Страница:
Болота, окруженные со всех сторон невысокими холмами и покрытые многоцветным узорчатым ковром пышной растительности, — это ли не идеальное прибежище для самых разных животных?
Следует признать, что за исключением центральной области плато Мату-Гросу нам практически ничего не известно о значительной части территории Колумбии, о том месте, где сходятся границы Венесуэлы и Гайаны, и об отдельных, немалых участках Андской горной цепи. Далеко не полностью исследована и лесная зона Патагонии.
Наконец, в Южной Америке есть место, заслуживающее особого внимания. Не только потому, что там, согласно некоторым предположениям, обитают пигмеи и необыкновенные чудовища, но и по той причине, что оно представляет собой практически неприступный естественный заповедник. Это место расположено у истоков Ориноко.
Там, посреди Гран-Сабаны, труднопроходимых джунглей, возвышаются месы, огромные песчаниковые плато, отделенные от остального мира отвесными остроконечными скалами высотой от 1000 до 3000 метров. Некоторые из этих мес, выступающих, подобно островам, из «зеленого океана», достигают в длину 30 километров и более. О том, что таится за густой растительностью, покрывающей вершины мес, известно очень немногое. Тем не менее часть была исследована, и первопроходцы, кроме все прочего, обнаружили там совершенно новые виды грызунов, похожих на своих собратьев, обитающих в Венесуэльских Андах, в сотнях километров к западу от этих мест! Месы отделились от Анд в незапамятные времена.
Исследование этих плато оказалось занятием небезопасным. В 1937 году летчик и исследователь Джимми Энджел попытался сесть на вершину месы Ауян-Тепуи, «Горы дьявола», но его самолет упал в болото рядом со скалой. Энджелу, однако, удалось извлечь немного пользы из своего героического предприятия, поскольку он смог обследовать местность лишь в радиусе ста метров от болота, где потерпел аварию его самолет. Дело в том, что склоны мес сплошь изрезаны трещинами и расселинами, образующими целую сеть непреодолимых препятствий.
Нам действительно мало что известно о венесуэльской Гран-Сабане — в подтверждение тому достаточно вспомнить, что в пятидесятые годы Джимми Энджел открыл там несколько водопадов, которые по величине в двадцать раз превосходят знаменитый Ниагарский водопад. [2].
Вырываясь из чрева отвесных, полуторакилометровой вышины, скал Ауян-Тепуи, эти гигантские водяные смерчи низвергаются вертикально с высоты 980 метров, что в три раза превышает высоту Эйфелевой башни! Поскольку расщелины, откуда бьют эти громадные струи, почти всегда скрыты облаками, индейцы торепаны когда-то рассказывали конкистадорам, что в их стране есть грозные каскады, которые падают прямо с неба! Однако им, разумеется, никто не верил…
Следовательно, самый крупный в мире водопад был открыт лишь совсем недавно — неужели сей факт не заставит призадуматься скептиков? Как бы там ни было, но если бы вы им сказали, что видели в тех местах бронтозавра, будьте уверены, они бы рассмеялись вам в лицо…
В этой связи приходится часто слышать мнение, будто именно таинственные венесуэльские месы вдохновили Конан Дойла на написание знаменитого романа «Затерянный мир». В книге, как вы помните, английские исследователи открывают отрезанное от остального мира высокое плато, где, кроме прочих «пережитков» прошлого, сохранились все виды гигантских доисторических рептилий, живших на Земле, в мезозойскую эру. В ответ на вполне понятное недоверие, с каким был воспринят рассказ путешественников по их возвращении на родину, глава экспедиции профессор Челленджер выпускает из клетки живого птеродактиля как очередное доказательство, с которым трудно не согласиться. А создатели экранизации романа пошли еще дальше: согласно их версии Челленджер и его спутники привозят с собой в Лондон живого диплодока, который, разорвав свои путы, принимается сеять ужас в самом сердце английской столицы, правда, к счастью для лондонцев, все кончается тем, что он оказывается в Темзе…
На самом же деле, как явствует из воспоминаний полковника Фосетта, действие романа разворачивается на холмах Рикардо-Франко, лежащих намного южнее, в месте слияния рек Верде и Гуапоре (где сходятся границы Бразилии и Боливии). В отрывке, где Фосетт рассказывает о том, что произошло с ним и его спутниками в октябре 1908 года, когда путешественники умирали с голоду в местах, которые этот английский исследователь с горечью окрестил «отравленной преисподней», мы читаем: «Над нами вздымались ввысь изрезанные глубокими трещинами отвесные скалы Рикардо-Франко, с плоскими, таинственными вершинами. Ничто не могло нарушить тайну этих вершин — ни время, ни человек. Они были покрыты густыми зарослями — казалось, что это настоящий затерянный мир, и воображение заселяло его разными доисторическими существами, которые вполне могли там сохраниться до наших дней. Не знавшие борьбы за существование в постоянно менявшихся условиях, чудовища, жившие на заре человечества, быть может, продолжают жить и поныне, надежно огражденные от остального мира неприступными склонами скал. Во всяком случае, такое предположение выдвинул Конан Дойл после того, как, вернувшись в Лондон, я рассказал ему об этих холмах и показал их фотографии. Тогда-то он и задумал написать роман, действие которого должно было происходить в сердце Южной Америки, и попросил сообщить ему подробные сведения о тех краях, что я и сделал с удовольствием. Так родился его „Затерянный мир“, печатавшийся с продолжениями в 1912 году в „Стрэнд мэгэзин“, а потом вышедший в свет отдельной книгой, которую ждал огромный успех».
Сколько естествоиспытателей-романтиков и молодых зоологов, жаждавших приключений, мечтали открыть свой «затерянный мир» после прочтения этого удивительнейшего из романов!
Однако наивно полагать, будто для того, чтобы оказаться оторванным от остального мира и избежать жестокой борьбы за выживание, отдельным представителям доисторической фауны понадобилось заточать себя на вершине месы или на каком-нибудь забытом Богом островке. Пристанищем для таких реликтов может быть любой континент, любой крупный остров; Австралию, к примеру, вполне можно назвать «затерянным миром» сумчатых, Мадагаскар — «затерянным миром» лемуровых или царством пернатых, которое некогда процветало. Глухие места, непригодные для жизни многих животных, есть на всех континентах — там-то и могут обитать отдельные виды фауны, приспособившиеся к местным условиям. Девственные чащобы, непроходимые горы, подземелья, песчаные пустыни — на свете еще столько «затерянных миров»! И столько же вероятностей сделать удивительные зоологические открытия!
Оставим в стороне ихтиологов и других специалистов, увлеченных поисками невиданных морских животных: фауна океанов, покрывающих три четверти земного шара, настолько богата, а морские глубины так мало изучены, что ихтиологам и иже с ними здесь все карты в руки. Тем более что самые крупные виды морской фауны до сих пор официально не зарегистрированы. Действительно, существование гигантского морского змея — самого легендарного ее представителя — отныне не подвергается никаким сомнениям: единственно пока,еще вызывает споры его видовая принадлежность.
Каждый морской улов может оказаться с «сюрпризом». Так, в результате систематических поисков, проводившихся в 1952 году в водах Калифорнийского залива, удалось выловить не менее 50 неизвестных видов рыб. Однако, чтобы сделать интересные открытия, не обязательно самому заниматься рыбной ловлей. Фактически ихтиологи, описавшие «новые» виды калифорнийских рыб, заметили, что многие из них продавались с лотков на мексиканских рынках!
В дальнейшем мы увидим, что сенсационные находки делаются не только в «многолюдных» местах. Случалось, что неизвестные виды и роды млекопитающих и птиц удавалось обнаружить… среди экспонатов в музеях естественной истории, а иногда даже в зоологических садах.
Что касается земной фауны и обитателей пресноводных водоемов, можно, вероятно, считать, что они изучены полностью и нам вряд ли удастся отыскать среди них нечто новое. Говоря откровенно, здесь все зависит от размеров искомых животных.
Для энтомолога, например, полем деятельности является весь земной шар. Но чтобы обогатить науку, представителем коей он является, ему бывает достаточно исследовать собственный сад. То же самое можно сказать и о специалистах по изучению других беспозвоночных или обитателей пресноводных водоемов, чьи размеры в целом невелики. Даже отправляясь в глубины карстовых колодцев, подземных пещер и рек, они могут быть уверены: их ждет там много интересного. Находки спелеологов способствовали тому, что в зоологии было создано целое новое направление, цель которого — регистрация и изучение этих открытий.
«Однако, — пишет доктор Морис Бертон, сотрудник Британского музея, — если мы будем довольствоваться малыми видами и станем искать только насекомых, пауков и им подобных, тогда вряд ли стоит пытаться проникнуть в недоступные места: новые малые виды можно найти и в шаге от дверей своего дома».
Поэтому не надо удивляться, что тем, кто в буквальном смысле слова «занят поисками маленьких зверушек», каждый год приносит богатый урожай новых видов и подвидов, среди которых одних только насекомых насчитывается около 5000 разновидностей.
Что касается неизвестных до сих пор видов мелких земных позвоночных, то описывать их случается не так часто, тем не менее это происходит ежегодно десятки раз: порой зоологам удается обнаружить около тридцати редких видов млекопитающих и двух-трех представителей пернатых. Чаще всего это крохотные грызуны, иногда летучие мыши, даже маленькие сумчатые или насекомоядные; гораздо реже встречаются пернатые, и уж совсем редко — рептилии или амфибии.
Но стоит только задаться целью отыскать невиданное животное крупных размеров, как зона поисков значительно сужается, ограничиваясь, главным образом, местами, перечисленными выше. Однако уточним, что, за исключением Антарктиды, малоизученные или совсем не исследованные области составляют одну десятую часть выступающей из воды земной поверхности!
Впрочем, любой человек, которому приходилось хоть немного путешествовать, понимает, что даже в самых известных уголках Земли есть труднодоступные места, могущие служить прибежищем для невиданных зверей. Для европейцев вряд ли можно найти более показательный тому пример, нежели случай, впервые описанный в 1938 году Вилли Леем. В то время часто появлялись сообщения о том, что в Швейцарских и Австрийских Альпах видели «ящерицу» длиной 60—90 сантиметров, которую никому до сих пор так и не удалось поймать…
Но вот что досадно: еще никому не удалось найти и обследовать останки или панцирь этого животного, которое могло бы считаться самой крупной европейской ящерицей.
А в том, что оно существует, не может быть никаких сомнений. В результате исследования, проведенного в 30-х годах местными газетами и научными журналами, были собраны показания шестидесяти очевидцев. Все они в один голос заявляли, что длина тела животного составляла примерно 60—90 сантиметров, оно имело вытянутую форму, а его задняя часть к концу резко суживалась. Спина у зверя имела коричневатый оттенок, а брюхо — бежевый. У него имелся толстый короткий хвост, шеи не было, а на его приплюснутой голове сверкали два огромных шаровидных глаза. Его лапы были такие тонкие и короткие, что кое-кто даже пытался утверждать, будто задние конечности у него вообще отсутствовали. Некоторые уверяли, что он был покрыт чешуей, но этот факт не всегда находил подтверждение. Во всяком случае, все были единодушны во мнении, что зверь шипел подобно змее.
Иные легенды о «татцельвурме», безусловно, можно подвергнуть сомнению. Особенно те из них, в которых говорится, что он прыгает на 2—3 метра, проявляет не свойственную ящерицам агрессивность и настолько ядовит, что «способен убить человека одним только дыханием».
Однако, разумеется, не все в этих рассказах вымысел. Как-то раз в 1908 году один профессиональный охотник, пользовавшийся полным доверием австрийского приват-советника А. фон Дразеновича, наткнулся на этого зверя под Мурау, что в Верхней Штирии, на высоте 1500 метров. Зверь напоминал гигантского червя длиной 50 и толщиной 8 сантиметров, ко всему прочему у него были четыре короткие лапы. Охотник знал про агрессивный нрав рептилии и, прежде чем к ней приблизиться, извлек из чехла нож. Когда он подошел к зверю, тот прыгнул на него, целясь прямо в лицо. Человек нанес ему несколько сильных ударов ножом, ло лезвие с трудом пробивало твердую кожу. Зверь шесть раз кидался на него, но он успешно отражал все его нападения, и лишь после шестого удара раненый «червь» скрылся в узкой расщелине. Несмотря на все усилия, охотнику не удалось выгнать его из убежища, и потом он больше никогда его не видел.
Об этом случае рассказывал фон Дразенович со слов самого очевидца.
Несмотря на то, что имелось предостаточное число свидетельств и все они были схожи, многие люди так и не поверили в существование татцельвурма. Они выдвигали ставшее расхожим предположение, будто это какая-то чумная выдра. А то, что она прыгает или «шипит», точно змея или кошка, так это вполне допустимо. На подобного рода заявления очевидцы — а среди них было немало знатоков местной фауны — отвечали только одно: очень жаль, что кое-кто не в состоянии отличить татцельвурма от обыкновенной выдры.
Скептики другой категории, придумавшие совсем уж никуда не годное объяснение, утверждали, что россказни о «четырехлапом черве» не выдерживают никакой критики, поскольку ядовитых ящериц вообще не бывает.
Подобные заявления, в общем, справедливы, однако у этого правила есть два исключения — мексиканский жилатье и американский эскорпион, обитающие в Техасе и Аризоне. Эти огромные ящерицы, достигающие 75 сантиметров в длину, вполне оправдывают данное им название — ядозубы: их нижняя челюсть сплошь усеяна ядовитыми зубами. Когда они кусают свою жертву, их зубы, загнутые, точно крючки, впиваются настолько глубоко, что у нее нет никакой возможности вырваться. Для человека укус ядозуба очень болезнен, но не смертелен.
Приземистый, с коротким толстым хвостом, ядозуб очень похож на татиельвурма, которого австрийский натуралист доктор Николусси, не колеблясь, окрестил «европейским ядозубом».
У «моего» татцельвурма были маленькие, как будто атрофированные, лапы с короткими когтями; длина его тела не превышала 40—45 сантиметров. Скорее всего, татцельвурм — это необычная разновидность саламандры, которая живет в сырых пещерах и редко когда выбирается на свет».
Споры вокруг татцельвурма достигли апогея в 1934 году, когда швейцарский фотограф Балкен заявил, что ему удалось непроизвольно сфотографировать это загадочное существо. Однажды он бродил в окрестностях Майрингена в поисках живописных видов и неожиданно наткнулся на удивительный «предмет», с виду похожий на истлевший ствол дерева. «Да, — подумал он, — снимок должен получиться хоть куда!» Он навел объектив на «предмет», и в тот миг, когда щелкнул затвор, «древесный ствол» вдруг беспокойно зашевелился и обернулся грозной ящерицей. Наш фотограф, разумеется, тотчас же дал тягу… а когда проявил пленку, то так и подскочил от удивления: объектив его фотоаппарата поймал буквально на ходу невиданное животное. На снимке очень четко была видна «рыбья» голова зверя и его злобная морда. Однако рыбы, как всем известно, не имеют привычки лазать по горам.
Немецкий иллюстрированный журнал «Космос» согласился не только немедленно опубликовать эту сенсационную фотографию, но и финансировать «охоту» на знаменитого татцельвурма в местах его обитания. Из-за превратностей погоды — увы! — поиски закончились едва начавшись и оказались безрезультатными. Когда же погода наладилась, читатели обратили свой интерес к другим проблемам, и журнал больше не мог использовать охоту на татцельвурма как выгодную рекламу… Дальнейшие поиски были отложены до лучших времен, о чем остается только сожалеть. Сейчас уже вряд ли стоит подвергать сомнению тот факт, что «четырехлапый червь» действительно существует: вполне вероятно, что он — европейская разновидность ядозубов или гигантская саламандра, хотя не исключено, что это — совершенно новый вид рептилий. История с татцельвурмом не может не навести на размышления тех, кто воображает, будто зоологам непременно должно быть известно все про все, тем более в стране, где изучен каждый уголок.
Теперь настало время нам отправиться в путешествие вокруг света, поскольку эти «уголки» разбросаны по всему земному шару. С точки зрения зоологии, нас ждет там много интересного. Если и есть какая-то надежда отыскать на нашей планете невиданных зверей, то только в тех местах, куда еще не заглядывал человек. В затерянных мирах? Но затерянные миры — не что иное, как места, которые никто не удосужился как следует изучить.
Глава 2. ЕСТЬ ЛИ ЕЩЕ НАДЕЖДА ОТЫСКАТЬ НЕИЗВЕСТНЫЕ ВИДЫ ПТИЦ И ЗВЕРЕЙ?
Следует признать, что за исключением центральной области плато Мату-Гросу нам практически ничего не известно о значительной части территории Колумбии, о том месте, где сходятся границы Венесуэлы и Гайаны, и об отдельных, немалых участках Андской горной цепи. Далеко не полностью исследована и лесная зона Патагонии.
Наконец, в Южной Америке есть место, заслуживающее особого внимания. Не только потому, что там, согласно некоторым предположениям, обитают пигмеи и необыкновенные чудовища, но и по той причине, что оно представляет собой практически неприступный естественный заповедник. Это место расположено у истоков Ориноко.
Там, посреди Гран-Сабаны, труднопроходимых джунглей, возвышаются месы, огромные песчаниковые плато, отделенные от остального мира отвесными остроконечными скалами высотой от 1000 до 3000 метров. Некоторые из этих мес, выступающих, подобно островам, из «зеленого океана», достигают в длину 30 километров и более. О том, что таится за густой растительностью, покрывающей вершины мес, известно очень немногое. Тем не менее часть была исследована, и первопроходцы, кроме все прочего, обнаружили там совершенно новые виды грызунов, похожих на своих собратьев, обитающих в Венесуэльских Андах, в сотнях километров к западу от этих мест! Месы отделились от Анд в незапамятные времена.
Исследование этих плато оказалось занятием небезопасным. В 1937 году летчик и исследователь Джимми Энджел попытался сесть на вершину месы Ауян-Тепуи, «Горы дьявола», но его самолет упал в болото рядом со скалой. Энджелу, однако, удалось извлечь немного пользы из своего героического предприятия, поскольку он смог обследовать местность лишь в радиусе ста метров от болота, где потерпел аварию его самолет. Дело в том, что склоны мес сплошь изрезаны трещинами и расселинами, образующими целую сеть непреодолимых препятствий.
Нам действительно мало что известно о венесуэльской Гран-Сабане — в подтверждение тому достаточно вспомнить, что в пятидесятые годы Джимми Энджел открыл там несколько водопадов, которые по величине в двадцать раз превосходят знаменитый Ниагарский водопад. [2].
Вырываясь из чрева отвесных, полуторакилометровой вышины, скал Ауян-Тепуи, эти гигантские водяные смерчи низвергаются вертикально с высоты 980 метров, что в три раза превышает высоту Эйфелевой башни! Поскольку расщелины, откуда бьют эти громадные струи, почти всегда скрыты облаками, индейцы торепаны когда-то рассказывали конкистадорам, что в их стране есть грозные каскады, которые падают прямо с неба! Однако им, разумеется, никто не верил…
Следовательно, самый крупный в мире водопад был открыт лишь совсем недавно — неужели сей факт не заставит призадуматься скептиков? Как бы там ни было, но если бы вы им сказали, что видели в тех местах бронтозавра, будьте уверены, они бы рассмеялись вам в лицо…
В этой связи приходится часто слышать мнение, будто именно таинственные венесуэльские месы вдохновили Конан Дойла на написание знаменитого романа «Затерянный мир». В книге, как вы помните, английские исследователи открывают отрезанное от остального мира высокое плато, где, кроме прочих «пережитков» прошлого, сохранились все виды гигантских доисторических рептилий, живших на Земле, в мезозойскую эру. В ответ на вполне понятное недоверие, с каким был воспринят рассказ путешественников по их возвращении на родину, глава экспедиции профессор Челленджер выпускает из клетки живого птеродактиля как очередное доказательство, с которым трудно не согласиться. А создатели экранизации романа пошли еще дальше: согласно их версии Челленджер и его спутники привозят с собой в Лондон живого диплодока, который, разорвав свои путы, принимается сеять ужас в самом сердце английской столицы, правда, к счастью для лондонцев, все кончается тем, что он оказывается в Темзе…
На самом же деле, как явствует из воспоминаний полковника Фосетта, действие романа разворачивается на холмах Рикардо-Франко, лежащих намного южнее, в месте слияния рек Верде и Гуапоре (где сходятся границы Бразилии и Боливии). В отрывке, где Фосетт рассказывает о том, что произошло с ним и его спутниками в октябре 1908 года, когда путешественники умирали с голоду в местах, которые этот английский исследователь с горечью окрестил «отравленной преисподней», мы читаем: «Над нами вздымались ввысь изрезанные глубокими трещинами отвесные скалы Рикардо-Франко, с плоскими, таинственными вершинами. Ничто не могло нарушить тайну этих вершин — ни время, ни человек. Они были покрыты густыми зарослями — казалось, что это настоящий затерянный мир, и воображение заселяло его разными доисторическими существами, которые вполне могли там сохраниться до наших дней. Не знавшие борьбы за существование в постоянно менявшихся условиях, чудовища, жившие на заре человечества, быть может, продолжают жить и поныне, надежно огражденные от остального мира неприступными склонами скал. Во всяком случае, такое предположение выдвинул Конан Дойл после того, как, вернувшись в Лондон, я рассказал ему об этих холмах и показал их фотографии. Тогда-то он и задумал написать роман, действие которого должно было происходить в сердце Южной Америки, и попросил сообщить ему подробные сведения о тех краях, что я и сделал с удовольствием. Так родился его „Затерянный мир“, печатавшийся с продолжениями в 1912 году в „Стрэнд мэгэзин“, а потом вышедший в свет отдельной книгой, которую ждал огромный успех».
Сколько естествоиспытателей-романтиков и молодых зоологов, жаждавших приключений, мечтали открыть свой «затерянный мир» после прочтения этого удивительнейшего из романов!
Однако наивно полагать, будто для того, чтобы оказаться оторванным от остального мира и избежать жестокой борьбы за выживание, отдельным представителям доисторической фауны понадобилось заточать себя на вершине месы или на каком-нибудь забытом Богом островке. Пристанищем для таких реликтов может быть любой континент, любой крупный остров; Австралию, к примеру, вполне можно назвать «затерянным миром» сумчатых, Мадагаскар — «затерянным миром» лемуровых или царством пернатых, которое некогда процветало. Глухие места, непригодные для жизни многих животных, есть на всех континентах — там-то и могут обитать отдельные виды фауны, приспособившиеся к местным условиям. Девственные чащобы, непроходимые горы, подземелья, песчаные пустыни — на свете еще столько «затерянных миров»! И столько же вероятностей сделать удивительные зоологические открытия!
Terra incognita
В самом деле, для пытливого зоолога вся наша планета — настоящая «terra incognita».Оставим в стороне ихтиологов и других специалистов, увлеченных поисками невиданных морских животных: фауна океанов, покрывающих три четверти земного шара, настолько богата, а морские глубины так мало изучены, что ихтиологам и иже с ними здесь все карты в руки. Тем более что самые крупные виды морской фауны до сих пор официально не зарегистрированы. Действительно, существование гигантского морского змея — самого легендарного ее представителя — отныне не подвергается никаким сомнениям: единственно пока,еще вызывает споры его видовая принадлежность.
Каждый морской улов может оказаться с «сюрпризом». Так, в результате систематических поисков, проводившихся в 1952 году в водах Калифорнийского залива, удалось выловить не менее 50 неизвестных видов рыб. Однако, чтобы сделать интересные открытия, не обязательно самому заниматься рыбной ловлей. Фактически ихтиологи, описавшие «новые» виды калифорнийских рыб, заметили, что многие из них продавались с лотков на мексиканских рынках!
В дальнейшем мы увидим, что сенсационные находки делаются не только в «многолюдных» местах. Случалось, что неизвестные виды и роды млекопитающих и птиц удавалось обнаружить… среди экспонатов в музеях естественной истории, а иногда даже в зоологических садах.
Что касается земной фауны и обитателей пресноводных водоемов, можно, вероятно, считать, что они изучены полностью и нам вряд ли удастся отыскать среди них нечто новое. Говоря откровенно, здесь все зависит от размеров искомых животных.
Для энтомолога, например, полем деятельности является весь земной шар. Но чтобы обогатить науку, представителем коей он является, ему бывает достаточно исследовать собственный сад. То же самое можно сказать и о специалистах по изучению других беспозвоночных или обитателей пресноводных водоемов, чьи размеры в целом невелики. Даже отправляясь в глубины карстовых колодцев, подземных пещер и рек, они могут быть уверены: их ждет там много интересного. Находки спелеологов способствовали тому, что в зоологии было создано целое новое направление, цель которого — регистрация и изучение этих открытий.
«Однако, — пишет доктор Морис Бертон, сотрудник Британского музея, — если мы будем довольствоваться малыми видами и станем искать только насекомых, пауков и им подобных, тогда вряд ли стоит пытаться проникнуть в недоступные места: новые малые виды можно найти и в шаге от дверей своего дома».
Поэтому не надо удивляться, что тем, кто в буквальном смысле слова «занят поисками маленьких зверушек», каждый год приносит богатый урожай новых видов и подвидов, среди которых одних только насекомых насчитывается около 5000 разновидностей.
Что касается неизвестных до сих пор видов мелких земных позвоночных, то описывать их случается не так часто, тем не менее это происходит ежегодно десятки раз: порой зоологам удается обнаружить около тридцати редких видов млекопитающих и двух-трех представителей пернатых. Чаще всего это крохотные грызуны, иногда летучие мыши, даже маленькие сумчатые или насекомоядные; гораздо реже встречаются пернатые, и уж совсем редко — рептилии или амфибии.
Но стоит только задаться целью отыскать невиданное животное крупных размеров, как зона поисков значительно сужается, ограничиваясь, главным образом, местами, перечисленными выше. Однако уточним, что, за исключением Антарктиды, малоизученные или совсем не исследованные области составляют одну десятую часть выступающей из воды земной поверхности!
Впрочем, любой человек, которому приходилось хоть немного путешествовать, понимает, что даже в самых известных уголках Земли есть труднодоступные места, могущие служить прибежищем для невиданных зверей. Для европейцев вряд ли можно найти более показательный тому пример, нежели случай, впервые описанный в 1938 году Вилли Леем. В то время часто появлялись сообщения о том, что в Швейцарских и Австрийских Альпах видели «ящерицу» длиной 60—90 сантиметров, которую никому до сих пор так и не удалось поймать…
Альпийский четырехлапый червь
Говоря откровенно, рептилия, которую обыкновенно называют «татцельвурмом» (четырехлапым червем), — довольно известный представитель альпийских пресмыкающихся. Этот зверь под названием «штолленвурм» (подземный червь) даже значился в «Новом справочнике для любителей природы и охоты», изданном в Баварии в 1836 году. В этой книге имеется забавный рисунок пещерного червя — покрытого чешуей сигарообразного существа с грозной зубастой пастью и недоразвитыми, в виде обрубков лапами.Но вот что досадно: еще никому не удалось найти и обследовать останки или панцирь этого животного, которое могло бы считаться самой крупной европейской ящерицей.
А в том, что оно существует, не может быть никаких сомнений. В результате исследования, проведенного в 30-х годах местными газетами и научными журналами, были собраны показания шестидесяти очевидцев. Все они в один голос заявляли, что длина тела животного составляла примерно 60—90 сантиметров, оно имело вытянутую форму, а его задняя часть к концу резко суживалась. Спина у зверя имела коричневатый оттенок, а брюхо — бежевый. У него имелся толстый короткий хвост, шеи не было, а на его приплюснутой голове сверкали два огромных шаровидных глаза. Его лапы были такие тонкие и короткие, что кое-кто даже пытался утверждать, будто задние конечности у него вообще отсутствовали. Некоторые уверяли, что он был покрыт чешуей, но этот факт не всегда находил подтверждение. Во всяком случае, все были единодушны во мнении, что зверь шипел подобно змее.
Иные легенды о «татцельвурме», безусловно, можно подвергнуть сомнению. Особенно те из них, в которых говорится, что он прыгает на 2—3 метра, проявляет не свойственную ящерицам агрессивность и настолько ядовит, что «способен убить человека одним только дыханием».
Однако, разумеется, не все в этих рассказах вымысел. Как-то раз в 1908 году один профессиональный охотник, пользовавшийся полным доверием австрийского приват-советника А. фон Дразеновича, наткнулся на этого зверя под Мурау, что в Верхней Штирии, на высоте 1500 метров. Зверь напоминал гигантского червя длиной 50 и толщиной 8 сантиметров, ко всему прочему у него были четыре короткие лапы. Охотник знал про агрессивный нрав рептилии и, прежде чем к ней приблизиться, извлек из чехла нож. Когда он подошел к зверю, тот прыгнул на него, целясь прямо в лицо. Человек нанес ему несколько сильных ударов ножом, ло лезвие с трудом пробивало твердую кожу. Зверь шесть раз кидался на него, но он успешно отражал все его нападения, и лишь после шестого удара раненый «червь» скрылся в узкой расщелине. Несмотря на все усилия, охотнику не удалось выгнать его из убежища, и потом он больше никогда его не видел.
Об этом случае рассказывал фон Дразенович со слов самого очевидца.
Несмотря на то, что имелось предостаточное число свидетельств и все они были схожи, многие люди так и не поверили в существование татцельвурма. Они выдвигали ставшее расхожим предположение, будто это какая-то чумная выдра. А то, что она прыгает или «шипит», точно змея или кошка, так это вполне допустимо. На подобного рода заявления очевидцы — а среди них было немало знатоков местной фауны — отвечали только одно: очень жаль, что кое-кто не в состоянии отличить татцельвурма от обыкновенной выдры.
Скептики другой категории, придумавшие совсем уж никуда не годное объяснение, утверждали, что россказни о «четырехлапом черве» не выдерживают никакой критики, поскольку ядовитых ящериц вообще не бывает.
Подобные заявления, в общем, справедливы, однако у этого правила есть два исключения — мексиканский жилатье и американский эскорпион, обитающие в Техасе и Аризоне. Эти огромные ящерицы, достигающие 75 сантиметров в длину, вполне оправдывают данное им название — ядозубы: их нижняя челюсть сплошь усеяна ядовитыми зубами. Когда они кусают свою жертву, их зубы, загнутые, точно крючки, впиваются настолько глубоко, что у нее нет никакой возможности вырваться. Для человека укус ядозуба очень болезнен, но не смертелен.
Приземистый, с коротким толстым хвостом, ядозуб очень похож на татиельвурма, которого австрийский натуралист доктор Николусси, не колеблясь, окрестил «европейским ядозубом».
Урок татцельвурма
Этот австрийский ученый, однако, поторопился с названием, так как видовую принадлежность альпийского чудо-зверя установить с точностью не удалось. По словам одного учителя, тоже австрийца, видевшего это животное в апреле 1929 года во время исследования Темпельмауэрской пещеры, татцельвурм даже не был похож на рептилию. Но пусть он сам расскажет о том, что с ним приключилось: «Одним весенним утром, взяв с собой все необходимое, я отправился в путь и после короткого подъема добрался до вершины Темпельмауэра. Немного передохнув среди скал, я принялся искать вход в пещеру. И вдруг на земле, покрытой слоем перегноя, я заметил какое-то животное с длинным, как у змеи, телом. Его кожа была почти белая, но не чешуйчатая, а гладкая. У него была приплюснутая голова, а спереди из-под туловища торчали две совсем короткие лапы. Зверь словно застыл на месте, но при этом он не сводил с меня своих огромных глаз. Я могу с первого взгляда определить любое из наших животных (я имею в виду любого представителя местной фауны), и тут мне стало ясно: передо мной не известный науке зверь — тот самый татцельвурм. Меня охватило радостное волнение, и в то же время мне было немного страшновато, но я все же попытался поймать зверя, однако… слишком поздно! С проворством ящерицы животное юркнуло в нору, и все мои попытки выманить его оттуда ничем не закончились. Я уверен, мне это не могло почудиться — зверя я видел очень четко.У «моего» татцельвурма были маленькие, как будто атрофированные, лапы с короткими когтями; длина его тела не превышала 40—45 сантиметров. Скорее всего, татцельвурм — это необычная разновидность саламандры, которая живет в сырых пещерах и редко когда выбирается на свет».
Споры вокруг татцельвурма достигли апогея в 1934 году, когда швейцарский фотограф Балкен заявил, что ему удалось непроизвольно сфотографировать это загадочное существо. Однажды он бродил в окрестностях Майрингена в поисках живописных видов и неожиданно наткнулся на удивительный «предмет», с виду похожий на истлевший ствол дерева. «Да, — подумал он, — снимок должен получиться хоть куда!» Он навел объектив на «предмет», и в тот миг, когда щелкнул затвор, «древесный ствол» вдруг беспокойно зашевелился и обернулся грозной ящерицей. Наш фотограф, разумеется, тотчас же дал тягу… а когда проявил пленку, то так и подскочил от удивления: объектив его фотоаппарата поймал буквально на ходу невиданное животное. На снимке очень четко была видна «рыбья» голова зверя и его злобная морда. Однако рыбы, как всем известно, не имеют привычки лазать по горам.
Немецкий иллюстрированный журнал «Космос» согласился не только немедленно опубликовать эту сенсационную фотографию, но и финансировать «охоту» на знаменитого татцельвурма в местах его обитания. Из-за превратностей погоды — увы! — поиски закончились едва начавшись и оказались безрезультатными. Когда же погода наладилась, читатели обратили свой интерес к другим проблемам, и журнал больше не мог использовать охоту на татцельвурма как выгодную рекламу… Дальнейшие поиски были отложены до лучших времен, о чем остается только сожалеть. Сейчас уже вряд ли стоит подвергать сомнению тот факт, что «четырехлапый червь» действительно существует: вполне вероятно, что он — европейская разновидность ядозубов или гигантская саламандра, хотя не исключено, что это — совершенно новый вид рептилий. История с татцельвурмом не может не навести на размышления тех, кто воображает, будто зоологам непременно должно быть известно все про все, тем более в стране, где изучен каждый уголок.
Теперь настало время нам отправиться в путешествие вокруг света, поскольку эти «уголки» разбросаны по всему земному шару. С точки зрения зоологии, нас ждет там много интересного. Если и есть какая-то надежда отыскать на нашей планете невиданных зверей, то только в тех местах, куда еще не заглядывал человек. В затерянных мирах? Но затерянные миры — не что иное, как места, которые никто не удосужился как следует изучить.
Глава 2. ЕСТЬ ЛИ ЕЩЕ НАДЕЖДА ОТЫСКАТЬ НЕИЗВЕСТНЫЕ ВИДЫ ПТИЦ И ЗВЕРЕЙ?
Выступая однажды с «Речью касательно теории Земли», барон Жорж Кювье, который затем использовал ее как предисловие к книге «В поисках останков ископаемых животных», сделал крайне опрометчивое заявление: «Сегодня вряд ли можно надеяться на то, что нам удастся отыскать новые виды крупных четвероногих».
Он считал себя большим знатоком современной фауны и был уверен, что все ее представители, в том числе животные новых земель — Америки и Австралии, уже зарегистрированы и описаны. Следовательно, отныне натуралистам надлежало направить все усилия на поиски исчезнувших видов, тем более что к тому времени было обнаружено огромное количество их останков.
Это означало, что зоология вышла из моды, уступив место палеонтологии — новой многообещающей науке! Так уж случилось, что господин барон стал ее основоположником, а он был великим мастером своего дела: мог запросто определить видовую принадлежность ископаемого животного по его истлевшим останкам или восстановить животное целиком по одной только кости или зубу.
«Когда в Баракпуре я впервые увидел тапира, изображение коего я вам высылаю, меня поразило, что о столь крупном животном до сих пор ничего не было известно, тем более что в Азиатском обществе я видел голову точно такого же животного, которую губернатор Баркхар отправил им 2 апреля 1806 года, сообщив при том, что в индийских джунглях тапиров столько же, сколько слонов и носорогов».
На самом деле индийский тапир был известен с давних пор. Под названием «ме» он значился в двух древних китайских словарях, а также в одном трактате по естественной истории, где о нем говорится следующее: «Me» похож на медведя. У него маленькая голова и небольшие лапы; его короткая блестящая шерсть покрыта белыми и черными пятнами; некоторые утверждают, что она имеет желтоватый оттенок; другие говорят, что она серовато-белая. У него хобот, как у слона, глаза, как у носорога, хвост, как у коровы, и лапы, как у тигра».
Во многих китайских и японских трудах имелись ко всему прочему и изображения загадочного чепрачного тапира; их можно найти даже в старинных учебниках и детских книжках!
Выходит, что китайские и японские малыши знали о нем куда больше, нежели господин Кювье. Неизвестно, слышал ли он вообще о китайских и японских трактатах по естественной истории. Во всяком случае, будучи прагматиком, он принимал за истину только то, что можно было «потрогать руками», и без разбору подвергал осмеянию все слухи, народные предания и рассказы простых людей, веривших в чудо. Поскольку Кювье не доверял даже сообщениям путешественников, приходившим из далеких стран, его, видно, нисколько не взволновало исследование английского естествоиспытателя Уолфилда о Суматре, вышедшее в 1772 году, где было написано, что на этом острове обитает маленький пятнистый «носорог», внешне очень похожий на тапира. В то же время секретарь резиденции в Бенкулу Марсден довольно точно описал это животное в «Истории Суматры». В 1805 году подробные сведения о нем собрал сэр Стэмфорд Раффиз. Наконец, майор Фаркхар подстрелил одно из этих животных в окрестностях Малакки ив 1816 году представил его описание Азиатскому обществу.
Когда Кювье получил письмо и рисунок Диара, на него вдруг снизошло озарение. И он спешно взялся составлять описание диковинного тапира со странным окрасом, однако было уже поздно. Недоверчивого барона опередили другие.
Так, в 1835 году немецкий естествоиспытатель Рюппель обнаружил в горах на юге абиссинской пустыни самую крупную из узконосых обезьян — геладу (Theropithecus gelada). Стоя на задних лапах, этот бабуин совершенно новой разновидности — ноздри у него расположены не на самом конце узкой морды, а чуть выше — может достигать человеческого роста, хотя его задние конечности немного короче ног человека.
Африканский оленек (Hyemoschus aquaticus), привезенный из Сьерра-Леоне и описанный в 1840 году Оджилби, — животное само по себе небольшое: его высота в холке не превышает 35 сантиметров. Однако открытие этой малорослой особи копытных в девственных лесах Африки имеет огромное значение, поскольку в наши дни это животное является единственным представителем некогда многочисленной группы копытных, обитавших на территории Европы во второй половине палеогена. По сути говоря, это первый представитель невымерших ископаемых, обнаруженных в новом убежище — обширных влажных лесах Экваториальной Африки.
Он считал себя большим знатоком современной фауны и был уверен, что все ее представители, в том числе животные новых земель — Америки и Австралии, уже зарегистрированы и описаны. Следовательно, отныне натуралистам надлежало направить все усилия на поиски исчезнувших видов, тем более что к тому времени было обнаружено огромное количество их останков.
Это означало, что зоология вышла из моды, уступив место палеонтологии — новой многообещающей науке! Так уж случилось, что господин барон стал ее основоположником, а он был великим мастером своего дела: мог запросто определить видовую принадлежность ископаемого животного по его истлевшим останкам или восстановить животное целиком по одной только кости или зубу.
Опрометчивое заявление барона Кювье и неожиданная находка Диара
Едва Кювье произнес свою пламенную речь, как в 1819 году его ученик Диар доказал ее полную несостоятельность, прислав ему из Индии рисунок чепрачного тапира со следующей припиской:«Когда в Баракпуре я впервые увидел тапира, изображение коего я вам высылаю, меня поразило, что о столь крупном животном до сих пор ничего не было известно, тем более что в Азиатском обществе я видел голову точно такого же животного, которую губернатор Баркхар отправил им 2 апреля 1806 года, сообщив при том, что в индийских джунглях тапиров столько же, сколько слонов и носорогов».
На самом деле индийский тапир был известен с давних пор. Под названием «ме» он значился в двух древних китайских словарях, а также в одном трактате по естественной истории, где о нем говорится следующее: «Me» похож на медведя. У него маленькая голова и небольшие лапы; его короткая блестящая шерсть покрыта белыми и черными пятнами; некоторые утверждают, что она имеет желтоватый оттенок; другие говорят, что она серовато-белая. У него хобот, как у слона, глаза, как у носорога, хвост, как у коровы, и лапы, как у тигра».
Во многих китайских и японских трудах имелись ко всему прочему и изображения загадочного чепрачного тапира; их можно найти даже в старинных учебниках и детских книжках!
Выходит, что китайские и японские малыши знали о нем куда больше, нежели господин Кювье. Неизвестно, слышал ли он вообще о китайских и японских трактатах по естественной истории. Во всяком случае, будучи прагматиком, он принимал за истину только то, что можно было «потрогать руками», и без разбору подвергал осмеянию все слухи, народные предания и рассказы простых людей, веривших в чудо. Поскольку Кювье не доверял даже сообщениям путешественников, приходившим из далеких стран, его, видно, нисколько не взволновало исследование английского естествоиспытателя Уолфилда о Суматре, вышедшее в 1772 году, где было написано, что на этом острове обитает маленький пятнистый «носорог», внешне очень похожий на тапира. В то же время секретарь резиденции в Бенкулу Марсден довольно точно описал это животное в «Истории Суматры». В 1805 году подробные сведения о нем собрал сэр Стэмфорд Раффиз. Наконец, майор Фаркхар подстрелил одно из этих животных в окрестностях Малакки ив 1816 году представил его описание Азиатскому обществу.
Когда Кювье получил письмо и рисунок Диара, на него вдруг снизошло озарение. И он спешно взялся составлять описание диковинного тапира со странным окрасом, однако было уже поздно. Недоверчивого барона опередили другие.
Гигантская узконосая обезьяна и реликтовый африканский оленек
Индийский тапир был лишь первым в длинном перечне крупных животных, о существовании которых постепенно становилось известно все больше и больше. Однако здесь перечислить всех невозможно. Тогда кого же из них следовало бы назвать в первую очередь? Дело в том, что «величина» — понятие очень растяжимое и относительное, поэтому оно вряд ли может служить основным критерием в нашем выборе. Очевидно, что пакарана — животное совсем не крупное, но в отряде грызунов это настоящий гигант. Среди плотоядных мышей встречаются сушие чудовища, хотя по размерам они не больше лисицы. А бывает и наоборот: африканский оленек, к примеру, мелкое копытное, тем не менее оно с трудом поместилось бы в ванной комнате. Наконец, карликовый гиппопотам выглядит рядом с гигантской крысой подлинным великаном. Поскольку перечень зоологических открытий, сделанных с тех пор, как Кювье вывел свое опрометчивое умозаключение, имеет всего лишь показательное значение, я расскажу о самых впечатляющих из них —иными словами, здесь пойдет речь о животных действительно новых, которых трудно было не заметить.Так, в 1835 году немецкий естествоиспытатель Рюппель обнаружил в горах на юге абиссинской пустыни самую крупную из узконосых обезьян — геладу (Theropithecus gelada). Стоя на задних лапах, этот бабуин совершенно новой разновидности — ноздри у него расположены не на самом конце узкой морды, а чуть выше — может достигать человеческого роста, хотя его задние конечности немного короче ног человека.
Африканский оленек (Hyemoschus aquaticus), привезенный из Сьерра-Леоне и описанный в 1840 году Оджилби, — животное само по себе небольшое: его высота в холке не превышает 35 сантиметров. Однако открытие этой малорослой особи копытных в девственных лесах Африки имеет огромное значение, поскольку в наши дни это животное является единственным представителем некогда многочисленной группы копытных, обитавших на территории Европы во второй половине палеогена. По сути говоря, это первый представитель невымерших ископаемых, обнаруженных в новом убежище — обширных влажных лесах Экваториальной Африки.