Страница:
– Растрезвонит, – убеждённо заключил Егор. – Ему только дай этот… как его… информационный повод.
– М-м… пожалуй, – согласился Володька. – Ладно, сделаем так. Я сам с ним поговорю. Он ведь знает, что я с автомобилями напрямую связан. Скажу, что, мол, в среде автолюбителей появился такой слушок о необычной машине с фантастическими возможностями. А если пристанет, где да откуда, скажу, что сам точно не знаю, поэтому к нему и обращаюсь. Пусть гордится собственной значимостью.
– Он и так ею гордится, – усмехнулся Егор.
– Значит, пусть ещё больше гордится. А ты, давай, Зоенькой вплотную займись, а то, гляди, другие займутся.
– Другие это кто? Уж не ты ли? – с шутливым подозрением осведомился Егор.
– Да я бы и рад, – вздохнул Володька, – но уж больно мне моя жена нравится.
Расходились гости далеко за полночь. С Назарчуком Володьке в этот раз поговорить не удалось, – холостяк-редактор, отвергнутый прекрасной и неприступной Зоей, с горя быстро надрался, что называется, до положения риз, и ещё в одиннадцать часов был положен в такси и отправлен домой.
Егор тоже выпил довольно много, но пьяным себя не чувствовал: весь праздничный вечер он менял гостям тарелки и пепельницы, шутил, смеялся, охотно поддерживал любую беседу, вовремя подносил дамам зажигалку, танцевал и даже пытался петь под гитару, что случалось с ним крайне редко по причине полнейшего отсутствия музыкального слуха.
Ещё он ухаживал за Зоей. То есть, не то, чтобы особенно ухаживал, но уделял ей, скажем так, повышенное внимание. Во-первых, потому что ждал сегодня эту девушку и обрадовался, когда она пришла, а во-вторых, ему хотелось, чтобы Зоя понравилась не только ему и Володьке, но и всем остальным.
Однако оставаться на ночь Зоя отказалась решительно.
– Это было бы слишком просто, Егорушка, – ласково усмехнулась она, когда он с прямотой русского художника-керамиста предложил ей этот вариант. – Проводи меня лучше до такси.
– Какое такси! – возмутился именинник, обрадованный, что не получил по морде. – Я сам тебя отвезу!
– Ты же прилично выпил!
– Ну и что? Я выпивший, чтоб ты знала, вожу гораздо лучше, чем трезвый. А если учесть, что сейчас ночь, и машин на улицах практически не осталось, то тебе, то есть, нам вообще не о чём беспокоиться. Доставлю в лучшем виде.
Видимо от того, что этим вечером Зоя тоже пила не только чай и апельсиновый сок, а может быть из-за свойственной молодости беспечности она поддалась на уговоры и села в машину.
До Зоиного дома добралась без приключений, и Егору даже удалось сорвать на прощанье с прелестных губ один, но очень сладкий поцелуй. Но когда он, проследив как девушка скрылась в подъезде, отъехал на пару сотен метров, пришлось остановиться.
Так бывает. Человек веселиться весь вечер, не считает выпитых рюмок и чувствует себя превосходно, но потом вдруг, скачком, пьянеет. И вот уже перед глазами всё плывёт и качается, в голове мутятся и путаются мысли, а тело неадекватно реагирует на приказы мозга.
Фу ты, чёрт!
Егор приткнулся к обочине в тёмном переулке, потянул вверх ручной тормоз и выключил фары.
Надо немного посидеть и прийти в себя. Что это меня так вдруг растащило, интересно… Всё ж было замечательно. Ф-фу, блин с горохом, голова-то как кружится… Ничего, сейчас чуточку посидим, отдохнём и всё пройдёт. А потом потихоньку-потихоньку…
Проснулся Егор от холода. Он открыл глаза и увидел, во-первых, что уже утро, а во-вторых, что он сидит за рулём своей машины, которая, в свою очередь, мирно стоит перед воротами его дома с выключенным двигателем.
– Вот те на! – вслух сказал Егор и вылез наружу.
Утро только что родилось и было оно, как и любое другое утро на земле, прекрасным и удивительным.
Егору Хорунжему, однако, было не до красот. С одной стороны он всё ещё очень хотел спать, с другой сильно замёрз, а с третьей не мог понять каким образом он вместе с автомобилем оказался возле дома.
Я прекрасно помню, как остановился в переулке, соображал Егор, открывая ворота и загоняя машину внутрь, остановился отдохнуть, потому что внезапно опьянел и ехать в таком состоянии дальше не мог. Блин с горохом! Не мог же я, в самом деле, на полном автопилоте доехать до дома и вырубиться! Или мог? Вообще-то однажды, помнится, подобный случай был в моей биографии. Это когда мы сдали все три этажа в профилактории завода «Красный Аксай». Тогда я тоже не помнил, как доехал до дома. Но с другой стороны, тогда я вообще не помнил, что со мной происходило на протяжении часов, наверное, четырёх. Оно и понятно – организм был сильно подорван сумасшедшей работой на протяжении двух месяцев. Ведь не спали почти тогда и ели в основном колбасу, хлеб и портвейн «Молдавский», а тут… Я же всё помню! Ну, допустим, вырубился я в машине… То есть, получается, что я сначала вырубился, а уж потом, не приходя, так сказать в сознание, доехал до дома. Интересное кино.
Уже поднявшись на крыльцо, и открыв дверь, он обернулся и окинул сверкающий новенькой краской автомобиль подозрительным взором. «Жигулёнок», скромно потупив фары, стоял посреди двора с самым невинным видом. Егор тряхнул головой, прогоняя наваждение, и решительно открыл дверь. Спать. Сначала спать, а уж всё остальное – потом.
Согревшись под тёплым одеялом и проваливаясь в сладкий утренний сон, Егор услышал, как где-то коротко рассмеялась женщина и приятным голосом вразбивку сказала: «Е-гор».
Глюк, последним обрывком сознания сообразил он и потерял связь с реальностью.
Глава восьмая
Чёрный «мерседес» подрезал машину Егора Хорунжего в понедельник на улице Красных Зорь в двенадцать часов двадцать пять минут среди бела дня.
Место было крайне неудобное для манёвра.
То есть, место было такое, что никакой манёвр в сложившейся ситуации был вообще неосуществим.
«Мерседес» полностью перегородил проезжую часть. Оставалась возможность объехать его справа по тротуару, но для этого нужно было сдать назад, где вплотную к Егору уже встала красная «ауди».
И монтировка, блядь, в багажнике, только и успел подумать Егор, как из машин полезли молодые откормленные представители мужского пола рода человеческого с лицами отнюдь не отмеченными печатью интеллекта.
Одного Егор узнал сразу – тот самый, который гнался в пятницу за Зоей, а потом и за ними. Собственно, и чёрный «мерс» он тоже сразу узнал, но всё таки шевелилась мыслишка, что вдруг это не тот, и он ошибся… Напрасно шевелилась.
Теперь, видимо, по случаю жаркого майского дня несостоявшийся Зоин ухажёр обрядился в жёлтые пляжные шорты ниже колен и цветастую шёлковую рубаху с короткими рукавами. Узкие солнцезащитные очки и толстая золотая цепь на шее с массивным золотым же (дань старой традиции) крестом на шее вполне гармонично дополняли прикид.
Егор вздохнул и обречённо вылез из машины.
Шестеро неторопливо взяли его в полукруг.
– Ну что, козёл? – снимая очки, ласково спросил «цветастый». – Допрыгался?
У него оказались маленькие, глубоко посажёные глаза неопределённого цвета и почти без ресниц.
Прямо не человек, а карикатура какая-то, подумал Егор, причём карикатура плохая. Ему совершенно не к месту и не ко времени стало смешно и он не удержал улыбку.
– Глянь, он ещё и лыбится! – изумился один из дружков «цветастого». – Ну, падла…
– Не пыли, – остановил его «цветастый», – Я сам разберусь. Вот что, козлик, – обратился он к Егору. – Ты мне дорожку перешёл, а за это люди платят. Ты понял?
– Не понял, – честно признался Егор.
– Уж больно тачка у тебя клёвая, – нехорошо улыбаясь, объяснил «цветастый». – Надо же, от моего «мерса» на трассе ушла! Видать, большой специалист переделывал… Ну так вот. Я о тебе кое-какие справки навёл. Фраерок ты небогатый, и взять с тебя нечего. Кроме тачки. Ну и дома твоего, конечно. Развалюха твоя мне и на хер не нужна, а вот тачка… Тачка дело другое. Люблю я, понимаешь, хорошие тачки. Значит, будет так: ты нам свой супержигуль, а мы тебе – здоровье,
– Это в каком смысле?
– Это в таком смысле, что цел останешься, – осклабился «цветастый». – При руках, ногах и прочем.
– А если нет? – поинтересовался Егор.
– Ну, тогда тебе ни тачки не видать, ни здоровья, – погрустнел «цветастый» и неожиданно захохотал во всю пасть.
Из пасти густо несло пивом, луком и жвачкой «дирол без сахара».
Егор вытянул из нагрудного кармана сигарету, нарочито медленно закурил и врастяжку осведомился:
– Вообще-то, братва, хотелось бы узнать, с кем я имею дело? А то ведь как-то, согласитесь, неправильно получается: вы меня знаете, а я вас нет.
– Это легко, – согласилась противостоящая сторона. – Боря меня зовут. Боря Богатяновский. Спроси, если есть у кого.
– Да найдётся, – заставил себя непринуждённо усмехнуться Егор. Усмешка, правда, вышла несколько кривоватой, – о Боре Богатяновском он слышал, и слухи эти приятными было назвать никак нельзя.
– Вот и спроси. А потом подумай. Сроку тебе на думанье – два дня. А чтоб думалось лучше и быстрее… – Богатяновский неожиданно шагнул вперёд и с коротким замахом нанёс Егору удар снизу в солнечное сплетение.
После такого удара, если, разумеется, он проходит, человек сгибается пополам, падает и некоторое время думает, что вот прямо сейчас умрёт, потому что ему совершенно нечем дышать и очень-очень больно.
Это если удар проходит.
Этот удар не прошёл.
Егор совершенно автоматически сделал четверть шага назад (слава Богу, что стоял не вплотную к машине) и успел подставить локоть.
– …твою мать! – взвыл Боря Богатяновский, хватаясь левой рукой за правую, – судя по всему, он выбил себе палец.
Борины «нукеры» недоуменно уставились на вожака. На их памяти подобного никогда не случилось: буквально в пятницу шеф получил по яйцам от какой-то совершенно незнакомой девки, а сейчас – на тебе! – умудрился выбить (а может, и сломать!) палец о локоть этого долговязого лоха.
Егор, однако, дожидаться дальнейшего развития событий не стал. Действуя исключительно по наитию и вдохновению, он скользнул за руль, воткнул первую передачу и дал газ.
«Копейка» прыгнула с места вперёд, словно уличная кошка, подстерёгшая неосторожного голубя, и врубилась в правое переднее крыло Бориного «мерседеса».
Заскрежетал сминаемый металл. «Мерс» развернуло по оси, и Егор вырвался на оперативный простор под крики: «Стой!», «Гад!», «Урою!», «Падла!» и всякие другие разные громкие слова.
Он тут же свернул налево, потом направо, пропетлял по переулкам, не притормаживая (хрен с ними, с амортизаторами!) даже перед особо опасными колдобинами, которых тут традиционно хватало. Амортизаторы, впрочем, вели себя достойно, и скоро Егор выскочил к центру, пересёк Большую Садовую, повернул на Красноармейской… Погони, вроде, не было. Однако назревала насущная необходимость в немедленных и совершенно конкретных действиях, и Егор поехал к Володьке.
На его счастье друг оказался дома (редкий случай в понедельник!) – стоял себе в полуголом виде на балконе, неспешно курил и лениво оглядывал пустынную улицу.
Машину Егора, с вдребезги разбитыми фарами, изрядно помятым левым крылом, сорванной с защёлки и помятой же крышкой капота и вогнутой внутрь решёткой радиатора, он заметил сразу. Внимательно пригляделся, аккуратно затушил сигарету в пепельнице и пошёл вниз открывать.
– Холодного пивка? – полувопросительно предложил он, пропуская Егора в комнату.
– Всенепременно, – кивнул тот и рухнул в мягкое кресло.
Молча выпили по запотевшему бокалу холодного «Дона №3».
– Рассказывай, – потребовал Володька.
Егор коротко поведал о событиях последнего часа.
– У меня, конечно, найдутся люди, к которым можно обратиться по данному поводу, – раздумчиво сказал Володька, когда Егор закончил. – Но они, понимаешь, потом не отвяжутся. Помочь помогут, но соки все выпьют. Сам будешь не рад, что обратился. Можно ещё ментов попросить вмешаться. Есть у меня кое-какие связи…(Егор поморщился) Да, ты прав, это на самый крайний случай. Нам бы, блин, такого бандита найти, который бы с одной стороны имел достаточный авторитет, а с другой оставался приличным человеком. Только где ж такого взять…
– Э, погоди! – подскочил в кресле Егор. – У меня же именно такой и есть! Коля Тищенко! Король!
– Кто такой? – ревниво осведомился Володька. – Что-то я не слыхал.
– А, – махнул рукой Егор, – это было ещё до нашего с тобой знакомства. Мы с ним вместе работали. Точнее, я работал на него. При советской власти ещё дело было.
– Это как? – изумился Володька. – Ты был бандитом при советской власти?!
– Володя, как тебе не стыдно! Керамистом я был, как и сейчас. А Коля Тищенко, он же Король, тоже тогда был не бандитом, а, наоборот, художником, и мы с ним…
И Егор Хорунжий с удовольствием поведал своему другу Володьке Четвертакову историю художника Николая Тищенко.
В юности Коля активно занимался боксом у знаменитого ростовского тренера Ефима Школяра. Ефим, которого все его воспитанники за глаза ласково называли Фимой, успешно лепил из хулиганистых подростков с ростовских окраин, а также центровых, вполне приличных людей и настоящих мужчин. Очень многие, благодаря его стараниям и врождённому педагогическому таланту, не сели в семидесятых и начале восьмидесятых годов в тюрьму, а стали нормальными рабочими, инженерами, врачами, офицерами… разумеется, все они при этом оставались боксёрами, учениками и воспитанниками Фимы Школяра. Коля же Тищенко после восьмого класса пошёл учиться на художника в Ростовское художественное училище им. М. Грекова. При этом бокс не бросил, а даже наоборот к восемнадцати годам дорос до кандидата в мастера спорта. А позже и до мастера. Надо заметить, что был Коля мальчиком крупным, но поджарым, выступал в полутяжёлом весе и по манере ведения боя на ринге напоминал чем-то молодого Кассиуса Клея, позже назвавшегося Мухаммедом Али.
Одновременно с боксом, живописью, рисунком и ваянием занимался юный Коля Тищенко и некоторыми иными делами.
Был он родом из посёлка Александровка – окраинного рабочего района Ростова-на-Дону, и вырос в окружении редко трезвых представителей рабочего класса, а также разнокалиберного ворья и хулиганья. Он и сам слыл первым хулиганом. Своё право на достойную жизнь и уважение нужно было завоёвывать кулаками, и тут очень помог бокс, а также врождённая Колина стать и благоприобретённая смелость пополам с лихой ростовской бесшабашностью. В четырнадцать лет он начал обретать свой авторитет на пыльных летом и грязных осенью и весной улочках Александровки, и в шестнадцать только родители по-прежнему звали его Колей. Все остальные – Королём.
К нему шли со своими обидами, проблемами и предложениями со всего посёлка, и он, как истинный король, старался не оставлять без внимания никого из своих подданных.
Потом Король успешно окончил художественное училище, отслужил свои два года в десантных войсках, вернулся в родной Ростов и честно попытался стать профессиональным художником.
К тридцати семи годам ему удалось осуществить в шамоте[1] несколько довольно крупных проектов, сделать две-три мозаики на тему светлого социалистического сегодня и ещё более светлого коммунистического завтра, поучаствовать в выставках областного уровня. На самом деле становилось ясно, что большого художника из Коли не получится, и в первую очередь это становилось ясно ему самому. Очередной профессионал-ремесленник, не больше. Но Коля, как человек целеустремлённый и умеющий добиваться своего (не зря его прозвали Королём!), хотел стать членом Союза художников СССР и занятий монументально-прикладным искусством не бросал. Да и чем ему было ещё заниматься? Не на завод же, в самом деле, идти! А один хороший заказ на барельеф из шамота или, скажем, мозаику стоил в 80-е годы очень и очень неплохо. На эти деньги вполне можно было достойно жить.
Как раз в это время они и встретились: тридцатисемилетний Николай Тищенко по кличке Король и двадцатидвухлетний начинающий художник-керамист Егор Хорунжий…
Коля получил тогда заказ на целых четыре шамотных барельефа 6х3м в каком-то профтехучилище и ему были срочно нужны молодые и не очень требовательные на деньги исполнители. Егор подошёл по всем статьям, поскольку только что ступил на тернистый путь керамиста и ожидать слишком высокой оплаты за свой труд не мог.
Три месяца в одной команде сблизили их. Не настолько, чтобы стать друзьями, но на хороший товарищеский уровень они вышли. Тем более, когда выяснилось, что Егор, хоть и немного, но тоже занимался боксом и даже некоторое время тренировался у Ефима Школяра…
А потом работа была закончена, деньги получены и справедливо поделены, и товарищи разошлись каждый по своим делам.
И кончились стыдливые восьмидесятые, и начались бесстыдные девяностые. Распался Союз Советских Социалистических Республик. Да что там Союз! Связь времён распалась. Впрочем, лишь для того. чтобы начать восстанавливать самую себя на более глубинном, надёжном уровне. И тут-то вот, в эпоху, так сказать, первичного накопления капитала, расцвёл настоящий Колин талант. Тот самый, благодаря которому он в шестнадцать лет получил кличку Король.
Кто-то вспомнил о Николае Тищенко, пригласил поработать, и уже через пять лет новой (а на самом деле старой, но подзабытой) трудовой деятельности он негласно возглавлял одну из крупнейших бандитских группировок в городе, одновременно для прикрытия числясь обычным тренером по боксу при электровозоремонтном заводе.
Тренером он действительно работал. Собственно, они и встретились опять году в 96-м, когда Егор, вдруг решивший поддержать физическую форму, пришёл в зал к Королю. Месяца два, наверное, Егор исправно ходил на тренировки, пару раз пил с Королём пиво под ни с чем не сравнимого донского леща и один раз даже водку. Вспоминали былые денёчки, шутили, смеялись. Король к старому товарищу не изменился, был внимателен и вообще давал понять, что ставит Егора на одну доску рядом с собой.
Потом у Егора случился большой и срочный заказ на глиняную посуду, потом он ушёл в запой, потом опять заказ и снова запой, потом умер отец… В общем, о боксе и Короле он забыл надолго.
И вот пришло время вспомнить.
– Хм-м, – выслушав Егоров рассказ поскрёб небритый подбородок Володька. – Не знаю, не знаю… Король… Боря Богатановский, знаешь ли, тоже в своём роде король. Впрочем, позвонить всё равно надо.
– Дома ли он… – Егор покосился на круглые кварцевые настенные часы.
– Стрелка стояла на пяти минутах третьего.
– Звони, звони. На вот тебе телефон и звони, – Володька протянул другу трубку радиотелефона.
Коля оказался дома и по его голосу Егор понял, что его рады слышать.
– Ну что там у тебя стряслось? – напрямик спросил Король после ритуальных «как дела» и «все нормально».
– Почему обязательно стряслось?
– Во-первых, голос тебя выдаёт. Волнуешься. А во-вторых, мне редко звонят старые знакомые просто для того, чтобы поинтересоваться моим драгоценным здоровьем.
– И как твоё драгоценное здоровье? – поинтересовался Егор.
– Да в целом неплохо, – хмыкнул Король. – А твоё?
Тоже. Но может стать гораздо хуже.
– Али кто обидеть хочет?
– Есть такие поползновения.
– И кто, ежели не секрет?
– Не секрет. Боря Богатяновский.
– А… – в голосе Короля скользнуло презрение. – Что от тебя надо этому борову?
– Слушай, Коля, давай лучше встретимся, и я тебе все расскажу, а то по телефону как-то…
– А чем тебя не устраивает телефон? – искренне удивился Тищенко, – Давай, рассказывай, пока у меня время есть. А встретиться со мной сейчас трудно. Занят я часто.
Егор вздохнул и вкратце пересказал события пятницы и то, что случилось уже сегодня.
Король слушал внимательно. Трубку наполняла тишина, и создавалось впечатление, что на другом конце провода вообще никого нет.
– Алло, ты слушаешь? – прервал сам себя Егор.
– Слушаю, слушаю. Давай, рассказывай дальше.
– А что дальше… всё. Сижу вот у друга теперь и звоню тебе.
– И правильно делаешь. Я только одного не пойму. Как это ты на своей развалюхе от Бориного «мерса» ушёл? Да ещё по таганрогской трассе! Что-то прямо даже не верится.
– Мне друг машину сделал, – уверенно соврал Егор и подмигнул Володьке, который внимательно прислушивался к разговору. – Двигатель перебрал, ходовую… ещё по мелочам. Так что движок у меня теперь суперфорсированный, и от «мерса» даже на трассе уйти – не проблема.
– Это как же нужно перебрать движок «копейки», чтобы она от Бориного «мерса» уходила!? – не поверил Король. – Ты ври, да не завирайся. Мы тут тоже кое-что понимаем, не вчера за баранку сели.
– Ну, фактически-то движок он новый поставил, там от старого практически ничего и не осталось. «Перебрал», наверное, не совсем точное слово… Слушай, Коля, ты же знаешь, что механик из меня, как из метлы клюшка. Не разбираюсь я в этом практически. Сделал и сделал. Хочешь, сам посмотри и покатайся. Чего ты пристал?
– Пристал, потому что, если это правда, то мне такой друг тоже пригодится. Кто он такой? Где работает?
– Погоди, – Егор прикрыл трубку ладонью. – О тебе спрашивает, – прошептал он Володьке. – Говорит, что ему нужен такой мастер. Спрашивает, как тебя зовут и где ты работаешь. Ну, что делать будем?
Четвертаков секунду подумал.
– Вместе кашу заварили, – решительно сказал он, – вместе и расхлёбывать. Дай-ка мне трубку.
Они договорились быстро – мастер спорта по авторалли и гениальный механик Владимир Четвертаков и бывший художник-прикладник, а ныне «санитар общества» Николай Тищенко по кличке Король.
У Короля был БМВ – трёхлетка с врождёнными проблемами, что с данной маркой автомобилей случается редко, но всё же случается.
Четвертаков обещал разобраться с проблемами БМВ.
Король, в свою очередь, обещал разобраться с проблемой по имени Боря Богатяновский.
На том и порешили.
Егор опять взял трубку, выслушал предложение Короля позвонить ему, Королю, сегодня вечером часиков эдак в девять или, если он до двенадцати не появится, прийти завтра с самого утра в спортзал. «Не забыл ещё где?», «Как можно, Коля!», «Заходил бы иногда по мешку постучать для здоровья», «Очень даже может быть, что и зайду», «Ну, не кашляй», «Спасибо, Коля», «Пока не за что».
Егор аккуратно положил трубку на журнальный столик и налил себе в высокий бокал чешского стекла с переводной картинкой на боку, на которой картинке был изображён гоночный болид класса «Формула-1», пива. Друг Володька в точности повторил его действия.
Пошли покурим на балкон? – предложил Егор. – А то что-то жарковато.
Пошли, – охотно согласился Володька.
Они вышли на балкон, закурили и оба чуть не выронили бокалы на тротуар.
Напротив Володькиного дома стоял Егоров «жигулёнок». Целёхонький. Как только что с конвейера.
Глава девятая
– М-м… пожалуй, – согласился Володька. – Ладно, сделаем так. Я сам с ним поговорю. Он ведь знает, что я с автомобилями напрямую связан. Скажу, что, мол, в среде автолюбителей появился такой слушок о необычной машине с фантастическими возможностями. А если пристанет, где да откуда, скажу, что сам точно не знаю, поэтому к нему и обращаюсь. Пусть гордится собственной значимостью.
– Он и так ею гордится, – усмехнулся Егор.
– Значит, пусть ещё больше гордится. А ты, давай, Зоенькой вплотную займись, а то, гляди, другие займутся.
– Другие это кто? Уж не ты ли? – с шутливым подозрением осведомился Егор.
– Да я бы и рад, – вздохнул Володька, – но уж больно мне моя жена нравится.
Расходились гости далеко за полночь. С Назарчуком Володьке в этот раз поговорить не удалось, – холостяк-редактор, отвергнутый прекрасной и неприступной Зоей, с горя быстро надрался, что называется, до положения риз, и ещё в одиннадцать часов был положен в такси и отправлен домой.
Егор тоже выпил довольно много, но пьяным себя не чувствовал: весь праздничный вечер он менял гостям тарелки и пепельницы, шутил, смеялся, охотно поддерживал любую беседу, вовремя подносил дамам зажигалку, танцевал и даже пытался петь под гитару, что случалось с ним крайне редко по причине полнейшего отсутствия музыкального слуха.
Ещё он ухаживал за Зоей. То есть, не то, чтобы особенно ухаживал, но уделял ей, скажем так, повышенное внимание. Во-первых, потому что ждал сегодня эту девушку и обрадовался, когда она пришла, а во-вторых, ему хотелось, чтобы Зоя понравилась не только ему и Володьке, но и всем остальным.
Однако оставаться на ночь Зоя отказалась решительно.
– Это было бы слишком просто, Егорушка, – ласково усмехнулась она, когда он с прямотой русского художника-керамиста предложил ей этот вариант. – Проводи меня лучше до такси.
– Какое такси! – возмутился именинник, обрадованный, что не получил по морде. – Я сам тебя отвезу!
– Ты же прилично выпил!
– Ну и что? Я выпивший, чтоб ты знала, вожу гораздо лучше, чем трезвый. А если учесть, что сейчас ночь, и машин на улицах практически не осталось, то тебе, то есть, нам вообще не о чём беспокоиться. Доставлю в лучшем виде.
Видимо от того, что этим вечером Зоя тоже пила не только чай и апельсиновый сок, а может быть из-за свойственной молодости беспечности она поддалась на уговоры и села в машину.
До Зоиного дома добралась без приключений, и Егору даже удалось сорвать на прощанье с прелестных губ один, но очень сладкий поцелуй. Но когда он, проследив как девушка скрылась в подъезде, отъехал на пару сотен метров, пришлось остановиться.
Так бывает. Человек веселиться весь вечер, не считает выпитых рюмок и чувствует себя превосходно, но потом вдруг, скачком, пьянеет. И вот уже перед глазами всё плывёт и качается, в голове мутятся и путаются мысли, а тело неадекватно реагирует на приказы мозга.
Фу ты, чёрт!
Егор приткнулся к обочине в тёмном переулке, потянул вверх ручной тормоз и выключил фары.
Надо немного посидеть и прийти в себя. Что это меня так вдруг растащило, интересно… Всё ж было замечательно. Ф-фу, блин с горохом, голова-то как кружится… Ничего, сейчас чуточку посидим, отдохнём и всё пройдёт. А потом потихоньку-потихоньку…
Проснулся Егор от холода. Он открыл глаза и увидел, во-первых, что уже утро, а во-вторых, что он сидит за рулём своей машины, которая, в свою очередь, мирно стоит перед воротами его дома с выключенным двигателем.
– Вот те на! – вслух сказал Егор и вылез наружу.
Утро только что родилось и было оно, как и любое другое утро на земле, прекрасным и удивительным.
Егору Хорунжему, однако, было не до красот. С одной стороны он всё ещё очень хотел спать, с другой сильно замёрз, а с третьей не мог понять каким образом он вместе с автомобилем оказался возле дома.
Я прекрасно помню, как остановился в переулке, соображал Егор, открывая ворота и загоняя машину внутрь, остановился отдохнуть, потому что внезапно опьянел и ехать в таком состоянии дальше не мог. Блин с горохом! Не мог же я, в самом деле, на полном автопилоте доехать до дома и вырубиться! Или мог? Вообще-то однажды, помнится, подобный случай был в моей биографии. Это когда мы сдали все три этажа в профилактории завода «Красный Аксай». Тогда я тоже не помнил, как доехал до дома. Но с другой стороны, тогда я вообще не помнил, что со мной происходило на протяжении часов, наверное, четырёх. Оно и понятно – организм был сильно подорван сумасшедшей работой на протяжении двух месяцев. Ведь не спали почти тогда и ели в основном колбасу, хлеб и портвейн «Молдавский», а тут… Я же всё помню! Ну, допустим, вырубился я в машине… То есть, получается, что я сначала вырубился, а уж потом, не приходя, так сказать в сознание, доехал до дома. Интересное кино.
Уже поднявшись на крыльцо, и открыв дверь, он обернулся и окинул сверкающий новенькой краской автомобиль подозрительным взором. «Жигулёнок», скромно потупив фары, стоял посреди двора с самым невинным видом. Егор тряхнул головой, прогоняя наваждение, и решительно открыл дверь. Спать. Сначала спать, а уж всё остальное – потом.
Согревшись под тёплым одеялом и проваливаясь в сладкий утренний сон, Егор услышал, как где-то коротко рассмеялась женщина и приятным голосом вразбивку сказала: «Е-гор».
Глюк, последним обрывком сознания сообразил он и потерял связь с реальностью.
Глава восьмая
Чёрный «мерседес» подрезал машину Егора Хорунжего в понедельник на улице Красных Зорь в двенадцать часов двадцать пять минут среди бела дня.
Место было крайне неудобное для манёвра.
То есть, место было такое, что никакой манёвр в сложившейся ситуации был вообще неосуществим.
«Мерседес» полностью перегородил проезжую часть. Оставалась возможность объехать его справа по тротуару, но для этого нужно было сдать назад, где вплотную к Егору уже встала красная «ауди».
И монтировка, блядь, в багажнике, только и успел подумать Егор, как из машин полезли молодые откормленные представители мужского пола рода человеческого с лицами отнюдь не отмеченными печатью интеллекта.
Одного Егор узнал сразу – тот самый, который гнался в пятницу за Зоей, а потом и за ними. Собственно, и чёрный «мерс» он тоже сразу узнал, но всё таки шевелилась мыслишка, что вдруг это не тот, и он ошибся… Напрасно шевелилась.
Теперь, видимо, по случаю жаркого майского дня несостоявшийся Зоин ухажёр обрядился в жёлтые пляжные шорты ниже колен и цветастую шёлковую рубаху с короткими рукавами. Узкие солнцезащитные очки и толстая золотая цепь на шее с массивным золотым же (дань старой традиции) крестом на шее вполне гармонично дополняли прикид.
Егор вздохнул и обречённо вылез из машины.
Шестеро неторопливо взяли его в полукруг.
– Ну что, козёл? – снимая очки, ласково спросил «цветастый». – Допрыгался?
У него оказались маленькие, глубоко посажёные глаза неопределённого цвета и почти без ресниц.
Прямо не человек, а карикатура какая-то, подумал Егор, причём карикатура плохая. Ему совершенно не к месту и не ко времени стало смешно и он не удержал улыбку.
– Глянь, он ещё и лыбится! – изумился один из дружков «цветастого». – Ну, падла…
– Не пыли, – остановил его «цветастый», – Я сам разберусь. Вот что, козлик, – обратился он к Егору. – Ты мне дорожку перешёл, а за это люди платят. Ты понял?
– Не понял, – честно признался Егор.
– Уж больно тачка у тебя клёвая, – нехорошо улыбаясь, объяснил «цветастый». – Надо же, от моего «мерса» на трассе ушла! Видать, большой специалист переделывал… Ну так вот. Я о тебе кое-какие справки навёл. Фраерок ты небогатый, и взять с тебя нечего. Кроме тачки. Ну и дома твоего, конечно. Развалюха твоя мне и на хер не нужна, а вот тачка… Тачка дело другое. Люблю я, понимаешь, хорошие тачки. Значит, будет так: ты нам свой супержигуль, а мы тебе – здоровье,
– Это в каком смысле?
– Это в таком смысле, что цел останешься, – осклабился «цветастый». – При руках, ногах и прочем.
– А если нет? – поинтересовался Егор.
– Ну, тогда тебе ни тачки не видать, ни здоровья, – погрустнел «цветастый» и неожиданно захохотал во всю пасть.
Из пасти густо несло пивом, луком и жвачкой «дирол без сахара».
Егор вытянул из нагрудного кармана сигарету, нарочито медленно закурил и врастяжку осведомился:
– Вообще-то, братва, хотелось бы узнать, с кем я имею дело? А то ведь как-то, согласитесь, неправильно получается: вы меня знаете, а я вас нет.
– Это легко, – согласилась противостоящая сторона. – Боря меня зовут. Боря Богатяновский. Спроси, если есть у кого.
– Да найдётся, – заставил себя непринуждённо усмехнуться Егор. Усмешка, правда, вышла несколько кривоватой, – о Боре Богатяновском он слышал, и слухи эти приятными было назвать никак нельзя.
– Вот и спроси. А потом подумай. Сроку тебе на думанье – два дня. А чтоб думалось лучше и быстрее… – Богатяновский неожиданно шагнул вперёд и с коротким замахом нанёс Егору удар снизу в солнечное сплетение.
После такого удара, если, разумеется, он проходит, человек сгибается пополам, падает и некоторое время думает, что вот прямо сейчас умрёт, потому что ему совершенно нечем дышать и очень-очень больно.
Это если удар проходит.
Этот удар не прошёл.
Егор совершенно автоматически сделал четверть шага назад (слава Богу, что стоял не вплотную к машине) и успел подставить локоть.
– …твою мать! – взвыл Боря Богатяновский, хватаясь левой рукой за правую, – судя по всему, он выбил себе палец.
Борины «нукеры» недоуменно уставились на вожака. На их памяти подобного никогда не случилось: буквально в пятницу шеф получил по яйцам от какой-то совершенно незнакомой девки, а сейчас – на тебе! – умудрился выбить (а может, и сломать!) палец о локоть этого долговязого лоха.
Егор, однако, дожидаться дальнейшего развития событий не стал. Действуя исключительно по наитию и вдохновению, он скользнул за руль, воткнул первую передачу и дал газ.
«Копейка» прыгнула с места вперёд, словно уличная кошка, подстерёгшая неосторожного голубя, и врубилась в правое переднее крыло Бориного «мерседеса».
Заскрежетал сминаемый металл. «Мерс» развернуло по оси, и Егор вырвался на оперативный простор под крики: «Стой!», «Гад!», «Урою!», «Падла!» и всякие другие разные громкие слова.
Он тут же свернул налево, потом направо, пропетлял по переулкам, не притормаживая (хрен с ними, с амортизаторами!) даже перед особо опасными колдобинами, которых тут традиционно хватало. Амортизаторы, впрочем, вели себя достойно, и скоро Егор выскочил к центру, пересёк Большую Садовую, повернул на Красноармейской… Погони, вроде, не было. Однако назревала насущная необходимость в немедленных и совершенно конкретных действиях, и Егор поехал к Володьке.
На его счастье друг оказался дома (редкий случай в понедельник!) – стоял себе в полуголом виде на балконе, неспешно курил и лениво оглядывал пустынную улицу.
Машину Егора, с вдребезги разбитыми фарами, изрядно помятым левым крылом, сорванной с защёлки и помятой же крышкой капота и вогнутой внутрь решёткой радиатора, он заметил сразу. Внимательно пригляделся, аккуратно затушил сигарету в пепельнице и пошёл вниз открывать.
– Холодного пивка? – полувопросительно предложил он, пропуская Егора в комнату.
– Всенепременно, – кивнул тот и рухнул в мягкое кресло.
Молча выпили по запотевшему бокалу холодного «Дона №3».
– Рассказывай, – потребовал Володька.
Егор коротко поведал о событиях последнего часа.
– У меня, конечно, найдутся люди, к которым можно обратиться по данному поводу, – раздумчиво сказал Володька, когда Егор закончил. – Но они, понимаешь, потом не отвяжутся. Помочь помогут, но соки все выпьют. Сам будешь не рад, что обратился. Можно ещё ментов попросить вмешаться. Есть у меня кое-какие связи…(Егор поморщился) Да, ты прав, это на самый крайний случай. Нам бы, блин, такого бандита найти, который бы с одной стороны имел достаточный авторитет, а с другой оставался приличным человеком. Только где ж такого взять…
– Э, погоди! – подскочил в кресле Егор. – У меня же именно такой и есть! Коля Тищенко! Король!
– Кто такой? – ревниво осведомился Володька. – Что-то я не слыхал.
– А, – махнул рукой Егор, – это было ещё до нашего с тобой знакомства. Мы с ним вместе работали. Точнее, я работал на него. При советской власти ещё дело было.
– Это как? – изумился Володька. – Ты был бандитом при советской власти?!
– Володя, как тебе не стыдно! Керамистом я был, как и сейчас. А Коля Тищенко, он же Король, тоже тогда был не бандитом, а, наоборот, художником, и мы с ним…
И Егор Хорунжий с удовольствием поведал своему другу Володьке Четвертакову историю художника Николая Тищенко.
В юности Коля активно занимался боксом у знаменитого ростовского тренера Ефима Школяра. Ефим, которого все его воспитанники за глаза ласково называли Фимой, успешно лепил из хулиганистых подростков с ростовских окраин, а также центровых, вполне приличных людей и настоящих мужчин. Очень многие, благодаря его стараниям и врождённому педагогическому таланту, не сели в семидесятых и начале восьмидесятых годов в тюрьму, а стали нормальными рабочими, инженерами, врачами, офицерами… разумеется, все они при этом оставались боксёрами, учениками и воспитанниками Фимы Школяра. Коля же Тищенко после восьмого класса пошёл учиться на художника в Ростовское художественное училище им. М. Грекова. При этом бокс не бросил, а даже наоборот к восемнадцати годам дорос до кандидата в мастера спорта. А позже и до мастера. Надо заметить, что был Коля мальчиком крупным, но поджарым, выступал в полутяжёлом весе и по манере ведения боя на ринге напоминал чем-то молодого Кассиуса Клея, позже назвавшегося Мухаммедом Али.
Одновременно с боксом, живописью, рисунком и ваянием занимался юный Коля Тищенко и некоторыми иными делами.
Был он родом из посёлка Александровка – окраинного рабочего района Ростова-на-Дону, и вырос в окружении редко трезвых представителей рабочего класса, а также разнокалиберного ворья и хулиганья. Он и сам слыл первым хулиганом. Своё право на достойную жизнь и уважение нужно было завоёвывать кулаками, и тут очень помог бокс, а также врождённая Колина стать и благоприобретённая смелость пополам с лихой ростовской бесшабашностью. В четырнадцать лет он начал обретать свой авторитет на пыльных летом и грязных осенью и весной улочках Александровки, и в шестнадцать только родители по-прежнему звали его Колей. Все остальные – Королём.
К нему шли со своими обидами, проблемами и предложениями со всего посёлка, и он, как истинный король, старался не оставлять без внимания никого из своих подданных.
Потом Король успешно окончил художественное училище, отслужил свои два года в десантных войсках, вернулся в родной Ростов и честно попытался стать профессиональным художником.
К тридцати семи годам ему удалось осуществить в шамоте[1] несколько довольно крупных проектов, сделать две-три мозаики на тему светлого социалистического сегодня и ещё более светлого коммунистического завтра, поучаствовать в выставках областного уровня. На самом деле становилось ясно, что большого художника из Коли не получится, и в первую очередь это становилось ясно ему самому. Очередной профессионал-ремесленник, не больше. Но Коля, как человек целеустремлённый и умеющий добиваться своего (не зря его прозвали Королём!), хотел стать членом Союза художников СССР и занятий монументально-прикладным искусством не бросал. Да и чем ему было ещё заниматься? Не на завод же, в самом деле, идти! А один хороший заказ на барельеф из шамота или, скажем, мозаику стоил в 80-е годы очень и очень неплохо. На эти деньги вполне можно было достойно жить.
Как раз в это время они и встретились: тридцатисемилетний Николай Тищенко по кличке Король и двадцатидвухлетний начинающий художник-керамист Егор Хорунжий…
Коля получил тогда заказ на целых четыре шамотных барельефа 6х3м в каком-то профтехучилище и ему были срочно нужны молодые и не очень требовательные на деньги исполнители. Егор подошёл по всем статьям, поскольку только что ступил на тернистый путь керамиста и ожидать слишком высокой оплаты за свой труд не мог.
Три месяца в одной команде сблизили их. Не настолько, чтобы стать друзьями, но на хороший товарищеский уровень они вышли. Тем более, когда выяснилось, что Егор, хоть и немного, но тоже занимался боксом и даже некоторое время тренировался у Ефима Школяра…
А потом работа была закончена, деньги получены и справедливо поделены, и товарищи разошлись каждый по своим делам.
И кончились стыдливые восьмидесятые, и начались бесстыдные девяностые. Распался Союз Советских Социалистических Республик. Да что там Союз! Связь времён распалась. Впрочем, лишь для того. чтобы начать восстанавливать самую себя на более глубинном, надёжном уровне. И тут-то вот, в эпоху, так сказать, первичного накопления капитала, расцвёл настоящий Колин талант. Тот самый, благодаря которому он в шестнадцать лет получил кличку Король.
Кто-то вспомнил о Николае Тищенко, пригласил поработать, и уже через пять лет новой (а на самом деле старой, но подзабытой) трудовой деятельности он негласно возглавлял одну из крупнейших бандитских группировок в городе, одновременно для прикрытия числясь обычным тренером по боксу при электровозоремонтном заводе.
Тренером он действительно работал. Собственно, они и встретились опять году в 96-м, когда Егор, вдруг решивший поддержать физическую форму, пришёл в зал к Королю. Месяца два, наверное, Егор исправно ходил на тренировки, пару раз пил с Королём пиво под ни с чем не сравнимого донского леща и один раз даже водку. Вспоминали былые денёчки, шутили, смеялись. Король к старому товарищу не изменился, был внимателен и вообще давал понять, что ставит Егора на одну доску рядом с собой.
Потом у Егора случился большой и срочный заказ на глиняную посуду, потом он ушёл в запой, потом опять заказ и снова запой, потом умер отец… В общем, о боксе и Короле он забыл надолго.
И вот пришло время вспомнить.
– Хм-м, – выслушав Егоров рассказ поскрёб небритый подбородок Володька. – Не знаю, не знаю… Король… Боря Богатановский, знаешь ли, тоже в своём роде король. Впрочем, позвонить всё равно надо.
– Дома ли он… – Егор покосился на круглые кварцевые настенные часы.
– Стрелка стояла на пяти минутах третьего.
– Звони, звони. На вот тебе телефон и звони, – Володька протянул другу трубку радиотелефона.
Коля оказался дома и по его голосу Егор понял, что его рады слышать.
– Ну что там у тебя стряслось? – напрямик спросил Король после ритуальных «как дела» и «все нормально».
– Почему обязательно стряслось?
– Во-первых, голос тебя выдаёт. Волнуешься. А во-вторых, мне редко звонят старые знакомые просто для того, чтобы поинтересоваться моим драгоценным здоровьем.
– И как твоё драгоценное здоровье? – поинтересовался Егор.
– Да в целом неплохо, – хмыкнул Король. – А твоё?
Тоже. Но может стать гораздо хуже.
– Али кто обидеть хочет?
– Есть такие поползновения.
– И кто, ежели не секрет?
– Не секрет. Боря Богатяновский.
– А… – в голосе Короля скользнуло презрение. – Что от тебя надо этому борову?
– Слушай, Коля, давай лучше встретимся, и я тебе все расскажу, а то по телефону как-то…
– А чем тебя не устраивает телефон? – искренне удивился Тищенко, – Давай, рассказывай, пока у меня время есть. А встретиться со мной сейчас трудно. Занят я часто.
Егор вздохнул и вкратце пересказал события пятницы и то, что случилось уже сегодня.
Король слушал внимательно. Трубку наполняла тишина, и создавалось впечатление, что на другом конце провода вообще никого нет.
– Алло, ты слушаешь? – прервал сам себя Егор.
– Слушаю, слушаю. Давай, рассказывай дальше.
– А что дальше… всё. Сижу вот у друга теперь и звоню тебе.
– И правильно делаешь. Я только одного не пойму. Как это ты на своей развалюхе от Бориного «мерса» ушёл? Да ещё по таганрогской трассе! Что-то прямо даже не верится.
– Мне друг машину сделал, – уверенно соврал Егор и подмигнул Володьке, который внимательно прислушивался к разговору. – Двигатель перебрал, ходовую… ещё по мелочам. Так что движок у меня теперь суперфорсированный, и от «мерса» даже на трассе уйти – не проблема.
– Это как же нужно перебрать движок «копейки», чтобы она от Бориного «мерса» уходила!? – не поверил Король. – Ты ври, да не завирайся. Мы тут тоже кое-что понимаем, не вчера за баранку сели.
– Ну, фактически-то движок он новый поставил, там от старого практически ничего и не осталось. «Перебрал», наверное, не совсем точное слово… Слушай, Коля, ты же знаешь, что механик из меня, как из метлы клюшка. Не разбираюсь я в этом практически. Сделал и сделал. Хочешь, сам посмотри и покатайся. Чего ты пристал?
– Пристал, потому что, если это правда, то мне такой друг тоже пригодится. Кто он такой? Где работает?
– Погоди, – Егор прикрыл трубку ладонью. – О тебе спрашивает, – прошептал он Володьке. – Говорит, что ему нужен такой мастер. Спрашивает, как тебя зовут и где ты работаешь. Ну, что делать будем?
Четвертаков секунду подумал.
– Вместе кашу заварили, – решительно сказал он, – вместе и расхлёбывать. Дай-ка мне трубку.
Они договорились быстро – мастер спорта по авторалли и гениальный механик Владимир Четвертаков и бывший художник-прикладник, а ныне «санитар общества» Николай Тищенко по кличке Король.
У Короля был БМВ – трёхлетка с врождёнными проблемами, что с данной маркой автомобилей случается редко, но всё же случается.
Четвертаков обещал разобраться с проблемами БМВ.
Король, в свою очередь, обещал разобраться с проблемой по имени Боря Богатяновский.
На том и порешили.
Егор опять взял трубку, выслушал предложение Короля позвонить ему, Королю, сегодня вечером часиков эдак в девять или, если он до двенадцати не появится, прийти завтра с самого утра в спортзал. «Не забыл ещё где?», «Как можно, Коля!», «Заходил бы иногда по мешку постучать для здоровья», «Очень даже может быть, что и зайду», «Ну, не кашляй», «Спасибо, Коля», «Пока не за что».
Егор аккуратно положил трубку на журнальный столик и налил себе в высокий бокал чешского стекла с переводной картинкой на боку, на которой картинке был изображён гоночный болид класса «Формула-1», пива. Друг Володька в точности повторил его действия.
Пошли покурим на балкон? – предложил Егор. – А то что-то жарковато.
Пошли, – охотно согласился Володька.
Они вышли на балкон, закурили и оба чуть не выронили бокалы на тротуар.
Напротив Володькиного дома стоял Егоров «жигулёнок». Целёхонький. Как только что с конвейера.
Глава девятая
– И что, вы хотите сказать, что это моя машина? – с какой-то даже горечью осведомился Егор у пустынной улицы.
Улица безмолвствовала.
– Пошли, – тихо сказал Володька. – Поглядим.
Они спустились вниз, вышли под открытое небо и с опаской приблизились к автомобилю.
– Обе фары были разбиты, – сказал Егор, когда они с Володькой не просто осмотрели, а буквально ощупали чуть ли не каждый квадратный сантиметр передних крыльев, решётки радиатора, бампера, фар и капота. – Левое крыло помято, погнуты бампер и решётка, капот помят и сорван с защёлки. В общем, ремонта долларов на хрен знает сколько.
– На сто тридцать, – авторитетно заявил Четвертаков. – Как минимум.
– И где? – растерянно спросил Егор у друга. – Куда подевался ремонт на сто тридцать долларов? Только не уверяй меня, пожалуйста, что пока мы сидели у тебя, пили пиво и беседовали по телефону с Королём, пришёл добрый дядя-золотые-руки и вмиг всё починил.
– Я и не собираюсь. За это время даже я с лучшей своей бригадой не успел бы. А в этом городе мне равных нет. – Володька подумал и добавил. – Да и в стране, пожалуй, не много найдётся. Разве что в мире…
– Так что же случилось?
– Ты меня спрашиваешь? Твоя машина, у себя и спрашивай. Или у неё.
– У неё… Это мысль. Знать бы ещё как спросить… Ты, кстати, с Назарчуком говорил?
– Говорил. Клянётся, что ни о чём подобном раньше не слышал. Но обещал разузнать и, если что, рассказать. Я от него еле отцепился потом, всё спрашивал меня, откуда такая информация.
– Самовосстанавливающийся автомобиль, – пробормотал Егор. – Самоочищающийся автомобиль. Обучающий автомобиль. Я теперь, знаешь ли, по-французски почти всё понимаю безо всякого перевода. Читать, правда, не могу, а так… И по-английски тоже. Думаю теперь вот за испанский взяться. А там и до немецкого с итальянским недалеко.
– И на хрена это тебе?
– Буду знать языки. Плохо что ли?
– Голову только забивать… Впрочем, твоё дело. Ты, кстати, забыл, что она ещё и лечит. У меня гастрит прошёл. И вообще самочувствие улучшилось после пятницы. Сплю как сурок…
– Ну, не знаю, не знаю… Гастрит у тебя мог и сам пройти. Похмелье-то она на лечит… А что есть похмелье? Та же болезнь организма. Вчера, например, у меня было похмелье, и мне было плохо.
– Похмелье – это не болезнь организма. Похмелье – это возмездие организма за содеянное над ним, организмом, насилие. И потом… Ты вот раньше с похмелья что делал?
Улица безмолвствовала.
– Пошли, – тихо сказал Володька. – Поглядим.
Они спустились вниз, вышли под открытое небо и с опаской приблизились к автомобилю.
– Обе фары были разбиты, – сказал Егор, когда они с Володькой не просто осмотрели, а буквально ощупали чуть ли не каждый квадратный сантиметр передних крыльев, решётки радиатора, бампера, фар и капота. – Левое крыло помято, погнуты бампер и решётка, капот помят и сорван с защёлки. В общем, ремонта долларов на хрен знает сколько.
– На сто тридцать, – авторитетно заявил Четвертаков. – Как минимум.
– И где? – растерянно спросил Егор у друга. – Куда подевался ремонт на сто тридцать долларов? Только не уверяй меня, пожалуйста, что пока мы сидели у тебя, пили пиво и беседовали по телефону с Королём, пришёл добрый дядя-золотые-руки и вмиг всё починил.
– Я и не собираюсь. За это время даже я с лучшей своей бригадой не успел бы. А в этом городе мне равных нет. – Володька подумал и добавил. – Да и в стране, пожалуй, не много найдётся. Разве что в мире…
– Так что же случилось?
– Ты меня спрашиваешь? Твоя машина, у себя и спрашивай. Или у неё.
– У неё… Это мысль. Знать бы ещё как спросить… Ты, кстати, с Назарчуком говорил?
– Говорил. Клянётся, что ни о чём подобном раньше не слышал. Но обещал разузнать и, если что, рассказать. Я от него еле отцепился потом, всё спрашивал меня, откуда такая информация.
– Самовосстанавливающийся автомобиль, – пробормотал Егор. – Самоочищающийся автомобиль. Обучающий автомобиль. Я теперь, знаешь ли, по-французски почти всё понимаю безо всякого перевода. Читать, правда, не могу, а так… И по-английски тоже. Думаю теперь вот за испанский взяться. А там и до немецкого с итальянским недалеко.
– И на хрена это тебе?
– Буду знать языки. Плохо что ли?
– Голову только забивать… Впрочем, твоё дело. Ты, кстати, забыл, что она ещё и лечит. У меня гастрит прошёл. И вообще самочувствие улучшилось после пятницы. Сплю как сурок…
– Ну, не знаю, не знаю… Гастрит у тебя мог и сам пройти. Похмелье-то она на лечит… А что есть похмелье? Та же болезнь организма. Вчера, например, у меня было похмелье, и мне было плохо.
– Похмелье – это не болезнь организма. Похмелье – это возмездие организма за содеянное над ним, организмом, насилие. И потом… Ты вот раньше с похмелья что делал?