Евгеньева Лариса. Эра Милосердия

   - Ты жалеешь, что не сдала их в детдом?
   - В детдом?.. Разве речь об этом? Боюсь, что ты не поймешь... Когда вырастают дети у матери, ей остается память еще об очень и очень многом... А я вроде бы и мать и в то же время - одинокая, несчастная старуха.
   - Кто в этом виноват? - спросила Эра.
   - Да никто. Разве я ищу виноватых? - Тетушка, забывшись, всхлипнула и, засунув руку под подушку, достала скомканный носовой платок. - Со мной считаются, со мной советуются, меня сажают на почетное место... Твой отец, например, когда ты родилась, отбил мне телеграмму: "Родилась девочка зпт имя твое усмотрение тчк". Я долго думала, рылась в телефонных справочниках, журналах, календарях - искала имя. И в конце концов написала, чтобы тебя назвали Эрой. Может, я и не права, однако мне кажется, что имя в какой-то степени определяет судьбу человека. Эра!.. Что-то масштабное, так сказать, эпохальное. А вот меня назвали Соней - вот я и проспала всю свою жизнь.
   - Тетя, ведь София - значит "мудрость"!
   - Много ли в ней счастья, в этой самой мудрости?
   - Ты не должна так говорить. Мы все тебя любим. И потом, если тебе надоест у нас, ты можешь поехать к дяде Косте или дяде Володе... Если тебе станет скучно.
   - Разве дело в скуке? Впрочем, я же говорила, что ты не поймешь.
   - Ну если тебе этот человек... - Эра запнулась, чувствуя, что заливается краской, но все же договорила: - Ну, нравится... тогда зачем ты с ним поругалась? Людям надо прощать ошибки! Он просил прощения, а ты на него накричала. Я считаю, тебе надо было переступить через свое самолюбие. И в конце концов - что он такого сделал?! Я думаю...
   - А я думаю, - перебила ее тетушка, - тебе давно уже время спать. Кроме того, мне не нравится твой прокурорский тон. Спокойной ночи.
   И тетушка повернулась к стене, давая понять, что разговор окончен.
   Разложив на столе анкеты, Маргарита Викторовна сказала:
   - Итак, после анкетирования я могу с полным основанием утверждать, что у меня сложился полномерный и объективный образ класса. Разумеется, были и неожиданные открытия, но, в общем, результат анкет в преобладающей степени подтвердил мое уже сложившееся мнение о характерах и склонностях учеников. Например. Лишь один человек из класса написал, что ему нравится классический джаз. Увы, это печальная правда. Серьезная, глубокая музыка не принадлежит к сфере ваших, дорогие мои, увлечений. На вопрос "Чем является для тебя школа?" я получила в одной из анкет вот такой ответ: "Повинностью". Если я и могу за что-нибудь его похвалить, то только за искренность. - Движением руки прекратив хихиканье, донесшееся из разных концов класса, Маргарита Викторовна продолжала: - Не слишком веселое впечатление оставляют ответы на вопрос о ваших литературных, если можно так выразиться, пристрастиях. Детективы, детективы, детективы. Фантастика, фантастика. В одной из анкет читаю: "Про любовь". Простите, но что сие значит? Про любовь - это и лирическое стихотворение, и античный роман, и французский роман девятнадцатого века, и современная отечественная проза... Что конкретно означает эта зыбкая формулировка?
   Верочка Облакевич, видя направленный на нее взгляд Маргариты Викторовны, захлопала ресницами и покраснела до самых корней волос, а Маргарита Викторовна закончила, сведя к переносице густые, вразлет, брови:
   - Увы, это означает лишь одно: вашу ужасающую литературную неразвитость. И мне, педагогу-литератору, читать подобное обидно вдвойне, хотя моей вины в этом как будто и нет - слишком еще мало времени я с вами.
   - И вот перед нею открылась безрадостная картина, - с насмешкой пробормотал Мурашов, однако Маргарита Викторовна его услышала.
   - Нет, встречаются и радующие глаз пейзажи, - парировала она так же насмешливо. - На вопрос, для чего дана человеку молодость, одна ученица дала прекрасный, по-моему, ответ: "Для свершений".
   Курдюмова скромно потупилась, стараясь согнать с лица довольную улыбку.
   - Да, это Валя написала, - подтвердила Маргарита Викторовна. Молодец, Валя, я за тебя рада. А вот Эра меня разочаровала, написала: "Чтобы жить". Разумеется, жить. Но как?.. От Эры я ожидала более вдумчивого ответа. Разочаровали меня и ваши планы на будущее, точнее, преобладающее отсутствие всяких планов. Неужели в четырнадцать лет у вас нет никаких конкретных мыслей по этому поводу? "Устроиться в институт..." В какой? И что значит - устроиться? "Пойду куда-нибудь на работу". Но куда? Что это - безразличие, инфантильность или полное безмыслие? А вот еще один перл: "Женюсь".
   - А что, нельзя? - стараясь перекричать хохот, радостно завопил Будашкин.
   Не реагируя на Будашкина, Маргарита Викторовна переждала, пока утихнет хохот.
   - Не сомневаюсь, Будашкин, что ты действительно женишься, но вот будет ли кому от этого польза - сомневаюсь очень и очень.
   Будашкин растерянно посмотрел на Маргариту Викторовну, подозревая в ее реплике что-то для себя обидное, однако не в состоянии понять, что же именно, а она продолжала:
   - Но в чем широчайшего диапазона разнообразие - так это в ответах на вопрос о выигранной сумме денег. Однако и тут есть общая черта преобладающий в ответах меркантилизм. Печально читать написанное юной девушкой: "Накуплю драгоценностей". Той самой девушкой, которая считает, что молодость дана ей для свершений!
   Курдюмова, вздрогнув, закусила губу.
   - Или вот ответ на вопрос "На что ты обращаешь внимание, знакомясь с новым человеком?": "Я вообще предпочитаю, чтобы меня отделяла от людей определенная дистанция, поэтому, знакомясь, я обращаю внимание на цвет его волос". Неплохой образчик абстрактного юмора, однако в каждой шутке есть доля правды. Этот человек действительно ведет себя таким образом, чтобы показать, что от остальных его отделяет некая дистанция, однако это не более чем поза. Жалкая, я бы сказала, поза и ни на чем не основанная.
   Все зашевелились, поворачиваясь в сторону Мурашова, однако он сидел как ни в чем не бывало, рисуя узоры на обложке дневника.
   - В общем, придется признать, что к анкетированию класс отнесся без должной серьезности, - хлопнув ладонью по стопке анкет, проговорила Маргарита Викторовна. - Большинство просто сочло за непосильный труд лишних полминуты подумать над вопросом! Как можно на вопрос "Где ты больше всего любишь проводить время?" ответить "Везде"? Эра, я спрашиваю тебя. Откуда такая леность ума?
   - Я... написала то, что думала, - растерянно пролепетала Эра.
   - Думала?.. Признаков мышления я здесь как раз и не нахожу.
   - А если бы она написала: "В читальном зале городской библиотеки" вам бы понравилось? - с невинным видом спросил Мурашов.
   - Мне бы понравился любой, подчеркиваю, любой обдуманный ответ. Но не отписка! Кстати, как назвать ваш ответ на этот же вопрос: "Там, куда не ходят кенгуру и жирафа"? Это что, снова шутка? И почему "жирафа", а не "жираф"?
   - Потому что женского рода, - с усмешкой объяснил Мурашов.
   Маргарита Викторовна взглянула на него быстро и внимательно; Мурашов тоже глядел на нее прищурясь, и Маргарита Викторовна первой отвела глаза. Лицо у нее вдруг стало каким-то совершенно детским, а нижняя губа оттопырилась, словно она вот-вот заплачет. Ничего не понимая, Эра наблюдала этот безмолвный, но определенно что-то для них обоих значащий обмен взглядами.
   - И вообще, надо понимать, где место для зубоскальства, а где нет! - выкрикнула Маргарита Викторовна, отшвыривая листок анкеты. Она побарабанила пальцами по столу, пытаясь успокоиться, и снова взяла все тот же листок. - Простой, ясный, понятный вопрос: "Чего, по-твоему, недостает твоим родителям?" А наш классный Сократ, не в силах удержаться от оригинальничанья, выводит загадочные письмена: "Н. в. у. д.". Будьте милостивы нам объяснить, что сие мудрствование значит? - Маргарита Викторовна поклонилась в сторону Мурашова.
   - Это значит, во-первых, что я свою анкету не подписывал, и поэтому можно было догадаться, что у меня не было ни малейшего желания выслушивать из нее выдержки. Наверное, и у остальных тоже. А во-вторых, если вы уж такая догадливая, могли бы и сами расшифровать. Это всего-навсего значит: "Не вашего ума дело".
   Прозвенел звонок, и в дверь тотчас просунулась усатая физиономия десятиклассника - начиналась вторая смена.
   - До свидания, - не поднимая глаз, сказала Маргарита Викторовна и вышла, оставив на столе разбросанные анкеты.
   Заглянув в учительскую, Эра увидела, что Маргариты Викторовны там нет, однако в следующий миг она услышала чей-то успокаивающий голос и прерывистый, тихий голос Маргариты Викторовны:
   - Нет, нет... все в порядке, не беспокойтесь...
   Эра нерешительно заглянула за шкаф, в котором хранились классные журналы и дверца которого была сейчас открыта, и между боком шкафа и окном увидела Маргариту Викторовну. Та сидела на плотно вдвинутом сюда стуле, вжавшись в стену, точно желая раствориться, слиться с ней, лицо у нее было опухшим и блестящим от слез, а рядом стояла пожилая химичка и что-то успокаивающе бубнила, протягивая Маргарите Викторовне стакан с водой.
   - Спасибо, не нужно, все в полном порядке, - снова повторила Маргарита Викторовна и попыталась улыбнуться.
   - Чего тебе? - неласково спросила химичка, поворачиваясь к Эре.
   - Извините... вот анкеты... Я не знаю, может, они вам еще нужны?..
   Химичка без слов замахала на Эру рукой, точно на курицу, забредшую в чужой огород, но Эра продолжала стоять. Прозвенел звонок.
   - Вы видите, я в полном порядке, - повторила Маргарита Викторовна.
   Химичка, поставив стакан на окно, смерила Эру осуждающим взглядом, взяла из шкафа журнал и вышла из учительской, проговорив напоследок, адресуясь к Эре:
   - Бессовестные!
   Учительская опустела, лишь в противоположном углу сидела учительница младших классов и разговаривала по телефону с кем-то из домашних.
   - Думаешь, как лучше, а получается... - словно продолжая разговор, сказала Маргарита Викторовна.
   - Вы не расстраивайтесь, - глядя в сторону, проговорила Эра.
   - Всякая работа, увы, имеет свои издержки. И вот перед тобой одна из издержек педагогического труда... Тебя никогда не тянуло в учителя?
   Эра встретилась глазами с Маргаритой Викторовной. Взгляд учительницы был одновременно и настойчивым, и жалким, она словно чего-то ждала от Эры - и Эра снова отвела глаза.
   - Пожалуй... да нет, никогда.
   - Если бы мне сказали, что придется столкнуться с подобным, я бы... я бы просто не поверила! И дело вовсе не в том, что у меня были какие-то идеализированные представления. В нашем классе, например, хватало трудных учеников всякого сорта, но, должна тебе сказать, хватало и трудных учителей. Плохих, неумных, грубых, ну и так далее. Я была уверена, что между теми и другими существует железная зависимость: не будь трудных учителей, не было бы и трудных учеников. Но если учитель хороший... Давай сюда.
   Она забрала у Эры анкеты и, складывая по нескольку штук, принялась рвать их на мелкие кусочки, бросая в мусорную корзину.
   - Я так хотела вас расшевелить! Ваша прежняя учительница - она ведь была немножко ретроград, верно?
   Эра вспомнила Лину Сергеевну, грузную, с тихим голосом и вечно перевязанными эластичными бинтами больными ногами, - она очень печалилась, что пришлось оставлять их, не доучив до выпуска. Правда, последний год Лина Сергеевна чуть ли не через месяц уходила на больничный. Слово "ретроград" как-то не слишком ей подходило.
   - Да нет... в общем...
   - Вы писали по плану. А мне бы хотелось - от души.
   Маргарита Викторовна в ожидании поглядела на Эру.
   - Я понимаю, - выдавила Эра.
   - Знаешь, в тот день, когда вы писали сочинение, помнишь, мне не хотелось сбивать вас ни рапортом дежурного, ни какими-то ненужными фразами, у меня даже настроение было совершенно особенное! И так оплевать все, так поломать... Это я об этом, как его... Даже имя его неприятно произносить.
   - Вы знаете, он не совсем... то есть он совсем не такой.
   - Он смазливый мальчик, вот в чем дело, - испытывающе глянув на Эру, проговорила Маргарита Викторовна. - Но ты вглядись в его глаза: в них ничего нет. Торричеллиева пустота! Абсолютная. Да что ты стоишь передо мной навытяжку? Бери стул.
   - Спасибо. - Эра пододвинула к себе стул.
   - И эта анкета... Она наводит на очень непростые мысли. Неужели молодость дается человеку лишь затем, чтобы прыгать козлом в дискотеке? Бр-р-р! Оторопь берет. Никаких интеллектуальных претензий. Лень, сибаритство, безразличие. Девиз: "Все и всё для меня, я же для других ничего!" Вот образ, который вырисовался у меня из ваших анкет. За очень небольшими исключениями.
   - Но ведь каждый... все такие разные...
   - К сожалению, гораздо более одинаковые, чем тебе кажется. Наше поколение было не таким. Более динамичным, подвижным, любопытным. Более общественным, если хочешь. Мы собирались не для того, чтобы балдеть в дискотеке, а чтобы дискутировать. Искать какие-то собственные, нетипичные подходы к жизни. Мы были философами! Да, да, не улыбайся.
   - Все? - спросила Эра. - Все подряд философы?
   - Да нет, был, конечно, балласт. Вроде этого... Мурашова. - Маргарита Викторовна выговорила эту фамилию с брезгливостью и даже рукой тряхнула, точно сбрасывая какую-то налипшую гадость. - Один пошел в мясники, носит перстень с бриллиантом, ворует, естественно, напропалую, другой спился, третий вообще из тюряги не вылазит. Я, когда их встречаю, перехожу на другую сторону.
   - И все-таки... Он совсем не такой.
   - Кто?
   - Игорь. Мурашов.
   - Должна тебя огорчить. Он именно "такой". Это его бунтарство - за ним ведь ничего не стоит. Да это и не бунтарство, собственно говоря, это хамство. Раздутая до невероятных пределов, ни на чем не основанная амбиция. Душевная тупость! Нравственная ограниченность! Хамство в квадрате!!
   Учительница, разговаривавшая до сих пор по телефону, прикрыла рукой трубку, удивленно глядя на Маргариту Викторовну. Лицо у Маргариты Викторовны пошло красными пятнами, она схватила с подоконника стакан и стала пить воду, звякая зубами о край стекла. Наверное, не стоило говорить сейчас о Мурашове, и все же, глядя в сторону, Эра сказала:
   - У него отец пьет. Даже не пьет, а самый настоящий алкаш. Страшно смотреть, я как-то видела его один раз.
   - Ну... печально, однако в таких семьях вырастают и вполне порядочные дети, а тут...
   - Это не семья. Они вдвоем. Отец с матерью в разводе, мама с младшей дочкой в другом городе, там, где они раньше жили. А Игорь специально с ним остался. Они сюда приехали, чтобы начать новую жизнь. И ничего не получилось...
   - Эра, милая, ты вдумчивый, серьезный человек. Но в данном случае вымышленный образ заслоняет для тебя настоящий. Нужно уметь отличать настоящее от фальши!
   - Он не фальшивый. Он искренний. Каждый человек... почти каждый кем-то представляется, а он - нет. Я, например, тоже представляюсь. У нас всего одна пластинка Армстронга, в анкете я написала, что люблю классический джаз, а это неправда. Я его не люблю просто потому, что ничего, кроме Армстронга, не слышала. Однажды один наш с тетей друг рассказывал о классическом джазе, о Новом Орлеане, негритянских оркестрах - вот я и решила... блеснуть эрудицией.
   - Что ж, эрудиция - тоже неплохо.
   - В общем, почти все врали. Каждый в меру своих сил.
   Маргарита Викторовна улыбнулась.
   - При анализе анкет это непременно учитывается. Но подряд врать невозможно, время от времени человек обязательно проговаривается. То есть анкеты с таким умыслом и составляются - чтобы анкетируемый проговорился.
   - Но ведь это, наверное, очень трудно - так составлять анкету?
   Прозвенел звонок с урока, и Маргарита Викторовна удивленно посмотрела на часы, а потом встала и подошла к висевшему на стене зеркалу, всматриваясь в свое лицо.
   - Да нет, в общем, это несложно, - рассеянно проговорила она, вытирая носовым платком в уголках глаз.
   - Я пойду, - сказала Эра. - До свидания.
   - Будь здорова, - кивнула Маргарита Викторовна. - Готовься, я давно тебя не спрашивала.
   Она выглядела вполне успокоившейся. Возле двери Эра остановилась, пропуская возвращавшихся с урока учителей, и обернулась. Маргарита Викторовна тоже посмотрела на нее, улыбаясь, и помахала ей рукой.
   Эра пошла мимо буфета, чтобы что-нибудь перехватить, но буфет был закрыт. На окне сидела Полынова и доедала пирожное.
   - Недавно закрыли, - сообщила она, качая ногой. - Санитарный час. Ты чего не идешь домой?
   - Да так. А ты?
   - Проблемы, проблемы, - туманно проговорила Полынова. - Человечка одного ждала.
   Она облизала с пальцев сладкие крошки и спрыгнула с окна.
   - Ладно, пошли.
   - А человек?
   - Наверное, другой дорогой пошел.
   - А проблемы?
   - Проблемы остаются. Дело в том, - проговорила Полынова со вздохом, что одной тяжело и скучно. А главное - неинтересно.
   - В каком смысле одной?
   - В том, что у меня нет мальчика.
   - У меня тоже нет.
   - Ты - это совсем другое. Ты такая... Ну, в общем! Ты - для всех.
   Полынова распахнула перед Эрой дверь.
   - У тебя же был.
   - Теперь и не смотрит.
   - Еще бы. Ты как декорация.
   - Как это?
   - Хоть бы улыбнулась. Не бойся, корона с головы не свалится. Он тебе очень нравился?
   - Да нет. Юрка мне нравится больше.
   - Тогда зачем он тебе?
   - Лучше уж такой, чем никакой.
   - Только он, видишь, себя "таким" не считает!
   - Ты думаешь... - Полынова даже остановилась. - Он догадался?!
   - А то нет!
   - И все равно...
   - Да что "все равно"! Вечно ты только о себе. Думаешь, человеку приятно, когда им совершенно не интересуются? Думаешь, человек не чувствует, что тебе на него, в общем, наплевать? А потом еще с девчонками на его счет прохаживаешься.
   - Я не прохаживалась...
   - Ага. Пробегалась. Врала, как он тебе прохода не дает.
   - Эрочка! Ну почему мне так не везет? В любви.
   - А тебе и не должно везти. Если ты себя не переделаешь.
   - Это, знаешь, очень трудно.
   - А ты постарайся. И потом... - Эра запнулась, но все же договорила: - Честно тебе скажу: у тебя глуповатый смех. Ну, хихиканье какое-то очень странное. Ты как-нибудь по-другому попробуй... Перед зеркалом, что ли, потренируйся...
   - Заметано! - пообещала Полынова и схватила Эру за руку во вдруг накатившемся приступе умиления: - Ой, а помнишь, как я пришла к вам в класс? Ты с тех пор для меня - самый близкий человек, Эрочка, самый уважаемый! Помнишь, какая я была дура?..
   Эре вовсе не казалось, что Полынова была тогда дурой. Однако ответить не успела. На остановке у сквера, опершись о невысокую чугунную ограду, стоял Мурашов. Заметив, что Эра на него смотрит, он поднял руку, словно подзывая к себе.
   - А он ничего, - тотчас среагировала Полынова. - Вполне. Ну, желаю... - И она зашагала какой-то сразу изменившейся, семенящей походкой, кокетливо раскачивая сумку.
   Эра остановилась и стала ждать. Мурашов, отлипнув, наконец, от ограды, направился к ней.
   - Тебя, между прочим, жду.
   - Зачем?
   - Нельзя? - ответил он вопросом на вопрос.
   - Можно, - вяло сказала Эра. Как-то муторно было у нее на душе.
   - Осуждаешь?
   Эра промолчала.
   - У тебя даже мнения на этот счет нет? - вспыхнул он. - Не обзавелась?
   - Обзавелась. Она, между прочим, тоже человек. А ошибки...
   - Это, по-твоему, ошибки? Это... провокация, вот что. Чего, деточки, не хватает вашим папам и мамам? - противным голосом пропищал он. - Как можно вообще ответить на этот вопрос?! Денег? Красоты? Счастья? Что ты сама написала, если не секрет?
   - Времени.
   - Ловко выкрутилась.
   - Я не выкручивалась. Они сами всегда так говорят.
   - Завидую я тебе, если это правда.
   - А что ты вообще за чепуху какую-то написал? Про кенгуру и жирафу?
   - Кому надо, тот понял, - сказал он, с усмешкой покосившись на Эру. Убедившись, что она не намерена продолжать расспросы, он проговорил все с той же усмешкой: - Среди папашкиной алкашни есть один такой Сенечка. Я сначала думал - пожилой мужик, а он оказался совсем еще молодой. Такой же пропащий, как и мой. Так этот вот Сенечка учился в одном классе с нашей Маргариткой. Сидел прямо за ней, можешь себе представить!
   - Ну и что? Мало ли кто с кем учился?
   - Он ее терпеть не может.
   - Допустим. Ну так что?
   - Понарассказывал про нее. Ее вообще в классе не любили. Чистюля, активисточка. У нее были два прозвища: за длинные ноги - Кенгуру, а за длинную шею - Жирафа. - Мурашов фыркнул. - Кому ни одного, а кому целых два! Надо же, до чего повезло!
   - Дурак твой Сенечка.
   - Он-то дурак, только к делу это отношения не имеет.
   Мурашов вдруг остановился, так что Эра прошла еще несколько шагов, прежде чем поняла, что идет одна. Она оглянулась. Мурашов стоял, засунув руки в карманы, и с прищуром глядел на нее, точно выжидая.
   - Ты что?
   Он глядел на нее все так же молча.
   - Ладно, топай, - наконец сказал он, небрежно махнул рукой и, круто повернувшись, зашагал обратно.
   Покончив с уроками, Эра вышла из своей комнаты. Тетя Соня сидела перед телевизором, вперившись в экран неподвижным взглядом. На экране в сверкании блесток, в клубах дыма и в ослепительных вспышках лучей бесновался какой-то зарубежный роковый ансамбль. Эра удивленно воззрилась на тетушку: в другое время она непременно бы повела язвительнейший комментарий относительно современной молодежи и ее псевдодуховных ценностей, однако сейчас тетя Соня сидела в молчании, а ее взгляд был совершенно пуст.
   - Может, на другую программу? Теть... переключить?
   Тетушка вздохнула, частично выходя из своего сомнамбулического состояния, и прошептала:
   - Все равно...
   - Тут футбол. - Эра поглядела в программу. - А тут фильм какой-то документальный. Что лучше?
   - Все равно...
   - Все равно не бывает. Чего-то хочется больше, чего-то меньше. Ты подумай, и тебе сразу станет ясно.
   - Ой ли? - слабо улыбнулась тетя. - Я думаю, думаю, а мне ничегошеньки не ясно.
   Эра уже догадалась, что тетины слова имеют отношение отнюдь не к телепрограмме. Она сочувственно поддакнула:
   - Жизнь - сложная штука.
   - Господи боже мой! - фыркнула тетушка, на миг становясь прежней. Терпеть не могу, когда бросаются бездумными фразами!
   - Я не буду бросаться, - проговорила Эра смиренно, - а ты не говори, что тебе все равно. На какую переключить программу?
   - На ту, где ничего нет, - съязвила тетушка.
   - О'кей. - Эра щелкнула выключателем.
   - Мне кажется, я была не права, - вдруг с трудом выговорила тетя Соня. - Убийственно не права.
   - Тетя, я ведь...
   - Как я посмела так грубо, так нечутко с ним разговаривать? продолжала тетушка, не слушая Эру. - В таком хамском тоне! С человеком, который точно так же страдает от одиночества, как и я...
   - Он не страдает, у него...
   - Попугай, ты хочешь сказать?
   - У него сын на Дальнем Востоке.
   Тетушка с досадой на нее взглянула.
   - На Дальнем Востоке - это все равно что на Луне! Он сам мне говорил, что видится с ним раз в три года. Я должна была... должна была его простить, вот что. - Тетушка безотрадно качнула головой и застыла.
   - Тетя, а ведь я тогда еще сказала, что ты должна...
   Но тетушка снова не дала Эре договорить.
   - Увы, поздно... поздно...
   Из уголка ее глаза вылилась слеза и повисла на кончике носа.
   - Но если ты первая...
   - Я?! Ты думаешь, у меня хватит сил это сделать?! Если бы ты только знала, сколько раз я набирала сегодня его номер! И... столько же раз бросала трубку. Я... Я не могу. Такой ужасный стыд от содеянного. И спазм... в горле... Может быть... ты?
   - Я? Ну, хорошо. - Эра сняла трубку. - Что ему сказать? Тетя просит прощения и хочет помириться? Так?
   - Нет-нет, - испугалась тетушка. - Разве такие вещи говорятся по телефону?! Надо видеть глаза, ощущать оттенки голоса... Ты должна с ним встретиться.
   - Ладно, зайду к нему на днях.
   - На днях?! Завтра же! Не откладывая ни минуты!
   - Ага.
   - Очень тебе благодарна. А теперь, - тетушка суетливо заглянула Эре в лицо, - давай потренируемся, как тебе вести себя и что говорить.
   - Теть, ну зачем?.. Судя по обстановке. Во-первых, я все равно все забуду. Ты же знаешь, с памятью у меня не очень-то; а во-вторых, нужные слова появятся сами собой, стоит лишь увидеть человека.
   - Да? - с сомнением спросила тетушка. - Ну, как знаешь... как знаешь...
   Однако назавтра Эра так и не встретилась с Валерием Павловичем. На последнем уроке по расписанию должна была быть география, однако вместо географа Павла Петровича с его вечной улыбкой на краснощеком лице в класс вошла Маргарита Викторовна, неся журнал под мышкой.
   - Здравствуйте, садитесь. Павел Петрович заболел. Вместо географии проведем урок русского языка. Мурашов, идите к доске. Пишите.
   Она продиктовала несколько предложений, а когда Мурашов закончил, спросила:
   - Могли бы вы разделить эти предложения по каким-либо признакам? Если да, то по каким?
   Мурашов молча смотрел на доску.
   - Скажите правила, которые, по-вашему, относятся к данному примеру.
   - Сложносочиненные и сложноподчиненные предложения, - зашептала с первой парты Верочка Облакевич.
   - Облакевич, спокойнее. Вы пойдете отвечать второй.
   - Я не учил. - Мурашов с вызовом глянул на Маргариту Викторовну. Между прочим, русский язык у нас завтра.