– Я пришла сюда не для того, чтобы танцевать, – повторила она.
– Да, я слышал. Но ты танцуешь так великолепно, что я мог бы заниматься этим с тобой весь вечер.
Она немного сбилась с шага, и было видно, что она смутилась. Но она быстро оправилась и, вцепившись ему в плечо рукой в перчатке и глядя ему прямо в глаза, потребовала:
– Зачем ты это делаешь? Мне не нужны ни ты, ни твой титул, ни твое имя. И уж конечно, я не желаю слушать всякий романтический бред, потому что мы оба знаем, что он ничего не значит. Никогда не значил.
Он ничего не ответил, лишь молча на нее смотрел.
Оркестр перестал играть, и она отскочила от него, словно ужаленная.
Гордо вскинув голову и прижав к груди веер, она тихо, но отчетливо произнесла:
– Я хочу, чтобы ты вернул мне мои деньги, Эдмунд, и чтобы был аннулирован наш брак. На этом мои унижения закончатся. В противном случае, клянусь всем, что есть на свете святого, я тебя уничтожу. Да поможет мне Бог.
Хотя он не воспринял эту угрозу серьезно, он странным образом обеспокоился. Впрочем, он не был удивлен тем, что услышал. Все, что сказала эта женщина, могло быть правдой. Тот Эдмунд, которого он знал, мог с легкостью разорить молодую женщину, завладеть ее состоянием, даже мог для этой цели на ней жениться. Такова уж была его натура. Но к данному моменту Сэмсон ничего не знал о своем давно пропавшем брате, и эта француженка, будучи осведомленной о грязном прошлом его брата, могла быть замешана в каком-нибудь заговоре, целью которого было завладеть его деньгами, с помощью Эдмунда или без нее. Леди Оливия Шей, урожденная Элмсборо, ныне живущая в Париже, была для этого достаточно умна, в чем он успел убедиться за последние десять минут.
Как он мог доверять ей или тем словам, которые срывались с ее прелестных розовых губ? Но она была единственным человеком, который утверждал, что был в близких отношениях с Эдмундом, и эта информация была сейчас для него дороже, чем все остальное.
Оркестр снова заиграл, и оба они отошли за колонну, подальше от танцующих. Колин все еще стоял там, флиртуя с тремя очаровательными девицами. Ничто не меняется, вздохнув, подумал Сэмсон, кроме того, что сегодня его одарила своим вниманием великолепная леди Оливия.
– Ладно, – сказал он деловым тоном, глядя ей в глаза, – поскольку у меня нет желания быть уничтоженным, я выполню свою часть обязательств. Если ты выполнишь свою, Оливия, – добавил он, решив ее подразнить.
– Свою? Я не понимаю.
– Разве? Тогда я возьму на себя разъяснить тебе это. – Он, видимо, разозлил ее. Ее щеки снова порозовели.
Интересно, подумал Сэмсон, его брат тоже ее злил?
– Единственная моя забота – это Дом Ниван. И ты прекрасно это знаешь, – чуть громче сказала она, чтобы оркестр не заглушил ее слова. – Но помимо этого, между нами ничего быть не может.
Он не понял, что она имела в виду под Домом Ниван, но, поскольку она принимала его за Эдмунда, это замечание было явно рассчитано на то, чтобы как-то уколоть его.
Кто-то из танцующих случайно толкнул ее, и она оказалась в опасной близости к Сэмсону. Но она либо этого не заметила, либо ей было все равно. Она не спускала с него глаз.
– Приведи в порядок свои финансы и запомни одну вещь...
– Что именно?
– У тебя больше никогда не будет этого.
И среди толпы в несколько сот человек она, привстав на цыпочки, на несколько секунд прильнула теплыми губами к его рту, потом провела кончиком языка по его верхней губе и отшатнулась.
Сэмсон сглотнул и напрягся. Она играла с ним, эта француженка. Она понимающе улыбалась, глядя ему прямо в лицо, а в ее глазах промелькнул озорной огонек.
Он не шелохнулся, никак себя не выдав.
– У тебя есть неделя, мой дорогой супруг, а потом я расскажу всему свету, что ты со мной сделал.
Она повернулась к нему спиной и быстро исчезла в толпе.
Сэмсон оцепенел. Он не слышал смеха Колина, не замечал косых взглядов. В голове пронеслась одна-единственная мысль: «Она опасна...»
Глава 2
Глава 3
– Да, я слышал. Но ты танцуешь так великолепно, что я мог бы заниматься этим с тобой весь вечер.
Она немного сбилась с шага, и было видно, что она смутилась. Но она быстро оправилась и, вцепившись ему в плечо рукой в перчатке и глядя ему прямо в глаза, потребовала:
– Зачем ты это делаешь? Мне не нужны ни ты, ни твой титул, ни твое имя. И уж конечно, я не желаю слушать всякий романтический бред, потому что мы оба знаем, что он ничего не значит. Никогда не значил.
Он ничего не ответил, лишь молча на нее смотрел.
Оркестр перестал играть, и она отскочила от него, словно ужаленная.
Гордо вскинув голову и прижав к груди веер, она тихо, но отчетливо произнесла:
– Я хочу, чтобы ты вернул мне мои деньги, Эдмунд, и чтобы был аннулирован наш брак. На этом мои унижения закончатся. В противном случае, клянусь всем, что есть на свете святого, я тебя уничтожу. Да поможет мне Бог.
Хотя он не воспринял эту угрозу серьезно, он странным образом обеспокоился. Впрочем, он не был удивлен тем, что услышал. Все, что сказала эта женщина, могло быть правдой. Тот Эдмунд, которого он знал, мог с легкостью разорить молодую женщину, завладеть ее состоянием, даже мог для этой цели на ней жениться. Такова уж была его натура. Но к данному моменту Сэмсон ничего не знал о своем давно пропавшем брате, и эта француженка, будучи осведомленной о грязном прошлом его брата, могла быть замешана в каком-нибудь заговоре, целью которого было завладеть его деньгами, с помощью Эдмунда или без нее. Леди Оливия Шей, урожденная Элмсборо, ныне живущая в Париже, была для этого достаточно умна, в чем он успел убедиться за последние десять минут.
Как он мог доверять ей или тем словам, которые срывались с ее прелестных розовых губ? Но она была единственным человеком, который утверждал, что был в близких отношениях с Эдмундом, и эта информация была сейчас для него дороже, чем все остальное.
Оркестр снова заиграл, и оба они отошли за колонну, подальше от танцующих. Колин все еще стоял там, флиртуя с тремя очаровательными девицами. Ничто не меняется, вздохнув, подумал Сэмсон, кроме того, что сегодня его одарила своим вниманием великолепная леди Оливия.
– Ладно, – сказал он деловым тоном, глядя ей в глаза, – поскольку у меня нет желания быть уничтоженным, я выполню свою часть обязательств. Если ты выполнишь свою, Оливия, – добавил он, решив ее подразнить.
– Свою? Я не понимаю.
– Разве? Тогда я возьму на себя разъяснить тебе это. – Он, видимо, разозлил ее. Ее щеки снова порозовели.
Интересно, подумал Сэмсон, его брат тоже ее злил?
– Единственная моя забота – это Дом Ниван. И ты прекрасно это знаешь, – чуть громче сказала она, чтобы оркестр не заглушил ее слова. – Но помимо этого, между нами ничего быть не может.
Он не понял, что она имела в виду под Домом Ниван, но, поскольку она принимала его за Эдмунда, это замечание было явно рассчитано на то, чтобы как-то уколоть его.
Кто-то из танцующих случайно толкнул ее, и она оказалась в опасной близости к Сэмсону. Но она либо этого не заметила, либо ей было все равно. Она не спускала с него глаз.
– Приведи в порядок свои финансы и запомни одну вещь...
– Что именно?
– У тебя больше никогда не будет этого.
И среди толпы в несколько сот человек она, привстав на цыпочки, на несколько секунд прильнула теплыми губами к его рту, потом провела кончиком языка по его верхней губе и отшатнулась.
Сэмсон сглотнул и напрягся. Она играла с ним, эта француженка. Она понимающе улыбалась, глядя ему прямо в лицо, а в ее глазах промелькнул озорной огонек.
Он не шелохнулся, никак себя не выдав.
– У тебя есть неделя, мой дорогой супруг, а потом я расскажу всему свету, что ты со мной сделал.
Она повернулась к нему спиной и быстро исчезла в толпе.
Сэмсон оцепенел. Он не слышал смеха Колина, не замечал косых взглядов. В голове пронеслась одна-единственная мысль: «Она опасна...»
Глава 2
Сцепив руки за спиной и мысленно пересчитывая красные с зелеными листочками яблоки на обоях гостиной леди Абетнот, Оливия мерила шагами комнату, ожидая приезда Эдмунда, предупредившего ее о своем визите запиской.
Со времени бала прошло три дня. Три дня на то, чтобы проанализировать их довольно бессвязный разговор, непредвиденный танец и этот странный поцелуй. При воспоминании о теплом прикосновении к его губам она вздрогнула. Этот поцелуй даже для нее самой был неожиданным.
Он определенно изменился за последние несколько месяцев, и не только физически. Правда, волосы сейчас были короче, а лицо не такое загорелое, но это потому, что он переехал из солнечной Франции в холодный и туманный Лондон, и, что удивило ее больше всего, он не носил больше свои обычные драгоценности. Но было еще что-то, более серьезное. Он вел себя по-другому, и именно это необычное поведение Эдмунда на балу смущало Оливию и заставляло ее думать о нем как-то иначе впервые с тех пор, как она покинула Париж два месяца назад.
По правде говоря, она была знакома с Эдмундом слишком короткое время до того, как они поженились. Они сошлись так легко, с какой-то беспечной поспешностью, во всяком случае с ее стороны, но в то время она уверяла себя, что узнавать друг друга будет одним из приятных моментов их супружества. До чего же она была наивна! Эдмунд никогда на самом деле ее не любил. Он любил ее деньги, в чем она смогла убедиться, посетив свой банк сразу после того, как Эдмунд ее бросил. А еще – ее высокое положение в обществе и ее редкое умение успешно вести дела, доходы от которых он мог красть. Но она была ослеплена его привлекательной внешностью и непринужденным поведением, поверила его лживым словам о вечной любви.
Это никогда не повторится. Больше она никогда не позволит себе обмануться внешностью мужчины. Не позволит профессиональному лжецу использовать ее ум и ее деловые качества в своих интересах.
Она думала об этом с тех пор, как он оставил ее в их первую брачную ночь, и до того дня, когда снова встретила своего мужа на балу.
Увидев его, Оливия почувствовала нечто большее, чем острую боль от предательства и унижения. Она сразу поняла, что он все еще привлекает ее физически, хотя думала, что к этому времени это должно было пройти. Она знала, что больше его не любит, но то, что ее все еще тянет к нему как к мужчине, вызывало у нее раздражение. Она чувствовала, что этим предает самое себя.
Больше всего ее смущали произошедшие в нем перемены. Он стал более сдержанным, даже отчужденным, судя по тому, что он весь вечер простоял у колонны, не смешиваясь с толпой. Тот Эдмунд, какого она знала, танцевал бы без перерыва со всеми женщинами подряд, улыбаясь и соблазняя их.
Оливия внезапно остановилась перед окном. Дождь хлестал по стеклам, так что ничего не было видно, кроме серого, хмурого неба. Она взяла с дивана шелковую подушечку и, глубоко задумавшись, стала вертеть ее в руках.
Это не ее муж.
Что за абсурд. Конечно же, он ее муж. И все же... в каком-то смысле... не он. По крайней мере не такой, каким она его запомнила. Может ли человек так измениться за несколько месяцев? Или все прежнее было игрой? Он никогда даже не упомянул, что он герцог. Боже мой! Она вышла замуж за человека столь благородных кровей, а он ни разу ей об этом не сказал? Вместо этого он украл ее состояние?
«Это не тот человек, за которого я выходила замуж...»
Стук в дверь заставил ее вздрогнуть. Не успела она ответить, как в гостиную в облаке бледно-розового шелка ворвалась леди Абетнот.
– Оливия, к тебе гость. Его светлость герцог Дарем.
Леди Абетнот отступила в сторону, и он вошел – высокий, статный, одетый в темно-коричневый сюртук и брюки, с совершенно невозмутимым видом. Только его глаза сверкали, как у человека, готового сразиться с дьяволом.
– Мадам, – пробормотал он. Она присела в реверансе.
– Ваша светлость.
– Ладно, – тяжело вздохнув, заявила леди Абетнот, – я оставляю вас одних на какое-то время.
– Благодарю. – Оливия выразительно посмотрела на хозяйку.
– Я буду в соседней комнате, на тот случай, если вы захотите перекусить. Позовите меня, если я понадоблюсь.
С этими словами леди Абетнот поспешила выйти, оставив дверь чуть приоткрытой – из соображений приличий.
Он, кажется, вообще не заметил, что леди Абетнот ушла. Он просто смотрел на нее в упор. Ее муж, который не был ее мужем.
Оливия с трудом подавила в себе желание расхохотаться. В ту же минуту, как он вошел, она окончательно поняла, что этот человек, как две капли воды похожий внешне на Эдмунда, не был тем мужчиной, за которого она выходила замуж.
Прежде чем он заговорил, она вдруг бросила в него подушечкой, которую вертела в руках. Он поймал ее одной рукой и отшвырнул в стоявшее рядом кожаное кресло.
– Кто вы? – с горечью в голосе спросила она, нарушив молчание.
Без всякой паузы он ответил:
– Я Сэмсон Карлайл, герцог Дарем. Эдмунд мой брат. Ей удалось скрыть удивление.
– Ваш близнец.
– Да.
Это все объясняло.
Он медленно оглядел ее с головы до ног. Она не поняла, почему он это сделал, но внутренне содрогнулась. Он явно был более высокомерным, чем Эдмунд, и, как ей вдруг показалось, более привлекательным внешне.
– Но вы определенно старше. – Он удивленно поднял бровь.
– Если быть точным, то всего на три минуты.
– Я не хотела вас обидеть, ваша светлость. Как бы вы ни были похожи внешне, титул принадлежит вам.
– Мой брат не уставал мне это повторять. – Уголок его рта язвительно приподнялся.
– Понимаю.
Теперь ей все стало ясно. В основе поведения Эдмунда лежала зависть. В этом она теперь не сомневалась.
Наступила пауза. Этот человек удивил ее. Он не флиртовал, не сел, не оглядывал гостиную. Он просто смотрел на нее без всякого выражения. Оливия не знала, что ей делать, как себя вести.
– Полагаю, что я теперь ваша невестка? – заметила она, пытаясь сломать лед.
– Это вы так считаете, – тут же ответил он. Она сочла это оскорблением.
– Я считаю? – Пришла ее очередь смерить его взглядом. – Вы всегда такой непреклонный, сэр?
Ее смелость застала его врасплох, и он чуть заметно дернул головой. А потом ответил просто:
– Как правило. Я совсем не похож на Эдмунда.
– Ну, этим еще мало что сказано, – фыркнула она.
– Я пришел сюда только по той причине, что я не похож на Эдмунда, мадам.
Это странное замечание, видимо, было рассчитано на то, чтобы ее запугать. Однако вместо этого оно смягчило ее, хотя ни при каких обстоятельствах она себя не выдала бы – ни голосом, ни выражением лица.
Удовлетворенно улыбнувшись, она сказала:
– Вы очень на него похожи, но мне понадобилось всего десять минут или около этого, чтобы понять, насколько вы разные по характеру.
Он наконец сделал несколько шагов от двери.
– Мне трудно об этом судить. Я не видел Эдмунда уже почти десять лет.
– Полагаю, что именно поэтому он никогда не говорил, что у него есть брат-близнец. Я могу лишь догадываться, что между вами что-то произошло и вы поссорились.
Он ответил не сразу, но в первый раз с того момента, как он появился в гостиной леди Абетнот, он отвел взгляд.
– Когда вы с ним познакомились?
От нее не ускользнул тот факт, что он несколько изменил тему их разговора. Ей, разумеется, хотелось узнать причину их разрыва, превратившую братьев в недругов. Но пока она решила не выдавать своего любопытства. При таком раскладе ей надо было узнать более важные вещи. Этот человек не был ее мужем, ее деньги украл Эдмунд. Вчера ей казалось, что она нашла ответ на все свои вопросы, а сегодня она, возможно, была как никогда далека от того, чтобы вернуть свое состояние или по крайней мере восстановить справедливость. А теперь ей придется удовлетвориться знакомством с этим человеком. Кошмар какой-то!
А он между тем приблизился к ней, и она занервничала. И вместо того, чтобы ответить на его вопрос, она спросила:
– Почему на балу вы не сказали мне, кто вы на самом деле?
Он хихикнул:
– Уж очень забавно было смотреть на то, как вы ко мне отнеслись и что обо мне думали, считая меня Эдмундом.
На это Оливия не знала что ответить. Она отступила на шаг, а он сделал шаг вперед и оказался так близко, что подол ее платья накрыл носки его ботинок. На этот раз она не отступила. Она была полна решимости не дать ему понять, что он смущает ее одним своим присутствием. У нее было чувство, что этот человек намеренно ее запугивает, используя свой невероятно высокий рост и мощное телосложение. Эдмунд никогда так не делал, но Эдмунд добивался своего не запугиванием, а флиртом. Интересно, вдруг подумала она, этот человек когда-нибудь в своей жизни флиртовал с женщиной?
– Когда вы познакомились с моим братом? – повторил он вопрос более настойчиво.
Она моргнула и провела ладонями по тугому корсету.
– Не лучше ли нам сесть, чтобы обсудить это?
Он сдвинул брови, давая понять, что не видит в этом особой необходимости.
– Хорошо. Но мне дорого время, леди Оливия.
– Представьте себе, что и мне мое тоже, ваша светлость. Я уверена, что вы не останетесь ни на минуту дольше, чем потребуется.
Ее слова почему-то его развеселили. Она поняла это по тому странному взгляду, который он на нее бросил. Он тяжело опустился на подушки дивана возле окна, но промолчал. Оливия села напротив на небольшой стул.
Он ждал, что она заговорит, и она немедленно начала:
– Я познакомилась с вашим братом на рауте в честь дня рождения ее величества императрицы Евгении. Она, разумеется, не присутствовала, но все сколько-нибудь значимые персоны почли за честь приехать на празднование.
– Естественно.
Оливия поняла, что если будет так многословна, то станет похожа на типичную капризную мисс, а не на умную воспитанную леди. Она приняла более строгую позу, сложив руки на коленях, и сосредоточилась на главном.
– Эдмунд обаятельный человек, и он стал за мной ухаживать, ваша светлость. Я уверена, что вам известны его качества и его репутация повесы. Как вы понимаете, я тоже все это знала, но мне казалось, что он искренне интересовался моей работой, которую патронировала императрица Евгения, и это произвело на меня впечатление...
– Он заинтересовался вашей работой? – Он положил одну ногу на другую и, раскинув руки, облокотился на спинку дивана.
Она изо всех сил старалась не смотреть, как напряглись мускулы под белой накрахмаленной рубашкой.
– Да, – откашлявшись, ответила она. – Я думаю, что именно поэтому я так быстро... в него влюбилась.
– А что это за работа, леди Оливия? Расскажите. – Он явно был заинтригован.
Стало быть, он не знает. Это означало, что после ее появления на балу он не наводил о ней справки. Она даже почувствовала себя немного оскорбленной тем, что его не напугали ее скрытые угрозы. Но о ней вообще мало кто знал в Лондоне, поскольку она выросла и жила во Франции. Тем не менее она получила странное удовольствие, сообщив ему, что ее «работа» не имела ничего общего ни с ручным трудом, ни с добровольным участием в благотворительности. Она и в самом деле обожала наблюдать за тем, как вытягиваются лица джентльменов, когда она говорила, что весьма успешно занимается бизнесом, приносящим доход.
– Я владелица компании по производству парфюмерии. Может, слышали, Дом Ниван в Париже? Она досталась мне от покойного отчима.
Оливии понадобилось всего несколько секунд, чтобы понять, что он не имеет ни малейшего представления о том, о чем она говорит. Ей приходило это в голову уже на балу, когда она упомянула о Доме Ниван, а он никак не отреагировал. Теперь ей стало понятно почему.
Она немного расслабилась и продолжила:
– Дом Ниван – это очень известная компания, ваша светлость, и она считается одной из лучших во Франции. Мы производим духи, туалетное мыло и ароматические соли. Мы уже более сорока лет продаем свою продукцию по всему миру, – с гордостью добавила она.
Если она и удивила его своим сообщением, он остался совершенно невозмутим. Однако теперь он смерил ее оценивающим взглядом, отчего ее щеки порозовели. Правда, она понадеялась, что он этого не заметил.
Наконец он глубоко вздохнул и, растягивая слова, сказал:
– Насколько я понял, вы – то есть ваша компания – делаете парфюмерию для императрицы Евгении?
– Совершенно верно. Мы обслуживаем французскую элиту и поставляем парфюмерию в несколько магазинов во Франции. Однако тот, который посещает императрица, считается лучшим. До недавнего времени она покупала парфюмерию исключительно в Доме Ниван. Благодаря этому у нас появилось много клиентов-аристократов. Разумеется, императрица вольна в любое время выбрать другую компанию, если кто-то выпустит духи, которые ей понравятся больше, но мы стараемся, чтобы нас не обошли. Из-за вашего брата, ваша светлость, наша компания стала испытывать затруднения. – Она посмотрела ему прямо в глаза. – Я хочу вернуть компании ее прежний статус.
Сменив позу, герцог уселся на диване поудобнее и, помолчав, сказал:
– Впечатляет.
Ей показалось, что в его голосе не было сарказма, но она не поняла, что именно произвело на пего впечатление. Вряд ли его интересовало искусство составления композиций, но он продолжал внимательно на нее смотреть, словно ожидая, что она изложит ему суть дела.
Он постучал пальцами по спинке дивана.
– Догадываюсь, что Эдмунд украл у вас деньги, с помощью которых, как вы настаиваете, вы намеревались удержать императрицу как свою самую почетную клиентку.
– Вы немного упрощаете. На самом деле он украл деньги, которые я планировала вложить в свой бизнес после того, как моя мать умерла два года назад. Если я не расплачусь с долгами, я буду вынуждена закрыть Дом Ниван. – Она помолчала и добавила с горечью: – Думаю, Эдмунд планировал все это едва ли не с того самого дня, как познакомился со мной.
Герцог Дарем погрузился в долгое молчание. Потом, подавшись вперед и облокотившись на колени, спросил:
– Каким образом моему брату удалось украсть ваши деньги?
Она посмотрела на него, как на тупицу.
– Он женился на мне.
– По-видимому, так, но я не могу понять, как женщина вашего ума и деловой хватки могла просто так отдать ему деньги, стоило ему лишь попросить. Интересно, как ему это удалось?
Оливия чуть было не растаяла от такого комплимента. Ни один мужчина, кроме ее отца, никогда раньше не называл ее умной.
– Эдмунд взял копии нашего брачного свидетельства и снял деньги с моего счета как мой муж. Не без помощи моего банкира, разумеется.
– Понимаю. Очень удобно.
– Вы что, мне не верите?
Он снова вздохнул и откинулся на спинку дивана.
– У меня нет причин не верить вам, леди Оливия, поскольку я знаю Эдмунда. Он мог так поступить. Мы с ним совершенно разные люди и не схожи характерами, но я понимаю, что он мог сделать это.
– Вы не пользуетесь парфюмерией, – не подумав, вдруг сказала она.
Его явно удивил этот неожиданный комментарий.
– Да.
– Выбор одеколона говорит об индивидуальности человека, его стиле и о многом другом.
– Вы хотите сказать, что я лишен индивидуальности и стиля, мадам?
– Нет, разумеется. Просто вы не нашли еще запах, который бы вам подошел.
Герцог Дарем улыбнулся ей:
– А вы свой нашли?
– Обычно я выбираю тот аромат, который созвучен моему настроению.
– Я это заметил.
– Заметили?
Он пожал плечами, словно его комментарий ничего не значил.
– Я очень восприимчив к такого рода вещам, леди Оливия.
Снова наступила неловкая тишина. Он продолжал внимательно ее изучать, и, к ее чести надо сказать, она оставалась спокойной, хотя и слегка покраснела. Она лишь надеялась, что он не заметил ее смущения.
Потерев подбородок длинными пальцами, он встал. Она сделала то же самое.
– Мне надо будет посмотреть копии ваших брачных документов, – сказал он.
– Хорошо. Сейчас их достану.
Она прошла мимо него к небольшому дубовому секретеру.
– У меня есть копии. У Эдмунда наверняка они тоже есть. Но я даю вам оригинал и хочу, чтобы вы мне его вернули.
– Кажется, вы все предусмотрели, леди Оливия.
– Да. – Она протянула ему гусиное перо. – И мне нужна ваша расписка на случай, если вы решите его не возвращать.
Он подошел к ней и встал совсем близко. Она не опустила глаз, но инстинктивно сделала шаг назад – чуть подальше от его очень высокого роста.
– Разумеется, леди Оливия, – согласился он, и в его тоне не слышалось насмешки.
– Прошу обратить внимание на то, о чем говорится в расписке: я передаю вам свое свидетельство о браке, которое должно быть мне возвращено по истечении времени, необходимого для его изучения.
Он наконец-то посмотрел на расписку и, взяв у нее перо, поставил под ней свою подпись.
– Благодарю вас, ваша светлость.
– Рад был услужить, мадам.
Оливия больше не могла выносить душную атмосферу в гостиной леди Абетнот, а еще более – его близость... На сегодня с нее хватит.
Она быстро собрала бумаги и передала ему.
С минуту оба медлили. Потом он спросил:
– Кем вы себя считаете, леди Оливия, француженкой или англичанкой?
Она удивленно отпрянула.
– Я и то, и другое.
Он продолжал смотреть ей в глаза, а потом кивнул:
– Разумеется.
Она не знала, как отнестись к его вопросу, а он ничего не объяснил.
Прошла еще минута в неловком молчании. Наконец он поклонился.
– Я свяжусь с вами через несколько дней, мадам, и мы с вами обсудим, что мы будем делать с моим своенравным братом.
– Благодарю, ваша светлость.
Он опустил глаза, и его взгляд остановился на ее груди, но она не шевельнулась.
– До свидания, леди Оливия, – попрощался он и вышел.
Ее сердце все еще сильно билось даже после того, как она услышала стук закрывшейся парадной двери.
Она опустилась на диван и уставилась в окно на проливной дождь. В голове у нее была всего одна мысль. «Он может оказаться для меня более опасным, чем Эдмунд...»
Со времени бала прошло три дня. Три дня на то, чтобы проанализировать их довольно бессвязный разговор, непредвиденный танец и этот странный поцелуй. При воспоминании о теплом прикосновении к его губам она вздрогнула. Этот поцелуй даже для нее самой был неожиданным.
Он определенно изменился за последние несколько месяцев, и не только физически. Правда, волосы сейчас были короче, а лицо не такое загорелое, но это потому, что он переехал из солнечной Франции в холодный и туманный Лондон, и, что удивило ее больше всего, он не носил больше свои обычные драгоценности. Но было еще что-то, более серьезное. Он вел себя по-другому, и именно это необычное поведение Эдмунда на балу смущало Оливию и заставляло ее думать о нем как-то иначе впервые с тех пор, как она покинула Париж два месяца назад.
По правде говоря, она была знакома с Эдмундом слишком короткое время до того, как они поженились. Они сошлись так легко, с какой-то беспечной поспешностью, во всяком случае с ее стороны, но в то время она уверяла себя, что узнавать друг друга будет одним из приятных моментов их супружества. До чего же она была наивна! Эдмунд никогда на самом деле ее не любил. Он любил ее деньги, в чем она смогла убедиться, посетив свой банк сразу после того, как Эдмунд ее бросил. А еще – ее высокое положение в обществе и ее редкое умение успешно вести дела, доходы от которых он мог красть. Но она была ослеплена его привлекательной внешностью и непринужденным поведением, поверила его лживым словам о вечной любви.
Это никогда не повторится. Больше она никогда не позволит себе обмануться внешностью мужчины. Не позволит профессиональному лжецу использовать ее ум и ее деловые качества в своих интересах.
Она думала об этом с тех пор, как он оставил ее в их первую брачную ночь, и до того дня, когда снова встретила своего мужа на балу.
Увидев его, Оливия почувствовала нечто большее, чем острую боль от предательства и унижения. Она сразу поняла, что он все еще привлекает ее физически, хотя думала, что к этому времени это должно было пройти. Она знала, что больше его не любит, но то, что ее все еще тянет к нему как к мужчине, вызывало у нее раздражение. Она чувствовала, что этим предает самое себя.
Больше всего ее смущали произошедшие в нем перемены. Он стал более сдержанным, даже отчужденным, судя по тому, что он весь вечер простоял у колонны, не смешиваясь с толпой. Тот Эдмунд, какого она знала, танцевал бы без перерыва со всеми женщинами подряд, улыбаясь и соблазняя их.
Оливия внезапно остановилась перед окном. Дождь хлестал по стеклам, так что ничего не было видно, кроме серого, хмурого неба. Она взяла с дивана шелковую подушечку и, глубоко задумавшись, стала вертеть ее в руках.
Это не ее муж.
Что за абсурд. Конечно же, он ее муж. И все же... в каком-то смысле... не он. По крайней мере не такой, каким она его запомнила. Может ли человек так измениться за несколько месяцев? Или все прежнее было игрой? Он никогда даже не упомянул, что он герцог. Боже мой! Она вышла замуж за человека столь благородных кровей, а он ни разу ей об этом не сказал? Вместо этого он украл ее состояние?
«Это не тот человек, за которого я выходила замуж...»
Стук в дверь заставил ее вздрогнуть. Не успела она ответить, как в гостиную в облаке бледно-розового шелка ворвалась леди Абетнот.
– Оливия, к тебе гость. Его светлость герцог Дарем.
Леди Абетнот отступила в сторону, и он вошел – высокий, статный, одетый в темно-коричневый сюртук и брюки, с совершенно невозмутимым видом. Только его глаза сверкали, как у человека, готового сразиться с дьяволом.
– Мадам, – пробормотал он. Она присела в реверансе.
– Ваша светлость.
– Ладно, – тяжело вздохнув, заявила леди Абетнот, – я оставляю вас одних на какое-то время.
– Благодарю. – Оливия выразительно посмотрела на хозяйку.
– Я буду в соседней комнате, на тот случай, если вы захотите перекусить. Позовите меня, если я понадоблюсь.
С этими словами леди Абетнот поспешила выйти, оставив дверь чуть приоткрытой – из соображений приличий.
Он, кажется, вообще не заметил, что леди Абетнот ушла. Он просто смотрел на нее в упор. Ее муж, который не был ее мужем.
Оливия с трудом подавила в себе желание расхохотаться. В ту же минуту, как он вошел, она окончательно поняла, что этот человек, как две капли воды похожий внешне на Эдмунда, не был тем мужчиной, за которого она выходила замуж.
Прежде чем он заговорил, она вдруг бросила в него подушечкой, которую вертела в руках. Он поймал ее одной рукой и отшвырнул в стоявшее рядом кожаное кресло.
– Кто вы? – с горечью в голосе спросила она, нарушив молчание.
Без всякой паузы он ответил:
– Я Сэмсон Карлайл, герцог Дарем. Эдмунд мой брат. Ей удалось скрыть удивление.
– Ваш близнец.
– Да.
Это все объясняло.
Он медленно оглядел ее с головы до ног. Она не поняла, почему он это сделал, но внутренне содрогнулась. Он явно был более высокомерным, чем Эдмунд, и, как ей вдруг показалось, более привлекательным внешне.
– Но вы определенно старше. – Он удивленно поднял бровь.
– Если быть точным, то всего на три минуты.
– Я не хотела вас обидеть, ваша светлость. Как бы вы ни были похожи внешне, титул принадлежит вам.
– Мой брат не уставал мне это повторять. – Уголок его рта язвительно приподнялся.
– Понимаю.
Теперь ей все стало ясно. В основе поведения Эдмунда лежала зависть. В этом она теперь не сомневалась.
Наступила пауза. Этот человек удивил ее. Он не флиртовал, не сел, не оглядывал гостиную. Он просто смотрел на нее без всякого выражения. Оливия не знала, что ей делать, как себя вести.
– Полагаю, что я теперь ваша невестка? – заметила она, пытаясь сломать лед.
– Это вы так считаете, – тут же ответил он. Она сочла это оскорблением.
– Я считаю? – Пришла ее очередь смерить его взглядом. – Вы всегда такой непреклонный, сэр?
Ее смелость застала его врасплох, и он чуть заметно дернул головой. А потом ответил просто:
– Как правило. Я совсем не похож на Эдмунда.
– Ну, этим еще мало что сказано, – фыркнула она.
– Я пришел сюда только по той причине, что я не похож на Эдмунда, мадам.
Это странное замечание, видимо, было рассчитано на то, чтобы ее запугать. Однако вместо этого оно смягчило ее, хотя ни при каких обстоятельствах она себя не выдала бы – ни голосом, ни выражением лица.
Удовлетворенно улыбнувшись, она сказала:
– Вы очень на него похожи, но мне понадобилось всего десять минут или около этого, чтобы понять, насколько вы разные по характеру.
Он наконец сделал несколько шагов от двери.
– Мне трудно об этом судить. Я не видел Эдмунда уже почти десять лет.
– Полагаю, что именно поэтому он никогда не говорил, что у него есть брат-близнец. Я могу лишь догадываться, что между вами что-то произошло и вы поссорились.
Он ответил не сразу, но в первый раз с того момента, как он появился в гостиной леди Абетнот, он отвел взгляд.
– Когда вы с ним познакомились?
От нее не ускользнул тот факт, что он несколько изменил тему их разговора. Ей, разумеется, хотелось узнать причину их разрыва, превратившую братьев в недругов. Но пока она решила не выдавать своего любопытства. При таком раскладе ей надо было узнать более важные вещи. Этот человек не был ее мужем, ее деньги украл Эдмунд. Вчера ей казалось, что она нашла ответ на все свои вопросы, а сегодня она, возможно, была как никогда далека от того, чтобы вернуть свое состояние или по крайней мере восстановить справедливость. А теперь ей придется удовлетвориться знакомством с этим человеком. Кошмар какой-то!
А он между тем приблизился к ней, и она занервничала. И вместо того, чтобы ответить на его вопрос, она спросила:
– Почему на балу вы не сказали мне, кто вы на самом деле?
Он хихикнул:
– Уж очень забавно было смотреть на то, как вы ко мне отнеслись и что обо мне думали, считая меня Эдмундом.
На это Оливия не знала что ответить. Она отступила на шаг, а он сделал шаг вперед и оказался так близко, что подол ее платья накрыл носки его ботинок. На этот раз она не отступила. Она была полна решимости не дать ему понять, что он смущает ее одним своим присутствием. У нее было чувство, что этот человек намеренно ее запугивает, используя свой невероятно высокий рост и мощное телосложение. Эдмунд никогда так не делал, но Эдмунд добивался своего не запугиванием, а флиртом. Интересно, вдруг подумала она, этот человек когда-нибудь в своей жизни флиртовал с женщиной?
– Когда вы познакомились с моим братом? – повторил он вопрос более настойчиво.
Она моргнула и провела ладонями по тугому корсету.
– Не лучше ли нам сесть, чтобы обсудить это?
Он сдвинул брови, давая понять, что не видит в этом особой необходимости.
– Хорошо. Но мне дорого время, леди Оливия.
– Представьте себе, что и мне мое тоже, ваша светлость. Я уверена, что вы не останетесь ни на минуту дольше, чем потребуется.
Ее слова почему-то его развеселили. Она поняла это по тому странному взгляду, который он на нее бросил. Он тяжело опустился на подушки дивана возле окна, но промолчал. Оливия села напротив на небольшой стул.
Он ждал, что она заговорит, и она немедленно начала:
– Я познакомилась с вашим братом на рауте в честь дня рождения ее величества императрицы Евгении. Она, разумеется, не присутствовала, но все сколько-нибудь значимые персоны почли за честь приехать на празднование.
– Естественно.
Оливия поняла, что если будет так многословна, то станет похожа на типичную капризную мисс, а не на умную воспитанную леди. Она приняла более строгую позу, сложив руки на коленях, и сосредоточилась на главном.
– Эдмунд обаятельный человек, и он стал за мной ухаживать, ваша светлость. Я уверена, что вам известны его качества и его репутация повесы. Как вы понимаете, я тоже все это знала, но мне казалось, что он искренне интересовался моей работой, которую патронировала императрица Евгения, и это произвело на меня впечатление...
– Он заинтересовался вашей работой? – Он положил одну ногу на другую и, раскинув руки, облокотился на спинку дивана.
Она изо всех сил старалась не смотреть, как напряглись мускулы под белой накрахмаленной рубашкой.
– Да, – откашлявшись, ответила она. – Я думаю, что именно поэтому я так быстро... в него влюбилась.
– А что это за работа, леди Оливия? Расскажите. – Он явно был заинтригован.
Стало быть, он не знает. Это означало, что после ее появления на балу он не наводил о ней справки. Она даже почувствовала себя немного оскорбленной тем, что его не напугали ее скрытые угрозы. Но о ней вообще мало кто знал в Лондоне, поскольку она выросла и жила во Франции. Тем не менее она получила странное удовольствие, сообщив ему, что ее «работа» не имела ничего общего ни с ручным трудом, ни с добровольным участием в благотворительности. Она и в самом деле обожала наблюдать за тем, как вытягиваются лица джентльменов, когда она говорила, что весьма успешно занимается бизнесом, приносящим доход.
– Я владелица компании по производству парфюмерии. Может, слышали, Дом Ниван в Париже? Она досталась мне от покойного отчима.
Оливии понадобилось всего несколько секунд, чтобы понять, что он не имеет ни малейшего представления о том, о чем она говорит. Ей приходило это в голову уже на балу, когда она упомянула о Доме Ниван, а он никак не отреагировал. Теперь ей стало понятно почему.
Она немного расслабилась и продолжила:
– Дом Ниван – это очень известная компания, ваша светлость, и она считается одной из лучших во Франции. Мы производим духи, туалетное мыло и ароматические соли. Мы уже более сорока лет продаем свою продукцию по всему миру, – с гордостью добавила она.
Если она и удивила его своим сообщением, он остался совершенно невозмутим. Однако теперь он смерил ее оценивающим взглядом, отчего ее щеки порозовели. Правда, она понадеялась, что он этого не заметил.
Наконец он глубоко вздохнул и, растягивая слова, сказал:
– Насколько я понял, вы – то есть ваша компания – делаете парфюмерию для императрицы Евгении?
– Совершенно верно. Мы обслуживаем французскую элиту и поставляем парфюмерию в несколько магазинов во Франции. Однако тот, который посещает императрица, считается лучшим. До недавнего времени она покупала парфюмерию исключительно в Доме Ниван. Благодаря этому у нас появилось много клиентов-аристократов. Разумеется, императрица вольна в любое время выбрать другую компанию, если кто-то выпустит духи, которые ей понравятся больше, но мы стараемся, чтобы нас не обошли. Из-за вашего брата, ваша светлость, наша компания стала испытывать затруднения. – Она посмотрела ему прямо в глаза. – Я хочу вернуть компании ее прежний статус.
Сменив позу, герцог уселся на диване поудобнее и, помолчав, сказал:
– Впечатляет.
Ей показалось, что в его голосе не было сарказма, но она не поняла, что именно произвело на пего впечатление. Вряд ли его интересовало искусство составления композиций, но он продолжал внимательно на нее смотреть, словно ожидая, что она изложит ему суть дела.
Он постучал пальцами по спинке дивана.
– Догадываюсь, что Эдмунд украл у вас деньги, с помощью которых, как вы настаиваете, вы намеревались удержать императрицу как свою самую почетную клиентку.
– Вы немного упрощаете. На самом деле он украл деньги, которые я планировала вложить в свой бизнес после того, как моя мать умерла два года назад. Если я не расплачусь с долгами, я буду вынуждена закрыть Дом Ниван. – Она помолчала и добавила с горечью: – Думаю, Эдмунд планировал все это едва ли не с того самого дня, как познакомился со мной.
Герцог Дарем погрузился в долгое молчание. Потом, подавшись вперед и облокотившись на колени, спросил:
– Каким образом моему брату удалось украсть ваши деньги?
Она посмотрела на него, как на тупицу.
– Он женился на мне.
– По-видимому, так, но я не могу понять, как женщина вашего ума и деловой хватки могла просто так отдать ему деньги, стоило ему лишь попросить. Интересно, как ему это удалось?
Оливия чуть было не растаяла от такого комплимента. Ни один мужчина, кроме ее отца, никогда раньше не называл ее умной.
– Эдмунд взял копии нашего брачного свидетельства и снял деньги с моего счета как мой муж. Не без помощи моего банкира, разумеется.
– Понимаю. Очень удобно.
– Вы что, мне не верите?
Он снова вздохнул и откинулся на спинку дивана.
– У меня нет причин не верить вам, леди Оливия, поскольку я знаю Эдмунда. Он мог так поступить. Мы с ним совершенно разные люди и не схожи характерами, но я понимаю, что он мог сделать это.
– Вы не пользуетесь парфюмерией, – не подумав, вдруг сказала она.
Его явно удивил этот неожиданный комментарий.
– Да.
– Выбор одеколона говорит об индивидуальности человека, его стиле и о многом другом.
– Вы хотите сказать, что я лишен индивидуальности и стиля, мадам?
– Нет, разумеется. Просто вы не нашли еще запах, который бы вам подошел.
Герцог Дарем улыбнулся ей:
– А вы свой нашли?
– Обычно я выбираю тот аромат, который созвучен моему настроению.
– Я это заметил.
– Заметили?
Он пожал плечами, словно его комментарий ничего не значил.
– Я очень восприимчив к такого рода вещам, леди Оливия.
Снова наступила неловкая тишина. Он продолжал внимательно ее изучать, и, к ее чести надо сказать, она оставалась спокойной, хотя и слегка покраснела. Она лишь надеялась, что он не заметил ее смущения.
Потерев подбородок длинными пальцами, он встал. Она сделала то же самое.
– Мне надо будет посмотреть копии ваших брачных документов, – сказал он.
– Хорошо. Сейчас их достану.
Она прошла мимо него к небольшому дубовому секретеру.
– У меня есть копии. У Эдмунда наверняка они тоже есть. Но я даю вам оригинал и хочу, чтобы вы мне его вернули.
– Кажется, вы все предусмотрели, леди Оливия.
– Да. – Она протянула ему гусиное перо. – И мне нужна ваша расписка на случай, если вы решите его не возвращать.
Он подошел к ней и встал совсем близко. Она не опустила глаз, но инстинктивно сделала шаг назад – чуть подальше от его очень высокого роста.
– Разумеется, леди Оливия, – согласился он, и в его тоне не слышалось насмешки.
– Прошу обратить внимание на то, о чем говорится в расписке: я передаю вам свое свидетельство о браке, которое должно быть мне возвращено по истечении времени, необходимого для его изучения.
Он наконец-то посмотрел на расписку и, взяв у нее перо, поставил под ней свою подпись.
– Благодарю вас, ваша светлость.
– Рад был услужить, мадам.
Оливия больше не могла выносить душную атмосферу в гостиной леди Абетнот, а еще более – его близость... На сегодня с нее хватит.
Она быстро собрала бумаги и передала ему.
С минуту оба медлили. Потом он спросил:
– Кем вы себя считаете, леди Оливия, француженкой или англичанкой?
Она удивленно отпрянула.
– Я и то, и другое.
Он продолжал смотреть ей в глаза, а потом кивнул:
– Разумеется.
Она не знала, как отнестись к его вопросу, а он ничего не объяснил.
Прошла еще минута в неловком молчании. Наконец он поклонился.
– Я свяжусь с вами через несколько дней, мадам, и мы с вами обсудим, что мы будем делать с моим своенравным братом.
– Благодарю, ваша светлость.
Он опустил глаза, и его взгляд остановился на ее груди, но она не шевельнулась.
– До свидания, леди Оливия, – попрощался он и вышел.
Ее сердце все еще сильно билось даже после того, как она услышала стук закрывшейся парадной двери.
Она опустилась на диван и уставилась в окно на проливной дождь. В голове у нее была всего одна мысль. «Он может оказаться для меня более опасным, чем Эдмунд...»
Глава 3
«Я и то, и другое».
Так она сказала и на балу, и ему уже тогда показалось это смешным. Как можно быть одновременно француженкой и англичанкой? Конечно, родители могли быть людьми разных национальностей, как, например, в случае с Оливией – отец у нее был англичанин, а мать – француженка. Но что было выше его понимания, так это то, что можно считать себя принадлежащим сразу к двум национальностям. Человек либо француз, либо англичанин.
Эта женщина вызывала у него непонятное беспокойство, даже раздражение. Для англичанки высокого происхождения она была необыкновенно умна. А ее внешность была выше всяких похвал. Это беспокоило его больше всего.
Но почему? – спрашивал он себя, сидя в карете, направлявшейся к дому Колина. В том, что она похожа на богиню, какой он увидел ее на балу, нет ее вины. Правда, он надеялся, что сегодня при свете дня она не будет столь привлекательна, однако ничто в ней – ни в лице, ни в одежде – не было даже отдаленно обыкновенным. Конечно, она была одета менее формально – в чем-то синем? Он не мог вспомнить. Но было очевидно, что в любой одежде или вовсе без нее она выглядела бы оригинально. Именно это мешало ему сосредоточиться на том, что она ему говорила. К тому же он не хотел себе признаться, что его неудержимо влечет к ней – жене его брата, дьявол бы его побрал. Все это может обернуться для него кошмаром.
День был ветреным и дождливым, но к вечеру дождь немного поутих, и ему удалось дойти до дверей дома Колина, не промокнув. Он постучал два раза. Дверь ему открыл незнакомый седовласый дворецкий. Сэмсон подавил смешок: Колин менял слуг как перчатки. Сэмсон никогда не видел ни одного из них дважды. Интересно, эта постоянная смена слуг как-то связана с секретной работой Колина на правительство? Впрочем, какое ему до этого дело? Сейчас его мысли вообще были заняты совсем другими вещами.
Пройдя через гостиную и по длинному, слабо освещенному коридору, Сэмсон подошел к двери кабинета Колина, где, как ему сообщил дворецкий, его ожидали, и, постучав дважды и не получив ответа, вошел. В просторном кабинете было жарко натоплено и пахло табаком. Колин сидел за огромным письменным столом в облаке табачного дыма.
Рядом с Колином, склонившись к его плечу, стоял сэр Уолтер Стеммонс из Скотленд-Ярда – широкоплечий мужчина с изрытым оспой лицом и проницательными глазами, не упускавшими, казалось, ни одной мелочи. Оба они внимательно изучали какой-то документ, но когда Колин услышал, как Сэмсон закрыл за собой дверь, он поднял голову и сухо улыбнулся.
Сэмсон уже знал, что за этим последует.
– Значит, девица тебя заарканила?
– Буквально или фигурально? – бросил Сэмсон, направляясь к глубокому кожаному креслу у камина.
Сэр Уолтер выпрямился и ухмыльнулся:
– Если бы моя жена знала, что обсуждают холостяки...
– Она бы вас связала?
– Я смертельно этого боюсь, – сказал сэр Уолтер и усмехнулся, отчего его лицо стало удивительно молодым для его шестидесяти лет. – Колин объяснил мне, в чем ваша проблема, ваша светлость. Я буду рад помочь, если смогу.
Сэмсон кивнул в знак благодарности, а сэр Уолтер сел в кресло напротив него, вытянув ноги, и приготовился слушать.
– Боюсь, что все может оказаться очень сложным, – начал Сэмсон. – Мне бы не хотелось надолго отвлекать вас от работы в Скотленд-Ярде.
Так она сказала и на балу, и ему уже тогда показалось это смешным. Как можно быть одновременно француженкой и англичанкой? Конечно, родители могли быть людьми разных национальностей, как, например, в случае с Оливией – отец у нее был англичанин, а мать – француженка. Но что было выше его понимания, так это то, что можно считать себя принадлежащим сразу к двум национальностям. Человек либо француз, либо англичанин.
Эта женщина вызывала у него непонятное беспокойство, даже раздражение. Для англичанки высокого происхождения она была необыкновенно умна. А ее внешность была выше всяких похвал. Это беспокоило его больше всего.
Но почему? – спрашивал он себя, сидя в карете, направлявшейся к дому Колина. В том, что она похожа на богиню, какой он увидел ее на балу, нет ее вины. Правда, он надеялся, что сегодня при свете дня она не будет столь привлекательна, однако ничто в ней – ни в лице, ни в одежде – не было даже отдаленно обыкновенным. Конечно, она была одета менее формально – в чем-то синем? Он не мог вспомнить. Но было очевидно, что в любой одежде или вовсе без нее она выглядела бы оригинально. Именно это мешало ему сосредоточиться на том, что она ему говорила. К тому же он не хотел себе признаться, что его неудержимо влечет к ней – жене его брата, дьявол бы его побрал. Все это может обернуться для него кошмаром.
День был ветреным и дождливым, но к вечеру дождь немного поутих, и ему удалось дойти до дверей дома Колина, не промокнув. Он постучал два раза. Дверь ему открыл незнакомый седовласый дворецкий. Сэмсон подавил смешок: Колин менял слуг как перчатки. Сэмсон никогда не видел ни одного из них дважды. Интересно, эта постоянная смена слуг как-то связана с секретной работой Колина на правительство? Впрочем, какое ему до этого дело? Сейчас его мысли вообще были заняты совсем другими вещами.
Пройдя через гостиную и по длинному, слабо освещенному коридору, Сэмсон подошел к двери кабинета Колина, где, как ему сообщил дворецкий, его ожидали, и, постучав дважды и не получив ответа, вошел. В просторном кабинете было жарко натоплено и пахло табаком. Колин сидел за огромным письменным столом в облаке табачного дыма.
Рядом с Колином, склонившись к его плечу, стоял сэр Уолтер Стеммонс из Скотленд-Ярда – широкоплечий мужчина с изрытым оспой лицом и проницательными глазами, не упускавшими, казалось, ни одной мелочи. Оба они внимательно изучали какой-то документ, но когда Колин услышал, как Сэмсон закрыл за собой дверь, он поднял голову и сухо улыбнулся.
Сэмсон уже знал, что за этим последует.
– Значит, девица тебя заарканила?
– Буквально или фигурально? – бросил Сэмсон, направляясь к глубокому кожаному креслу у камина.
Сэр Уолтер выпрямился и ухмыльнулся:
– Если бы моя жена знала, что обсуждают холостяки...
– Она бы вас связала?
– Я смертельно этого боюсь, – сказал сэр Уолтер и усмехнулся, отчего его лицо стало удивительно молодым для его шестидесяти лет. – Колин объяснил мне, в чем ваша проблема, ваша светлость. Я буду рад помочь, если смогу.
Сэмсон кивнул в знак благодарности, а сэр Уолтер сел в кресло напротив него, вытянув ноги, и приготовился слушать.
– Боюсь, что все может оказаться очень сложным, – начал Сэмсон. – Мне бы не хотелось надолго отвлекать вас от работы в Скотленд-Ярде.