Фабио. Таинственный

   Гретхен и Карл лишь вторили предостережению ее собственного внутреннего голоса.
   – Не волнуйся, ничего со мной не случится, – заверила Джори подругу с наигранным оптимизмом. – Я просто заберу машину, когда он ее отремонтирует, и дело с концом. Больше никогда его не увижу. – Она не стала добавлять, что сегодня вечером ей еще придется зайти к нему за одеждой и остальными вещами.
   Карл покачал головой:
   – Боюсь, в таком маленьком городке, как Близзард-Бэй, да еще в такое время года это будет нелегко. Будьте осторожны, Джори.
   – Карл, я уже большая девочка. – Его покровительственный тон немного задел ее самолюбие. – И я всегда осторожна.
   Едва последние слова слетели с ее языка, Джори поморщилась, ощутив их фальшь. Да уж, всегда осторожна. Скорее наоборот – до сих пор она вела себя как угодно, только не осторожно. Что ж, пришло время измениться.
   «Отныне, начиная прямо с этой минуты, – строго сказала себе Джори, – прежде чем что-то сделать, ты остановишься и подумаешь, взвесишь все возможные последствия. А иначе в один прекрасный день можешь очень здорово влипнуть».
   «И что из этого? – возразила другая, не столь рассудительная часть ее натуры. – Ты уже не раз попадала во всякие переделки и всегда благополучно выбиралась».
   Потом Джори вспомнила о туристке, убитой здесь, в Близзард-Бэй, примерно тогда же, когда в городе появился Сойер Хоуленд, и у нее по спине пробежал неприятный холодок.

***

   Кофе казался несвежим и ужасно горьким. Но он же только что его сварил!
   Сойер перевел взгляд с пластмассовой кружки в руке на древнюю кофеварку, стоявшую на полке в противоположном углу гаража. Все-таки надо ее помыть, подумал он. Обычно Сойер ограничивался тем, что споласкивал кувшин холодной водой. Стекло помутнело, а на дне остались темные разводы от кофе. Стоит ли после этого удивляться, что мутная жидкость в чашке имеет такой вкус, что ей самое место в музее древностей?
   Он вздохнул, сделал еще один глоток черной бурды и поморщился.
   Поставив чашку с недопитым кофе прямо на цементный пол, он вновь склонился над открытым капотом «рейнджровера».
   «Отличная машина!» – в который раз подумал Сойер. Он с тоской вспомнил о своих собственных автомобилях, оставшихся в Детройте, и о видавшем виды «шевроле», которым пользовался со дня приезда в эту глухомань. Он купил «шевроле» у какого-то паренька на окраине Олбани, сказав, что приобретает машину на запчасти. Хотя продавца, по-видимому, не интересовало, кто такой его странный клиент и с какой стати согласился заплатить немалые деньги за эту груду металла. Он был страшно рад положить в карман пачку баксов, которые ему вручил Сойер.
   У Сойера ушло несколько дней на то, чтобы разобрать драндулет и собрать снова. Теперь на нем можно было нормально ездить – по крайней мере большую часть времени.
   В это время года в таком крошечном городишке, как Близзард-Бэй, старый обшарпанный «шевроле» привлекал куда меньше внимания, чем роскошный «лексус».
   Как и незнакомец, приехавший в город, чтобы приобрести и продолжить уже налаженный бизнес, вызывал гораздо меньше вопросов, чем праздный чужак, явившийся в несезонное время. Во всяком случае, Сойер на это надеялся.
   Ему здорово повезло, что удалось купить «А-1». Гараж как раз был выставлен на продажу, так что Сойер оказался в нужное время в нужном месте.
   Марти Дерн, прежний владелец, рассказал Сойеру, что на деньги, вырученные от продажи мастерской, собрался купить квартиру в Форт-Уолтон-Бич, где жила его дочь. Ему не терпелось уехать из города до того, как окончательно похолодает, а Сойеру так же не терпелось поскорее обосноваться на новом месте. Так что они ударили по рукам.
   «До сих пор все складывалось удачно, тьфу-тьфу, чтоб не сглазить», – подумал Сойер, доставая из кармана рабочего комбинезона гаечный ключ.
   За несколько месяцев, проведенных в Близзард-Бэй, он освоился на новом месте, его жизнь вошла в наезженную колею. Сойер знал, что местные обыватели его побаиваются: все жители маленьких городков с опаской относятся к приезжим. Но пока все шло в соответствии с его планами. Никаких сложностей, никакой головной боли.
   До сегодняшнего дня.
   Сойер никак не рассчитывал, что в его жизнь может нежданно-негаданно ворваться богатая красотка из Нью-Йорка. С той минуты, когда неведомая сила погнала его из дома на заметенное снегом шоссе, и до тех пор, пока не высадил эту женщину перед выцветшим викторианским монстром на Плезант-стрит, он чувствовал себя не в своей тарелке.
   Черт, это еще мягко сказано – на самом деле он так разнервничался, что даже не поинтересовался ее именем.
   Впрочем, оплошность оказалось нетрудно исправить – имя женщины и нью-йоркский адрес он прочел на регистрационной и страховой карточках, найденных в незапертом отделении для перчаток.
   Джори Мэддок. Редкое, запоминающееся имя. И престижный адрес на Парк-авеню. И то и другое очень подходит их обладательнице, как и багаж – несколько чемоданов от известного дизайнера, кое-как сваленных на заднем сиденье. На одном чемодане «молния» разошлась, и в щель виднелось черное шелковое белье.
   Сойер чуть не выронил из рук гаечный ключ, которым пытался открутить болт.
   Похоже, сейчас он слишком взвинчен, чтобы работать. Нужно сделать перерыв, пойти домой и попытаться выкинуть из головы Джори Мэддок. Но Сойер был уверен, что не сможет о ней забыть. Во всяком случае, не сегодня и не завтра. А может быть, никогда. Так же, как он не смог забыть о…
   Нет.
   – Нет! – сказал вслух Сойер. Охрипший голос гулким эхом отразился от бетонных стен.
   Нельзя, чтобы его мысли опять и опять возвращались к этому мрачному месту… Сойер вдруг заметил, что рука с гаечным ключом дрожит. Он медленно выпрямился и попятился от машины. От машины Джори Мэддок.
   С какой стати он вызвался ремонтировать ее автомобиль? Почему просто не высадил ее у гостиницы и не успокоился на этом? Сойер задавал себе эти вопросы, хотя ответ был ему известен. Да потому, что не мог. У него не было выбора. Теперь, когда их тропинки пересеклись, его будет постоянно преследовать образ ее прекрасного лица… и другие образы – зловещие, ужасные.
   Да, Джори Мэддок наводила на него ужас. И не только потому, что его сильно влекло к ней и это пугало, но еще и потому, что Сойер знал: ей осталось жить недолго.

***

   «Добрый день. Вы позвонили в автомастерскую „А-1“. Сейчас никто не может подойти к телефону. Оставьте свое сообщение после длинного гудка. Спасибо».
   Джори заколебалась. По какой-то необъяснимой причине голос Сойера, записанный на автоответчик, привел ее в замешательство. Потом девушка взяла себя в руки и заговорила:
   – Это Джори Мэддок. Некоторое время назад вы отбуксировали в гараж мой «рейнджровер». Я вспомнила, что все мои вещи остались в машине. Буду очень признательна, если вы как можно скорее перезвоните мне по номеру пять-пять-пять-восемь-семь-ноль-один. Спасибо.
   Джори повесила трубку старомодного настенного телефона, висевшего рядом с оливково-зеленым холодильником.
   – Насколько я поняла, ты его не застала? – осведомилась Гретхен.
   Джори вздрогнула от неожиданности – она не слышала, как подбшла подруга. Оглянувшись, она увидела, что Гретхен наливает кипяток из никелированного чайника в белый фарфоровый заварочный чайник с треснутым носиком.
   – Погода портится. Наверное, он уже закрыл гараж и ушел домой. – Гретхен посмотрела в окно, выходившее во двор. В лучах фонаря, висевшего над дверью черного хода, все так же яростно крутились снежные хлопья.
   – Ты не знаешь, где он живет?
   – Зачем тебе это? Надеюсь, ты не собираешься заявиться к нему домой?
   – Нет, я хочу узнать его домашний телефон и позвонить.
   – И попросить приехать в такую метель, чтобы привезти тебе багаж из гаража?
   Джори кивнула.
   Гретхен отрицательно покачала головой.
   – Я только знаю, что он поселился где-то за городом. И еще я уверена, что в такую погоду никому не стоит садиться за руль без крайней необходимости. Вряд ли то обстоятельство, что ты осталась без своей шелковой ночной рубашки и шлепанцев из норки, достаточный повод.
   Расслышав ехидство в голосе подруги, Джори опешила. Очень многое совершенно не изменилось за эти годы: внешность Гретхен, ее дом, ее стремление обзавестись мужчиной, но время от времени какое-нибудь слово или действие Гретхен наводили Джори на мысль, что внешность обманчива и, вполне возможно, перед ней уже не та болезненно застенчивая девочка, которую она так хорошо знала десять лет назад.
   Может, повзрослевшая Гретхен и впадала иногда в застенчивость и робость, но язычок у нее стал острым, и, пожалуй, эта перемена пришлась Джори по вкусу. В детстве, а особенно когда они были подростками, ей случалось замечать, что ее дерзкое чувство юмора и прямолинейность вызывали у Гретхен неловкость. Сколько раз Джори наблюдала, как Гретхен заливалась краской из-за какой-нибудь фразы, котирую она ляпнула не подумав!
   Похоже, у новой Гретхен скорлупа стала покрепче. Теперь у Джори не возникало чувства, что подруга смешается и покраснеет, если она скажет или сделает что-нибудь не то.
   Джори взглянула на Гретхен с шутливым негодованием и воскликнула:
   – Я тебя умоляю, моя ночная рубашка не шелковая, а кашемировая, и у меня нет тапочек из норки! Это было бы уж слишком.
   Гретхен усмехнулась:
   – Как скажете, принцесса.
   – Ладно, если ты считаешь, что не стоит разыскивать Сойера Хоуленда, то я, так и быть, переживу одну ночь без своих вещей.
   – Да, я считаю, что не стоит. Можешь позаимствовать одну из моих пижам – хотя ты в ней, наверное, утонешь.
   – Ничего страшного, я просто закатаю рукава, – поспешила заверить Джори на случай, если Гретхен все еще комплексует из-за своего роста и веса. Она осталась такой же полной, как и в школе, и была почти на целый фут выше Джори.
   С тех пор как ей исполнилось семнадцать, Джори не выросла ни на дюйм и как была, так и осталась худенькой – по-видимому, у нее был какой-то особенный обмен веществ. Она никогда не соблюдала никаких диет, наоборот, постоянно что-то жевала, Папа Мэй даже прозвал ее грызуном.
   Гретхен добавила, что даст ей и халат, и шлепанцы.
   – И у меня всегда есть в запасе несколько новых зубных щеток для постояльцев. Ты не представляешь, как много людей забывают взять с собой зубные щетки!
   Эти слова напомнили Джори, что дом Гретхен стал гостиницей. Правда, сейчас она была здесь единственной гостьей.
   В начале этой недели, обсуждая с Джори по телефону предстоящий приезд, Гретхен упомянула, что с октября до Дня памяти погибших^[1] гостиница обычно стоит практически пустая, так что Джори будет где остановиться.
   По телефону Джори настояла на том, чтобы заплатить за номер. Гретхен пыталась отказаться, утверждая, что подруга все равно не займет места, на которое можно было бы поселить платного постояльца, но Джори не приняла никаких возражений. Она догадывалась, что приятельнице не помешают деньги, и знала, что Гретхен известно – денег у нее предостаточно.
   Наверху что-то стукнуло. Джори вздрогнула и подняла глаза к потолку.
   – Что это было? – спросила она.
   Гретхен, по-видимому, ничуть не удивилась:
   – Наверное, Роланд.
   – Роланд?
   – Ну да, мой дядя. Точнее, он приходился дядей моему отцу. Не помню, видела ли ты его когда-нибудь.
   – Кажется, нет.
   – Он никогда не был женат и жил на Среднем Западе вместе со своей сестрой. Несколько лет назад она умерла, и о Роланде стало некому заботиться, поэтому мои родители взяли его к себе. После их смерти он остался жить здесь.
   – Ты поступила очень великодушно, – откликнулась Джори, подумав, что приютить престарелого родственника – очень в духе Гретхен. В детстве она вечно подбирала бездомных кошек и выхаживала птиц со сломанными крыльями.
   – На самом деле он мне тоже помогает, делает всякую работу по дому. Позже надо будет ему напомнить, чтобы расчистил дорожку от снега. Положить тебе лимон? – Гретхен приподняла крышку с заварочного чайника. Решив, что чай заварился, она достала с полки старомодное ситечко и вставила в носик.
   – Лимона не нужно, а вот от молока не откажусь. И от сахара.
   Гретхен улыбнулась:
   – Помню, Джори, ты всегда была сладкоежкой.
   – О, сейчас я стала еще хуже. Иногда случается, что за сутки съедаю целую пачку шоколадного печенья.
   – И остаешься все такой же худышкой. По-моему, это несправедливо. – Гретхен с сожалением оглядела собственную фигуру. – С тех пор как я стала встречаться с Карлом, я потеряла пять фунтов, но все равно нужно избавляться еще как минимум фунтов от пятидесяти.
   – И давно вы с ним встречаетесь? – Джори подтянула к себе стул и уселась за пластиковый стол. Она вспомнила – стол стоял тут еще в ее детские годы.
   – Около полугода. – Гретхен поставила перед ней сахарницу. – Я знала его давным-давно, но развелся он только год назад. Возможно, ты его тоже раньше видела, Карл всю жизнь живет в нашем городе.
   – Не помню.
   – Карл работал в страховой компании в Саратоге и хорошо помнит вашу семью. Он оформлял для твоего деда некоторые страховые полисы, в том числе страховал его жизнь…
   – Я никогда не вникала в эти вопросы, – поспешно сказала Джори, не желая вспоминать о внезапной смерти деда в то далекое лето.
   – Мы с Карлом сблизились на пикнике в честь Четвертого июля.
   – Когда мы с тобой встречались в августе, ты ничего мне о нем не говорила, – удивилась Джори.
   – Да, не говорила. – Гретхен повернулась спиной к гостье, доставая из холодильника пакет молока. – Я не хотела никому ничего рассказывать, пока не буду уверена, что у нас с Карлом серьезно.
   – Что ж, я рада, что все так сложилось.
   – Я тоже. Я с ним очень счастлива, Джори. – Гретхен вернулась к столу, села напротив Джори и пододвинула к ней чашку, над которой поднимался парок. – Мне кажется, каждый день я открываю в нем что-то новое и люблю его еще больше.
   – Но это же замечательно, – искренне сказала Джори. От была от души рада за подругу, которая наконец нашла свою любовь. Ее даже кольнула легкая зависть. Суждено ли ей встретить человека, которого с течением времени она будет любить все больше? До сих пор все ее отношения с мужчинами развивались как раз противоположным образом.
   – По телефону ты сказала, что порвала с Куртом, – продолжала Гретхен. – Что случилось? В августе ты, кажется, была от него без ума.
   – Тогда – да, но из этого ничего не вышло.
   Джори вспомнила лето, свой приезд в Близзард-Бэй. Курт собирался на натурные съемки в Саратога-Спрингс, где должны были сниматься эпизоды гонок для его нового фильма. Когда он предложил Джори поехать с ним, она согласилась и в тот момент даже не подумала, что можно заглянуть в Близзард-Бэй.
   Все эти годы после смерти деда Джори редко вспоминала детство, школьные каникулы… Эти мысли были слишком болезненными, и ей не хотелось, чтобы кто-то напоминал о тех счастливых временах, о человеке и о доме, которые остались в прошлом.
   Но оказавшись в Саратога-Спрингс, Джори неожиданно для себя испытала ностальгические чувства. Она вспомнила, как приезжала на знаменитый трек с Папой Мэем – старик был страстным болельщиком и игроком. Вспомнила, как прогуливалась по улицам, застроенным домами времен королевы Виктории, ходила по магазинам на Бродвее, бывала в знаменитых банях.
   Джори вдруг стало любопытно, во что превратился Близзард-Бэй. И однажды, когда ей наскучило смотреть, как снимаются бесконечные дубли, она попросила водителя Курта отвезти ее в городок.
   Ее поразило, что Близзард-Бэй выглядел в точности так же, как в последний раз, когда она здесь была, и все подружки ее детских лет по-прежнему жили здесь. Найти старых знакомых не составило труда, в этом ей помогла Мэй Драйсколл из ресторана «Франт-стрит дайнер». Когда Джори зашла выпить кофе, Мэй ее узнала, бросилась обнимать и с ходу обрушила на нее поток сведений обо всех приятельницах, с которыми Джори когда-то встречалась в летние месяцы.
   Мэй рассказала, что Гретхен живет все в том же доме на Плезант-стрит, принадлежавшем ее семье, только превратила его в гостиницу.
   Рыжеволосая хохотушка Китти вышла замуж за лучшего друга своего брата, Джонни О'Коннора, у нее – благослови их Господь – уже четверо детей и на подходе пятый.
   Эксцентричная Клоувер пока не замужем и открыла в Саратоге бутик «Нью эйдж».
   Элегантная, с налетом снобизма Эдриен – единственная из компании, не считая самой Джори, кто приезжал в Близзард-Бэй только на лето, – недавно окончательно перебралась в резиденцию родителей и теперь живет здесь круглый год. Она недавно развелась и, по слухам, встречается с сенатором штата – богатым и, между прочим, женатым.
   Джори прямо из лимузина позвонила Китти. Не прошло и нескольких часов, как она и четыре ее подруги встретились в местной пиццерии. Уже вернувшись в Нью-Йорк, Джори не раз вспоминала эти драгоценные часы, проведенные в обществе девочек, с которыми были связаны воспоминания о самых счастливых днях ее жизни.
   Наверное, именно поэтому, когда Джори бросила Курта, ей вдруг захотелось позвонить Китти, которая была ей ближе всех других старых знакомых. Так она и сделала: позвонила и сказала, что собирается снова приехать в Близзард-Бэй. Китти, чей маленький домик был битком набит детьми и игрушками, обрадовалась и посоветовала ей остановиться у Гретхен.
   – Я бы с удовольствием пригласила тебя к нам, но у нас нет свободной комнаты, а на диване спит моя мама, она приехала из Флориды, чтобы побыть со мной до рождения ребенка. Но я уверена, Гретхен будет рада гостье.
   Джори обещала подумать. Однако Китти принялась за дело со свойственной ей энергией и тут же связалась с Гретхен. Через пять минут на столе у Джори зазвонил телефон, и она получила приглашение остановиться в гостинице «Дом 1890».
   И вот она здесь.
   Гретхен отхлебнула чай, поставила чашку на стол и осторожно проговорила:
   – Джори, прости, если я вмешиваюсь в твою личную жизнь… но как ты могла отпустить такого мужчину, как Курт Хоуван?
   Джори нахмурилась:
   – Он просто не в моем вкусе.
   Гретхен это явно не убедило.
   Начиная испытывать раздражение, Джори попыталась объяснить:
   – Одно то, что мужчина – известный киноактер…
   – К тому же потрясающе красивый, богатый и сексуальный, – вставила Гретхен.
   – … потрясающе красивый, богатый и сексуальный, – повторила Джори, – еще не означает, что он именно тот, кто мне нужен.
   – Может быть, но… ты представляешь, сколько женщин были бы счастливы оказаться на твоем месте? Включая меня.
   – Догадываюсь. – Она перехватила мечтательный взгляд Гретхен. – Но знаешь, я бы скорее предпочла оказаться на твоем месте.
   Гретхен опешила:
   – Что-что?
   – Ты точно знаешь, где твой дом – здесь, в Близзард-Бэй. У тебя есть собственное дело и есть мужчина, которого ты любишь. Вся твоя жизнь определена и упорядочена, ты точно знаешь, где будешь завтра и послезавтра. А я… я не знаю, чего хочу и куда иду, и никогда не знала. До сих пор это не имело значения, но в последнее время…
   Спохватившись, что говорит бессвязно, перескакивая с одной мысли на другую, Джори умолкла и стала пить чай.
   Гретхен довольно долго молчала, потом медленно проговорила:
   – Знаешь, Джори, я никогда не думала, что ты можешь быть недовольна жизнью. Ты всегда казалась такой беспечной, жизнерадостной.
   – Когда-то я такой и была. В детстве. Особенно летом, на каникулах, у бабушки с дедушкой. Но позже все изменилось. Я… я выросла.
   Казалось, она повзрослела за одну ночь. В действительности ее мир рассыпался на части на протяжении одного лета. И хотя Джори сумела кое-как собрать обломки воедино, чтобы по крайней мере перестать хандрить, плакать и жалеть самое себя, с тех пор все непоправимо изменилось.
   Возможно, именно поэтому Джори до сих пор не могла остановиться в поисках… Чего? Возможно, ей просто не хватало в жизни доброты, надежности, защищенности – того, что всегда ассоциировалось у нее с Близзард-Бэй.
   Но нет больше Папы Мэя, нет больше дома, и детство не вернуть. Она никогда не сможет воссоздать то, чего ей не хватает. Быть может, возвращение в городок детства было ошибкой. А может, на самом деле она искала вовсе не утраченное, а что-то совсем другое, еще сама толком не понимая, что именно.
   Почему-то именно сейчас Джори вспомнила Сойера Хоуленда и тут же пожалела об этом. Связь с таинствен•ным чужаком – как раз то, чего в нынешнем состоянии духа она никак не могла себе позволить. Да, спору нет, она что-то пыталась найти – но только не мужчину.
   Но едва подумав так, Джори вынуждена была признаться себе, что это вовсе не бесспорно.
   Ей очень хотелось оказаться в объятиях крепких рук, хотелось, чтобы ее ласкали, целовали. Джори поняла, что по этим соображениям ей нужна связь с мужчиной, пусть даже неподходящим. Ей нужна страсть, жизнь без страстей становится пресной и скучной, слишком скучной для женщины, которая привыкла действовать импульсивно и обожает непредсказуемость. Ей нужен кто-нибудь, кто бы нежно занимался с ней любовью, говорил, как-она желанна.
   «Ты ненасытна, Джори».
   Сколько раз Курт – настоящий мужчина, известный ловелас и международный секс-символ – говорил ей эти слова? То же твердили и другие, и в конце концов Джори стала спрашивать себя: может, она нечто вроде нимфоманки?
   Но дело в том, что ни один мужчина не любил ее достаточно сильно. Джори всегда была готова к большему, и когда любовник – судя по всему, удовлетворенный – сонно откатывался от нее и закрывал Глаза, иногда она удивлялась, а иной раз и злилась. «Подожди! – хотелось ей крикнуть. – Ты мне еще нужен, я хочу большего».
   Ей хотелось – нет, она отчаянно нуждалась в настоящей близости.
   Джори мечтала о том, чтобы лежать, положив голову на обнаженную грудь мужчины, чувствовать, как он гладит ее по голове, по спине, мечтала свободно говорить кому-то слова, которые никогда не смела произнести вслух. Слова, которые сделают ее уязвимой, но это будет абсолютно не важно, потому что е ним она будет чувствовать себя в безопасности.
   С ним, кем бы он ни был.
   «Кто ты? – Джори вдруг стало нестерпимо одиноко. – Где ты?»
   Джори внезапно осознала смысл потребности, которую пыталась утолить. Она хотела любить и быть любимой – по-настоящему.
   По-видимому, Курта и всех его предшественников она не любила, это были всего лишь увлечения. А иначе почему ее чувство вспыхивало очень быстро и еще быстрее гасло? Настоящая любовь не может приходить и уходить так легко. Джори поняла, что созрела для любви. Это именно то, чего ей не хватало всю жизнь.
   Значит, она все-таки искала мужчину.
   Но определенно не мужчину типа Сойера Хоуленда. Ощущение покоя и безопасности – отнюдь не то, что мог бы дать ей такой человек, как он, на этот счет у Джори сомнений не было.

***

   «Что я здесь делаю? Должно быть, совсем рехнулся», – думал Сойер, затормозив перед гостиницей «Дом 1890». Плезант-стрит была занесена снегом, и когда он, открыв дверцу «шевроле», вышел из машины, оказалось, что сугробы намело почти по колено.
   Интересно, как он потом отсюда выберется? Если в городе улицы в таком состоянии, что же ждет его за городом, ведь ему ехать четыре мили?
   Нужно было отправиться прямо домой и сделать это еще несколько часов назад. Но тогда его не привлекала перспектива сидеть в одиночестве в своей небольшой квартире, не привлекала она и сейчас. У него было такое паршивое настроение, что квартира показалась бы скорее клеткой, чем убежищем от непогоды.
   В результате вместо того, чтобы вовремя поставить точку, Сойер остался в гараже и продолжил возиться с «рейнджровером», стараясь не отвлекаться на мысли о его хозяйке. Как ни крути, по поводу Джори Мэддок и мрачной участи, которая ее ждала, он ничего не мог поделать, совсем ничего. Но зато он мог сделать что-то с машиной, которую Джори Мэддок вверила его заботам, и чем скорее он покончит с этим делом, тем скорее можно было хотя бы попытаться выкинуть ее из головы.
   Если бы Сойер уехал домой пораньше, его бы не оказалось в гараже, когда она позвонила, и он не смог бы услышать ее сообщение насчет багажа. У него были грязные руки, поэтому он решил принять сообщение на автоответчик, но едва Сойер услышал голос Джори, как его охватило идиотское желание немедленно схватить трубку. Он вдруг обнаружил, что поспешно вытирает замасленные руки тряпкой и бежит к телефону. Но было уже поздно. Когда он схватил трубку и выдохнул «алло», то в ответ услышал только короткие гудки.
   Сойер хотел сразу же перезвонить, но потом раздумал. Джори же не знала, что он услышал ее сообщение, она наверняка решила, что он уже ушел домой, как сделал бы на его месте всякий нормальный человек.
   Хоуленд потратил немало времени, оттирая телефонную трубку' от масляных пятен, и еще больше – меряя шагами мастерскую и раздумывая, что делать. При этом время от времени он останавливался и снова и снова смотрел на груду багажа в машине.
   В конце концов решение было принято – конечно, неправильное, но все же лучше, чем никакого. По крайней мере он перестал метаться по гаражу как тигр по клетке. И вот он здесь, собирается подняться на крыльцо и лично вручить Джори Мэдцок ее чемоданы. Зачем, почему? Сойер и сам не знал. А отступать было поздно.
   Он захлопнул дверцу и поплелся по снегу, скривившись от противного скрипа снега под резиновыми подошвами ботинок. Этот звук всегда действовал на него так же, как на его младшую сестренку скрип пластмассы. В детстве он частенько развлекался тем, что тер одну пластмассовую кружку о другую, заставляя сестру морщиться и визжать. Обычно она кричала: «Мама, он снова это делает!» Разумеется, до прихода матери он всегда успевал замести следы преступления и невинно вытаращить глаза, сделав вид, будто даже не понимает, на что жалуется девчонка. Типичные конфликты между братьями и сестрами.