Страница:
Беда в том, что ни одна гусеница не в силах помочь другой измениться. Если гусенице нужно превратиться в бабочку, она должна сделать это сама. Вся разница между человеком и гусеницей заключается в том, что насекомое запрограммировано заранее, а человек должен сам себя программировать.
В таких раздумьях проходили дни Алисы, хотя у нее было достаточно занятий и кроме раздумий.
И вот однажды, когда «Рекс» вознамерился подзарядить свой батацитор и Граали на правом берегу, камень не сработал.
В таких раздумьях проходили дни Алисы, хотя у нее было достаточно занятий и кроме раздумий.
И вот однажды, когда «Рекс» вознамерился подзарядить свой батацитор и Граали на правом берегу, камень не сработал.
Глава 10
Шок и паника.
Пятнадцать лет назад правобережные камни уже отказывали, но сутки спустя возобновили работу. Клеменс говорил королю Иоанну, что подачу энергии прервал крупный метеорит, но линию восстановили и весь ущерб ликвидировали в вышеназванный краткий срок. Должно быть, это сделали этики, хотя очевидцы отсутствовали: все, кто жил в том районе, были усыплены – вероятно, газом – и все сутки проспали.
Теперь вопрос стоял так: будет ли линия восстановлена, как в тот раз? И еще: что вызвало аварию? Снова метеорит? Или это очередной этап разрушения Мира Реки?
Король Иоанн, хотя и был ошарашен поначалу, оправился быстро. Он послал офицеров успокоить команду и распорядился раздать всем смесь из самодельного спирта, воды и сушеных цветов «железного» дерева, называемую на «Рексе» грогом.
Когда все как следует накачались напитком, придающим бодрость и отвагу, король приказал принять кабель с медным питающим наконечником обратно на борт, и «Рекс» двинулся к отмелям у левого берега. В батациторе осталось достаточно энергии, чтобы пароход мог идти вперед до часа следующей трапезы. За два часа до сумерек Иоанн велел остановиться и вновь протянуть, кабель к камню на берегу.
Как и следовало ожидать, местные жители отказались «одолжить» свой камень «Рексу». Один из паровых пулеметов начал поливать толпу на берегу градом пластиковых пуль, и местные в панике отступили подальше на равнину. Два катера-амфибии, прежде именовавшиеся «Дракон-1» и «Дракон-2», а ныне «Элеонора» и «Генрих», с ревом подошли к берегу и стали там, пока кабель подсоединялся к камню. Через час, однако, к местным подошло подкрепление от камней, отстоящих на милю от здешнего – включая и те, что находились в предгорьях. Тысячи мужчин и женщин с громкими боевыми кликами напали на катера и на пароход. Одновременно пятьсот человек на лодках предприняли атаку с Реки.
Сотни людей полегли под разрывными снарядами и ракетами «Рекса», сотни – под огнем пулеметов. Десантники и вся остальная команда, выстроившись у бортов, палили из винтовок, пистолетов, базук и пускали стрелы.
Берег и Река вокруг «Рекса» скоро стали красными от крови, покрылись трупами и кусками тел. Камень наконец разрядился, но большие и малые ракеты, пущенные местными, уже скосили многих на борту и причинили кое-какой ущерб судну.
Бёртон все еще передвигался с трудом, хотя его рана заживала быстрее, чем на Земле. Но он все же дотащился до борта техасской палубы и стал стрелять деревянными пулями из винтовки сорок восьмого калибра. Он поразил не меньше трети суденышек, осаждавших «Рекс» с Реки. Когда все лодки, челноки, каноэ, боевые челны и парусные лодки потонули, Бёртон заковылял к другому борту.
Он подоспел как раз к началу третьей и последней атаки. Вражеские командиры, готовя ее, произносили зажигательные речи, барабаны гремели, рога ревели, и вот местные с криками ринулись, в бой. К тому времени катера расстреляли все боеприпасы и вернулись в свой док на корабле. Зато в воздух поднялись оба истребителя, разведчик, торпедный бомбардировщик и вертолет.
Несколько вражеских бойцов уже почти добежали до кромки воды. Но под огнем авиации ряды дрогнули, и неприятель побежал. Вскоре после этого загремели и засверкали камни, и «Рекс» подзарядился.
– Зубы Господни! – выругался Иоанн с безумием во взоре. – Если уже сегодня творится такое, что же будет завтра? Спаси нас, Боже!
Он был прав. Перед рассветом орды оголодавших правобережников хлынули на Реку. Все имевшиеся в наличии лодки, включая двухмачтовые шхуны, были до отказа забиты мужчинами и женщинами. За ними следовала орда пловцов. Когда взошло солнце, стало видно, что Река, насколько хватает глаз, усеяна судами и пловцами. Первый вал, лодки, защитники встретили градом ракет и стрел. Однако почти все лодки причаливали, и правобережники выскакивали из них.
«Рекс», попавший меж двух огней, отчаянно сражался. Огонь с борта расчистил пространство вокруг камней, и амфибии, изрыгая пламя, двинулись на своих не оставляющих следов гусеницах к камню. Пока они сдерживали лезущих со всех сторон защитников и захватчиков, подъемный кран «Генриха» водрузил наконечник на камень.
Камни разрядились, тогда «Генрих» тут же снял колпак и втянул стрелу крана обратно.
Когда катера вернулись на корабль, Иоанн приказал поднять якорь.
– А потом – полный вперед! Эту команду легче было отдать, чем выполнить. Мелкие суда так кишели вокруг «Рекса», что он мог идти лишь на самой малой скорости. Колеса шлепали по воде, нос крушил большие парусные лодки и лодчонки помельче, а правобережники поливали «Рекс» огнем. Атакующие лезли на котельную палубу, но долго там не задерживались.
Наконец «Рекс» прорвался и двинулся к другому берегу. Там он вошел в более слабое прибрежное течение и устремился вверх по Реке.
На том берегу все еще кипел бой.
Иоанну предстояло решить, подзаряжаться им в полдень или нет.
Определившись, король велел стать на якорь у длинного причала.
– Пусть поубивают друг друга, – сказал он. – У нас хватит у копченых и сушеных продуктов, чтобы дотянуть до завтра. А послезавтра подзарядимся. К тому времени побоище уже кончится.
Правый берег являл собой поистине странное зрелище. На «Рексе» так привыкли к шумным, говорливым, смеющимся толпам, что безлюдье казалось чем-то нереальным. Здесь не осталось никого, кроме очень немногих – слишком разумных или слишком робких, чтобы решиться набить свой живот за счет левобережников. Хижины, бараки и бревенчатые общественные здания опустели, пусто стало на равнине и в предгорьях. Животных, птиц, насекомых и пресмыкающихся на этой планете не водилось, и только ветер, шуршащий в листве редких, деревьев на равнине, нарушал тишину.
За Рекой воюющие стороны расстреляли уже весь порох, и до «Рекса» лишь изредка долетали слабые отголоски – одиночные и слитные крики ярости, голода, страха, боли и смерти.
Потери «Рекса» за два дня составили тридцать человек убитыми и шестьдесят ранеными, из них двадцать тяжело – впрочем, все пострадавшие считали свои раны тяжелыми. Мертвых положили в мешки из рыбьей кожи с привязанным грузом и после краткой церемонии бросили в воду на середине Реки. Мешками воспользовались лишь ради того, чтобы пощадить чувства живых – рыбы раздерут мертвецов в клочья —и пожрут их прежде, чем те достигнут дна.
У левого берега, трупы плавали тесными рядами, стукаясь друг о друга, и хищные рыбы кишели меж ними в кровавой воде. Целый месяц Реку уродовал затор из мертвых тел. Бои, как видно, шли повсюду, и нужно было долгое время, чтобы трупы исчезли окончательно. Рыба жирела, и громадные «речные драконы», всплывая из глубин, глотали раздувшиеся тела целиком, набивали желудки до отказа. Переварив и извергнув добычу, они всплывали снова, чтобы есть, переваривать и извергать.
– Это Армагеддон, Апокалипсис, – со стоном говорил Бертон Алисе.
Алиса часто плакала, и по ночам ей снились кошмары. Но утешения Бёртона вселяли в нее чувство, что они снова стали близки друг другу.
На следующий полдень «Рекс» отважился пересечь Реку, чтобы подзарядиться. Но дальше он не пошел, а вновь причалил к правому берегу Нужно было восполнить запас, пороха и отремонтировать повреждения.
На это ушел месяц, и за это время Бертон окончательно оправился от своей раны.
Когда пароход снова тронулся в путь, несколько человек из команды получили задание провести учет оставшихся в живых в некоторых, выборочно взятых, районах. Результат показал, что погибло около половины населения, если предположить, что столь же тяжелые бои шли повсюду. За сутки было перебито семнадцать с половиной биллионов человек.
Много времени прошло, прежде чем на «Рекс» вновь вернулось веселье, а люди на берегу походили на призраков. Страшнее бойни была мысль: а что, если оставшиеся питающие камни тоже откажут?
Самое время взяться за подозреваемых, думал Бертон. Но если прижать предполагаемых агентов к стенке, они могут убить себя, даже зная, что воскрешения не последует. Кроме того, возможно, что люди, жившие после 1983 года, ни в чем не повинны.
Надо ждать. Ничего другого не остается.
Тем временем Логу ненавязчиво расспрашивала своего сожителя, Алиса же, не столь ненавязчиво, старалась расколоть Подебрада. Бертон ждал, когда выдаст себя Струбвелл.
Через несколько дней после возобновления плавания Иоанн решил, что пора пополнить команду. Во время полуденной трапезы «Рекс» остановился, и король сошел на берег объявить, что проводит набор рекрутов.
Бертон, или сержант Гвалхгвинн, наравне с другими должен был высматривать в толпе возможных злоумышленников. Однако он позабыл на время свои обязанности, увидев явного представителя раннего палеолита, приземистого, ширококостного, похожего на монгола той эпохи, когда эта раса еще не смешалась с другими. Нгангчунгдинг не отказался вкратце преподать Бёртону азы своего языка, с которым тот еще не сталкивался. Потом Бертон, уже на эсперанто, стал уговаривать своего собеседника записаться на «Рекс». Тот мог бы стать ценным приобретением для отряда десантников, а заодно Бертон выучил бы его язык. Нгангчунгдинг отказался, сказав, что он нихиренит, приверженец буддистского учения, которое исповедовало не менее рьяный пацифизм, чем его главный конкурент, Церковь Второго Шанса. Бертон, хотя и был разочарован, дал первобытному пацифисту сигарету в знак того, что не обиделся, и вернулся к столу короля Иоанна.
Иоанн расспрашивал кавказца, которого от Бёртона загораживал высокий, тонконогий, длиннорукий и широкоплечий негр. Бертон прошел мимо них, чтобы занять место позади Иоанна, и услышал, как белый говорит: – Меня зовут Питер Джейрус Фрайгейт. Бертон резко обернулся, бросился на Фрайгейта и повалил его на землю, схватив его за горло и крича:
– Убью!
В этот момент кто-то треснул Бёртона по затылку.
Пятнадцать лет назад правобережные камни уже отказывали, но сутки спустя возобновили работу. Клеменс говорил королю Иоанну, что подачу энергии прервал крупный метеорит, но линию восстановили и весь ущерб ликвидировали в вышеназванный краткий срок. Должно быть, это сделали этики, хотя очевидцы отсутствовали: все, кто жил в том районе, были усыплены – вероятно, газом – и все сутки проспали.
Теперь вопрос стоял так: будет ли линия восстановлена, как в тот раз? И еще: что вызвало аварию? Снова метеорит? Или это очередной этап разрушения Мира Реки?
Король Иоанн, хотя и был ошарашен поначалу, оправился быстро. Он послал офицеров успокоить команду и распорядился раздать всем смесь из самодельного спирта, воды и сушеных цветов «железного» дерева, называемую на «Рексе» грогом.
Когда все как следует накачались напитком, придающим бодрость и отвагу, король приказал принять кабель с медным питающим наконечником обратно на борт, и «Рекс» двинулся к отмелям у левого берега. В батациторе осталось достаточно энергии, чтобы пароход мог идти вперед до часа следующей трапезы. За два часа до сумерек Иоанн велел остановиться и вновь протянуть, кабель к камню на берегу.
Как и следовало ожидать, местные жители отказались «одолжить» свой камень «Рексу». Один из паровых пулеметов начал поливать толпу на берегу градом пластиковых пуль, и местные в панике отступили подальше на равнину. Два катера-амфибии, прежде именовавшиеся «Дракон-1» и «Дракон-2», а ныне «Элеонора» и «Генрих», с ревом подошли к берегу и стали там, пока кабель подсоединялся к камню. Через час, однако, к местным подошло подкрепление от камней, отстоящих на милю от здешнего – включая и те, что находились в предгорьях. Тысячи мужчин и женщин с громкими боевыми кликами напали на катера и на пароход. Одновременно пятьсот человек на лодках предприняли атаку с Реки.
Сотни людей полегли под разрывными снарядами и ракетами «Рекса», сотни – под огнем пулеметов. Десантники и вся остальная команда, выстроившись у бортов, палили из винтовок, пистолетов, базук и пускали стрелы.
Берег и Река вокруг «Рекса» скоро стали красными от крови, покрылись трупами и кусками тел. Камень наконец разрядился, но большие и малые ракеты, пущенные местными, уже скосили многих на борту и причинили кое-какой ущерб судну.
Бёртон все еще передвигался с трудом, хотя его рана заживала быстрее, чем на Земле. Но он все же дотащился до борта техасской палубы и стал стрелять деревянными пулями из винтовки сорок восьмого калибра. Он поразил не меньше трети суденышек, осаждавших «Рекс» с Реки. Когда все лодки, челноки, каноэ, боевые челны и парусные лодки потонули, Бёртон заковылял к другому борту.
Он подоспел как раз к началу третьей и последней атаки. Вражеские командиры, готовя ее, произносили зажигательные речи, барабаны гремели, рога ревели, и вот местные с криками ринулись, в бой. К тому времени катера расстреляли все боеприпасы и вернулись в свой док на корабле. Зато в воздух поднялись оба истребителя, разведчик, торпедный бомбардировщик и вертолет.
Несколько вражеских бойцов уже почти добежали до кромки воды. Но под огнем авиации ряды дрогнули, и неприятель побежал. Вскоре после этого загремели и засверкали камни, и «Рекс» подзарядился.
– Зубы Господни! – выругался Иоанн с безумием во взоре. – Если уже сегодня творится такое, что же будет завтра? Спаси нас, Боже!
Он был прав. Перед рассветом орды оголодавших правобережников хлынули на Реку. Все имевшиеся в наличии лодки, включая двухмачтовые шхуны, были до отказа забиты мужчинами и женщинами. За ними следовала орда пловцов. Когда взошло солнце, стало видно, что Река, насколько хватает глаз, усеяна судами и пловцами. Первый вал, лодки, защитники встретили градом ракет и стрел. Однако почти все лодки причаливали, и правобережники выскакивали из них.
«Рекс», попавший меж двух огней, отчаянно сражался. Огонь с борта расчистил пространство вокруг камней, и амфибии, изрыгая пламя, двинулись на своих не оставляющих следов гусеницах к камню. Пока они сдерживали лезущих со всех сторон защитников и захватчиков, подъемный кран «Генриха» водрузил наконечник на камень.
Камни разрядились, тогда «Генрих» тут же снял колпак и втянул стрелу крана обратно.
Когда катера вернулись на корабль, Иоанн приказал поднять якорь.
– А потом – полный вперед! Эту команду легче было отдать, чем выполнить. Мелкие суда так кишели вокруг «Рекса», что он мог идти лишь на самой малой скорости. Колеса шлепали по воде, нос крушил большие парусные лодки и лодчонки помельче, а правобережники поливали «Рекс» огнем. Атакующие лезли на котельную палубу, но долго там не задерживались.
Наконец «Рекс» прорвался и двинулся к другому берегу. Там он вошел в более слабое прибрежное течение и устремился вверх по Реке.
На том берегу все еще кипел бой.
Иоанну предстояло решить, подзаряжаться им в полдень или нет.
Определившись, король велел стать на якорь у длинного причала.
– Пусть поубивают друг друга, – сказал он. – У нас хватит у копченых и сушеных продуктов, чтобы дотянуть до завтра. А послезавтра подзарядимся. К тому времени побоище уже кончится.
Правый берег являл собой поистине странное зрелище. На «Рексе» так привыкли к шумным, говорливым, смеющимся толпам, что безлюдье казалось чем-то нереальным. Здесь не осталось никого, кроме очень немногих – слишком разумных или слишком робких, чтобы решиться набить свой живот за счет левобережников. Хижины, бараки и бревенчатые общественные здания опустели, пусто стало на равнине и в предгорьях. Животных, птиц, насекомых и пресмыкающихся на этой планете не водилось, и только ветер, шуршащий в листве редких, деревьев на равнине, нарушал тишину.
За Рекой воюющие стороны расстреляли уже весь порох, и до «Рекса» лишь изредка долетали слабые отголоски – одиночные и слитные крики ярости, голода, страха, боли и смерти.
Потери «Рекса» за два дня составили тридцать человек убитыми и шестьдесят ранеными, из них двадцать тяжело – впрочем, все пострадавшие считали свои раны тяжелыми. Мертвых положили в мешки из рыбьей кожи с привязанным грузом и после краткой церемонии бросили в воду на середине Реки. Мешками воспользовались лишь ради того, чтобы пощадить чувства живых – рыбы раздерут мертвецов в клочья —и пожрут их прежде, чем те достигнут дна.
У левого берега, трупы плавали тесными рядами, стукаясь друг о друга, и хищные рыбы кишели меж ними в кровавой воде. Целый месяц Реку уродовал затор из мертвых тел. Бои, как видно, шли повсюду, и нужно было долгое время, чтобы трупы исчезли окончательно. Рыба жирела, и громадные «речные драконы», всплывая из глубин, глотали раздувшиеся тела целиком, набивали желудки до отказа. Переварив и извергнув добычу, они всплывали снова, чтобы есть, переваривать и извергать.
– Это Армагеддон, Апокалипсис, – со стоном говорил Бертон Алисе.
Алиса часто плакала, и по ночам ей снились кошмары. Но утешения Бёртона вселяли в нее чувство, что они снова стали близки друг другу.
На следующий полдень «Рекс» отважился пересечь Реку, чтобы подзарядиться. Но дальше он не пошел, а вновь причалил к правому берегу Нужно было восполнить запас, пороха и отремонтировать повреждения.
На это ушел месяц, и за это время Бертон окончательно оправился от своей раны.
Когда пароход снова тронулся в путь, несколько человек из команды получили задание провести учет оставшихся в живых в некоторых, выборочно взятых, районах. Результат показал, что погибло около половины населения, если предположить, что столь же тяжелые бои шли повсюду. За сутки было перебито семнадцать с половиной биллионов человек.
Много времени прошло, прежде чем на «Рекс» вновь вернулось веселье, а люди на берегу походили на призраков. Страшнее бойни была мысль: а что, если оставшиеся питающие камни тоже откажут?
Самое время взяться за подозреваемых, думал Бертон. Но если прижать предполагаемых агентов к стенке, они могут убить себя, даже зная, что воскрешения не последует. Кроме того, возможно, что люди, жившие после 1983 года, ни в чем не повинны.
Надо ждать. Ничего другого не остается.
Тем временем Логу ненавязчиво расспрашивала своего сожителя, Алиса же, не столь ненавязчиво, старалась расколоть Подебрада. Бертон ждал, когда выдаст себя Струбвелл.
Через несколько дней после возобновления плавания Иоанн решил, что пора пополнить команду. Во время полуденной трапезы «Рекс» остановился, и король сошел на берег объявить, что проводит набор рекрутов.
Бертон, или сержант Гвалхгвинн, наравне с другими должен был высматривать в толпе возможных злоумышленников. Однако он позабыл на время свои обязанности, увидев явного представителя раннего палеолита, приземистого, ширококостного, похожего на монгола той эпохи, когда эта раса еще не смешалась с другими. Нгангчунгдинг не отказался вкратце преподать Бёртону азы своего языка, с которым тот еще не сталкивался. Потом Бертон, уже на эсперанто, стал уговаривать своего собеседника записаться на «Рекс». Тот мог бы стать ценным приобретением для отряда десантников, а заодно Бертон выучил бы его язык. Нгангчунгдинг отказался, сказав, что он нихиренит, приверженец буддистского учения, которое исповедовало не менее рьяный пацифизм, чем его главный конкурент, Церковь Второго Шанса. Бертон, хотя и был разочарован, дал первобытному пацифисту сигарету в знак того, что не обиделся, и вернулся к столу короля Иоанна.
Иоанн расспрашивал кавказца, которого от Бёртона загораживал высокий, тонконогий, длиннорукий и широкоплечий негр. Бертон прошел мимо них, чтобы занять место позади Иоанна, и услышал, как белый говорит: – Меня зовут Питер Джейрус Фрайгейт. Бертон резко обернулся, бросился на Фрайгейта и повалил его на землю, схватив его за горло и крича:
– Убью!
В этот момент кто-то треснул Бёртона по затылку.
Глава 11
Придя в себя, он увидел, что негр и еще четверо, стоявших около, сцепились с охраной Иоанна. Сам король вскочил на стол и выкрикивал приказания, багровея от натуги. Свалка продолжалась с минуту, потом все улеглось. Фрайгейт, кашляя, поднялся на ноги, встал и Бёртон, чувствуя боль в затылке. Его, как видно, съездили дубинкой, которую чернокожий носил на ремне у пояса – теперь она валялась на траве.
Бёртон, хотя не совсем еще обрел ясность мысли, понял, что ошибся. Этот человек действительно очень походил на того Фрайгейта, которого знал Бёртон, и голос был похож. Однако это был все-таки не тот Фрайгейт, к тому же ниже того ростом. И все же… одно и то же имя?
– Прошу прощения, синьоро Фрайгейт, – сказал Бёртон. – Я принял вас за человека, к которому питаю вполне заслуженную неприязнь. Он причинил мне огромный вред… впрочем, неважно. Я искренне сожалею, и если могу чем-то возместить…
«Да какого черта? – подумал он. – Или, точнее. Кой черт?» Бёртон, хотя это был не его Фрайгейт, невольно оглянулся, ища глазами Моната.
– Вы меня чертовски напугали, – сказал Фрайгейт. – Ну да ничего, все в порядке. Притом вы сполна расплатились за свою ошибку. У Умслопогааса рука тяжелая.
– Я его совсем легко ударил, – сказал негр.
– Да уж. – И Бёртон засмеялся, хотя от этого голова заболела еще больше.
– Счастье твое и твоих друзей, что вас не убили на месте! – проревел Иоанн, снова усаживаясь за стол. – Ну, в чем же дело?
Бёртон стал объяснять, радуясь про себя, что Фрайгейт оказался не тот и, значит, не сможет назвать Иоанну настоящее имя Бёртона. Иоанн, получив от Фрайгейта и его четверых спутников заверения, что они не держат на Бёртона зла, велел своим людям отпустить их. Перед тем как продолжить допрос, король потребовал у Бёртона рассказать, почему тот напал на Фрайгейта. Бёртон тут же на месте сочинил какую-то историю, которой король, кажется, остался доволен.
– Как ты объяснишь это поразительное сходство? – спросил Иоанн Фрайгейта.
– Никак, – пожал плечами тот. – Со мной и раньше такое случалось. Покуда на меня, правда, никто не бросался, но я встречал людей, которым казалось, что они меня знают – хотя лицо у меня не такое уж заурядное. Я еще мог бы это объясните, будь мой отец коммивояжером – однако он был инженером-строителем, электротехником и почти не выезжал из Пеории.
Фрайгейт, похоже, не обладал никакими особыми качествами для зачисления в команду. Он был ростом шесть футов и мускулист, но и только. Он заявил, что хорошо стреляет из лука, но таких лучников были сотни и тысячи. Иоанн отказал бы Фрайгейту, если бы тот не упомянул, что поднимался на сто миль по Реке на воздушном шаре. И что он видел огромный дирижабль. Иоанн понял, что это был «Парсеваль», и воздушным шаром тоже заинтересовался.
Фрайгейт сказал, что они с товарищами плыли по Реке, желая добраться до истока. Устав от медленного продвижения на своей парусной лодке, они, попав в местность, где имелся металл, уговорили тамошнего правителя построить им полужесткий дирижабль.
– Ага, – сказал Иоанн. – И как же этого правителя звали?
– Это был чех, Ладислав Подебрад, – недоуменно ответил Фрайгейт.
Ответ насмешил Иоанна до слез.
– Хорошее дело. Он теперь служит у меня механиком.
– Да, – сказал один из спутников Фрайгейта. – У нас с ним имеются кое-какие счеты. – Этот человек был ростом пять футов десять дюймов, стройный, мускулистый, темноглазый и темноволосый, с сильным, красивым и запоминающимся лицом. На нем была ковбойская десятигаллоновая шляпа и сапоги на высоких каблуках, всю же остальную одежду заменял белый кильт. – Том Микс, к услугам вашего величества, – представился он, по-техасски растягивая слова. И, затянувшись сигаретой, добавил: – Специалист по лассо и бумерангу. В свое время я был кинозвездой, сир, если вам известно, что это такое.
– Ты слышал о нем? – спросил король у Струбвелла.
– Читал, – ответил тот. – Он жил задолго до меня, но был действительно очень знаменит в двадцатые и тридцатые годы. Снимался в фильмах, которые назывались вестерны.
«Интересно, может ли агент это знать?» – подумал Бёртон.
– Мы на «Рексе» тоже снимаем кино, – улыбнулся Иоанн. – Только вот лошадей у нас нет
– Что ж поделаешь.
Король стал расспрашивать Фрайгейта об их путешествии. Американец рассказал, что они, заметив большой дирижабль, одновременно обнаружили течь в подогревателе водорода. Пытаясь залепить течь быстросохнущим клеем, они спустили немного газа из оболочки, чтобы быстро снизиться в более густые и теплые слои воздуха и открыть там окошки гондолы.
Течь они залатали, но ветер стал относить их назад, а батареи, поставлявшие свежий водород, отказали. Решено было идти на посадку. Услышав, что Иоанн присылал катер с объявлением о наборе рекрутов, путешественники сели на парусник и поспешно поплыли вниз.
– На Земле чем занимался?
– Разными вещами, как и большинство людей. В середине жизни и под старость лет писал фантастику и детективы. Нельзя сказать, чтобы я был совсем неизвестен, но такой славой, как он, никогда не пользовался. Фрайгейт кивнул на невысокого, но крепкого человека с кудрявыми волосами и красивым лицом ирландского типа: – Это Джек Лондон, великий писатель начала двадцатого века.
– Я не слишком-то жалую писателей, – сказал Иоанн. – У меня их уже есть несколько на корабле, и от них, как правило, одни неприятности. А вот что это за негр, который стукнул моего сержанта по голове без моего на то разрешения.
– Это Умслопогаас, свази, он уроженец Южной Африки из девятнадцатого века. Он великий воин и особенно ловко орудует своим топором, который называет «Дятел». Знаменит еще и тем, что послужил прототипом известного героя-зулуса, из романа Райдера Хаггарда.
– А этот? – Иоанн показал на смуглого, черноволосого и большеносого человека. Он стоял чуть поодаль, и на голове у него была большая зеленая чалма.
– Нурэддин эль-Музафир, иберийский мавр и славный путешественник. Он современник вашего величества и исповедует учение суфи. Ваше величество могли видеть его при своем дворе в Лондоне.
– Что? – Иоанн встал. Внимательно посмотрев на маленького мавра, он закрыл глаза и, открыв их вновь, сказал: – Да, я хорошо его помню! – Король обошел вокруг стола, раскрыв, объятия, улыбаясь и быстро говоря что-то на английском языке своего времени.
Все изумились, глядя, как он обнял мавра и расцеловал его в обе щеки.
– Француз, да и только! – ухмыльнулся Микс. . Поговорив с мавром некоторое время, Иоанн сказал:
– Мне ясно одно: Нур эль-Музафир совершил с вами долгое путешествие и по-прежнему считает вас своими друзьями. Струбвелл, запиши их и введи в курс дела. Сержант Гвалхгвинн, размести их по каютам. С тобой, мой добрый друг и наставник, мы поговорим после, когда я закончу опрос.
Направляясь по коридору в каюты, они наткнулись на Логу. Она побледнела, потом покраснела и с криком: «Питер, сволочь ты этакая!» кинулась на Фрайгейта. Тот упал, а она вцепилась ему в горло. Негр и Микс со смехом оттащили ее.
– Ты сегодня определенно имеешь успех, – сказал Микс Фрайгейту.
– Вас опять не за того приняли. – И Бёртон объяснил Логу, в чем дело.
Фрайгейт, кашляя и ощупывая расцарапанную шею, сказал:
–Не знаю, кто тот другой Фрайгейт, но человек он явно неприятный.
Логу неохотно извинилась, все еще не совсем уверенная в том, что этот Фрайгейт – не ее прежний любовник.
– Меня она могла бы хватать, когда ей угодно, – пробормотал Микс. – Только не за шею. Логу, услышав, ответила:
– Если инструмент у тебя такой же большой, как шляпа, могу ухватиться за него.
Микс покраснел до ушей, а когда она удалилась, покачивая бедрами, сказал:
– Чересчур большая нахалка, на мой вкус.
Два дня спустя они с Логу стали жить вместе.
Бёртону не верилось в то, что сходство обоих Фрайгейтов – всего лишь совпадение. При каждом удобном случае он вступал с американцем в разговор, стараясь копнуть поглубже. И был поражен, узнав, что этот Фрайгейт, как и тот, изучал его, Бёртона, жизнь.
Фрайгейт, в свою очередь, наблюдал за Бёртоном, но скрытно. Бёртон то и дело ловил на себе его взгляд. Однажды вечером, в салоне, убедившись, что их никто не слышит, Фрайгейт перешел прямо к делу. Говорил он по-английски.
– Я видел множество портретов Ричарда Фрэнсиса Бёртона. Его большое фото, где он снят в пятьдесят лет, даже висело на стене у меня в кабинете. Так что я, пожалуй, узнал бы его и без усов и раздвоенной бородки.
– Да?
– Я хорошо помню его фотографию в тридцатилетнем возрасте. Тогда у него были только усы, очень пышные, правда. Так вот, если их убрать…
– Да?
– Тот Бёртон будет очень похож на одного средневекового валлийца. Этот знакомый мне валлиец именует себя Гвалхгвинн, что в переводе означает «белый ястреб». Гвалхгвинн – это старинное валлийское имя, которое много позднее стало произноситься как Гавейн. А Гавейн – это рыцарь, который, в ранних легендах о короле Артуре, первым отправился на поиски Святого Грааля. Те металлические рога изобилия, что зовутся Граалями у нас, по форме очень похожи на башню, которая будто бы стоит посреди северного полярного моря – так я слышал. Значит, ее можно назвать Большим Граалем.
– Как интересно, – сказал Бёртон, пригубив свой грог. – Сколько совпадений.
Пристальный взгляд Фрайгейта чуточку смущал его. Черт бы побрал этого парня. Он так похож на того, другого, что мог бы быть его братом. Может, он и есть его брат. Может, они оба агенты, и этот играет с ним точно так же, как тот.
– Бёртон должен прекрасно знать все циклы о короле Артуре и более ранние народные предания, на которых они основаны. Выло бы очень похоже на него, если бы он выдал себя за другого – а на Земле он часто к этому прибегал, – взяв себе имя Гвалхгвинн. Сам он знал бы, что это имя искателя Святого Грааля, но полагал бы, что больше никто этого не знает.
– Я не настолько туп, чтобы не понять вас. Вы думаете, что я и есть тот самый Бёртон. Но я никогда о нем не слыхивал и буду вам обязан, если вы оставите эту тему, как бы она вас ни занимала. Я вашего интереса не разделяю. – Бёртон поднес бокал к губам и выпил.
– Нур говорил мне: этик, посетив его, сказал, что среди его избранников находится капитан, сэр Ричард Фрэнсис Бёртон, знаменитый путешественник девятнадцатого века.
Бёртон владел собой настолько, что ухитрился не пролить напиток. Он медленно поставил бокал на стойку.
– Нур?
– Вы его знаете. Мистер Бёртон, остальные ждут нас в реквизиторской. Я вам открою кое-что, только чтобы показать, как я уверен в том, что вы – Бёртон. Микс и Лондон тоже пользовались вымышленными именами, но теперь решили – хватит. Итак, мистер Бёртон, идете вы со мной?
Бёртон размышлял. Вдруг Фрайгейт и его спутники – агенты? Вдруг они намерены схватить его и допросить, как он сам намеревался поступить с мнимыми агентами?
Он оглядел людный и шумный салон и, увидев Казза, сказал:
– Что ж, если вы продолжаете настаивать на этой чепухе, я пойду, только прихвачу с собой своего друга-неандертальца. И мы будем вооружены.
Когда Бёртон десять минут спустя вошел в реквизиторскую, его сопровождали также Алиса и Логу.
Микс, увидев Логу, изумленно разинул рот.
– Ты тоже посвящена?
Бёртон, хотя не совсем еще обрел ясность мысли, понял, что ошибся. Этот человек действительно очень походил на того Фрайгейта, которого знал Бёртон, и голос был похож. Однако это был все-таки не тот Фрайгейт, к тому же ниже того ростом. И все же… одно и то же имя?
– Прошу прощения, синьоро Фрайгейт, – сказал Бёртон. – Я принял вас за человека, к которому питаю вполне заслуженную неприязнь. Он причинил мне огромный вред… впрочем, неважно. Я искренне сожалею, и если могу чем-то возместить…
«Да какого черта? – подумал он. – Или, точнее. Кой черт?» Бёртон, хотя это был не его Фрайгейт, невольно оглянулся, ища глазами Моната.
– Вы меня чертовски напугали, – сказал Фрайгейт. – Ну да ничего, все в порядке. Притом вы сполна расплатились за свою ошибку. У Умслопогааса рука тяжелая.
– Я его совсем легко ударил, – сказал негр.
– Да уж. – И Бёртон засмеялся, хотя от этого голова заболела еще больше.
– Счастье твое и твоих друзей, что вас не убили на месте! – проревел Иоанн, снова усаживаясь за стол. – Ну, в чем же дело?
Бёртон стал объяснять, радуясь про себя, что Фрайгейт оказался не тот и, значит, не сможет назвать Иоанну настоящее имя Бёртона. Иоанн, получив от Фрайгейта и его четверых спутников заверения, что они не держат на Бёртона зла, велел своим людям отпустить их. Перед тем как продолжить допрос, король потребовал у Бёртона рассказать, почему тот напал на Фрайгейта. Бёртон тут же на месте сочинил какую-то историю, которой король, кажется, остался доволен.
– Как ты объяснишь это поразительное сходство? – спросил Иоанн Фрайгейта.
– Никак, – пожал плечами тот. – Со мной и раньше такое случалось. Покуда на меня, правда, никто не бросался, но я встречал людей, которым казалось, что они меня знают – хотя лицо у меня не такое уж заурядное. Я еще мог бы это объясните, будь мой отец коммивояжером – однако он был инженером-строителем, электротехником и почти не выезжал из Пеории.
Фрайгейт, похоже, не обладал никакими особыми качествами для зачисления в команду. Он был ростом шесть футов и мускулист, но и только. Он заявил, что хорошо стреляет из лука, но таких лучников были сотни и тысячи. Иоанн отказал бы Фрайгейту, если бы тот не упомянул, что поднимался на сто миль по Реке на воздушном шаре. И что он видел огромный дирижабль. Иоанн понял, что это был «Парсеваль», и воздушным шаром тоже заинтересовался.
Фрайгейт сказал, что они с товарищами плыли по Реке, желая добраться до истока. Устав от медленного продвижения на своей парусной лодке, они, попав в местность, где имелся металл, уговорили тамошнего правителя построить им полужесткий дирижабль.
– Ага, – сказал Иоанн. – И как же этого правителя звали?
– Это был чех, Ладислав Подебрад, – недоуменно ответил Фрайгейт.
Ответ насмешил Иоанна до слез.
– Хорошее дело. Он теперь служит у меня механиком.
– Да, – сказал один из спутников Фрайгейта. – У нас с ним имеются кое-какие счеты. – Этот человек был ростом пять футов десять дюймов, стройный, мускулистый, темноглазый и темноволосый, с сильным, красивым и запоминающимся лицом. На нем была ковбойская десятигаллоновая шляпа и сапоги на высоких каблуках, всю же остальную одежду заменял белый кильт. – Том Микс, к услугам вашего величества, – представился он, по-техасски растягивая слова. И, затянувшись сигаретой, добавил: – Специалист по лассо и бумерангу. В свое время я был кинозвездой, сир, если вам известно, что это такое.
– Ты слышал о нем? – спросил король у Струбвелла.
– Читал, – ответил тот. – Он жил задолго до меня, но был действительно очень знаменит в двадцатые и тридцатые годы. Снимался в фильмах, которые назывались вестерны.
«Интересно, может ли агент это знать?» – подумал Бёртон.
– Мы на «Рексе» тоже снимаем кино, – улыбнулся Иоанн. – Только вот лошадей у нас нет
– Что ж поделаешь.
Король стал расспрашивать Фрайгейта об их путешествии. Американец рассказал, что они, заметив большой дирижабль, одновременно обнаружили течь в подогревателе водорода. Пытаясь залепить течь быстросохнущим клеем, они спустили немного газа из оболочки, чтобы быстро снизиться в более густые и теплые слои воздуха и открыть там окошки гондолы.
Течь они залатали, но ветер стал относить их назад, а батареи, поставлявшие свежий водород, отказали. Решено было идти на посадку. Услышав, что Иоанн присылал катер с объявлением о наборе рекрутов, путешественники сели на парусник и поспешно поплыли вниз.
– На Земле чем занимался?
– Разными вещами, как и большинство людей. В середине жизни и под старость лет писал фантастику и детективы. Нельзя сказать, чтобы я был совсем неизвестен, но такой славой, как он, никогда не пользовался. Фрайгейт кивнул на невысокого, но крепкого человека с кудрявыми волосами и красивым лицом ирландского типа: – Это Джек Лондон, великий писатель начала двадцатого века.
– Я не слишком-то жалую писателей, – сказал Иоанн. – У меня их уже есть несколько на корабле, и от них, как правило, одни неприятности. А вот что это за негр, который стукнул моего сержанта по голове без моего на то разрешения.
– Это Умслопогаас, свази, он уроженец Южной Африки из девятнадцатого века. Он великий воин и особенно ловко орудует своим топором, который называет «Дятел». Знаменит еще и тем, что послужил прототипом известного героя-зулуса, из романа Райдера Хаггарда.
– А этот? – Иоанн показал на смуглого, черноволосого и большеносого человека. Он стоял чуть поодаль, и на голове у него была большая зеленая чалма.
– Нурэддин эль-Музафир, иберийский мавр и славный путешественник. Он современник вашего величества и исповедует учение суфи. Ваше величество могли видеть его при своем дворе в Лондоне.
– Что? – Иоанн встал. Внимательно посмотрев на маленького мавра, он закрыл глаза и, открыв их вновь, сказал: – Да, я хорошо его помню! – Король обошел вокруг стола, раскрыв, объятия, улыбаясь и быстро говоря что-то на английском языке своего времени.
Все изумились, глядя, как он обнял мавра и расцеловал его в обе щеки.
– Француз, да и только! – ухмыльнулся Микс. . Поговорив с мавром некоторое время, Иоанн сказал:
– Мне ясно одно: Нур эль-Музафир совершил с вами долгое путешествие и по-прежнему считает вас своими друзьями. Струбвелл, запиши их и введи в курс дела. Сержант Гвалхгвинн, размести их по каютам. С тобой, мой добрый друг и наставник, мы поговорим после, когда я закончу опрос.
Направляясь по коридору в каюты, они наткнулись на Логу. Она побледнела, потом покраснела и с криком: «Питер, сволочь ты этакая!» кинулась на Фрайгейта. Тот упал, а она вцепилась ему в горло. Негр и Микс со смехом оттащили ее.
– Ты сегодня определенно имеешь успех, – сказал Микс Фрайгейту.
– Вас опять не за того приняли. – И Бёртон объяснил Логу, в чем дело.
Фрайгейт, кашляя и ощупывая расцарапанную шею, сказал:
–Не знаю, кто тот другой Фрайгейт, но человек он явно неприятный.
Логу неохотно извинилась, все еще не совсем уверенная в том, что этот Фрайгейт – не ее прежний любовник.
– Меня она могла бы хватать, когда ей угодно, – пробормотал Микс. – Только не за шею. Логу, услышав, ответила:
– Если инструмент у тебя такой же большой, как шляпа, могу ухватиться за него.
Микс покраснел до ушей, а когда она удалилась, покачивая бедрами, сказал:
– Чересчур большая нахалка, на мой вкус.
Два дня спустя они с Логу стали жить вместе.
Бёртону не верилось в то, что сходство обоих Фрайгейтов – всего лишь совпадение. При каждом удобном случае он вступал с американцем в разговор, стараясь копнуть поглубже. И был поражен, узнав, что этот Фрайгейт, как и тот, изучал его, Бёртона, жизнь.
Фрайгейт, в свою очередь, наблюдал за Бёртоном, но скрытно. Бёртон то и дело ловил на себе его взгляд. Однажды вечером, в салоне, убедившись, что их никто не слышит, Фрайгейт перешел прямо к делу. Говорил он по-английски.
– Я видел множество портретов Ричарда Фрэнсиса Бёртона. Его большое фото, где он снят в пятьдесят лет, даже висело на стене у меня в кабинете. Так что я, пожалуй, узнал бы его и без усов и раздвоенной бородки.
– Да?
– Я хорошо помню его фотографию в тридцатилетнем возрасте. Тогда у него были только усы, очень пышные, правда. Так вот, если их убрать…
– Да?
– Тот Бёртон будет очень похож на одного средневекового валлийца. Этот знакомый мне валлиец именует себя Гвалхгвинн, что в переводе означает «белый ястреб». Гвалхгвинн – это старинное валлийское имя, которое много позднее стало произноситься как Гавейн. А Гавейн – это рыцарь, который, в ранних легендах о короле Артуре, первым отправился на поиски Святого Грааля. Те металлические рога изобилия, что зовутся Граалями у нас, по форме очень похожи на башню, которая будто бы стоит посреди северного полярного моря – так я слышал. Значит, ее можно назвать Большим Граалем.
– Как интересно, – сказал Бёртон, пригубив свой грог. – Сколько совпадений.
Пристальный взгляд Фрайгейта чуточку смущал его. Черт бы побрал этого парня. Он так похож на того, другого, что мог бы быть его братом. Может, он и есть его брат. Может, они оба агенты, и этот играет с ним точно так же, как тот.
– Бёртон должен прекрасно знать все циклы о короле Артуре и более ранние народные предания, на которых они основаны. Выло бы очень похоже на него, если бы он выдал себя за другого – а на Земле он часто к этому прибегал, – взяв себе имя Гвалхгвинн. Сам он знал бы, что это имя искателя Святого Грааля, но полагал бы, что больше никто этого не знает.
– Я не настолько туп, чтобы не понять вас. Вы думаете, что я и есть тот самый Бёртон. Но я никогда о нем не слыхивал и буду вам обязан, если вы оставите эту тему, как бы она вас ни занимала. Я вашего интереса не разделяю. – Бёртон поднес бокал к губам и выпил.
– Нур говорил мне: этик, посетив его, сказал, что среди его избранников находится капитан, сэр Ричард Фрэнсис Бёртон, знаменитый путешественник девятнадцатого века.
Бёртон владел собой настолько, что ухитрился не пролить напиток. Он медленно поставил бокал на стойку.
– Нур?
– Вы его знаете. Мистер Бёртон, остальные ждут нас в реквизиторской. Я вам открою кое-что, только чтобы показать, как я уверен в том, что вы – Бёртон. Микс и Лондон тоже пользовались вымышленными именами, но теперь решили – хватит. Итак, мистер Бёртон, идете вы со мной?
Бёртон размышлял. Вдруг Фрайгейт и его спутники – агенты? Вдруг они намерены схватить его и допросить, как он сам намеревался поступить с мнимыми агентами?
Он оглядел людный и шумный салон и, увидев Казза, сказал:
– Что ж, если вы продолжаете настаивать на этой чепухе, я пойду, только прихвачу с собой своего друга-неандертальца. И мы будем вооружены.
Когда Бёртон десять минут спустя вошел в реквизиторскую, его сопровождали также Алиса и Логу.
Микс, увидев Логу, изумленно разинул рот.
– Ты тоже посвящена?
Глава 12
Они условились никогда не говорить об этике или о чем-то связанном с ним в своих каютах. Там может быть подслушивающая аппаратура. В следующий раз они встретились за игрой в покер. Присутствовали Бёртон, Алиса, Фрайгейт, Нур, Микс и Лондон. Логу и Умслопогаас несли вахту.
Выслушав рассказы Нура и Микса о визитах этика, Бёртон поверил в то, что они действительно рекруты Икса. И только тогда открыл им, кто он на самом деле, а потом рассказал свою историю, ничего не утаивая.
– Добавляю до десяти, – говорил он теперь. – Нет, по-моему, не нужно ставить «жучки» в каютах подозреваемых. Может, мы и узнали бы что-то ценное, но если бы они нашли хоть один, то поняли бы, что на борту, есть агенты Икса думаю, нас можно называть так. Слишком опасно.
– Я согласен, – сказал маленький мавр. – А вы? Согласились все, даже Микс, который и предложил поставить «жучки».
– А как быть с Подебрадом? Когда я его вижу, он говорит мне «здрасьте» и идет себе мимо, скалясь, точно пастор, который только что узнал, что его подружка не беременна. Меня это бесит. Так бы и врезал ему.
– Я тоже, – сказал Лондон. – Он воображает, что, раз он оставил нас в дураках, ему это так и сойдет.
– Если вы начнете сводить с ним счеты, вас просто вышвырнут с парохода, – заметил Нур. – Кроме того, он необычайно силен Как бы он сам вам не врезал.
– Да слабо ему! – хором сказали Микс и Лондон.
– У вас имеется чертовски хороший повод ему отомстить, – вмешался Бёртон. – Однако на время этот вопрос снимается Возражений нет?
– Но почему он пообещал взять нас с собой на дирижабле, а потом бросил в таких обстоятельствах?
– Я думал об этом, – сказал Нурэддин. – Единственное разумное объяснение в том, что он как-то заподозрил в нас агентов Икса. И это еще раз доказывает, что сам он – агент этиков.
– А по мне, он просто садист, – заявил Лондон.
– Нет.
– Если он вас подозревает, вам следует быть начеку, – сказал Бёртон. —Мы тоже будем остерегаться. Предположение Нура– открытие для меня, иначе я не стал бы предлагать собраться в салоне.
– Теперь уж поздно беспокоиться, – сказала Алиса. – Если он и агент, он ничего не станет предпринимать, пока не окажется у истока Реки. Так же, как и мы.
Бёртон сорвал банк, имея на руках трех валетов и две десятки Алиса сдала. Нур думал явно о чем-то другом, а не о покере, и все-таки половина выигрышей осталась за ним. Бёртон подозревал, что мавр огреб бы еще больше, если бы сосредоточился. Нур по одному виду своих партнеров угадывал, что у них на руках.
– Что ж, насладимся хотя бы прогулкой по Реке, – сказал Фрайгейт.
Бёртон наблюдал за ним из-под приспущенных век. Этот Фрайгейт постоянно льстил ему, как и тот – то ли притворно, то ли искренне. При каждом удобном случае Фрайгейт приставал к Бёртону с вопросами– они касались в основном тех периодов его жизни, о которых биографы могли только гадать. Обоих Фрайгейтов интересовали также взгляды, верования и нравственные ценности Бёртона. Например, его отношение к женщинам, к цветным, его вера в телепатию. Бёртон устал объяснять, что далеко не все свои земные верования сохранил в этом мире. Что он слишком много повидал, слишком много испытал и во многом изменился Теперь Бёртон счел момент подходящим, чтобы заняться делом двойного Фрайгейта.
– Такие совпадения случайными не бывают – должна быть какая-то причина.
Выслушав рассказы Нура и Микса о визитах этика, Бёртон поверил в то, что они действительно рекруты Икса. И только тогда открыл им, кто он на самом деле, а потом рассказал свою историю, ничего не утаивая.
– Добавляю до десяти, – говорил он теперь. – Нет, по-моему, не нужно ставить «жучки» в каютах подозреваемых. Может, мы и узнали бы что-то ценное, но если бы они нашли хоть один, то поняли бы, что на борту, есть агенты Икса думаю, нас можно называть так. Слишком опасно.
– Я согласен, – сказал маленький мавр. – А вы? Согласились все, даже Микс, который и предложил поставить «жучки».
– А как быть с Подебрадом? Когда я его вижу, он говорит мне «здрасьте» и идет себе мимо, скалясь, точно пастор, который только что узнал, что его подружка не беременна. Меня это бесит. Так бы и врезал ему.
– Я тоже, – сказал Лондон. – Он воображает, что, раз он оставил нас в дураках, ему это так и сойдет.
– Если вы начнете сводить с ним счеты, вас просто вышвырнут с парохода, – заметил Нур. – Кроме того, он необычайно силен Как бы он сам вам не врезал.
– Да слабо ему! – хором сказали Микс и Лондон.
– У вас имеется чертовски хороший повод ему отомстить, – вмешался Бёртон. – Однако на время этот вопрос снимается Возражений нет?
– Но почему он пообещал взять нас с собой на дирижабле, а потом бросил в таких обстоятельствах?
– Я думал об этом, – сказал Нурэддин. – Единственное разумное объяснение в том, что он как-то заподозрил в нас агентов Икса. И это еще раз доказывает, что сам он – агент этиков.
– А по мне, он просто садист, – заявил Лондон.
– Нет.
– Если он вас подозревает, вам следует быть начеку, – сказал Бёртон. —Мы тоже будем остерегаться. Предположение Нура– открытие для меня, иначе я не стал бы предлагать собраться в салоне.
– Теперь уж поздно беспокоиться, – сказала Алиса. – Если он и агент, он ничего не станет предпринимать, пока не окажется у истока Реки. Так же, как и мы.
Бёртон сорвал банк, имея на руках трех валетов и две десятки Алиса сдала. Нур думал явно о чем-то другом, а не о покере, и все-таки половина выигрышей осталась за ним. Бёртон подозревал, что мавр огреб бы еще больше, если бы сосредоточился. Нур по одному виду своих партнеров угадывал, что у них на руках.
– Что ж, насладимся хотя бы прогулкой по Реке, – сказал Фрайгейт.
Бёртон наблюдал за ним из-под приспущенных век. Этот Фрайгейт постоянно льстил ему, как и тот – то ли притворно, то ли искренне. При каждом удобном случае Фрайгейт приставал к Бёртону с вопросами– они касались в основном тех периодов его жизни, о которых биографы могли только гадать. Обоих Фрайгейтов интересовали также взгляды, верования и нравственные ценности Бёртона. Например, его отношение к женщинам, к цветным, его вера в телепатию. Бёртон устал объяснять, что далеко не все свои земные верования сохранил в этом мире. Что он слишком много повидал, слишком много испытал и во многом изменился Теперь Бёртон счел момент подходящим, чтобы заняться делом двойного Фрайгейта.
– Такие совпадения случайными не бывают – должна быть какая-то причина.