Страница:
— Ха! — отозвался профессор. — Если ты имеешь в виду, что он прихорашивается, когда рядом, Дениз, то ты прав! Но уж слишком часто Рандолф ездит в деревню. Я собираюсь положить этому конец. И скоро!
Карен незаметно от мужа улыбнулась мне и покачала головой.
— Нам всем надо время от времени расслабляться, Скотт, — мягко произнесла она. — Не нужно обвинять Рандолфа за то, что он хочет наслаждаться жизнью, насколько это возможно здесь. Вы любите танцевать, Дениз?
Я улыбнулась:
— В колледже танцевала.
— Я тоже. В деревне устраивают хорошие танцы. Мы со Скоттом тоже иногда там появляемся. — Она взглянула на мужа. — Джон не интересуется танцами, но Рандолф очень хорошо танцует. В таком месте, как это, молодые люди должны как-то развлекаться.
— Вряд ли времяпрепровождение Рандолфа можно назвать развлечениями! — проворчал профессор Уайганд. — Да еще невинными! А то, чем мы здесь занимаемся, Карен, слишком важно, чтобы пренебрегать этим ради эгоистического удовольствия.
Она быстро откликнулась:
— Если ты не хочешь, чтобы я поехала в Вермонт, Скотт, то только скажи.
Карен произнесла это с такой горечью, что я с удивлением посмотрела на нее.
Профессор помотал головой:
— Я говорю не о тебе, Карен. Поезжай в Вермонт. Мне правится видеть тебя счастливой. Ты это знаешь. Я не могу держать тебя здесь взаперти, и, во всяком случае, ты не член пашей группы.
Карен повернулась ко мне.
— Иногда мой муж не слишком лестно выражается, Дениз! — печально проговорила она. — Но он, конечно, прав: от меня здесь действительно никакой пользы.
— Вздор! — проворчал он. — Жена — это совсем иное. Древние цари сооружали таким женщинам, как ты, дома и памятники. Красота вдохновляет, Карен. Любовь рождает честолюбие, поднимающее мужчину на новые высоты, фараон он или археолог. И тебе не хуже меня известно, что я всегда хотел, чтобы ты была сама собой. Ты одним своим присутствием придаешь ценность тому, что я собираюсь делать и делаю. — Он посмотрел на меня и усмехнулся. — Вернувшись из Вермонта, Карен будет без устали болтать о своих друзьях. Иногда ей кажется, что я не слушаю, но она ошибается. Слушая ее, я все живо себе представляю, словно сам там побывал. Так было и когда я работал в пустыне. Ее письма переносили меня сюда или в Вермонт — словом, туда, где она была. Они действовали на меня, как глоток свежего, прохладного воздуха с Уэргилд-Айленда. Пока... — Он резко осекся, и лицо у него вытянулось.
Джон быстро спросил:
— Что вы собираетесь делать сегодня, Дениз? Вы должны сполна воспользоваться солнцем. Прогноз на завтра не очень хороший.
— Хотела после ленча пойти прогуляться, — смущенно ответила я. — Я приехала сюда ночью и видела из моего окна только утес!
— Почему бы вам не пройти по горной тропинке в деревню? — предложил Джон, пристально глядя на меня. — Если устанете, можете на главной улице найти мою машину. Я должен вернуться в Уэруолд часам к пяти и с удовольствием привезу вас обратно.
Я улыбнулась, поблагодарила его и встала, сгорая от нетерпения убежать из этого дома.
— Мне хочется погулять по лесу с другой стороны. Пожалуй, пойду туда, а не в деревню. Там же Тайная пещера и конец тоннеля, не так ли?
Джон, судя по выражению его лица, не одобрил моего решения, но пояснил:
— Да, примерно в полумиле отсюда. Вход в тоннель вы найдете в старом каменном доме на ферме. Впрочем, сейчас дом ремонтируют, а вход зарос плющом. В тоннель лучше не входить. Внутри может быть небезопасно, а после дождя очень мокро.
— Не собираюсь входить в этот мрачный старый тоннель, — заявила я, подавляя дрожь. — Кроме того, там могут быть крысы!
— Крысы? На Уэргилд-Айленде нет никаких крыс, — заметил профессор. — И никогда не было...
— Никогда?
Я поймала себя на том, что пристально смотрю на него, а моя теория о крысах, пищавших за скользящей панелью, находится под сомнением. Если этот шум создавали не крысы... Но та ночь и мой ужас были событиями уже недельной давности. Слишком давно, чтобы ясно их помнить.
— Нет, — проворчал профессор Уайганд. — Ни крыс, ни даже мышей. Тюлени и моржи — да, и еще животные, живущие на ферме. Кстати, если вы пойдете к Тайной пещере, то за домом увидите дорогу, ведущую к самой высокой точке на острове, Бикон-Крэг. Оттуда открывается самый красивый вид на берег. А в Тайной пещере живет колония тюленей. От вершины скалы к дому ведет хорошая тропинка. Прекрасная прогулка, и не более двух миль. Карен, ты обычно часто ходила туда, не так ли?
Он как-то странно посмотрел на жену, и этот пристальный взгляд, казалось, привел ее в замешательство. Она покраснела, избегая встречаться с ним глазами.
— Больше не хожу! — быстро ответила она. — Там... очень одиноко, Дениз!
— Она всегда тянула меня туда, — продолжил профессор Уайганд, неотрывно глядя на жену. — Ты забыла, как говорила, что там самые прекрасные места, которые ты когда-либо видела? Скажи ей.
— Я... — Карен повернулась ко мне, и мне показалось, что она покраснела. — Как сказал Скотт, места там действительно чудесные. В первый раз они вас очаруют, вы решите, что туда стоит забраться... в одиночестве. Но на вашем месте я бы подождала, когда Джон или Рандолф смогут пойти на Бикон-Крэг вместе с вами. Это жуткое место. Как и старый дом, скрывающий вход в тоннель. Жители деревни считают, что там водятся привидения. Я не ходила туда одна...
— Даже когда меня не было? — резко спросил профессор Уайганд.
Его светлые глаза, внимательно наблюдающие за ней, гораздо больше походили на глаза Джона, чем мне показалось раньше. Они были лишены какого-либо выражения.
Карен смущенно засмеялась:
— Разумеется, и когда тебя не было! Меня всегда сопровождал Джон.
— Или Рандолф?
— Ну что ты, Скотт! Ты можешь представить, чтобы Рандолф пошел туда со мной? Ты, в самом деле, можешь представить, чтобы Рандолф пошел куда-нибудь из желания погулять или посмотреть на Уэруолд-Хаус? Пешком он может пойти в деревню, если сломана машина и нет другого способа попасть на очередное свидание! Или взобраться на Бикон-Крэг с молодой, привлекательной девушкой вроде Деииз! Но только не со своей мачехой!
— Значит, ты давно не была там, Карен? — со странным любопытством допытывался профессор низким, резким голосом.
Она опять засмеялась и взглянула на Джона, смущенно переводившего взгляд с отца на нее.
— Скажи, Джон, я давно не Поднималась на Бикон-Крэг?
— Давно, Карен, — кивнул он.
— Месяцы... или годы? — уточнил профессор Уайганд. — Не отвиливай от ответа, Карен, будь осторожнее, иначе мне придется поискать причину для такого поворота!
Она рассердилась и окинула его немигающим взглядом:
— Причину? Скотт, о чем ты говоришь? Как давно ты уехал в Ирак? Три года назад? Четыре? В последний раз я поднималась на Бикон-Крэг с тобой!
Наступившую тишину нарушила я, подойдя к двери и сказав:
— Надеюсь, вы простите меня! Не хочу упустить солнце!
Карен вымученно улыбнулась. Джон встал. Профессор проворчал:
— Желаю приятной прогулки!
— Спасибо! — неестественно весело ответила я. — Увижусь со всеми вами за обедом и поделюсь впечатлением от Бикон-Крэг!
— Мы все будем здесь, кроме Рандолфа, — мрачно сообщил Джон.
Когда Джон закрыл за мной дверь комнаты, я подумала, что слишком долго откладывала эту прогулку.
У подножия лестницы стоял Рандолф, заговорщически улыбаясь мне. Он присвистнул и сделал вид, что с вожделением смотрит на мою фигуру, обтянутую свитером.
— Привет! Вы выглядите так, словно собрались погулять! Надеюсь, не откажетесь прокатиться со мной по острову, а потом пойти в деревню на танцы?
— Откажусь. Простите, мистер Уайганд...
Я хотела обойти его, но он поймал меня. Я оглянулась назад, но дверь в комнату для завтрака была закрыта.
— Моего брата вы называете Джоном. Почему же ко мне обращаетесь так официально? Я уже дюжину раз просил вас называть меня Рандолфом.
Его сильные руки больно сжимали мои запястья, но я лишь посмотрела на них и холодно произнесла:
— Если не возражаете, мистер Уайганд...
Он отпустил меня и нахмурился:
— И все-таки почему вы не называете меня Рандолфом?
Мне очень хотелось потереть руки.
— Я называю вашего брата по имени, мистер Уайганд, потому, что это создает между нами ровные деловые отношения. Я называю его Джоном точно так же, как вашего отца профессором. Вот и все. Я уже несколько раз говорила вам, что приехала сюда для того, чтобы работать, а не развлекаться, но вы, похоже, не понимаете, что я имею в виду. Вы совсем не похожи на вашего брата. Если я стану называть вас Рандолфом, вы будете попусту тратить мое и ваше время, пытаясь склонить меня к свиданиям.
— За это пария упрекать нельзя! — Глаза у него были слишком большие и мягкие для мужчины. Ресницы длинные и закругленные, как у девушки. Губы раздраженно надуты. — Что они вам обо мне наговорили?
— Прежде чем я ушла, ваш отец заметил, что вы непунктуальны по отношению к трапезам. По-моему, ему это не нравится.
Он еще больше помрачнел:
— Я не это имею в виду! Джон говорил, что я слишком много времени провожу в деревне? И отец?
— Мне это неинтересно, поэтому я не слушала, — холодно сообщила я. — Простите...
Но он быстрым движением преградил мне путь:
— Мне наплевать, что обо мне говорят, но они не имеют никакого права восстанавливать вас против меня! Никакого права! Что же касается Джона, то кто говорит, что он святой? Только сам Джон. Я мог бы порассказать вам о моем братце-ханже такое, что вас удивило бы!
— Никто не пытался восстанавливать меня против вас, — отрезала я, все больше сердясь. — Кроме вас самого. Вы и сейчас это делаете! А миссис Хадсон держит ваш ленч горячим, хотя остальные уже почти поели. Ваш отец в ярости!
— Какое мне до них дело? От отца мне надо только одно — чтобы все это скорее закончилось, — он махнул рукой в сторону музея, — и его подпись на списках! Я не собираюсь отказываться от моей доли доходов. Иначе я давно покинул бы этот дом и Уэргилд-Айленд. Это место для простачков. Или для таких отшельников, как Джон.
— Меня не интересуют ваши семейные проблемы, — раздраженно произнесла я. — Вы дадите мне пройти?
— Разумеется, — отозвался он, вдруг широко улыбнувшись. — Так вы идете в деревню с Джоном? Поэтому так оделись? Будьте осторожны с ним, Дениз! Он не тот, кем кажется!
— Я не собираюсь идти в деревню с вашим братом! И ни с кем другим.
Я проскользнула мимо него и пошла не оглядываясь, но я чувствовала, что он следит за мной.
— Вы не знаете, чего лишаетесь! — крикнул мне вслед Рандолф. — Танцы в деревне и в самом деле что-то! Хорошее развлечение и полно выпивки! Все веселятся! Если передумаете, приходите туда. Послушаете музыку. Только не приводите Джона. Вы испортите вечер всем, в том числе и мне...
Его голос стих, когда я свернула в коридор, гнев быстро нес меня в мою комнату. Я с силой толкнула дверь, больно ударив руку, так как она оказалась запертой, хотя я оставила ее открытой.
— Ах ты, черт! — выругалась я и в сердцах потрясла ручку.
Я помнила, что, уходя, не запирала дверь, и вовсе не была уверена, что захватила с собой ключ. Но, пошарив в кармане юбки, с облегчением вздохнула, нащупав чехол с ключом.
Однако мое облегчение тут же сменилось замешательством. Нагнувшись к замку, я услышала шум, похожий на то, будто в комнате кто-то тащил по полу что-то тяжелое. Но вскоре этот шум прекратился, наступила мертвая тишина.
Я еле сдержалась — так мне хотелось позвать Джона или профессора. Должно быть, кто-то из слуг, вероятно Эдна, прибирается в комнате.
Повернув непослушными пальцами ключ в замке, я постучала, затем мягко открыла дверь, с тревогой заглянув внутрь.
— Эдна? Это вы, Эдна?
Но не увидела ни метлы, ни пылесоса, ни ведра, ни швабры, ни самой Эдны. Большая комната выглядела точно так же, как я ее оставила. Пара порванных нейлоновых чулок валялась на кровати. Ничего не двигалось.
Моя комната была пуста!
Я осторожно вошла, готовая в любую минуту ринуться наутек. Большой письменный стол по-прежнему стоял возле стены, и я, немного подвинув его, пересчитала шурупы на скользящей панели. Они крепко сидели на своих местах.
Стараясь успокоиться, я огляделась, но страх меня не покидал. Что же все-таки я слышала в этой проклятой комнате? Что могло вызвать этот писк тогда ночью и шум, раздававшийся только что? Я никогда не была суеверной, но, признаюсь, в этот момент мне было очень не по себе.
В комнате ничто не могло бы вызвать эти звуки. Окна и занавески находились на своих местах. Когда я раздраженно их потрясла, не раздалось даже треска. Высунув голову из окна, я осмотрела стены, но тоже ничего не обнаружила. Сбитая с толку, отошла назад. Шум, наверное, тоже, как и писк, доносился из потайного хода. Больше неоткуда!
Крыс следовало исключить; профессор упорно настаивал, что на Уэргилд-Айленде есть только домашние животные. И во всяком случае, такие маленькие существа не могли наделать такого шума, который я слышала. В потайном ходе, скорее всего, есть кто-то гораздо крупнее, чем крыса. Может, туда сдуру забралось какое-нибудь домашнее животное и оказалось в ловушке?
Но это глупо. Как оно могло туда попасть? Ведь профессор говорил, что этот ход соединяет комнату только с музеем и воспользоваться им можно лишь одним способом — открыв панель, намертво теперь закрепленную. Один путь из музея сюда, подумала я, внезапно испугавшись. Тот, кто входил в комнату, наверняка шел из музея!
Я содрогнулась и опять пристально огляделась. И все-таки в моей комнате было что-то странное. Что-то неуловимое, неприятно знакомое...
Осознание пришло, внезапно, а с ним и приступ такого ужаса, который я никогда раньше не испытывала. Это заставило меня резко вскрикнуть. Я стояла посреди комнаты, сердце мое бешено колотилось, а в ногах ощущалась странная слабость, потому что я вдруг почувствовала, как легкий ветерок из открытого окна медленно рассеивает затхлый, неуловимый запах, который всю неделю преследовал меня в музее!
Это был запах египетской или шумерской земли, остающейся, когда мы плавили воск. Он исходил от рассыпающихся, разлагающихся предметов, которые мы с бесконечной заботой реставрировали и заносили в каталог.
Это был запах древних могил давно забальзамированных мертвецов в недавно обнаруженных саркофагах!
Глава 5
Карен незаметно от мужа улыбнулась мне и покачала головой.
— Нам всем надо время от времени расслабляться, Скотт, — мягко произнесла она. — Не нужно обвинять Рандолфа за то, что он хочет наслаждаться жизнью, насколько это возможно здесь. Вы любите танцевать, Дениз?
Я улыбнулась:
— В колледже танцевала.
— Я тоже. В деревне устраивают хорошие танцы. Мы со Скоттом тоже иногда там появляемся. — Она взглянула на мужа. — Джон не интересуется танцами, но Рандолф очень хорошо танцует. В таком месте, как это, молодые люди должны как-то развлекаться.
— Вряд ли времяпрепровождение Рандолфа можно назвать развлечениями! — проворчал профессор Уайганд. — Да еще невинными! А то, чем мы здесь занимаемся, Карен, слишком важно, чтобы пренебрегать этим ради эгоистического удовольствия.
Она быстро откликнулась:
— Если ты не хочешь, чтобы я поехала в Вермонт, Скотт, то только скажи.
Карен произнесла это с такой горечью, что я с удивлением посмотрела на нее.
Профессор помотал головой:
— Я говорю не о тебе, Карен. Поезжай в Вермонт. Мне правится видеть тебя счастливой. Ты это знаешь. Я не могу держать тебя здесь взаперти, и, во всяком случае, ты не член пашей группы.
Карен повернулась ко мне.
— Иногда мой муж не слишком лестно выражается, Дениз! — печально проговорила она. — Но он, конечно, прав: от меня здесь действительно никакой пользы.
— Вздор! — проворчал он. — Жена — это совсем иное. Древние цари сооружали таким женщинам, как ты, дома и памятники. Красота вдохновляет, Карен. Любовь рождает честолюбие, поднимающее мужчину на новые высоты, фараон он или археолог. И тебе не хуже меня известно, что я всегда хотел, чтобы ты была сама собой. Ты одним своим присутствием придаешь ценность тому, что я собираюсь делать и делаю. — Он посмотрел на меня и усмехнулся. — Вернувшись из Вермонта, Карен будет без устали болтать о своих друзьях. Иногда ей кажется, что я не слушаю, но она ошибается. Слушая ее, я все живо себе представляю, словно сам там побывал. Так было и когда я работал в пустыне. Ее письма переносили меня сюда или в Вермонт — словом, туда, где она была. Они действовали на меня, как глоток свежего, прохладного воздуха с Уэргилд-Айленда. Пока... — Он резко осекся, и лицо у него вытянулось.
Джон быстро спросил:
— Что вы собираетесь делать сегодня, Дениз? Вы должны сполна воспользоваться солнцем. Прогноз на завтра не очень хороший.
— Хотела после ленча пойти прогуляться, — смущенно ответила я. — Я приехала сюда ночью и видела из моего окна только утес!
— Почему бы вам не пройти по горной тропинке в деревню? — предложил Джон, пристально глядя на меня. — Если устанете, можете на главной улице найти мою машину. Я должен вернуться в Уэруолд часам к пяти и с удовольствием привезу вас обратно.
Я улыбнулась, поблагодарила его и встала, сгорая от нетерпения убежать из этого дома.
— Мне хочется погулять по лесу с другой стороны. Пожалуй, пойду туда, а не в деревню. Там же Тайная пещера и конец тоннеля, не так ли?
Джон, судя по выражению его лица, не одобрил моего решения, но пояснил:
— Да, примерно в полумиле отсюда. Вход в тоннель вы найдете в старом каменном доме на ферме. Впрочем, сейчас дом ремонтируют, а вход зарос плющом. В тоннель лучше не входить. Внутри может быть небезопасно, а после дождя очень мокро.
— Не собираюсь входить в этот мрачный старый тоннель, — заявила я, подавляя дрожь. — Кроме того, там могут быть крысы!
— Крысы? На Уэргилд-Айленде нет никаких крыс, — заметил профессор. — И никогда не было...
— Никогда?
Я поймала себя на том, что пристально смотрю на него, а моя теория о крысах, пищавших за скользящей панелью, находится под сомнением. Если этот шум создавали не крысы... Но та ночь и мой ужас были событиями уже недельной давности. Слишком давно, чтобы ясно их помнить.
— Нет, — проворчал профессор Уайганд. — Ни крыс, ни даже мышей. Тюлени и моржи — да, и еще животные, живущие на ферме. Кстати, если вы пойдете к Тайной пещере, то за домом увидите дорогу, ведущую к самой высокой точке на острове, Бикон-Крэг. Оттуда открывается самый красивый вид на берег. А в Тайной пещере живет колония тюленей. От вершины скалы к дому ведет хорошая тропинка. Прекрасная прогулка, и не более двух миль. Карен, ты обычно часто ходила туда, не так ли?
Он как-то странно посмотрел на жену, и этот пристальный взгляд, казалось, привел ее в замешательство. Она покраснела, избегая встречаться с ним глазами.
— Больше не хожу! — быстро ответила она. — Там... очень одиноко, Дениз!
— Она всегда тянула меня туда, — продолжил профессор Уайганд, неотрывно глядя на жену. — Ты забыла, как говорила, что там самые прекрасные места, которые ты когда-либо видела? Скажи ей.
— Я... — Карен повернулась ко мне, и мне показалось, что она покраснела. — Как сказал Скотт, места там действительно чудесные. В первый раз они вас очаруют, вы решите, что туда стоит забраться... в одиночестве. Но на вашем месте я бы подождала, когда Джон или Рандолф смогут пойти на Бикон-Крэг вместе с вами. Это жуткое место. Как и старый дом, скрывающий вход в тоннель. Жители деревни считают, что там водятся привидения. Я не ходила туда одна...
— Даже когда меня не было? — резко спросил профессор Уайганд.
Его светлые глаза, внимательно наблюдающие за ней, гораздо больше походили на глаза Джона, чем мне показалось раньше. Они были лишены какого-либо выражения.
Карен смущенно засмеялась:
— Разумеется, и когда тебя не было! Меня всегда сопровождал Джон.
— Или Рандолф?
— Ну что ты, Скотт! Ты можешь представить, чтобы Рандолф пошел туда со мной? Ты, в самом деле, можешь представить, чтобы Рандолф пошел куда-нибудь из желания погулять или посмотреть на Уэруолд-Хаус? Пешком он может пойти в деревню, если сломана машина и нет другого способа попасть на очередное свидание! Или взобраться на Бикон-Крэг с молодой, привлекательной девушкой вроде Деииз! Но только не со своей мачехой!
— Значит, ты давно не была там, Карен? — со странным любопытством допытывался профессор низким, резким голосом.
Она опять засмеялась и взглянула на Джона, смущенно переводившего взгляд с отца на нее.
— Скажи, Джон, я давно не Поднималась на Бикон-Крэг?
— Давно, Карен, — кивнул он.
— Месяцы... или годы? — уточнил профессор Уайганд. — Не отвиливай от ответа, Карен, будь осторожнее, иначе мне придется поискать причину для такого поворота!
Она рассердилась и окинула его немигающим взглядом:
— Причину? Скотт, о чем ты говоришь? Как давно ты уехал в Ирак? Три года назад? Четыре? В последний раз я поднималась на Бикон-Крэг с тобой!
Наступившую тишину нарушила я, подойдя к двери и сказав:
— Надеюсь, вы простите меня! Не хочу упустить солнце!
Карен вымученно улыбнулась. Джон встал. Профессор проворчал:
— Желаю приятной прогулки!
— Спасибо! — неестественно весело ответила я. — Увижусь со всеми вами за обедом и поделюсь впечатлением от Бикон-Крэг!
— Мы все будем здесь, кроме Рандолфа, — мрачно сообщил Джон.
Когда Джон закрыл за мной дверь комнаты, я подумала, что слишком долго откладывала эту прогулку.
У подножия лестницы стоял Рандолф, заговорщически улыбаясь мне. Он присвистнул и сделал вид, что с вожделением смотрит на мою фигуру, обтянутую свитером.
— Привет! Вы выглядите так, словно собрались погулять! Надеюсь, не откажетесь прокатиться со мной по острову, а потом пойти в деревню на танцы?
— Откажусь. Простите, мистер Уайганд...
Я хотела обойти его, но он поймал меня. Я оглянулась назад, но дверь в комнату для завтрака была закрыта.
— Моего брата вы называете Джоном. Почему же ко мне обращаетесь так официально? Я уже дюжину раз просил вас называть меня Рандолфом.
Его сильные руки больно сжимали мои запястья, но я лишь посмотрела на них и холодно произнесла:
— Если не возражаете, мистер Уайганд...
Он отпустил меня и нахмурился:
— И все-таки почему вы не называете меня Рандолфом?
Мне очень хотелось потереть руки.
— Я называю вашего брата по имени, мистер Уайганд, потому, что это создает между нами ровные деловые отношения. Я называю его Джоном точно так же, как вашего отца профессором. Вот и все. Я уже несколько раз говорила вам, что приехала сюда для того, чтобы работать, а не развлекаться, но вы, похоже, не понимаете, что я имею в виду. Вы совсем не похожи на вашего брата. Если я стану называть вас Рандолфом, вы будете попусту тратить мое и ваше время, пытаясь склонить меня к свиданиям.
— За это пария упрекать нельзя! — Глаза у него были слишком большие и мягкие для мужчины. Ресницы длинные и закругленные, как у девушки. Губы раздраженно надуты. — Что они вам обо мне наговорили?
— Прежде чем я ушла, ваш отец заметил, что вы непунктуальны по отношению к трапезам. По-моему, ему это не нравится.
Он еще больше помрачнел:
— Я не это имею в виду! Джон говорил, что я слишком много времени провожу в деревне? И отец?
— Мне это неинтересно, поэтому я не слушала, — холодно сообщила я. — Простите...
Но он быстрым движением преградил мне путь:
— Мне наплевать, что обо мне говорят, но они не имеют никакого права восстанавливать вас против меня! Никакого права! Что же касается Джона, то кто говорит, что он святой? Только сам Джон. Я мог бы порассказать вам о моем братце-ханже такое, что вас удивило бы!
— Никто не пытался восстанавливать меня против вас, — отрезала я, все больше сердясь. — Кроме вас самого. Вы и сейчас это делаете! А миссис Хадсон держит ваш ленч горячим, хотя остальные уже почти поели. Ваш отец в ярости!
— Какое мне до них дело? От отца мне надо только одно — чтобы все это скорее закончилось, — он махнул рукой в сторону музея, — и его подпись на списках! Я не собираюсь отказываться от моей доли доходов. Иначе я давно покинул бы этот дом и Уэргилд-Айленд. Это место для простачков. Или для таких отшельников, как Джон.
— Меня не интересуют ваши семейные проблемы, — раздраженно произнесла я. — Вы дадите мне пройти?
— Разумеется, — отозвался он, вдруг широко улыбнувшись. — Так вы идете в деревню с Джоном? Поэтому так оделись? Будьте осторожны с ним, Дениз! Он не тот, кем кажется!
— Я не собираюсь идти в деревню с вашим братом! И ни с кем другим.
Я проскользнула мимо него и пошла не оглядываясь, но я чувствовала, что он следит за мной.
— Вы не знаете, чего лишаетесь! — крикнул мне вслед Рандолф. — Танцы в деревне и в самом деле что-то! Хорошее развлечение и полно выпивки! Все веселятся! Если передумаете, приходите туда. Послушаете музыку. Только не приводите Джона. Вы испортите вечер всем, в том числе и мне...
Его голос стих, когда я свернула в коридор, гнев быстро нес меня в мою комнату. Я с силой толкнула дверь, больно ударив руку, так как она оказалась запертой, хотя я оставила ее открытой.
— Ах ты, черт! — выругалась я и в сердцах потрясла ручку.
Я помнила, что, уходя, не запирала дверь, и вовсе не была уверена, что захватила с собой ключ. Но, пошарив в кармане юбки, с облегчением вздохнула, нащупав чехол с ключом.
Однако мое облегчение тут же сменилось замешательством. Нагнувшись к замку, я услышала шум, похожий на то, будто в комнате кто-то тащил по полу что-то тяжелое. Но вскоре этот шум прекратился, наступила мертвая тишина.
Я еле сдержалась — так мне хотелось позвать Джона или профессора. Должно быть, кто-то из слуг, вероятно Эдна, прибирается в комнате.
Повернув непослушными пальцами ключ в замке, я постучала, затем мягко открыла дверь, с тревогой заглянув внутрь.
— Эдна? Это вы, Эдна?
Но не увидела ни метлы, ни пылесоса, ни ведра, ни швабры, ни самой Эдны. Большая комната выглядела точно так же, как я ее оставила. Пара порванных нейлоновых чулок валялась на кровати. Ничего не двигалось.
Моя комната была пуста!
Я осторожно вошла, готовая в любую минуту ринуться наутек. Большой письменный стол по-прежнему стоял возле стены, и я, немного подвинув его, пересчитала шурупы на скользящей панели. Они крепко сидели на своих местах.
Стараясь успокоиться, я огляделась, но страх меня не покидал. Что же все-таки я слышала в этой проклятой комнате? Что могло вызвать этот писк тогда ночью и шум, раздававшийся только что? Я никогда не была суеверной, но, признаюсь, в этот момент мне было очень не по себе.
В комнате ничто не могло бы вызвать эти звуки. Окна и занавески находились на своих местах. Когда я раздраженно их потрясла, не раздалось даже треска. Высунув голову из окна, я осмотрела стены, но тоже ничего не обнаружила. Сбитая с толку, отошла назад. Шум, наверное, тоже, как и писк, доносился из потайного хода. Больше неоткуда!
Крыс следовало исключить; профессор упорно настаивал, что на Уэргилд-Айленде есть только домашние животные. И во всяком случае, такие маленькие существа не могли наделать такого шума, который я слышала. В потайном ходе, скорее всего, есть кто-то гораздо крупнее, чем крыса. Может, туда сдуру забралось какое-нибудь домашнее животное и оказалось в ловушке?
Но это глупо. Как оно могло туда попасть? Ведь профессор говорил, что этот ход соединяет комнату только с музеем и воспользоваться им можно лишь одним способом — открыв панель, намертво теперь закрепленную. Один путь из музея сюда, подумала я, внезапно испугавшись. Тот, кто входил в комнату, наверняка шел из музея!
Я содрогнулась и опять пристально огляделась. И все-таки в моей комнате было что-то странное. Что-то неуловимое, неприятно знакомое...
Осознание пришло, внезапно, а с ним и приступ такого ужаса, который я никогда раньше не испытывала. Это заставило меня резко вскрикнуть. Я стояла посреди комнаты, сердце мое бешено колотилось, а в ногах ощущалась странная слабость, потому что я вдруг почувствовала, как легкий ветерок из открытого окна медленно рассеивает затхлый, неуловимый запах, который всю неделю преследовал меня в музее!
Это был запах египетской или шумерской земли, остающейся, когда мы плавили воск. Он исходил от рассыпающихся, разлагающихся предметов, которые мы с бесконечной заботой реставрировали и заносили в каталог.
Это был запах древних могил давно забальзамированных мертвецов в недавно обнаруженных саркофагах!
Глава 5
Женщина, должно быть, непостоянное существо, решила я, оживленно шагая по тропинке, идущей через лес. Мне больше не было страшно, как там, в моей пустой спальне. Наверное, солнечный свет, пробивающийся сквозь ветки над моей головой, и шелест опавших листьев под ногами сделали свое дело. Ведь дорога была действительно прекрасной, и иногда я мельком видела за деревьями холодное, как сталь, море.
Время от времени яркий лист бабочкой слетал вниз. В лесу было тихо, если не считать завывания ветра. Деревья клонились в сторону материка, намекая, что сильные, непрерывные ветры в основном дуют с северо-востока, к заливу Фанди, между Новой Шотландией и берегом залива Мэн. Они охватывали Северную Атлантику, Гудзонов пролив, могущественный Гудзонов залив, где когда-то шотландские чиновники торговых постов правили, как главы семейных кланов у себя на родине. Я предположила, что ветры приходили с восточного берега зажатой льдами Гренландии, где эскимосы уже готовились к суровой, долгой и темной зиме.
Но сейчас, при ярком солнечном свете, пробивающемся сквозь осеннюю листву, создающую у меня под ногами яркий, красочный ковер, такие понятия, как зима или страхи, казались мне отдаленными и несущественными. Деревья защищали меня от ветра. Солнце сияло. Зеленое море сверкало перед глазами.
От ветра и быстрой ходьбы я раскраснелась и чувствовала себя отдохнувшей, здоровой, бесстрашной! Сейчас мне стало понятно, что неуловимый запах в моей комнате шел от халата и чулок, в которых я работала в музее. Какая глупость позволить чувствам возобладать над разумом! Даже шуму, который я слышала, можно найти простое объяснение. Мне следовало проверить все комнаты рядом, прежде чем бежать, как испуганная школьница! Наверняка в одной из них, неподалеку, работала Эдна или кто-нибудь еще из слуг!
Я обернулась и посмотрела на Уэруолд-Хаус, незыблемо возвышающийся на массивном, гранитном утесе. Мне, привыкшей к городским домам Западного побережья, он показался холодным и равнодушным.
Впереди, в листве, терялись темные стволы кленов и дубов. Белые же стволы берез сверкали на солнце и как бы притягивали его. Разноцветные листья на тропинке были мягкими, словно лепестки роз.
Эта прогулка мне была необходима, и я решила, что должна совершить ее хотя бы раз в неделю. Даже если рискую прослыть беглянкой вроде Рандолфа, который при первой же возможности удирает из дому в поисках более приятных удовольствий!
Впереди тропинка поворачивала к морю, и я поняла, что, вероятно, вышла к Тайной пещере. С момента выхода из дома я все время спускалась, и океан был теперь уже совсем близко. Дойдя до опушки леса, я остановилась и с любопытством огляделась. Мне сразу стало понятно, почему пещеру назвали Тайной. В нее вел узкий пролив, закрытый с обеих сторон высокими утесами. Вероятно, с моря вход в Тайную пещеру казался не более чем расселиной в утесе, простирающемся вдоль северного побережья Уэргилд-Айленда.
Однако сама пещера напоминала глубокую, безопасную гавань, защищенную со всех сторон высокими скалами. Я легко представила себе высокие мачты британского фрегата и британских моряков, гребущих к берегу, где на небольшом пляже их поджидали роялисты, не видимые ни с моря, ни из Уэруолд-Хаус.
Старый жилой дом, почти скрытый деревьями, находился не более чем в пятидесяти ярдах от меня. Крыша его давно исчезла, каменные стены в некоторых местах обвалились, окна и двери зияли, как беззубые рты.
В одной из бывших комнат рос молоденький клен, словно вздымаясь из темноты к свету. С ним к небу поднималась одна из стропилин бывшей крыши, один конец которой лежал на остатке стены, а другой застрял в раздвоенной ветке.
Любопытство несло меня к разрушенному дому. Как и в Уэруолде, его стены были построены из местного гранита, посеревшего от морского воздуха. Надворные постройки представляли собой не более чем груды камней, ограды и загоны для скота пропали, амбар был разрушен до основания. Дикая малина и густые заросли виноградника с мертвыми, давно высохшими ягодами достигали верха обрушившейся стены, почти скрывая ее из виду. Здесь тропинка раздваивалась: одна спускалась к маленькому пляжу с красновато-коричневым песком; другая осторожно огибала дом, словно не доверяла этим темным и мрачным развалинам.
Я заметила место, где эта тропинка начала круто подниматься к югу за дом. Высокие скалы на юго-востоке, наверное, и были Бикон-Крэг. Я остановилась и осмотрела дом. Казалось невероятным, что кто-то мог продолбить сюда тоннель из Уэруолда. Однако это место было хорошо скрыто, и, подвергнись дом осаде, такой тоннель мог спасти осажденных. Но он ведь, конечно, больше не существует? Вероятно, деревянные балки сгнили от постоянной влаги, а каменные стены обрушились, лишившись опоры.
Увидев каменные ступени, я, все еще находясь в радостном возбуждении от яркого мира солнечного света и веселой листвы, совершенно забыла о предостережениях Джона и Карен Уайганд. Лестница вела к проходу, когда-то бывшему коридором, разделявшим нижние комнаты дома. Крыши над ним уже не было, и в конце коридора я увидела огромную комнату, напомнившую мне столовую в Уэруолде. Солнце играло на сероватом мхе ее стен, а часть крыши из разбитой черепицы с одной стороны осталась почти нетронутой, лишь треснувшие пластинки посерели от времени. Я заметила камин из обожженного кирпича, повернутый лицом к пустому дверному проему. У стен валялись гниющие стропила и старые бревна, словно их принесло сюда волнами. Именно здесь рос молоденький клен, за который зацепилась стропилина. Я осторожно вошла. Профессор Уайганд говорил, что на Уэргилде нет диких животных, но ничего не сказал о змеях. Пробираясь через развалины, заросли папоротника и высокой травы, я начинала сожалеть об этом упущении.
Полы давно сгнили, и я шла по фундаменту. Уцелевший камни возвышался надо мной, напоминая огромную, вмурованную в гранитную стену печь, слишком высокую, чтобы я могла дотянуться до нее руками. Но можно оглядеть ее, подумала я, осторожно обойдя молоденький клен, в развилку ветвей которого попала стропилина, дамокловым мечом висящая у меня над головой.
Чтобы лучше видеть, я вскарабкалась на груду разбитого кирпича, держась левой рукой за серый ствол клена. Когда-то рядом с камином была панельная обшивка, но сейчас на ее месте виднелась лишь почерневшая каменная стена. Я двинулась дальше, подозрительно глядя на дубовую стропилину, висевшую прямо надо мной. Если выход из тоннеля где-то здесь, логично предположить, что он находится именно с этой стороны камина, повернутого в сторону Уэруолд-Хаус!
Я торопливо подтянулась выше, глядя на что-то напоминающее две параллельных стены с этой стороны камина, и сразу же поняла, что обнаружила ход, поскольку почва там спускалась вниз, исчезая под стеной дома.
Заглянув внутрь, я нахмурилась. Вопреки моим ожиданиям пространство между двумя параллельными стенами было совершенно чистым: никаких обломков дерева, никаких разбитых камней, никаких фрагментов разрушенного дома, окружавших меня со всех сторон.
Я осторожно рассмотрела найденный ход. Дождь туда не попадал, потому что его защищали остатки крыши вдоль этой стены, но пол был сырой, словно из-под земли сочилась вода. Как и в ходе за моей спальней, тут не было паутины, тянущейся от стены к стене, хотя она затягивала густой сетью камин, расположенный совсем близко. Я даже заметила в ее центре большого черного паука, наблюдавшего за попавшей в ловушку мухой. Глядя на него, я содрогнулась.
Пол хода показался мне засыпанным обломками кирпичей камина и кирпичной пылью. Он выглядел достаточно твердым, и, чтобы убедиться в этом, я даже пощупала его пальцами и поискала какие-нибудь следы. Но их не было.
Единственное, что я увидела, — это листок бука, блестящий вдалеке на свету, как золото...
Листок бука, похожий на золото? Я вдруг застыла. В музее имелось много таких листьев. Только они не просто напоминали золотые — они на самом деле были золотыми! Конечно, в лесу росли буки, и лист могло занести сюда ветром, но...
Я протянула к нему руку и чуть не выругалась, когда поняла, что не могу его достать. Попыталась залезть на стену, но гранит был слишком гладким, и туфли на кожаной подошве скользили по нему. Задыхаясь, я прекратила попытки. Если кто-то пользуется этим ходом, то, наверное, существует более легкий путь, чем тот, который нашла я. Все, чего мне удалось достигнуть, так это основательно испачкаться!
Ну и дура же я! У меня не было ни малейшего желания лезть в этот тоннель! В самом деле, я не вошла бы сюда добровольно даже за целый головной убор из золотых листьев! Единственное, чего мне хотелось, — так это найти что-нибудь, чтобы подтащить к себе лист. Для этого подошла бы маленькая веточка клена или другого деревца, растущего среди развалин.
Выпрямившись, я взглянула на клен и вскрикнула от внезапного ужаса. Стропилина, застрявшая в его ветках у меня над головой, опускалась! Я не слышала ни одного звука, но другой конец, лежавший на внешней стене, поднимался! Стропилина опускалась, все быстрее и быстрее соскальзывая ко мне, как гигантское копье!
Я побежала, поскользнулась и упала. Думаю, именно падение спасло меня, потому что, когда я в ужасе с трудом поднялась, огромная стропилина глубоко воткнулась в землю как раз на том месте, где всего мгновение назад я стояла на цыпочках, пытаясь достать этот золотистый буковый листок. Другой конец отделился от стены и упал, обдав меня душем из опавших листьев.
Испуганная, я опрометью бросилась прочь от этих ужасных развалин. Даже если бы среди этих скал меня ждали королевские сокровища, я все равно бежала бы сломя голову! Я снова упала, но вскочила, как испуганная кошка, чтобы бежать еще быстрее. Снова оказавшись на земле, инстинктивно повернула от разрушенного дома, на который мне и смотреть-то не хотелось, к скале. Тропинка поворачивала и извивалась, зажатая кустарником и мелкими деревьями. Она стала круче, и я замедлила шаг, несмотря на подгоняющий меня страх. Шатаясь, я перебралась через горный хребет и почувствовала усталость.
Тропинка по-прежнему поднималась, но не так круто, и поворачивала прямо к хаотическому нагромождению скал, которые я видела раньше.
Здесь, на этом хребте, под разлапистыми ветвями дуба кто-то соорудил грубую скамейку, и отсюда ясно просматривалась вся тропинка до самого разрушенного дома. За мной никто не гнался! Никто! А дальше тропинка уходила в такие густые заросли, что по ней было бы трудно пробраться даже маленькому зверьку, не говоря уж о человеке!
Задыхаясь, я села на скамейку. Здесь я была в безопасности. Если кто-то пойдет от дома или от скалы, я увижу его задолго до того, как он появится рядом. Восстанавливая дыхание, я с опаской рассматривала разрушенный дом внизу. С этой высоты виднелись лишь пустые комнаты без крыш. За ветками клена можно было видеть столовую и сломанную трубу камина, но ни входа в тоннель, ни стропилины, чуть не угробившей меня, видно не было.
Время от времени яркий лист бабочкой слетал вниз. В лесу было тихо, если не считать завывания ветра. Деревья клонились в сторону материка, намекая, что сильные, непрерывные ветры в основном дуют с северо-востока, к заливу Фанди, между Новой Шотландией и берегом залива Мэн. Они охватывали Северную Атлантику, Гудзонов пролив, могущественный Гудзонов залив, где когда-то шотландские чиновники торговых постов правили, как главы семейных кланов у себя на родине. Я предположила, что ветры приходили с восточного берега зажатой льдами Гренландии, где эскимосы уже готовились к суровой, долгой и темной зиме.
Но сейчас, при ярком солнечном свете, пробивающемся сквозь осеннюю листву, создающую у меня под ногами яркий, красочный ковер, такие понятия, как зима или страхи, казались мне отдаленными и несущественными. Деревья защищали меня от ветра. Солнце сияло. Зеленое море сверкало перед глазами.
От ветра и быстрой ходьбы я раскраснелась и чувствовала себя отдохнувшей, здоровой, бесстрашной! Сейчас мне стало понятно, что неуловимый запах в моей комнате шел от халата и чулок, в которых я работала в музее. Какая глупость позволить чувствам возобладать над разумом! Даже шуму, который я слышала, можно найти простое объяснение. Мне следовало проверить все комнаты рядом, прежде чем бежать, как испуганная школьница! Наверняка в одной из них, неподалеку, работала Эдна или кто-нибудь еще из слуг!
Я обернулась и посмотрела на Уэруолд-Хаус, незыблемо возвышающийся на массивном, гранитном утесе. Мне, привыкшей к городским домам Западного побережья, он показался холодным и равнодушным.
Впереди, в листве, терялись темные стволы кленов и дубов. Белые же стволы берез сверкали на солнце и как бы притягивали его. Разноцветные листья на тропинке были мягкими, словно лепестки роз.
Эта прогулка мне была необходима, и я решила, что должна совершить ее хотя бы раз в неделю. Даже если рискую прослыть беглянкой вроде Рандолфа, который при первой же возможности удирает из дому в поисках более приятных удовольствий!
Впереди тропинка поворачивала к морю, и я поняла, что, вероятно, вышла к Тайной пещере. С момента выхода из дома я все время спускалась, и океан был теперь уже совсем близко. Дойдя до опушки леса, я остановилась и с любопытством огляделась. Мне сразу стало понятно, почему пещеру назвали Тайной. В нее вел узкий пролив, закрытый с обеих сторон высокими утесами. Вероятно, с моря вход в Тайную пещеру казался не более чем расселиной в утесе, простирающемся вдоль северного побережья Уэргилд-Айленда.
Однако сама пещера напоминала глубокую, безопасную гавань, защищенную со всех сторон высокими скалами. Я легко представила себе высокие мачты британского фрегата и британских моряков, гребущих к берегу, где на небольшом пляже их поджидали роялисты, не видимые ни с моря, ни из Уэруолд-Хаус.
Старый жилой дом, почти скрытый деревьями, находился не более чем в пятидесяти ярдах от меня. Крыша его давно исчезла, каменные стены в некоторых местах обвалились, окна и двери зияли, как беззубые рты.
В одной из бывших комнат рос молоденький клен, словно вздымаясь из темноты к свету. С ним к небу поднималась одна из стропилин бывшей крыши, один конец которой лежал на остатке стены, а другой застрял в раздвоенной ветке.
Любопытство несло меня к разрушенному дому. Как и в Уэруолде, его стены были построены из местного гранита, посеревшего от морского воздуха. Надворные постройки представляли собой не более чем груды камней, ограды и загоны для скота пропали, амбар был разрушен до основания. Дикая малина и густые заросли виноградника с мертвыми, давно высохшими ягодами достигали верха обрушившейся стены, почти скрывая ее из виду. Здесь тропинка раздваивалась: одна спускалась к маленькому пляжу с красновато-коричневым песком; другая осторожно огибала дом, словно не доверяла этим темным и мрачным развалинам.
Я заметила место, где эта тропинка начала круто подниматься к югу за дом. Высокие скалы на юго-востоке, наверное, и были Бикон-Крэг. Я остановилась и осмотрела дом. Казалось невероятным, что кто-то мог продолбить сюда тоннель из Уэруолда. Однако это место было хорошо скрыто, и, подвергнись дом осаде, такой тоннель мог спасти осажденных. Но он ведь, конечно, больше не существует? Вероятно, деревянные балки сгнили от постоянной влаги, а каменные стены обрушились, лишившись опоры.
Увидев каменные ступени, я, все еще находясь в радостном возбуждении от яркого мира солнечного света и веселой листвы, совершенно забыла о предостережениях Джона и Карен Уайганд. Лестница вела к проходу, когда-то бывшему коридором, разделявшим нижние комнаты дома. Крыши над ним уже не было, и в конце коридора я увидела огромную комнату, напомнившую мне столовую в Уэруолде. Солнце играло на сероватом мхе ее стен, а часть крыши из разбитой черепицы с одной стороны осталась почти нетронутой, лишь треснувшие пластинки посерели от времени. Я заметила камин из обожженного кирпича, повернутый лицом к пустому дверному проему. У стен валялись гниющие стропила и старые бревна, словно их принесло сюда волнами. Именно здесь рос молоденький клен, за который зацепилась стропилина. Я осторожно вошла. Профессор Уайганд говорил, что на Уэргилде нет диких животных, но ничего не сказал о змеях. Пробираясь через развалины, заросли папоротника и высокой травы, я начинала сожалеть об этом упущении.
Полы давно сгнили, и я шла по фундаменту. Уцелевший камни возвышался надо мной, напоминая огромную, вмурованную в гранитную стену печь, слишком высокую, чтобы я могла дотянуться до нее руками. Но можно оглядеть ее, подумала я, осторожно обойдя молоденький клен, в развилку ветвей которого попала стропилина, дамокловым мечом висящая у меня над головой.
Чтобы лучше видеть, я вскарабкалась на груду разбитого кирпича, держась левой рукой за серый ствол клена. Когда-то рядом с камином была панельная обшивка, но сейчас на ее месте виднелась лишь почерневшая каменная стена. Я двинулась дальше, подозрительно глядя на дубовую стропилину, висевшую прямо надо мной. Если выход из тоннеля где-то здесь, логично предположить, что он находится именно с этой стороны камина, повернутого в сторону Уэруолд-Хаус!
Я торопливо подтянулась выше, глядя на что-то напоминающее две параллельных стены с этой стороны камина, и сразу же поняла, что обнаружила ход, поскольку почва там спускалась вниз, исчезая под стеной дома.
Заглянув внутрь, я нахмурилась. Вопреки моим ожиданиям пространство между двумя параллельными стенами было совершенно чистым: никаких обломков дерева, никаких разбитых камней, никаких фрагментов разрушенного дома, окружавших меня со всех сторон.
Я осторожно рассмотрела найденный ход. Дождь туда не попадал, потому что его защищали остатки крыши вдоль этой стены, но пол был сырой, словно из-под земли сочилась вода. Как и в ходе за моей спальней, тут не было паутины, тянущейся от стены к стене, хотя она затягивала густой сетью камин, расположенный совсем близко. Я даже заметила в ее центре большого черного паука, наблюдавшего за попавшей в ловушку мухой. Глядя на него, я содрогнулась.
Пол хода показался мне засыпанным обломками кирпичей камина и кирпичной пылью. Он выглядел достаточно твердым, и, чтобы убедиться в этом, я даже пощупала его пальцами и поискала какие-нибудь следы. Но их не было.
Единственное, что я увидела, — это листок бука, блестящий вдалеке на свету, как золото...
Листок бука, похожий на золото? Я вдруг застыла. В музее имелось много таких листьев. Только они не просто напоминали золотые — они на самом деле были золотыми! Конечно, в лесу росли буки, и лист могло занести сюда ветром, но...
Я протянула к нему руку и чуть не выругалась, когда поняла, что не могу его достать. Попыталась залезть на стену, но гранит был слишком гладким, и туфли на кожаной подошве скользили по нему. Задыхаясь, я прекратила попытки. Если кто-то пользуется этим ходом, то, наверное, существует более легкий путь, чем тот, который нашла я. Все, чего мне удалось достигнуть, так это основательно испачкаться!
Ну и дура же я! У меня не было ни малейшего желания лезть в этот тоннель! В самом деле, я не вошла бы сюда добровольно даже за целый головной убор из золотых листьев! Единственное, чего мне хотелось, — так это найти что-нибудь, чтобы подтащить к себе лист. Для этого подошла бы маленькая веточка клена или другого деревца, растущего среди развалин.
Выпрямившись, я взглянула на клен и вскрикнула от внезапного ужаса. Стропилина, застрявшая в его ветках у меня над головой, опускалась! Я не слышала ни одного звука, но другой конец, лежавший на внешней стене, поднимался! Стропилина опускалась, все быстрее и быстрее соскальзывая ко мне, как гигантское копье!
Я побежала, поскользнулась и упала. Думаю, именно падение спасло меня, потому что, когда я в ужасе с трудом поднялась, огромная стропилина глубоко воткнулась в землю как раз на том месте, где всего мгновение назад я стояла на цыпочках, пытаясь достать этот золотистый буковый листок. Другой конец отделился от стены и упал, обдав меня душем из опавших листьев.
Испуганная, я опрометью бросилась прочь от этих ужасных развалин. Даже если бы среди этих скал меня ждали королевские сокровища, я все равно бежала бы сломя голову! Я снова упала, но вскочила, как испуганная кошка, чтобы бежать еще быстрее. Снова оказавшись на земле, инстинктивно повернула от разрушенного дома, на который мне и смотреть-то не хотелось, к скале. Тропинка поворачивала и извивалась, зажатая кустарником и мелкими деревьями. Она стала круче, и я замедлила шаг, несмотря на подгоняющий меня страх. Шатаясь, я перебралась через горный хребет и почувствовала усталость.
Тропинка по-прежнему поднималась, но не так круто, и поворачивала прямо к хаотическому нагромождению скал, которые я видела раньше.
Здесь, на этом хребте, под разлапистыми ветвями дуба кто-то соорудил грубую скамейку, и отсюда ясно просматривалась вся тропинка до самого разрушенного дома. За мной никто не гнался! Никто! А дальше тропинка уходила в такие густые заросли, что по ней было бы трудно пробраться даже маленькому зверьку, не говоря уж о человеке!
Задыхаясь, я села на скамейку. Здесь я была в безопасности. Если кто-то пойдет от дома или от скалы, я увижу его задолго до того, как он появится рядом. Восстанавливая дыхание, я с опаской рассматривала разрушенный дом внизу. С этой высоты виднелись лишь пустые комнаты без крыш. За ветками клена можно было видеть столовую и сломанную трубу камина, но ни входа в тоннель, ни стропилины, чуть не угробившей меня, видно не было.