Эйклифф Джонатан. Матрица смерти

   – Эндрю! Оставьте их и идите ко мне.
   Я оглянулся и увидел две фигуры, стоявшие на пороге церкви.
   – Все в порядке, Эндрю. Делайте, как он говорит.
   Это был голос Генриетты, напряженный, полный страха. Ценою больших усилий она заставила его не дрожать. Они пошли по боковому нефу, и я увидел, что это и в самом деле была Генриетта, а с ней – отец Сильвестри.
   Милн выпрямился и указал пальцем на Сильвестри:
   – Убирайтесь отсюда, священник. Вам здесь нечего делать.
   Сильвестри не обратил на это внимания. Он шел по проходу и разговаривал со мной. Голос его был спокоен.
   – У него нет больше над вами власти, Эндрю. Уйдите от него. Ступайте с Генриеттой. Она знает, что делать.
   Я попятился, но в это время снова раздался крик ребенка. Я не мог бросить его.
   – Эндрю, оставайтесь на месте. – Голос Милна был холоден и властен. – Рэмзи, держите его.
   Маклин хотел схватить меня за руку, но я уже пришел в себя и был полон гнева. Я ударил его в солнечное сплетение, и он согнулся пополам. Затем я стукнул его по горлу. Он упал, задыхаясь и хватая ртом воздух.
   Я ринулся к гробу и открыл крышку. О, боже, я не хочу вспоминать об этом моменте. Я не хотел смотреть, что там внутри, но мне нужно было найти ребенка. Он лежал на груди у Катрионы. Я схватил его и прижал к себе, затем, пошатываясь, двинулся к двери.
   В эту минуту я почувствовал, как меня взяли за другую руку. Я хотел вырваться, но услышал шепот, в самое ухо. Очень нежный и знакомый голос:
   – Пойдем со мной, дорогой. Тебе пора уходить.
   Я был абсолютно уверен, что это не двойник. Это сама Катриона нашла меня.
   Она провела меня через алтарь, мимо всех этих хлопающих, мерзких тварей, на которых я старался не смотреть, к двери, где меня ждали Сильвестри и Генриетта. Я почувствовал поцелуй на щеке, и Катриона исчезла.
   Генриетта шагнула ко мне и взяла от меня ребенка.
   – Моя машина у ворот, Эндрю. Давайте поскорей уедем отсюда.
   Я запнулся.
   – Катриона...
   Генриетта кивнула:
   – Да, я видела ее. Но вы должны отпустить ее.
   Ребенок хныкал. Позади я слышал разгневанный голос Милна. Свечи замигали и погасли.
   Генриетта потянула меня к двери.
   – А как же Сильвестри? – спросил я.
   – Ему так нужно, – сказала Генриетта. – Он знает, что делает.
   В дверях я обернулся. В алтаре горел неестественно яркий свет. Ангус Милн стоял на его фоне с поднятыми над головой руками. Я слышал гулкое эхо его голоса в пустом здании. Вторая фигура, похожая на тень, двигалась навстречу ему, будто преодолевая порывы ветра.
   – Больше вы ничего сделать не можете, – сказала Генриетта.
   Я взглянул в последний раз. Сильвестри продолжал идти. Я слышал его голос, тихий, но уверенный. Дверь закрылась, и мы вышли на улицу. Было морозно.

Глава 34

   В приходе нас ждал молодой священник. Сильвестри проинструктировал его о том, как поступить с нами.
   – Сегодня же вы должны уехать из Эдинбурга, – сказал он. – Оба. Я дам вам денег. Ни в коем случае не возвращайтесь сюда. Никто не должен знать, куда вы уехали. Вам нужно поменять имена, получить новые документы. Я вам помогу. Эндрю, – обратился он ко мне. – Думаю, вы до конца жизни не обретете покоя. У этого человека в Фесе большая агентура. Милн тоже не успокоится, к тому же у него хорошая память. Куда бы вы ни уехали, будьте все время настороже. Никому не доверяйте, никому не открывайтесь. Ни с кем не дружите, особенно если кто-нибудь захочет подружиться с вами. Ребенка оставьте мне. Я распоряжусь, чтобы о нем позаботились и вернули утром родителям. Здесь вам больше делать нечего.
   Генриетта уже собрала вещи. Она со священником ходила ко мне на квартиру и упаковала вещи для отъезда.
   – Как вы догадались, где найти меня? – спросил я.
   – Мы знали, что вы либо в Пеншиел-Хаус, либо там, – объяснила Генриетта. – Сильвестри почти был уверен, что в церкви. Именно там хранились останки Катрионы.
   – Что будет с ними?
   Ответил священник:
   – Я оповещу полицию. И постараюсь, чтобы они не преследовали вас. Инспектор Камерон – католик. Он поймет.
   – А Сильвестри? – спросил я. – Мы не можем оставить его там.
   – Это моя забота, – ответил священник. – Вам нужно подумать о себе и о Генриетте.
   Вскоре мы выехали в машине Генриетты, взяв курс на север. Мы ехали всю ночь, в темноте. А на щеке я все еще чувствовал прикосновение губ, которых там не было.

* * *

   Наша темнота и наш свет живут в море. Отлив сменяется приливом, и так изо дня в день. Мы живем в маленьком доме на маленьком острове, названия которого я вам не скажу. Генриетта ткет, а время от времени обучает маленьких детей английскому языку. Я выучился ремеслу каменщика. Время от времени пишу статьи для академических журналов, но это бывает нечасто. Хорошо, что я говорю здесь по-гэльски. Люди не задают много вопросов.
   Отец мой умер через полгода после того, как мы уехали из Эдинбурга. Я видел некролог в местной газете. Мать живет одна. Я звоню ей каждую неделю, но даже и ей не могу сказать, где нахожусь.
   Отца Энцио Сильвестри похоронили на иезуитском кладбище во Флоренции. Обстоятельства его смерти не сделали достоянием общественности. Я молюсь за него каждую ночь, хотя по-прежнему не верю в Бога.
   Мы поженились с Генриеттой, вскоре после того, как приехали сюда. Оказалось, мы любим друг друга. У каждого из нас свои воспоминания. Мы оба ощущаем беспокойство, но научились ценить то, что имеем. Зимой на море неуютно. В следующем году Генриетта ожидает ребенка.

* * *

   Прошлой ночью я слышал что-то за дверями дома. Возможно, это было мое воображение. Генриетте я ничего не сказал. Но если сегодня это повторится, придется ей сказать. В этом случае нам придется переехать в другое место...
   Так как нам предназначены стихи псалма:
   Они блуждали в пустыне по безлюдному пути и не находили населенного города.