Страница:
Теперь, оказавшись вблизи от женщины, Кикаха заметил, что ее ожерелье сделано из живых насекомых типа светлячков, связанных вместе.
Прямо у него за спиной раздался громкий голос Лингваллана:
– Манату Ворсион! Великая Праматерь! Владычица наша! Прародительница всего сущего! Позволь представить тебе Кикаху!
– Встань, Кикаха, человек разносторонних талантов и безмерной хитрости, человек, не знающий поражений! – сказала Манату Ворсион. От ее мелодичного и мощного голоса по спине у Кикахи побежали мурашки. – Войди в мой дом как гость!
Ступив под арку, Кикаха с любопытством оглядел большой зал с винтовыми лестницами, вырезанными внутри еще цветущего дерева. Следуя за Лингвалланом, он поднялся по одной из лестниц. Освещались помещения в дереве исключительно солнечным светом, по крайней мере днем, хотя какие устройства проводили сюда свет, Кикаха не понял. Мебель в комнатах, соединенных арочными проходами без дверей, тоже была вырезана из дерева и как бы вырастала из пола. Каждую комнату украшали толстые ковры, живописные полотна, скульптуры и фонтаны.
Но Кикаху снедало желание узнать, зачем Манату Ворсион понадобилось приглашать его сюда, и он не стал терять время на разглядывание произведений искусства. Попав в отведенные ему покои, Кикаха тут же ополоснулся под водопадом, сбегавшим вдоль стены и пропадавшим в маленьких дырочках в полу. Когда он вышел из-под душа, его насухо вытерла молодая женщина, вполне способная на Земле выиграть звание “мисс Америка”. Она же подала ему пару сандалий. Кикаха обулся – похоже, сандалии были здесь общепринятой формой обуви – и спустился по блестящей полированной лестнице. Лингваллан встретил его внизу и провел в трапезную – большую комнату, устланную мягким ковром, но совершенно без мебели. На ковре, скрестив по-турецки ноги, сидела владычица этой вселенной, а рядом с ней – двое громадных, но очень красивых мужчин и две огромные прекрасные женщины. Манату Ворсион представила их гостю, предложила ему сесть и затем сказала:
– С ними я делю свою постель.
“Со всеми сразу?” – подумал Кикаха.
– Они также мои любовники, – добавила Манату Ворсион. – Как ты знаешь, или должен знать, есть большая разница между любовниками и теми, с кем просто делишь постель.
Слуги вместе с Лингвалланом, бывшим, по-видимому, кем-то вроде старшего дворецкого, внесли блюда с овощами и фруктами, в том числе незнакомыми Кикахе, а также жареной свининой, олениной и дичью. Откусив кусок бутерброда, намазанного толстым слоем какого-то джема, Кикаха выпучил глаза, ощущая, как все тело задрожало от блаженства.
Бокалы, выточенные из морских раковин, содержали четыре разных напитка. В одном была вода; в другом – легкое восхитительное вино; в третьем – разбавленное виски; в четвертом оказался напиток, какого Кикахе пробовать еще не доводилось.
Он пил и ел, стараясь не переедать, а лишь насытиться. От мяса почти воздержался, чтобы оставить место еще для одного бутерброда с джемом. Заметив его сдержанность, Манату Ворсион одобрительно кивнула. На самом-то деле Кикахе хотелось не столько есть, сколько расслабиться и словить кайф, но он понимал, что сейчас это совершенно неуместно.
Вот что было бы уместно, подумал он, так это прекратить светскую беседу и попросить у хозяйки ответа на кое-какие вопросы. Но Великая Праматерь не спешила, что, в общем, вполне естественно для женщины, прожившей более тридцати тысяч лет.
После обеда все вышли на улицу посмотреть церемонию, организованную в честь гостя. Танцы были ярки, живописны и шумны, а песни полны упоминаний о мифах и легендах, не известных Кикахе. Лингваллан, стоя рядом с ним, пытался пояснить гостю их суть, но вскоре сдался, не в силах перекричать шума толпы. Впрочем, мифы Кикаху не волновали. Он хотел услышать хоть что-нибудь о своей судьбе от женщины, знающей толк в таких делах – от “Владычицы нашей” Манату Ворсион.
Усталый, раздраженный, хотя и несколько возбужденный зрелищем, Кикаха улегся спать в своей комнате. Час зевал, вздыхал, ворочался на толстых перинах, лежавших на полу, но в конце концов все же уснул. Пробудило его сновидение: словно наяву он увидел лицо Ананы – совершенно несчастное лицо, появившееся из серых зловещих облаков.
Наутро, приняв душ, позавтракав – словом, проделав все необходимые, но отнимающие время процедуры, – Кикаха спустился по лестнице и вышел из дерева. Там его ждал еще один завтрак, сервированный на улице возле арки. Великанша не появлялась, пока Лингваллан не провел Кикаху по поселку и не показал все достопримечательности, объясняя их историю и значение. Кикаха кипел от злости. В какую вселенную ни попади, нигде не скроешься от назойливых гидов!
Но тем не менее он уяснил для себя, к какого рода властителям принадлежала Манату Ворсион. Она была благожелательным деспотом. То есть единолично решала, в какой окружающей среде должны жить ее лебляббии и какой общественный строй подходит им лучше всего. Почти вся суша на планете была покрыта джунглями, лесами, реками и озерами. Пустынь здесь не существовало вовсе, зато невысоких горных массивов было в изобилии.
По густым плодородным джунглям кочевали отдельные семьи или племена. Охота, рыбная ловля и сбор растительной пищи занимали у них по нескольку часов в день. Земледелие было сведено к маленьким садам и огородам. Досуг туземцы проводили в беседах (местные лебляббии были жутко словоохотливы) и в воспитании молодежи, собирались порой на племенные советы, занимались искусствами, устраивали спортивные состязания и совокуплялись. Последнее занятие представляло собой публичную игру, потому-то мужчины-победители и носили на членах разноцветные ленточки, а женщинам рисовали на животе треугольники. Эти голубые, зеленые и оранжевые знаки отличия означали первое, второе и третье место в очень популярных соревнованиях.
Женщины и мужчины обладали равными правами. Межплеменных войн здесь не бывало – вместо них проводились азартные и подчас очень жесткие спортивные игры с соседними племенами.
Короче говоря, если верить Лингваллану, подданные Манату Ворсион были счастливы, насколько вообще могут быть счастливы люди.
Кикаха, немало живший среди первобытных народов, знал, что безопасное и сплоченное племенное существование требует от людей почти абсолютного единогласия. Инакомыслящие представляли собой угрозу сообществу, и обычно с бунтарями расправлялись без всякой жалости. Если бунтовщик не смирялся и после сурового наказания, его изгоняли или убивали.Как правило, непокорные предпочитали смерть изгнанию. Жизнь вне племенного сообщества была невыносима для его членов.
Кикаха спросил об этом Лингваллана.
– Наша Владычица повелела, чтобы новаторов в области искусства или техники не зажимали. Но взрывчатые вещества и огнестрельное оружие у нас запрещены, как и двигатели, работающие на горючем. Властительница говорит, что железные предметы, за исключением предметов искусства, загрязняют землю, воздух и воды. Она рассказывала нам, что творится на твоей родной планете, Земле-1. – Он помолчал, пожал плечами и добавил: – Да мы этого и не хотим, а если и хотели бы, она бы не позволила.
– Но ведь вашей планете не грозит перенаселение, – заметил Кикаха. —Все тоаны регулируют рождаемость в своих вселенных, за исключением Земли-1 и 2. К примеру, Ядавин, бывший когда-то властителем Многоярусного мира, сократил прирост населения среди своих подданных очень просто – растворил во всех водоемах химикалии, частично препятствующие зачатию.
– Я ничего не знаю про Ядавина или других властителей, – сказал Лингваллан, – но наша мудрая властительница создала наши тела таким образом, что мы крайне редко способны к зачатию.
– И у вас нет ни убийств, ни краж, ни междоусобиц, ни сексуальных преступлений?
Лингваллан снова пожал плечами:
– Все бывает. Великая Праматерь говорит, что это неизбежно между людьми. Но племенные советы выносят вердикты, и приговоренный может апеллировать лишь к самой Манату Ворсион. Очень трудно избежать разоблачения, если ты кого-нибудь убил. Да и редко у нас такое случается. Сексуальных преступлений почти не бывает. За совращение ребенка до двенадцати лет полагается смертная казнь. Люди старше двенадцати могут совокупляться только по взаимному согласию. – Он подумал немного, потом сказал: – Угроза ребенку, как физическая, так и моральная или эмоциональная, карается смертью или изгнанием. Но я о таком отродясь не слыхал, ни в одном из племен. Дети – самое ценное, чем мы владеем, если, конечно, ребенком можно владеть.
Кикаха не стал спрашивать своего гида, не тяготит ли его необходимость подчиняться Великой Праматери. Ничего, кроме сомнений насчет вменяемости гостя, такой вопрос у Лингваллана вызвать не мог.
– Стало быть, все счастливы и кругом сплошная благодать? – сказал Кикаха. – А жизнь – само совершенство без недостатков?
– Разве бывает на свете совершенство? – вопросом на вопрос ответил Лингваллан.
Кикаха понял лишь одно: останься он здесь жить, он бы помер со скуки.
Манату Ворсион встретила его у главного входа в дерево:
– Теперь мы поговорим о Рыжем Орке, о тебе и обо мне. Нам есть о чем потолковать.
Она провела Кикаху по главной лестнице на шестой этаж и дальше, через арку без дверей, в просторную комнату. На одной стене висело зеркало футов в двадцать пять высотой. А на единственном столе стояли серебряный кувшин и три серебряных кубка,украшенных горельефами людей и животных. Один из горельефов привлек внимание Кикахи. Это было изображение чешуйчатого человека.
Манату Ворсион пригласила гостя сесть. В комнате было всего два кресла.
– Эта комната для всех табу, здесь я принимаю лишь избранных гостей.
Нас никто не потревожит. – Усевшись, властительница наполнила два кубка зеленоватой жидкостью. – Ты хочешь спросить меня, зачем и как ты попал сюда из мира Рыжего Орка, верно?
Кикаха кивнул и пригубил напиток. На вкус… похоже на сжиженные лучи солнца, луны и звезд, другого сравнения не подберешь. Сердце у Кикахи забилось быстрее; голова, похоже, слегка разбухла; по телу разлилось приятное тепло.
– Только не пей слишком быстро, – предупредила хозяйка.
Кикаха привык к наготе, но эти громадные, круглые и упругие груди напротив вызывали у него странное чувство. Отчасти сексуальное, но отчасти… как бы это сказать? Кикаха ощущал себя погруженным в материнское чрево, и околоплодные воды качали его, навевая сновидения без слов. Вернее, даже без понятия о словах. Просто мысли, лишенные всяких образов. Он стал бессловесным созданием, в голове не осталось никаких посторонних видений. Его качали и баюкали волны чистых эмоций. Он чувствовал себя сытым, довольным, ему было уютно и покойно, и он не хотел покидать этот мир. Здесь был рай, а снаружи – ад.
Чувство быстро прошло. Околоплодный океан вдруг с глухим ревом обмелел, точно во чреве открылась дыра, и устремился водопадом наружу. Кикаху охватила паника, а через мгновение он снова стал самим собой.
Он потряс головой и тихо поклялся, что не прикоснется больше к зеленому напитку. По крайней мере, в этой комнате и в присутствии Манату Ворсион.
Властительница улыбнулась, точно знала о его ощущениях.
– Я долгое время наблюдала за Рыжим Орком и его планами, – сказала она. – О тебе я узнала не так уж давно. И мне известно довольно много о том, что творится в других вселенных. – Не оборачиваясь, она нажала большим пальцем кнопку возле серебряного зеркала. – С его помощью я наблюдаю за событиями в разных мирах. Зеркало соединено с вратами других властителей, а также с теми вратами, которые я сама установила в стенах между вселенными. Передачи не всегда качественные, да и настройка то и дело сбивается, но все же я могу следить за ключевыми мирами. Так сказать, держу палец на пульсе многих вселенных. Мои подданные считают это зеркало волшебным.
Кикаха хотел спросить, досталось ли ей зеркало в наследство от предков или она смастерила его сама. Анана рассказывала ему о Манату Ворсион – в том числе и о том, что это единственный оставшийся среди властителей ученый, за исключением, может быть, Рыжего Орка. Но так или тачв, зеркало принадлежало ей, а остальное сейчас не имело значения.
– Я слыхала о тебе и время от времени видела тебя, – продолжала властительница, – но до сих пор, даже когда ты показывался в глиндглассе, – она махнула рукой в сторону мнимого зеркала, – я не ставила тебе ловушек, чтобы заманить в свой мир. У меня не было на то веских оснований. Но как только они появились, я устроила несколько ловушек – кстати, это не так-то просто сделать, пользуясь дистанционным управлением, – и стала ждать, надеясь, что когданибудь поймаю тебя. Кроме того, я поставила на врата сигнализационные системы, чтобы звонок оповестил меня, когда ты пройдешь через них, причем в одиночестве.
– Но как детекторы распознали меня? – спросил Кикаха.
– Кожа каждого существа имеет уникальное по графике электрическое поле. Глиндгласса улавливает поля и заодно регистрирует массу индивида. В нее встроен визуальный детектор, но я пользуюсь им нечасто, потому что его трудно контролировать. Однако у меня было твое физическое описание, полученное из других источников, и я ввела его в компьютер, где хранятся данные обо всех существах, попадавших в поле зрения глиндглассы. Когда машина обнаружила тебя, на экране появилось твое озвученное изображение вместе с присущим тебе частотным полем.
После этого я и установила ловушки, чтобы они перебросили тебя сюда, как только ты окажешься в зоне действия глиндглассы. Правда, вероятность поймать тебя была ничтожной, ибо существует много тысяч, возможно, сотни тысяч врат, а подключиться я могла лишь к тысяче.
– Почему ты не поймала заодно и Рыжего Орка?
– По-моему, он не знает, что я с удовольствием сделала бы это. Зато он наверняка знает о существовании глиндглассы и, очевидно, носит при себе устройство, поглощающее частоты его поля
– Но разве отсутствие поля наряду с обнаруженной массой не выдаст Рыжего Орка с головой? Ты же можешь в таком случае включить визуальный детектор, разве нет?
– Да, тебя не назовешь простаком, хитроумный убийца властителей, – улыбнулась Манату Ворсион. – Во-первых, поле визуального наблюдения часто отклоняется от поля приемопередатчика. А во-вторых, Рыжий Орк, насколько мне известно, ни разу не попался ни в одну из моих ловушек. Может, у него есть нейтрализатор визуального детектора и фальшивый массоизлучатель. Не ты один способен на хитрости.
– Кстати, а почему ты переместила меня в лес, а не сразу в свое дерево?
– Тебе нужно было время, чтобы привыкнуть к моей вселенной и убедиться в мирных намерениях Лингваллана. Кто знает, что случилось бы, попади ты сразу в толпу незнакомцев? Ты очень проворный. Мне не хотелось, чтобы ты пустил в ход лучемет, не разобравшись в ситуации.
– Только не я.
– Самоуверенности тебе не занимать. Это неплохо для личности – в разумных пределах, конечно.
Кикаха не поверил объяснениям властительницы. Скорее всего, она просто была очень осторожна и не хотела устанавливать врата в непосредственной близости от своего жилища. Человек, прошедший через врата, мог иметь при себе мощную бомбу или другое разрушительное оружие.
Деревья в лесу наверняка были снабжены бесчисленными невидимыми детекторами. И если бы у Кикахи было при себе опасное оружие, властительнице это сразу бы стало известно.
– Сейчас не время для несущественных вопросов, – сказала между тем Манату Ворсион. – Но на один я отвечу. Ты спросишь, почему я не телепортирую сюда всех подряд, кто попался в мои ловушки? Среди них ведь мог бы оказаться и Рыжий Орк, верно? Я долго именно так и поступала – пять столетий, если быть точной. Но перестала, как только поняла, что он способен их избежать.
А теперь прикуси язык и слушай, пока я не позволю тебе говорить.
Глава 10
Прямо у него за спиной раздался громкий голос Лингваллана:
– Манату Ворсион! Великая Праматерь! Владычица наша! Прародительница всего сущего! Позволь представить тебе Кикаху!
– Встань, Кикаха, человек разносторонних талантов и безмерной хитрости, человек, не знающий поражений! – сказала Манату Ворсион. От ее мелодичного и мощного голоса по спине у Кикахи побежали мурашки. – Войди в мой дом как гость!
Ступив под арку, Кикаха с любопытством оглядел большой зал с винтовыми лестницами, вырезанными внутри еще цветущего дерева. Следуя за Лингвалланом, он поднялся по одной из лестниц. Освещались помещения в дереве исключительно солнечным светом, по крайней мере днем, хотя какие устройства проводили сюда свет, Кикаха не понял. Мебель в комнатах, соединенных арочными проходами без дверей, тоже была вырезана из дерева и как бы вырастала из пола. Каждую комнату украшали толстые ковры, живописные полотна, скульптуры и фонтаны.
Но Кикаху снедало желание узнать, зачем Манату Ворсион понадобилось приглашать его сюда, и он не стал терять время на разглядывание произведений искусства. Попав в отведенные ему покои, Кикаха тут же ополоснулся под водопадом, сбегавшим вдоль стены и пропадавшим в маленьких дырочках в полу. Когда он вышел из-под душа, его насухо вытерла молодая женщина, вполне способная на Земле выиграть звание “мисс Америка”. Она же подала ему пару сандалий. Кикаха обулся – похоже, сандалии были здесь общепринятой формой обуви – и спустился по блестящей полированной лестнице. Лингваллан встретил его внизу и провел в трапезную – большую комнату, устланную мягким ковром, но совершенно без мебели. На ковре, скрестив по-турецки ноги, сидела владычица этой вселенной, а рядом с ней – двое громадных, но очень красивых мужчин и две огромные прекрасные женщины. Манату Ворсион представила их гостю, предложила ему сесть и затем сказала:
– С ними я делю свою постель.
“Со всеми сразу?” – подумал Кикаха.
– Они также мои любовники, – добавила Манату Ворсион. – Как ты знаешь, или должен знать, есть большая разница между любовниками и теми, с кем просто делишь постель.
Слуги вместе с Лингвалланом, бывшим, по-видимому, кем-то вроде старшего дворецкого, внесли блюда с овощами и фруктами, в том числе незнакомыми Кикахе, а также жареной свининой, олениной и дичью. Откусив кусок бутерброда, намазанного толстым слоем какого-то джема, Кикаха выпучил глаза, ощущая, как все тело задрожало от блаженства.
Бокалы, выточенные из морских раковин, содержали четыре разных напитка. В одном была вода; в другом – легкое восхитительное вино; в третьем – разбавленное виски; в четвертом оказался напиток, какого Кикахе пробовать еще не доводилось.
Он пил и ел, стараясь не переедать, а лишь насытиться. От мяса почти воздержался, чтобы оставить место еще для одного бутерброда с джемом. Заметив его сдержанность, Манату Ворсион одобрительно кивнула. На самом-то деле Кикахе хотелось не столько есть, сколько расслабиться и словить кайф, но он понимал, что сейчас это совершенно неуместно.
Вот что было бы уместно, подумал он, так это прекратить светскую беседу и попросить у хозяйки ответа на кое-какие вопросы. Но Великая Праматерь не спешила, что, в общем, вполне естественно для женщины, прожившей более тридцати тысяч лет.
После обеда все вышли на улицу посмотреть церемонию, организованную в честь гостя. Танцы были ярки, живописны и шумны, а песни полны упоминаний о мифах и легендах, не известных Кикахе. Лингваллан, стоя рядом с ним, пытался пояснить гостю их суть, но вскоре сдался, не в силах перекричать шума толпы. Впрочем, мифы Кикаху не волновали. Он хотел услышать хоть что-нибудь о своей судьбе от женщины, знающей толк в таких делах – от “Владычицы нашей” Манату Ворсион.
Усталый, раздраженный, хотя и несколько возбужденный зрелищем, Кикаха улегся спать в своей комнате. Час зевал, вздыхал, ворочался на толстых перинах, лежавших на полу, но в конце концов все же уснул. Пробудило его сновидение: словно наяву он увидел лицо Ананы – совершенно несчастное лицо, появившееся из серых зловещих облаков.
Наутро, приняв душ, позавтракав – словом, проделав все необходимые, но отнимающие время процедуры, – Кикаха спустился по лестнице и вышел из дерева. Там его ждал еще один завтрак, сервированный на улице возле арки. Великанша не появлялась, пока Лингваллан не провел Кикаху по поселку и не показал все достопримечательности, объясняя их историю и значение. Кикаха кипел от злости. В какую вселенную ни попади, нигде не скроешься от назойливых гидов!
Но тем не менее он уяснил для себя, к какого рода властителям принадлежала Манату Ворсион. Она была благожелательным деспотом. То есть единолично решала, в какой окружающей среде должны жить ее лебляббии и какой общественный строй подходит им лучше всего. Почти вся суша на планете была покрыта джунглями, лесами, реками и озерами. Пустынь здесь не существовало вовсе, зато невысоких горных массивов было в изобилии.
По густым плодородным джунглям кочевали отдельные семьи или племена. Охота, рыбная ловля и сбор растительной пищи занимали у них по нескольку часов в день. Земледелие было сведено к маленьким садам и огородам. Досуг туземцы проводили в беседах (местные лебляббии были жутко словоохотливы) и в воспитании молодежи, собирались порой на племенные советы, занимались искусствами, устраивали спортивные состязания и совокуплялись. Последнее занятие представляло собой публичную игру, потому-то мужчины-победители и носили на членах разноцветные ленточки, а женщинам рисовали на животе треугольники. Эти голубые, зеленые и оранжевые знаки отличия означали первое, второе и третье место в очень популярных соревнованиях.
Женщины и мужчины обладали равными правами. Межплеменных войн здесь не бывало – вместо них проводились азартные и подчас очень жесткие спортивные игры с соседними племенами.
Короче говоря, если верить Лингваллану, подданные Манату Ворсион были счастливы, насколько вообще могут быть счастливы люди.
Кикаха, немало живший среди первобытных народов, знал, что безопасное и сплоченное племенное существование требует от людей почти абсолютного единогласия. Инакомыслящие представляли собой угрозу сообществу, и обычно с бунтарями расправлялись без всякой жалости. Если бунтовщик не смирялся и после сурового наказания, его изгоняли или убивали.Как правило, непокорные предпочитали смерть изгнанию. Жизнь вне племенного сообщества была невыносима для его членов.
Кикаха спросил об этом Лингваллана.
– Наша Владычица повелела, чтобы новаторов в области искусства или техники не зажимали. Но взрывчатые вещества и огнестрельное оружие у нас запрещены, как и двигатели, работающие на горючем. Властительница говорит, что железные предметы, за исключением предметов искусства, загрязняют землю, воздух и воды. Она рассказывала нам, что творится на твоей родной планете, Земле-1. – Он помолчал, пожал плечами и добавил: – Да мы этого и не хотим, а если и хотели бы, она бы не позволила.
– Но ведь вашей планете не грозит перенаселение, – заметил Кикаха. —Все тоаны регулируют рождаемость в своих вселенных, за исключением Земли-1 и 2. К примеру, Ядавин, бывший когда-то властителем Многоярусного мира, сократил прирост населения среди своих подданных очень просто – растворил во всех водоемах химикалии, частично препятствующие зачатию.
– Я ничего не знаю про Ядавина или других властителей, – сказал Лингваллан, – но наша мудрая властительница создала наши тела таким образом, что мы крайне редко способны к зачатию.
– И у вас нет ни убийств, ни краж, ни междоусобиц, ни сексуальных преступлений?
Лингваллан снова пожал плечами:
– Все бывает. Великая Праматерь говорит, что это неизбежно между людьми. Но племенные советы выносят вердикты, и приговоренный может апеллировать лишь к самой Манату Ворсион. Очень трудно избежать разоблачения, если ты кого-нибудь убил. Да и редко у нас такое случается. Сексуальных преступлений почти не бывает. За совращение ребенка до двенадцати лет полагается смертная казнь. Люди старше двенадцати могут совокупляться только по взаимному согласию. – Он подумал немного, потом сказал: – Угроза ребенку, как физическая, так и моральная или эмоциональная, карается смертью или изгнанием. Но я о таком отродясь не слыхал, ни в одном из племен. Дети – самое ценное, чем мы владеем, если, конечно, ребенком можно владеть.
Кикаха не стал спрашивать своего гида, не тяготит ли его необходимость подчиняться Великой Праматери. Ничего, кроме сомнений насчет вменяемости гостя, такой вопрос у Лингваллана вызвать не мог.
– Стало быть, все счастливы и кругом сплошная благодать? – сказал Кикаха. – А жизнь – само совершенство без недостатков?
– Разве бывает на свете совершенство? – вопросом на вопрос ответил Лингваллан.
Кикаха понял лишь одно: останься он здесь жить, он бы помер со скуки.
Манату Ворсион встретила его у главного входа в дерево:
– Теперь мы поговорим о Рыжем Орке, о тебе и обо мне. Нам есть о чем потолковать.
Она провела Кикаху по главной лестнице на шестой этаж и дальше, через арку без дверей, в просторную комнату. На одной стене висело зеркало футов в двадцать пять высотой. А на единственном столе стояли серебряный кувшин и три серебряных кубка,украшенных горельефами людей и животных. Один из горельефов привлек внимание Кикахи. Это было изображение чешуйчатого человека.
Манату Ворсион пригласила гостя сесть. В комнате было всего два кресла.
– Эта комната для всех табу, здесь я принимаю лишь избранных гостей.
Нас никто не потревожит. – Усевшись, властительница наполнила два кубка зеленоватой жидкостью. – Ты хочешь спросить меня, зачем и как ты попал сюда из мира Рыжего Орка, верно?
Кикаха кивнул и пригубил напиток. На вкус… похоже на сжиженные лучи солнца, луны и звезд, другого сравнения не подберешь. Сердце у Кикахи забилось быстрее; голова, похоже, слегка разбухла; по телу разлилось приятное тепло.
– Только не пей слишком быстро, – предупредила хозяйка.
Кикаха привык к наготе, но эти громадные, круглые и упругие груди напротив вызывали у него странное чувство. Отчасти сексуальное, но отчасти… как бы это сказать? Кикаха ощущал себя погруженным в материнское чрево, и околоплодные воды качали его, навевая сновидения без слов. Вернее, даже без понятия о словах. Просто мысли, лишенные всяких образов. Он стал бессловесным созданием, в голове не осталось никаких посторонних видений. Его качали и баюкали волны чистых эмоций. Он чувствовал себя сытым, довольным, ему было уютно и покойно, и он не хотел покидать этот мир. Здесь был рай, а снаружи – ад.
Чувство быстро прошло. Околоплодный океан вдруг с глухим ревом обмелел, точно во чреве открылась дыра, и устремился водопадом наружу. Кикаху охватила паника, а через мгновение он снова стал самим собой.
Он потряс головой и тихо поклялся, что не прикоснется больше к зеленому напитку. По крайней мере, в этой комнате и в присутствии Манату Ворсион.
Властительница улыбнулась, точно знала о его ощущениях.
– Я долгое время наблюдала за Рыжим Орком и его планами, – сказала она. – О тебе я узнала не так уж давно. И мне известно довольно много о том, что творится в других вселенных. – Не оборачиваясь, она нажала большим пальцем кнопку возле серебряного зеркала. – С его помощью я наблюдаю за событиями в разных мирах. Зеркало соединено с вратами других властителей, а также с теми вратами, которые я сама установила в стенах между вселенными. Передачи не всегда качественные, да и настройка то и дело сбивается, но все же я могу следить за ключевыми мирами. Так сказать, держу палец на пульсе многих вселенных. Мои подданные считают это зеркало волшебным.
Кикаха хотел спросить, досталось ли ей зеркало в наследство от предков или она смастерила его сама. Анана рассказывала ему о Манату Ворсион – в том числе и о том, что это единственный оставшийся среди властителей ученый, за исключением, может быть, Рыжего Орка. Но так или тачв, зеркало принадлежало ей, а остальное сейчас не имело значения.
– Я слыхала о тебе и время от времени видела тебя, – продолжала властительница, – но до сих пор, даже когда ты показывался в глиндглассе, – она махнула рукой в сторону мнимого зеркала, – я не ставила тебе ловушек, чтобы заманить в свой мир. У меня не было на то веских оснований. Но как только они появились, я устроила несколько ловушек – кстати, это не так-то просто сделать, пользуясь дистанционным управлением, – и стала ждать, надеясь, что когданибудь поймаю тебя. Кроме того, я поставила на врата сигнализационные системы, чтобы звонок оповестил меня, когда ты пройдешь через них, причем в одиночестве.
– Но как детекторы распознали меня? – спросил Кикаха.
– Кожа каждого существа имеет уникальное по графике электрическое поле. Глиндгласса улавливает поля и заодно регистрирует массу индивида. В нее встроен визуальный детектор, но я пользуюсь им нечасто, потому что его трудно контролировать. Однако у меня было твое физическое описание, полученное из других источников, и я ввела его в компьютер, где хранятся данные обо всех существах, попадавших в поле зрения глиндглассы. Когда машина обнаружила тебя, на экране появилось твое озвученное изображение вместе с присущим тебе частотным полем.
После этого я и установила ловушки, чтобы они перебросили тебя сюда, как только ты окажешься в зоне действия глиндглассы. Правда, вероятность поймать тебя была ничтожной, ибо существует много тысяч, возможно, сотни тысяч врат, а подключиться я могла лишь к тысяче.
– Почему ты не поймала заодно и Рыжего Орка?
– По-моему, он не знает, что я с удовольствием сделала бы это. Зато он наверняка знает о существовании глиндглассы и, очевидно, носит при себе устройство, поглощающее частоты его поля
– Но разве отсутствие поля наряду с обнаруженной массой не выдаст Рыжего Орка с головой? Ты же можешь в таком случае включить визуальный детектор, разве нет?
– Да, тебя не назовешь простаком, хитроумный убийца властителей, – улыбнулась Манату Ворсион. – Во-первых, поле визуального наблюдения часто отклоняется от поля приемопередатчика. А во-вторых, Рыжий Орк, насколько мне известно, ни разу не попался ни в одну из моих ловушек. Может, у него есть нейтрализатор визуального детектора и фальшивый массоизлучатель. Не ты один способен на хитрости.
– Кстати, а почему ты переместила меня в лес, а не сразу в свое дерево?
– Тебе нужно было время, чтобы привыкнуть к моей вселенной и убедиться в мирных намерениях Лингваллана. Кто знает, что случилось бы, попади ты сразу в толпу незнакомцев? Ты очень проворный. Мне не хотелось, чтобы ты пустил в ход лучемет, не разобравшись в ситуации.
– Только не я.
– Самоуверенности тебе не занимать. Это неплохо для личности – в разумных пределах, конечно.
Кикаха не поверил объяснениям властительницы. Скорее всего, она просто была очень осторожна и не хотела устанавливать врата в непосредственной близости от своего жилища. Человек, прошедший через врата, мог иметь при себе мощную бомбу или другое разрушительное оружие.
Деревья в лесу наверняка были снабжены бесчисленными невидимыми детекторами. И если бы у Кикахи было при себе опасное оружие, властительнице это сразу бы стало известно.
– Сейчас не время для несущественных вопросов, – сказала между тем Манату Ворсион. – Но на один я отвечу. Ты спросишь, почему я не телепортирую сюда всех подряд, кто попался в мои ловушки? Среди них ведь мог бы оказаться и Рыжий Орк, верно? Я долго именно так и поступала – пять столетий, если быть точной. Но перестала, как только поняла, что он способен их избежать.
А теперь прикуси язык и слушай, пока я не позволю тебе говорить.
Глава 10
Манату Ворсион давно уже знала о Рыжем Орке, о его войнах с родным отцом Лосом и с другими властителями после убийства отца.
– Я и о тебе тоже слыхала, Кикаха. Многие властители боятся тебя. Они считают тебя тем самым лебляббием, который, согласно древнему пророчеству, покончит со всеми властителями. Пророчества – это, конечно, ерунда, но только до тех пор, пока они не начинают сбываться. Несмотря на свое могущество, властители не только деградируют, они еще и суеверны
Пока что Рыжий Орк не пытался захватить вселенную Манату Ворсион. В ее распоряжении было слишком много древнего оружия, чтобы он осмелился напасть, пусть даже вдохновленный расправой со многими другими властителями.
– Так было до сих пор, – продолжала властительница, – но теперь у него появился рог Шамбаримена. Это может придать ему смелости для вторжения в мой мир. К тому же шпионы доносят, что Рыжий Орк возобновил свои попытки проникнуть на планету Зазеля, которые бросил несколько тысячелетий назад. С помощью рога он, возможно, преуспеет. Говорят, ему известно, что там хранится последняя машина творения-разрушения. Рыжий Орк, как свидетельствуют мои шпионы, не раз заявлял, что уничтожит все вселенные, кроме одной, как только завладеет древней машиной.
“Вот, значит, где собака зарыта!” – подумал Кикаха.
По словам Рыжего Орка, он хотел завладеть на планете Зазеля лишь “определенной информацией”. Значит, информация касается машины творения-разрушения, что бы та собой ни представляла.
– Прости, что прерываю, Великая Праматерь, – осмелился Кикаха, – но я просто не в силах промолчать. Твои данные не совсем точны. Машины на планете Зазеля нет, но там есть информация о том, как ее построить. Рыжий Орк сказал мне об этом. То есть он надеется найти данные, планы, схемы – уж не знаю что еще, только не саму машину.
Властительница приподняла свои блестящие черные брови:
– Вот как? Но он же известный лгун – возможно, он не сказал тебе всей правды?
– Он был уверен, что я не в силах сбежать от него и обязательно вернусь обратно, поэтому был более откровенен, чем обычно. Он действительно завзятый лгун, хотя не мне упрекать его в этом, поскольку я сам не без греха. И тем не менее в данном случае у него не было причины лгать.
Манату Ворсион помолчала с полминуты.
– Наверное, лучше сначала мне выслушать тебя, – проговорила она наконец. – Расскажи мне, во-первых, как ты, землянин, попал в Многоярусный мир? Вообще-то я слышала об этом, но слухи не всегда правдивы. Расскажи мне свою историю от начала до нынешнего момента, только постарайся не превращать ее в эпическое повествование. Мне нужен всего лишь краткий обзор.
Кикаха выполнил повеление. Но когда он дошел до чешуйчатого человека, то услышал изумленный вздох великанши.
– Токина! – воскликнула она, широко распахнув глаза.
– В чем дело?
– Продолжай. Я скажу тебе позже. Что случилось, когда ты впервые увидел его?
Кикаха рассказал, как чешуйчатый человек, которого они с Ананой считали мертвым, зашевелился в то самое мгновение, когда они покидали гробницу.
Великанша вскочила и быстро зашагала по комнате взад-вперед, широко размахивая руками. Она явно была взволнованна.
Даже богини теряют порой самообладание, подумал Кикаха.
– Токина! Токина! – бормотала великанша. – Не может этого быть!
– Почему не может?
Властительница повернулась к нему:
– Потому что он просто образ из народной легенды, рожденной первобытными страхами и воображением! В детстве родители и домашние слуги рассказывали мне сказки о токинах. В ряде сказаний токины считались негуманоидными предшественниками тоанов. Судя по другим преданиям, токины создали первых тоанов и поработили их. Потом тоаны восстали и убили всех токинов, кроме одного. Единственный уцелевший Токина сбежал в какую-то неведомую вселенную и, если верить преданию, погрузил себя в анабиоз. Но легенда – кстати, мне, девочке, она казалась очень страшной – гласила, что однажды, когда наступит час, Токина восстанет ото сна, присоединится к злейшему врагу тоанов и поможет ему перебить их всех. А злейшим врагом их будет лебляббий.
В этой легенде рассказывалось и о том, как Токина убьет последнего тоана и станет властителем всех миров.
Но в другом предании говорилось, что Токина присоединится к лебляббиям и поможет им скинуть иго властителей. Все эти сказки заставляли детишек замирать от ужаса и восхищения. Но чтобы Токина на самом деле… чтобы он… чтобы…
– Я не лгу, – сказал Кикаха. – И меня очень заинтересовало изображение чешуйчатого человека, которое я увидел на кубке.
– Если Токина восстал ото сна и ожил, что, интересно, он намерен предпринять?
– Сейчас мы знаем только то, что он существует, и это не сказки.
Трудно судить, будет ли он настроен дружелюбно или враждебно.
А про себя Кикаха подумал: уж не остался ли детский страх в душе великанши и поныне?
Она села, склонилась к нему и обхватила его за талию. Кикаха поморщился: от этого дружеского объятия у него, казалось, затрещали ребра. Хватка у нее была сильной, как у гориллы. Не хотелось бы ему встретиться с этой дамой в рукопашной!
– Чешуйчатый человек представляет собой неизвестный фактор. А стало быть, пока мы не узнаем больше, опасный. Скажи мне: ты говорил о нем Рыжему Орку?
– Нет. Я никогда не стал бы делиться с ним полезной информацией.
Великанша ослабила хватку. Кикахе очень хотелось потереть занемевший бок, но он не собирался показывать кому бы то ни было, даже богине, что ее объятия причинили ему боль.
– Хорошо, – сказала она. – Значит, это будет нашим преимуществом. Еще одно наше преимущество в том, что Рыжий Орк не знает, где ты находишься. Теперь, когда ты снова отправишься на Пещерную планету…
Дважды богинь перебивать не принято, но Кикаха все же решился:
– Снова отправлюсь на Пещерную планету?
– Ну конечно. Я думала, это само собой разумеется. Ты же дал ему честное слово, не так ли?
– В данном случае честное слово роли не играет. Рыжий Орк знает, что я вернусь, поскольку, по его словам, Анана жива и находится у него в плену. Я сильно сомневаюсь, что ей удалось пережить наводнение, однако не могу проигнорировать даже малейший шанс.
– Ты еще не закончил свою историю.
Кикаха закруглился, описав, как он угодил в ловушку, поставленную великаншей перед вратами Рыжего Орка.
– Ты необычайный человек, – сказала властительница, – хотя и везло тебе тоже необычайно. Правда, удача может изменить тебе. Но с другой стороны…
Беседа их продолжалась еще долго. Кикаха потягивал напиток. К концу разговора он почувствовал особый прилив вдохновения и надежды, даром что нехваткой оптимизма никогда не страдал.
Богиня встала и посмотрела на него сверху вниз, не скрывая нежности.
Он ощущал к ней нечто большее, чем нежность.
– Значит, договорились. Ты отправишься на поиски планеты Зазеля. Я помогу тебе, поскольку мне известны врата, о которых никто не подозревает.
Сил у меня немало, но выполнение нашего плана потребует поистине колоссальных усилий. Я постараюсь держать тебя в зоне действия глиндглассы, хотя гарантировать ничего не могу. Ты проведешь здесь еще несколько дней: отдохнешь, наберешься сил, а заодно мы обсудим некоторые подробности. Ты выглядишь усталым. Иди и выспись как следует – встанешь, когда захочется.
– Порой я встаю, когда мне вовсе этого не хочется.
– Может, я ошибаюсь, но в словах твоих мне чудится некий подтекст, – улыбнулась великанша.
– Он тебе не чудится.
– Ты удивительно смел для лебляббия.
– Знаешь, не исключено, что я не совсем лебляббий. Возможно, я наполовину тоан, хотя мне на это плевать. Что есть, то есть, и я таков, каков я есть.
– Мы обсудим это в другой раз. А теперь можешь идти.
“Она явно ставит меня на место, – подумал Кикаха. – Я просто захмелел от напитка, и это он говорит моими устами. Или нет?”
Перед внутренним взором Кикахи всплыло светлое лицо Ананы. Он с трудом удержал рыдания.
Великанша потрепала его по плечу.
– Горе – это цена, которую платишь за полноту жизни. – Она сделала паузу. – Некоторым забыть на время горе помогает снотворное. Но я знаю средство получше.
Больше великанша ничего не сказала. Кикаха пошел в свою комнату и улегся. Сон долго бежал его, но под конец сморил. Правда, ненадолго – прошло минут пятнадцать, и Кикаха вдруг проснулся, судорожно нащупывая под подушкой лучемет. Что его пробудило? Шум? Тихий голос? Он застыл с лучеметом в руке – и увидел в дверном проеме освещенный тусклым светом женский силуэт. Высокий силуэт, который вполне мог принадлежать Манату Ворсион. В воздухе разливался слабый аромат. Видимо, он и пробудил Кикаху:
нос его, как всегда, был начеку. Аромат был мускусный, но совсем не походил на духи из бутылочки. В нем чудились потоки воды, смешанные с жарким лихорадочным паром, поднимающимся над трясиной, – странное сочетание, но приятное. Запах знойной женской плоти, хотя и более сильный, чем у обычной женщины.
Фигура медленно приблизилась к нему.
– Положи лучемет, Кикаха.
Он бросил оружие на пол. Сердце стучало, точно стадо жеребцов, бьющих копытами в ворота стойла. Женщина опустилась на колени, а затем легла рядом с Кикахой. Жар ее тела обжигал, как волна душного воздуха из открытой печи.
– Я и о тебе тоже слыхала, Кикаха. Многие властители боятся тебя. Они считают тебя тем самым лебляббием, который, согласно древнему пророчеству, покончит со всеми властителями. Пророчества – это, конечно, ерунда, но только до тех пор, пока они не начинают сбываться. Несмотря на свое могущество, властители не только деградируют, они еще и суеверны
Пока что Рыжий Орк не пытался захватить вселенную Манату Ворсион. В ее распоряжении было слишком много древнего оружия, чтобы он осмелился напасть, пусть даже вдохновленный расправой со многими другими властителями.
– Так было до сих пор, – продолжала властительница, – но теперь у него появился рог Шамбаримена. Это может придать ему смелости для вторжения в мой мир. К тому же шпионы доносят, что Рыжий Орк возобновил свои попытки проникнуть на планету Зазеля, которые бросил несколько тысячелетий назад. С помощью рога он, возможно, преуспеет. Говорят, ему известно, что там хранится последняя машина творения-разрушения. Рыжий Орк, как свидетельствуют мои шпионы, не раз заявлял, что уничтожит все вселенные, кроме одной, как только завладеет древней машиной.
“Вот, значит, где собака зарыта!” – подумал Кикаха.
По словам Рыжего Орка, он хотел завладеть на планете Зазеля лишь “определенной информацией”. Значит, информация касается машины творения-разрушения, что бы та собой ни представляла.
– Прости, что прерываю, Великая Праматерь, – осмелился Кикаха, – но я просто не в силах промолчать. Твои данные не совсем точны. Машины на планете Зазеля нет, но там есть информация о том, как ее построить. Рыжий Орк сказал мне об этом. То есть он надеется найти данные, планы, схемы – уж не знаю что еще, только не саму машину.
Властительница приподняла свои блестящие черные брови:
– Вот как? Но он же известный лгун – возможно, он не сказал тебе всей правды?
– Он был уверен, что я не в силах сбежать от него и обязательно вернусь обратно, поэтому был более откровенен, чем обычно. Он действительно завзятый лгун, хотя не мне упрекать его в этом, поскольку я сам не без греха. И тем не менее в данном случае у него не было причины лгать.
Манату Ворсион помолчала с полминуты.
– Наверное, лучше сначала мне выслушать тебя, – проговорила она наконец. – Расскажи мне, во-первых, как ты, землянин, попал в Многоярусный мир? Вообще-то я слышала об этом, но слухи не всегда правдивы. Расскажи мне свою историю от начала до нынешнего момента, только постарайся не превращать ее в эпическое повествование. Мне нужен всего лишь краткий обзор.
Кикаха выполнил повеление. Но когда он дошел до чешуйчатого человека, то услышал изумленный вздох великанши.
– Токина! – воскликнула она, широко распахнув глаза.
– В чем дело?
– Продолжай. Я скажу тебе позже. Что случилось, когда ты впервые увидел его?
Кикаха рассказал, как чешуйчатый человек, которого они с Ананой считали мертвым, зашевелился в то самое мгновение, когда они покидали гробницу.
Великанша вскочила и быстро зашагала по комнате взад-вперед, широко размахивая руками. Она явно была взволнованна.
Даже богини теряют порой самообладание, подумал Кикаха.
– Токина! Токина! – бормотала великанша. – Не может этого быть!
– Почему не может?
Властительница повернулась к нему:
– Потому что он просто образ из народной легенды, рожденной первобытными страхами и воображением! В детстве родители и домашние слуги рассказывали мне сказки о токинах. В ряде сказаний токины считались негуманоидными предшественниками тоанов. Судя по другим преданиям, токины создали первых тоанов и поработили их. Потом тоаны восстали и убили всех токинов, кроме одного. Единственный уцелевший Токина сбежал в какую-то неведомую вселенную и, если верить преданию, погрузил себя в анабиоз. Но легенда – кстати, мне, девочке, она казалась очень страшной – гласила, что однажды, когда наступит час, Токина восстанет ото сна, присоединится к злейшему врагу тоанов и поможет ему перебить их всех. А злейшим врагом их будет лебляббий.
В этой легенде рассказывалось и о том, как Токина убьет последнего тоана и станет властителем всех миров.
Но в другом предании говорилось, что Токина присоединится к лебляббиям и поможет им скинуть иго властителей. Все эти сказки заставляли детишек замирать от ужаса и восхищения. Но чтобы Токина на самом деле… чтобы он… чтобы…
– Я не лгу, – сказал Кикаха. – И меня очень заинтересовало изображение чешуйчатого человека, которое я увидел на кубке.
– Если Токина восстал ото сна и ожил, что, интересно, он намерен предпринять?
– Сейчас мы знаем только то, что он существует, и это не сказки.
Трудно судить, будет ли он настроен дружелюбно или враждебно.
А про себя Кикаха подумал: уж не остался ли детский страх в душе великанши и поныне?
Она села, склонилась к нему и обхватила его за талию. Кикаха поморщился: от этого дружеского объятия у него, казалось, затрещали ребра. Хватка у нее была сильной, как у гориллы. Не хотелось бы ему встретиться с этой дамой в рукопашной!
– Чешуйчатый человек представляет собой неизвестный фактор. А стало быть, пока мы не узнаем больше, опасный. Скажи мне: ты говорил о нем Рыжему Орку?
– Нет. Я никогда не стал бы делиться с ним полезной информацией.
Великанша ослабила хватку. Кикахе очень хотелось потереть занемевший бок, но он не собирался показывать кому бы то ни было, даже богине, что ее объятия причинили ему боль.
– Хорошо, – сказала она. – Значит, это будет нашим преимуществом. Еще одно наше преимущество в том, что Рыжий Орк не знает, где ты находишься. Теперь, когда ты снова отправишься на Пещерную планету…
Дважды богинь перебивать не принято, но Кикаха все же решился:
– Снова отправлюсь на Пещерную планету?
– Ну конечно. Я думала, это само собой разумеется. Ты же дал ему честное слово, не так ли?
– В данном случае честное слово роли не играет. Рыжий Орк знает, что я вернусь, поскольку, по его словам, Анана жива и находится у него в плену. Я сильно сомневаюсь, что ей удалось пережить наводнение, однако не могу проигнорировать даже малейший шанс.
– Ты еще не закончил свою историю.
Кикаха закруглился, описав, как он угодил в ловушку, поставленную великаншей перед вратами Рыжего Орка.
– Ты необычайный человек, – сказала властительница, – хотя и везло тебе тоже необычайно. Правда, удача может изменить тебе. Но с другой стороны…
Беседа их продолжалась еще долго. Кикаха потягивал напиток. К концу разговора он почувствовал особый прилив вдохновения и надежды, даром что нехваткой оптимизма никогда не страдал.
Богиня встала и посмотрела на него сверху вниз, не скрывая нежности.
Он ощущал к ней нечто большее, чем нежность.
– Значит, договорились. Ты отправишься на поиски планеты Зазеля. Я помогу тебе, поскольку мне известны врата, о которых никто не подозревает.
Сил у меня немало, но выполнение нашего плана потребует поистине колоссальных усилий. Я постараюсь держать тебя в зоне действия глиндглассы, хотя гарантировать ничего не могу. Ты проведешь здесь еще несколько дней: отдохнешь, наберешься сил, а заодно мы обсудим некоторые подробности. Ты выглядишь усталым. Иди и выспись как следует – встанешь, когда захочется.
– Порой я встаю, когда мне вовсе этого не хочется.
– Может, я ошибаюсь, но в словах твоих мне чудится некий подтекст, – улыбнулась великанша.
– Он тебе не чудится.
– Ты удивительно смел для лебляббия.
– Знаешь, не исключено, что я не совсем лебляббий. Возможно, я наполовину тоан, хотя мне на это плевать. Что есть, то есть, и я таков, каков я есть.
– Мы обсудим это в другой раз. А теперь можешь идти.
“Она явно ставит меня на место, – подумал Кикаха. – Я просто захмелел от напитка, и это он говорит моими устами. Или нет?”
Перед внутренним взором Кикахи всплыло светлое лицо Ананы. Он с трудом удержал рыдания.
Великанша потрепала его по плечу.
– Горе – это цена, которую платишь за полноту жизни. – Она сделала паузу. – Некоторым забыть на время горе помогает снотворное. Но я знаю средство получше.
Больше великанша ничего не сказала. Кикаха пошел в свою комнату и улегся. Сон долго бежал его, но под конец сморил. Правда, ненадолго – прошло минут пятнадцать, и Кикаха вдруг проснулся, судорожно нащупывая под подушкой лучемет. Что его пробудило? Шум? Тихий голос? Он застыл с лучеметом в руке – и увидел в дверном проеме освещенный тусклым светом женский силуэт. Высокий силуэт, который вполне мог принадлежать Манату Ворсион. В воздухе разливался слабый аромат. Видимо, он и пробудил Кикаху:
нос его, как всегда, был начеку. Аромат был мускусный, но совсем не походил на духи из бутылочки. В нем чудились потоки воды, смешанные с жарким лихорадочным паром, поднимающимся над трясиной, – странное сочетание, но приятное. Запах знойной женской плоти, хотя и более сильный, чем у обычной женщины.
Фигура медленно приблизилась к нему.
– Положи лучемет, Кикаха.
Он бросил оружие на пол. Сердце стучало, точно стадо жеребцов, бьющих копытами в ворота стойла. Женщина опустилась на колени, а затем легла рядом с Кикахой. Жар ее тела обжигал, как волна душного воздуха из открытой печи.