы должны сделать – это принять мою помощь. Вот она: Св.Петр должен поймать палтуса. Зачем?
   Мисс Дей: Мы разрешаем Вам отгадать. Это поможет Вам разобраться.
   Финк: Не подскажете ли Вы мне две пропущенные буквы?
   Клиентка: Что-то забрезжило. Это так просто, да?
   Эриксон: Я ошибся, Джерри.
   Финк: Может, это должен быть Св.Андрей?
   Эриксон: Я ошибся, но я исправлюсь. Только я здорово продешевлю, если исправлю свою ошибку сразу.
   Клиентка: Вы собираетесь продолжать в том же духе?
   Эриксон: Какой-то бедняга заорал во всю мочь: «Зачем?»
   Клиентка: Теперь и до меня дошло.
   Эриксон: Мари, если Вы очень переживаете, пойдемте в кухню и я Вам все объясню.
   Финк: Вот именно поэтому Эриксон – гений, а я.– нет.
   Мисс Дей: Это настоящая загадка, да?
   Финк: Простите, Вы мне ответите на один вопрос?
   Эриксон: Да.
   Финк: Вы подскажете мне буквы, входящие в слово?
   Эриксон: А я ведь уже ответил на один вопрос. Вы спросили, отвечу ли я на один вопрос, и я ответил: «Да.» Понимаете?
   Финк: Даже слишком хорошо. Попробую сказать это по-другому. Каждое ли слово указывает на букву?
   Эриксон: По-моему, он пытается заставить меня ответить на второй вопрос после того, как я ответил на первый.
   Финк: Ха-ха!
   Эриксон: Ну, ладно. Теперь ответьте – на сколько опоздал поезд?
   Финк: Примерно на двадцать минут.
   Эриксон: Я думал, что Вы так и не обратите на это внимание.
   Финк: Так просто? То есть «это» означает нечто важное, относящееся к тому, что мы должны угадать?
   Клиентка: Господи! Вот это да! Теперь ответьте на этот вопрос.
   Финк: Вы уже ответили.
   Эриксон: (Берет блокнот) Вы же смотрели сюда.
   Финк: Это слово – «грязный».
   Эриксон: Ну, и как это связано со страницей?
   Финк: Здорово!
   Эриксон: Как бы Вы описали эту страницу?
   Финк: Вы хотите сказать, что в то время как я пытался отгадать Ваше слово…
   Эриксон: Я всего лишь описал эту страницу с помощью предложения, которое на ней написано. Вы, по-моему, еще не совсем меня поняли?
   Финк: Конечно, не совсем.
   Эриксон: Ну, хорошо. А как это связано с Эллой Финк?
   Финк: Думаю, мы оба – грязные скоты.
   Эриксон: Это было просто.
   Финк: Очень просто.
   Эриксон: Вам нравится, как он отгадывает?
   Клиентка: Замечательно!
   Мисс Лей: Почему из слова «Святой» Вы взяли только две буквы – "с"и "в"?
   Финк: «Св» – сокращенно «Святой».
   Эриксон: Я пользуюсь именем Св.Петра, чтобы напомнить о загадке; я напоминаю в начале, напоминаю в конце, чтобы совсем сбить его с толку.
   Финк: Я следовал Вашему примеру.
   Эриксон: В слове было четыре буквы. Поэтому он и не смог отгадать. Если бы я сказал: «Жена Св.Петра должна выловить палтуса», – Вы бы могли догадаться.
   Финк: У Св.Петра не было жены! Если бы она у него была, он не был бы Св.Петром!
   Мисс Дей: Вы можете это доказать?
   Финк: Нет, конечно. Да я и не собираюсь дальше убеждать Вас. Клиентка: И все же мне бы хотелось узнать эти четыре буквы.
   Эриксон: Вот Вам длинное слово – Константинополь. Можете произнести его? Слово «этот» что-нибудь означает? Здесь четыре буквы, согласны?
   Клиентка: Как просто, когда кто-нибудь другой все за вас делает.
   Финк: Все было прекрасно.
   Эриксон: Мы с Вами сегодня хорошо поработали, Джерри.
   Финк: Вы шутите?
   Эриксон: Даю голову на отсечение, что не шучу.
   Клиентка: Конечно, нет. Хотя все это так сложно.
   Росси: [В 1987] В этом разговоре так все запутано и нелогично, что создается впечатление хаотической ментальной игры в пинг-понг. Ощущение игры появляется, когда мы видим Эриксона, моментально отражающего удары д-ра Финка и мисс С. На самом деле немалую роль играет обаятельная манера разговора, когда Эриксон, улучив подходящий момент, сообщает своим пациентам о том, каким именно методом он пользуется для своих «игр с сознанием». Улыбка его излучает доброжелательность, хотя сам он бдительно наблюдает за тем, как пациент реагирует на объяснения. В его поведении, как обычно, проглядывает несколько смысловых уровней, и он внимательно наблюдает, какой же из них будет подхвачен пациентом.
   На первом уровне он чистосердечно забавляется этой игрой, сдвигающей ассоциативные процессы таким образом, что пациент даже не замечает этого. На втором уровне Эриксон проводит практический эксперимент, в ходе которого исследует природу сознания и гипноза. На третьем уровне Эриксон вроде бы бесхитростно объясняет, как ему интересно работать с ассоциативными процессами, а на самом деле щедро делится тайнами своего мастерства. При этом, если пациент хочет продолжить «игры с сознанием», то дальнейшее углубление гипноза зависит от собственных его ожиданий и веры в Эриксона.
   То, что я здесь говорю, прекраснейшим образом иллюстрирует зарождающуюся этику «игр с сознанием». Основной принцип этой этики состоит в том, что пациент имеет представление о применяемых методах и что он согласен сотрудничать, понимая, для чего это нужно. Своими словами: "Я напоминаю в начале, напоминаю в конце, чтобы окончательно сбить с толку" – Эриксон применяет так называемую структурированную амнезию. Структурированная амнезия – это такой феномен, при котором все ассоциации, приходящие в голову между моментами первого и последнего напоминания, теряются в амнестическом провале, так что мысли путаются и сознательное мышление становится невозможным.
   В конце этого запутанного, но очаровательного разговора клиентка говорит: «Хотя это так сложно» – и тем самым признает свою когнитивную перегрузку. И в самом деле, эта беседа показывает, на что сознательно шел Эриксон, нагромождая свои порой раздражающие и нудные загадки, головоломки и ассоциативные игры. Он делал это, прекрасно понимая всю важность подавления осознанной душевной деятельности в противовес активизации подсознательных ассоциативных процессов, участвующих в гипнозе. Эриксон неоднократно подчеркивал, что идеальным для его гипнотерапии является такое состояние, когда все возможости пациента активизированы до начала гипноза. Такой подход существенно отличается от общепринятой точки зрения, согласно которой гипноз – это введение пациента в спокойное аморфное состояние, в котором он становится покорным орудием в руках индуктора.
 
   1.3. Как сформировать раннюю установку на обучение автоматическому письму, используя вопросы, предположения и любопытство
   Эриксон: Что случилось с Вашей рукой? Она движется вверх от колена к карандашу.
   Клиентка: Невозможно даже перевести дыхание.
   Эриксон: Думаю, возможно. Попробуйте.
   Клиентка: Хорошо. Итак, я подняла карандаш – и что? Она заставила меня встать ночью и посмотреть на будильник. Я была ужасно рассержена на нее.
   Росси: Что же происходит на самом деле, когда Вы спрашиваете клиентку о том, что случилось с ее рукой? Может быть, ее рука поднялась случайно, а Вы просто воспользовались случаем прокомментировать это как движение к карандашу для автоматического письма?
   Эриксон: Да.
   Росси: Спрашивая, Вы предполагаете, что рука клиентки бессознательно движется к карандашу. Это, в свою очередь вызывает замешательство, которое лишает клиентку возможности действовать осознанно и помогает гипнозу, во время которого она должна просто сидеть и ждать автоматического отклика.
   Мур: Пациентам всегда интересно: что же такое особенное видит д-р Эриксон, если они еще вообще ничего не ощущают.
   Росси: Конечно, для активизации подсознательных процессов нужны такие вопросы, на которые сознание не может дать простой ответ.
   Эриксон: Вы начинаете учиться с того момента, когда слышите что-то новенькое, как ребенок. Вам интересно, что было сказано, что это значит и так далее.
   Мур: Ребенок пытается уяснить для себя значение слова.
   Росси: Вопросами такого рода Вы формируете раннюю установку на обучение, которая корнями уходит в глубокое детство.
 
   1.4. Как пробудить воспоминания, задавая вопросы; в ожидании автоматического отклика
   Эриксон: То, что случится потом, будет иметь отношение к чему-то вне этой комнаты.
   Клиентка: Что я должна сделать?
   Эриксон: А что я сказал?
   Клиентка: (Пауза) Это очень хороший карандаш. (Мертвая тишина.) Он всегда поражает меня. Правда, очень утомительный процесс?
   Эриксон: Качественная работа требует времени.
   Клиентка: Я знаю, что она собирается ответить. Она собирается ответить «да». Все-таки как это сложно. И вся суета только для того, чтобы получить утвердительный ответ. (Весь этот абзац относится к автоматическому письму.)
   Эриксон: Как Вы думаете, что это означает?
   Клиентка: Я отказываюсь отвечать, потому что я не думаю, чтобы это что-нибудь значило.
   Эриксон: Вы отказываетесь отвечать. Но Вы ведь хотите узнать правду, да?
   Клиентка: Конечно.
   Эриксон: Своей фразой: «То, что случится потом, будет иметь отношение к чему-то вне этой комнаты» – я заставляю клиентку вспомнить то, что никак не связано с данной ситуацией.
   Росси: А все-таки какова истинная цель Вашего утверждения – незаметно пробудить воспоминания, не относящиеся к этой комнате?
   Эриксон: Да.
   Росси: Затем клиентка спрашивает: "Что я должна сделать?" Вы же в ответ задаете ей следующий вопрос: "А что я сказал?", который вновь активизирует внутренний поиск. То есть клиентка уже настолько запуталась, что не помнит Вашего первоначального высказывания. Это в свою очередь вызывает новые сомнения, и, стало быть, делает невозможными ее сознательные установки.
   Эриксон: Гм.
   Росси: Вы очень внимательно следили за рукой клиентки, ожидая, не сделает ли она еще какое-нибудь автоматическое движение. Она замечает, что «все это очень утомительно», но Вы ободряете ее трюизмом: «Качественная работа требует времени». Поскольку с последним высказыванием трудно не согласиться, клиентке приходится также признать и то, что она выполняет «качественную работу». Результатом этой работы и будет автоматическое письмо. Затем клиентка вскользь бросает, что все окончится тогда, когда ее рука скажет «да». Вы спрашиваете ее, что же это означает, но она занимает круговую оборону, отказываясь отвечать, и отрицает, что в автоматическом письме есть какой-то скрытый смысл. Вы пытаетесь заставить клиентку дать ответ, играя на ее любопытстве, и задаете ей вопрос: «Но Вы ведь хотите узнать правду, да?» После того, как она отвечает «Конечно», она полностью меняет свое прежнее отношение к автоматическому письму и больше не думает, что оно лишено смысла. Теперь она готова задуматься над тем, что же пишет ее рука.
 
   1.5.Как с помощью вопросов закрепить технику автоматического письма
   Клиентка: (Клиентка очень медленно и неуверенно выводит "да". Такая манера характерна для автоматического письма.)
   Эриксон: Сейчас я задам Вам один вопрос, а Вы ответите первое, что придет в голову. Ваше «да» противоречит чему-нибудь из того, что Вы говорили раньше?
   Росси: В действительности Вы не имеете представления, противоречит ли чему-нибудь «да» автоматического письма. Просто Вы вновь запускаете механизм внутреннего поиска, чтобы закрепить приемы автоматического письма.