Страница:
Эрл Стенли Гарднер
Прокурор идет в суд
Глава 1
На востоке за горами, отделяющими тучную землю фруктовых садов от пустыни, зарозовели полосы света. Ночь была холодной, хотя не настолько, чтобы нужно было зажигать костры. Легкая изморозь покрывала низину – сухое песчаное старое русло реки, которое пересекала эстакада железной дороги.
Издалека, с окруженного каменными стенами плоскогорья, доносился хриплый лай тракторов: несмотря на холодную погоду, фермерские плуги уже вгрызались в плодородную почву.
Рассвет еще только подступал, но в гуле тракторов уже слышалась усталость. Их ровное, монотонное гудение, наполненное непроходящим переутомлением, казалось, говорило о том, с каким трудом фермерам приходится вырывать из этой земли все необходимое для жизни. Ветра не было. Предрассветный холод ледяной рукой держал землю.
Розовевшее на востоке небо разгорелось до алого и превратилось в золотое. В сухом русле реки обозначились неясные серые контуры предметов, еще не расцвеченные красками. Облака становились все ярче. Через седловину восточных гор пробилось наконец достаточно света, и все предметы стали ясно видимы.
Тело лежало под эстакадой, чуть в стороне. Одежда человека, скатка одеял, виднеющаяся примерно в пятидесяти футах, – все было покрыто инеем. Нелепая, неестественная поза трупа свидетельствовала о внезапной смерти. Солнце уже перевалило через горную вершину и рассыпало над землей свои холодные красноватые лучи, но серое русло, покоившееся в тишине, все еще было наполнено холодом, тенями и смертью.
Пушистый кролик, быстрый и безмолвный, как тень, выскочил из полынных зарослей и бросился в кактусы, помедлил в укрытии и оглянулся назад, на противоположный берег, где маячил силуэт койота. Койот припал на задние лапы, задрал голову, и из напряженно вздувшегося горла полилось звучное стаккато, взвивавшееся все выше и выше, и сухое русло наполнилось адской какофонией звуков.
Пушистый кролик выскочил из зарослей кактусов и бросился к более высоким склонам западного берега, где уже можно было поймать первые солнечные лучи. Встав на задние лапки, он ловил своими чуткими ноздрями запах нежных побегов сочной дикой зелени, которая окаймляла обработанную полосу земли. Перескакивая русло, кролик неожиданно остановился – в десяти футах от тела. Секунду он стоял совершенно неподвижно. Затем уперся задними лапками в песок и кинулся прочь длинными зигзагообразными прыжками.
Солнце осветило зубчатые вершины гор и начало свое медленное восхождение в синевато-черный свод неба Южной Калифорнии. Солнечные лучи, прогревая рельсы, заставляли сталь пощелкивать, высекая из них огненные искры. Поднявшийся легкий ветерок доносил запах свежевспаханной земли до ноздрей, которые уже не могли его ощутить.
С востока донесся грохот приближающегося поезда.
В морозном воздухе резко и отчетливо звучали протяжные свистки локомотива на подъеме. Через несколько минут рельсы загудели под длинной вереницей пропыленных пульмановских вагонов, тащившихся позади мощного локомотива. Поезд качнулся на кривизне и слегка замедлил ход перед эстакадой. Очертания пара, пробивающегося из шипящего предохранительного клапана, четко вырисовывались в воздухе. Дым, выходящий из трубы, казался густым, что говорило о холоде и сухости воздуха.
За милю от этого места в лучах утреннего солнца сверкал Мэдисон-Сити. Экспресс на ограниченной скорости с лязгом и грохотом двигался через эстакаду. Внезапно кочегар, высунувшись из окна, замер, внимательно вглядываясь во что-то, схватил за плечо машиниста и указал вниз на скрюченное неподвижное тело.
Экспресс не останавливался в Мэдисон-Сити, только сбрасывал там скорость до двадцати миль в час. Каждое утро точно в семь тридцать восемь состав медленно громыхал через город. Достигнув окраины, он вновь набирал скорость, готовясь к последнему пробегу до Лос-Анджелеса.
Несколько человек стояли на платформе, наблюдая за приближением поезда, – один мужчина приготовился поймать мешок с почтой, который сбрасывали с поезда на платформу, другим хотелось увидеть мелькавших в окнах пассажиров – кое-кто из них уже приступил к раннему завтраку, – чтобы хоть на миг пережить ощущение путешествия.
Когда поезд, постукивая на стрелках, проходил через станцию, машинист дал несколько коротких, быстрых свистков. Начальник станции вышел полюбопытствовать, в чем дело. Увидев вытянутую из будки машиниста руку, он подошел поближе к пути и протянул свою левую руку. Когда локомотив прогромыхал мимо, кочегар аккуратно опустил легкий бамбуковый обруч прямо в руку начальника станции. Тот развернул записку, прикрепленную к обручу, и прочитал:
Гарри Перкинс, коронер и общественный контролер округа Мэдисон, был также владельцем городского похоронного бюро. Его квартира находилась над похоронным заведением. Он пребывал в уединении своего жилища, и потому его костистое лицо смягчилось, на нем появилось выражение юмора, сменив обычное, соответствующее его профессии выражение сосредоточенной мрачности. Он читал юмористическую полосу «Кларион», когда зазвонил телефон. Взяв трубку, коронер выслушал сообщение начальника станции.
– О’кей, я немедленно выезжаю. Примерно минут десять лучше никому ничего не говорить, я хочу быть первым на месте происшествия.
Он позвонил своему помощнику, который спал в задней комнате, и сказал:
– Разогрей мотор, Сэм. Я буду через минуту. В миле от города, к востоку, в старом русле что-то случилось. Похоже, что делом придется заниматься нашему округу. Бродяга, которого, вероятно, столкнул с эстакады поезд.
Когда помощник вышел, Перкинс немного помедлил, дочитывая полосу и улыбаясь, прежде чем заменить философскую улыбку деловым, профессионально серьезным выражением.
Издалека, с окруженного каменными стенами плоскогорья, доносился хриплый лай тракторов: несмотря на холодную погоду, фермерские плуги уже вгрызались в плодородную почву.
Рассвет еще только подступал, но в гуле тракторов уже слышалась усталость. Их ровное, монотонное гудение, наполненное непроходящим переутомлением, казалось, говорило о том, с каким трудом фермерам приходится вырывать из этой земли все необходимое для жизни. Ветра не было. Предрассветный холод ледяной рукой держал землю.
Розовевшее на востоке небо разгорелось до алого и превратилось в золотое. В сухом русле реки обозначились неясные серые контуры предметов, еще не расцвеченные красками. Облака становились все ярче. Через седловину восточных гор пробилось наконец достаточно света, и все предметы стали ясно видимы.
Тело лежало под эстакадой, чуть в стороне. Одежда человека, скатка одеял, виднеющаяся примерно в пятидесяти футах, – все было покрыто инеем. Нелепая, неестественная поза трупа свидетельствовала о внезапной смерти. Солнце уже перевалило через горную вершину и рассыпало над землей свои холодные красноватые лучи, но серое русло, покоившееся в тишине, все еще было наполнено холодом, тенями и смертью.
Пушистый кролик, быстрый и безмолвный, как тень, выскочил из полынных зарослей и бросился в кактусы, помедлил в укрытии и оглянулся назад, на противоположный берег, где маячил силуэт койота. Койот припал на задние лапы, задрал голову, и из напряженно вздувшегося горла полилось звучное стаккато, взвивавшееся все выше и выше, и сухое русло наполнилось адской какофонией звуков.
Пушистый кролик выскочил из зарослей кактусов и бросился к более высоким склонам западного берега, где уже можно было поймать первые солнечные лучи. Встав на задние лапки, он ловил своими чуткими ноздрями запах нежных побегов сочной дикой зелени, которая окаймляла обработанную полосу земли. Перескакивая русло, кролик неожиданно остановился – в десяти футах от тела. Секунду он стоял совершенно неподвижно. Затем уперся задними лапками в песок и кинулся прочь длинными зигзагообразными прыжками.
Солнце осветило зубчатые вершины гор и начало свое медленное восхождение в синевато-черный свод неба Южной Калифорнии. Солнечные лучи, прогревая рельсы, заставляли сталь пощелкивать, высекая из них огненные искры. Поднявшийся легкий ветерок доносил запах свежевспаханной земли до ноздрей, которые уже не могли его ощутить.
С востока донесся грохот приближающегося поезда.
В морозном воздухе резко и отчетливо звучали протяжные свистки локомотива на подъеме. Через несколько минут рельсы загудели под длинной вереницей пропыленных пульмановских вагонов, тащившихся позади мощного локомотива. Поезд качнулся на кривизне и слегка замедлил ход перед эстакадой. Очертания пара, пробивающегося из шипящего предохранительного клапана, четко вырисовывались в воздухе. Дым, выходящий из трубы, казался густым, что говорило о холоде и сухости воздуха.
За милю от этого места в лучах утреннего солнца сверкал Мэдисон-Сити. Экспресс на ограниченной скорости с лязгом и грохотом двигался через эстакаду. Внезапно кочегар, высунувшись из окна, замер, внимательно вглядываясь во что-то, схватил за плечо машиниста и указал вниз на скрюченное неподвижное тело.
Экспресс не останавливался в Мэдисон-Сити, только сбрасывал там скорость до двадцати миль в час. Каждое утро точно в семь тридцать восемь состав медленно громыхал через город. Достигнув окраины, он вновь набирал скорость, готовясь к последнему пробегу до Лос-Анджелеса.
Несколько человек стояли на платформе, наблюдая за приближением поезда, – один мужчина приготовился поймать мешок с почтой, который сбрасывали с поезда на платформу, другим хотелось увидеть мелькавших в окнах пассажиров – кое-кто из них уже приступил к раннему завтраку, – чтобы хоть на миг пережить ощущение путешествия.
Когда поезд, постукивая на стрелках, проходил через станцию, машинист дал несколько коротких, быстрых свистков. Начальник станции вышел полюбопытствовать, в чем дело. Увидев вытянутую из будки машиниста руку, он подошел поближе к пути и протянул свою левую руку. Когда локомотив прогромыхал мимо, кочегар аккуратно опустил легкий бамбуковый обруч прямо в руку начальника станции. Тот развернул записку, прикрепленную к обручу, и прочитал:
«Под эстакадой 693-А лежит тело человека. Скатка одеял – около 50 футов позади тела, к западу. Передайте властям».Быстро подойдя к телефону, начальник станции полистал потрепанный телефонный справочник, нашел номер окружного прокурора и тут же завертел диск.
Гарри Перкинс, коронер и общественный контролер округа Мэдисон, был также владельцем городского похоронного бюро. Его квартира находилась над похоронным заведением. Он пребывал в уединении своего жилища, и потому его костистое лицо смягчилось, на нем появилось выражение юмора, сменив обычное, соответствующее его профессии выражение сосредоточенной мрачности. Он читал юмористическую полосу «Кларион», когда зазвонил телефон. Взяв трубку, коронер выслушал сообщение начальника станции.
– О’кей, я немедленно выезжаю. Примерно минут десять лучше никому ничего не говорить, я хочу быть первым на месте происшествия.
Он позвонил своему помощнику, который спал в задней комнате, и сказал:
– Разогрей мотор, Сэм. Я буду через минуту. В миле от города, к востоку, в старом русле что-то случилось. Похоже, что делом придется заниматься нашему округу. Бродяга, которого, вероятно, столкнул с эстакады поезд.
Когда помощник вышел, Перкинс немного помедлил, дочитывая полосу и улыбаясь, прежде чем заменить философскую улыбку деловым, профессионально серьезным выражением.
Глава 2
Сильвия Мартин, репортер «Кларион», вошла в личный кабинет Дуга Селби с уверенностью старого друга. Ее жакет и юбка, обрисовывая контуры юной женственной фигуры, в то же время производили впечатление деловой элегантности.
Когда она вошла, молодой прокурор округа Мэдисон, нахмурившись, читал какую-то книгу по юриспруденции. Он поднял на нее глаза, улыбнулся, показал жестом на стул и снова с хмурым видом уставился в книгу.
Сильвия одобрительно смотрела на Селби, изучая его профиль. Свет из окна падал на зачесанные со лба назад волосы. Лоб плавно переходил в линию носа с высокой переносицей. Рот чувственный и хорошей формы, но челюсть была челюстью борца. Ответственность наложила на прокурора отпечаток зрелости, и Сильвия, которая знала Селби задолго до того, как он принял этот пост, и которая частично способствовала его избранию, не могла не заметить, как он изменился. И в глубине ее блестящих глаз появилась какая-то задумчивая грусть.
Через минуту Дуг Селби отметил страницу, отодвинул книгу на край стола и, подняв глаза, сказал с улыбкой:
– Привет, Сильвия!
– Привет!
– Что нового?
– Дуг, я хочу кое-что выяснить.
– Боюсь, ты не туда пришла, Сильвия. В этом кабинете новостей не больше, чем оптимизма у потерпевшего поражение политика, когда он рассуждает о будущем своей страны.
– Я не за новостями, Дуг. Мне нужно кое-что уточнить.
– Что же именно?
– Прошлой ночью поезд сшиб какого-то бродягу, и когда я осматривала тело – так, обычный осмотр, – то заметила, что кончики его пальцев в чернилах. И теперь я хочу знать, зачем коронер брал у него отпечатки пальцев.
– А ты не спрашивала самого следователя? – поинтересовался Селби.
– Конечно, нет, – ответила она.
– Почему? – спросил Селби, и при этом глаза его насмешливо блеснули. – Разве ты не в ладах с Гарри Перкинсом?
– Нет, конечно, мы ладим, но он один из тех беспристрастных, сидящих между двумя стульями типов, которые считают, что нужно быть дружественным как с «Блейд», так и с «Кларион». Если он пытается скрыть что-то, но узнает, что я иду по следу, то расскажет мне все, что знает, а затем, как только я выйду за дверь, позвонит в «Блейд» и выдаст им ту же самую информацию.
Селби засмеялся:
– Значит, ты рассчитываешь, что я дам нужную информацию тебе, а «Блейд» пусть выуживает новости сама?
– Совершенно верно, – сказала она. – Ты ведь любишь своих друзей и ненавидишь врагов.
– Нет, – возразил он, – мои враги ненавидят меня.
– По существу, это одно и то же, но ты уклоняешься от ответа. Так почему Гарри Перкинс взял отпечатки пальцев у бродяги, которого прошлой ночью сбил поезд?
– Потому что я поручил ему сделать это, – ответил Селби.
– Ага, сюжет усложняется! – Она вытащила из сумочки несколько сложенных листков бумаги, схватила черный карандаш и приготовилась записывать.
– Нет никакого сюжета, – сказал Селби, – и ничего не усложняется. Обычная рутина, Сильвия. Я просил коронера брать отпечатки у всех умерших, чье местожительство неизвестно, учитывая, что в отношении их может вестись расследование.
– Но почему, Дуг?
– Потому что очень часто люди, которые находятся в розыске, начинают странствовать по дорогам, как бродяги. Иногда за ними числится какое-нибудь уголовное дело, иногда – довольно серьезные преступления. Беря отпечатки пальцев, мы помогаем ФБР закрывать их досье, если выясняется, что умерший скрывался от правосудия. Итак, ты видишь, никакого интересного сюжета. Самая обычная работа.
Она бросила на него иронический взгляд:
– Самая обычная работа, да… И никакого сюжета? Ну, господин прокурор, не спешите с выводами, пока не прочтете «Кларион» завтра утром. Вы найдете там небольшую приятную статейку о методах работы, которые ввел новый окружной прокурор. Вы узнаете, что благодаря ему Мэдисон-Сити становится вполне современным городом в применении уголовного права. И вы будете удивлены, как много пользы приносят подобные вещи. Люди гордятся своим городом. Им нравится чувствовать себя современными, даже если это деревенская община. Теперь, когда вы избраны на этот пост, не забывайте, что вы должны быть на виду у людей. Короче говоря, господин прокурор, я боюсь, у вас нет нюха на новости!
Селби засмеялся и сказал:
– Ну, не приписывай исключительно мне эту честь. Вспомни шерифа Рекса Брэндона.
– Это была его идея? – спросила Сильвия.
– Нет, идея был моя, но он так же, как и я, нуждается в гласности, и ему принадлежит заслуга в организации отдела дактилоскопии. Округ не мог себе позволить нанимать эксперта со стороны, поэтому Брэндон взял молодого Терри и дал ему для изучения соответствующие книги. Боб Терри сам научился снимать отпечатки, делать фотографии и прекрасно поставил дело.
Аморетт Стэндиш, секретарь Селби, открыла дверь.
– Здесь Гарри Перкинс. Он спрашивает, нельзя ли с вами поговорить.
– Пригласите его.
И когда коронер вошел, Селби сказал:
– Привет, Гарри, в чем дело? Что-нибудь личное? Если так, то Сильвия может подождать несколько минут в приемной.
Перкинс отрицательно помотал головой:
– Нет, я просто зашел в контору шерифа, чтобы оставить отпечатки пальцев, которые мы взяли у человека, сбитого поездом прошлой ночью.
– При нем были какие-нибудь документы? – спросил Селби, бросив многозначительный взгляд на Сильвию Мартин.
– Да, бумажник во внутреннем кармане. В нем три однодолларовые купюры и одна из тех карточек в целлулоидной оболочке… «В случае несчастья прошу уведомить…» и так далее. У него брат в Финиксе, штат Аризона… Что-то есть в этом непонятное, Дуг. Покойный был бродягой, но его брат, по-видимому, важная шишка. У него, похоже, куча денег. Я хотел убедиться, что бродяга – его брат, и послал телеграмму. Получив ее, он позвонил мне и попросил описать погибшего. Я описал, он сказал: да, все правильно, это его брат. И, казалось, не особенно огорчился. Он хочет, чтобы тело кремировали и пепел отослали ему в Финикс воздушным экспрессом. Я сказал, что нам нужно провести следствие, он попросил провести его как можно скорее. Я зашел узнать, захочешь ли ты запросить телеграфом Вашингтон об этих отпечатках, прежде чем я начну следствие.
– Ну, это необязательно, – сказал Селби. – У погибшего были еще какие-нибудь деньги, кроме трех долларов?
– Пятнадцать центов, и все. Хорошо, что у него нашлась эта карточка. Теперь можно не тратить деньги округа на похороны. Ну пока, Дуг.
– Ты отдал отпечатки Бобу Терри? – спросил Селби, когда Перкинс направился к двери.
– Нет, Терри повез какого-то арестованного в тюрьму Сан-Квентин. Я оставил их у Рекса Брэндона.
– Ты уверен, что его сбил поезд? – еще раз уточнил Селби.
– Абсолютно. Один бок у него прямо вдавлен, много сломанных костей и, я думаю, трещина черепа. Доктор Трумэн скажет точнее. Он собирается вскрывать его сегодня днем. Тогда я проведу следствие сегодня же вечером. Брат, по-видимому, богат, значит, перепадет немного деньжат и мне. Я не хотел назначать время следствия, не посоветовавшись с тобой.
– Ладно, – согласился Селби. – Дай мне знать, если что-нибудь обнаружится при вскрытии.
Когда коронер ушел, Селби усмехнулся, глядя на Сильвию Мартин:
– Видишь, я делаю для тебя все, что могу. Даже подумал: а вдруг там все-таки был какой-нибудь сюжет?
– Да-а, – протянула она. – «Нищий бродяга опознан как брат богатого человека». Не много, одна-две строки. Но, во всяком случае, интересно с точки зрения познания человеческой натуры. Ну, до свидания, Дуг. Не относись к юридическим книгам слишком серьезно.
– Не буду, – пообещал он.
Когда она вошла, молодой прокурор округа Мэдисон, нахмурившись, читал какую-то книгу по юриспруденции. Он поднял на нее глаза, улыбнулся, показал жестом на стул и снова с хмурым видом уставился в книгу.
Сильвия одобрительно смотрела на Селби, изучая его профиль. Свет из окна падал на зачесанные со лба назад волосы. Лоб плавно переходил в линию носа с высокой переносицей. Рот чувственный и хорошей формы, но челюсть была челюстью борца. Ответственность наложила на прокурора отпечаток зрелости, и Сильвия, которая знала Селби задолго до того, как он принял этот пост, и которая частично способствовала его избранию, не могла не заметить, как он изменился. И в глубине ее блестящих глаз появилась какая-то задумчивая грусть.
Через минуту Дуг Селби отметил страницу, отодвинул книгу на край стола и, подняв глаза, сказал с улыбкой:
– Привет, Сильвия!
– Привет!
– Что нового?
– Дуг, я хочу кое-что выяснить.
– Боюсь, ты не туда пришла, Сильвия. В этом кабинете новостей не больше, чем оптимизма у потерпевшего поражение политика, когда он рассуждает о будущем своей страны.
– Я не за новостями, Дуг. Мне нужно кое-что уточнить.
– Что же именно?
– Прошлой ночью поезд сшиб какого-то бродягу, и когда я осматривала тело – так, обычный осмотр, – то заметила, что кончики его пальцев в чернилах. И теперь я хочу знать, зачем коронер брал у него отпечатки пальцев.
– А ты не спрашивала самого следователя? – поинтересовался Селби.
– Конечно, нет, – ответила она.
– Почему? – спросил Селби, и при этом глаза его насмешливо блеснули. – Разве ты не в ладах с Гарри Перкинсом?
– Нет, конечно, мы ладим, но он один из тех беспристрастных, сидящих между двумя стульями типов, которые считают, что нужно быть дружественным как с «Блейд», так и с «Кларион». Если он пытается скрыть что-то, но узнает, что я иду по следу, то расскажет мне все, что знает, а затем, как только я выйду за дверь, позвонит в «Блейд» и выдаст им ту же самую информацию.
Селби засмеялся:
– Значит, ты рассчитываешь, что я дам нужную информацию тебе, а «Блейд» пусть выуживает новости сама?
– Совершенно верно, – сказала она. – Ты ведь любишь своих друзей и ненавидишь врагов.
– Нет, – возразил он, – мои враги ненавидят меня.
– По существу, это одно и то же, но ты уклоняешься от ответа. Так почему Гарри Перкинс взял отпечатки пальцев у бродяги, которого прошлой ночью сбил поезд?
– Потому что я поручил ему сделать это, – ответил Селби.
– Ага, сюжет усложняется! – Она вытащила из сумочки несколько сложенных листков бумаги, схватила черный карандаш и приготовилась записывать.
– Нет никакого сюжета, – сказал Селби, – и ничего не усложняется. Обычная рутина, Сильвия. Я просил коронера брать отпечатки у всех умерших, чье местожительство неизвестно, учитывая, что в отношении их может вестись расследование.
– Но почему, Дуг?
– Потому что очень часто люди, которые находятся в розыске, начинают странствовать по дорогам, как бродяги. Иногда за ними числится какое-нибудь уголовное дело, иногда – довольно серьезные преступления. Беря отпечатки пальцев, мы помогаем ФБР закрывать их досье, если выясняется, что умерший скрывался от правосудия. Итак, ты видишь, никакого интересного сюжета. Самая обычная работа.
Она бросила на него иронический взгляд:
– Самая обычная работа, да… И никакого сюжета? Ну, господин прокурор, не спешите с выводами, пока не прочтете «Кларион» завтра утром. Вы найдете там небольшую приятную статейку о методах работы, которые ввел новый окружной прокурор. Вы узнаете, что благодаря ему Мэдисон-Сити становится вполне современным городом в применении уголовного права. И вы будете удивлены, как много пользы приносят подобные вещи. Люди гордятся своим городом. Им нравится чувствовать себя современными, даже если это деревенская община. Теперь, когда вы избраны на этот пост, не забывайте, что вы должны быть на виду у людей. Короче говоря, господин прокурор, я боюсь, у вас нет нюха на новости!
Селби засмеялся и сказал:
– Ну, не приписывай исключительно мне эту честь. Вспомни шерифа Рекса Брэндона.
– Это была его идея? – спросила Сильвия.
– Нет, идея был моя, но он так же, как и я, нуждается в гласности, и ему принадлежит заслуга в организации отдела дактилоскопии. Округ не мог себе позволить нанимать эксперта со стороны, поэтому Брэндон взял молодого Терри и дал ему для изучения соответствующие книги. Боб Терри сам научился снимать отпечатки, делать фотографии и прекрасно поставил дело.
Аморетт Стэндиш, секретарь Селби, открыла дверь.
– Здесь Гарри Перкинс. Он спрашивает, нельзя ли с вами поговорить.
– Пригласите его.
И когда коронер вошел, Селби сказал:
– Привет, Гарри, в чем дело? Что-нибудь личное? Если так, то Сильвия может подождать несколько минут в приемной.
Перкинс отрицательно помотал головой:
– Нет, я просто зашел в контору шерифа, чтобы оставить отпечатки пальцев, которые мы взяли у человека, сбитого поездом прошлой ночью.
– При нем были какие-нибудь документы? – спросил Селби, бросив многозначительный взгляд на Сильвию Мартин.
– Да, бумажник во внутреннем кармане. В нем три однодолларовые купюры и одна из тех карточек в целлулоидной оболочке… «В случае несчастья прошу уведомить…» и так далее. У него брат в Финиксе, штат Аризона… Что-то есть в этом непонятное, Дуг. Покойный был бродягой, но его брат, по-видимому, важная шишка. У него, похоже, куча денег. Я хотел убедиться, что бродяга – его брат, и послал телеграмму. Получив ее, он позвонил мне и попросил описать погибшего. Я описал, он сказал: да, все правильно, это его брат. И, казалось, не особенно огорчился. Он хочет, чтобы тело кремировали и пепел отослали ему в Финикс воздушным экспрессом. Я сказал, что нам нужно провести следствие, он попросил провести его как можно скорее. Я зашел узнать, захочешь ли ты запросить телеграфом Вашингтон об этих отпечатках, прежде чем я начну следствие.
– Ну, это необязательно, – сказал Селби. – У погибшего были еще какие-нибудь деньги, кроме трех долларов?
– Пятнадцать центов, и все. Хорошо, что у него нашлась эта карточка. Теперь можно не тратить деньги округа на похороны. Ну пока, Дуг.
– Ты отдал отпечатки Бобу Терри? – спросил Селби, когда Перкинс направился к двери.
– Нет, Терри повез какого-то арестованного в тюрьму Сан-Квентин. Я оставил их у Рекса Брэндона.
– Ты уверен, что его сбил поезд? – еще раз уточнил Селби.
– Абсолютно. Один бок у него прямо вдавлен, много сломанных костей и, я думаю, трещина черепа. Доктор Трумэн скажет точнее. Он собирается вскрывать его сегодня днем. Тогда я проведу следствие сегодня же вечером. Брат, по-видимому, богат, значит, перепадет немного деньжат и мне. Я не хотел назначать время следствия, не посоветовавшись с тобой.
– Ладно, – согласился Селби. – Дай мне знать, если что-нибудь обнаружится при вскрытии.
Когда коронер ушел, Селби усмехнулся, глядя на Сильвию Мартин:
– Видишь, я делаю для тебя все, что могу. Даже подумал: а вдруг там все-таки был какой-нибудь сюжет?
– Да-а, – протянула она. – «Нищий бродяга опознан как брат богатого человека». Не много, одна-две строки. Но, во всяком случае, интересно с точки зрения познания человеческой натуры. Ну, до свидания, Дуг. Не относись к юридическим книгам слишком серьезно.
– Не буду, – пообещал он.
Глава 3
Дуг Селби уже просмотрел утреннюю почту и читал заметку в «Кларион» о том, как шериф и прокурор округа модернизируют способы раскрытия преступлений, когда Рекс Брэндон открыл дверь его личного кабинета со словами:
– Аморетт сказала, что ты не занят, Дуг, поэтому я вломился без доклада.
Селби усмехнулся и сложил газету.
– Читаю об эффективности нашей с тобой работы.
Рекс Брэндон, который был чуть ли не на тридцать лет старше прокурора, улыбнулся. При этом его обветренное, загорелое лицо, свидетельствовавшее о годах, проведенных в седле, покрылось сетью глубоких морщин.
– У нас в прессе есть свой маленький агент, Дуг, – заметил он.
– Она, без сомнения, верный друг. Но иногда я думаю: слишком уж она усердствует, – сказал Селби, задумчиво уставясь в газету.
– Вздор, – возразил Брэндон. – В таких вещах нельзя перестараться. Избиратели выдвинули тебя на этот пост. Они хотят знать, чем ты занимаешься. Главным аргументом против тебя была твоя молодость. Теперь, когда ты избран, нужно сделать все, чтобы извлечь пользу из этого факта. Дай им почувствовать, что, как молодой человек, ты более прогрессивен и современен.
Селби громко рассмеялся:
– Ты становишься политиком, Рекс.
Суровые, как гранит, серые глаза шерифа смягчились, он взглянул на Селби почти с отеческой нежностью.
– Послушай, Дуг, мне нужно поговорить с тобой как раз о политике.
– Поговори, – предложил Селби.
Шериф Брэндон откинулся на подушки большого кресла, поставил ноги на перекладину другого кресла, потом извлек из кармана кисет и стал заворачивать табачные крошки в коричневую сигаретную бумагу.
– У меня в кабинете Марк Крэнделл, с другого берега, – сказал он. – Хочу привести его сюда, поговори с ним.
Селби кивнул, а шериф продолжал:
– Так называемый другой берег реки всегда был больным местом в политике округа. Река Сан-Фелипе пересекает по диагонали весь наш округ. Мэдисон-Сити – самый большой и самый важный город. На северной стороне реки есть еще три города, поменьше. На южной стороне находится только Лас-Алидас, стоящий в округе на отшибе, как бы сам по себе. Ни один человек из Лас-Алидаса никогда не избирался на какие-либо посты в округе. Северная и южная стороны реки Сан-Фелипе разделены политическим барьером.
Там, на южной стороне, Лас-Алидас – центр богатого земледельческого и садоводческого района. Когда-то город был даже немного больше Мэдисон-Сити, и была сделана попытка перенести столицу округа на южную сторону реки, но северная сторона объединилась и заблокировала предложение. И вскоре граждане Мэдисон-Сити закрепили победу на вечные времена, проголосовав за выпуск огромного числа облигаций для постройки нового здания окружного суда, архива и тюрьмы. В результате Мэдисон-Сити процветает, а Лас-Алидасу едва удается сохранять самостоятельность. Так что «другой берег реки» лелеет свою политическую отчужденность и горечь обиды, для которой в прошлом было достаточно оснований. Деньги его налогоплательщиков уходили на развитие северной стороны. Должностные лица округа домогались голосов от Лас-Алидаса во время выборов, но после избрания отделывались от граждан города пустыми разговорами. Марк Крэнделл, – продолжал шериф Брэндон, – один из самых важных людей там, на южной стороне. Всякий раз, когда он приезжает в столицу округа, он чувствует себя как бы попавшим в чужую страну. Он никогда не просит политических милостей. Он действует исходя из предположения, что ничего, кроме надувательства, от столицы округа ждать не приходится.
Селби снова кивнул.
Брэндон вдруг предложил:
– Давай изменим все это!
– Как? – спросил Селби.
– Когда Сэм Роупер был окружным прокурором, – продолжал Брэндон, – он сделал Лас-Алидас козлом отпущения. И, насколько можно припомнить, так было всегда. Конечно, когда приближалось время выборов, Сэм проводил там парочку медоточивых бесед… да и мы тоже. Я думаю, что мы получили голоса жителей Лас-Алидаса не потому, что они чего-нибудь от нас ждали, а потому, что они злы на Сэма Роупера. Одним словом, они всегда голосуют против лица, занимающего какую-либо должность, и за того, кто должен его сменить.
Селби кивнул.
– Давай попытаемся теперь изменить положение, – произнес Брэндон. – Давай не будем забывать, что эти люди – налогоплательщики и имеют право на все, что им положено. Давай заставим их чувствовать себя желанными гостями, когда бы они ни приехали в столицу округа.
Селби спросил:
– А чего хочет Крэнделл?
– Ситуация несколько щекотливая, – начал шериф. – Похоже, человек, которого он рекомендовал на работу, присвоил некоторую сумму денег.
– Кто этот человек?
– Его зовут Джон Берк, он бухгалтер в «Лас-Алидас ламбер компани».
– Я немного знаю его, – заметил Селби, – совершенно случайно.
– Я тоже разговаривал с ним пару раз, – сказал Брэндон. – Он показался мне безобидным простаком.
– У меня сложилось впечатление, – продолжал Селби, – что это совершенно бесцветный индивидуум, который никогда не будет ничем иным, кроме как винтиком в машине. Очки с толстыми стеклами, искажающими глаза, и забавные маленькие усики – вот все, что я о нем помню.
– Ну, я собираюсь дать возможность Крэнделлу самому поведать тебе эту историю, – сказал шериф. – Я старался заставить его почувствовать себя как дома, показал ему весь свой штат, коллекцию оружия, которое фигурировало в убийствах, китайские трубки для опиума, наше новое оборудование для дактилоскопии, материалы, над которыми работает Терри, отобранное оружие, бомбы со слезоточивым газом, которые начальство раздобыло для нас, и вообще попытался дать ему понять, что рассматриваю его как налогоплательщика и, следовательно, как одного из моих боссов. Думаю, это произвело на него хорошее впечатление. Я попросил его подождать несколько минут, пока я пойду и посмотрю, не занят ли ты, – хотел предупредить тебя, прежде чем его впустить. Мне кажется, если ты будешь вести себя с ним, как я, его отношение к нам изменится и у нас может появиться несколько настоящих и полезных друзей там, на южной стороне реки.
Селби усмехнулся:
– Благодарю за совет, Рекс. Ты правильно рассуждаешь, я – за то же, и не только в отношении Крэнделла, но и всякого, кто придет с любого конца округа. Ведь мы служащие округа, и нам надо следить, чтобы все налогоплательщики чувствовали, что мы их действительно представляем.
Шериф Брэндон с облегчением вздохнул:
– Спасибо, Дуг. Я надеялся, что ты именно так отнесешься к делу. Я сейчас вернусь.
Он вышел быстрой походкой и несколько минут спустя вернулся с высоким плотным человеком лет пятидесяти.
Марк Крэнделл обладал определенным благородством, несмотря на то что его манеры и речь казались совершенно простыми. У него уже поседели виски, уголки рта слегка опустились, однако походка была молодой, быстрой и энергичной. Он держался прямо, его рукопожатие было теплым и крепким.
– Привет, Селби! – произнес он, пожимая руку окружного прокурора.
– Рад, что вы зашли навестить меня, – вежливо сказал Селби. – Вы, кажется, не часто приезжаете сюда?
– Только тогда, когда не могу не приехать, – ответил Крэнделл и затем, как бы желая смягчить резкость своих слов, быстро добавил: – Все мои дела в Лас-Алидасе. Конечно, я часто езжу в Лос-Анджелес. Но и эти поездки стараюсь по возможности сократить.
– Садитесь, – предложил Селби. – Как насчет сигареты?
– Нет, спасибо. Я курю свои. Не хотите ли и вы, ребята?
Шериф Брэндон сказал:
– Я возьму, а Селби, можно сказать, женился на своей трубке.
– О, из вежливости иногда и я могу выкурить сигарету, – сказал прокурор, доставая из бокового кармана свою старую вересковую трубку. Он открыл специальную, сохраняющую влажность коробку с табаком, сунул туда трубку и наполнил ее влажной душистой смесью.
Несколько минут мужчины молча курили.
Спустя некоторое время Селби спросил:
– Как идут дела в Лас-Алидасе?
– Довольно хорошо, – ответил Крэнделл. – Конечно, у нас не те дела, что у вас здесь, ребята. У нас другие возможности, да и нет городов, из которых мы могли бы что-нибудь вытянуть. Зато есть то, что всех нас сближает, – гражданская активность. Я приехал сюда сегодня поговорить с шерифом о том затруднительном положении, в котором очутился. Он посчитал, что нам лучше обсудить дело вместе с вами.
– Буду рад сделать все, что смогу, – заверил его Селби.
Крэнделл сказал:
– Десять лет назад у меня было маклерское дело в Чикаго. Моим главным бухгалтером был Джон Берк. Мне он казался рассудительным, прилежным, трудолюбивым и честным. Я никогда не был человеком, который занимается чем-то, не приносящим дохода. Поэтому, когда рынок зашатался, я бросил маклерское дело и ликвидировал свои вклады. И хотя я верил, что лучшие времена еще вернутся, я не позволил надежде влиять на мое отношение к бизнесу. В результате я постепенно отдалился от больших промышленных центров и, наконец, решил вложить капитал в садоводство. Я выбрал Лас-Алидас и никогда не раскаивался в этом. Люди в городке дружелюбные и надежные. Могу заверить вас, мистер Селби, там совершенно особые отношения между людьми, совсем не такие, как в крупных городах.
Селби кивнул в знак согласия.
– Около шести месяцев назад, – продолжал Крэнделл, – я случайно встретил Джона Берка на улице в Лос-Анджелесе. Он был без работы, и ему не везло. Я привез его с собой в Лас-Алидас и поговорил о нем с Джорджем Лоулером, управляющим «Лас-Алидас ламбер компани». Я знал, что он был недоволен своим счетоводом и бухгалтером и собирался их заменить. Они дали Берку испытательный срок и остались им очень довольны. Он оказался исключительно хорошим работником. Я был только рад поручиться за его честность.
Уже после того, как он получил работу, Берк рассказал мне, что женат и имеет ребенка. Так я впервые узнал, что у него есть семья. Берк объяснил, что не хотел рассказывать о своей жене, прежде чем найдет работу, потому что она и ребенок получали пособие по безработице и ему было стыдно признаться, что он неспособен содержать их. Не забывайте, этот человек уже совершенно отчаялся, когда я встретил его в Лос-Анджелесе. Очевидно, он уже был на грани нервного расстройства.
– Вы помогли ему избежать этого, – вставил Брэндон.
Крэнделл кивком поблагодарил шерифа.
– Во вторник, – продолжал он, – я поехал в Лос-Анджелес посоветоваться с моими маклерами по вопросу, слишком важному и деликатному, чтобы обсуждать его по телефону.
Я был в кабинете младшего партнера, Альфреда Милтерна, когда ему понадобились данные весьма конфиденциального характера. Когда он открыл дверь, чтобы выйти в коридор, я мельком увидел Джона Берка, выходившего из другой комнаты, и услышал, как Милтерн сказал ему: «Доброе утро, мистер Браун, вы всем довольны?» И Берк ответил: «Все прекрасно, благодарю вас…» – или что-то в этом роде. Не могу вспомнить точно его слова. Я был совершенно ошарашен, потому что, судя по обращению с ним Милтерна, я понял, что Берк считается у них важным клиентом.
К счастью, у меня было несколько минут, чтобы все обдумать, пока Милтерн отсутствовал. Когда он возвратился, я сказал как бы между прочим: «Браун передал вам все свои дела?» «Вы имеете в виду Эллисона Брауна?» – спросил он. «Да, – сказал я, – тот человек, с которым вы только что говорили в коридоре». «Вы знаете его?» – удивился он. «Я знаю его уже больше пяти лет», – ответил я. «Может быть, вы могли бы рассказать нам что-нибудь о нем?» – спросил Милтерн, а я засмеялся и сказал: «Не раньше, чем вы ответите на мой вопрос. Прежде чем сообщить какую-либо информацию, я хочу знать, какое он имеет к вам отношение». После чего Милтерн сказал: «Он очень странный парень. Я полагаю, он живет где-то в ваших краях, но никогда не пользуется телефоном или почтой, всегда приезжает сам. Мне бы хотелось знать о нем побольше. Он живет в Лас-Алидасе?»
– Аморетт сказала, что ты не занят, Дуг, поэтому я вломился без доклада.
Селби усмехнулся и сложил газету.
– Читаю об эффективности нашей с тобой работы.
Рекс Брэндон, который был чуть ли не на тридцать лет старше прокурора, улыбнулся. При этом его обветренное, загорелое лицо, свидетельствовавшее о годах, проведенных в седле, покрылось сетью глубоких морщин.
– У нас в прессе есть свой маленький агент, Дуг, – заметил он.
– Она, без сомнения, верный друг. Но иногда я думаю: слишком уж она усердствует, – сказал Селби, задумчиво уставясь в газету.
– Вздор, – возразил Брэндон. – В таких вещах нельзя перестараться. Избиратели выдвинули тебя на этот пост. Они хотят знать, чем ты занимаешься. Главным аргументом против тебя была твоя молодость. Теперь, когда ты избран, нужно сделать все, чтобы извлечь пользу из этого факта. Дай им почувствовать, что, как молодой человек, ты более прогрессивен и современен.
Селби громко рассмеялся:
– Ты становишься политиком, Рекс.
Суровые, как гранит, серые глаза шерифа смягчились, он взглянул на Селби почти с отеческой нежностью.
– Послушай, Дуг, мне нужно поговорить с тобой как раз о политике.
– Поговори, – предложил Селби.
Шериф Брэндон откинулся на подушки большого кресла, поставил ноги на перекладину другого кресла, потом извлек из кармана кисет и стал заворачивать табачные крошки в коричневую сигаретную бумагу.
– У меня в кабинете Марк Крэнделл, с другого берега, – сказал он. – Хочу привести его сюда, поговори с ним.
Селби кивнул, а шериф продолжал:
– Так называемый другой берег реки всегда был больным местом в политике округа. Река Сан-Фелипе пересекает по диагонали весь наш округ. Мэдисон-Сити – самый большой и самый важный город. На северной стороне реки есть еще три города, поменьше. На южной стороне находится только Лас-Алидас, стоящий в округе на отшибе, как бы сам по себе. Ни один человек из Лас-Алидаса никогда не избирался на какие-либо посты в округе. Северная и южная стороны реки Сан-Фелипе разделены политическим барьером.
Там, на южной стороне, Лас-Алидас – центр богатого земледельческого и садоводческого района. Когда-то город был даже немного больше Мэдисон-Сити, и была сделана попытка перенести столицу округа на южную сторону реки, но северная сторона объединилась и заблокировала предложение. И вскоре граждане Мэдисон-Сити закрепили победу на вечные времена, проголосовав за выпуск огромного числа облигаций для постройки нового здания окружного суда, архива и тюрьмы. В результате Мэдисон-Сити процветает, а Лас-Алидасу едва удается сохранять самостоятельность. Так что «другой берег реки» лелеет свою политическую отчужденность и горечь обиды, для которой в прошлом было достаточно оснований. Деньги его налогоплательщиков уходили на развитие северной стороны. Должностные лица округа домогались голосов от Лас-Алидаса во время выборов, но после избрания отделывались от граждан города пустыми разговорами. Марк Крэнделл, – продолжал шериф Брэндон, – один из самых важных людей там, на южной стороне. Всякий раз, когда он приезжает в столицу округа, он чувствует себя как бы попавшим в чужую страну. Он никогда не просит политических милостей. Он действует исходя из предположения, что ничего, кроме надувательства, от столицы округа ждать не приходится.
Селби снова кивнул.
Брэндон вдруг предложил:
– Давай изменим все это!
– Как? – спросил Селби.
– Когда Сэм Роупер был окружным прокурором, – продолжал Брэндон, – он сделал Лас-Алидас козлом отпущения. И, насколько можно припомнить, так было всегда. Конечно, когда приближалось время выборов, Сэм проводил там парочку медоточивых бесед… да и мы тоже. Я думаю, что мы получили голоса жителей Лас-Алидаса не потому, что они чего-нибудь от нас ждали, а потому, что они злы на Сэма Роупера. Одним словом, они всегда голосуют против лица, занимающего какую-либо должность, и за того, кто должен его сменить.
Селби кивнул.
– Давай попытаемся теперь изменить положение, – произнес Брэндон. – Давай не будем забывать, что эти люди – налогоплательщики и имеют право на все, что им положено. Давай заставим их чувствовать себя желанными гостями, когда бы они ни приехали в столицу округа.
Селби спросил:
– А чего хочет Крэнделл?
– Ситуация несколько щекотливая, – начал шериф. – Похоже, человек, которого он рекомендовал на работу, присвоил некоторую сумму денег.
– Кто этот человек?
– Его зовут Джон Берк, он бухгалтер в «Лас-Алидас ламбер компани».
– Я немного знаю его, – заметил Селби, – совершенно случайно.
– Я тоже разговаривал с ним пару раз, – сказал Брэндон. – Он показался мне безобидным простаком.
– У меня сложилось впечатление, – продолжал Селби, – что это совершенно бесцветный индивидуум, который никогда не будет ничем иным, кроме как винтиком в машине. Очки с толстыми стеклами, искажающими глаза, и забавные маленькие усики – вот все, что я о нем помню.
– Ну, я собираюсь дать возможность Крэнделлу самому поведать тебе эту историю, – сказал шериф. – Я старался заставить его почувствовать себя как дома, показал ему весь свой штат, коллекцию оружия, которое фигурировало в убийствах, китайские трубки для опиума, наше новое оборудование для дактилоскопии, материалы, над которыми работает Терри, отобранное оружие, бомбы со слезоточивым газом, которые начальство раздобыло для нас, и вообще попытался дать ему понять, что рассматриваю его как налогоплательщика и, следовательно, как одного из моих боссов. Думаю, это произвело на него хорошее впечатление. Я попросил его подождать несколько минут, пока я пойду и посмотрю, не занят ли ты, – хотел предупредить тебя, прежде чем его впустить. Мне кажется, если ты будешь вести себя с ним, как я, его отношение к нам изменится и у нас может появиться несколько настоящих и полезных друзей там, на южной стороне реки.
Селби усмехнулся:
– Благодарю за совет, Рекс. Ты правильно рассуждаешь, я – за то же, и не только в отношении Крэнделла, но и всякого, кто придет с любого конца округа. Ведь мы служащие округа, и нам надо следить, чтобы все налогоплательщики чувствовали, что мы их действительно представляем.
Шериф Брэндон с облегчением вздохнул:
– Спасибо, Дуг. Я надеялся, что ты именно так отнесешься к делу. Я сейчас вернусь.
Он вышел быстрой походкой и несколько минут спустя вернулся с высоким плотным человеком лет пятидесяти.
Марк Крэнделл обладал определенным благородством, несмотря на то что его манеры и речь казались совершенно простыми. У него уже поседели виски, уголки рта слегка опустились, однако походка была молодой, быстрой и энергичной. Он держался прямо, его рукопожатие было теплым и крепким.
– Привет, Селби! – произнес он, пожимая руку окружного прокурора.
– Рад, что вы зашли навестить меня, – вежливо сказал Селби. – Вы, кажется, не часто приезжаете сюда?
– Только тогда, когда не могу не приехать, – ответил Крэнделл и затем, как бы желая смягчить резкость своих слов, быстро добавил: – Все мои дела в Лас-Алидасе. Конечно, я часто езжу в Лос-Анджелес. Но и эти поездки стараюсь по возможности сократить.
– Садитесь, – предложил Селби. – Как насчет сигареты?
– Нет, спасибо. Я курю свои. Не хотите ли и вы, ребята?
Шериф Брэндон сказал:
– Я возьму, а Селби, можно сказать, женился на своей трубке.
– О, из вежливости иногда и я могу выкурить сигарету, – сказал прокурор, доставая из бокового кармана свою старую вересковую трубку. Он открыл специальную, сохраняющую влажность коробку с табаком, сунул туда трубку и наполнил ее влажной душистой смесью.
Несколько минут мужчины молча курили.
Спустя некоторое время Селби спросил:
– Как идут дела в Лас-Алидасе?
– Довольно хорошо, – ответил Крэнделл. – Конечно, у нас не те дела, что у вас здесь, ребята. У нас другие возможности, да и нет городов, из которых мы могли бы что-нибудь вытянуть. Зато есть то, что всех нас сближает, – гражданская активность. Я приехал сюда сегодня поговорить с шерифом о том затруднительном положении, в котором очутился. Он посчитал, что нам лучше обсудить дело вместе с вами.
– Буду рад сделать все, что смогу, – заверил его Селби.
Крэнделл сказал:
– Десять лет назад у меня было маклерское дело в Чикаго. Моим главным бухгалтером был Джон Берк. Мне он казался рассудительным, прилежным, трудолюбивым и честным. Я никогда не был человеком, который занимается чем-то, не приносящим дохода. Поэтому, когда рынок зашатался, я бросил маклерское дело и ликвидировал свои вклады. И хотя я верил, что лучшие времена еще вернутся, я не позволил надежде влиять на мое отношение к бизнесу. В результате я постепенно отдалился от больших промышленных центров и, наконец, решил вложить капитал в садоводство. Я выбрал Лас-Алидас и никогда не раскаивался в этом. Люди в городке дружелюбные и надежные. Могу заверить вас, мистер Селби, там совершенно особые отношения между людьми, совсем не такие, как в крупных городах.
Селби кивнул в знак согласия.
– Около шести месяцев назад, – продолжал Крэнделл, – я случайно встретил Джона Берка на улице в Лос-Анджелесе. Он был без работы, и ему не везло. Я привез его с собой в Лас-Алидас и поговорил о нем с Джорджем Лоулером, управляющим «Лас-Алидас ламбер компани». Я знал, что он был недоволен своим счетоводом и бухгалтером и собирался их заменить. Они дали Берку испытательный срок и остались им очень довольны. Он оказался исключительно хорошим работником. Я был только рад поручиться за его честность.
Уже после того, как он получил работу, Берк рассказал мне, что женат и имеет ребенка. Так я впервые узнал, что у него есть семья. Берк объяснил, что не хотел рассказывать о своей жене, прежде чем найдет работу, потому что она и ребенок получали пособие по безработице и ему было стыдно признаться, что он неспособен содержать их. Не забывайте, этот человек уже совершенно отчаялся, когда я встретил его в Лос-Анджелесе. Очевидно, он уже был на грани нервного расстройства.
– Вы помогли ему избежать этого, – вставил Брэндон.
Крэнделл кивком поблагодарил шерифа.
– Во вторник, – продолжал он, – я поехал в Лос-Анджелес посоветоваться с моими маклерами по вопросу, слишком важному и деликатному, чтобы обсуждать его по телефону.
Я был в кабинете младшего партнера, Альфреда Милтерна, когда ему понадобились данные весьма конфиденциального характера. Когда он открыл дверь, чтобы выйти в коридор, я мельком увидел Джона Берка, выходившего из другой комнаты, и услышал, как Милтерн сказал ему: «Доброе утро, мистер Браун, вы всем довольны?» И Берк ответил: «Все прекрасно, благодарю вас…» – или что-то в этом роде. Не могу вспомнить точно его слова. Я был совершенно ошарашен, потому что, судя по обращению с ним Милтерна, я понял, что Берк считается у них важным клиентом.
К счастью, у меня было несколько минут, чтобы все обдумать, пока Милтерн отсутствовал. Когда он возвратился, я сказал как бы между прочим: «Браун передал вам все свои дела?» «Вы имеете в виду Эллисона Брауна?» – спросил он. «Да, – сказал я, – тот человек, с которым вы только что говорили в коридоре». «Вы знаете его?» – удивился он. «Я знаю его уже больше пяти лет», – ответил я. «Может быть, вы могли бы рассказать нам что-нибудь о нем?» – спросил Милтерн, а я засмеялся и сказал: «Не раньше, чем вы ответите на мой вопрос. Прежде чем сообщить какую-либо информацию, я хочу знать, какое он имеет к вам отношение». После чего Милтерн сказал: «Он очень странный парень. Я полагаю, он живет где-то в ваших краях, но никогда не пользуется телефоном или почтой, всегда приезжает сам. Мне бы хотелось знать о нем побольше. Он живет в Лас-Алидасе?»