Ёсимото Банана. N-P

   – Приехал его американский друг и предложил попутешествовать. Три дня назад они уехали.
   – Ведет себя как мальчишка.
   – Именно. Мне надо выговориться… придешь?
   – Хорошо!
   После нашей встречи с Саги мы не созванивались и не встречались. Я купила цветы и пирожные и отправилась к Суи.
   Смеркалось. Сумерки входили в каждый дом, и люди зажигали электричество. В последнее время мое сознание, совсем как у алкоголика, прояснялось только с наступлением вечера. Уличное освещение, выныривающее из темноты, жилые дома на склоне. «Уже вечер!» – думаю я и просыпаюсь.
   Кажется, я всегда чем-то одержима. Я постоянно ловила себя на мысли – бываю ли я когда-нибудь не одержима?
   Я позвонила в дверь. Ответа не было, я повернула ручку, и дверь легко открылась. В квартире ярко горел свет, но Суи не было видно. Стеклянная дверь на веранду в раме из алюминия была приоткрыта. В ней виднелось легкое вечернее небо.
   Я вошла в комнату и увидела стоящую на веранде Суи. Она курила, что с ней редко бывало. Ее волосы, совсем как в стоп-кадре, вздымал ветер.
   – Привет, – сказала я.
   – Заходи, – Суи обернулась. Словно светлое облачко на фоне разноцветного вечернего неба. Бледные губы, покрасневшие глаза. – Занималась стиркой, устала, – сказала Суи.
   – Пожалуйста, не беспокойся.
   Не успела я опуститься на пол, как Суи вскрикнула:
   – Ой!
   – Что? – усевшись, спросила я.
   – Ты, как нарочно, сюда села! Я пролила кофе…
   На моих белоснежных брюках виднелось коричневое кофейное пятно. Я пришла в отчаяние.
   – Я уронила кофейник и забыла вытереть, – Суи громко рассмеялась. – Какое дурацкое совпадение. Снимай, надо сразу постирать.
   – Дашь мне что-нибудь?
   – Держи.
   Суи достала из корзины с только что выстиранным бельем черную трикотажную юбку. Я переоделась в ванной. Суи сунула мои брюки в стиральную машину и нажала кнопку.
   – Извини, – сказала Суи и бросила туда, где был пролит кофе, какую-то тряпку. – Это знак, что сюда нельзя садиться.
   – Понятно, – сказала я. В комнату доносился слабый шум стиральной машины.
   – Тебе нравится стирать? – спросила я.
   – Нравится этот звук, – ответила она.
   – Вот цветы и пирожные.
   – Лилии! Мои любимые цветы. Похожи на меня? – взяв лилии в руки, спросила Суи.
   – Когда говоришь, не похожи.
   – Вот как.
   Немного похожи, подумала я. Сильным запахом и тем, что, когда цветочная пыльца попадет на одежду, ее ничем не вывести.
   Суи улыбнулась, а я, смутившись, как школьница, не стала этого говорить.
   Стеклянные глаза. Зрачки с холодным отблеском. Суи в тот день была очень добра, раскрывала свою добрую половину, незаметно распространяла ее, согревала атмосферу.
   Конечно как лилия.
   Запах сладкого сиропа, в который превратилось отчаяние.
   – Знаешь, я уже жалею о том, что ее отдала, – поставив лилии в вазу, сказала Суи.
   – Копию рассказа?
   – Да. Удивительное дело, правда? Последний оплот моего детства. Когда о рукописи никто не знал, я пьянела от сознания, что скрываю ее. Гордилась тем, что о ней знаю только я. Придумывала, куда бы получше спрятать свое сокровище. Благодаря этой рукописи я росла в своих собственных глазах.
   – Странно! – сказала я. – Пока она принадлежала тебе одной, она была не больше чем амулет! Куда бы ты ни поехала, ты и без нее сможешь жить! И здесь, и в Африке, и в Индии…
   – Неужели? – удивилась Суи. – Кажется, уверенность возвращается ко мне.
   Она явно хотела успокоить меня, и мне стало досадно. Нужно было что-то ей сказать:
   – Ты любишь жаловаться, но у тебя есть сила. Ты не сходишь с ума и не делаешь глупостей. Я убеждена, что рано или поздно ты добьешься своего счастья. У тебя есть талант, есть жажда жизни. Я уже месяц рядом с тобой и просто убеждена в этом. У тебя есть свои проблемы, но ты движешься в правильном направлении.
   – Спасибо, – Суи улыбнулась уголками рта.
   Наконец-то я вспомнила. Точно так же улыбался Сёдзи. С безнадежной любовью. С непоколебимой твердостью.
   – Талант… он только пожирает человека! Я затеряюсь в толпе, я стану ничтожеством! – воскликнула Суи.
   – Все еще изменится. Ты просто устала!
   – Я перестала видеть мир с высоты птичьего полета. Но когда это случилось? Когда я встретилась с Отохико? Когда испортились мои отношения с мамой? Когда я начала спать с отцом? Когда рассталась с Сёдзи? Когда приехала в Японию? Ничего не понимаю.
   – Ты устала и плохо выглядишь.
   – Потому что я беременна. Я была потрясена.
   – Не может быть!
   – Вчера ходила к врачу.
   – От Отохико?
   – Не знаю, скорее всего от него.
   – Это… тебя не смущает? – Я не могла сказать прямо.
   – Придется делать аборт, – сказала Суи с гримасой.
   – А что остается?
   – Не знаю… – Суи склонила голову набок и погрузилась в молчание. Я тоже молчала. Потом, собравшись что-то сказать, увидела, что глаза Суи закрыты.
   Казалось, она прислушивается к шелесту ветра из иного мира.
   «Из какого?» – подумала я, и меня охватила печаль.
   Живой цвет рассыпанных, будто оставшихся от маленькой девочки, веснушек и нежно-розовый цвет закрытых век. Словно передо мной картина, а не живой человек. Я впервые так внимательно разглядывала лицо Суи. Ее открытые глаза производили слишком сильное впечатление, и смотреть ей прямо в лицо было невозможно. Пожалуй, вся она именно в цвете и свете своих глаз.
   Но сейчас от ее лица исходит цвет поражения. Краски смирения раздавленного и уставшего человека.
   Внезапно открыв глаза, Суи чуть шевельнула губами и заговорила. На ее лице было довольное выражение.
   – Мне стыдно признаться, но я снова хочу видеть «папу»!
   – Папу?
   – Да, чтобы он крепко держал ребенка на руках, играл с ним, вечером поскорее возвращался домой, снимал его на видео, переживал, если у него поднимется температура или он плачет по ночам… Я не уверена, что из меня получится хорошая мама.
   – А Отохико способен на это?
   – Кажется, нет. «Папа» – это самый обычный отец, мужчина, который будет наблюдать за тем, как ребенок растет. Не знаю, справится ли с этим Отохико. Я очень на это надеюсь, но делаю вид, будто бы не надеюсь.
   Я заплакала.
   Слез в глазах не было, но что-то на меня нахлынуло, что-то разрывало мне грудь. Нельзя плакать, подумала я.
   – Послушай, – сказала Суи, – если он велит сделать аборт, отведешь меня в больницу?
   – Конечно, – сказала я. – Наверное, лучше сделать. Поговори с Отохико, когда он вернется… – Я не удержалась и прыснула. – … из похода.
   – Когда он вернется из похода, – Суи тоже засмеялась.
   Самое неподходящее к его возрасту, ситуации и теме нашего разговора слово. Теперь всякий раз, услышав слово «поход», я буду вспоминать этот день и смеяться.
   – Послушай, не поесть ли нам чего-нибудь? – спросила Суи.
   – Хорошо бы! Пойдем, – сказала я. – А тебе плохо не станет? Может, что-нибудь приготовить дома?
   – Есть только хлеб и суп, попробуешь? – сказала Суи с такими добрыми, добрее не бывает, глазами. Она смотрела на меня глазами, полными любви.
   – Ты сама приготовила? – спросила я.
   – И яд туда положила, – Суи улыбнулась.
   – Я не против.
   Немного спустя Суи принесла густую тушеную говядину с овощами, твердый ржаной хлеб и салат из огурцов.
   – Вид аппетитный! – сказала я.
   – Надеюсь, тебе понравится, – сказала Суи.
   – А ты, Суи, не будешь? Она улыбнулась:
   – Никакого аппетита. Ты назвала меня по имени?
   – Что?
   – Ты сказала – Суи?
   – Да, – ответила я.
   – Из твоих уст оно прозвучало как имя какой-то милой девушки, – сказала Суи.
   Было вкусно. Я густо намазала хлеб маслом и съела все подчистую. Суи, потягивая пиво, смотрела телевизор. Потом у меня возникло какое-то неприятное чувство. В комнате было слишком тихо. Вечер слишком затянулся. Звук телевизора звучал слишком ясно и холодно. Мое психологическое состояние, ощущение времени и пространства разошлись в разные стороны. Суи казалась какой-то маленькой.
   Что, если она и впрямь положила в еду яд?
   Следующее, что я с трудом осознала: «Меня куда-то тащат». Меня волокли по полу. Мое тело не подчинялось мне, даже губы не двигались. Я хотела смотреть, но мои веки слипались, как будто их закрывали насильно. Я отчаянно хотела видеть, что со мной происходит.
   – Прости меня, – со смехом проговорила Суи.
   Ее слова донеслись откуда-то издалека. Я ощущала ее руки – они словно вгрызались в мои щиколотки. Эти руки говорили мне вовсе не то, в чем хотел убедить смех. Как в детстве, безмолвный лиловый поток, извиваясь, потек по моим ногам. Суи по-прежнему с силой сжимала мои щиколотки и как будто просила о помощи.
   Я почувствовала, что она хочет умереть. Она устала гораздо сильнее, чем я думала. То же самое было с Сёдзи. Я хотела сказать ей:
   – Умирать нельзя.
   Однако, как тогда в детстве, у меня исчез голос. Я сумела сказать только одно слово:
   – Умирать…
   – Ты думаешь, я хочу смерти? Почему? – спросила Суи и отпустила мои ноги. Она уже не касалась меня, но ее мысли все равно мне передавались.
   Для чего я родилась?
   Для того, чтобы оказаться здесь с ней?
   С Отохико все кончено.
   Я потратила слишком много времени.
   Ее душа, беспорядочная и запутанная, напоминала мозаику, но сейчас все миллионы ее кусочков сводились к одному слову – смерть.
   – Нельзя, с этим не шутят. Какое хорошее лето! Мы смеялись, плакали и все позабыли. Если ты умрешь, я все забуду! Ты ведь этого не хочешь?
   Я выдавила из себя эти слова, душа хотела передать их Суи, но тело не справлялось, я с трудом выговорила: «Не… ле… мы… ты…»
   Суи неожиданно поднялась, мельком взглянула на меня и направилась к двери. Я поняла зачем. Убежденность пронзила мою грудь кристаллической прозрачностью, световым излучением, похожим на молнию. Я поняла, что никогда больше ее не увижу.
   Она словно лилия. Жаль, что я не сказала ей этого.
   Суи вдруг обернулась.
   – Что? Лилия? Ты сказала «лилия»?
   Не знаю, как мне удалось сесть. Мое тело было словно приклеено к полу, и я с великим трудом его отодрала.
   Я была почти без сознания. Душа оторвалась от тела и взмыла куда-то вверх.
   Мои глаза были закрыты, но я почувствовала, что Суи стоит и смотрит на меня.
   – Ого, как в «Роковом влечении», – сказала Суи. – Как тебе удалось встать?
   Наверное, яд так до конца и не подействовал. Мой организм оказался сильнее. Меня наполняло совсем другое: отчаяние; вопросы, которые не покидают меня с детства; мысли и чувства, которые возникли у меня после смерти Сёдзи; облик Суи, который не покидал меня после того, как я с ней встретилась; мои чувства к Суи; улыбающиеся лица Саги и Отохико; сожаление о том, что лето кончается. Печаль из-за того, что приходится жить, не оставлявшая Суи. Ослепительные солнечные лучи, когда мы впервые встретились; сверкающая поверхность пруда. Ее руки, прикосновение рук. Легкий шелест волос на ветру. Лето; дрожащий разноцветный воздух, окружавший Суи; направление, в котором движется ее жизнь. Чувство скорби.
   – Напрасно, – кажется, я произнесла это слово отчетливо, хотя рта не открывала, и попала в самое сердце Суи. По ее изумленным глазам было видно, что она поняла мою мысль.
   – Ты так думаешь? – сказала она. Потом подошла ко мне и поцеловала.
   Короткий, но крепкий поцелуй.
   В моем тающем сознании пронеслось: «Мне не приходилось так целоваться с женщиной». Суи, будто услышав, засмеялась:
   – Мне тоже.
   Я уснула.

*

   Кто-то сильно меня тряс, я открыла глаза. Ужасно болела голова. Так сильно, что я всерьез подумала, что ее чем-то били. Острая боль. Во рту пересохло.
   – Что… – сказала я. – Что случилось?
   Это был Отохико. По его лицу я поняла, что сейчас он отвезет меня в больницу. Я покачала головой:
   – Все в порядке.
   Боль опять пронзила меня, я поморщилась:
   – Голова болит.
   – Хочешь воды?
   Я кивнула. Отохико принес мне попить. Большими глотками я выпила тепловатую воду, заметила, что нахожусь не в своей квартире, и, наконец, все вспомнила.
   – Где Суи? – спросила я.
   – Исчезла, – сказал Отохико. Казалось, он вот-вот заплачет.
   Я с трудом села. Бельевая корзина на веранде, мои сохнущие на веревке брюки, тарелка, из которой я ела, открытое окно – все оставалось как прежде, не было только Суи. Я почувствовала себя невероятно несчастной и одинокой, словно покинутый ребенок, и не могла даже заплакать. Праздник кончился. Стоило мне чуть-чуть пошевелить головой, как боль молнией проскакивала по ней, и все мое тело дрожало.
   – Сколько сейчас времени?
   – Два часа ночи.
   – Я пришла сюда вечером. Суи выглядела измученной и сказала, что она беременна. Ты знал об этом? – спросила я. Мои слова будто прорвали плотину. Отохико заговорил:
   – Она сказала мне об этом и сказала, что не хочет ребенка. Мы решили обсудить все, когда я вернусь. Но мы понимали, что дошли в наших отношениях до того, что ничего друг с другом поделать не можем. Я вовсе не боялся, когда она объявила, что хочет родить, но мне казалось, что на самом деле она рожать не хочет. Поэтому я не знал, на что решиться. Мы как будто распрощались, и я уехал.
   – В поход? – из-за головной боли я не могла смеяться.
   – Мне не хотелось оставаться дома.
   – Слушай, а почему вы не предохранялись? – спросила я.
   – Предохранялись! Суи принимала таблетки.
   – Она могла специально или случайно этого не сделать.
   – Наверное, она сама не понимала, что ей делать. Возможно, неосознанно забыла их принять, – с силой сцепив руки, сказал Отохико.
   Ночь была невероятно тихая. Пустынный, как на кладбище, вид. Остатки моего прерванного сна.
   – Дай еще воды. Больно…
   Отохико взял стакан и сказал:
   – Что за ужасная мысль пришла ей в голову – отравить тебя? Зачем?
   В его раздраженном голосе чувствовалась давно накопившаяся усталость.
   – Суи хотела умереть, – сказала я.
   – Я чувствовал, что она этого хочет. Поэтому и вернулся домой раньше. У меня тоже вертелась в голове мысль: «Давай уйдем из жизни вместе!» Мы оба об этом думали. Нелепо говорить, но эта мысль в последнее время крепко нас связывала. Но почему ты? Суи любила тебя больше всех, почему она решила тебя отравить?
   Кажется, я знала почему. Она всерьез собиралась убить себя и понимала, что если не отважится на это до возвращения Отохико, то потом уже ничего не сделает. Она хотела повидать меня перед смертью, но, встретив, запаниковала, совершенно перестала понимать, что ей делать, и, наконец, додумалась до того, что меня надо убить. Но и этого не сделала. Выбрала середину.
   – Я останавливала ее! Всем своим сердцем, – сказала я. – Делала все, что могла.
   – Надеюсь, она оставила эту мысль? – сказал Отохико. У него были такие глаза, словно он молился.
   – Не знаю.
   – Хотелось бы так думать. Машины нет. Банковской книжки и кое-каких вещей тоже.
   – Вот как…
   Голова у меня плохо соображала. Сообразила, что на мне юбка, которую она мне дала. Юбка была мятой. Я почувствовала чье-то присутствие. Суи дома не было, но в углах книжных полок, в развевающихся занавесках, под столом что-то скрывалось. Какие-то темные пятна, которые не совсем совпадали с реальностью.
   – Возможно, как говорила Суи, это проклятие, – сказала я.
   Пошел дождь. В открытое окно доносился негромкий глухой шум. Меланхолия, которая появляется под покровом ночи, наполнила комнату и хладнокровно всматривалась в наши судорожные движения. Тень смерти. Чувство бессилия, которое подкрадывается, стоит только отвести взгляд, отчаяние, которое проглотит тебя, если утратить бдительность.
   – Оно угадывалось как некая атмосфера. Мне казалось, что мы просто растрачиваем время, когда были вместе, чем бы мы при этом ни занимались. Жизнь теряла свои очертания. Нам и в голову не пришло сказать – давай радоваться, раз мы любим друг друга, и все будет хорошо. Наверное, дело в этом.
   – Как сейчас в этой комнате? – спросила я.
   – Да, словно какая-то тень. Но ведь было у нас что-то, не только тень! Прекрасное, как поле цветов. Поэтому мы и оставались. В наших отношениях было и что-то положительное.
   – Конечно.
   – Какой сильный дождь!
   – И похолодало.
   Меланхолия ночного дождя понемногу проникала в комнату. Грустный монотонный ритм дождя. Мокрые стекла. За окном холодный синий свет. В комнате стало еще темнее. Больше здесь нельзя находиться, если мы останемся здесь, и мне и ему станет плохо. Грудь наполнялась воздухом одиночества.
   – Я поеду на такси. Проводи меня, – сказала я.
   – Такое чувство, будто я в лодке, а вокруг огромные волны. Странное состояние.
   – Ты идешь? Надо уйти отсюда, – чуть не плача, сказала я. Мне было плохо. Что-то темное давило с такой силой, что не хотелось жить. – Пойдем, – повторила я.
   Отохико молча встал.
   В такси я спросила:
   – Ты туда вернешься?
   Зонтов у нас не было, мы оба промокли. Отохико сказал:
   – Нет.
   Я облегченно вздохнула. Невозможно оставаться там одному.
   – Попробую поискать ее в магазинах, в которые она обычно ходила, на работе…
   – Тебе помочь?
   – Не стоит, тебе и самой трудно. Может быть, завтра. Я свяжусь с тобой, – он захлопнул дверцу.
   Я помахала ему рукой, и он стал удаляться. Темнота поглотила его. Шум дождя смыл.

*

   Я не знала, куда делась Суи. Ни она, ни Отохико мне не звонили. Несколько раз мне снилось, что Суи умерла, и каждый раз я просыпалась вся в поту. Заснуть я уже не могла, а утром прочитывала газету от корки до корки. С испугом смотрела телевизионные новости.
   Никаких новостей не было.
   Прошло несколько дней, и Суи стала отходить все дальше и дальше. Я поражалась своей черствости, а также своей способности отдалять себя от нее, от других и от тех чувств, которые я к ним испытывала.
   Возможно, я избавилась от оков проклятья?
   Теперь мне казалось, что все летние события мне приснились. Сон был не кошмарным, а приятным, как день, пришедший из детства. Я сделал все, что могла сделать во сне, и старалась больше ни о чем не думать. Мысли меня раздражали, я гнала их прочь.
   На пятый день позвонила Саги. Я еще спала, но мгновенно схватила трубку.
   – Алло?
   – Привет, это я, – сказала Саги.
   – Доброе утро.
   – Уже день. Слушай, я сейчас в аэропорту! – сказала Саги. Действительно, из телефонной трубки доносились характерный шум аэропорта, от которого сердце у меня забилось.
   – Куда ты летишь?
   – К приятельнице в Нью-Йорк. Кроме того, нужно купить кое-какие книги для работы.
   – Почему так внезапно? – спросила я.
   – Не могу больше здесь оставаться. После того как исчезла Суи, Отохико не выходит из дому. Мне не по себе.
   – Плохая старшая сестра.
   – Если ты так считаешь, развлекай его сама, – усмехнулась Саги. – Мне кажется, какой-то этап нашей жизни подошел к концу. И не только потому исчезла Суи, все не так просто! Что-то действительно закончилось. Можно уже не скрывать того, что мы скрывали. Стоит ли грустить о том, что впервые за долгое время нам стало легко, не лучше ли это отпраздновать? Поэтому я решила попутешествовать, полюбоваться пейзажами, встретиться со старыми друзьями. Мне трудно все объяснить, но я хочу заняться именно этим… К тому же, если верить моей интуиции, Суи жива. И будет жить, если, конечно, не вернется к Отохико.
   – Я в этом не уверена.
   – Я чувствую такие вещи и убеждена, что она не умерла!… Спасибо тебе за все. Ты меня спасла.
   – Перестань! Ты скоро вернешься?
   Это прозвучало как прощальные слова.
   – Как только кончится лето! Встретимся в университете, – сказала Саги.
   Загадка для меня, хладнокровный, непоколебимый, добрый друг. Я сразу же ее полюбила.
   – До осени.
   – До свиданья.
   – Счастливого пути.
   Она повесила трубку, и шум аэропорта исчез.
   Я вдруг подумала, что Саги не вернется. Или у меня мания на этой почве? Осенью мы снова увидимся, подумала я и ощутила вдруг комок в горле.

*

   Дорогая Кадзами!
   Как ты поживаешь?
   У меня все хорошо, я на четвертом месяце беременности.
   Обо мне, пожалуйста, не беспокойся. Я нашла человека, который готов стать отцом моего ребенка, а также моим мужем. Он – настоящее чудо.
   Расскажу все по порядку. У меня было несколько вариантов.
   1. Сделать аборт, остаться с Отохико.
   2. Сделать аборт, с Отохико расстаться.
   3. Сделать аборт, выйти замуж за этого человека.
   4. Аборт не делать, выйти замуж за этого человека.
   5. Самоубийство.
   6. Двойное самоубийство с Отохико.
   Родить ребенка и остаться с Отохико было невозможно. Для меня это было понятно до боли, до такой сильной боли, что она сводила меня с ума. Если бы я вернее следовала сюжету своей жизни, я, наверное, так бы и сделала. После того как у меня прекратились месячные, никаких сомнений насчет беременности не осталось. Я вернулась в Японию и стала жить одна. У меня не осталось ни денег, ни сил, и я задумалась о реальном положении дел.
   Моя жизнь, моя судьба, насколько я ее понимала, требовала моей смерти. Моя мать стала жертвой отчаяния. Я всегда считала, что смерть предпочтительнее отчаяния, что лучше умереть, чем жить без надежды.
   Я хотела умереть. Всегда.
   Тебе, вероятно, кажется смешным, что мне так трудно выбрать между замужеством, любовью и смертью, но для меня это почти одно и то же.
   С детских лет я была убеждена, что умру в раннем возрасте. Это убеждение было моим проклятьем. Не знаю, как у других, но что-то подобное есть у каждого. У каждого имеется свой собственный ад. Отец писал об этом – о мужчине, который не устоит перед японкой, которой тяжело в чужой стране, и переспит с ней, пусть даже она годится ему в дочери. Оказывается, она и есть его дочь. Есть еще Отохико, несчастный, даже когда он влюблен, и Сёдзи, который встречается с жизнерадостной старшеклассницей, но не имеет ни малейшей надежды на жизнь.
   Конечно, все не так просто, дело здесь не в добре и зле. Эти особенности глубоко укоренены в человеке и порой проявляются в виде его таланта или порока. Они циркулируют по его телу, словно кровь, и делают из него личность. Дело не в роке, а в том, что внутри тебя. Не будь этого, мы с Отохико так и остались бы жить в Бостоне. Сыграли бы скромную свадьбу и жили бы тихо и достойно. Этого не случилось отчасти потому, что мы брат и сестра, а отчасти потому, что мы выбрали разрыв и разлуку.
   Извини, что так длинно пишу о личных проблемах, – мне кажется, ты меня поймешь. Отохико я написала лишь короткую записку – лучший способ расстаться с любимым.
   Как бы то ни было, все указывало на смерть как лучший выбор. Я перечислила на бумаге все варианты, внимательно их изучила и выбрала смерть. У меня было такое чувство, что я перевернула свою судьбу.
   Выбрать-то выбрала, но осуществить свой выбор у меня не было сил. Тогда я позвала тебя, но мне трудно было говорить об этом, и тогда я решила совершить двойное самоубийство. Мне было так одиноко, я была настолько не в себе, что мне пришла в голову мысль: «Я отравлю тебя, рядом с тобой мне не грустно будет умереть». По ошибке я положила в твою порцию мяса больше яда, чем нужно, хотя и не смертельную дозу. Моя часть оказалась недостаточной, чтобы умереть. Этот яд дал мне один знакомый, и, пока ты спала, я решила сходить к нему и взять еще. Я торопилась умереть. Но в этот момент ты вдруг поднялась, словно зомби. Глаза закрыты, голос пронзительный, жуткое впечатление! У меня в душе все перевернулось. Я поплакала немного за дверью, а когда вернулась в комнату, ты крепко спала. Лицо красивое, как у мертвой. Тогда я собрала самые необходимые вещи, сказала тебе «Спокойной ночи!» и навсегда покинула дом. Все в порядке, за квартиру я заплатила.
   Скоро мы женимся. Этот человек ходил в бар, где я работала, в деньгах он не нуждается, и характер у него прекрасный, честное слово. Он старше меня, и в целом нравится мне больше, чем Отохико.
   Попробую родить.
   Группа крови у моего мужа та же, что у Отохико, так что, думаю, меня не разоблачат.
   Во всяком случае, ребенок будет кровосмесительный.
   Если у него будет три глаза, одна нога, шесть пальцев на руке или еще какой-нибудь дефект, я окажусь в тяжелом положении и еще раз подумаю. Страшно об этом писать, но, в крайнем случае, я смогу его убить.
   После того как мы с тобой познакомились, я часто думаю о тебе.
   Ты как мой душеприказчик.
   Мне тяжело.
   Ты вторглась в мою жизнь и вдребезги разбила сон, который я всегда старалась видеть.
   Как будто ты угостила меня в парке в тот летний день, когда мы встретились, мороженым, а оно слишком быстро тает.
   Или я напроказничала в детстве в чужом доме и вдруг представила себе лицо матери.
   Или во время свидания с нелюбимым человеком вспомнила того, кого действительно люблю, и все сразу померкло.
   С тобой было хорошо. У тебя интересная жизнь и прекрасное будущее. Когда я наблюдала за тобой, я видела твои странности, веселость, неловкость, доброту, темноту, и мне казалось, что благодаря тебе я смогу полюбить себя и других людей чуть больше. Впервые я приняла внешний мир таким, каков он есть. Я была потрясена.
   Твои поступки, твои ответы на мои вопросы, цвета, которые отражались в твоих глазах, стали отражаться во всех окружающих вещах: в солнце, дороге, машинах, траве на обочине, окнах домов, и мне показалось, что выход есть.
   Но сейчас больше всего мне напоминает о тебе почтовый ящик. Почтовые ящики есть всюду, но, когда он нужен, его нигде не найти. Или он оказывается вдруг в самом неожиданном месте. В ясные дни и в непогоду, утром и ночью всюду в мире есть почтовые ящики, как есть луна, которая отражается в каждой луже, в каждом озере, в каждой реке.