Страница:
К тому же у Хэдона теперь появилась возможность разговаривать с Лалилой, поскольку ее место в челноке располагалось прямо перед ним. По мере того, как безмятежно уходили дни, образ Авинет все больше и больше удалялся из мыслей и сердца Хэдона, вытесняемый образом Лалилы, с каждым днем становящимся все более и более ярким. Временами он испытывал страдания от уколов, которые трезубцем наносила ему его совесть, но не мог контролировать крепшее чувство любви к Лалиле.
Хэдон считал добрым знамением то, что они нашли эту реку. Однако на десятый день путешествия он изменил свое мнение. Болотистые берега, которые плавно спускались к реке, неожиданно сменились крутыми и скалистыми, а течение зажатой между ними реки стало гораздо более сильным. Прошло несколько часов, река еще глубже погрузилась в скалы, и в полночь вершины скал по обеим сторонам реки уже высились над ними на двадцать пять футов. Течение было слишком сильным и потому вернуться на веслах вверх по реке не представлялось возможным. Над ними шумел сильный ветер, а спустя полчаса полил дождь, настолько сильный, что временами Хэдон задумывался, не обрушилась ли на них река с высоких небес. Он поручил Паге и Абет вычерпывать воду из лодки кожаными шлемами, а сам с Лалилой и двумя солдатами на корме управлял веслами.
Над головой, свирепо освещая темноту и пугая их, раскалывались молнии. При свете вспышек определили, что теперь их окружали скалы футов пятьдесят высотой. Хэдон не нуждался в свете молний для того, чтобы понять, что вода стала намного более бурной, река стала еще более узкой; челноки начали натыкаться на огромные каменные глыбы.
Затем челноки прошли поворот и оказались во власти быстрины.
Ничего не оставалось делать, кроме как молиться Кхо и неведомому речному божку и мчаться вперед. Лодки то вздымались на гребень волны, то падали вниз, то поворачивались вокруг себя, временами ударяясь о расположенные перпендикулярно к ним стены каньона. Однажды при свете вспышки Хэдон оглянулся назад. Он увидел, что третья из следующих за ними лодок завертелась волчком, корма ее вдребезги разбилась об огромный камень у стены. Когда он опять оглянулся во время следующей вспышки молнии, лодка и плывшие в ней люди исчезли в пене. Бледное лицо Лалилы было напряжено. Пага побледнел, но улыбался Хэдону, большие зубы его смотрелись, словно золотые вставки в высеченном из алебастра черепе.
Это был последний взгляд Хэдона назад. Остаток пути целиком поглотил его силы и внимание. Он пытался удержать лодку, старался вырулить между грозящими столкновением скалами, временами отталкиваясь от стены каньона и удерживая лодку от катастрофы.
Все было бесполезно. Челнок поднимался все выше и выше по волне с белыми барашками, сильно накренился влево, поскольку бок суденышка скребся о стену, и перевернулся. Уже падая в водоворот, Хэдон услышал вопль Лалилы. Что-то тяжелое ударилось о его плечо — лодка или камень? — и вскоре голова Хэдона показалась на поверхности воды. Он снова ушел под воду, будто речной божок схватил его за лодыжки. Ободравшись о камни, пробился вверх, услышал грохот, который был еще громче, чем производимый стремниной шум, потом Хэдона выбросило наружу и вниз. Наполовину в воде, наполовину в брызгах он почувствовал, как плотный слой воды ударил его, затем, погрузившись на глубину, ободравшись вновь о каменистое дно, пробился вверх и неожиданно оказался в сравнительно спокойной воде. Течение все еще было сильное, и Хэдону пришлось приложить много усилий, чтобы пробиться к берегу.
Он вылез на покрытый травой отлогий берег и сел, отдуваясь. Затем он увидел Лалилу и ребенка, которые цеплялись за дно перевернувшегося челнока, и поплыл им на помощь. Лалила, задыхаясь, крикнула:
— Держи Абет! Я могу справиться сама!
Девочка, казалось, была в меньшей опасности, чем ее мать. Она уверенно плыла к берегу, и Хэдон, услышав сквозь грохот водопада крик, поплыл на него. На минуту огромная темная голова Паги показалась на поверхности воды. Хэдон нырнул и, случайно или по милости Кхо, коснулся Паги. Ничего не видя, он вытягивал руки, наконец вновь дотронулся до человечка, ощупал его руки по длине, ощутил прикрепленный к запястью ремень и понял, что на другом его конце находился предмет, явившейся причиной того, что человечка утащило вниз. Топор. Удивительно, что Паге удалось выплыть наверх хотя бы раз.
Хэдон схватил Пагу за длинные волосы и с трудом поплыл вверх. Уже на поверхности, влекомый течением, он заметил Лалилу и ребенка, которые ползком выбирались на берег. Хэдон, одной рукой держа Пагу под подбородком, тащил его на берег примерно в пятидесяти ярдах от них. Голова Паги все еще оставалась под водой, но он не оказывал Хэдону никакого сопротивления. Вдруг Хэдон почувствовал под ногами дно и встал на ноги. Он поднял Пагу над водой и пошел к берегу. Там он положил коротышку лицом вниз, одна рука человечка была вытянута, а топор все еще оставался в воде. Пага закашлялся и захрипел, изо рта и носа хлынула вода, но он был жив.
Так же неожиданно, как и начался, дождь прекратился.
Несколько лодок, некоторые перевернутые вверх дном, несло течением. Мимо проплывали Тадоку, книжник и бард, и Хэдон в который раз погрузился в воду, чтобы помочь им. Тадоку обошелся без него, но книжник и бард едва ли справились бы без помощи Хэдона. Все трое были разбиты, окровавлены.
Хэдон вновь пошел вброд по пояс в воде, ухватил жрицу клемкаба и подтащил ее к берегу. Мимо течение несло несколько челноков, в одном из них находился сержант клемкаба, за лодку цеплялся рядовой из клемклакор. Еще пятерым мужчинам удалось выбраться на берег; они рассказали, что их две лодки оставались невредимыми вплоть до водопадов.
Хэдон подумал, что этого следовало ожидать: высота водопада пятьдесят футов.
Хэдон вновь нырнул и вытащил на берег человека. Похоже, он был последний, кого они видели. Остальных или затянуло в водоворот бездны водопада или течение пронесло под водой. Из пятидесяти шести человек, покинувших аванпост вблизи Мукхи, в живых осталось лишь двенадцать. Кроме топора Паги и ножей в ножнах, у оставшихся оружия не было.
— Я не думаю, что даже речному божку удастся одолеть Квазина, — сказал бард. — Наверняка, он не мог утонуть. Это слишком заурядная смерть для такого героя. Если ему суждено умереть, то это должно произойти в окружении горы трупов его врагов, сам он и его дубина непременно обагрились бы кровью, а Сисискен парила бы над ним в ожидании того мгновения, когда она сможет взять с собой его душу в сад, заранее приготовленный для величайших героев.
Пага, уже державшийся на ногах, несмотря на слабость, недоверчиво фыркнул:
— Он, хотя и гигант, но все же человек, а для реки все люди равны.
Коротышка бросил взгляд вверх на Хэдона, странно улыбаясь:
— Теперь я твой раб, Хэдон. Я обязан тебе жизнью. Однажды Ви спас мне жизнь, и я стал, в соответствии с обычаями моего народа, его собственностью.
— Теперь ты не среди своего народа.
Пага сплюнул:
— Это правда. Правда также и то, что моего народа больше не существует. Выжил только я, Пага, уродливый одноглазый коротышка, отверженный. Но я хочу следовать традиции, и теперь я твой, Хэдон. Надеюсь, что принесу тебе больше удачи, чем я принес Ви. Однако я также принадлежу и Лалиле, и окажусь в очень затруднительном положении, если мне придется выбирать между вами двумя.
— Если я добьюсь своего, она и я станем одним целым, — почти отчеканил Хэдон.
Это заявление удивило его самого, но, похоже, Лалила поразилась еще больше. У нее перехватило дыхание и она посмотрела на Хэдона с неподдающимся прочтению выражением лица.
Итак, все идет своим путем, — подытожил Пага. — Однако этого и следовало ожидать.
Лалила не произнесла ни слова. Хэдон, чувствуя себя в дурацком положении, отвернулся. В этот момент остальные закричали. И тут Хэдон увидел массивную темную голову Квазина, появившуюся в брызгах на бурлящей поверхности воды ниже водопада. Он медленно плыл к ним, и, когда встал на мелководье, из глубокого пореза на боку ручьем потекла кровь. Квазин не обращал на рану никакого внимания. Лицо его потемнело и исказилось от ярости.
— Я потерял свою дубину! — рычал громила. — Моя драгоценная дубина! Выпала из рук, когда я силился уцепиться за камень! Я нырнул за ней, но течение, слишком сильное даже для такого гиганта, как я, снесло меня! Где этот речной божок? Я схвачу его и буду душить до тех пор, пока он не отдаст мне мое оружие!
— Храбро сказано, — ухмыльнулся Пага.
Квазин уставился на коротышку:
— Я могу наступить на тебя и вдавить в землю, будто отвратительную ящерицу, уродец. Не серди меня, поскольку я горю желанием убить кого-нибудь. Кто-то должен заплатить за мою потерю!
Пага поднялся на ноги и принялся развязывать узел, которым был привязан ремень к запястью.
— Этот топор чуть не погубил меня. Из-за него убили Ви. Я не думаю, что те желтоволосые преследовали бы нас с таким рвением, не гори они желанием заполучить топор, хотя с такой же долей вероятности можно предположить, что они стремились захватить Лалилу. В любом случае, я убежден, что Топор Победы, как иногда я называю это оружие, какое-то время приносит удачу своему владельцу, а затем доводит его до гибели.
Развязав узел, он протянул топор Квазину.
— На, гигант, держи подарок от карлика. Возьми топор и пользуйся им как подобает. Ви за несколько дней за своей гибели распорядился, как мне поступить в случае его смерти. Я сказал Ви, что не хочу владеть топором как своей собственностью. Я пообещал, что буду носить топор только до тех пор, пока не встречу достойного человека. Ты как раз тот, кто нужен, поскольку сомневаюсь, что на земле есть кто-нибудь сильнее тебя. Но предупреждаю: удача, которую приносит оружие, не длится долго.
Квазин взялся за древко правой рукой и стал вращать топором.
— Ха, вот это могучее оружие! С его помощью я смогу сокрушить орды!
— Вне всякого сомнения, — подтвердил Пага. — Но тот, кто любит убивать, в конце концов, обязательно будет убит сам.
— Меня не волнуют твои дикие суеверия! — проревел Квазин. — Однако я благодарен тебе, человечек, хотя, наверное, ты не ждешь от меня любви за этот подарок!
— Подарки не приносят любви ни тому, кто дарит их, ни тому, кто их получает, гигант, — проговорил Пага. — К тому же, я люблю Лалилу и Абет и, полагаю, Хэдона. Большего мне и не надо. А что касается твоей любви, так ты любишь лишь себя.
— Берегись, коротышка, или ты станешь первой жертвой своего собственного дара!
— Слон всегда трубит при виде мыши, — парировал Пага.
Топор и в самом деле был любопытной штукой. Если бы Хэдон не был фехтовальщиком, он, скорей всего, страстно желал бы иметь такой же. Массивная головка топора была столь тяжела, что лишь очень сильный человек мог им пользоваться. Топор, грубо исполненный из куска железа и какого-то другого металла, имел острый край. Рукоятка, по словам Паги, была изготовлена из прочной кости задней лапы антилопы[11] какой-то породы, которая встречается только в северной части земель за Звенящим Морем. Этот зверь вдвое больше антилопы канны. У него нет рогов, но на голове какие-то костяные наросты, острыми веточками расходящиеся во все стороны. Это животное Пага выкопал из болота, в котором зверь пролежал так долго, что почти превратился в камень. Человечек проделал глубокое отверстие на одном конце кости, чтобы вставить туда шейку топора, и перевязал его полосками шкуры похожего на антилопу существа, но меньших размеров[12]. После того, как древко и сам топор были накрепко скреплены меж собой при помощи этих полосок, Пага завязал узлами их концы и залил соединения смолой нагретого янтаря. Костяное древко также обмотал полосками шкуры. На другом конце кости, которая по крепости не уступала слоновой, имелась выпуклость — сустав. Пага так отшлифовал ее, что получился гладкий шар.
— Ты забыл, что ранен? — спросил Хэдон Квазина.
Квазин изумленно взглянул на свой бок:
— Мне нужно заняться раной. — И поспешил показать ее жрице, чтобы та позаботилась о ней.
Остаток дня путники провели, занимаясь изготовлением копий. Мужчины нашли несколько похожих на кварц камней, которые Пага затесал, придав им остроконечную форму. Пага единственный из всех владел этим искусством. Хэдон внимательно следил за его действиями: вдруг вновь понадобится изготовить оружие из камня.
В конце концов Хэдон решил, что простого наблюдения недостаточно. Он попросил Пагу научить его, и после нескольких болезненных ударов, разбив в кровь пальцы, Хэдону удалось отколоть от “мамы”, как называл Пага ту часть камня, с которой следовало работать, “дочек”. Первый камень Хэдон испортил, но со второй попытки сделал вполне сносный, по мнению Паги, наконечник копья, но особой похвалы, однако, не удостоился.
— Когда-нибудь это умение может спасти твою жизнь, — заметил Пага.
Той ночью Хэдон долго не мог уснуть из-за боли в боку, которым он ударился о камни быстрины, да и опухший от работы с камнем большой палец беспокоил его. Когда же наконец сон одолел его, ему пригрезилось, что к нему пришла Авинет; сперва она укоряла его в неверности, потом стала предупреждать о большой опасности. Хэдон очнулся от сна; все, не считая двух охранников, находившихся вблизи, под деревьями, еще спали. Над головой Хэдона проплыл призрачный филин и заставил его задуматься, не является ли это знамением, посланным Кхо. Но что толку в знамениях, если непонятно, что они означают?
Тем не менее, остаток ночи Хэдон провел без сна в раздумьях о том, что произошло нечто ужасное. Вдруг он заметил, что Лалила села и смотрит на него. Луна светила ярко, да и Лалила находилась достаточно близко от него — он мог разглядеть на ее лице то же самое не поддающееся разгадке выражение. Хэдон хотел заговорить с ней, но она улеглась обратно, а он вновь погрузился в свои мысли.
15.
Хэдон считал добрым знамением то, что они нашли эту реку. Однако на десятый день путешествия он изменил свое мнение. Болотистые берега, которые плавно спускались к реке, неожиданно сменились крутыми и скалистыми, а течение зажатой между ними реки стало гораздо более сильным. Прошло несколько часов, река еще глубже погрузилась в скалы, и в полночь вершины скал по обеим сторонам реки уже высились над ними на двадцать пять футов. Течение было слишком сильным и потому вернуться на веслах вверх по реке не представлялось возможным. Над ними шумел сильный ветер, а спустя полчаса полил дождь, настолько сильный, что временами Хэдон задумывался, не обрушилась ли на них река с высоких небес. Он поручил Паге и Абет вычерпывать воду из лодки кожаными шлемами, а сам с Лалилой и двумя солдатами на корме управлял веслами.
Над головой, свирепо освещая темноту и пугая их, раскалывались молнии. При свете вспышек определили, что теперь их окружали скалы футов пятьдесят высотой. Хэдон не нуждался в свете молний для того, чтобы понять, что вода стала намного более бурной, река стала еще более узкой; челноки начали натыкаться на огромные каменные глыбы.
Затем челноки прошли поворот и оказались во власти быстрины.
Ничего не оставалось делать, кроме как молиться Кхо и неведомому речному божку и мчаться вперед. Лодки то вздымались на гребень волны, то падали вниз, то поворачивались вокруг себя, временами ударяясь о расположенные перпендикулярно к ним стены каньона. Однажды при свете вспышки Хэдон оглянулся назад. Он увидел, что третья из следующих за ними лодок завертелась волчком, корма ее вдребезги разбилась об огромный камень у стены. Когда он опять оглянулся во время следующей вспышки молнии, лодка и плывшие в ней люди исчезли в пене. Бледное лицо Лалилы было напряжено. Пага побледнел, но улыбался Хэдону, большие зубы его смотрелись, словно золотые вставки в высеченном из алебастра черепе.
Это был последний взгляд Хэдона назад. Остаток пути целиком поглотил его силы и внимание. Он пытался удержать лодку, старался вырулить между грозящими столкновением скалами, временами отталкиваясь от стены каньона и удерживая лодку от катастрофы.
Все было бесполезно. Челнок поднимался все выше и выше по волне с белыми барашками, сильно накренился влево, поскольку бок суденышка скребся о стену, и перевернулся. Уже падая в водоворот, Хэдон услышал вопль Лалилы. Что-то тяжелое ударилось о его плечо — лодка или камень? — и вскоре голова Хэдона показалась на поверхности воды. Он снова ушел под воду, будто речной божок схватил его за лодыжки. Ободравшись о камни, пробился вверх, услышал грохот, который был еще громче, чем производимый стремниной шум, потом Хэдона выбросило наружу и вниз. Наполовину в воде, наполовину в брызгах он почувствовал, как плотный слой воды ударил его, затем, погрузившись на глубину, ободравшись вновь о каменистое дно, пробился вверх и неожиданно оказался в сравнительно спокойной воде. Течение все еще было сильное, и Хэдону пришлось приложить много усилий, чтобы пробиться к берегу.
Он вылез на покрытый травой отлогий берег и сел, отдуваясь. Затем он увидел Лалилу и ребенка, которые цеплялись за дно перевернувшегося челнока, и поплыл им на помощь. Лалила, задыхаясь, крикнула:
— Держи Абет! Я могу справиться сама!
Девочка, казалось, была в меньшей опасности, чем ее мать. Она уверенно плыла к берегу, и Хэдон, услышав сквозь грохот водопада крик, поплыл на него. На минуту огромная темная голова Паги показалась на поверхности воды. Хэдон нырнул и, случайно или по милости Кхо, коснулся Паги. Ничего не видя, он вытягивал руки, наконец вновь дотронулся до человечка, ощупал его руки по длине, ощутил прикрепленный к запястью ремень и понял, что на другом его конце находился предмет, явившейся причиной того, что человечка утащило вниз. Топор. Удивительно, что Паге удалось выплыть наверх хотя бы раз.
Хэдон схватил Пагу за длинные волосы и с трудом поплыл вверх. Уже на поверхности, влекомый течением, он заметил Лалилу и ребенка, которые ползком выбирались на берег. Хэдон, одной рукой держа Пагу под подбородком, тащил его на берег примерно в пятидесяти ярдах от них. Голова Паги все еще оставалась под водой, но он не оказывал Хэдону никакого сопротивления. Вдруг Хэдон почувствовал под ногами дно и встал на ноги. Он поднял Пагу над водой и пошел к берегу. Там он положил коротышку лицом вниз, одна рука человечка была вытянута, а топор все еще оставался в воде. Пага закашлялся и захрипел, изо рта и носа хлынула вода, но он был жив.
Так же неожиданно, как и начался, дождь прекратился.
Несколько лодок, некоторые перевернутые вверх дном, несло течением. Мимо проплывали Тадоку, книжник и бард, и Хэдон в который раз погрузился в воду, чтобы помочь им. Тадоку обошелся без него, но книжник и бард едва ли справились бы без помощи Хэдона. Все трое были разбиты, окровавлены.
Хэдон вновь пошел вброд по пояс в воде, ухватил жрицу клемкаба и подтащил ее к берегу. Мимо течение несло несколько челноков, в одном из них находился сержант клемкаба, за лодку цеплялся рядовой из клемклакор. Еще пятерым мужчинам удалось выбраться на берег; они рассказали, что их две лодки оставались невредимыми вплоть до водопадов.
Хэдон подумал, что этого следовало ожидать: высота водопада пятьдесят футов.
Хэдон вновь нырнул и вытащил на берег человека. Похоже, он был последний, кого они видели. Остальных или затянуло в водоворот бездны водопада или течение пронесло под водой. Из пятидесяти шести человек, покинувших аванпост вблизи Мукхи, в живых осталось лишь двенадцать. Кроме топора Паги и ножей в ножнах, у оставшихся оружия не было.
— Я не думаю, что даже речному божку удастся одолеть Квазина, — сказал бард. — Наверняка, он не мог утонуть. Это слишком заурядная смерть для такого героя. Если ему суждено умереть, то это должно произойти в окружении горы трупов его врагов, сам он и его дубина непременно обагрились бы кровью, а Сисискен парила бы над ним в ожидании того мгновения, когда она сможет взять с собой его душу в сад, заранее приготовленный для величайших героев.
Пага, уже державшийся на ногах, несмотря на слабость, недоверчиво фыркнул:
— Он, хотя и гигант, но все же человек, а для реки все люди равны.
Коротышка бросил взгляд вверх на Хэдона, странно улыбаясь:
— Теперь я твой раб, Хэдон. Я обязан тебе жизнью. Однажды Ви спас мне жизнь, и я стал, в соответствии с обычаями моего народа, его собственностью.
— Теперь ты не среди своего народа.
Пага сплюнул:
— Это правда. Правда также и то, что моего народа больше не существует. Выжил только я, Пага, уродливый одноглазый коротышка, отверженный. Но я хочу следовать традиции, и теперь я твой, Хэдон. Надеюсь, что принесу тебе больше удачи, чем я принес Ви. Однако я также принадлежу и Лалиле, и окажусь в очень затруднительном положении, если мне придется выбирать между вами двумя.
— Если я добьюсь своего, она и я станем одним целым, — почти отчеканил Хэдон.
Это заявление удивило его самого, но, похоже, Лалила поразилась еще больше. У нее перехватило дыхание и она посмотрела на Хэдона с неподдающимся прочтению выражением лица.
Итак, все идет своим путем, — подытожил Пага. — Однако этого и следовало ожидать.
Лалила не произнесла ни слова. Хэдон, чувствуя себя в дурацком положении, отвернулся. В этот момент остальные закричали. И тут Хэдон увидел массивную темную голову Квазина, появившуюся в брызгах на бурлящей поверхности воды ниже водопада. Он медленно плыл к ним, и, когда встал на мелководье, из глубокого пореза на боку ручьем потекла кровь. Квазин не обращал на рану никакого внимания. Лицо его потемнело и исказилось от ярости.
— Я потерял свою дубину! — рычал громила. — Моя драгоценная дубина! Выпала из рук, когда я силился уцепиться за камень! Я нырнул за ней, но течение, слишком сильное даже для такого гиганта, как я, снесло меня! Где этот речной божок? Я схвачу его и буду душить до тех пор, пока он не отдаст мне мое оружие!
— Храбро сказано, — ухмыльнулся Пага.
Квазин уставился на коротышку:
— Я могу наступить на тебя и вдавить в землю, будто отвратительную ящерицу, уродец. Не серди меня, поскольку я горю желанием убить кого-нибудь. Кто-то должен заплатить за мою потерю!
Пага поднялся на ноги и принялся развязывать узел, которым был привязан ремень к запястью.
— Этот топор чуть не погубил меня. Из-за него убили Ви. Я не думаю, что те желтоволосые преследовали бы нас с таким рвением, не гори они желанием заполучить топор, хотя с такой же долей вероятности можно предположить, что они стремились захватить Лалилу. В любом случае, я убежден, что Топор Победы, как иногда я называю это оружие, какое-то время приносит удачу своему владельцу, а затем доводит его до гибели.
Развязав узел, он протянул топор Квазину.
— На, гигант, держи подарок от карлика. Возьми топор и пользуйся им как подобает. Ви за несколько дней за своей гибели распорядился, как мне поступить в случае его смерти. Я сказал Ви, что не хочу владеть топором как своей собственностью. Я пообещал, что буду носить топор только до тех пор, пока не встречу достойного человека. Ты как раз тот, кто нужен, поскольку сомневаюсь, что на земле есть кто-нибудь сильнее тебя. Но предупреждаю: удача, которую приносит оружие, не длится долго.
Квазин взялся за древко правой рукой и стал вращать топором.
— Ха, вот это могучее оружие! С его помощью я смогу сокрушить орды!
— Вне всякого сомнения, — подтвердил Пага. — Но тот, кто любит убивать, в конце концов, обязательно будет убит сам.
— Меня не волнуют твои дикие суеверия! — проревел Квазин. — Однако я благодарен тебе, человечек, хотя, наверное, ты не ждешь от меня любви за этот подарок!
— Подарки не приносят любви ни тому, кто дарит их, ни тому, кто их получает, гигант, — проговорил Пага. — К тому же, я люблю Лалилу и Абет и, полагаю, Хэдона. Большего мне и не надо. А что касается твоей любви, так ты любишь лишь себя.
— Берегись, коротышка, или ты станешь первой жертвой своего собственного дара!
— Слон всегда трубит при виде мыши, — парировал Пага.
Топор и в самом деле был любопытной штукой. Если бы Хэдон не был фехтовальщиком, он, скорей всего, страстно желал бы иметь такой же. Массивная головка топора была столь тяжела, что лишь очень сильный человек мог им пользоваться. Топор, грубо исполненный из куска железа и какого-то другого металла, имел острый край. Рукоятка, по словам Паги, была изготовлена из прочной кости задней лапы антилопы[11] какой-то породы, которая встречается только в северной части земель за Звенящим Морем. Этот зверь вдвое больше антилопы канны. У него нет рогов, но на голове какие-то костяные наросты, острыми веточками расходящиеся во все стороны. Это животное Пага выкопал из болота, в котором зверь пролежал так долго, что почти превратился в камень. Человечек проделал глубокое отверстие на одном конце кости, чтобы вставить туда шейку топора, и перевязал его полосками шкуры похожего на антилопу существа, но меньших размеров[12]. После того, как древко и сам топор были накрепко скреплены меж собой при помощи этих полосок, Пага завязал узлами их концы и залил соединения смолой нагретого янтаря. Костяное древко также обмотал полосками шкуры. На другом конце кости, которая по крепости не уступала слоновой, имелась выпуклость — сустав. Пага так отшлифовал ее, что получился гладкий шар.
— Ты забыл, что ранен? — спросил Хэдон Квазина.
Квазин изумленно взглянул на свой бок:
— Мне нужно заняться раной. — И поспешил показать ее жрице, чтобы та позаботилась о ней.
Остаток дня путники провели, занимаясь изготовлением копий. Мужчины нашли несколько похожих на кварц камней, которые Пага затесал, придав им остроконечную форму. Пага единственный из всех владел этим искусством. Хэдон внимательно следил за его действиями: вдруг вновь понадобится изготовить оружие из камня.
В конце концов Хэдон решил, что простого наблюдения недостаточно. Он попросил Пагу научить его, и после нескольких болезненных ударов, разбив в кровь пальцы, Хэдону удалось отколоть от “мамы”, как называл Пага ту часть камня, с которой следовало работать, “дочек”. Первый камень Хэдон испортил, но со второй попытки сделал вполне сносный, по мнению Паги, наконечник копья, но особой похвалы, однако, не удостоился.
— Когда-нибудь это умение может спасти твою жизнь, — заметил Пага.
Той ночью Хэдон долго не мог уснуть из-за боли в боку, которым он ударился о камни быстрины, да и опухший от работы с камнем большой палец беспокоил его. Когда же наконец сон одолел его, ему пригрезилось, что к нему пришла Авинет; сперва она укоряла его в неверности, потом стала предупреждать о большой опасности. Хэдон очнулся от сна; все, не считая двух охранников, находившихся вблизи, под деревьями, еще спали. Над головой Хэдона проплыл призрачный филин и заставил его задуматься, не является ли это знамением, посланным Кхо. Но что толку в знамениях, если непонятно, что они означают?
Тем не менее, остаток ночи Хэдон провел без сна в раздумьях о том, что произошло нечто ужасное. Вдруг он заметил, что Лалила села и смотрит на него. Луна светила ярко, да и Лалила находилась достаточно близко от него — он мог разглядеть на ее лице то же самое не поддающееся разгадке выражение. Хэдон хотел заговорить с ней, но она улеглась обратно, а он вновь погрузился в свои мысли.
15.
Поднялись на рассвете. За час в джунглях путешественники насобирали столько ягод и орехов, что их хватило наесться досыта, потом они вновь отправились в путь. Не успели пройти и двух миль, как Хэдон заметил два челнока, зацепившиеся за упавшее дерево на другом берегу реки. Один челнок перевернутый, другой стоял правильно. К несчастью, рядом плавали крокодилы. Поскольку ширина реки в этом месте составляла четверть мили, Хэдон подумал, что плыть к лодкам не очень-то разумно. Но в них могло находиться спрятанное под сиденьями оружие. Хэдон питал слабую надежду, что в одной из лодок сохранился его меч.
— Если удастся добраться до лодок, то Квазин выдолбит из дерева еще одну, и тогда мы вновь станем двигаться быстро, — рассуждал Хэдон. — А посему предлагаю сделать отвлекающий маневр. Подкинем этим ящерицам аппетитную пищу чуть ниже по течению.
Легче сказать, чем сделать. Мужчины разбрелись по джунглям, пытаясь отловить животное, чья туша была бы достаточно большой, чтобы служить приманкой для этих огромных рептилий. Лалила, ребенок и Пага остались на берегу под охраной двух солдат.
В сумерках голодные, усталые и измотанные охотники вновь встретились на берегу. Ни одному из них не удалось поймать что-нибудь достаточно крупное, но все же удалось подбить камнями трех обезьян. На берегу, к всеобщему удивлению, охотников поджидал утопленный в грязи челнок, в котором сидел ухмыляющийся Пага.
Хэдон спросил Пагу, как ему удалось совершить такое. Пага еще не кончил свой рассказ, но Хэдон все понял, виня себя за недостаточную сметливость. Пага прошел пешком вверх по реке до того места, где крокодилов, похоже, не было. Он переплыл на другой берег, спустился пешком обратно, и при помощи ветки догреб на одном из челноков назад. Течением его снесло на милю вниз, но вернулся назад пешком по мелководью, толкая лодку впереди себя.
Пага наклонился к челноку и вытащил оттуда предмет, при виде которого у Хэдона вырвался крик радости. Это был Каркен, его меч.
— Похоже, я становлюсь распространителем оружия, — ухмыльнулся Пага.
— Не такой уж ты бесполезный, как можно судить по твоему росту, коротышка, — заметил Квазин.
— На суше морские собаки выглядят неуклюжими, но в океане они быстры и изящны, — тотчас нашелся Пага. — Мой ум — тот же океан, гигант. Ты бы утонул в нем.
— Если бы ты не отдал мне свой топор, малыш, я бы раскроил тебе череп и выпустил наружу твой океан.
— Не слишком ли много благодарности? — поинтересовался Пага.
— Квазин, возьми в руки топор, займись делом и попридержи свой язык, — велел Хэдон. — Изготовь несколько весел, чтобы мы могли пересечь реку и добраться до другой лодки. А после того, сруби дерево, чтобы сработать еще один челнок.
— Топор затупится, — заупрямился Квазин. — Да и я не плотник.
Но все же повиновался и, когда Хэдон и Тадоку перебирались на веслах через реку, сзади до них доносились крепкие удары топора Квазина по стволу дерева.
Спустя три дня вновь отправились в путь. На этот раз Хэдон принял решение: если отряд окажется в каньоне, сразу же отойти обратно вверх по реке и пойти пешком вдоль нее. Река, однако, несла свои воды довольно спокойно; берега лишь слегка возвышались над уровнем самой реки. Если бы не мухи, докучавшие днем, и не москиты ночью, жизнь путников можно было бы считать почти идиллией. Даже громила Квазин на какое-то время превратился в достойное человеческое существо, хотя Хэдон опасался, что сдержанность кузена, в конце концов, обернется взрывом дурного нрава. Квазин же, однако, уговорил женщину из рода Клемкаба выйти за него замуж, и это, казалось, как-то умиротворило его. Ее остальные мужья не очень-то радовались такому повороту событий. Они жаловались, что гигант попросту губит ее, и она неспособна после него иметь дело с другими мужчинами. Хэдон не обращал на их жалобы никакого внимания. Как поступает женщина со своими супругами — целиком ее дело, пока это не мешает соблюдению дисциплины.
Спустя пятнадцать дней путешественники вошли в большое озеро, которое буквально кишело тысячами уток, гусей, цапель, журавлей, розовых фламинго и гигантских размеров фламинго голубовато-черной окраски, которые в Кхокарсе были неизвестны.
При помощи весел люди Хэдона перебрались на другую сторону озера и, обследовав берег выяснили, что выхода из озера нет. С неохотой отряд оставил челноки и отправился в путь пешком. Через нескольких недель путешествия сквозь желтоватые травы, напоминающие цветом львиную шкуру, путники увидели первые вершины протяженного горного кряжа, некоторые из них покрывал снег.
— По моим расчетам, это горы Саарес, — утверждал Хинокли. — Если нам удастся найти проход, ведущий к Миклемресу, мы сможем проследовать на юг, и на этом наше путешествие закончится. Если же нет, придется идти на восток до тех пор, пока не обогнем горы, а затем двигаться на юг к Кветруту.
— Я никогда не думал, что мы заберемся так далеко, — удивился Кебивейбес. — Как далеко мы ушли, Хинокли?
— Прошел год и один месяц с тех пор, как мы покинули Мукху, — сообщил книжник. — Если обнаружим проход, нам потребуется более двух месяцев, чтобы добраться до Миклемреса. Найдем проход сразу же — то меньше.
«За год многое могло произойти в Кхокарсе», — подумал Хэдон. — Может быть, Авинет решила, что я мертв и выбрала себе в мужья другого?
К своему удивлению, Хэдон вдруг понял: в душе он надеется, что она именно так и поступила. Тогда он стал бы свободен и мог просить Лалилу выйти за него замуж. Не так-то просто отказаться от трона, но Лалила стоила того. Однако до сих пор она не выказывала никаких признаков благосклонного отношения к Хэдону, кроме теплой дружелюбности. Он давно спросил бы ее о чувствах к нему, не будь он помолвлен с королевой. А что если Лалила ответит ему согласием, а он, добравшись до Кхокарсы, обнаружит, что Авинет все еще ждет его? Она может — нет, она непременно убьет его и Лалилу. Что ж, он погибнет, но наверняка Авинет не осмелится тронуть ту, которая находится под покровительством самого Саххиндара.
Когда они подошли к подножию гор, Мамона, женщина из рода Клемкаба, вынула из болтающегося на поясе мешка резные зубы козы. Вращаясь против движения солнца, она принялась распевать, а затем бросила зубы в пепел, оставшийся на месте лагерного костра. Изучив образованный ими узор, она сообщила, что им следует двигаться на запад. Спустя несколько дней они должны выйти к военному аванпосту, который охранял вход в ущелье. И действительно, спустя пять дней люди увидели стены аванпоста и сторожевые башни из дубовых бревен.
Часовые заметили отряд задолго до того, как люди стали карабкаться по склону огромного холма, и путешественники уже издалека услышали бой барабанов и звуки медных труб. Немного погодя в их сторону рысцой побежал отряд солдат, сверкая на солнце бронзовыми доспехами и наконечниками стрел. Хэдон представился офицеру, и тот послал гонца к коменданту, чтобы как можно быстрее доставить ему это известие. Таким образом, прибывшие вступили на территорию аванпоста под звуки фанфар и были тепло встречены его обитателями. Люди помылись в горячей воде с мылом из животного жира, затем смазались оливковым маслом. Хэдона, Тадоку, Квазина, книжника, барда и троицу с далекого севера пригласили отобедать с командиром и жрицей форта. Остальных отослали обедать в бараки с солдатами, но Хэдон настоял на том, чтобы Мамона сидела вместе с ними.
— Но она же клемкаба! — возразил майор Бохами.
— Да, но она — наша жрица, — объяснил Хэдон. — Без нее у нас не было бы никакой духовной поддержки. К тому же, эта женщина приняла огромное участие в заботах о мужчинах. Если бы не она, я сам мог умереть от болотной лихорадки.
— Что ты на это скажешь, Минего? — спросил майор.
Жрица из форта принадлежала к древнему роду, как и многие из тех, кто прибыл с северного побережья Кему. Высокая блондинка с голубыми глазами, красивая, несмотря на крючковатый нос и тонкие губы. Она носила шляпу из перьев орлиных хвостов — знак того, что она жрица Въювоз, богини красноголовой орлицы. Шею женщины украшала цепочка из костей орла, на которой висела крошечная фигурка Въювоз, вырезанная из бедренной кости орла. На ней был кожаный килт, покрытый орлиными перьями, перехваченный на талии ремнем из орлиной кожи. На постаменте, возле которого стояла жрица, на цепи сидела гигантская орлица, пристальным взором вперившаяся в группу людей, будто желая съесть всех. Однако голодной она не была; ее кормили живыми зайцами и змеями.
— Ежели она жрица и делала то, о чем нам рассказал Хэдон, тогда пусть садится с нами, — согласилась Минего. — Но если она противно ест, как едят клемкаба, тогда пусть удалится.
— Я научил ее не шмыгать носом и помалкивать в обществе посторонних, — сказал Хэдон.
Женщину клемкаба позвали за стол; во время еды она сидела тихонько и молчала, пока к ней не обратятся. А это случалось не часто. Еда была превосходной. Хэдон позабыл о своей обычной умеренности и отведал нежную куропатку, начиненную хлебом из двузернянки, сладкие гранаты, бифштексы из домашнего буйвола с подливой из заячьего сока, ягоды мовомет (самые сладкие в мире), суп из окры, в котором плавали утиные потроха и жареные матки термитов (редчайший деликатес). Он не отказал себе также в удовольствии выпить слишком много медового напитка, охлажденного льдом с гор. Первый раз в жизни Хэдону довелось отведать охлажденных напитков, но если ему предстоит стать королем, он сможет иметь их в своем распоряжении хоть каждый день.
Квазин ел в три раза больше, чем все остальные, проглатывая пищу с жадностью и шумом, чавкая и хрюкая, а когда закончил, громко рыгнул. Жрица нахмурилась:
— Хэдон, у твоего человека из рода медведей манеры грубее, чем у клемкаба.
Квазин, лицо которого налилось кровью, уставился на нее:
— Жрица, если бы ты не была святой, я съел бы и тебя тоже. Ты выглядишь достаточно аппетитно.
— Он долгое время отсутствовал, находясь в Пустынных Землях, — поспешно вмешался Хэдон. — Я уверен, что он не хотел обидеть вас. Разве это не так, Квазин?
— Я длительное время находился в изгнании, — подтвердил Квазин. — И не собираюсь обижать первую же, не считая Лалилы, встретившуюся мне красавицу.
— Квазин? Квазин? — спросила жрица. — Говорит ли мне что-нибудь это имя?
— Что? — зарычал Квазин, распространяя брызги медового напитка по своей бороде. — Ты не слышала о Квазине? Ты что, всю свою жизнь провела в захолустье?
— Я родилась здесь, — ледяным голосом произнесла Минего. — Дважды я была в Миклемресе, один раз я пробыла там пять лет, посещая Колледж Жриц, второй раз я присутствовала на коронации верховной жрицы города. Но нет, дикарь, я никогда не слышала о тебе.
— Если удастся добраться до лодок, то Квазин выдолбит из дерева еще одну, и тогда мы вновь станем двигаться быстро, — рассуждал Хэдон. — А посему предлагаю сделать отвлекающий маневр. Подкинем этим ящерицам аппетитную пищу чуть ниже по течению.
Легче сказать, чем сделать. Мужчины разбрелись по джунглям, пытаясь отловить животное, чья туша была бы достаточно большой, чтобы служить приманкой для этих огромных рептилий. Лалила, ребенок и Пага остались на берегу под охраной двух солдат.
В сумерках голодные, усталые и измотанные охотники вновь встретились на берегу. Ни одному из них не удалось поймать что-нибудь достаточно крупное, но все же удалось подбить камнями трех обезьян. На берегу, к всеобщему удивлению, охотников поджидал утопленный в грязи челнок, в котором сидел ухмыляющийся Пага.
Хэдон спросил Пагу, как ему удалось совершить такое. Пага еще не кончил свой рассказ, но Хэдон все понял, виня себя за недостаточную сметливость. Пага прошел пешком вверх по реке до того места, где крокодилов, похоже, не было. Он переплыл на другой берег, спустился пешком обратно, и при помощи ветки догреб на одном из челноков назад. Течением его снесло на милю вниз, но вернулся назад пешком по мелководью, толкая лодку впереди себя.
Пага наклонился к челноку и вытащил оттуда предмет, при виде которого у Хэдона вырвался крик радости. Это был Каркен, его меч.
— Похоже, я становлюсь распространителем оружия, — ухмыльнулся Пага.
— Не такой уж ты бесполезный, как можно судить по твоему росту, коротышка, — заметил Квазин.
— На суше морские собаки выглядят неуклюжими, но в океане они быстры и изящны, — тотчас нашелся Пага. — Мой ум — тот же океан, гигант. Ты бы утонул в нем.
— Если бы ты не отдал мне свой топор, малыш, я бы раскроил тебе череп и выпустил наружу твой океан.
— Не слишком ли много благодарности? — поинтересовался Пага.
— Квазин, возьми в руки топор, займись делом и попридержи свой язык, — велел Хэдон. — Изготовь несколько весел, чтобы мы могли пересечь реку и добраться до другой лодки. А после того, сруби дерево, чтобы сработать еще один челнок.
— Топор затупится, — заупрямился Квазин. — Да и я не плотник.
Но все же повиновался и, когда Хэдон и Тадоку перебирались на веслах через реку, сзади до них доносились крепкие удары топора Квазина по стволу дерева.
Спустя три дня вновь отправились в путь. На этот раз Хэдон принял решение: если отряд окажется в каньоне, сразу же отойти обратно вверх по реке и пойти пешком вдоль нее. Река, однако, несла свои воды довольно спокойно; берега лишь слегка возвышались над уровнем самой реки. Если бы не мухи, докучавшие днем, и не москиты ночью, жизнь путников можно было бы считать почти идиллией. Даже громила Квазин на какое-то время превратился в достойное человеческое существо, хотя Хэдон опасался, что сдержанность кузена, в конце концов, обернется взрывом дурного нрава. Квазин же, однако, уговорил женщину из рода Клемкаба выйти за него замуж, и это, казалось, как-то умиротворило его. Ее остальные мужья не очень-то радовались такому повороту событий. Они жаловались, что гигант попросту губит ее, и она неспособна после него иметь дело с другими мужчинами. Хэдон не обращал на их жалобы никакого внимания. Как поступает женщина со своими супругами — целиком ее дело, пока это не мешает соблюдению дисциплины.
Спустя пятнадцать дней путешественники вошли в большое озеро, которое буквально кишело тысячами уток, гусей, цапель, журавлей, розовых фламинго и гигантских размеров фламинго голубовато-черной окраски, которые в Кхокарсе были неизвестны.
При помощи весел люди Хэдона перебрались на другую сторону озера и, обследовав берег выяснили, что выхода из озера нет. С неохотой отряд оставил челноки и отправился в путь пешком. Через нескольких недель путешествия сквозь желтоватые травы, напоминающие цветом львиную шкуру, путники увидели первые вершины протяженного горного кряжа, некоторые из них покрывал снег.
— По моим расчетам, это горы Саарес, — утверждал Хинокли. — Если нам удастся найти проход, ведущий к Миклемресу, мы сможем проследовать на юг, и на этом наше путешествие закончится. Если же нет, придется идти на восток до тех пор, пока не обогнем горы, а затем двигаться на юг к Кветруту.
— Я никогда не думал, что мы заберемся так далеко, — удивился Кебивейбес. — Как далеко мы ушли, Хинокли?
— Прошел год и один месяц с тех пор, как мы покинули Мукху, — сообщил книжник. — Если обнаружим проход, нам потребуется более двух месяцев, чтобы добраться до Миклемреса. Найдем проход сразу же — то меньше.
«За год многое могло произойти в Кхокарсе», — подумал Хэдон. — Может быть, Авинет решила, что я мертв и выбрала себе в мужья другого?
К своему удивлению, Хэдон вдруг понял: в душе он надеется, что она именно так и поступила. Тогда он стал бы свободен и мог просить Лалилу выйти за него замуж. Не так-то просто отказаться от трона, но Лалила стоила того. Однако до сих пор она не выказывала никаких признаков благосклонного отношения к Хэдону, кроме теплой дружелюбности. Он давно спросил бы ее о чувствах к нему, не будь он помолвлен с королевой. А что если Лалила ответит ему согласием, а он, добравшись до Кхокарсы, обнаружит, что Авинет все еще ждет его? Она может — нет, она непременно убьет его и Лалилу. Что ж, он погибнет, но наверняка Авинет не осмелится тронуть ту, которая находится под покровительством самого Саххиндара.
Когда они подошли к подножию гор, Мамона, женщина из рода Клемкаба, вынула из болтающегося на поясе мешка резные зубы козы. Вращаясь против движения солнца, она принялась распевать, а затем бросила зубы в пепел, оставшийся на месте лагерного костра. Изучив образованный ими узор, она сообщила, что им следует двигаться на запад. Спустя несколько дней они должны выйти к военному аванпосту, который охранял вход в ущелье. И действительно, спустя пять дней люди увидели стены аванпоста и сторожевые башни из дубовых бревен.
Часовые заметили отряд задолго до того, как люди стали карабкаться по склону огромного холма, и путешественники уже издалека услышали бой барабанов и звуки медных труб. Немного погодя в их сторону рысцой побежал отряд солдат, сверкая на солнце бронзовыми доспехами и наконечниками стрел. Хэдон представился офицеру, и тот послал гонца к коменданту, чтобы как можно быстрее доставить ему это известие. Таким образом, прибывшие вступили на территорию аванпоста под звуки фанфар и были тепло встречены его обитателями. Люди помылись в горячей воде с мылом из животного жира, затем смазались оливковым маслом. Хэдона, Тадоку, Квазина, книжника, барда и троицу с далекого севера пригласили отобедать с командиром и жрицей форта. Остальных отослали обедать в бараки с солдатами, но Хэдон настоял на том, чтобы Мамона сидела вместе с ними.
— Но она же клемкаба! — возразил майор Бохами.
— Да, но она — наша жрица, — объяснил Хэдон. — Без нее у нас не было бы никакой духовной поддержки. К тому же, эта женщина приняла огромное участие в заботах о мужчинах. Если бы не она, я сам мог умереть от болотной лихорадки.
— Что ты на это скажешь, Минего? — спросил майор.
Жрица из форта принадлежала к древнему роду, как и многие из тех, кто прибыл с северного побережья Кему. Высокая блондинка с голубыми глазами, красивая, несмотря на крючковатый нос и тонкие губы. Она носила шляпу из перьев орлиных хвостов — знак того, что она жрица Въювоз, богини красноголовой орлицы. Шею женщины украшала цепочка из костей орла, на которой висела крошечная фигурка Въювоз, вырезанная из бедренной кости орла. На ней был кожаный килт, покрытый орлиными перьями, перехваченный на талии ремнем из орлиной кожи. На постаменте, возле которого стояла жрица, на цепи сидела гигантская орлица, пристальным взором вперившаяся в группу людей, будто желая съесть всех. Однако голодной она не была; ее кормили живыми зайцами и змеями.
— Ежели она жрица и делала то, о чем нам рассказал Хэдон, тогда пусть садится с нами, — согласилась Минего. — Но если она противно ест, как едят клемкаба, тогда пусть удалится.
— Я научил ее не шмыгать носом и помалкивать в обществе посторонних, — сказал Хэдон.
Женщину клемкаба позвали за стол; во время еды она сидела тихонько и молчала, пока к ней не обратятся. А это случалось не часто. Еда была превосходной. Хэдон позабыл о своей обычной умеренности и отведал нежную куропатку, начиненную хлебом из двузернянки, сладкие гранаты, бифштексы из домашнего буйвола с подливой из заячьего сока, ягоды мовомет (самые сладкие в мире), суп из окры, в котором плавали утиные потроха и жареные матки термитов (редчайший деликатес). Он не отказал себе также в удовольствии выпить слишком много медового напитка, охлажденного льдом с гор. Первый раз в жизни Хэдону довелось отведать охлажденных напитков, но если ему предстоит стать королем, он сможет иметь их в своем распоряжении хоть каждый день.
Квазин ел в три раза больше, чем все остальные, проглатывая пищу с жадностью и шумом, чавкая и хрюкая, а когда закончил, громко рыгнул. Жрица нахмурилась:
— Хэдон, у твоего человека из рода медведей манеры грубее, чем у клемкаба.
Квазин, лицо которого налилось кровью, уставился на нее:
— Жрица, если бы ты не была святой, я съел бы и тебя тоже. Ты выглядишь достаточно аппетитно.
— Он долгое время отсутствовал, находясь в Пустынных Землях, — поспешно вмешался Хэдон. — Я уверен, что он не хотел обидеть вас. Разве это не так, Квазин?
— Я длительное время находился в изгнании, — подтвердил Квазин. — И не собираюсь обижать первую же, не считая Лалилы, встретившуюся мне красавицу.
— Квазин? Квазин? — спросила жрица. — Говорит ли мне что-нибудь это имя?
— Что? — зарычал Квазин, распространяя брызги медового напитка по своей бороде. — Ты не слышала о Квазине? Ты что, всю свою жизнь провела в захолустье?
— Я родилась здесь, — ледяным голосом произнесла Минего. — Дважды я была в Миклемресе, один раз я пробыла там пять лет, посещая Колледж Жриц, второй раз я присутствовала на коронации верховной жрицы города. Но нет, дикарь, я никогда не слышала о тебе.