Однажды, выйдя во двор почитать, Эра направилась к своему привычному месту - грибку посреди песочницы без песка. Однако место было занято. Там сидела рыжая девчушка и словно бы исподтишка, украдкой следила за играющими в мяч детьми.
   - А почему ты не играешь? - из чисто эгоистических побуждений, желая ее спровадить, спросила Эра.
   - Я... я ведь рыжая, - шепнула та.
   Эра поразилась:
   - Ну и что?!
   - Они не хотят, - спокойно, как о чем-то само собой разумеющемся, сообщила девочка.
   - Постой, что-то я не пойму. Не хотят, потому что ты рыжая?
   - Ага.
   - Но при чем здесь это?!
   - Рыжих не любят.
   - Чепуха какая. - Эра отложила книжку. - Я, например, рыжих обожаю.
   Уголки рта поползли в стороны, словно у игрушечного Буратино, а глаза из круглых превратились в щелочки:
   - Непра-а-авда...
   - И потом, что за чушь? Не любить человека из-за цвета волос?.. У каждого - какой-нибудь цвет. Тот блондин, тот брюнет... У меня, например, каштановый...
   - Вас много, а я одна.
   Эра посмотрела на ее гладко причесанную пылающую головку, действительно, одна.
   - Но ведь это как раз и хорошо, - не сдавалась она, - ты ведь ни на кого не похожа!
   - Ни на кого, - шепнула девочка, и ее глаза наполнились слезами.
   Как видно, ее логика в корне отличалась от логики Эры.
   Чувство своей ущербности засело в Лидочке столь глубоко, что ни тогда, ни потом Эре не удалось убедить ее в обратном.
   - Ты ничем не хуже других, - втолковывала она Лидочке.
   А Лидочка убежденно отвечала ей:
   - Хуже. Я рыжая.
   - Хорошо. Пусть рыжая. Но в человеке главное - это красота не внешняя, а внутренняя! Это значит, что нужно быть добрым, нужно помогать людям, нужно защищать слабых. И если ты будешь такой, тебя все будут любить.
   - И она? - Лидочка показала на Оксану, которая в этот момент наставляла ей рожки, высунув чуть ли не до подбородка длинный розовый язык.
   Как-то, разбирая завалы своих детских книжек, Эра наткнулась на сказки Андерсена. Собственно, дело было в иллюстрации к "Принцессе на горошине": на куче пуховиков возлежала капризная принцесса с пышнейшими локонами того неопределенного цвета, который можно принимать за какой угодно. Эре он показался скорее рыжим. Она еле дождалась следующего дня.
   - Смотри, - говорила она Лидочке, показывая картинку, - вот принцесса. И никто не обращает внимания на то, что она рыжая... Вернее, это как раз и хорошо... то есть...
   - Это же сказка, - вздохнув, перебила ее Лидочка, глядя на Эру, точно на несмышленыша.
   И вот теперь - "киностудии требуются"! Почему-то Эра мгновенно поверила в эту затею: все должно завершиться самым распрекрасным образом. Какую-нибудь роль - хоть самую малюсенькую - Лидочке непременно должны дать. А уж тогда по дворовой иерархии ценностей она сделается уважаемым человеком! Эра верила в свою интуицию. Короче - надо действовать!
   Разумеется, Эра знала, что все не так-то просто: во-первых, дома ли Лидочка; во-вторых, сейчас начало четвертого, а там написано - сбор в одиннадцать тридцать; а будет еще и в-третьих, и в-четвертых и, может быть, в-пятых... Но отступать, еще не столкнувшись с трудностями, было не в ее правилах. Лихо остановив такси и не менее лихо плюхнувшись на переднее сиденье, точно раскатывать вот так было для нее самым привычным делом, Эра назвала адрес. В кармане у нее позвякивало ровно восемь копеек.
   Когда машина подкатила к подъезду, водитель выразительно посмотрел на Эру. На счетчике было два тридцать четыре.
   - Вы обождите, я сейчас... - Эра наткнулась на полный недоверия взгляд водителя и вдохновенно закончила: - Бабушку сведу в машину, и мы опять поедем.
   Эра выскочила из такси и юркнула в подъезд.
   Лидочка, к счастью, была дома.
   Одетая в вылинявший спортивный костюм, из которого она уже выросла, Лидочка открыла дверь, вопросительно глядя на Эру.
   - Дома есть кто-нибудь?
   - Не-а...
   - Быстро переодевайся и спускайся вниз. Там такси. Едем на киностудию, им нужны маленькие девочки, такие, как ты. Снимем тебя в кино, поняла?
   - Поняла, - шепнула Лидочка, ее большие глаза раскрылись еще шире, и в них засветилось счастье.
   - Одна нога здесь, другая - там! - на бегу крикнула Эра.
   Тетя Соня с мокрым полотенцем на голове лежала на диване, свесив вниз правую руку, в полнейшем упадке сил.
   - Еще полминуты - и я бы отправилась искать тебя в морг, - не повернувшись на звук Эриных шагов, просипела она.
   - Почему не сразу в крематорий? - парировала Эра. Главное - не дать тетушке включиться в монолог. И Эра сделала мгновенный и точный выпад: Тетя, мне нужно семь рублей. Немедленно. Я очень-очень-очень спешу по ужасно важному делу.
   - Но...
   - От этого зависит судьба человека, понимаешь?
   - Но я надеюсь, если ты пообедаешь, ничего...
   - Все, - отрезала Эра, - все рухнет.
   Лидочка ждала ее у такси.
   - Залезай, - сказала Эра, открывая заднюю дверцу, и в этот момент из подъезда вышла Оксана, остановилась рядом и, подергивая острым плечом, уставилась на Лидочку.
   Губы ее по привычке сложились, чтобы сказать своей жертве какую-нибудь пакость, и, не будь здесь Эры, она, разумеется, не колебалась бы.
   - Садись, ну, - поторопила Эра отчего-то мешкавшую Лидочку, а та вдруг повернулась к ней:
   - А можно... мы возьмем с собой Оксану? - Эра застыла в полной растерянности, а Лидочка, приняв это за знак согласия, сказала Оксане: Хочешь с нами? Мы едем на киностудию!
   Увидев в машине двух маленьких девочек вместо обещанной старушки, водитель посмотрел на Эру, словно на сумасшедшую, но это волновало ее меньше всего. "Вперед, вперед!" - в каком-то бесшабашном веселье мысленно воскликнула она.
   И дальше все - постучать по дереву! - шло преотлично. Остановив возле проходной внушающего доверие средних лет мужчину, Эра попросила:
   - Будьте добры, я привела девочек на просмотр, но мы чуть-чуть опоздали, и все уже прошли. Если вас не затруднит, проводите нас, пожалуйста, я вам очень буду благодарна.
   - Будущие Ермоловы, - развеселился мужчина, распахивая перед ними дверь проходной, - прошу! Будущие Комиссаржевские со мной, - бросил он вахтерше.
   - На детей пропуск заказывали? - спросила та.
   - Сию минуту помреж принесет заказ.
   Одной половиной лица он мило улыбался вахтерше, а другой подмигивал им. И они оказались на той стороне проходной, во дворе киностудии.
   - Слышала, слышала, что сказал? - зашептала Оксана, тесно прижимаясь к Лидочке. - Помрешь - тогда принесем тебе заказ.
   - Нет, не так, - зашептала в ответ Лидочка. - Он сказал "порежь"!
   - Кого порежь?
   - Ну... я не знаю...
   Они глядели на мужчину, словно на Синюю Бороду, а тот расхохотался:
   - Пом-реж, девуленьки, это сокращенно от "помощник режиссера"! Запоминайте, будущие Алисы Фрейндлихи! Кстати, в какую вам группу?
   - Нам надо попасть в фильм "Девчонка с третьего этажа", - сказала Эра.
   - Попадете непременно, - пообещал он.
   Войдя в длинное здание, они запетляли по нескончаемым коридорам. Потом поднимались на лифте, опять шли по коридору, снова поднимались - но уже по лестнице. Лидочка с Оксаной шагали, притихнув и крепко держась за руки.
   - Кажется, где-то здесь, - сказал мужчина и стал приглядываться к табличкам с названиями фильмов, которые висели на каждой двери.
   Потом они свернули за угол, и никакие таблички уже не были нужны.
   - Желаю успеха! - проговорил их веселый спутник. - Будущие Сары Бернары! - Он помахал им рукой и пошел обратно.
   Девочки посмотрели на Эру и в один голос спросили:
   - А почему он сказал, что мы будущие сенбернары?
   - Сара Бернар - великая французская актриса, - пробормотала Эра. Где-то в груди возник и стал распространяться по всему телу знобкий холодок.
   Несколько мам со своими дочками сидели тесной кучкой возле закрытой двери и, вытянув от напряжения шеи, смотрели на нее словно завороженные. На двери был пришпилен листок с небрежной надписью: "Девчонка с третьего этажа", просмотр детей". Судя по стульям, загромождавшим коридор, на нехватку детей киношникам жаловаться было грех. Эра, к счастью, успела к последнему разбору.
   Мамы разом вздрогнули: дверь открылась. Появилась девушка, бледная, с покрасневшими от усталости глазами, и сказала, глядя в сторону:
   - Эти девочки свободны... остальные - сколько вас?.. Ага, шесть человек... остальные заходите все вместе.
   Четыре мамаши окружили девушку тесным кольцом и что-то умоляюще забормотали. Она сказала, устало глядя сквозь них:
   - Ваши дети, к сожалению, не подошли. Всего вам доброго. Что ж вы? Скорей идите.
   Это она сказала Лидочке с Оксаной, и они, испуганно переглянувшись и сцепившись побелевшими пальцами, шагнули в комнату следом за остальными. Дверь закрылась.
   Эра с ужасом вспомнила, что не успела повторить с Лидочкой хоть какое-нибудь стихотворение. И, не вслушиваясь в рев отвергнутых и увещевания мам, она принялась бормотать, вспоминая:
   - "Белая береза... под моим окном... принакрылась снегом..."
   Хотя какой сейчас в этом был толк?..
   Вышла Лидочка, Эре показалось - почти сразу.
   - Ну?! Что спрашивали?!
   - Ничего, - шепнула Лидочка.
   - Как?! А стихи?
   - Нет...
   - А басню? Ну хоть что-нибудь?
   - Ничего, - виновато поежилась Лидочка. - Сказали: "Ты свободна". И все.
   По одной начали выходить девочки. Оксаны не было дольше всех. Потом дверь распахнулась и, подталкивая перед собой Оксану, появилась все та же девушка. Но теперь она улыбалась. И совсем другим, звонким и бодрым голосом она объявила:
   - Все, кроме этой девочки, свободны. Всего вам доброго. Оксана, ты с кем? - наклонилась она к Оксане.
   - Вот с ней, - независимо тряхнув головой, сообщила Оксана.
   - Завтра Оксану нужно привести на фотопробу. Сегодня мы уже не успеем, конец рабочего дня. Часам к десяти сможете?
   - А Лидочку? - растерянно спросила Эра и вытолкнула Лидочку вперед.
   - Только Оксану, - мягко сказала девушка.
   - Нет, послушайте... И почему так быстро? Ее даже стишок не спросили! Лидочка, ты ведь знаешь "Белую березу"? Она знает! Или басню... Ну нельзя же так! Вы ее ни о чем не спросили...
   Толкая перед собой Лидочку, Эра теснила девушку, пока та не уперлась спиной в дверь. Мамы, нервно дыша, продвинулись вслед за Эрой.
   - Остальные девочки нам не подошли, - ровным голосом сказала девушка и приоткрыла ногой дверь.
   - Одну минуту! Секундочку! Я вас прошу! - Эра, протиснувшись мимо оторопелой девушки, проскользнула в комнату.
   - Дорогая мамаша, - не повернувшись от раскрытого окна, в которое он выпускал сигаретный дым, с ласковой укоризной проговорил седой мужчина в потертом замшевом пиджаке, - увы, наш фильм не безразмерный. Мы не можем снять в нем всех детей.
   Как видно, он привык уже к таким сценам.
   - Мамаша!.. Уморил! Явная сестренка.
   Женщина, сидевшая за журнальным столиком и, позвякивая бесчисленными браслетами, красившая губы, подмигнула Эре. Еще одна наливала из термоса кофе. Она ничего не сказала и даже не взглянула на Эру.
   - Я... извините... Вы должны еще раз посмотреть Лидочку! Спросите у нее стихотворение, басню, что угодно...
   - Лидочка - это какая? - перебила Эру женщина с браслетами.
   - Ну... рыженькая.
   - Дорогая, но она нам не подходит.
   - Она вам подойдет, подойдет! Вы просто ее не рассмотрели!
   - Жаль, что вам не семь лет, - обернувшись наконец и разглядывая Эру, сказал мужчина. - Но ваша сестра, понимаете...
   - Она ведь ни на кого не похожа! Она такая... ну, такая...
   - Вот именно, - сухо бросила вторая женщина, дуя на кофе. - Ни на кого. У нас есть свое представление о фильме и о том, какой должна быть героиня. И мы эту героиню, кажется, нашли.
   - Тьфу, тьфу, не сглазить, - постучала по столу другая, звякая браслетами.
   - Оксана?! Да это же... комар какой-то! Ну, я не знаю...
   - У нее прелестные фиалковые глаза, темперамент, улыбка. По сценарию в нее влюбляются все дворовые мальчишки!
   - Мы вас убедили? - глядя на Эру, спросил мужчина.
   - Нет!
   - Ценю вашу стойкость, но, поскольку режиссер все-таки я, мне и решать.
   И все же Эра не теряла надежды:
   - Хорошо. Пусть не главная роль. Пусть самая маленькая. Самая малюсенькая!
   - Не надо торговаться. Мы все здесь устали и...
   Режиссер движением руки остановил женщину, пьющую кофе:
   - Дело не в усталости. Дело в том, что эта девочка чересчур выделяется. Она необычна. Ей нельзя просто появиться на экране, она притягивает к себе взгляд, все будут следить за ней и ждать от нее чего-то. Ей нужна роль, понимаете? А роли для нее у меня нет. Такие вот дела.
   - Ну вот, милая моя, видите... - Женщина в браслетах, накручивая на палец жемчужно-пепельную прядь, сочувственно глядела на Эру.
   И Эра, ободренная этим взглядом (ведь не могли же они, в конце концов, не понять!), сказала, глядя ей прямо в глаза:
   - Извините мою назойливость, но тут все не так просто. Лидочка... у нее очень трудная жизнь. Нам с вами не понять, потому что мы взрослые... Или, может быть, потому, что мы не такие. Именно потому, что мы не такие!.. А она уже сломалась. Это ужасно, когда такой маленький ребенок и уже ничего не ждет хорошего от жизни, ну ничего абсолютно. И считает, что так и должно быть...
   - Что-то я не ухватил вашу мысль, - перебил Эру режиссер. - Кто сломался? Почему?
   - Лидочка. Она ведь рыжая, вы сами видели. Вы не представляете, как дети умеют изводить того, кто им чем-нибудь не нравится или кажется странным. Рыжие - они не такие. И я думала: если Лидочка снимется...
   - Стоп, - снова перебил ее режиссер. - Вопрос ясен. Но положение от этого не перестает быть безвыходным, потому что все, о чем я только что говорил, остается, увы, в силе...
   Не договорив, он удивленно умолк, потому что в этот момент женщина в браслетах вдруг со всего размаха хлопнула ладонью по столу:
   - Прекрасно! Зовите сюда свою Лидочку, и вы увидите, что... Т-с-с... - Она прижала палец к губам. - Сейчас вы все увидите сами.
   С сердцем, гулко заколотившимся от вновь вспыхнувшей надежды, Эра приоткрыла дверь и позвала:
   - Лидочка...
   Девочка робко вошла и стала посреди комнаты, глядя в пол.
   - Лидочка, - улыбаясь, позвала ее женщина из-за журнального столика, - мне сказали, что ты переживаешь из-за цвета своих волос... Из-за такого пустяка? Когда ты станешь взрослой - а время бежит так быстро! - ты запросто сможешь сделаться брюнеткой, блондинкой, шатенкой, да хоть в полосочку! Детка, при нынешних успехах химии это пара пустяков. Или... - Она обвела всех взглядом, словно готовя эффектный аттракцион. Ал-ле-ап! - И неуловимым движением сдернула с головы... жемчужно-пепельную прическу, оказавшуюся искусственным париком, открыв взорам присутствующих слипшиеся короткие прядки того же огненно-рыжего цвета, что и у Лидочки.
   Эффект был неописуем.
   - Ну, Матильда... - пробормотала наконец женщина, пьющая кофе, и, поперхнувшись, закашлялась.
   - Фокус, достойный великого Кио! - расхохотался режиссер.
   - Ну?.. - Матильда раскланялась, кривовато нахлобучив парик, и стала с улыбкой глядеть на Лидочку. - Видела?.. Потерпи немножко. В конце концов, это ведь не смертельно, всех нас в детстве как-нибудь дразнили! Идет?
   - Хорошо, я потерплю, - послушно сказала Лидочка.
   - Пойдем, - сказала Эра, стараясь ни на кого не смотреть.
   Выходя, она встретилась взглядом с девушкой-помрежем, которая все это время молча стояла, опершись о дверной косяк, и в глазах у нее прочла свою же мысль: "Не то, не так..."
   И, не прощаясь, закрыла за собой дверь.
   Приехав наконец домой и поковыряв перестоявшийся обед, Эра вышла на балкон: дико разболелась голова. Внизу в окружении подружек капризным голосом примадонны разглагольствовала Оксана. Лидочка стояла позади всех.
   - Ну, там сказали: "Пройдись", я походила перед ними, а потом сказали: "Передразни кого-нибудь", я завуча нашего передразнила: "Бу-бу-бу", он уморно бубнит и ходит пузом вперед. А потом одна тетенька шепотом говорит другой, но я слышу: "Обрати внимание, какие чудные фиалковые глаза!" А вторая ей отвечает: "По-моему, явное то". Ну, там они еще шептались, но я не слышала. А режиссер, уморный такой дядька, говорит: "Хочешь сниматься, девица?" В общем, завтра у меня фотопроба.
   - А у нее? - хриплым от зависти голосом спросила какая-то из подружек, поворачиваясь к Лидочке.
   - Что у нее?! - фыркнула Оксана. - Кому она нужна, сенбернар несчастный! Рыжий сенбернар!
   И Эре впервые в жизни захотелось ударить ребенка.
   На дискотеку Эра не пошла. Очень уж нехорошо было сейчас у нее на душе...
   Вечером она вместе с тетей Соней и Валерием Павловичем, который зачастил к ним, посмотрела конкурс современной песни по телевизору. Именно посмотрела, потому что в самом начале, заметив, как поморщился Валерий Павлович от какой-то особенно визгливой ноты, изданной буйноволосым молодым человеком, тетя Соня без раздумий выключила звук, и в дальнейшем лихорадочное мельтешение на экране телевизора продолжалось в абсолютной тишине.
   Тетя Соня глянула на Эру, готовая к отпору, но Эра и не думала протестовать. Разумеется, так было лучше. Она смотрела на Валерия Павловича, ожидая ответа на свой вопрос, но он медлил.
   Наконец он сказал:
   - Наверное, ты читала в детстве "Алису в Стране Чудес"?.. Собственно, это книжка не для детей, а для взрослых. Так вот, Алиса спросила у встречного: "Не могли бы вы сказать, в какую сторону мне нужно идти?" - "А это зависит от того, куда ты хочешь попасть". - "Мне, в общем, все равно", - отвечает Алиса. "В таком случае не имеет значения, в какую сторону ты пойдешь".
   Тетя Соня закивала и открыла рот, собираясь что-то изречь, но Валерий Павлович мягко остановил ее движением руки.
   - Поняла, о чем я? Нельзя заниматься самоусовершенствованием вообще, не представляя своей цели. Изучение древних языков - это самоусовершенствование; но и стремление приблизиться к идеалу в исполнении, скажем, чарльстона - это тоже самоусовершенствование, ведь так?
   - Вы не поняли меня, - сказала Эра. - Когда я спросила, как можно сделать человека лучше и счастливее, я имела в виду не себя, а... ну, в общем, кого-нибудь другого.
   Валерий Павлович улыбнулся:
   - Я могу всего лишь рассказать о себе... Только с возрастом, а значит, слишком поздно начинаешь понимать, что выбор цели, которую человек перед собой ставит, и пути достижения этой цели определяют смысл и ценность его жизни, а значит, и возможность счастья. Хотя, знаешь, - он махнул рукой, - счастье - это такая неуловимая и неопределимая субстанция, что все разговоры о нем - разговоры, увы, пустые.
   - Счастье... - задумчиво повторила тетя Соня. - Да, счастье...
   И вздохнула.
   Первым, кого увидела Эра, войдя в класс, был Мурашов. Встретившись с Эрой взглядом, он вздрогнул, отвел глаза и демонстративно отвернулся.
   - Извини, - сказала она, подходя. - Я ну никак не могла. Ты долго ждал?
   - Не так чтобы очень, - пробурчал он, роясь в сумке. - Знаешь, оно и к лучшему, я там такую цыпочку подхватил! Из школы с английским уклоном. Здорово мы с ней сбацали!
   Он снова нагнулся над сумкой, притворяясь, будто что-то там ищет. Эра отошла.
   Она хотела повторить теорему (ее давно уже не спрашивали по геометрии), но рядом тяжело плюхнулась Чеснокова и заговорила плачущим голосом:
   - Ладно, я знаю, что всем в классе на меня начхать... но тебя я всегда считала человеком! Спасибочки, буду теперь знать, как ты ко мне относишься...
   Эра удивленно поглядела на Чеснокову и вдруг вспомнила: день рождения!
   - Люся! Извини! Клянусь тебе, я не нарочно! Просто так получилось... Не сердись, а?
   - "Не сердись"... - передразнила Чеснокова. - Кому вообще интересны мои переживания? Ты не нарочно, у Беседкиной теннис, у Бурсаковой рояль, у Бражкина свидание, у Облакевич насморк, у Сивчиковой театр... а у Саламатиной настроения не было. Я все понимаю. Я для вас распоследний человек. А я, между прочим, целый месяц вам про свой день рождения твержу!
   - Это уж точно, - не удержалась Эра.
   - Скажи, ну почему меня никто не любит?! - приваливаясь к Эре, зашептала Чеснокова. - Ни один человек. Всем я до лампочки.
   Эра отложила книжку и с сомнением посмотрела на Чеснокову.
   - Ну, ладно... Потому что ты вешаешься на всех, как гиря. Пойми, тебе никто ничего не должен. С тобой не то что трудно, а... уныло. Ты слишком правильная.
   - Это... плохо?
   - Не очень хорошо. Ты ходила и ныла, чтоб не забыли прийти, пока у всех не появилась оскомина.
   - И у тебя?
   - У меня первой.
   - А что мне делать?
   - Нужно иметь свою жизнь.
   - А если у меня нет... своей?
   - Заведи.
   - Я не умею.
   - О господи! Ну вот: что ты любишь? Или чего ты хочешь?
   - Собачку хочу.
   Эра фыркнула.
   - Что такого смешного я сказала? - обиделась Чеснокова.
   - К тому же у тебя совершенно нет чувства юмора.
   - Нет?..
   - Ни капли.
   - А где его взять?
   Эра разглядывала Чеснокову, не в состоянии понять, шутит та или говорит вполне серьезно, но тут в класс вошла математичка, и, уныло вздыхая, Чеснокова поплелась на свое место.
   На воспитательном часе Маргарита Викторовна раздала им листочки с вопросами (это были давно обещаемые ею анкеты, без которых, как известно, невозможно обойтись ни в исследовании коллектива, ни в изучении отдельной личности) и тоном заговорщика сообщила:
   - Подпись не обязательна.
   - А на кой это? - с ленцой бросил кто-то из обитателей Камчатки.
   - Анкета... Правильно составленная анкета, - поправилась Маргарита Викторовна, - может дать очень многое. Лично я считаю, что она нужна и тому, кто читает, и тому, кто пишет. Второму, может быть, даже в большей степени. Иногда человеку, для того чтобы разобраться в себе, просто не хватает времени.
   - А для чего это - разбираться?
   - Для того, Будашкин, что человеку не пристало жить на манер растения. Человек должен задумываться о себе, хоть иногда. Подпись, повторяю, не обязательна.
   Эра прочла первый вопрос: "Какая музыка нравится тебе больше всего?" Подумав, она написала: "Классический джаз". "Чем является для тебя школа?" - "Местом, где я получаю образование". "Какие книги любишь читать?" - "Современную прозу". "Твои планы на будущее?" - "Получить образование, иметь интересную работу". "На что бы ты предназначил(ла) большую сумму денег, выигранную в спортлото?" Тут и думать нечего: на путешествия по всему свету! "На что ты обращаешь внимание, знакомясь с новым человеком?" - "На характер". "Где ты больше всего любишь проводить время?" - "Везде". "Что любишь делать, когда остаешься один (одна) дома?" - "Читать, слушать музыку, смотреть телевизор". "Какую книгу возьмешь с собой в космос?" Эра написала: "Винни-Пух", потом густо зачеркнула и написала снова: "Толстой, "Война и мир". "Что ты делаешь, когда разочаровываешься в друзьях?"
   Над этим вопросом Эра думала дольше всего. Так и не решив, что писать, она оставила место, чтобы снова к этому вернуться, и стала читать дальше. "Чего, по-твоему, недостает твоим родителям?" Это Эра знала совершенно точно: им всегда недоставало времени! "Что ты делаешь, когда родители отказывают тебе в покупке дорогой модной вещи?" - "Сначала злюсь, а потом надеюсь, что они мне ее все же купят". "Нуждаешься ли ты в других людях?" - "Очень!" "Хочется ли тебе изменить мир?" - "Да!!" "Таков (такова) ли ты, каким (какой) хочешь быть?" - "Не совсем". "Для чего, ты считаешь, дана человеку молодость?"
   Над этим вопросом Эра тоже немного подумала, написав в конце концов: "Чтобы жить". Так и забыв ответить на вопрос о друзьях, она положила анкету на учительский стол.
   Не успела Эра сложить в сумку книги, как Мурашов уже исчез. Но Эра знала, где его искать - у лотка с пирожками. Похоже, это была их с отцом основная еда.
   Мурашов отошел от лотка, жуя пирожок.
   - Интересно, чего ты ко мне пристаешь? - проговорил он с набитым ртом и, прищурясь, глянул на Эру. - Может, влюбилась?
   Эра покраснела.
   - Вот, держи деньги. Продали твой свитер.
   - Ну, спасибочки.
   - Ладно, я пошла.
   - Иди.
   Но отчего-то она продолжала идти рядом.
   - Только не надо оправдываться. Вот уж чего терпеть не могу.
   - Я не оправдываюсь. Честное слово, это было очень-очень важно...
   - А я верю, - усмехнулся он. - Интересно, почему это порядочные люди всегда такие зануды? Обязательно подсчитают, что очень-очень важно, что очень важно, а что просто важно, и выберут, конечно, самое-самое важное. По велению, так сказать, совести, а не просто оттого, что хочется. У тебя в классе ведь нет друзей, правда?
   - Почему ты так считаешь?
   - Я не считаю, я вижу.
   - Неправда. Я со всеми в совершенно нормальных отношениях.
   - Кроме Курдюмовой. Она тебя не переносит. Почему?
   - Понятия не имею, - уклончиво сказала Эра.
   - Да?.. - с недоверием протянул он. - А почему ее дразнят Дипломатшей?
   - Откуда я знаю.
   - Хорошее отношение - это не дружба. С тобой неудобно.
   - Почему?
   - Потому что ты себе позволяешь то, чего не могут позволить другие.
   - Например?
   - Маленький пустячок: быть собой, - проговорил он с иронией и закончил нормальным тоном: - А тыщу один пример ты можешь привести без меня.
   - Им тоже никто не мешает.
   - Это ты так считаешь. А вот они считают, что совсем наоборот: все мешает. Кому интересно портить отношения? И ради чего? Сойдет и так. В сущности, всем все равно. Поэтому считают, что ты выпендриваешься.
   - И ты тоже?
   - Не-а. Я особстатья. Но я считаю, что твоей заслуги в этом нет, просто у тебя отсутствует чувство самосохранения.
   - Это как?
   - Да так. Раньше я страшно завидовал разным смелым людям: кто-то взобрался на Эверест, кто-то пересек на яхте Тихий океан... А потом понял, что завидовать бессмысленно: у этих людей просто отсутствует чувство самосохранения. Нет его, и все. Я спросил себя: смог бы и я так? И совершенно честно тебе отвечу: нет. Когда я представляю себе тонны воды над каким-нибудь суденышком... Бр-р... Не знаю, прав я или нет, но я так считаю. Ты, наверное...