Далее, выйдя из Каракаранга, они по суше пересекли Талгайские горы, а затем спустились в Руту Джелба по широкому паломническому пути танно – в целом их путешествие было вполне обычным. В Руту Джелба они на неделю решили залечь на дно, и только Калам производил редкие ночные вылазки в район пристани, пытаясь выяснить окружной путь вокруг моря Отатарал на материк.
В худшем случае посыльный сообщит, что на корабле находятся четыре человека, причем двое их них, вероятно, дезертиры, которых сопровождает генабаканец и женщина, прибывшая с малазанской территории. Этих данных было бы вполне достаточно, чтобы растревожить осиное гнездо империи на всем протяжении до Эхрлитана. «Хотя, скорее всего, – подумал Скрипач, – последние размышления были параноидальным бредом».
– Я вижу вход в залив, – крикнул Крокус, указывая пальцем место на берегу.
Скрипач обернулся и взглянул на Калама. «Вражеская территория, – сказал его взгляд. – Как низко нам ползти?»
«Ориентируйся на кузнечиков, Скрипка». «Дыхание Худа!» – ответил Скрипач. Он взглянул вновь на берег.
– Я ненавижу Семь Городов, – прошептал Сапер.
На его коленях зевнул Моби, обнажив ряд блестящих, как спицы, клыков. Скрипач побледнели, вздрогнув, прошептал:
– Прижимайся ко мне, когда только захочешь, мой маленький.
Калам тем временем повернул румпель, изменяя курс. Крокус занимался парусом. В отличие от этого куска материи, который за время их двухмесячного путешествия по Пучине Охотника порядком истрепался, с трудом выполняя свою функцию, сам юнга абсолютно не чувствовал никакой усталости и легко направлял скользящий баркас по ветру. Апсала переместилась на свое место, потянувшись и одарив Скрипача лучезарной улыбкой. Сапер нахмурился и отвернулся. «Во мне вновь запылал костер, – крутилось в его мозгу. – У меня всегда отпадает челюсть, когда она так делает. Раньше эта женщина была совсем другой – убийцей, божьей карой. Она могла решить любую проблему… Кроме того, теперь она с Крокусом, не правда ли? Парню улыбнулась большая удача, ведь все шлюхи в Каракаранге выглядели как сестры, больные сифилисом, будто вышедшие из одной гигантской семьи сифилитиков. Они держали на своих коленях таких же детей…» Скрипач встряхнулся, пробормотав: «О, дружище, ты слишком долго находишься в море, наш путь слишком длинный!»
– Я не вижу ни одной лодки, – сказал Крокус.
– Они впереди, в заливе, – проворчал Скрипач, пытаясь ногтями зацепить в своей бороде надоедливую вошь. Достигнув успеха, он смахнул ее щелчком за борт. «Еще десять часов, и я окажусь в Эхрлитане, а там – ванна, бритва и кансуанские девушки с частыми гребешками, а затем – свободная ночь».
Крокус оторвал его от размышлений:
– Волнуешься, Скрипач?
– Ты! не подозреваешь и о половине моих чувств.
– Ты был здесь во время покорения этой земли, не так ли? Вспомни, как Калам дрался на противоположной стороне за Священных Семь Фалах'данов, а Тлан Аймасс выступал на стороне империи и…
– Довольно, – махнул рукой Скрипач. – Мне не нужны эти воспоминания и Каламу – тоже. Все войны беспощадны, но эта была самая страшная из них.
– А правда то, что ты входил в состав войска, преследовавшего Быстрого Бена по всей Священной пустыне Рараку, а Калам руководил вами? Правда, что он с Беном договорился всех вас предать, и только Ветреный Парень, впавший в измену еще раньше, предотвратил это событие…
Скрипач обернулся и взглянул на Калама.
– Одна ночь, проведенная в Руту Джелба с кувшином фаларского рома, и этот парень знает больше, чем любой историк империи.
Он обернулся к Крокусу:
– Слушай, сынок, для тебя будет лучше забыть то, что пьяный дубина рассказал тебе той ночью. События прошлого уже бьют нам по хвостам, и не надо облегчать им задачу.
Крокус взъерошил руками свои длинные черные волосы.
– Что ж, – сказал он тихо, – если Семь Городов действительно так опасны, почему мы просто не отправились в Квон Тали, где раньше жила Апсала, и не отыскали там ее отца? Почему мы нарезали все эти круги и зачем прибыли в конце концов на этот континент?
– Все не так просто, – проворчал Калам.
– Но почему? Я думал, что у нашего путешествия нет никаких тайных причин, – выпалил Крокус, нежно взяв руку Апсалы и зажав ее между своими, продолжая, однако, пристально смотреть на Скрипача и Калама. – Мне сказали, что команда отправилась в путь ради нее. Это оказалось неправдой, но сейчас вы оба продолжаете все скрывать. У вас есть какой-то план, а Апсала – это только предлог для того, чтобы проникнуть на территорию империи, ведь вы оба вне закона. И что бы вы ни планировали, вам надо было позарез прибыть сюда, в Семь Городов. Вот почему всю дорогу мы скрывались как воры, пугаясь каждого шороха, шарахаясь от теней, будто сзади нас преследует вся малазанская армия, – парень остановился, тяжело переводя дух, а затем продолжил: – Вы подвергаете нас большой опасности, а мы даже не знаем, во имя чего. Давайте покончим с этим раз и навсегда.
Скрипач откинулся на планшир. Взглянув на Калама и подняв бровь, он спросил:
– Ну что, капрал? Это камень в твой огород.
– Подготовь для меня почву, Скрипач, – попросил Калам.
– Ну хорошо. Ты знаешь, – обратился он к Крокусу, встретившись с его пристальным взглядом, – что императрица хочет заполучить Даруждистан. Согласен?
Парень немного помедлил, а потом кивнул головой.
– А то, чего Лейсин хочет, – продолжил Скрипач, – она рано или поздно добивается: вспомни недавние события. Теперь императрица нацелена захватить твой родной город, не так ли, Крокус? В первый раз это стоило ей преданности адъюнкта Осиротелого, двух демонов империи, а также верховного кулака Дуджека, не упоминая о гибели Разрушителей Мостов. По-моему, этого достаточно, чтобы причинить боль кому угодно.
– Прекрасно, но что же делать теперь?
– Не перебивай. Капрал попросил подготовить почву, поэтому я так подробно все объясняю. Ты еще следишь за моими рассуждениями? Прекрасно. Даруджистан уже однажды ускользнул из ее рук, и она несомненно попытает счастья еще раз. Это время настало.
– Понятно, – ответил, нахмурившись, Крокус. – Раз ты сказал, что она всегда добивается своего, то подобное развитие событий вполне объяснимо.
– А ты предан своему городу. Крокус?
– Конечно…
– Так ты сделаешь все, чтобы предотвратить завоевательный поход императрицы?
– Ну конечно, но…
– Сэр! – внезапно крикнул Скрипач, повернувшись лицом к Каламу.
Темнокожий человек огромных размеров посмотрел на волны, тяжело вздохнул, а потом, будто решившись на что-то, быстро подошел к Крокусу.
– Вот что, парень. Время пришло, и я иду за ней. Увидев озадаченное выражение лица юноши дару, Скрипач перевел взгляд на Апсалу: ее зрачки расширились, а лицо мертвенно побледнело. Обессилев, она принужденно улыбнулась и рухнула на свое место. Скрипачу при виде этой картины тоже стало не по себе.
– Я не понимаю, что ты имеешь в виду, – ответил Крокус. – За кем ты идешь? За императрицей? Но зачем?
– Он говорит о том, – вступила в разговор Апсала, все еще сохраняя на лице свою неотразимую улыбку – единственное, что осталось при ней из прошлого, – что хочет попробовать убить ее.
– Что?! – оторопело выкрикнул Крокус, чуть не вывалившись за борт. – Ты, вместе с этим страдающим морской болезнью сапером, у которого за спиной только сломанная скрипка? И неужели ты думаешь, что мы собираемся вам помогать в этом грязном, смертельно опасном…
– Я помню, – внезапно произнесла вслух Апсала. и ее глаза сузились, встретившись с Каламом.
Крокус, прервавшись, обернулся в ее сторону:
– О ком ты помнишь?
– О Каламе. Раньше он назывался Кинжалом Фалах'дана, и Коготь позволил ему командовать Рукой. Калам – профессиональный убийца, ас своего дела, Крокус. А Быстрый Бен…
– Но он же в трех тысячах лиг отсюда, – вскричал Крокус. – Он же, ради Худа, просто убогий маг маленького войска – вот и все.
– Неправда, – ответил Скрипач. – То, что он так далеко отсюда, еще абсолютно ничего не значит, сынок. Быстрый Бен – это наш козырь, наша крапленая карта в этой дыре.
– Какая карта? В какой дыре?
– Крапленая карта используется у шулеров. Каждый хороший игрок имеет свою потайную меченую карту, если ты понимаешь, о чем идет речь. Что касается дыры – так это Путь Быстрого Бена – единственное, что по зову сердца заставит его встать на сторону Калама, где бы тот ни находился. Теперь, Крокус, ты знаешь все: Калам намеревается совершить покушение на императрицу, но для этого ему необходимо все спланировать и подготовить. Все начинается здесь, в Семи Городах, и если ты хочешь, чтобы Даруджистан оставался и дальше свободным, Лейсин должна умереть.
Крокус медленно сел на свое место.
– Но почему именно Семь Городов? Ведь императрица сейчас в Квон Тали?
– Потому, – ответил Калам, неспешно направляя лодку в небольшую бухту, где их сразу обдало жаром раскаленной земли, – потому что Семь Городов собираются восстать, парень.
– О чем ты говоришь? Убийца обнажил клыки:
– Я говорю о восстании повстанцев.
Скрипач повернулся вокруг, почувствовав зловоние гниющей на берегу травы. «А это, – сказал он себе, почувствовав холодок, начинающий подниматься к горлу, – та часть нашего плана, которую я ненавижу больше всего… Следовать одной из диких идей Бена, который полагает, что всю сельскую местность охватит огонь борьбы…»
Минутой позже они обогнули излучину и увидели россыпь соломенных хижин, стоящих полукругом, а также несколько утлых суденышек, ткнувшихся носом в песчаный берег. Калам повернул руль, и баркас медленно сел на мель. Как только песок начал скрежетать по дну, Скрипач перепрыгнул через планшир и ступил на твердую почву. Моби проснулся и плотно обхватил всеми четырьмя лапами подол его туники. Не обращая внимания на нытье зверька, Скрипач медленно выпрямился.
– Ну наконец-то, – с облегчением выдохнул он, как только первые дворовые собаки в деревне возвестили об их прибытии дружным лаем. – Это началось.
Глава вторая
Надпись, сделанная красной краской на кирпичной стене, медленно расплывалась под потоком льющего с небес дождя, превращаясь в тоненькие цветные струйки. Сгорбившись под потоком воды, Антилопа задумчиво смотрел на то, как непонятные слова медленно исчезали. Он начинал всерьез опасаться, что не прекращающаяся уже в течение нескольких дней непогода скоро смоет все символы, которые он еще не успел отыскать. Антилопа хотел наконец-то понять ту силу, которая направляла неведомых художников, заставляя ставить свои отметки здесь – на внешней стене старого дворца Фалах'да в центре Хиссара.
Множество культур среди населения Семи Городов имело свои символы – тайный язык пиктограмм, который предупреждал местных жителей о возможных несчастьях. Эти знаки образовывали сложный диалог, который ни один из малазанцев не мог понять. Однако в течение долгих месяцев, которые он провел здесь, Антилопа наконец-то осознал, какая опасность подстерегает тех, кто не обращает на надписи никакого внимания. В преддверии Года Дриджхны эти знаки стали появляться особенно часто, и сейчас каждая стена в городе представляла собой таинственную летопись, составленную из секретных кодов. Ветер, солнце и дождь постепенно смывали их, но только для того, чтобы освободить место для новых. Антилопа подумал: «Кажется, они могли бы сказать нам сейчас немало…»
Историк встряхнулся, пытаясь размять занемевшие плечи и шею. Предупреждения, которые он высказывал верховному командованию, по всей видимости, прошли мимо ушей. Создавалось впечатление, что среди всех малазанцев только его интересовали секреты этих непонятных иероглифов и только он осознавал опасность такого безразличного отношения к ситуации, сложившейся в государстве.
Пытаясь сохранить сухим хотя бы лицо, он решил натянуть капюшон на самые глаза. Подняв руки, он ощутил, как по ним хлынули струи воды, затекающие через широкие рукава плаща. Наконец от надписи не осталось и следа, и Антилопа двинулся дальше, продолжая свои тайные поиски.
Вода, достигая щиколоток, бурными потоками бежала по мощенному камнем скату у подножья дворцовых стен, заливая водосточные канавы, идущие вдоль каждой аллеи и дамбы в городе. Напротив необъятных стен дворца, не превышая порой размеров чулана, стояли магазинчики, над которыми висели тенты, заполненные водой. Проходя мимо торговых лавок, Антилопа видел, как в темных проемах дверей стояли продавцы, понуро провожая его взглядом.
За исключением тощих ослов и изнуренных лошадей, улица была практически лишена пешеходного движения. Несмотря на редкие своенравные циклоны, приходящие с моря Сахул, город Хиссар был создан на материке среди степей и пустынь.
Рядом находился главный торговый порт империи, город и его население жили с каким-то религиозным страхом, постоянно оглядываясь на огромную воду.
Антилопа оставил позади тесный район старинных зданий и узких аллей, окружавших дворцовые стены, и приблизился к колоннаде Дриджхны, которая шла абсолютно прямо, подобно пике, через самое сердце Хиссара. Гулдингховые деревья, растущие по краю широкой мостовой, за пеленой дождя потеряли свои очертания и были похожи на темные пятна. Большие сады богатых имений, располагающиеся по обе стороны от дороги, большей частью не имели заборов, открывая свои красоты восхищению проходящей публики. Но сейчас порывы ветра и потоки воды срывали с кустов и карликовых деревьев цветы, выстилая мостовую белым, красным и розовым ковром.
Историк согнулся под порывом ветра, который рванул его плащ. На губах появился привкус соли – единственное напоминание о том, что в тысяче шагов справа волновалось огромное море. Там, где улица, названная в честь Бури Апокалипсиса, резко сужалась, широкая дорога превращалась в грязную выщербленную мостовую, засыпанную битыми глиняными горшками. Высокие, царственные деревья открывали вид на заросли пустынного кустарника. Перемена оказалась столь разительна, что Антилопа внезапно остановился, обнаружив себя через мгновение стоящим по щиколотки в жиже навозного цвета. Начались городские трущобы – окраины Хиссара. Прищурив глаза, он осмотрелся.
Непосредственно слева от него под струями дождя смутно проглядывалась длинная каменная стена какого-то имперского сооружения. Из смотровой башни, укрепленной сверху, поднимался в небо сизый дым. Справа от себя он увидел несколько натянутых в беспорядке палаток, среди которых стояли лошади, верблюды и повозки. «Лагерь торговцев, – решил он про себя, – прибывших недавно из Сиалк Одан».
Закутавшись посильнее в плащ под порывами свирепого ветра, Антилопа свернул направо к лагерю. Шум дождя был достаточный, чтобы скрыть звуки его приближения даже от сторожевых собак. Пробравшись по узким грязным тропинкам между палатками, он очутился на небольшой поляне. Спереди стоял огромный натянутый тент, выкрашенный медной краской и покрытый огромным количеством тайных символов. Постояв несколько секунд в раздумье, Антилопа уверенными шагами двинулся в сторону двери и вошел внутрь.
Шум множества голосов и волны горячего воздуха, наполненного паром, моментально окружили историка. Он остановился, чтобы стряхнуть воду со своего плаща. Кругом все орали, доносились чьи-то проклятья и смех; воздух был наполнен дымом ладана, запахами жареного мяса, кислого вина и сладкого эля, которые резко ударили в нос. Слева от него собралась группа игроков: оттуда доносился звон вертящихся в горшках монет, спереди через толпу посетителей пытался пролезть тапу, держащий в одной руке четырехфутовый железный вертел с жареным мясом, в другой – тарелку с фруктами. Почувствовал голод. Антилопа крикнул ему и махнул рукой, пытаясь привлечь внимание. Официант быстро приблизился.
– Это козлятина, я вам клянусь! – воскликнул тапу на прибрежном дебрахлском наречии. – Козлятина, а не псина, доси! Понюхай сам, разве такое великолепие не стоит одного кредита? И разве в Досин Пали это не будет стоить в несколько раз дороже?
Цвет кожи Антилопы, рожденного на просторах Дал Хола, был несколько темнее, чем у местных дебрахлов; на нем был надет морской плащ купцов с островного города Досин Пали, а речь отличалась отсутствием даже малейшего признака акцента. Историк улыбнулся в ответ на возгласы тапу:
– Я настолько голоден, что заплатил бы даже за жареную собаку, Тапухарал.
Он достал из кармана два местных полумесяца – эквиваленты имперских серебряных кредитов джакатов и добавил:
– Если ты думаешь, что мезлы расстаются со своим серебром легче, чем здешние жители, то ты глупец или даже хуже.
Выглядя немного встревоженным, тапу снял с вертела кусок мяса внушительных размеров и два незнакомых историку шаровидных фрукта янтарного цвета, завернув их в листья.
– Опасайся мезлов-шпионов, доси, – пробормотал он. – Любые слова можно понять по-своему.
– Слова – их единственный способ общения, – ответил Антилопа, откусив небольшой кусок жаркого и поморщившись. – А это правда, что варвар со шрамом сейчас командует армией мезлов?
– Человек с лицом демона, доси! – кивнул головой тапу. – Даже мезлы боятся его, – убрав в карман деньги, он пошел дальше, подняв над головой вертела и зазывая посетителей: – Козлятина, не псина!
Антилопа присел, облокотившись спиной о брезентовую стену палатки, и принялся за еду, попутно рассматривая разнородную толпу посетителей, которая набилась в эту харчевню. Фраза, выражавшая всю философию жителей Семи Городов, звучала так: «Каждый раз, когда ты принимаешь пищу, представь, что это в последний раз», поэтому историк начал поглощать мясо на местный манер – торопливо и беспорядочно. Не обращая внимания на жир, испачкавший его лицо и капающий с пальцев, историк бросил листья на грязный пол, а затем по местному обычаю дотронулся до них своим лбом в знак величайшего уважения к Фалаху, чьи кости сгнили в иле Хиссарского залива. Внезапно глаза историка остановились на кольце одного старика, который стоял в толпе игроков. Антилопа поднялся и двинулся в его сторону, вытирая попутно жирные руки о свои бедра.
Собравшиеся образовали Круг Сезонов, внутрь которого обычно становились лицом друг к другу двое пророков, разговаривающих на сложном языке жестов. Со стороны это выглядело как причудливый танец. Пробравшись через толпу ротозеев, Антилопа увидел в Круге древнего шамана, чье седобородое, морщинистое лицо свидетельствовало о происхождении из клана семков, и стоящего напротив него мальчика лет пятнадцати. На месте глаз у юноши виднелись две зияющие впадины, покрытые плохо зажившими рубцами. Его тонкие конечности и раздутый живот свидетельствовали о крайней степени истощения, и Антилопа подсознательно понял, что этот мальчик потерял свою семью во время нападения армии Малазанской империи и теперь живет на улицах и в аллеях Хиссара. Он был найден организаторами этого действа, так как всем давно известен тот факт, что Боги любят говорить посредством таких страдающих душ.
По напряженному молчанию наблюдателей историк понял, что ворожба началась. Несмотря на слепоту, мальчик осторожно двигался по полу, держа свои пустые глазницы точно на уровне глаз шамана семков. Старик в полной тишине так же медленно танцевал вокруг настила из белого песка. Они протянули по направлению друг к другу руки, выписывая в воздухе какие-то сложные фигуры.
Антилопа дотронулся до рукава мужчины, стоящего рядом:
– Они что-то уже предсказали?
Невысокий местный житель со шрамами, плохо скрываемыми под ожогами на щеках, свидетельствующими о жизни при старом хиссарском режиме, предостерегающе зашипел через стиснутые зубы:
– Мы не видели ничего, кроме духа Дриджхны, чье очертание рисуют их руки. Отсюда его видно целиком, и скоро призрак возьмется огнем.
Антилопа вздохнул:
– Так то, чему я был свидетелем, называется…
– Смотри! Видишь, он снова идет.
Историк увидел, как витающие в воздухе руки словно касаются какой-то невидимой фигуры, которая постепенно приобретает красноватый оттенок. Через некоторое время мерцание четко обрисовало человеческую фигуру, которая с каждой минутой становилась все более заметной, и вот, наконец, все увидели женщину, чья плоть была целиком объята огнем. Она подняла свои руки, и на запястьях блеснул какой-то металлический предмет. Теперь танцоров стало трое, и они медленно кружились по полу.
Внезапно мальчик откинул свою голову, и из его горла стали доноситься слова, похожие на скрежет камней.
– Два фонтана бушующей крови! Лицом к лицу. Та же кровь, те же танцоры. Соленые волны скоро омоют берега Рараку – Священная пустыня помнит о своем прошлом!
Женское видение пропало. Юноша неестественно подался вперед и с глухим звуком рухнул на песок. Семкский шаман присел около него, положив свою руку на голову мальчика.
– Он возвратился к своей семье, – сказал старик. – Милосердие Дриджхны – самый дорогой из подарков, который снизошел на этого ребенка.
Остолбеневшие соплеменники начали рыдать, другие упали на колени. Потрясенный Антилопа потихоньку вышел из круга, который начал постепенно сжиматься. Смахнув рукой пот, который заливал глаза, он внезапно почувствовал, что за ним кто-то наблюдает. Антилопа огляделся: напротив него стояла фигура, закутанная в черный балахон, низко надвинутый высокий капюшон полностью скрывал лицо. Увидев, что его заметили, человек мгновенно отвернулся. Пытаясь не привлекать внимания, Антилопа решил быстро скрыться с глаз незнакомца, направившись к откидной двери палатки.
Семь Городов представляли собой древнюю цивилизацию, полностью пронизанную духом старины. Когда-то по каждому торговому тракту, каждой тропинке и заброшенной дороге, соединяющей давно забытые строения в этом городе, ходили Предки. Кто-то сказал, что шуршащие вокруг города пески хранят магическую силу веков, что каждый камень здесь впитал волшебство и что под городом лежат руины бессчетного количества Древних городов, которые были на этом месте раньше и канули в Лету вместе с Первой империей. Ходили слухи, что каждый город здесь вырос на спинах призраков и бесплотных духов, покоящихся под землей подобно костям погребенных когда-то воинов. Люди рассказывали, что под каждой улицей этих городов постоянно слышен то плач, то смех, кто-то кричит, призывая покупать глиняную посуду, кто-то молится; многие считали, что именно эти духи управляют первым вдохом смертных, даруя жизнь, и последним, призывая смерть. Под улицами жили чьи-то мечты, страсти, чья-то мудрость и глупость, страхи, ярость, печаль, любовь и злейшая ненависть…
Историк вновь вышел под дождь, вдохнув полной грудью чистый прохладный воздух. Вокруг него мгновенно образовалось облачко пара.
Захватчики могли перебраться через городские стены, истребить всех местных жителей, заселить каждое поместье, лачугу и каждый магазин своими людьми, но по сути это бы ничего не решило. Это была бы лишь видимость победы: через некоторое время разъяренные духи, живущие снизу, уничтожат все живое на этой земле, превратив победителей в очередную груду людских костей, накопившихся здесь за долгие столетия. «Этого врага невозможно побороть, – размышлял Антилопа. – История знает немало примеров, когда все подобные попытки заканчивались полным провалом. Единственный способ взять над ними верх – не истребление, а воссоединение. Только став одним из них, можно надеяться на успех».
Императрица выслала нового кулака для того, чтобы взять под контроль тревожные века этой земли. «Действительно ли она отказалась от Колтайна, как предполагал Маллик Рел, или это хитрый тактический ход? Может быть, она специально держит его в готовности подобно заряженному оружию, предназначенному для какой-то тайной цели?» – ломал голову Антилопа, пробираясь между палатками лагерной стоянки.
Выйдя на дорогу под проливным дождем, он осмотрелся. Впереди неясно виднелись ворота Форта империи. Предстоящий час был очень важным: Антилопа надеялся получить, наконец, ответы на терзавшие его вопросы, встретившись лицом к лицу с Колтайном из клана Ворона.
Он перепрыгнул через оставленную проезжавшей здесь недавно повозкой глубокую колею, которая успела наполниться темной водой, а затем поднялся по грязному скату, ведущему к воротам.
Двое охранников с лицами, скрытыми капюшонами, вышли из тени, как только он достиг узкого бокового прохода.
В худшем случае посыльный сообщит, что на корабле находятся четыре человека, причем двое их них, вероятно, дезертиры, которых сопровождает генабаканец и женщина, прибывшая с малазанской территории. Этих данных было бы вполне достаточно, чтобы растревожить осиное гнездо империи на всем протяжении до Эхрлитана. «Хотя, скорее всего, – подумал Скрипач, – последние размышления были параноидальным бредом».
– Я вижу вход в залив, – крикнул Крокус, указывая пальцем место на берегу.
Скрипач обернулся и взглянул на Калама. «Вражеская территория, – сказал его взгляд. – Как низко нам ползти?»
«Ориентируйся на кузнечиков, Скрипка». «Дыхание Худа!» – ответил Скрипач. Он взглянул вновь на берег.
– Я ненавижу Семь Городов, – прошептал Сапер.
На его коленях зевнул Моби, обнажив ряд блестящих, как спицы, клыков. Скрипач побледнели, вздрогнув, прошептал:
– Прижимайся ко мне, когда только захочешь, мой маленький.
Калам тем временем повернул румпель, изменяя курс. Крокус занимался парусом. В отличие от этого куска материи, который за время их двухмесячного путешествия по Пучине Охотника порядком истрепался, с трудом выполняя свою функцию, сам юнга абсолютно не чувствовал никакой усталости и легко направлял скользящий баркас по ветру. Апсала переместилась на свое место, потянувшись и одарив Скрипача лучезарной улыбкой. Сапер нахмурился и отвернулся. «Во мне вновь запылал костер, – крутилось в его мозгу. – У меня всегда отпадает челюсть, когда она так делает. Раньше эта женщина была совсем другой – убийцей, божьей карой. Она могла решить любую проблему… Кроме того, теперь она с Крокусом, не правда ли? Парню улыбнулась большая удача, ведь все шлюхи в Каракаранге выглядели как сестры, больные сифилисом, будто вышедшие из одной гигантской семьи сифилитиков. Они держали на своих коленях таких же детей…» Скрипач встряхнулся, пробормотав: «О, дружище, ты слишком долго находишься в море, наш путь слишком длинный!»
– Я не вижу ни одной лодки, – сказал Крокус.
– Они впереди, в заливе, – проворчал Скрипач, пытаясь ногтями зацепить в своей бороде надоедливую вошь. Достигнув успеха, он смахнул ее щелчком за борт. «Еще десять часов, и я окажусь в Эхрлитане, а там – ванна, бритва и кансуанские девушки с частыми гребешками, а затем – свободная ночь».
Крокус оторвал его от размышлений:
– Волнуешься, Скрипач?
– Ты! не подозреваешь и о половине моих чувств.
– Ты был здесь во время покорения этой земли, не так ли? Вспомни, как Калам дрался на противоположной стороне за Священных Семь Фалах'данов, а Тлан Аймасс выступал на стороне империи и…
– Довольно, – махнул рукой Скрипач. – Мне не нужны эти воспоминания и Каламу – тоже. Все войны беспощадны, но эта была самая страшная из них.
– А правда то, что ты входил в состав войска, преследовавшего Быстрого Бена по всей Священной пустыне Рараку, а Калам руководил вами? Правда, что он с Беном договорился всех вас предать, и только Ветреный Парень, впавший в измену еще раньше, предотвратил это событие…
Скрипач обернулся и взглянул на Калама.
– Одна ночь, проведенная в Руту Джелба с кувшином фаларского рома, и этот парень знает больше, чем любой историк империи.
Он обернулся к Крокусу:
– Слушай, сынок, для тебя будет лучше забыть то, что пьяный дубина рассказал тебе той ночью. События прошлого уже бьют нам по хвостам, и не надо облегчать им задачу.
Крокус взъерошил руками свои длинные черные волосы.
– Что ж, – сказал он тихо, – если Семь Городов действительно так опасны, почему мы просто не отправились в Квон Тали, где раньше жила Апсала, и не отыскали там ее отца? Почему мы нарезали все эти круги и зачем прибыли в конце концов на этот континент?
– Все не так просто, – проворчал Калам.
– Но почему? Я думал, что у нашего путешествия нет никаких тайных причин, – выпалил Крокус, нежно взяв руку Апсалы и зажав ее между своими, продолжая, однако, пристально смотреть на Скрипача и Калама. – Мне сказали, что команда отправилась в путь ради нее. Это оказалось неправдой, но сейчас вы оба продолжаете все скрывать. У вас есть какой-то план, а Апсала – это только предлог для того, чтобы проникнуть на территорию империи, ведь вы оба вне закона. И что бы вы ни планировали, вам надо было позарез прибыть сюда, в Семь Городов. Вот почему всю дорогу мы скрывались как воры, пугаясь каждого шороха, шарахаясь от теней, будто сзади нас преследует вся малазанская армия, – парень остановился, тяжело переводя дух, а затем продолжил: – Вы подвергаете нас большой опасности, а мы даже не знаем, во имя чего. Давайте покончим с этим раз и навсегда.
Скрипач откинулся на планшир. Взглянув на Калама и подняв бровь, он спросил:
– Ну что, капрал? Это камень в твой огород.
– Подготовь для меня почву, Скрипач, – попросил Калам.
– Ну хорошо. Ты знаешь, – обратился он к Крокусу, встретившись с его пристальным взглядом, – что императрица хочет заполучить Даруждистан. Согласен?
Парень немного помедлил, а потом кивнул головой.
– А то, чего Лейсин хочет, – продолжил Скрипач, – она рано или поздно добивается: вспомни недавние события. Теперь императрица нацелена захватить твой родной город, не так ли, Крокус? В первый раз это стоило ей преданности адъюнкта Осиротелого, двух демонов империи, а также верховного кулака Дуджека, не упоминая о гибели Разрушителей Мостов. По-моему, этого достаточно, чтобы причинить боль кому угодно.
– Прекрасно, но что же делать теперь?
– Не перебивай. Капрал попросил подготовить почву, поэтому я так подробно все объясняю. Ты еще следишь за моими рассуждениями? Прекрасно. Даруджистан уже однажды ускользнул из ее рук, и она несомненно попытает счастья еще раз. Это время настало.
– Понятно, – ответил, нахмурившись, Крокус. – Раз ты сказал, что она всегда добивается своего, то подобное развитие событий вполне объяснимо.
– А ты предан своему городу. Крокус?
– Конечно…
– Так ты сделаешь все, чтобы предотвратить завоевательный поход императрицы?
– Ну конечно, но…
– Сэр! – внезапно крикнул Скрипач, повернувшись лицом к Каламу.
Темнокожий человек огромных размеров посмотрел на волны, тяжело вздохнул, а потом, будто решившись на что-то, быстро подошел к Крокусу.
– Вот что, парень. Время пришло, и я иду за ней. Увидев озадаченное выражение лица юноши дару, Скрипач перевел взгляд на Апсалу: ее зрачки расширились, а лицо мертвенно побледнело. Обессилев, она принужденно улыбнулась и рухнула на свое место. Скрипачу при виде этой картины тоже стало не по себе.
– Я не понимаю, что ты имеешь в виду, – ответил Крокус. – За кем ты идешь? За императрицей? Но зачем?
– Он говорит о том, – вступила в разговор Апсала, все еще сохраняя на лице свою неотразимую улыбку – единственное, что осталось при ней из прошлого, – что хочет попробовать убить ее.
– Что?! – оторопело выкрикнул Крокус, чуть не вывалившись за борт. – Ты, вместе с этим страдающим морской болезнью сапером, у которого за спиной только сломанная скрипка? И неужели ты думаешь, что мы собираемся вам помогать в этом грязном, смертельно опасном…
– Я помню, – внезапно произнесла вслух Апсала. и ее глаза сузились, встретившись с Каламом.
Крокус, прервавшись, обернулся в ее сторону:
– О ком ты помнишь?
– О Каламе. Раньше он назывался Кинжалом Фалах'дана, и Коготь позволил ему командовать Рукой. Калам – профессиональный убийца, ас своего дела, Крокус. А Быстрый Бен…
– Но он же в трех тысячах лиг отсюда, – вскричал Крокус. – Он же, ради Худа, просто убогий маг маленького войска – вот и все.
– Неправда, – ответил Скрипач. – То, что он так далеко отсюда, еще абсолютно ничего не значит, сынок. Быстрый Бен – это наш козырь, наша крапленая карта в этой дыре.
– Какая карта? В какой дыре?
– Крапленая карта используется у шулеров. Каждый хороший игрок имеет свою потайную меченую карту, если ты понимаешь, о чем идет речь. Что касается дыры – так это Путь Быстрого Бена – единственное, что по зову сердца заставит его встать на сторону Калама, где бы тот ни находился. Теперь, Крокус, ты знаешь все: Калам намеревается совершить покушение на императрицу, но для этого ему необходимо все спланировать и подготовить. Все начинается здесь, в Семи Городах, и если ты хочешь, чтобы Даруджистан оставался и дальше свободным, Лейсин должна умереть.
Крокус медленно сел на свое место.
– Но почему именно Семь Городов? Ведь императрица сейчас в Квон Тали?
– Потому, – ответил Калам, неспешно направляя лодку в небольшую бухту, где их сразу обдало жаром раскаленной земли, – потому что Семь Городов собираются восстать, парень.
– О чем ты говоришь? Убийца обнажил клыки:
– Я говорю о восстании повстанцев.
Скрипач повернулся вокруг, почувствовав зловоние гниющей на берегу травы. «А это, – сказал он себе, почувствовав холодок, начинающий подниматься к горлу, – та часть нашего плана, которую я ненавижу больше всего… Следовать одной из диких идей Бена, который полагает, что всю сельскую местность охватит огонь борьбы…»
Минутой позже они обогнули излучину и увидели россыпь соломенных хижин, стоящих полукругом, а также несколько утлых суденышек, ткнувшихся носом в песчаный берег. Калам повернул руль, и баркас медленно сел на мель. Как только песок начал скрежетать по дну, Скрипач перепрыгнул через планшир и ступил на твердую почву. Моби проснулся и плотно обхватил всеми четырьмя лапами подол его туники. Не обращая внимания на нытье зверька, Скрипач медленно выпрямился.
– Ну наконец-то, – с облегчением выдохнул он, как только первые дворовые собаки в деревне возвестили об их прибытии дружным лаем. – Это началось.
Глава вторая
К этому дню оставалось только проигнорировать тот факт, что в верховном командовании Арена стали процветать соперничество и злоба, дающие повод к частым изменам и раздорам. Утверждение о том, что командование было не осведомлено о настроениях, которые царили в сельской местности, было в лучшем случае наивным, а в худшем – крайне циничным…
Восстание Ша'ики Кулларан
Надпись, сделанная красной краской на кирпичной стене, медленно расплывалась под потоком льющего с небес дождя, превращаясь в тоненькие цветные струйки. Сгорбившись под потоком воды, Антилопа задумчиво смотрел на то, как непонятные слова медленно исчезали. Он начинал всерьез опасаться, что не прекращающаяся уже в течение нескольких дней непогода скоро смоет все символы, которые он еще не успел отыскать. Антилопа хотел наконец-то понять ту силу, которая направляла неведомых художников, заставляя ставить свои отметки здесь – на внешней стене старого дворца Фалах'да в центре Хиссара.
Множество культур среди населения Семи Городов имело свои символы – тайный язык пиктограмм, который предупреждал местных жителей о возможных несчастьях. Эти знаки образовывали сложный диалог, который ни один из малазанцев не мог понять. Однако в течение долгих месяцев, которые он провел здесь, Антилопа наконец-то осознал, какая опасность подстерегает тех, кто не обращает на надписи никакого внимания. В преддверии Года Дриджхны эти знаки стали появляться особенно часто, и сейчас каждая стена в городе представляла собой таинственную летопись, составленную из секретных кодов. Ветер, солнце и дождь постепенно смывали их, но только для того, чтобы освободить место для новых. Антилопа подумал: «Кажется, они могли бы сказать нам сейчас немало…»
Историк встряхнулся, пытаясь размять занемевшие плечи и шею. Предупреждения, которые он высказывал верховному командованию, по всей видимости, прошли мимо ушей. Создавалось впечатление, что среди всех малазанцев только его интересовали секреты этих непонятных иероглифов и только он осознавал опасность такого безразличного отношения к ситуации, сложившейся в государстве.
Пытаясь сохранить сухим хотя бы лицо, он решил натянуть капюшон на самые глаза. Подняв руки, он ощутил, как по ним хлынули струи воды, затекающие через широкие рукава плаща. Наконец от надписи не осталось и следа, и Антилопа двинулся дальше, продолжая свои тайные поиски.
Вода, достигая щиколоток, бурными потоками бежала по мощенному камнем скату у подножья дворцовых стен, заливая водосточные канавы, идущие вдоль каждой аллеи и дамбы в городе. Напротив необъятных стен дворца, не превышая порой размеров чулана, стояли магазинчики, над которыми висели тенты, заполненные водой. Проходя мимо торговых лавок, Антилопа видел, как в темных проемах дверей стояли продавцы, понуро провожая его взглядом.
За исключением тощих ослов и изнуренных лошадей, улица была практически лишена пешеходного движения. Несмотря на редкие своенравные циклоны, приходящие с моря Сахул, город Хиссар был создан на материке среди степей и пустынь.
Рядом находился главный торговый порт империи, город и его население жили с каким-то религиозным страхом, постоянно оглядываясь на огромную воду.
Антилопа оставил позади тесный район старинных зданий и узких аллей, окружавших дворцовые стены, и приблизился к колоннаде Дриджхны, которая шла абсолютно прямо, подобно пике, через самое сердце Хиссара. Гулдингховые деревья, растущие по краю широкой мостовой, за пеленой дождя потеряли свои очертания и были похожи на темные пятна. Большие сады богатых имений, располагающиеся по обе стороны от дороги, большей частью не имели заборов, открывая свои красоты восхищению проходящей публики. Но сейчас порывы ветра и потоки воды срывали с кустов и карликовых деревьев цветы, выстилая мостовую белым, красным и розовым ковром.
Историк согнулся под порывом ветра, который рванул его плащ. На губах появился привкус соли – единственное напоминание о том, что в тысяче шагов справа волновалось огромное море. Там, где улица, названная в честь Бури Апокалипсиса, резко сужалась, широкая дорога превращалась в грязную выщербленную мостовую, засыпанную битыми глиняными горшками. Высокие, царственные деревья открывали вид на заросли пустынного кустарника. Перемена оказалась столь разительна, что Антилопа внезапно остановился, обнаружив себя через мгновение стоящим по щиколотки в жиже навозного цвета. Начались городские трущобы – окраины Хиссара. Прищурив глаза, он осмотрелся.
Непосредственно слева от него под струями дождя смутно проглядывалась длинная каменная стена какого-то имперского сооружения. Из смотровой башни, укрепленной сверху, поднимался в небо сизый дым. Справа от себя он увидел несколько натянутых в беспорядке палаток, среди которых стояли лошади, верблюды и повозки. «Лагерь торговцев, – решил он про себя, – прибывших недавно из Сиалк Одан».
Закутавшись посильнее в плащ под порывами свирепого ветра, Антилопа свернул направо к лагерю. Шум дождя был достаточный, чтобы скрыть звуки его приближения даже от сторожевых собак. Пробравшись по узким грязным тропинкам между палатками, он очутился на небольшой поляне. Спереди стоял огромный натянутый тент, выкрашенный медной краской и покрытый огромным количеством тайных символов. Постояв несколько секунд в раздумье, Антилопа уверенными шагами двинулся в сторону двери и вошел внутрь.
Шум множества голосов и волны горячего воздуха, наполненного паром, моментально окружили историка. Он остановился, чтобы стряхнуть воду со своего плаща. Кругом все орали, доносились чьи-то проклятья и смех; воздух был наполнен дымом ладана, запахами жареного мяса, кислого вина и сладкого эля, которые резко ударили в нос. Слева от него собралась группа игроков: оттуда доносился звон вертящихся в горшках монет, спереди через толпу посетителей пытался пролезть тапу, держащий в одной руке четырехфутовый железный вертел с жареным мясом, в другой – тарелку с фруктами. Почувствовал голод. Антилопа крикнул ему и махнул рукой, пытаясь привлечь внимание. Официант быстро приблизился.
– Это козлятина, я вам клянусь! – воскликнул тапу на прибрежном дебрахлском наречии. – Козлятина, а не псина, доси! Понюхай сам, разве такое великолепие не стоит одного кредита? И разве в Досин Пали это не будет стоить в несколько раз дороже?
Цвет кожи Антилопы, рожденного на просторах Дал Хола, был несколько темнее, чем у местных дебрахлов; на нем был надет морской плащ купцов с островного города Досин Пали, а речь отличалась отсутствием даже малейшего признака акцента. Историк улыбнулся в ответ на возгласы тапу:
– Я настолько голоден, что заплатил бы даже за жареную собаку, Тапухарал.
Он достал из кармана два местных полумесяца – эквиваленты имперских серебряных кредитов джакатов и добавил:
– Если ты думаешь, что мезлы расстаются со своим серебром легче, чем здешние жители, то ты глупец или даже хуже.
Выглядя немного встревоженным, тапу снял с вертела кусок мяса внушительных размеров и два незнакомых историку шаровидных фрукта янтарного цвета, завернув их в листья.
– Опасайся мезлов-шпионов, доси, – пробормотал он. – Любые слова можно понять по-своему.
– Слова – их единственный способ общения, – ответил Антилопа, откусив небольшой кусок жаркого и поморщившись. – А это правда, что варвар со шрамом сейчас командует армией мезлов?
– Человек с лицом демона, доси! – кивнул головой тапу. – Даже мезлы боятся его, – убрав в карман деньги, он пошел дальше, подняв над головой вертела и зазывая посетителей: – Козлятина, не псина!
Антилопа присел, облокотившись спиной о брезентовую стену палатки, и принялся за еду, попутно рассматривая разнородную толпу посетителей, которая набилась в эту харчевню. Фраза, выражавшая всю философию жителей Семи Городов, звучала так: «Каждый раз, когда ты принимаешь пищу, представь, что это в последний раз», поэтому историк начал поглощать мясо на местный манер – торопливо и беспорядочно. Не обращая внимания на жир, испачкавший его лицо и капающий с пальцев, историк бросил листья на грязный пол, а затем по местному обычаю дотронулся до них своим лбом в знак величайшего уважения к Фалаху, чьи кости сгнили в иле Хиссарского залива. Внезапно глаза историка остановились на кольце одного старика, который стоял в толпе игроков. Антилопа поднялся и двинулся в его сторону, вытирая попутно жирные руки о свои бедра.
Собравшиеся образовали Круг Сезонов, внутрь которого обычно становились лицом друг к другу двое пророков, разговаривающих на сложном языке жестов. Со стороны это выглядело как причудливый танец. Пробравшись через толпу ротозеев, Антилопа увидел в Круге древнего шамана, чье седобородое, морщинистое лицо свидетельствовало о происхождении из клана семков, и стоящего напротив него мальчика лет пятнадцати. На месте глаз у юноши виднелись две зияющие впадины, покрытые плохо зажившими рубцами. Его тонкие конечности и раздутый живот свидетельствовали о крайней степени истощения, и Антилопа подсознательно понял, что этот мальчик потерял свою семью во время нападения армии Малазанской империи и теперь живет на улицах и в аллеях Хиссара. Он был найден организаторами этого действа, так как всем давно известен тот факт, что Боги любят говорить посредством таких страдающих душ.
По напряженному молчанию наблюдателей историк понял, что ворожба началась. Несмотря на слепоту, мальчик осторожно двигался по полу, держа свои пустые глазницы точно на уровне глаз шамана семков. Старик в полной тишине так же медленно танцевал вокруг настила из белого песка. Они протянули по направлению друг к другу руки, выписывая в воздухе какие-то сложные фигуры.
Антилопа дотронулся до рукава мужчины, стоящего рядом:
– Они что-то уже предсказали?
Невысокий местный житель со шрамами, плохо скрываемыми под ожогами на щеках, свидетельствующими о жизни при старом хиссарском режиме, предостерегающе зашипел через стиснутые зубы:
– Мы не видели ничего, кроме духа Дриджхны, чье очертание рисуют их руки. Отсюда его видно целиком, и скоро призрак возьмется огнем.
Антилопа вздохнул:
– Так то, чему я был свидетелем, называется…
– Смотри! Видишь, он снова идет.
Историк увидел, как витающие в воздухе руки словно касаются какой-то невидимой фигуры, которая постепенно приобретает красноватый оттенок. Через некоторое время мерцание четко обрисовало человеческую фигуру, которая с каждой минутой становилась все более заметной, и вот, наконец, все увидели женщину, чья плоть была целиком объята огнем. Она подняла свои руки, и на запястьях блеснул какой-то металлический предмет. Теперь танцоров стало трое, и они медленно кружились по полу.
Внезапно мальчик откинул свою голову, и из его горла стали доноситься слова, похожие на скрежет камней.
– Два фонтана бушующей крови! Лицом к лицу. Та же кровь, те же танцоры. Соленые волны скоро омоют берега Рараку – Священная пустыня помнит о своем прошлом!
Женское видение пропало. Юноша неестественно подался вперед и с глухим звуком рухнул на песок. Семкский шаман присел около него, положив свою руку на голову мальчика.
– Он возвратился к своей семье, – сказал старик. – Милосердие Дриджхны – самый дорогой из подарков, который снизошел на этого ребенка.
Остолбеневшие соплеменники начали рыдать, другие упали на колени. Потрясенный Антилопа потихоньку вышел из круга, который начал постепенно сжиматься. Смахнув рукой пот, который заливал глаза, он внезапно почувствовал, что за ним кто-то наблюдает. Антилопа огляделся: напротив него стояла фигура, закутанная в черный балахон, низко надвинутый высокий капюшон полностью скрывал лицо. Увидев, что его заметили, человек мгновенно отвернулся. Пытаясь не привлекать внимания, Антилопа решил быстро скрыться с глаз незнакомца, направившись к откидной двери палатки.
Семь Городов представляли собой древнюю цивилизацию, полностью пронизанную духом старины. Когда-то по каждому торговому тракту, каждой тропинке и заброшенной дороге, соединяющей давно забытые строения в этом городе, ходили Предки. Кто-то сказал, что шуршащие вокруг города пески хранят магическую силу веков, что каждый камень здесь впитал волшебство и что под городом лежат руины бессчетного количества Древних городов, которые были на этом месте раньше и канули в Лету вместе с Первой империей. Ходили слухи, что каждый город здесь вырос на спинах призраков и бесплотных духов, покоящихся под землей подобно костям погребенных когда-то воинов. Люди рассказывали, что под каждой улицей этих городов постоянно слышен то плач, то смех, кто-то кричит, призывая покупать глиняную посуду, кто-то молится; многие считали, что именно эти духи управляют первым вдохом смертных, даруя жизнь, и последним, призывая смерть. Под улицами жили чьи-то мечты, страсти, чья-то мудрость и глупость, страхи, ярость, печаль, любовь и злейшая ненависть…
Историк вновь вышел под дождь, вдохнув полной грудью чистый прохладный воздух. Вокруг него мгновенно образовалось облачко пара.
Захватчики могли перебраться через городские стены, истребить всех местных жителей, заселить каждое поместье, лачугу и каждый магазин своими людьми, но по сути это бы ничего не решило. Это была бы лишь видимость победы: через некоторое время разъяренные духи, живущие снизу, уничтожат все живое на этой земле, превратив победителей в очередную груду людских костей, накопившихся здесь за долгие столетия. «Этого врага невозможно побороть, – размышлял Антилопа. – История знает немало примеров, когда все подобные попытки заканчивались полным провалом. Единственный способ взять над ними верх – не истребление, а воссоединение. Только став одним из них, можно надеяться на успех».
Императрица выслала нового кулака для того, чтобы взять под контроль тревожные века этой земли. «Действительно ли она отказалась от Колтайна, как предполагал Маллик Рел, или это хитрый тактический ход? Может быть, она специально держит его в готовности подобно заряженному оружию, предназначенному для какой-то тайной цели?» – ломал голову Антилопа, пробираясь между палатками лагерной стоянки.
Выйдя на дорогу под проливным дождем, он осмотрелся. Впереди неясно виднелись ворота Форта империи. Предстоящий час был очень важным: Антилопа надеялся получить, наконец, ответы на терзавшие его вопросы, встретившись лицом к лицу с Колтайном из клана Ворона.
Он перепрыгнул через оставленную проезжавшей здесь недавно повозкой глубокую колею, которая успела наполниться темной водой, а затем поднялся по грязному скату, ведущему к воротам.
Двое охранников с лицами, скрытыми капюшонами, вышли из тени, как только он достиг узкого бокового прохода.