Страница:
Господи, как же давно это было…
Сойер обошел машину и остановился, чтобы смести с багажника еще несколько дюймов только что наметенного снега, потом открыл крышку. По соседству с проводами для пуска двигателя и большим бумажным мешком, набитым пустыми банками из-под содовой, которые Сойер все не мог собраться отвезти обратно в супермаркет, багаж мисс Мэддок – несколько коричневых чемоданов из дорогой кожи – выглядел на редкость неуместно.
Он взял два самых больших чемодана и захлопнул багажник, чтобы снег не попал на оставшиеся. Потом двинулся к дому, согнувшись под тяжестью чемоданов.
На сколько же она приехала? На год, что ли? И как можно было, набрав такую уйму вещей, не привезти с собой теплой одежды?
Вся его одежда могла бы уместиться в самом маленьком из ее чемоданов, точнее, та одежда, которая находилась в его квартире в Близзард-Бэй. Иногда Сойер даже забывал, что у него был другой дом, была другая жизнь, не имевшая почти ничего общего с этой.
Сквозь густую пелену снега Хоуленд взглянул на гостиницу. «Дом 1890» был таким же большим, старым и нелепо официозным, как и все остальные здания на улице, с такой же кровлей из дранки, напоминавшей рыбную чешую. И вычурных украшений в псевдоготическом стиле на обветшалом фасаде было не больше и не меньше, чем на других домах. Но почему-то в отличие от соседей он не вызывал симпатии. Скорее наоборот…
Сойер прогнал видение, возникшее где-то на границе сознания и подсознания, и зябко поежился.
С какой стати девушка вроде Джори решила остановиться именно в этой гостинице, когда в Саратога-Спрингс есть несколько современных фешенебельных отелей?
Отметив, что кто-то совсем недавно расчистил дорожку и крыльцо, Сойер поднялся по стертым ступеням. Круглые фонари, висевшие по обе стороны от двери, рассеивали тусклый желтоватый свет. Сойер увидел в окне табличку: «Есть свободные номера».
«Неужели?» – не без сарказма подумал он. В этот уик-энд по всей округе вряд ли набралась бы дюжина туристов.
Так что же все-таки привело Джори Мэддок в это Богом забытое место в это время года, да еще и одну?
«Какая разница? Это не твоя забота».
Сойер решительно стиснул зубы, позвонил в дверь и стал ждать. Через некоторое время в вестибюле зажегся свет, и дверь отворилась. К нему вышла Гретхен Экхард – Сойер знал ее в лицо, потому что за несколько месяцев изучил почти всех постоянных жителей городка. Но они не были официально знакомы, поэтому, поставив чемоданы, он протянул руку и представился:
– Сойер Хоуленд.
Хозяйка гостиницы кивнула. Ни в застывшем взгляде грузной молодой женщины, ни в том, как она с опаской пожала ему руку, не было и намека на дружелюбие.
– Гретхен Экхард, – коротко сказала она.
– Я тут отбуксировал машину и…
– Это вещи Джори? – Она выразительно покосилась на два больших чемодана.
Сойер кивнул, отметив, что Гретхен как-то слишком быстро стала называть свою гостью по имени.
– Я передам ей багаж. – Гретхен с неожиданной для женщины силой подняла один чемодан, перенесла его через порог, поставила в вестибюле и протянула руку за вторым.
– Лучше я сам занесу, – предложил Сойер, – вещи довольно тяжелые.
Не дав Гретхен времени возразить, он шагнул вперед, и ей оставалось только отступить и пропустить его в вестибюль.
– Благодарю вас.
Похоже, хозяйке не терпелось поскорее выпроводить его за порог. Казалось бы, Сойер и сам должен был поспешить убраться из этого дома, но ему не хотелось, чтобы Гретхен так легко от него избавилась. Сойер понял, что приехал сюда, надеясь хотя бы мельком увидеть Джори Мэддок.
Он сознавал, что ведет себя сомнительно, назойливо, но ничего не мог с собой поделать. У него вдруг невесть откуда появилась необъяснимая потребность увидеть девушку еще раз или хотя бы убедиться, что с ней все в порядке. Что она еще жива.
– А Джори…
– Она в другой комнате, отдыхает у камина. У нее сегодня был трудный день – авария и все такое, сами понимаете. Я ей передам, что вы заходили.
– У меня в машине еще несколько чемоданов. Сейчас я их принесу.
Сойер ушел, не дожидаясь ответа, да и что она могла возразить? У него создалось впечатление, что хозяйка гостиницы его побаивалась. Такое же ощущение у Сойера возникало и при общении с другими местными жителями, и он решил, что это вполне нормально: как-никак он здесь чужак, приезжий. Сойер не надеялся, что его примут с распростертыми объятиями, да и не хотел этого.
Он желал только одного: чтобы его оставили в покое и не мешали заниматься своим делом, ради которого он и был– здесь.
Конечно, когда содержишь единственную авторемонтную мастерскую в городе, невозможно полностью избежать контактов с местными, но Сойер строго следил за тем, чтобы его отношения с клиентами не выходили за рамки чисто деловых. В тех редких случаях, когда ему пытались задать личные вопросы, он уходил от ответа, как недавно отказался удовлетворить любопытство Джори.
Сойер достал из багажника остальные чемоданы и снова захлопнул крышку.
Самое благоразумное, что он мог бы сейчас сделать, это оставить багаж на пороге и убраться отсюда ко всем чертям. Ему не понравился пронзительный взгляд Гретхен Экхард, и он уже дал себе зарок не связываться с Джори Мэддок.
Но когда Сойер вернулся в дом, Гретхен не было видно, зато в вестибюле стояла Джори. Неожиданно столкнувшись с ней лицом к лицу, Сойер испытал такое чувство, будто поскользнулся и шлепнулся на обледенелый тротуар. У него буквально перехватило дыхание.
Джори была такой же красивой, какой он ее запомнил, а может быть, даже еще красивее. Но на этот раз выглядела, как показалось Сойеру, еще меньше и беззащитнее. Удивляясь этому, он опустил глаза и понял причину: Джори стояла на полу в носках. Она оказалась на несколько дюймов ниже, чем он думал, совсем как ребенок. И сейчас в ее больших зеленых глазах не горели дерзкие огоньки, она смотрела на него… неужели с опаской?
– Я услышала ваш голос и пришла поблагодарить за то, что вы привезли багаж, – сказала Джори, придерживая створку и очевидно ожидая, что Сойер войдет внутрь.
– Ну, я прослушал сообщение на автоответчике и решил просто забросить ваши чемоданы по дороге домой.
– Надеюсь, вам недалеко ехать. – Джори посмотрела мимо него на улицу, поежилась и закрыла дверь.
– Ничего, доберусь как-нибудь. – Даже в доме Сойер стоял наклонив голову, словно борясь с ветром, и это позволяло ему не встречаться с ней взглядом.
– Сегодня утром я тоже так думала, – напомнила Джори, – и видите, что из этого вышло. Наверное, вам лучше остаться здесь на ночь.
От неожиданности Сойер вздрогнул, посмотрел ей прямо в глаза и только тогда сообразил, о чем она говорила. Они ведь находятся в гостинице, и свободных номеров более чем достаточно. Джори вовсе не имела в виду…
Конечно, нет. Но она догадалась, о чем он подумал. Сойер понял это по тому, как дрогнули ее губы и как она поспешно отвела взгляд. Кашлянув, Джори пояснила:
– Я точно знаю, что у Гретхен есть свободные места, – я здесь единственный постоялец.
– Не сомневаюсь, что есть, но мне нужно домой.
– Почему? Вас ведь не ждет дома жена. – Голос Джори прозвучал немного насмешливо, и Сойер невольно улыбнулся в ответ.
– Нет, жена меня не ждет.
– Или вам нужно покормить домашнее животное? Кошку? Собаку? Канарейку?
– Канарейку? – переспросил Сойер.
– Нет, пожалуй, вы не из тех, кто держит канареек. Я бы даже сказала, что вы вообще не похожи на человека, у которого есть домашние животные.
– Это почему же, интересно?
Джори склонила голову набок и смерила его изучающим взглядом.
– Вы не стали бы заботиться о домашнем питомце.
Сойер опешил:
– Как вы можете делать такие нелепые выводы о малознакомом человеке?
– Я очень хорошо разбираюсь в людях.
– Неужели?
– Ну, по правде говоря, нет, – с готовностью согласилась Джори. – Я ужасно плохо разбираюсь в людях. Наверное, поэтому…
– Поэтому – что? – не выдержал Сойер. Джори смутилась:
– Не важно. Раз уж вам так нужно, то поезжайте. Возвращайтесь к своей канарейке или кто там у вас.
Сойер молча смотрел на нее. Ему очень захотелось остаться. Вовсе не из-за пурги w плохих дорог, а из-за самой Джори. Он хотел быть рядом с ней, присматривать за ней, чтобы защитить…
Джори перехватила его взгляд:
– В чем дело?
– Что вы имеете в виду?
– У вас был такой вид, будто вы подумали о чем-то ужасном.
Сойер снова – уже в который раз! – поразился. «Я и думал об ужасном».
– Мне пора, – бросил он и шагнул к выходу. Не оглядываясь, распахнул дверь и растворился в темноте.
Глава 3
Сойер обошел машину и остановился, чтобы смести с багажника еще несколько дюймов только что наметенного снега, потом открыл крышку. По соседству с проводами для пуска двигателя и большим бумажным мешком, набитым пустыми банками из-под содовой, которые Сойер все не мог собраться отвезти обратно в супермаркет, багаж мисс Мэддок – несколько коричневых чемоданов из дорогой кожи – выглядел на редкость неуместно.
Он взял два самых больших чемодана и захлопнул багажник, чтобы снег не попал на оставшиеся. Потом двинулся к дому, согнувшись под тяжестью чемоданов.
На сколько же она приехала? На год, что ли? И как можно было, набрав такую уйму вещей, не привезти с собой теплой одежды?
Вся его одежда могла бы уместиться в самом маленьком из ее чемоданов, точнее, та одежда, которая находилась в его квартире в Близзард-Бэй. Иногда Сойер даже забывал, что у него был другой дом, была другая жизнь, не имевшая почти ничего общего с этой.
Сквозь густую пелену снега Хоуленд взглянул на гостиницу. «Дом 1890» был таким же большим, старым и нелепо официозным, как и все остальные здания на улице, с такой же кровлей из дранки, напоминавшей рыбную чешую. И вычурных украшений в псевдоготическом стиле на обветшалом фасаде было не больше и не меньше, чем на других домах. Но почему-то в отличие от соседей он не вызывал симпатии. Скорее наоборот…
Сойер прогнал видение, возникшее где-то на границе сознания и подсознания, и зябко поежился.
С какой стати девушка вроде Джори решила остановиться именно в этой гостинице, когда в Саратога-Спрингс есть несколько современных фешенебельных отелей?
Отметив, что кто-то совсем недавно расчистил дорожку и крыльцо, Сойер поднялся по стертым ступеням. Круглые фонари, висевшие по обе стороны от двери, рассеивали тусклый желтоватый свет. Сойер увидел в окне табличку: «Есть свободные номера».
«Неужели?» – не без сарказма подумал он. В этот уик-энд по всей округе вряд ли набралась бы дюжина туристов.
Так что же все-таки привело Джори Мэддок в это Богом забытое место в это время года, да еще и одну?
«Какая разница? Это не твоя забота».
Сойер решительно стиснул зубы, позвонил в дверь и стал ждать. Через некоторое время в вестибюле зажегся свет, и дверь отворилась. К нему вышла Гретхен Экхард – Сойер знал ее в лицо, потому что за несколько месяцев изучил почти всех постоянных жителей городка. Но они не были официально знакомы, поэтому, поставив чемоданы, он протянул руку и представился:
– Сойер Хоуленд.
Хозяйка гостиницы кивнула. Ни в застывшем взгляде грузной молодой женщины, ни в том, как она с опаской пожала ему руку, не было и намека на дружелюбие.
– Гретхен Экхард, – коротко сказала она.
– Я тут отбуксировал машину и…
– Это вещи Джори? – Она выразительно покосилась на два больших чемодана.
Сойер кивнул, отметив, что Гретхен как-то слишком быстро стала называть свою гостью по имени.
– Я передам ей багаж. – Гретхен с неожиданной для женщины силой подняла один чемодан, перенесла его через порог, поставила в вестибюле и протянула руку за вторым.
– Лучше я сам занесу, – предложил Сойер, – вещи довольно тяжелые.
Не дав Гретхен времени возразить, он шагнул вперед, и ей оставалось только отступить и пропустить его в вестибюль.
– Благодарю вас.
Похоже, хозяйке не терпелось поскорее выпроводить его за порог. Казалось бы, Сойер и сам должен был поспешить убраться из этого дома, но ему не хотелось, чтобы Гретхен так легко от него избавилась. Сойер понял, что приехал сюда, надеясь хотя бы мельком увидеть Джори Мэддок.
Он сознавал, что ведет себя сомнительно, назойливо, но ничего не мог с собой поделать. У него вдруг невесть откуда появилась необъяснимая потребность увидеть девушку еще раз или хотя бы убедиться, что с ней все в порядке. Что она еще жива.
– А Джори…
– Она в другой комнате, отдыхает у камина. У нее сегодня был трудный день – авария и все такое, сами понимаете. Я ей передам, что вы заходили.
– У меня в машине еще несколько чемоданов. Сейчас я их принесу.
Сойер ушел, не дожидаясь ответа, да и что она могла возразить? У него создалось впечатление, что хозяйка гостиницы его побаивалась. Такое же ощущение у Сойера возникало и при общении с другими местными жителями, и он решил, что это вполне нормально: как-никак он здесь чужак, приезжий. Сойер не надеялся, что его примут с распростертыми объятиями, да и не хотел этого.
Он желал только одного: чтобы его оставили в покое и не мешали заниматься своим делом, ради которого он и был– здесь.
Конечно, когда содержишь единственную авторемонтную мастерскую в городе, невозможно полностью избежать контактов с местными, но Сойер строго следил за тем, чтобы его отношения с клиентами не выходили за рамки чисто деловых. В тех редких случаях, когда ему пытались задать личные вопросы, он уходил от ответа, как недавно отказался удовлетворить любопытство Джори.
Сойер достал из багажника остальные чемоданы и снова захлопнул крышку.
Самое благоразумное, что он мог бы сейчас сделать, это оставить багаж на пороге и убраться отсюда ко всем чертям. Ему не понравился пронзительный взгляд Гретхен Экхард, и он уже дал себе зарок не связываться с Джори Мэддок.
Но когда Сойер вернулся в дом, Гретхен не было видно, зато в вестибюле стояла Джори. Неожиданно столкнувшись с ней лицом к лицу, Сойер испытал такое чувство, будто поскользнулся и шлепнулся на обледенелый тротуар. У него буквально перехватило дыхание.
Джори была такой же красивой, какой он ее запомнил, а может быть, даже еще красивее. Но на этот раз выглядела, как показалось Сойеру, еще меньше и беззащитнее. Удивляясь этому, он опустил глаза и понял причину: Джори стояла на полу в носках. Она оказалась на несколько дюймов ниже, чем он думал, совсем как ребенок. И сейчас в ее больших зеленых глазах не горели дерзкие огоньки, она смотрела на него… неужели с опаской?
– Я услышала ваш голос и пришла поблагодарить за то, что вы привезли багаж, – сказала Джори, придерживая створку и очевидно ожидая, что Сойер войдет внутрь.
– Ну, я прослушал сообщение на автоответчике и решил просто забросить ваши чемоданы по дороге домой.
– Надеюсь, вам недалеко ехать. – Джори посмотрела мимо него на улицу, поежилась и закрыла дверь.
– Ничего, доберусь как-нибудь. – Даже в доме Сойер стоял наклонив голову, словно борясь с ветром, и это позволяло ему не встречаться с ней взглядом.
– Сегодня утром я тоже так думала, – напомнила Джори, – и видите, что из этого вышло. Наверное, вам лучше остаться здесь на ночь.
От неожиданности Сойер вздрогнул, посмотрел ей прямо в глаза и только тогда сообразил, о чем она говорила. Они ведь находятся в гостинице, и свободных номеров более чем достаточно. Джори вовсе не имела в виду…
Конечно, нет. Но она догадалась, о чем он подумал. Сойер понял это по тому, как дрогнули ее губы и как она поспешно отвела взгляд. Кашлянув, Джори пояснила:
– Я точно знаю, что у Гретхен есть свободные места, – я здесь единственный постоялец.
– Не сомневаюсь, что есть, но мне нужно домой.
– Почему? Вас ведь не ждет дома жена. – Голос Джори прозвучал немного насмешливо, и Сойер невольно улыбнулся в ответ.
– Нет, жена меня не ждет.
– Или вам нужно покормить домашнее животное? Кошку? Собаку? Канарейку?
– Канарейку? – переспросил Сойер.
– Нет, пожалуй, вы не из тех, кто держит канареек. Я бы даже сказала, что вы вообще не похожи на человека, у которого есть домашние животные.
– Это почему же, интересно?
Джори склонила голову набок и смерила его изучающим взглядом.
– Вы не стали бы заботиться о домашнем питомце.
Сойер опешил:
– Как вы можете делать такие нелепые выводы о малознакомом человеке?
– Я очень хорошо разбираюсь в людях.
– Неужели?
– Ну, по правде говоря, нет, – с готовностью согласилась Джори. – Я ужасно плохо разбираюсь в людях. Наверное, поэтому…
– Поэтому – что? – не выдержал Сойер. Джори смутилась:
– Не важно. Раз уж вам так нужно, то поезжайте. Возвращайтесь к своей канарейке или кто там у вас.
Сойер молча смотрел на нее. Ему очень захотелось остаться. Вовсе не из-за пурги w плохих дорог, а из-за самой Джори. Он хотел быть рядом с ней, присматривать за ней, чтобы защитить…
Джори перехватила его взгляд:
– В чем дело?
– Что вы имеете в виду?
– У вас был такой вид, будто вы подумали о чем-то ужасном.
Сойер снова – уже в который раз! – поразился. «Я и думал об ужасном».
– Мне пора, – бросил он и шагнул к выходу. Не оглядываясь, распахнул дверь и растворился в темноте.
Глава 3
Джори не спалось. Вернее, она проспала часа четыре или пять – так устала, что отключилась, как только коснулась головой подушки, – но еще до рассвета внезапно пробудилась как от толчка. Снова уснуть не удалось, и Джори долго лежала в темноте, слушая завывание ветра за окном. Потом она перебралась в изножье кровати и открыла жалюзи, чтобы можно было смотреть в окно. Но на улице все было бело, ей удалось разглядеть только очертания соседнего дома.
Ближе к утру, когда за окном начал заниматься серый рассвет, Джори стала разглядывать свою спальню. Комната была одновременно и знакомой, и незнакомой – в детстве она много раз ночевала здесь. Даже кровать осталась та же самая – допотопное металлическое сооружение с высокой спинкой и подножкой. Джори не помнила, стоял ли здесь раньше высокий комод, но узнала низенькую тумбочку с ящиками, мягкий стул с гнутой спинкой и высокую деревянную вешалку в углу, В маленькой комнате был дощатый пол, единственное окно выходило в переулок. С тех пор как Джори была здесь последний раз, стены перекрасили в другой цвет – раньше они– были тускло-золотистыми, теперь стали просто белыми.
Гретхен собиралась поселить ее в другой комнате – более просторной, которая раньше была родительской спальней, или в угловой, где когда-то находился кабинет ее отца. Но Джори под влиянием ностальгических чувств пожелала остановиться здесь, где много лет назад провела так много ночей. Особняк ее деда и бабки находился довольно далеко от центра городка, поэтому, если случалось задержаться в гостях допоздна, Джори предпочитала остаться на ночь, вместо того чтобы ехать домой на велосипеде. Папа Мэй боялся, что она попадет под машину или ее похитят, и не любил, когда внучка возвращалась одна в темноте.
– Не забывай, что ты Мэддок, – говаривал он. – И это не Нью-Йорк, где богачи идут по десять центов за дюжину. Здесь ты выделяешься, и тебе надо быть осторожнее.
Но несмотря на все предостережения, Джори никогда не думала, что в Близзард-Бэй ей может угрожать какая-то опасность. Девочка отлично ладила с друзьями, которые знали, что она из богатой семьи (даже более состоятельной, чем семья Эдриен) и что ее отец – крупный финансист.
Эдриен чем-то напоминала Джори старших сестер – Соню и Энн. Все три девушки были тонкими гибкими блондинками с нежными чертами лица и отличались спокойной сдержанностью, так соответствующей их внешности.
Став взрослее, Джори одновременно и завидовала сестрам, и жалела их: казалось, жизнь Сони и Энн была не слишком интересной, однако их это, по-видимому, вполне устраивало.
Старшие сестры были похожи между собой не только внешностью и чертами характера – они испытывали схожие чувства. Скажем, обеих раздражало, что Джори была любимицей отца – Мэйвилл Мэддок Второй души не чаял в младшей дочери, унаследовавшей его яркий темперамент и живые, подвижные черты лица.
Мать, напротив, держала Джори на расстоянии и обожала старших дочерей – ее собственное почти зеркальное отражение в двух экземплярах. Джори это обстоятельство не слишком беспокоило: мать казалась ей скучной и мелочной, и девочка совсем не жалела, что проводит с ней мало времени. Когда Джори была помладше, она считала, что Аманда Мэддок ревнует мужа к собственной дочери, то есть к ней. Лишь после того, как брак родителей распался, она поняла, что Аманда и Мэйвилл никогда не любили друг друга. Тогда же Джори стало ясно, почему мать никогда не проявляла к ней особой теплоты – дочь слишком напоминала Аманде мужа, которого она с трудом терпела все двадцать пять лет.
И все-таки Аманда формально продолжала выполнять материнские обязанности. Так, всего несколько дней назад мать позвонила с юга Франции, чтобы пожелать ей приятной поездки с Куртом Хоуваном, – и вздохнула с облегчением, услышав, что Джори разорвала их отношения.
Джори знала, что ее мать никогда не сочла бы актера, даже такого знаменитого, как Курт, подходящей партией для своей дочери. Но в то же время Аманде хотелось, чтобы она как можно быстрее нашла Курту замену.
– Джори, тебе пора остепениться, хватит менять мужчин как перчатки, – наставляла мать. – В конце концов ты останешься старой девой.
– Не вижу в этом ничего страшного, – возразила Джори.
В ответ мать, которая, едва были завершены все формальности развода с их отцом, выскочила замуж за английского лорда, гораздо более богатого, чем Мэддоки, тут же привела ей множество доводов против того, чтобы оставаться незамужней.
Любовь при этом даже не упоминалась.
Стоило ли удивляться, что брак Аманды казался Джори таким фальшивым – как и браки сестер. И Соня, и Энн вышли за мужчин, которых одобрила мать, холеных представителей старинных фамилий, обладателей солидных профессий.
В памяти Джори всплыл образ Сойера Хоуленда – какой контраст с ее чопорными зятьями!
Со своими длинными светлыми волосами, в грубой одежде, отлично приспособленной для пребывания на открытом воздухе в непогоду, с отросшей за день щетиной, Хоуленд – даже если на время забыть о том, что он вообще производил впечатление подозрительной личности – был именно тот мужчина, который мог привести в ужас ее мать и сестер. При мысли о том, что сказала бы мать, если бы ей представили Сойера Хоуленда в качестве будущего зятя, губы Джори невольно сложились в подобие улыбки.
Впрочем, поспешно напомнила она себе, этому не бывать и через миллион лет. Она вовсе не собиралась поддаваться загадочному обаянию этого мужчины. Слишком уж он был самоуверен и не исключено, что действительно опасен.
Вчера вечером, когда они разговаривали в вестибюле, Джори, забыв о предостережениях Карла и Гретхен, поймала себя на мысли, что ее тянет к нему. Но Сойер вдруг резко переменился, замкнулся в себе и поспешил сбежать, даже толком не попрощавшись. Это было так непохоже на человека, который выручил ее и к тому же не поленился в пургу привезти ей вещи, что Джори не знала, что и подумать, и готова была поверить, что такой Хоуленд вполне мог иметь отношение к зловещему убийству, потрясшему Близзард-Бэй несколько месяцев назад. И все же…
Умом Джори понимала, что в жизни всякое бывает: удивительные голубые глаза Сойера Хоуленда могли скрывать душу кровожадного убийцы. Но ее одинокое и, возможно, слишком наивное сердце хотело верить, что он нормальный человек. Просто человек…
Джори зевнула и перевернулась на другой бок. Ее наконец-то сморил сон. Но вместо приятных сновидений она увидела кошмар.
Джори снилось, что она бежала по заснеженному зимнему лесу, неслась что есть сил, потому что за ней кто-то гнался. И хотя она не видела своего преследователя, повсюду ощущалось незримое присутствие Сойера Хоуленда, и его низкий глубокий голос звучал словно со всех сторон одновременно: «Можешь бежать, Джори, но тебе не скрыться. Как бы ты ни пыталась ускользнуть, тебе не скрыться».
Он встал, на ощупь вытянул из груды одежды на стуле футболку с длинными рукавами и натянул ее. Сойер не признавал пижам, и даже в эту ночь, когда снаружи бушевала метель, а в комнате дуло изо всех щелей, он, как обычно, спал в трусах. Сойер терпеть не мог, когда ему мешали спать всякие пуговицы, завязки и рукава.
Он и днем не любил носить одежду, стеснявшую движения. Сойер предпочитал что-нибудь удобное, например, объемные свитера, свободные джинсы, фланелевые рубахи навыпуск. И не потому, что ему было что скрывать – наоборот, его стройное, крепкое мускулистое тело удивляло и повергало в трепет каждую женщину, которая впервые видела, как он раздевается.
Воображение Хоуленда заработало: может, Джори представляет сейчас, как он выглядит под ворохом теплой одежды? А сам он всю ночь пытался представить ее изящную женственную фигурку без одежды, особенно после их второй встречи вчера вечером.
Джори была маленькой и худенькой, но не тощей и отнюдь не походила на мальчишку. Плавные изгибы ее тела и окружавшая ее аура какой-то вызывающей женственности действовали на Сойера завораживающе: каково было бы сжать в объятиях эту миниатюрную женщину и прижать к своей груди?
Даже сейчас эта мысль будоражила Сойера. Чтобы отвлечься, он подошел к окну и посмотрел наружу. Метель все еще не улеглась.
Нечего было и думать о том, чтобы расстаться с образом Джори. Глядя в окно, Сойер видел ее перед собой, вспоминал, какой невинной и беззащитной выглядела она, когда стояла перед ним без обуви, в одних носках, как она благодарила его за багаж и беспокоилась о том, как он доедет до своего дома в такую погоду. Она совсем не походила на ту упрямую колючую дамочку, которую он встретил на дороге.
Джори, какой он увидел ее вчера вечером, не просто вызывала у него запретное желание – каким-то образом она пробудила в нем инстинкты защитника и покровителя.
Нет, Сойер не сомневался, что независимая упрямица, которая предстала перед ним при первой встрече, существует на самом деле. Не было у него сомнений и в том, что Джори возмутит даже сама мысль о мужчине, вмешивающемся в ее жизнь пусть и с благой целью ее защитить. Но все-таки, сознавала это Джори или нет, она была уязвимой и нуждалась в защите. И защитить ее мог только он, Сойер, потому что только он знал, что ей грозило.
Точно так же он знал об этом и в прошлый раз… Сойер резко отвернулся от окна и шагнул к камину. Открыл встроенный шкафчик рядом с камином, сунул туда руку и нащупал сбоку, на самом верху, маленькую полочку.
Этот потайной уголок он обнаружил вскоре после того, как поселился в квартире. Обследуя полку в первый раз, он почувствовал что-то мягкое, пушистое и поспешно отдернул руку, подумав, что это какой-то мертвый зверек. Но позже, вооружившись фонарем, он просунул голову в шкаф и увидел мягкую игрушку. Точнее, игрушечную собачку с мягким коричневым мехом, большими вислыми ушами и стеклянными глазками, поразительно похожими на настоящие.
Собачка оказалась изрядно потрепанной, как любая игрушка, которую ребенок таскает за собой повсюду. Сойеру оставалось только гадать, как игрушка оказалась забытой в самом дальнем углу пыльного шкафа.
Он достал собачку, отмыл синтетическую шерстку от пыли и паутины, и теперь она сидела под скошенным потолком на книжном шкафу.
Кроме игрушки, на потайной полке лежал большой альбом для вырезок в черном кожаном переплете.
Дрожащими руками Сойер достал альбом и сел перед камином на продавленную кушетку с выцветшей бежевой обивкой. Довольно долго он просто сидел, держа закрытый альбом на коленях, и вспоминал.
Наконец, глубоко вздохнув, открыл альбом на первой странице и уставился на заголовок статьи из местной газеты. Вырезка была тщательно обведена рамкой.
«В коттедже „Лэйксайд“ зарезана молодая туристка».
– Еще бы! – Джори тоже хихикнула. – Мы явились на день рождения Эдриен насквозь промокшие. Никогда не забуду выражение лица ее матери!
– Ее нельзя винить, – вставила Эдриен, которой было далеко не так весело, как им. – Все-таки мама пригласила на мой день рождения губернаторских внучек…
– Они подумали, что это ужасно смешно, – перебила Китти. – Вспомни, эти девчонки оказались совсем не такими занудами, как мы ожидали, особенно старшая. Знаешь, Эдриен, это была лучшая из твоих вечеринок. Сколько тебе тогда исполнилось? Десять?
– Тринадцать. Как и тебе, – язвительно уточнила Эдриен.
– Тринадцать? Неужели так много? – Китти вскинула рыжие брови. – Тогда чего ради мы гонялись за лягушками, а, Джори?
Джори улыбнулась:
– Наверное, мы повзрослели позже других.
– Вы с Китти вечно попадали в какие-нибудь истории, – по обыкновению негромко заметила Клоувер.
– Не знаю, как Джори, а я по-прежнему в них попадаю, – сказала Китти, поглаживая свой огромный живот. Все засмеялись. – Вот уж не думала, что когда-нибудь у меня будет пятеро детей.
– Наверное, тебе надо серьезно поговорить с Джонни, – посоветовала Джори.
– Или проконсультироваться в Ассоциации планирования семьи, – вставила Эдриен.
– Честно говоря, они все запланированы, – радостно заявила Китти, – мне нравится иметь детей.
– Тогда, думаю, тебе стоит поговорить с психоаналитиком, потому что ты явно сошла с ума, – заключила Эдриен.
– Эдриен, какие ужасные вещи ты говоришь!
– Расслабься, Клоувер, я пошутила. Просто как подумаю, через что женщине приходится пройти, рожая ребенка… бр-р. – Эдриен дернула хрупким плечом.
– А по-моему, это прекрасно, – возразила Клоувер. – Рождение ребенка – настоящее чудо.
Переводя взгляд с лица Клоувер, которому очки придавали еще более серьезное выражение, на красивое, умело подкрашенное лицо Эдриен, Джори подумала, до чего все они разные. Как они ухитрились сблизиться?
Неудивительно, что дружба с годами не сохранилась. За последние десять лет разошлись пути даже тех четверых, что по-прежнему жили в Близзард-Бэй. По словам Китти, виделись молодые женщины редко и всегда случайно.
Однако сегодня днем по случаю приезда Джори все пятеро собрались вместе. Гретхен пригласила подруг в свою гостиницу на ленч, и даже погода, казалось, пошла им навстречу – утром вьюга почти стихла. Приехали все, даже Эдриен, поместье которой находилось в нескольких милях от города.
В августе, встретившись после долгой разлуки, они в основном рассказывали друг другу о том, как жили все это время. Но сегодня, собравшись за большим столом в гостиной Гретхен, они говорили больше о прошлом, о детстве. Горел камин, уютно потрескивали дрова, негромко играла классическая музыка – сама обстановка способствовала воспоминаниям.
Гретхен поставила на стол кофейник и блюдо с печеньем.
– Поставь печенье поближе к нам с Джори, – быстро сказала Китти. – Я сейчас ем за двоих, а Джори, видит Бог, ела за двоих всегда. Или даже за троих.
Все рассмеялись, и Джори взяла себе печенье, думая о том, что хотя они не общались много лет, подруги знают ее очень хорошо.
Рассмотрев печенье со всех сторон, Китти спросила:
– Что это?
– Не знаю, печенье привезла Клоувер.
– Я сама его испекла, – сказала Клоувер, протягивая руку за печеньем. От этого движения у нее зазвенели браслеты. – Печенье с кусочками фруктов, здоровая пища.
– Очень вкусно, – похвалила Джори с полным ртом. – Несмотря на то, что это здоровая пища.
– О Господи, я только что вспомнила одну вешь, – сказала Китти. – Помнишь, как Хоб Никсон прислал тебе печенье из пекарни на Второй улице?
– Что еще за пекарня? – поинтересовалась Эдриен.
– Ты должна помнить, у них еще был лиловый навес над входом, – пояснила Гретхен. – Несколько лет назад она сгорела.
– Помнишь, как Джори умяла почти всю коробку, еще не зная, кто их прислал?
Джори нахмурилась.
– Он что, прислал их мне? – искренне удивилась она.
– Ну да, тебе, кому же еще? – Китти тоже удивилась. – Он же был в тебя по уши влюблен.
– Что-о? Не может быть! Я ничего такого не помню!
– Как ты могла забыть? – воскликнула Эдриен. – Он же буквально ходил за тобой по пятам, звонил по телефону и молчал в трубку…
– А когда ты узнала, от кого печенье, тебя тут же вырвало, – вставила Китти. – Вспомнила? Это случилось прямо около пекарни, на тротуаре. Кажется, ты испугалась, что печенье отравлено.
– Или что он подмешал в него приворотное зелье, – будничным тоном добавила Клоувер. Эдриен фыркнула:
– Ну уж до такого никто, кроме тебя, не додумался бы!
– Честно говоря, этот парень никогда не казался мне таким уж ужасным, – заметила Клоувер. – У него есть кошка. Человек, который держит кошку, не может быть безнадежно плохим.
– Ах, оставь!
– Откуда ты знаешь, что он держит кошку?
– Потому что один раз зимой его кошка выбежала из трейлера и забежала на мой участок, и Никсон ее искал. Он даже поблагодарил меня за то, что я ее покормила.
Эдриен пришла в ужас:
– Неужели ты пустила его в дом?
– В кухню. Подумаешь, велика важность. Гретхен тоже пускала его в дом.
Ближе к утру, когда за окном начал заниматься серый рассвет, Джори стала разглядывать свою спальню. Комната была одновременно и знакомой, и незнакомой – в детстве она много раз ночевала здесь. Даже кровать осталась та же самая – допотопное металлическое сооружение с высокой спинкой и подножкой. Джори не помнила, стоял ли здесь раньше высокий комод, но узнала низенькую тумбочку с ящиками, мягкий стул с гнутой спинкой и высокую деревянную вешалку в углу, В маленькой комнате был дощатый пол, единственное окно выходило в переулок. С тех пор как Джори была здесь последний раз, стены перекрасили в другой цвет – раньше они– были тускло-золотистыми, теперь стали просто белыми.
Гретхен собиралась поселить ее в другой комнате – более просторной, которая раньше была родительской спальней, или в угловой, где когда-то находился кабинет ее отца. Но Джори под влиянием ностальгических чувств пожелала остановиться здесь, где много лет назад провела так много ночей. Особняк ее деда и бабки находился довольно далеко от центра городка, поэтому, если случалось задержаться в гостях допоздна, Джори предпочитала остаться на ночь, вместо того чтобы ехать домой на велосипеде. Папа Мэй боялся, что она попадет под машину или ее похитят, и не любил, когда внучка возвращалась одна в темноте.
– Не забывай, что ты Мэддок, – говаривал он. – И это не Нью-Йорк, где богачи идут по десять центов за дюжину. Здесь ты выделяешься, и тебе надо быть осторожнее.
Но несмотря на все предостережения, Джори никогда не думала, что в Близзард-Бэй ей может угрожать какая-то опасность. Девочка отлично ладила с друзьями, которые знали, что она из богатой семьи (даже более состоятельной, чем семья Эдриен) и что ее отец – крупный финансист.
Эдриен чем-то напоминала Джори старших сестер – Соню и Энн. Все три девушки были тонкими гибкими блондинками с нежными чертами лица и отличались спокойной сдержанностью, так соответствующей их внешности.
Став взрослее, Джори одновременно и завидовала сестрам, и жалела их: казалось, жизнь Сони и Энн была не слишком интересной, однако их это, по-видимому, вполне устраивало.
Старшие сестры были похожи между собой не только внешностью и чертами характера – они испытывали схожие чувства. Скажем, обеих раздражало, что Джори была любимицей отца – Мэйвилл Мэддок Второй души не чаял в младшей дочери, унаследовавшей его яркий темперамент и живые, подвижные черты лица.
Мать, напротив, держала Джори на расстоянии и обожала старших дочерей – ее собственное почти зеркальное отражение в двух экземплярах. Джори это обстоятельство не слишком беспокоило: мать казалась ей скучной и мелочной, и девочка совсем не жалела, что проводит с ней мало времени. Когда Джори была помладше, она считала, что Аманда Мэддок ревнует мужа к собственной дочери, то есть к ней. Лишь после того, как брак родителей распался, она поняла, что Аманда и Мэйвилл никогда не любили друг друга. Тогда же Джори стало ясно, почему мать никогда не проявляла к ней особой теплоты – дочь слишком напоминала Аманде мужа, которого она с трудом терпела все двадцать пять лет.
И все-таки Аманда формально продолжала выполнять материнские обязанности. Так, всего несколько дней назад мать позвонила с юга Франции, чтобы пожелать ей приятной поездки с Куртом Хоуваном, – и вздохнула с облегчением, услышав, что Джори разорвала их отношения.
Джори знала, что ее мать никогда не сочла бы актера, даже такого знаменитого, как Курт, подходящей партией для своей дочери. Но в то же время Аманде хотелось, чтобы она как можно быстрее нашла Курту замену.
– Джори, тебе пора остепениться, хватит менять мужчин как перчатки, – наставляла мать. – В конце концов ты останешься старой девой.
– Не вижу в этом ничего страшного, – возразила Джори.
В ответ мать, которая, едва были завершены все формальности развода с их отцом, выскочила замуж за английского лорда, гораздо более богатого, чем Мэддоки, тут же привела ей множество доводов против того, чтобы оставаться незамужней.
Любовь при этом даже не упоминалась.
Стоило ли удивляться, что брак Аманды казался Джори таким фальшивым – как и браки сестер. И Соня, и Энн вышли за мужчин, которых одобрила мать, холеных представителей старинных фамилий, обладателей солидных профессий.
В памяти Джори всплыл образ Сойера Хоуленда – какой контраст с ее чопорными зятьями!
Со своими длинными светлыми волосами, в грубой одежде, отлично приспособленной для пребывания на открытом воздухе в непогоду, с отросшей за день щетиной, Хоуленд – даже если на время забыть о том, что он вообще производил впечатление подозрительной личности – был именно тот мужчина, который мог привести в ужас ее мать и сестер. При мысли о том, что сказала бы мать, если бы ей представили Сойера Хоуленда в качестве будущего зятя, губы Джори невольно сложились в подобие улыбки.
Впрочем, поспешно напомнила она себе, этому не бывать и через миллион лет. Она вовсе не собиралась поддаваться загадочному обаянию этого мужчины. Слишком уж он был самоуверен и не исключено, что действительно опасен.
Вчера вечером, когда они разговаривали в вестибюле, Джори, забыв о предостережениях Карла и Гретхен, поймала себя на мысли, что ее тянет к нему. Но Сойер вдруг резко переменился, замкнулся в себе и поспешил сбежать, даже толком не попрощавшись. Это было так непохоже на человека, который выручил ее и к тому же не поленился в пургу привезти ей вещи, что Джори не знала, что и подумать, и готова была поверить, что такой Хоуленд вполне мог иметь отношение к зловещему убийству, потрясшему Близзард-Бэй несколько месяцев назад. И все же…
Умом Джори понимала, что в жизни всякое бывает: удивительные голубые глаза Сойера Хоуленда могли скрывать душу кровожадного убийцы. Но ее одинокое и, возможно, слишком наивное сердце хотело верить, что он нормальный человек. Просто человек…
Джори зевнула и перевернулась на другой бок. Ее наконец-то сморил сон. Но вместо приятных сновидений она увидела кошмар.
Джори снилось, что она бежала по заснеженному зимнему лесу, неслась что есть сил, потому что за ней кто-то гнался. И хотя она не видела своего преследователя, повсюду ощущалось незримое присутствие Сойера Хоуленда, и его низкий глубокий голос звучал словно со всех сторон одновременно: «Можешь бежать, Джори, но тебе не скрыться. Как бы ты ни пыталась ускользнуть, тебе не скрыться».
***
Сойер отказался от попыток уснуть. Тем более что часы показывали шесть утра – время, когда можно уже вставать, а он не из тех, кто допоздна валяется в постели.Он встал, на ощупь вытянул из груды одежды на стуле футболку с длинными рукавами и натянул ее. Сойер не признавал пижам, и даже в эту ночь, когда снаружи бушевала метель, а в комнате дуло изо всех щелей, он, как обычно, спал в трусах. Сойер терпеть не мог, когда ему мешали спать всякие пуговицы, завязки и рукава.
Он и днем не любил носить одежду, стеснявшую движения. Сойер предпочитал что-нибудь удобное, например, объемные свитера, свободные джинсы, фланелевые рубахи навыпуск. И не потому, что ему было что скрывать – наоборот, его стройное, крепкое мускулистое тело удивляло и повергало в трепет каждую женщину, которая впервые видела, как он раздевается.
Воображение Хоуленда заработало: может, Джори представляет сейчас, как он выглядит под ворохом теплой одежды? А сам он всю ночь пытался представить ее изящную женственную фигурку без одежды, особенно после их второй встречи вчера вечером.
Джори была маленькой и худенькой, но не тощей и отнюдь не походила на мальчишку. Плавные изгибы ее тела и окружавшая ее аура какой-то вызывающей женственности действовали на Сойера завораживающе: каково было бы сжать в объятиях эту миниатюрную женщину и прижать к своей груди?
Даже сейчас эта мысль будоражила Сойера. Чтобы отвлечься, он подошел к окну и посмотрел наружу. Метель все еще не улеглась.
Нечего было и думать о том, чтобы расстаться с образом Джори. Глядя в окно, Сойер видел ее перед собой, вспоминал, какой невинной и беззащитной выглядела она, когда стояла перед ним без обуви, в одних носках, как она благодарила его за багаж и беспокоилась о том, как он доедет до своего дома в такую погоду. Она совсем не походила на ту упрямую колючую дамочку, которую он встретил на дороге.
Джори, какой он увидел ее вчера вечером, не просто вызывала у него запретное желание – каким-то образом она пробудила в нем инстинкты защитника и покровителя.
Нет, Сойер не сомневался, что независимая упрямица, которая предстала перед ним при первой встрече, существует на самом деле. Не было у него сомнений и в том, что Джори возмутит даже сама мысль о мужчине, вмешивающемся в ее жизнь пусть и с благой целью ее защитить. Но все-таки, сознавала это Джори или нет, она была уязвимой и нуждалась в защите. И защитить ее мог только он, Сойер, потому что только он знал, что ей грозило.
Точно так же он знал об этом и в прошлый раз… Сойер резко отвернулся от окна и шагнул к камину. Открыл встроенный шкафчик рядом с камином, сунул туда руку и нащупал сбоку, на самом верху, маленькую полочку.
Этот потайной уголок он обнаружил вскоре после того, как поселился в квартире. Обследуя полку в первый раз, он почувствовал что-то мягкое, пушистое и поспешно отдернул руку, подумав, что это какой-то мертвый зверек. Но позже, вооружившись фонарем, он просунул голову в шкаф и увидел мягкую игрушку. Точнее, игрушечную собачку с мягким коричневым мехом, большими вислыми ушами и стеклянными глазками, поразительно похожими на настоящие.
Собачка оказалась изрядно потрепанной, как любая игрушка, которую ребенок таскает за собой повсюду. Сойеру оставалось только гадать, как игрушка оказалась забытой в самом дальнем углу пыльного шкафа.
Он достал собачку, отмыл синтетическую шерстку от пыли и паутины, и теперь она сидела под скошенным потолком на книжном шкафу.
Кроме игрушки, на потайной полке лежал большой альбом для вырезок в черном кожаном переплете.
Дрожащими руками Сойер достал альбом и сел перед камином на продавленную кушетку с выцветшей бежевой обивкой. Довольно долго он просто сидел, держа закрытый альбом на коленях, и вспоминал.
Наконец, глубоко вздохнув, открыл альбом на первой странице и уставился на заголовок статьи из местной газеты. Вырезка была тщательно обведена рамкой.
«В коттедже „Лэйксайд“ зарезана молодая туристка».
***
– … а помнишь, как мы пытались поймать лягушку и свалились в озеро прямо в платьях? – хихикая, спросила Китти.– Еще бы! – Джори тоже хихикнула. – Мы явились на день рождения Эдриен насквозь промокшие. Никогда не забуду выражение лица ее матери!
– Ее нельзя винить, – вставила Эдриен, которой было далеко не так весело, как им. – Все-таки мама пригласила на мой день рождения губернаторских внучек…
– Они подумали, что это ужасно смешно, – перебила Китти. – Вспомни, эти девчонки оказались совсем не такими занудами, как мы ожидали, особенно старшая. Знаешь, Эдриен, это была лучшая из твоих вечеринок. Сколько тебе тогда исполнилось? Десять?
– Тринадцать. Как и тебе, – язвительно уточнила Эдриен.
– Тринадцать? Неужели так много? – Китти вскинула рыжие брови. – Тогда чего ради мы гонялись за лягушками, а, Джори?
Джори улыбнулась:
– Наверное, мы повзрослели позже других.
– Вы с Китти вечно попадали в какие-нибудь истории, – по обыкновению негромко заметила Клоувер.
– Не знаю, как Джори, а я по-прежнему в них попадаю, – сказала Китти, поглаживая свой огромный живот. Все засмеялись. – Вот уж не думала, что когда-нибудь у меня будет пятеро детей.
– Наверное, тебе надо серьезно поговорить с Джонни, – посоветовала Джори.
– Или проконсультироваться в Ассоциации планирования семьи, – вставила Эдриен.
– Честно говоря, они все запланированы, – радостно заявила Китти, – мне нравится иметь детей.
– Тогда, думаю, тебе стоит поговорить с психоаналитиком, потому что ты явно сошла с ума, – заключила Эдриен.
– Эдриен, какие ужасные вещи ты говоришь!
– Расслабься, Клоувер, я пошутила. Просто как подумаю, через что женщине приходится пройти, рожая ребенка… бр-р. – Эдриен дернула хрупким плечом.
– А по-моему, это прекрасно, – возразила Клоувер. – Рождение ребенка – настоящее чудо.
Переводя взгляд с лица Клоувер, которому очки придавали еще более серьезное выражение, на красивое, умело подкрашенное лицо Эдриен, Джори подумала, до чего все они разные. Как они ухитрились сблизиться?
Неудивительно, что дружба с годами не сохранилась. За последние десять лет разошлись пути даже тех четверых, что по-прежнему жили в Близзард-Бэй. По словам Китти, виделись молодые женщины редко и всегда случайно.
Однако сегодня днем по случаю приезда Джори все пятеро собрались вместе. Гретхен пригласила подруг в свою гостиницу на ленч, и даже погода, казалось, пошла им навстречу – утром вьюга почти стихла. Приехали все, даже Эдриен, поместье которой находилось в нескольких милях от города.
В августе, встретившись после долгой разлуки, они в основном рассказывали друг другу о том, как жили все это время. Но сегодня, собравшись за большим столом в гостиной Гретхен, они говорили больше о прошлом, о детстве. Горел камин, уютно потрескивали дрова, негромко играла классическая музыка – сама обстановка способствовала воспоминаниям.
Гретхен поставила на стол кофейник и блюдо с печеньем.
– Поставь печенье поближе к нам с Джори, – быстро сказала Китти. – Я сейчас ем за двоих, а Джори, видит Бог, ела за двоих всегда. Или даже за троих.
Все рассмеялись, и Джори взяла себе печенье, думая о том, что хотя они не общались много лет, подруги знают ее очень хорошо.
Рассмотрев печенье со всех сторон, Китти спросила:
– Что это?
– Не знаю, печенье привезла Клоувер.
– Я сама его испекла, – сказала Клоувер, протягивая руку за печеньем. От этого движения у нее зазвенели браслеты. – Печенье с кусочками фруктов, здоровая пища.
– Очень вкусно, – похвалила Джори с полным ртом. – Несмотря на то, что это здоровая пища.
– О Господи, я только что вспомнила одну вешь, – сказала Китти. – Помнишь, как Хоб Никсон прислал тебе печенье из пекарни на Второй улице?
– Что еще за пекарня? – поинтересовалась Эдриен.
– Ты должна помнить, у них еще был лиловый навес над входом, – пояснила Гретхен. – Несколько лет назад она сгорела.
– Помнишь, как Джори умяла почти всю коробку, еще не зная, кто их прислал?
Джори нахмурилась.
– Он что, прислал их мне? – искренне удивилась она.
– Ну да, тебе, кому же еще? – Китти тоже удивилась. – Он же был в тебя по уши влюблен.
– Что-о? Не может быть! Я ничего такого не помню!
– Как ты могла забыть? – воскликнула Эдриен. – Он же буквально ходил за тобой по пятам, звонил по телефону и молчал в трубку…
– А когда ты узнала, от кого печенье, тебя тут же вырвало, – вставила Китти. – Вспомнила? Это случилось прямо около пекарни, на тротуаре. Кажется, ты испугалась, что печенье отравлено.
– Или что он подмешал в него приворотное зелье, – будничным тоном добавила Клоувер. Эдриен фыркнула:
– Ну уж до такого никто, кроме тебя, не додумался бы!
– Честно говоря, этот парень никогда не казался мне таким уж ужасным, – заметила Клоувер. – У него есть кошка. Человек, который держит кошку, не может быть безнадежно плохим.
– Ах, оставь!
– Откуда ты знаешь, что он держит кошку?
– Потому что один раз зимой его кошка выбежала из трейлера и забежала на мой участок, и Никсон ее искал. Он даже поблагодарил меня за то, что я ее покормила.
Эдриен пришла в ужас:
– Неужели ты пустила его в дом?
– В кухню. Подумаешь, велика важность. Гретхен тоже пускала его в дом.