Страница:
Александр Ермак
Жизнь по контракту
1. Возвращение
Полгода назад Герман торопился покинуть город. Очень торопился. А теперь торопится обратно. И уже преодолел на маленьком рыболовецком судне расстояние между островом и материком. И уже доехал на попутке до железнодорожной станции. И уже протрясся в вагоне, пересел на самолет, насмотрелся на нескончаемые просторы лесогор под крылом. И вот, наконец, аэропорт, из которого он улетал шесть месяцев назад. И Герман выходит из него и уже мчится в такси. И торопится, торопится, хотя никто, ничто его здесь особенно не ждет.
Как же у него все удавалось, складывалось по жизни. Замечательная дружная семья. Отец – летчик дальней авиации, командир экипажа. Мама – красивая, умная женщина, переводчик. И он – единственный отпрыск в семье – не разочаровывал ни родителей, ни себя. После успешного окончания школы Герман поступил в элитный университет на факультет информатики. Учился в удовольствие. В удовольствие же ходил играть в теннис. И на свидания с Эликой, с которой познакомился на одной из студенческих вечеринок.
Еще до окончания университета Герман знал, где будет работать. К нему и еще к нескольким ребятам чуть ли не с первого курса присматривались агенты – «охотники за головами» из «ЛокИнформ». Это была солидная компания, занимающаяся разработкой программных продуктов для охранных систем. И, как подошло время, его действительно взяли туда на работу. Только не программистом. Герман начал работать в отделе коммуникаций с клиентами. Сначала удивлялся, что попал именно в это подразделение, но потом понял всю правоту работодателя – хотя он и весьма прилично разбирался в программировании, работать с людьми ему было гораздо интереснее, увлекательнее. Герман с азартом разрабатывал новые подходы в коммуникационной политике, без устали встречался с нескончаемым потоком новых и старых клиентов. Начальник Арон, глядя на него, улыбался и нарадоваться не мог на свое новоприобретение.
Уже через полтора года работы в «ЛокИнформ» Герман стал руководителем отдела, что было весьма примечательно. Обычно на такое место люди выдвигались через пять, а то и семь лет службы в компании. Но Герман работал быстро и эффективно. Он торопился. Он очень торопился. Ему хотелось добиться настоящего успеха, показать его своим родителям. Чтобы они порадовались за него.
Родители вдохновляли Германа. Когда он рассказывал дома о том, как перестраивает в «ЛокИнформ» свой отдел, и о том, что ему нравится, каким его подразделение становится, отец одобрительно улыбался, а мама также с улыбкой кивала:
– В отца пошел. У него такой дружный экипаж…
Да, у отца, правда, был дружный экипаж. Герман знал их всех – штурмана Родиона, второго пилота Александра, борт-инженера Евгения и борт-механика Ивана.
Отца из-за командировок часто не было дома. А потом, по прилету, они всем экипажем обязательно собирались у них. Вспоминали, снова и снова переживали туманы, снегопады, поломки… И на каждой встрече, сколько Герман помнил, они обязательно произносили тост:
– За Мирагоу!
Он не раз спрашивал отца, что же это за Мирагоу такое. Но тот обычно только отмахивался:
– Да как-нибудь потом… Успеется… Не сейчас…
И еще они выпивали:
– За наши тылы!
И все, кроме Родиона, который приходил один, целовали своих жен. Отец говорил матери:
– Моя путеводная звезда…
И Герман тоже хотел иметь рядом с собой девушку, похожую на мать. Так провожающую отца в полет и так ждущую его возвращения. Какие глубокие и любящие глаза у его матери. И у него появилась Элика. Действительно похожая на маму – красивая, умная, разве что не переводчик. Но и Герман – не летчик дальней авиации. Командировки у него были редки, расставались они с Эликой ненадолго – встречались почти каждый вечер. Дело шло к свадьбе. Элика шила полагающееся платье. А еще выбирала ресторан для празднества, место для медового месяца…
Отец, измотавший свой организм перегрузками, раньше времени вышел на пенсию по здоровью. Вместе с ним уволился из авиации и его самый близкий друг – штурман Родион. Усидеть дома отец не мог и пошел работать в Комитет гражданских прав и свобод. Летая, он часто перевозил их грузы в разные концы страны и мира, был знаком со многими работниками этой организации. Говорил Герману:
– Знаешь, мотаясь по белому свету, всякого насмотрелся. Теперь точно знаю, что и как на родине можно изменить к лучшему. Здесь есть что менять, и Комитет – очень подходящая организация…
Герман не очень понимал, о чем это отец. А мать почему-то вздыхала…
Родион, в отличие от отца, в городе не остался, уехал на далекий остров – зафрахтовался метеорологом:
– Не могу я в городе. Людей, суеты много. Я простор люблю. Семьи у меня нет, так что ничто здесь не держит…
На острове у него были лес, море, голубое небо над головой. И звезды, которые не скрыты по ночам огнями города. Звезды, которые тянули Родиона в небо. Звезды, по которым он столько раз прокладывал маршруты в ночных перелетах…
Герман часто думал об экипаже отца. Начав работать руководителем отдела, он быстро понял, как это не просто найти подходящих людей, собрать, слить их в единое целое. Но ведь и какого результата можно добиться объединением. У отца был лучший экипаж летного отряда и именно ему доверяли самые тяжелые, самые ответственные задания.
И у Германа в компании «ЛокИнформ» был теперь свой экипаж. Пять человек отдела. Двое из них – Сэм и Гиви – лучшие друзья. Они с Германом всегда вместе. И на работе засиживаются частенько допоздна. И в рестораны, на пикники выбираются всей компанией, прихватив своих девчонок.
Герман любил свой отдел. Он не сомневался, что сделает его лучшим в «ЛокИнформ». У него будет лучший экипаж. И даже больше. Прислушиваясь к себе, Герман понимал, что вряд ли остановится на том, чтобы быть лишь руководителем отдела. Чем дольше работал в «ЛокИнформ», тем больше видел, что компании есть куда развиваться, есть что менять. И не сомневался, что именно он может помочь провести эти изменения. Герман думал, что ему, видимо, предстоит стать, говоря летным языком, не просто командиром экипажа, но командиром целого летного отряда или даже еще большего формирования. Ему нравилось развивать, руководить, организовывать, сплачивать, добиваться вместе того, чего в одиночку добиться просто невозможно. Это в нем было еще с детства. Родители теперь уже со смехом вспоминали, как он организовал побег двенадцати малышей из детского сада, и их целый день искали, пока не нашли в парке в зарослях малины. В школе Герман брался то за подготовку новогоднего вечера, то за формирование отряда добровольцев для помощи почтовым работникам в выходные дни. И в университете он активно работал в студенческом союзе, помогал организовывать фонд поддержки молодых ученых крупным бизнесом.
Теперь, работая в «ЛокИнформ», Герман постоянно размышлял о делах компании и о себе. И однажды не выдержал, намекнул начальнику на то, что ему уже можно доверить и гораздо большее дело, чем просто руководство отделом.
Арон кивнул:
– Да-да, я подумаю.
Но продвигать нового сотрудника дальше он не спешил. А Герман торопился. Очень торопился. И злился на Арона. И еще думал о том, что, может, его – такого энергичного и инициативного – так и будут вечно держать в руководителях отделом. Он видел таких людей. По десять, двадцать, а то и тридцать лет в одной низшей руководящей должности. И ладно, если им нравится такое положение, если они сами не хотят большего. А если есть силы и желание расти, то заниматься несложной работой годами – это же просто пытка.
День проходил за днем, неделя за неделей, а ничего не менялось. Герман начал нервничать и срываться на своих подчиненных – ему казалось, что они все время слишком медленно работают, слишком мало делают, и поэтому его отдел, его работу недооценивают. Нужно было показать, обязательно доказать руководству «ЛокИнформ», что они лучшие, что Герман способен на многое.
Больше всех от него доставалось, конечно, друзьям – Сэму и Гиви. Но на то они и друзья, чтобы не обижаться так уж сильно. Оказываясь вне офиса, Сэм и Гиви старались оторвать Германа от мыслей о работе. Но он, его мозг не могли жить без нее. Ему нужно было большое дело и большие весомые результаты. Даже не столько деньги или хорошие вещи. Нет, он хотел видеть, как, благодаря ему, слаженно и высокоэффективно работают, делают большое полезное дело десятки, сотни, а может быть и тысячи людей. Тогда бы он гордился собой, тогда бы был собой доволен.
И месяц проходил за месяцем. И ничего не менялось. Но надо было что-то менять. Герман решил предъявить Арону ультиматум – или его делают начальником службы, или он уходит в другую компанию. Конечно, на данный момент «ЛокИнформ» была лучшей на рынке, но Герман не сомневался, что в лучшую он сможет превратить и любую другую фирму – даже какого-нибудь середнячка. Лишь бы ему доверили решить такую задачу.
Герман огласил свой ультиматум Арону. Тот, однако, не сильно испугался, пожал плечами:
– Ты хороший сотрудник, хороший руководитель отдела. Но тебе рано становиться большим начальником, ты еще не достаточно мудр и выдержан. Можешь не справиться с большим коллективом. Я не хочу тебя терять, но, извини, и начальником службы пока не сделаю. Подожди.
– Сколько?
– Точно ничего не могу сказать и тем более обещать.
– Что ж, – Герман решил окончательно, – Я увольняюсь.
– Твое право, – опять пожал плечами Арон, – но не торопись. Возьми отпуск. Ты, кстати, за все время работы у нас еще ни разу его не брал. Ни одной недели не отдыхал. Это я не доглядел. А тебе без сомнения нужно отдохнуть, подумать…
«Какое тут отдохнуть?» – не понимал Герман. В нем было столько сил, в голове – столько мыслей…
Он сказал родителям, что уходит из «ЛокИнформ». Думал, те одобрят поступок сына. Но мать только вздохнула. Отец же сказал практически то же самое, что и Арон:
– Не торопись. Возьми отпуск. Съезди куда-нибудь. Отдохни, подумай…
Но Герман не хотел оттягивать, не хотел больше ждать. На следующий же день подтвердил Арону:
– Я увольняюсь.
Тот все также спокойно пожал плечами:
– Жаль. Захочешь вернуться, возьму, если место не будет занято…
А Сэм и Гиви качали головами:
– Зря ты так… «ЛокИнформ» – хорошее место работы. Тебя здесь уважают. Просто подождать нужно…
Они затащили его в кафе. Стали уговаривать, расписывать какие-то немыслимые перспективы, но Герман никого не хотел слушать. Он не мог ждать, топтаться на одном месте. Даже Элика не смогла его уговорить.
Герман ушел из «ЛокИнформ», заранее не подыскав нового места работы. Устроиться в другую компанию ему казалось делом нескольких дней, если не часов – кто откажется от такого толкового, энергичного специалиста. Но тут случилась авария. И странная, и страшная. В машину, в которой ехали мать с отцом, на полном ходу врезался грузовик. Отказали тормоза. Вроде бы. Несчастный случай.
Целые дни теперь уже безработный Герман проводил в больнице, в палате, где родителей положили рядом. Мама была без сознания. Отец находился в ясном уме, но у него двигалась только одна рука. Он попросил Германа:
– Сдвинь наши кровати. Поближе… Еще ближе…
Отец взял мать за руку и все время держал ее. Когда умирая, разжал свои пальцы, остановилось и ее сердце…
Герман ничего не мог сделать. На похоронах он смотрел на экипаж, пришедший, прилетевший проводить в последний путь своего командира и его путеводную звезду. Герман смотрел на этих немолодых людей и чувствовал искренность чувств говорящих короткие простые слова штурмана Родиона, второго пилота Александра, борт-инженера Евгения и борт-механика Ивана. И Герман спрашивал себя, также ли ему сочувствуют его собственные друзья Сэм и Гиви? Что их троих связывает (связывало?), кроме работы, пикников и ресторанов? А Элика? Он смотрел на нее и думал о том, остановится ли ее сердце, когда он отпустит ее руку?
Герман ловил себя на том, что начал сомневаться почти во всем его окружающем, в каждом, стоящем рядом. И он понимал, что может быть и не прав, что может быть действительно устал, безумно устал. И от неудач на работе, и от потери родителей…
После похорон к нему подошел человек из Комитета гражданских прав и свобод, в котором последнее время работал отец:
– Герман, твой отец здорово помогал нам… Он рассказывал о тебе. Если захочешь заняться важным полезным для общества делом, приходи к нам. В любое время. Работа найдется…
Герман кивнул, не особенно задумываясь:
– Хорошо…
Экипаж отца окружил его плотным кольцом. Второй пилот Александр, борт-инженер Евгений, борт-механик Иван. И штурман Родион, который сказал:
– Мы тут посоветовались… Собирайся. Поедем ко мне на остров. Отдохнешь, соберешься с мыслями, приведешь себя в порядок…
Он послушно кивнул. Герман не хотел ни возражать, ни вообще думать. Он просто ухватился за протянутую надежную руку.
С работы Герману отпрашиваться было не нужно. Ее у него теперь просто не было. Только Элика… Он предложил ей:
– Знаешь, мне…, нам вместе нужно уехать…, отдохнуть…
Элика не сразу поняла:
– Куда-нибудь в тропики? Чудесно! Мы там прекрасно отдохнем!
– Нет, не в тропики, – покачал он головой, – вообще не на курорт. Не хочу никого видеть. Поедем подальше от цивилизации. В безлюдное место.
И увидел на ее лице то, что боялся увидеть – разочарование:
– Ты серьезно?
Подтвердил:
– Вполне.
Она как будто еще думала:
– Подальше от цивилизации… В безлюдное место?
– Абсолютно.
Элика посмотрела на него с надеждой:
– На пару дней?
– Больше.
– На пару недель?
Но он убил и эту надежду:
– Может быть на месяц, а может быть и на два, еще не знаю точно…
Она была в ужасе и не скрывала этого:
– Ты с ума сошел… У меня работа, у меня родители, подруги, знакомства… Ты, конечно, езжай, если нужно…
Герман оставил ее. Оставил в городе всех, не сказав никому, куда и насколько точно уезжает. Ни Элика, ни даже Сэм с Гиви не знали его маршрута…
Он уже бывал на острове. Когда еще учился в школе, отец послал его к Родиону в первый раз. На острове было интересно. Все не так, как в городе. Другой воздух, другой шум, другие соседи – не люди, а птицы, комары, косули, волки и даже медведи.
Родион учил Германа ориентироваться в лесу, узнавать следы и звуки разного зверья, отличать правильные грибы, брать лесную ягоду, орехи. А еще учил его драться:
– Это каждому мужчине может пригодиться…
Герман не был драчуном, любимым его спортом был теннис. Но, чтобы не упасть в глазах Родиона, он осваивал подсечки, захваты, болевые приемы. Падал, поднимался, разбивал в кровь нос, но не отступал. Снова и снова бросался на хоть и далеко не молодого, но такого хитрого и ловкого Родиона. Тот то справлялся с ним, то видимо поддавался, чтобы не убить настрой Германа, его веру в себя, в свои силы. Они дрались то на кулаках, то на палках. А еще Родион учил Германа бросать нож – сверху, снизу, сбоку:
– Дай бог, не понадобится, но уж если вдруг, то не промахнись. Может быть, это будет твой единственный шанс выжить…
Герман пропускал эти слова мимо ушей. Но ножом управляться научился здорово. У него, видимо, из-за теннисных тренировок были очень развиты кисть и глазомер. Даже Родион удивлялся, вытаскивая нож из маленьких сучков на деревьях:
– Думал, не попадешь. Это и мне не всегда удается…
Метание ножа Германа забавляло. Уже потом и в университете, и на работе, он не раз на спор втыкал нож в подбрасываемую в воздух мусорную корзину. Особенно ему удавался кистевой бросок снизу без замаха…
После похорон он уехал на остров. Родион встретил без лишних слов. Накормил свежей ухой. Весь вечер они просидели у костра за привезенной Германом бутылкой водки. Молча. Даже собаки Родиона молчали, не отзываясь на рев бродящего невдалеке медведя.
Утром Герман проснулся в избушке один – Родион ушел по работе. Он несколько раз в день снимал показания с метеоприборов. Потом обрабатывал их, передавал на Большую землю.
Герман ничего не хотел. Вообще ничего. Он повалялся на топчане. Потом выглянул на улицу и еще повалялся. И еще.
Затем Родион вернулся. Поели. И Герман снова уткнулся в топчан. Лежал то проваливаясь в полузабытье, то всплывая из него, вздрагивая. А крепко никак не засыпалось. Перед глазами все время возникали то лица матери и отца, то Арона, Элики, Сэма, Гиви, еще каких-то знакомых и полузнакомых людей…
Так прошло несколько дней. Потом Родион неожиданно разбудил его еще до рассвета:
– Пойдем на дальний холм, поможешь мне капканы ставить…
Герман послушно встал. Навьючил поклажу. Пошел вслед Родиону.
Когда они вернулись, Герман снова хотел уткнуться в топчан и лежать, лежать, лежать. Но Родион не позволил. Каждый день он водил Германа то на охоту, то на рыбалку. А еще заставлял лазать по скалам, собирать яйца гнездящихся там птиц:
– Профессиональный альпинист из тебя, конечно, не получится, но и голодным, если что, не останешься…
Родион страховал его веревкой сверху. Яйца были вкусными. Они пекли их на месте же в углях костра. И еще унесли с собой в избушку.
Вечерами Родион рассказывал Герману про звезды, про движение ветров, морских течений. Бывший штурман знал очень много не только про навигацию. Родион до того, как стал авиатором, несколько лет прослужил в спецподразделении. Поэтому-то и знал разные приемы рукопашного боя. И даже теперь уже повзрослевшему Герману он показывал что-то для того новое:
– Зайди-ка со спины, попробуй взять меня за шею…
Герман пробовал и оказывался на земле. И самолюбиво требовал:
– Ладно, и этому меня тоже научи.
А еще перед сном Родион так увлекательно рассказывал про конспирацию, про тайную слежку, про разные варианты прослушивания и еще про всякие околовоенные хитрости. Конечно же, все это было совершенно не нужно Герману. Но о чем мог еще рассказывать бывший вояка и авиатор. Только про выживание и про небо. И Герман как бы слушал, проваливаясь при этом в спокойную дрему. Сюжеты из городской жизни спутывались с тем, что рассказывал Родион. Автомобили проезжали вдоль чистейших лесных ручейков. Медведи с волками шли в одном строю с солдатами в камуфляжной форме. Перекрестные допросы в комнате с зеркалами прерывались предрассветным щебетанием птиц…
Когда дождь запирал их в избушке, то Герман обычно помогал Родиону вязать сети. Скоро должен был пойти на нерест лосось, которого надо было изловить и закоптить. И его, и шкурки пушного зверя, и сушеные грибы-ягоды Родион сдавал на заходящее раз в несколько месяцев судно-заготовитель. С него же получал он припасы: муку, соль, сахар, патроны…
Герман спросил как-то Родиона:
– А почему ты все время один? Ни жены, ни детей? У всех членов вашего экипажа есть… были семьи…
Родион вздохнул:
– И у меня была… почти. Я женился. Через неделю после свадьбы уехал в срочную командировку, еще через неделю вернулся и застал ее с другим. Всего лишь через четырнадцать дней после свадьбы…
– Но не все же такие.
– Наверное, – согласился Родион и пожал плечами, – только больше я никого не полюбил. Не случилось…
Такой вот разговор…
На второй месяц пребывания на острове загоревший и похудевший Герман уже спал крепко, глубоко, ровно дыша. На третий месяц он все чаще стал задумываться о работе, о том, что делать дальше, когда вернется в город. Герман знал, был уверен, что обязательно вернется. Ему недостаточно было работы телесной, физической, его голова должна была думать, решать какие-то сложные проблемы. И еще ему нужны были друзья-сверстники, любимая девушка, музыка, скорость города. На острове было слишком тихо и покойно. И он сказал Родиону:
– Я возвращаюсь.
Тот кивнул:
– Тебе решать.
Герман почти не сомневался в том, что не пойдет снова в «ЛокИнформ». Он думал о том, что стоит зайти в Комитет гражданских прав и свобод, где работал его отец перед смертью. Представитель этой организации на похоронах говорил, что им недостает молодой крови. Хотя Герман и не работал в общественных организациях, но, может быть, там тоже есть интересная масштабная работа. При этом она такая благородная. Не зря там работал отец. Он что-то хотел изменить в окружающем мире. Может быть Герман как раз и сможет изменить. Может его ждет какой-то необычный интересный и сложный проект…
Также Герману нравилась и пришедшая вдруг мысль о создании своей собственной фирмы. Позовет в нее Сэма и Гиви работать. Вместе они очень быстро разовьются, сделают свою компанию лидером. А в будущем, может быть, превратят ее даже в корпорацию. А руководить всем делом, конечно, будет сам Герман. Верных Сэма и Гиви заместителями сделает.
С каждым днем мысли о работе становились все настойчивее и настойчивее. Он уже просто рвался обратно в город и начал надоедать Родиону своими разговорами о рынке, об офисе, о собственной команде. Бывший штурман, подумав, связался по рации с Большой землей:
– Человечка прихватите попутным судном!
Из невидимого далека обещали:
– Добро. Первым же попутным судном.
Но тут природа вдруг заупрямилась. Море начало штормить. Стихия разгулялась на целых две недели, а потом упал сильный туман. И снова начался затяжной шторм. Герман пробыл на острове еще месяц, и еще. Всего шесть, целых полгода.
Он здорово окреп. И чувствовал в себе столько сил, столько желания работать. Готов был горы свернуть в настоящем деле. И вот, наконец, распогодилось. С Большой земли на завтра обещали судно.
Вечером Родион достал из своих закромов фляжку спирта, плеснул по кружкам, выдохнул:
– Ну, что?.. За Мирагоу!
Герман поднес, было, кружку ко рту, но не выпил, спросил:
– А что такое Мирагоу?
Родион искренне удивился:
– Я думал, ты знаешь.
Герман покачал головой:
– Отец не раз обещал рассказать, но как-то все откладывал и откладывал. И не успел. Расскажи ты.
Родион кивнул:
– Конечно, расскажу… Мирагоу – это ущелье в Базании. Мы как-то летали в эту страну целых два месяца. Возили медикаменты, разную гуманитарную помощь. Так вот, аэродром там был построен рядом с этим ущельем. Когда-то полосу для взлета и посадки строили как раз с расчетом для пролета через Мирагоу, иначе слишком много пришлось бы джунглей очищать. Для маленьких самолетов ущелье вполне подходило. Хотя и славилось оно своим коварством – в целом достаточно широкое, но были в нем «Чертовы ворота» – две скалы перед поворотом. Между ними нужно пролетать с креном, а если по прямой пойдешь, то обязательно зацепишься за скалы. И еще там имелся «Язык дракона» – это такая каменная гряда поперек ущелья, которая начинается от большого утеса, точь – в точь вылитый дракон. Так вот, в ясную погоду самолетики там летали без проблем. Но часто в Мирагоу были туманы, и тогда аппараты бились на выходе из «Чертовых ворот» или падали, цепляясь за шершавый «Язык дракона».
Когда мы начали летать в Базанию, то хотя у нас и имелись все летные карты, нам было строжайше запрещено летать через Мирагоу. Там, правда, большому самолету и в ясную погоду тяжело пролететь. Поэтому мы использовали для взлета и посадки противоположную сторону аэродрома. Там специально для больших самолетов все-таки порубили, потеснили джунгли. И все было нормально. Но последние рейсы проходили в условиях военного переворота в Базании. Повстанцы стали сбивать из джунглей ракетами большие взлетающие или садящиеся самолеты. В последний прилет и нам досталось. Твой отец посадил самолет с горящим двигателем. Быстро починились, как смогли, и надо лететь обратно, увозить людей, которым грозила расправа от повстанцев. – Тут Родион усмехнулся. – В Базании такая традиция – смазывать волосы коровьим навозом. От этого они становятся твердыми и блестящими. Можешь представить себе запах в салоне от сотни с лишним голов… – он снова стал серьезным. – Так вот, к моменту, когда мы починили двигатель и подготовились к полету, повстанцы уже практически окружили аэродром. Взлетать, как обычно, было подобно самоубийству. А Мирагоу накрыл туман. Что делать?
Твой отец собрал нас – весь экипаж и сказал: «Если мы хотим выполнить нашу работу, спасти беженцев и себя, у нас есть только один путь – Мирагоу. Кто не уверен в предлагаемом решении, может остаться здесь и попытаться спрятаться в мини-бункере, продержаться там до подхода международных миротворческих сил – они будут часов через десять-двенадцать». Весь экипаж, конечно, поддержал твоего отца, решили лететь через Мирагоу. Он занял свое место, рядом – второй пилот…
Герман помнил:
– Александр.
– Да, Александр. Впереди под ними в штурманском колпаке – я. За собой слева командир поставил борт-инженера и за вторым пилотом – борт-механика.
– Евгения и Ивана.
– Правильно. Я прокладывал маршрут в тумане по приборам и по карте, и еще высматривал под собой «Язык дракона». Александр, как обычно, страховал командира. Евгений и Иван стали дополнительными глазами твоего отца. Они смотрели по сторонам, чтобы увидеть возможное сближение со скалами слева или справа.
Вот так, единым целым организмом в десять глаз, в десять ушей, в десять рук мы и летели через Мирагоу. Мы были готовы все вместе спастись или умереть. Прошли левым бортом совсем рядом со скалой «Чертовых ворот». И еще из тумана нас пытался лизнуть «Язык дракона». Не дотянулся. Мы выбрались… – Родион вздохнул, – И таким образом нарушили запрет на полеты через Мирагоу. Конечно, перед начальством могли оправдаться сложившийся обстановкой, но чтобы избежать всех объяснений и разбирательств, договорились экипажем отчитаться так, как будто вылетали обычным маршрутом, совершая предписанный в таких случаях противоракетный маневр (который в данном случае нас бы явно не спас). Так и сделали. И потому только мы впятером во всем летном отряде знали, как на самом деле все было и что именно спасло и наш груз, и нас самих. И потому пьем за нас, за нашу дружбу. В общем за…
Как же у него все удавалось, складывалось по жизни. Замечательная дружная семья. Отец – летчик дальней авиации, командир экипажа. Мама – красивая, умная женщина, переводчик. И он – единственный отпрыск в семье – не разочаровывал ни родителей, ни себя. После успешного окончания школы Герман поступил в элитный университет на факультет информатики. Учился в удовольствие. В удовольствие же ходил играть в теннис. И на свидания с Эликой, с которой познакомился на одной из студенческих вечеринок.
Еще до окончания университета Герман знал, где будет работать. К нему и еще к нескольким ребятам чуть ли не с первого курса присматривались агенты – «охотники за головами» из «ЛокИнформ». Это была солидная компания, занимающаяся разработкой программных продуктов для охранных систем. И, как подошло время, его действительно взяли туда на работу. Только не программистом. Герман начал работать в отделе коммуникаций с клиентами. Сначала удивлялся, что попал именно в это подразделение, но потом понял всю правоту работодателя – хотя он и весьма прилично разбирался в программировании, работать с людьми ему было гораздо интереснее, увлекательнее. Герман с азартом разрабатывал новые подходы в коммуникационной политике, без устали встречался с нескончаемым потоком новых и старых клиентов. Начальник Арон, глядя на него, улыбался и нарадоваться не мог на свое новоприобретение.
Уже через полтора года работы в «ЛокИнформ» Герман стал руководителем отдела, что было весьма примечательно. Обычно на такое место люди выдвигались через пять, а то и семь лет службы в компании. Но Герман работал быстро и эффективно. Он торопился. Он очень торопился. Ему хотелось добиться настоящего успеха, показать его своим родителям. Чтобы они порадовались за него.
Родители вдохновляли Германа. Когда он рассказывал дома о том, как перестраивает в «ЛокИнформ» свой отдел, и о том, что ему нравится, каким его подразделение становится, отец одобрительно улыбался, а мама также с улыбкой кивала:
– В отца пошел. У него такой дружный экипаж…
Да, у отца, правда, был дружный экипаж. Герман знал их всех – штурмана Родиона, второго пилота Александра, борт-инженера Евгения и борт-механика Ивана.
Отца из-за командировок часто не было дома. А потом, по прилету, они всем экипажем обязательно собирались у них. Вспоминали, снова и снова переживали туманы, снегопады, поломки… И на каждой встрече, сколько Герман помнил, они обязательно произносили тост:
– За Мирагоу!
Он не раз спрашивал отца, что же это за Мирагоу такое. Но тот обычно только отмахивался:
– Да как-нибудь потом… Успеется… Не сейчас…
И еще они выпивали:
– За наши тылы!
И все, кроме Родиона, который приходил один, целовали своих жен. Отец говорил матери:
– Моя путеводная звезда…
И Герман тоже хотел иметь рядом с собой девушку, похожую на мать. Так провожающую отца в полет и так ждущую его возвращения. Какие глубокие и любящие глаза у его матери. И у него появилась Элика. Действительно похожая на маму – красивая, умная, разве что не переводчик. Но и Герман – не летчик дальней авиации. Командировки у него были редки, расставались они с Эликой ненадолго – встречались почти каждый вечер. Дело шло к свадьбе. Элика шила полагающееся платье. А еще выбирала ресторан для празднества, место для медового месяца…
Отец, измотавший свой организм перегрузками, раньше времени вышел на пенсию по здоровью. Вместе с ним уволился из авиации и его самый близкий друг – штурман Родион. Усидеть дома отец не мог и пошел работать в Комитет гражданских прав и свобод. Летая, он часто перевозил их грузы в разные концы страны и мира, был знаком со многими работниками этой организации. Говорил Герману:
– Знаешь, мотаясь по белому свету, всякого насмотрелся. Теперь точно знаю, что и как на родине можно изменить к лучшему. Здесь есть что менять, и Комитет – очень подходящая организация…
Герман не очень понимал, о чем это отец. А мать почему-то вздыхала…
Родион, в отличие от отца, в городе не остался, уехал на далекий остров – зафрахтовался метеорологом:
– Не могу я в городе. Людей, суеты много. Я простор люблю. Семьи у меня нет, так что ничто здесь не держит…
На острове у него были лес, море, голубое небо над головой. И звезды, которые не скрыты по ночам огнями города. Звезды, которые тянули Родиона в небо. Звезды, по которым он столько раз прокладывал маршруты в ночных перелетах…
Герман часто думал об экипаже отца. Начав работать руководителем отдела, он быстро понял, как это не просто найти подходящих людей, собрать, слить их в единое целое. Но ведь и какого результата можно добиться объединением. У отца был лучший экипаж летного отряда и именно ему доверяли самые тяжелые, самые ответственные задания.
И у Германа в компании «ЛокИнформ» был теперь свой экипаж. Пять человек отдела. Двое из них – Сэм и Гиви – лучшие друзья. Они с Германом всегда вместе. И на работе засиживаются частенько допоздна. И в рестораны, на пикники выбираются всей компанией, прихватив своих девчонок.
Герман любил свой отдел. Он не сомневался, что сделает его лучшим в «ЛокИнформ». У него будет лучший экипаж. И даже больше. Прислушиваясь к себе, Герман понимал, что вряд ли остановится на том, чтобы быть лишь руководителем отдела. Чем дольше работал в «ЛокИнформ», тем больше видел, что компании есть куда развиваться, есть что менять. И не сомневался, что именно он может помочь провести эти изменения. Герман думал, что ему, видимо, предстоит стать, говоря летным языком, не просто командиром экипажа, но командиром целого летного отряда или даже еще большего формирования. Ему нравилось развивать, руководить, организовывать, сплачивать, добиваться вместе того, чего в одиночку добиться просто невозможно. Это в нем было еще с детства. Родители теперь уже со смехом вспоминали, как он организовал побег двенадцати малышей из детского сада, и их целый день искали, пока не нашли в парке в зарослях малины. В школе Герман брался то за подготовку новогоднего вечера, то за формирование отряда добровольцев для помощи почтовым работникам в выходные дни. И в университете он активно работал в студенческом союзе, помогал организовывать фонд поддержки молодых ученых крупным бизнесом.
Теперь, работая в «ЛокИнформ», Герман постоянно размышлял о делах компании и о себе. И однажды не выдержал, намекнул начальнику на то, что ему уже можно доверить и гораздо большее дело, чем просто руководство отделом.
Арон кивнул:
– Да-да, я подумаю.
Но продвигать нового сотрудника дальше он не спешил. А Герман торопился. Очень торопился. И злился на Арона. И еще думал о том, что, может, его – такого энергичного и инициативного – так и будут вечно держать в руководителях отделом. Он видел таких людей. По десять, двадцать, а то и тридцать лет в одной низшей руководящей должности. И ладно, если им нравится такое положение, если они сами не хотят большего. А если есть силы и желание расти, то заниматься несложной работой годами – это же просто пытка.
День проходил за днем, неделя за неделей, а ничего не менялось. Герман начал нервничать и срываться на своих подчиненных – ему казалось, что они все время слишком медленно работают, слишком мало делают, и поэтому его отдел, его работу недооценивают. Нужно было показать, обязательно доказать руководству «ЛокИнформ», что они лучшие, что Герман способен на многое.
Больше всех от него доставалось, конечно, друзьям – Сэму и Гиви. Но на то они и друзья, чтобы не обижаться так уж сильно. Оказываясь вне офиса, Сэм и Гиви старались оторвать Германа от мыслей о работе. Но он, его мозг не могли жить без нее. Ему нужно было большое дело и большие весомые результаты. Даже не столько деньги или хорошие вещи. Нет, он хотел видеть, как, благодаря ему, слаженно и высокоэффективно работают, делают большое полезное дело десятки, сотни, а может быть и тысячи людей. Тогда бы он гордился собой, тогда бы был собой доволен.
И месяц проходил за месяцем. И ничего не менялось. Но надо было что-то менять. Герман решил предъявить Арону ультиматум – или его делают начальником службы, или он уходит в другую компанию. Конечно, на данный момент «ЛокИнформ» была лучшей на рынке, но Герман не сомневался, что в лучшую он сможет превратить и любую другую фирму – даже какого-нибудь середнячка. Лишь бы ему доверили решить такую задачу.
Герман огласил свой ультиматум Арону. Тот, однако, не сильно испугался, пожал плечами:
– Ты хороший сотрудник, хороший руководитель отдела. Но тебе рано становиться большим начальником, ты еще не достаточно мудр и выдержан. Можешь не справиться с большим коллективом. Я не хочу тебя терять, но, извини, и начальником службы пока не сделаю. Подожди.
– Сколько?
– Точно ничего не могу сказать и тем более обещать.
– Что ж, – Герман решил окончательно, – Я увольняюсь.
– Твое право, – опять пожал плечами Арон, – но не торопись. Возьми отпуск. Ты, кстати, за все время работы у нас еще ни разу его не брал. Ни одной недели не отдыхал. Это я не доглядел. А тебе без сомнения нужно отдохнуть, подумать…
«Какое тут отдохнуть?» – не понимал Герман. В нем было столько сил, в голове – столько мыслей…
Он сказал родителям, что уходит из «ЛокИнформ». Думал, те одобрят поступок сына. Но мать только вздохнула. Отец же сказал практически то же самое, что и Арон:
– Не торопись. Возьми отпуск. Съезди куда-нибудь. Отдохни, подумай…
Но Герман не хотел оттягивать, не хотел больше ждать. На следующий же день подтвердил Арону:
– Я увольняюсь.
Тот все также спокойно пожал плечами:
– Жаль. Захочешь вернуться, возьму, если место не будет занято…
А Сэм и Гиви качали головами:
– Зря ты так… «ЛокИнформ» – хорошее место работы. Тебя здесь уважают. Просто подождать нужно…
Они затащили его в кафе. Стали уговаривать, расписывать какие-то немыслимые перспективы, но Герман никого не хотел слушать. Он не мог ждать, топтаться на одном месте. Даже Элика не смогла его уговорить.
Герман ушел из «ЛокИнформ», заранее не подыскав нового места работы. Устроиться в другую компанию ему казалось делом нескольких дней, если не часов – кто откажется от такого толкового, энергичного специалиста. Но тут случилась авария. И странная, и страшная. В машину, в которой ехали мать с отцом, на полном ходу врезался грузовик. Отказали тормоза. Вроде бы. Несчастный случай.
Целые дни теперь уже безработный Герман проводил в больнице, в палате, где родителей положили рядом. Мама была без сознания. Отец находился в ясном уме, но у него двигалась только одна рука. Он попросил Германа:
– Сдвинь наши кровати. Поближе… Еще ближе…
Отец взял мать за руку и все время держал ее. Когда умирая, разжал свои пальцы, остановилось и ее сердце…
Герман ничего не мог сделать. На похоронах он смотрел на экипаж, пришедший, прилетевший проводить в последний путь своего командира и его путеводную звезду. Герман смотрел на этих немолодых людей и чувствовал искренность чувств говорящих короткие простые слова штурмана Родиона, второго пилота Александра, борт-инженера Евгения и борт-механика Ивана. И Герман спрашивал себя, также ли ему сочувствуют его собственные друзья Сэм и Гиви? Что их троих связывает (связывало?), кроме работы, пикников и ресторанов? А Элика? Он смотрел на нее и думал о том, остановится ли ее сердце, когда он отпустит ее руку?
Герман ловил себя на том, что начал сомневаться почти во всем его окружающем, в каждом, стоящем рядом. И он понимал, что может быть и не прав, что может быть действительно устал, безумно устал. И от неудач на работе, и от потери родителей…
После похорон к нему подошел человек из Комитета гражданских прав и свобод, в котором последнее время работал отец:
– Герман, твой отец здорово помогал нам… Он рассказывал о тебе. Если захочешь заняться важным полезным для общества делом, приходи к нам. В любое время. Работа найдется…
Герман кивнул, не особенно задумываясь:
– Хорошо…
Экипаж отца окружил его плотным кольцом. Второй пилот Александр, борт-инженер Евгений, борт-механик Иван. И штурман Родион, который сказал:
– Мы тут посоветовались… Собирайся. Поедем ко мне на остров. Отдохнешь, соберешься с мыслями, приведешь себя в порядок…
Он послушно кивнул. Герман не хотел ни возражать, ни вообще думать. Он просто ухватился за протянутую надежную руку.
С работы Герману отпрашиваться было не нужно. Ее у него теперь просто не было. Только Элика… Он предложил ей:
– Знаешь, мне…, нам вместе нужно уехать…, отдохнуть…
Элика не сразу поняла:
– Куда-нибудь в тропики? Чудесно! Мы там прекрасно отдохнем!
– Нет, не в тропики, – покачал он головой, – вообще не на курорт. Не хочу никого видеть. Поедем подальше от цивилизации. В безлюдное место.
И увидел на ее лице то, что боялся увидеть – разочарование:
– Ты серьезно?
Подтвердил:
– Вполне.
Она как будто еще думала:
– Подальше от цивилизации… В безлюдное место?
– Абсолютно.
Элика посмотрела на него с надеждой:
– На пару дней?
– Больше.
– На пару недель?
Но он убил и эту надежду:
– Может быть на месяц, а может быть и на два, еще не знаю точно…
Она была в ужасе и не скрывала этого:
– Ты с ума сошел… У меня работа, у меня родители, подруги, знакомства… Ты, конечно, езжай, если нужно…
Герман оставил ее. Оставил в городе всех, не сказав никому, куда и насколько точно уезжает. Ни Элика, ни даже Сэм с Гиви не знали его маршрута…
Он уже бывал на острове. Когда еще учился в школе, отец послал его к Родиону в первый раз. На острове было интересно. Все не так, как в городе. Другой воздух, другой шум, другие соседи – не люди, а птицы, комары, косули, волки и даже медведи.
Родион учил Германа ориентироваться в лесу, узнавать следы и звуки разного зверья, отличать правильные грибы, брать лесную ягоду, орехи. А еще учил его драться:
– Это каждому мужчине может пригодиться…
Герман не был драчуном, любимым его спортом был теннис. Но, чтобы не упасть в глазах Родиона, он осваивал подсечки, захваты, болевые приемы. Падал, поднимался, разбивал в кровь нос, но не отступал. Снова и снова бросался на хоть и далеко не молодого, но такого хитрого и ловкого Родиона. Тот то справлялся с ним, то видимо поддавался, чтобы не убить настрой Германа, его веру в себя, в свои силы. Они дрались то на кулаках, то на палках. А еще Родион учил Германа бросать нож – сверху, снизу, сбоку:
– Дай бог, не понадобится, но уж если вдруг, то не промахнись. Может быть, это будет твой единственный шанс выжить…
Герман пропускал эти слова мимо ушей. Но ножом управляться научился здорово. У него, видимо, из-за теннисных тренировок были очень развиты кисть и глазомер. Даже Родион удивлялся, вытаскивая нож из маленьких сучков на деревьях:
– Думал, не попадешь. Это и мне не всегда удается…
Метание ножа Германа забавляло. Уже потом и в университете, и на работе, он не раз на спор втыкал нож в подбрасываемую в воздух мусорную корзину. Особенно ему удавался кистевой бросок снизу без замаха…
После похорон он уехал на остров. Родион встретил без лишних слов. Накормил свежей ухой. Весь вечер они просидели у костра за привезенной Германом бутылкой водки. Молча. Даже собаки Родиона молчали, не отзываясь на рев бродящего невдалеке медведя.
Утром Герман проснулся в избушке один – Родион ушел по работе. Он несколько раз в день снимал показания с метеоприборов. Потом обрабатывал их, передавал на Большую землю.
Герман ничего не хотел. Вообще ничего. Он повалялся на топчане. Потом выглянул на улицу и еще повалялся. И еще.
Затем Родион вернулся. Поели. И Герман снова уткнулся в топчан. Лежал то проваливаясь в полузабытье, то всплывая из него, вздрагивая. А крепко никак не засыпалось. Перед глазами все время возникали то лица матери и отца, то Арона, Элики, Сэма, Гиви, еще каких-то знакомых и полузнакомых людей…
Так прошло несколько дней. Потом Родион неожиданно разбудил его еще до рассвета:
– Пойдем на дальний холм, поможешь мне капканы ставить…
Герман послушно встал. Навьючил поклажу. Пошел вслед Родиону.
Когда они вернулись, Герман снова хотел уткнуться в топчан и лежать, лежать, лежать. Но Родион не позволил. Каждый день он водил Германа то на охоту, то на рыбалку. А еще заставлял лазать по скалам, собирать яйца гнездящихся там птиц:
– Профессиональный альпинист из тебя, конечно, не получится, но и голодным, если что, не останешься…
Родион страховал его веревкой сверху. Яйца были вкусными. Они пекли их на месте же в углях костра. И еще унесли с собой в избушку.
Вечерами Родион рассказывал Герману про звезды, про движение ветров, морских течений. Бывший штурман знал очень много не только про навигацию. Родион до того, как стал авиатором, несколько лет прослужил в спецподразделении. Поэтому-то и знал разные приемы рукопашного боя. И даже теперь уже повзрослевшему Герману он показывал что-то для того новое:
– Зайди-ка со спины, попробуй взять меня за шею…
Герман пробовал и оказывался на земле. И самолюбиво требовал:
– Ладно, и этому меня тоже научи.
А еще перед сном Родион так увлекательно рассказывал про конспирацию, про тайную слежку, про разные варианты прослушивания и еще про всякие околовоенные хитрости. Конечно же, все это было совершенно не нужно Герману. Но о чем мог еще рассказывать бывший вояка и авиатор. Только про выживание и про небо. И Герман как бы слушал, проваливаясь при этом в спокойную дрему. Сюжеты из городской жизни спутывались с тем, что рассказывал Родион. Автомобили проезжали вдоль чистейших лесных ручейков. Медведи с волками шли в одном строю с солдатами в камуфляжной форме. Перекрестные допросы в комнате с зеркалами прерывались предрассветным щебетанием птиц…
Когда дождь запирал их в избушке, то Герман обычно помогал Родиону вязать сети. Скоро должен был пойти на нерест лосось, которого надо было изловить и закоптить. И его, и шкурки пушного зверя, и сушеные грибы-ягоды Родион сдавал на заходящее раз в несколько месяцев судно-заготовитель. С него же получал он припасы: муку, соль, сахар, патроны…
Герман спросил как-то Родиона:
– А почему ты все время один? Ни жены, ни детей? У всех членов вашего экипажа есть… были семьи…
Родион вздохнул:
– И у меня была… почти. Я женился. Через неделю после свадьбы уехал в срочную командировку, еще через неделю вернулся и застал ее с другим. Всего лишь через четырнадцать дней после свадьбы…
– Но не все же такие.
– Наверное, – согласился Родион и пожал плечами, – только больше я никого не полюбил. Не случилось…
Такой вот разговор…
На второй месяц пребывания на острове загоревший и похудевший Герман уже спал крепко, глубоко, ровно дыша. На третий месяц он все чаще стал задумываться о работе, о том, что делать дальше, когда вернется в город. Герман знал, был уверен, что обязательно вернется. Ему недостаточно было работы телесной, физической, его голова должна была думать, решать какие-то сложные проблемы. И еще ему нужны были друзья-сверстники, любимая девушка, музыка, скорость города. На острове было слишком тихо и покойно. И он сказал Родиону:
– Я возвращаюсь.
Тот кивнул:
– Тебе решать.
Герман почти не сомневался в том, что не пойдет снова в «ЛокИнформ». Он думал о том, что стоит зайти в Комитет гражданских прав и свобод, где работал его отец перед смертью. Представитель этой организации на похоронах говорил, что им недостает молодой крови. Хотя Герман и не работал в общественных организациях, но, может быть, там тоже есть интересная масштабная работа. При этом она такая благородная. Не зря там работал отец. Он что-то хотел изменить в окружающем мире. Может быть Герман как раз и сможет изменить. Может его ждет какой-то необычный интересный и сложный проект…
Также Герману нравилась и пришедшая вдруг мысль о создании своей собственной фирмы. Позовет в нее Сэма и Гиви работать. Вместе они очень быстро разовьются, сделают свою компанию лидером. А в будущем, может быть, превратят ее даже в корпорацию. А руководить всем делом, конечно, будет сам Герман. Верных Сэма и Гиви заместителями сделает.
С каждым днем мысли о работе становились все настойчивее и настойчивее. Он уже просто рвался обратно в город и начал надоедать Родиону своими разговорами о рынке, об офисе, о собственной команде. Бывший штурман, подумав, связался по рации с Большой землей:
– Человечка прихватите попутным судном!
Из невидимого далека обещали:
– Добро. Первым же попутным судном.
Но тут природа вдруг заупрямилась. Море начало штормить. Стихия разгулялась на целых две недели, а потом упал сильный туман. И снова начался затяжной шторм. Герман пробыл на острове еще месяц, и еще. Всего шесть, целых полгода.
Он здорово окреп. И чувствовал в себе столько сил, столько желания работать. Готов был горы свернуть в настоящем деле. И вот, наконец, распогодилось. С Большой земли на завтра обещали судно.
Вечером Родион достал из своих закромов фляжку спирта, плеснул по кружкам, выдохнул:
– Ну, что?.. За Мирагоу!
Герман поднес, было, кружку ко рту, но не выпил, спросил:
– А что такое Мирагоу?
Родион искренне удивился:
– Я думал, ты знаешь.
Герман покачал головой:
– Отец не раз обещал рассказать, но как-то все откладывал и откладывал. И не успел. Расскажи ты.
Родион кивнул:
– Конечно, расскажу… Мирагоу – это ущелье в Базании. Мы как-то летали в эту страну целых два месяца. Возили медикаменты, разную гуманитарную помощь. Так вот, аэродром там был построен рядом с этим ущельем. Когда-то полосу для взлета и посадки строили как раз с расчетом для пролета через Мирагоу, иначе слишком много пришлось бы джунглей очищать. Для маленьких самолетов ущелье вполне подходило. Хотя и славилось оно своим коварством – в целом достаточно широкое, но были в нем «Чертовы ворота» – две скалы перед поворотом. Между ними нужно пролетать с креном, а если по прямой пойдешь, то обязательно зацепишься за скалы. И еще там имелся «Язык дракона» – это такая каменная гряда поперек ущелья, которая начинается от большого утеса, точь – в точь вылитый дракон. Так вот, в ясную погоду самолетики там летали без проблем. Но часто в Мирагоу были туманы, и тогда аппараты бились на выходе из «Чертовых ворот» или падали, цепляясь за шершавый «Язык дракона».
Когда мы начали летать в Базанию, то хотя у нас и имелись все летные карты, нам было строжайше запрещено летать через Мирагоу. Там, правда, большому самолету и в ясную погоду тяжело пролететь. Поэтому мы использовали для взлета и посадки противоположную сторону аэродрома. Там специально для больших самолетов все-таки порубили, потеснили джунгли. И все было нормально. Но последние рейсы проходили в условиях военного переворота в Базании. Повстанцы стали сбивать из джунглей ракетами большие взлетающие или садящиеся самолеты. В последний прилет и нам досталось. Твой отец посадил самолет с горящим двигателем. Быстро починились, как смогли, и надо лететь обратно, увозить людей, которым грозила расправа от повстанцев. – Тут Родион усмехнулся. – В Базании такая традиция – смазывать волосы коровьим навозом. От этого они становятся твердыми и блестящими. Можешь представить себе запах в салоне от сотни с лишним голов… – он снова стал серьезным. – Так вот, к моменту, когда мы починили двигатель и подготовились к полету, повстанцы уже практически окружили аэродром. Взлетать, как обычно, было подобно самоубийству. А Мирагоу накрыл туман. Что делать?
Твой отец собрал нас – весь экипаж и сказал: «Если мы хотим выполнить нашу работу, спасти беженцев и себя, у нас есть только один путь – Мирагоу. Кто не уверен в предлагаемом решении, может остаться здесь и попытаться спрятаться в мини-бункере, продержаться там до подхода международных миротворческих сил – они будут часов через десять-двенадцать». Весь экипаж, конечно, поддержал твоего отца, решили лететь через Мирагоу. Он занял свое место, рядом – второй пилот…
Герман помнил:
– Александр.
– Да, Александр. Впереди под ними в штурманском колпаке – я. За собой слева командир поставил борт-инженера и за вторым пилотом – борт-механика.
– Евгения и Ивана.
– Правильно. Я прокладывал маршрут в тумане по приборам и по карте, и еще высматривал под собой «Язык дракона». Александр, как обычно, страховал командира. Евгений и Иван стали дополнительными глазами твоего отца. Они смотрели по сторонам, чтобы увидеть возможное сближение со скалами слева или справа.
Вот так, единым целым организмом в десять глаз, в десять ушей, в десять рук мы и летели через Мирагоу. Мы были готовы все вместе спастись или умереть. Прошли левым бортом совсем рядом со скалой «Чертовых ворот». И еще из тумана нас пытался лизнуть «Язык дракона». Не дотянулся. Мы выбрались… – Родион вздохнул, – И таким образом нарушили запрет на полеты через Мирагоу. Конечно, перед начальством могли оправдаться сложившийся обстановкой, но чтобы избежать всех объяснений и разбирательств, договорились экипажем отчитаться так, как будто вылетали обычным маршрутом, совершая предписанный в таких случаях противоракетный маневр (который в данном случае нас бы явно не спас). Так и сделали. И потому только мы впятером во всем летном отряде знали, как на самом деле все было и что именно спасло и наш груз, и нас самих. И потому пьем за нас, за нашу дружбу. В общем за…