Страница:
Фатющенко В И & Цимбаев Н И
Владимир Соловьев - критик и публицист
В.И.Фатющенко, Н.И.Цимбаев
Владимир Соловьев - критик и публицист
В историю русской культуры Владимир Сергеевич Соловьев вошел прежде всего как замечательный философ, один из крупнейших идеалистов конца прошлого века. Но собственно философией он занимался сравнительно недолгое время, и в его литературном наследии богато представлены поэзия, публицистика, литературная критика. Внимание к каждому из аспектов творчества Соловьева расширяет наше представление о его вкладе в русскую культуру, о его воздействии на русское национальное сознание.
В работах, посвященных Владимиру Соловьеву, общим местом стало указание на его противоречивость. Действительно, противоречие - своего рода многоголосие - было изначально присуще мыслителю, естественно для него. Противоречив был и внешний облик Соловьева, которого даже дети звали то "божинькой", то "уродом". Его творчество - философское, поэтическое, литературно-критическое, публицистическое - невозможно свести к единому знаменателю, оно не только развивалось во времени, но и в каждый данный момент было двойственно, противоречиво, лучше сказать - диалектично. Идеи Соловьева по-разному принимались и понимались его современниками, его книги, статьи, лекции, стихи вызывали споры, которые были неотъемлемой и важной частью русской духовной жизни. Спор о Соловьеве и его наследии продолжается и поныне, что, пожалуй, служит наглядным подтверждением актуальности и силы его произведений.
Для мыслителя такого масштаба Вл. Соловьев прожил трагически мало. Он многого - особенно в области философии - не завершил, многого (и поразительно интересного) не увидел из того, что предчувствовал, о чем писал как публицист и пророчествовал как поэт. Незавершенной представляется и та часть его наследия, которая относится к литературной критике...
5
1
Владимир Соловьев родился в Москве 16 января 1853 года. Он был четвертым ребенком в семье Поликсены Владимировны и Сергея Михайловича Соловьевых. Всего у Соловьевых было двенадцать детей, из которых, правда, четверо рано умерли. Семья была дружная, талантливая.
П. В. Соловьева воспитывалась в московском Екатерининском институте и, по словам биографа ее сына С. М. Лукьянова, имела все качества "хорошей институтки старых времен": чистоту души, веру в добро, внутреннюю неспособность допускать в людях дурное, темное {1}. Она была добра, заботлива, жила интересами мужа и подраставших детей.
Глава семьи, С. М. Соловьев, историк, профессор Московского университета, был великим тружеником. Он работал методично, неистово, в определенные, известные всем часы никто, даже маленькие дети, не должен был входить в его кабинет. Каждый год он выпускал по тому "Истории России с древнейших времен", труд, который навсегда вошел в летопись русской науки. С детьми С. М. Соловьев был ровен, доброжелателен, следил за их успехами, близко к сердцу принимал ошибки и неудачи. Внешне суровый и недоступный, он не скрывал слез, обнаружив в ком-либо из детей "неверие": Соловьевы были искренне, без ханжества и лицемерия религиозны. Связанная родством с духовенством, семья хранила в домашнем обиходе православно-патриархальные устои.
Рано обнаружилась религиозная настроенность и у Владимира Соловьева, детство которого прошло в кругу семьи, среди сестер и братьев. Мальчик читал жития святых, под впечатлением прочитанного испытывал себя, пытаясь подражать христианским подвижникам.
По пятницам у Соловьевых собирались друзья - знаменитые московские профессора Б. Н. Чичерин, Ф. М. Дмитриев, С. В. Ешевский, В. И. Герье, И. К. Бабст, Е. Ф. Корш, врач и литератор Н. X. Кетчер, вели неспешные разговоры об университетских делах, об успехах науки, о политике правительства. Профессорский кружок С. М. Соловьева наследовал традиции идейных споров 40-х годов, когда в московских салонах блистали западники и славянофилы, "изящное разномыслие" которых не мешало терпимости и уважению к противному мнению. С. М. Соловьев и его друзья-западники чтили память умершего Грановского, не забывали эмигранта Герцена. На пятничных вечерах не было ни музыки, ни танцев, ни карт, не было и азарта разночинских споров, столь характерных для времени, когда в умах радикальной молодежи царили Чернышевский, Писарев, некрасовский "Современник".
Дети - первенцем был Всеволод, будущий автор занимательных исторических романов,- присутствовали при беседах, слушали и невольно
___________________
{1}Лукьянов С. М. О Вл. Соловьеве в его молодые годы: Материалы к биографии. Пг., 1916. Кн. 1. С. 17. Трехтомная работа С. М. Лукьянова богата ценными сведениями, которые автор получил от людей, лично знавших Вл. Соловьева и его близких.
6
вбирали в себя тот высокий настрой души, ту ревность к общественным нуждам, что были присущи старшему поколению, прославленным "идеалистам сороковых годов". О том, что беседы старших не прошли без следа для Вл. Соловьева, свидетельствуют его поздние воспоминания о Чернышевском, где подробно рассказано о негодовании по поводу судебной расправы над радикальным публицистом московской либеральной интеллигенции.
В 1864 году Вл. Соловьев был принят в 3-й класс Первой московской гимназии, той самой, где когда-то учился его отец. Вскоре переполненная гимназия была разделена, и он очутился в Пятой, которую и окончил с золотой медалью в 1869 году. Учился Владимир легко, среди сверстников выделялся начитанностью и склонностью к ранней самостоятельности, которая, в частности, проявлялась в особом щегольстве: двенадцати лет он усвоил манеру носить черное, широкого покроя пальто "по-испански", перекинув одну полу через плечо. Гимназист-щеголь обладал исключительной работоспособностью, имел унаследованную от отца феноменальную память, позволявшую ему дословно воспроизводить целые лекции. Он хорошо говорил по-французски, знал английский и немецкий языки. Труднее давалась математика. В гимназии Соловьев "переболел" Писаревым, Дарвином, Фейербахом, некоторое время, к огорчению родителей, не ходил в церковь, считал себя материалистом и атеистом, даже, по сведениям его первого биографа, выкинул как-то раз икону в окно {1}.
Среди гимназистов он нашел друзей, с которыми не расставался всю жизнь - поэт Дмитрий Цертелев, философ Лев Лопатин. Последний вспоминал о юном Соловьеве, что "никогда потом не встречал материалиста, столь страстно убежденного. Это был типичный нигилист 60-х годов... Его общественные идеалы в то время носили резко социалистическую, даже коммунистическую окраску" {2}.
Неполных семнадцать лет было Вл. Соловьеву, когда он поступил на историко-филологический факультет Московского университета. Интересы его еще не определились, вскоре он перешел на факультет физико-математический, где числился до апреля 1873 года. Точные науки не были его призванием, и, быть может, поэтому он определял Московский университет
__________
{1} См.: Величко В. Л. Владимир Соловьев: Жизнь и творения. СПб., 1902. С. 15.
{2} Лопатин Л. М. Философские характеристики и речи. М., 1911. С. 123. Было бы, однако, опасным заблуждением абсолютизировать "нигилистические" черты Соловьева, что тем не менее прочно вошло в литературу с легкой руки В. Розанова, свидетеля далеко не беспристрастного. В статье "На панихиде по Вл. С. Соловьеве" он утверждал: "В образе мысли его, а особенно в приемах жизни и деятельности, была бездна "шестидесятых годов" (Розанов В. В. Около церковных стен. СПб., 1906. Т. 1. С. 241). Нет сомнения, что вся сознательная деятельность Вл. Соловьева служила опровержению наследия "шестидесятых годов" с их упрощенным подходом к сложным философским и общественным вопросам, максимализмом и нетерпимостью.
7
как "абсолютную пустоту" {1}. На лекции Вл. Соловьев не ходил, собственно университетских товарищей не имел, обширный досуг заполнял чтением.
Общественные настроения и внешний облик юного студента хорошо переданы в его позднем автобиографическом рассказе "На заре туманной юности", девятнадцатилетний герой которого встречается с "провинциальным нигилистом самого яркого оттенка": "Он сразу признал меня за своего,- "по интеллигентному выражению лица", как объяснил он впоследствии, а также, может быть, по длинным волосам и небрежному костюму. Мы открыли друг другу всю душу. Мы были вполне согласны в том, что существующее должно быть в скорейшем времени разрушено. Но он думал, что за этим разрушением наступит земной рай, где не будет бедных, глупых и порочных, а все человечество станет равномерно наслаждаться всеми физическими и умственными благами в бесчисленных фаланстерах, которые покроют земной шар,- я же с одушевлением утверждал, что его взгляд недостаточно радикален, что на самом деле не только земля, но и вся вселенная должна быть коренным образом уничтожена, что если после этого и будет какая-нибудь жизнь, то совершенно другая жизнь, не похожая на настоящую, чисто трансцендентная. Он был радикал-натуралист, я был радикал-метафизик" (Письма, 3, 293-294). В другом месте рассказа его герой исповедует "учение о совершенной негодности всего существующего" и называет себя "отчасти славянофилом" (Письма, 3, 285-286). Несомненно, радикализм молодого Соловьева не укладывался в рамки социалистических утопий нигилистов-шестидесятников, его мечтания о "другой жизни" имели принципиально иную окраску.
Соловьев скоро разочаровался в материалистическом "катехизисе", стал читать сочинения Спинозы, Канта, Гегеля, Шеллинга, из отечественных авторов - Алексея Хомякова, Ивана Киреевского и Юрия Самарина. Заметное влияние на него оказал профессор философии Московского университета П. Д. Юркевич, идеалист, известный русскому обществу полемикой с Чернышевским. Юркевич по справедливости может быть назван учителем Соловьева, который ценил своего наставника в философии и сожалел, что тот, "как и большая часть русских даровитых людей", не считал нужным "перевести себя в книгу, превратить все свое духовное существо в публичную собственность" {2}.
Взгляды Соловьева обращаются к христианской религии, которая, как он верит, призвана преобразовать мир. Свое назначение он видел в том, чтобы "очистить" христианство, исполнить некую пророческую миссию: "Ложь так затемнила, так закрыла христианство, что в настоящее время одинаково трудно понять истину в христианстве, как и дойти до этой истины прямо самому" (Письма, 3, 60-61). Настоящая жизнь, по мнению
______________
{1} Соловьев В. С. Письма: В 4 т. СПб.; Пг., 1908-1923. Т. 3. С. 105. Далее сноски даются в тексте.
{2} Соловьев В. С. Собр. соч.: В 10 т. 2-е изд. СПб., 1911 - 1914. Т. 1. С. 171. Далее сноски даются в тексте с указанием тома и страницы.
8
двадцатилетнего студента, не есть жизнь истинная, и ее необходимо изменить, преобразовать. В мире царит зло, но "я не признаю существующего зла вечным, я не верю в черта". Соловьев писал об этом Е. В. Романовой, в которой он видел свою невесту и которой обещал: "Сознавая необходимость преобразования, я тем самым обязываюсь посвятить всю свою жизнь и все свои силы на то, чтобы это преобразование было действительно совершено. Но самый важный вопрос: _где средства_?" (Письма, 3, 88). С годами взгляды Соловьева на "средства" менялись, но вера в доброе начало, в его торжество над "чертом", над злом мира сего, оставалась непоколебленной. Даже в последние годы жизни, окрашенные трагическим предчувствием конца, который осмысливался в образах Апокалипсиса, Владимира Соловьева не оставляла вера в "новую землю". Справедливы слова Лопатина: "Он был честный, пламенный, неутомимый искатель правды на земле, и он верил, что она сойдет на землю" {1}.
В апреле 1873 года Вл. Соловьев подал прошение об увольнении из числа студентов (курса он не кончил) и одновременно в короткое время блестяще сдал экзамены на степень кандидата по историко-филологическому факультету, что допускалось правилами. Осенью того же года он поселился в Сергиевом посаде, где стал посещать лекции в Московской духовной академии. Вольнослушателя встретили там настороженно. Соловьев сообщал: "Одни меня считают за нигилиста, другие - за религиозного фанатика, третьи - просто за сумасшедшего" (Письма, 3, 91). Совершенно необычным казалось стремление кандидата Московского университета к занятиям богословием. В порядке вещей было тогда обратное: желание уйти из духовного сословия, избежать сана священника, получить светское образование.
Судить, насколько глубоким было влияние профессоров духовной академии на Соловьева, трудно. Известно одно: в ту зиму 1873/74 года он усердно работал над магистерской диссертацией, тема которой - "Кризис западной философии. (Против позитивистов)" - свидетельствовала о том, что молодой ученый смело вступил в спор с господствовавшим философским направлением.
Диссертация была защищена в ноябре 1874 года в Петербургском университете. У одних она вызвала чувство, близкое к восторгу, и историк К. Н. Бестужев-Рюмин заявил, что "Россию можно поздравить еще с одним гениальным человеком". Другие резко критиковали и диссертацию, и ее автора, который находился под несомненным воздействием славянофильских идей, хотя, как точно заметил Лукьянов, "правоверным славяно
______________
{1} Лопатин Л. М. Памяти Вл. Соловьева // Вопросы философии и психологии. 1910. No 5. С. 636. В связи со сказанным нельзя принять мысль А. Ф. Лосева: "Мы не ошибемся, если назовем вообще все мировоззрение Вл. Соловьева не иначе как философией конца" (Лосев А. Ф. Вл. Соловьев. М., 1983. С. 198). По крайней мере, социальные воззрения Соловьева (если, конечно, не считать их просто бессодержательными) должны быть охарактеризованы именно "иначе".
9
филом не был". Народнический публицист и последователь позитивизма Н. К. Михайловский под впечатлением диспута Соловьева писал о "грубости магистранта и его хвастливом сознании в собственном невежестве" {1}.
Русское общество скоро на приговор хлесткий (но справедливый ли?). Немногие прочли диссертацию, которая печаталась в "Православном обозрении", а между тем немало из того, что впоследствии воспринималось поклонниками философа как "новое слово", как откровение, содержалось в зародыше в "Кризисе западной философии". Вл. Соловьев определялся как религиозный, и притом христианский, мыслитель, который видел смысл мирового процесса в нравственном возрождении человечества на началах евангельских истин. В первой крупной работе Соловьев затронул вопросы, которые много лет спустя решались им на материале русской поэзии. Размышляя о художественном творчестве, он высказался против субъективизма в искусстве, которое есть поиск идеала: "Для истинного творчества необходимо, чтобы художник не оставался при своем ясном и раздельном сознании, а выходил бы из него в экстатическом вдохновении так, что, чем менее личной рефлексии в произведении, тем выше его художественное достоинство" (I, 28). Эстетические представления молодого Соловьева соответствовали его личным литературным вкусам, он отдавал предпочтение Пушкину, который "в художественном отношении выше", перед Лермонтовым, хотя тот и имеет "преимущество рефлексии и отрицательного отношения к наличной действительности" (Письма, 2, 224).
После защиты диссертации Вл. Соловьев был избран доцентом по кафедре философии Московского университета, стал читать лекции на Высших женских курсах Герье. К этому времени относится его сближение с последним из могикан славянофильства Иваном Аксаковым, который видел в молодом философе восходящую звезду российского идеализма. На наследника "людей сороковых годов" обратили внимание Кавелин, Катков, Юрий Самарин, им заинтересовались Лев Толстой и Достоевский.
Преподавательская деятельность Соловьева продолжалась недолго. В июне 1875 года он уехал в заграничную командировку для работы в Британском музее. Соловьев был увлечен мистицизмом, изучал историю религии, каббалистику, оккультизм, более всего его интересует учение о Софии, "Вечной Женственности", некоей женской ипостаси божественной сущности. Из Англии он по зову "подруги вечной" неожиданно для всех уехал в Египет, о чем в поэме "Три свидания" писал:
"В Египте будь!" - внутри раздался голос. В Париж! - и к югу пар меня несет.
___________________
{1} Подробнее см.: Лукьянов С. М. Указ. соч. Кн. 1. С. 393-439. Своим оппонентам Вл. Соловьев ответил в статье "Странное недоразумение (Ответ г. Лесевичу)", опубликованной в "Русском вестнике". Михайловский был влиятельным критиком, "властителем дум", долгие годы он словно бы не замечал литературной деятельности Соловьева, отвергал предпринимавшиеся тем попытки к примирению.
10
С рассудком чувство даже не боролось:
Рассудок промолчал, как идиот {1}.
По возвращении домой в 1876 году Соловьев приступил к работе в Московском университете, но уже в следующем году должен был его оставить и уехать из Москвы. Причиной тому стала его позиция в профессорском споре о внесении изменений в университетский устав. Профессор Н. А. Любимов, единомышленник реакционера М. Н. Каткова, выступил с нападками на прогрессивных ученых. Ему возражал С. М. Соловьев, поддержанный почти всеми преподавателями университета. Вл. Соловьев отказался присоединиться к протесту против Любимова, ссылаясь на право каждого свободно выражать свои убеждения, пусть и реакционные. Коллеги сочли его позицию некорректной, отец был явно огорчен.
Вл. Соловьев переехал в Петербург, где принял должность члена ученого комитета при министерстве народного просвещения. В 1877 году он написал статью "Три силы", в которой отдал славянофильству последнюю скромную дань.
В славянофильском духе он рисовал взаимоотношения мусульманского Востока и цивилизации Запада: "Если мусульманский Восток... совершенно уничтожает человека и утверждает только бесчеловечного бога, то западная цивилизация стремится прежде всего к исключительному утверждению безбожного человека" (I, 236). Запад - старая Европа - обречен, там в скором времени победит социализм и будет господствовать "рабочее сословие". Но "настоящая цель" не будет достигнута. Социалистический идеал для Соловьева неполон, а потому и неприемлем: "Если в самом деле предположить даже полное осуществление социалистической задачи, когда все человечество равномерно будет пользоваться материальными благами и удобствами цивилизованной жизни, с тем большею силою станет перед ним тот же вопрос о положительном содержании этой жизни, о настоящей цели человеческой деятельности, а на этот вопрос социализм, как и все западное развитие, не дает ответа" (I, 234). Все сказанное очень напоминает сочинения Хомякова и Юрия Самарина.
Вывод автора, правда, далек от славянофильства, в котором не было идей мессианизма. У Соловьева же они налицо: "Или это есть конец истории, или неизбежное обнаружение третьей всецелой силы, единственным носителем которой может быть только славянство и народ русский... А до тех пор мы, имеющие несчастье принадлежать к русской интеллигенции, которая, вместо образа и подобия божия, все еще продолжает носить образ и подобие обезьяны,- мы должны же, наконец, увидеть свое жалкое положение, должны постараться восстановить в себе русский народный характер, перестать творить себе кумира изо всякой узкой ничтожной идейки, должны стать равнодушнее к ограниченным интересам этой жизни, свободно и разумно уверовать в другую, высшую действительность" (I, 238-239).
_____________
{1} Соловьев В. Стихотворения и шуточные пьесы. Л., 1974. С. 128.
11
В том же году двадцатичетырехлетний философ выступает в Петербурге с публичными "Чтениями о Богочеловечестве", которые затем были напечатаны в "Православном обозрении". Эти ранние произведения Соловьева содержали достаточно полное изложение основных религиозно-общественных идей, которые в дальнейшем его творчестве менялись, в сущности, незначительно. Соловьев сближается с Достоевским, мысль которого написать целую серию романов, где церковь была бы "положительным общественным идеалом", казалась ему великой и своевременной. В литературе не раз отмечалось то обстоятельство, что Соловьев послужил для Достоевского прототипом одного из братьев Карамазовых - Ивана или Алеши. Вряд ли можно привести более зримый пример двойственности, глубочайшей противоречивости личности и взглядов Соловьева, внешность которого, многие черты характера, бытовое поведение - от Алексея, а причудливая игра ума - от Ивана Карамазова, чей труд о необходимости превращения всякого земного государства в церковь очень напоминает соловьевские суждения.
Вместе с Достоевским Соловьев внимательно читал рукопись своеобразного мыслителя Н. Ф. Федорова "Философия общего дела". В публицистике Соловьева федоровские представления о необходимости и возможности реального воскрешения всех людей, когда-либо живших на свете, почти не отразились, хотя их влияние было глубоким и долгим. В письмах к Федорову Соловьев был необычайно почтителен, он - ученик, благоговеющий перед наставником: "Будьте здоровы, дорогой учитель и утешитель". Еще в середине 1880-х годов Соловьев был уверен, что проект Федорова (в основе своей сугубо механистический и нехристианский) есть "первое движение вперед человеческого духа по пути Христову" со времени появления христианства (Письма, 2, 345). Только к концу 1880-х годов некое "нелепое происшествие" привело Соловьева к разрыву с Федоровым, которого он назвал "юродивым": "Его вздорный поступок своей неожиданностью перевернул все мое конкретное представление о человеке и сделал прежние отношения реально-невозможными" (Письма, 4, 118).
В 1880 году Соловьев защитил в Петербургском университете докторскую диссертацию "Критика отвлеченных начал", в которой поставил перед собой задачу преодолеть односторонности материализма и идеализма. Для нашей темы важны два положения, сформулированные в работе. Во-первых, Соловьев выразил убеждение, которое позднее легло в основу всех его работ по этике, эстетике и литературной критике: "Нравственная деятельность, теоретическое познание и художественное творчество человека необходимо требуют безусловных норм или критериев, которыми бы определялось внутреннее достоинство их произведений, как выражающих собою благо, истину и красоту". Во-вторых, он писал о том, что "нормальное общество должно быть определено как свободная теократия" (II, с. VII, IX). Последний тезис предопределил содержание церковно-политических работ, написанных в 80-е годы, среди которых выделяются "История и будущность теократии" (1886) и вышедшая в Париже на
12
французском языке книга "Россия и вселенская церковь" (1889) {1}.
После защиты докторской диссертации перед Соловьевым, казалось, был открыт путь к профессорскому званию, к спокойной научной работе. Но вышло иначе. Видный сановник Делянов отклонил предложение назначить Соловьева на место профессора, ибо "он - человек с идеями" {2}. В Петербургском университете молодой философ читал лекции лишь в качестве приват-доцента. Не сложилась и его работа на Высших женских (Бестужевских) курсах, куда его пригласил Бестужев-Рюмин. Соловьев был отличный лектор, но многое не устраивало его в русской высшей школе: и обязательное следование утвержденной программе, и надзор чиновников, и низкий уровень философской подготовки слушателей. Более всего он тяготился неторопливым ритмом университетской жизни, где все почти заранее определено и известно. У Соловьева был страстный темперамент проповедника, общественного деятеля, бойца.
Большое впечатление произвела на современников речь Соловьева, сказанная 28 марта 1881 года. В то время русское общество переживало события 1 марта, когда народовольцы убили Александра II. В своей речи Соловьев противопоставил революционной теории, которую осудил совершенно недвусмысленно за материализм и насилие, народную веру, в основе которой лежит безусловное признание значения человеческой личности, воплотившей божественное начало. С позиций христианской этики он призывал русского царя помиловать убийц, в противном же случае царь "вступит в кровавый круг", и русский народ, народ христианский "от него отвернется и пойдет по своему отдельному пути". Слова Соловьева были поняты однозначно - как призыв к помилованию цареубийц. По окончании лекции Соловьеву была устроена овация, которая его скорее огорчила, чем обрадовала. Он чувствовал, что его слушатели далеки от христианского идеала всепрощения. В письме к Александру III Соловьев протестовал против узкого понимания своего выступления, которое "было истолковано не только несогласно с моими намерениями, но и в прямом противоречии с ними" (Письма, 4, 150). По распоряжению Александра III дело было оставлено без серьезных последствий, неосторожному публицисту на некоторое время запретили чтение публичных лекций {3}. Вскоре, без прямой, правда, связи с речью 28 марта, прекратилась его преподавательская деятельность в Петербургском университете.
_____________
{1} Русский перевод книги был напечатан в Москве в 1911 г. Тогда же на русский язык было переведено и другое сочинение Соловьева, первоначально изданное в Париже,- "Русская идея".
{2} Радлов Э. Л. В. С. Соловьев: Биографический очерк // Соловьев В. С. Собр. соч. 2-е изд. Т. 10. С. XIV.
{3} См.: Щеголев П. Е. Событие 1 марта и Владимир Соловьев // Былое. 1906. No 3. С. 48-55.
13
2
Владимир Соловьев стал "вольным писателем", и для него началась бездомная, скитальческая жизнь, жизнь вне семьи и без семьи, к чему он вовсе не имел природной склонности, хотя и писал еще в 1873 году Кате Романовой: "Личные и семейные отношения всегда будут занимать второстепенное место в моем существовании" (Письма, 3, 82). Соловьев жил то в Петербурге, то в Москве, гостил у своих друзей - особенно часто в имении Пустынька, принадлежавшем С. А. Толстой, вдове А. К. Толстого,- подолгу пребывал за границей. Некоторые биографы (В. Л. Величко, А. Ф. Лосев) рассматривают скитания Соловьева как нечто естественное и склонны в данной связи придавать определенное значение его дальнему родству по материнской линии с философом-странником XVIII века Г. Сковородой. Сам Соловьев за несколько лет до смерти, живя в Петербурге на квартире, что помещалась в казармах гвардейского полка, с грустной иронией писал редактору "Вестника Европы" М. М. Стасюлевичу: "В моем предстоящем некрологе, а также в посвященной мне книжке биографической библиотеки Павленкова будет, между прочим, сказано: "лучшие зрелые годы этого замечательного человека протекли под гостеприимною сенью казарм кадрового батальона лейб-гвардии резервного пехотного полка, а также в прохладном и тихом приюте вагонов царскосельской железной дороги" (Письма, 4, 71).
Владимир Соловьев - критик и публицист
В историю русской культуры Владимир Сергеевич Соловьев вошел прежде всего как замечательный философ, один из крупнейших идеалистов конца прошлого века. Но собственно философией он занимался сравнительно недолгое время, и в его литературном наследии богато представлены поэзия, публицистика, литературная критика. Внимание к каждому из аспектов творчества Соловьева расширяет наше представление о его вкладе в русскую культуру, о его воздействии на русское национальное сознание.
В работах, посвященных Владимиру Соловьеву, общим местом стало указание на его противоречивость. Действительно, противоречие - своего рода многоголосие - было изначально присуще мыслителю, естественно для него. Противоречив был и внешний облик Соловьева, которого даже дети звали то "божинькой", то "уродом". Его творчество - философское, поэтическое, литературно-критическое, публицистическое - невозможно свести к единому знаменателю, оно не только развивалось во времени, но и в каждый данный момент было двойственно, противоречиво, лучше сказать - диалектично. Идеи Соловьева по-разному принимались и понимались его современниками, его книги, статьи, лекции, стихи вызывали споры, которые были неотъемлемой и важной частью русской духовной жизни. Спор о Соловьеве и его наследии продолжается и поныне, что, пожалуй, служит наглядным подтверждением актуальности и силы его произведений.
Для мыслителя такого масштаба Вл. Соловьев прожил трагически мало. Он многого - особенно в области философии - не завершил, многого (и поразительно интересного) не увидел из того, что предчувствовал, о чем писал как публицист и пророчествовал как поэт. Незавершенной представляется и та часть его наследия, которая относится к литературной критике...
5
1
Владимир Соловьев родился в Москве 16 января 1853 года. Он был четвертым ребенком в семье Поликсены Владимировны и Сергея Михайловича Соловьевых. Всего у Соловьевых было двенадцать детей, из которых, правда, четверо рано умерли. Семья была дружная, талантливая.
П. В. Соловьева воспитывалась в московском Екатерининском институте и, по словам биографа ее сына С. М. Лукьянова, имела все качества "хорошей институтки старых времен": чистоту души, веру в добро, внутреннюю неспособность допускать в людях дурное, темное {1}. Она была добра, заботлива, жила интересами мужа и подраставших детей.
Глава семьи, С. М. Соловьев, историк, профессор Московского университета, был великим тружеником. Он работал методично, неистово, в определенные, известные всем часы никто, даже маленькие дети, не должен был входить в его кабинет. Каждый год он выпускал по тому "Истории России с древнейших времен", труд, который навсегда вошел в летопись русской науки. С детьми С. М. Соловьев был ровен, доброжелателен, следил за их успехами, близко к сердцу принимал ошибки и неудачи. Внешне суровый и недоступный, он не скрывал слез, обнаружив в ком-либо из детей "неверие": Соловьевы были искренне, без ханжества и лицемерия религиозны. Связанная родством с духовенством, семья хранила в домашнем обиходе православно-патриархальные устои.
Рано обнаружилась религиозная настроенность и у Владимира Соловьева, детство которого прошло в кругу семьи, среди сестер и братьев. Мальчик читал жития святых, под впечатлением прочитанного испытывал себя, пытаясь подражать христианским подвижникам.
По пятницам у Соловьевых собирались друзья - знаменитые московские профессора Б. Н. Чичерин, Ф. М. Дмитриев, С. В. Ешевский, В. И. Герье, И. К. Бабст, Е. Ф. Корш, врач и литератор Н. X. Кетчер, вели неспешные разговоры об университетских делах, об успехах науки, о политике правительства. Профессорский кружок С. М. Соловьева наследовал традиции идейных споров 40-х годов, когда в московских салонах блистали западники и славянофилы, "изящное разномыслие" которых не мешало терпимости и уважению к противному мнению. С. М. Соловьев и его друзья-западники чтили память умершего Грановского, не забывали эмигранта Герцена. На пятничных вечерах не было ни музыки, ни танцев, ни карт, не было и азарта разночинских споров, столь характерных для времени, когда в умах радикальной молодежи царили Чернышевский, Писарев, некрасовский "Современник".
Дети - первенцем был Всеволод, будущий автор занимательных исторических романов,- присутствовали при беседах, слушали и невольно
___________________
{1}Лукьянов С. М. О Вл. Соловьеве в его молодые годы: Материалы к биографии. Пг., 1916. Кн. 1. С. 17. Трехтомная работа С. М. Лукьянова богата ценными сведениями, которые автор получил от людей, лично знавших Вл. Соловьева и его близких.
6
вбирали в себя тот высокий настрой души, ту ревность к общественным нуждам, что были присущи старшему поколению, прославленным "идеалистам сороковых годов". О том, что беседы старших не прошли без следа для Вл. Соловьева, свидетельствуют его поздние воспоминания о Чернышевском, где подробно рассказано о негодовании по поводу судебной расправы над радикальным публицистом московской либеральной интеллигенции.
В 1864 году Вл. Соловьев был принят в 3-й класс Первой московской гимназии, той самой, где когда-то учился его отец. Вскоре переполненная гимназия была разделена, и он очутился в Пятой, которую и окончил с золотой медалью в 1869 году. Учился Владимир легко, среди сверстников выделялся начитанностью и склонностью к ранней самостоятельности, которая, в частности, проявлялась в особом щегольстве: двенадцати лет он усвоил манеру носить черное, широкого покроя пальто "по-испански", перекинув одну полу через плечо. Гимназист-щеголь обладал исключительной работоспособностью, имел унаследованную от отца феноменальную память, позволявшую ему дословно воспроизводить целые лекции. Он хорошо говорил по-французски, знал английский и немецкий языки. Труднее давалась математика. В гимназии Соловьев "переболел" Писаревым, Дарвином, Фейербахом, некоторое время, к огорчению родителей, не ходил в церковь, считал себя материалистом и атеистом, даже, по сведениям его первого биографа, выкинул как-то раз икону в окно {1}.
Среди гимназистов он нашел друзей, с которыми не расставался всю жизнь - поэт Дмитрий Цертелев, философ Лев Лопатин. Последний вспоминал о юном Соловьеве, что "никогда потом не встречал материалиста, столь страстно убежденного. Это был типичный нигилист 60-х годов... Его общественные идеалы в то время носили резко социалистическую, даже коммунистическую окраску" {2}.
Неполных семнадцать лет было Вл. Соловьеву, когда он поступил на историко-филологический факультет Московского университета. Интересы его еще не определились, вскоре он перешел на факультет физико-математический, где числился до апреля 1873 года. Точные науки не были его призванием, и, быть может, поэтому он определял Московский университет
__________
{1} См.: Величко В. Л. Владимир Соловьев: Жизнь и творения. СПб., 1902. С. 15.
{2} Лопатин Л. М. Философские характеристики и речи. М., 1911. С. 123. Было бы, однако, опасным заблуждением абсолютизировать "нигилистические" черты Соловьева, что тем не менее прочно вошло в литературу с легкой руки В. Розанова, свидетеля далеко не беспристрастного. В статье "На панихиде по Вл. С. Соловьеве" он утверждал: "В образе мысли его, а особенно в приемах жизни и деятельности, была бездна "шестидесятых годов" (Розанов В. В. Около церковных стен. СПб., 1906. Т. 1. С. 241). Нет сомнения, что вся сознательная деятельность Вл. Соловьева служила опровержению наследия "шестидесятых годов" с их упрощенным подходом к сложным философским и общественным вопросам, максимализмом и нетерпимостью.
7
как "абсолютную пустоту" {1}. На лекции Вл. Соловьев не ходил, собственно университетских товарищей не имел, обширный досуг заполнял чтением.
Общественные настроения и внешний облик юного студента хорошо переданы в его позднем автобиографическом рассказе "На заре туманной юности", девятнадцатилетний герой которого встречается с "провинциальным нигилистом самого яркого оттенка": "Он сразу признал меня за своего,- "по интеллигентному выражению лица", как объяснил он впоследствии, а также, может быть, по длинным волосам и небрежному костюму. Мы открыли друг другу всю душу. Мы были вполне согласны в том, что существующее должно быть в скорейшем времени разрушено. Но он думал, что за этим разрушением наступит земной рай, где не будет бедных, глупых и порочных, а все человечество станет равномерно наслаждаться всеми физическими и умственными благами в бесчисленных фаланстерах, которые покроют земной шар,- я же с одушевлением утверждал, что его взгляд недостаточно радикален, что на самом деле не только земля, но и вся вселенная должна быть коренным образом уничтожена, что если после этого и будет какая-нибудь жизнь, то совершенно другая жизнь, не похожая на настоящую, чисто трансцендентная. Он был радикал-натуралист, я был радикал-метафизик" (Письма, 3, 293-294). В другом месте рассказа его герой исповедует "учение о совершенной негодности всего существующего" и называет себя "отчасти славянофилом" (Письма, 3, 285-286). Несомненно, радикализм молодого Соловьева не укладывался в рамки социалистических утопий нигилистов-шестидесятников, его мечтания о "другой жизни" имели принципиально иную окраску.
Соловьев скоро разочаровался в материалистическом "катехизисе", стал читать сочинения Спинозы, Канта, Гегеля, Шеллинга, из отечественных авторов - Алексея Хомякова, Ивана Киреевского и Юрия Самарина. Заметное влияние на него оказал профессор философии Московского университета П. Д. Юркевич, идеалист, известный русскому обществу полемикой с Чернышевским. Юркевич по справедливости может быть назван учителем Соловьева, который ценил своего наставника в философии и сожалел, что тот, "как и большая часть русских даровитых людей", не считал нужным "перевести себя в книгу, превратить все свое духовное существо в публичную собственность" {2}.
Взгляды Соловьева обращаются к христианской религии, которая, как он верит, призвана преобразовать мир. Свое назначение он видел в том, чтобы "очистить" христианство, исполнить некую пророческую миссию: "Ложь так затемнила, так закрыла христианство, что в настоящее время одинаково трудно понять истину в христианстве, как и дойти до этой истины прямо самому" (Письма, 3, 60-61). Настоящая жизнь, по мнению
______________
{1} Соловьев В. С. Письма: В 4 т. СПб.; Пг., 1908-1923. Т. 3. С. 105. Далее сноски даются в тексте.
{2} Соловьев В. С. Собр. соч.: В 10 т. 2-е изд. СПб., 1911 - 1914. Т. 1. С. 171. Далее сноски даются в тексте с указанием тома и страницы.
8
двадцатилетнего студента, не есть жизнь истинная, и ее необходимо изменить, преобразовать. В мире царит зло, но "я не признаю существующего зла вечным, я не верю в черта". Соловьев писал об этом Е. В. Романовой, в которой он видел свою невесту и которой обещал: "Сознавая необходимость преобразования, я тем самым обязываюсь посвятить всю свою жизнь и все свои силы на то, чтобы это преобразование было действительно совершено. Но самый важный вопрос: _где средства_?" (Письма, 3, 88). С годами взгляды Соловьева на "средства" менялись, но вера в доброе начало, в его торжество над "чертом", над злом мира сего, оставалась непоколебленной. Даже в последние годы жизни, окрашенные трагическим предчувствием конца, который осмысливался в образах Апокалипсиса, Владимира Соловьева не оставляла вера в "новую землю". Справедливы слова Лопатина: "Он был честный, пламенный, неутомимый искатель правды на земле, и он верил, что она сойдет на землю" {1}.
В апреле 1873 года Вл. Соловьев подал прошение об увольнении из числа студентов (курса он не кончил) и одновременно в короткое время блестяще сдал экзамены на степень кандидата по историко-филологическому факультету, что допускалось правилами. Осенью того же года он поселился в Сергиевом посаде, где стал посещать лекции в Московской духовной академии. Вольнослушателя встретили там настороженно. Соловьев сообщал: "Одни меня считают за нигилиста, другие - за религиозного фанатика, третьи - просто за сумасшедшего" (Письма, 3, 91). Совершенно необычным казалось стремление кандидата Московского университета к занятиям богословием. В порядке вещей было тогда обратное: желание уйти из духовного сословия, избежать сана священника, получить светское образование.
Судить, насколько глубоким было влияние профессоров духовной академии на Соловьева, трудно. Известно одно: в ту зиму 1873/74 года он усердно работал над магистерской диссертацией, тема которой - "Кризис западной философии. (Против позитивистов)" - свидетельствовала о том, что молодой ученый смело вступил в спор с господствовавшим философским направлением.
Диссертация была защищена в ноябре 1874 года в Петербургском университете. У одних она вызвала чувство, близкое к восторгу, и историк К. Н. Бестужев-Рюмин заявил, что "Россию можно поздравить еще с одним гениальным человеком". Другие резко критиковали и диссертацию, и ее автора, который находился под несомненным воздействием славянофильских идей, хотя, как точно заметил Лукьянов, "правоверным славяно
______________
{1} Лопатин Л. М. Памяти Вл. Соловьева // Вопросы философии и психологии. 1910. No 5. С. 636. В связи со сказанным нельзя принять мысль А. Ф. Лосева: "Мы не ошибемся, если назовем вообще все мировоззрение Вл. Соловьева не иначе как философией конца" (Лосев А. Ф. Вл. Соловьев. М., 1983. С. 198). По крайней мере, социальные воззрения Соловьева (если, конечно, не считать их просто бессодержательными) должны быть охарактеризованы именно "иначе".
9
филом не был". Народнический публицист и последователь позитивизма Н. К. Михайловский под впечатлением диспута Соловьева писал о "грубости магистранта и его хвастливом сознании в собственном невежестве" {1}.
Русское общество скоро на приговор хлесткий (но справедливый ли?). Немногие прочли диссертацию, которая печаталась в "Православном обозрении", а между тем немало из того, что впоследствии воспринималось поклонниками философа как "новое слово", как откровение, содержалось в зародыше в "Кризисе западной философии". Вл. Соловьев определялся как религиозный, и притом христианский, мыслитель, который видел смысл мирового процесса в нравственном возрождении человечества на началах евангельских истин. В первой крупной работе Соловьев затронул вопросы, которые много лет спустя решались им на материале русской поэзии. Размышляя о художественном творчестве, он высказался против субъективизма в искусстве, которое есть поиск идеала: "Для истинного творчества необходимо, чтобы художник не оставался при своем ясном и раздельном сознании, а выходил бы из него в экстатическом вдохновении так, что, чем менее личной рефлексии в произведении, тем выше его художественное достоинство" (I, 28). Эстетические представления молодого Соловьева соответствовали его личным литературным вкусам, он отдавал предпочтение Пушкину, который "в художественном отношении выше", перед Лермонтовым, хотя тот и имеет "преимущество рефлексии и отрицательного отношения к наличной действительности" (Письма, 2, 224).
После защиты диссертации Вл. Соловьев был избран доцентом по кафедре философии Московского университета, стал читать лекции на Высших женских курсах Герье. К этому времени относится его сближение с последним из могикан славянофильства Иваном Аксаковым, который видел в молодом философе восходящую звезду российского идеализма. На наследника "людей сороковых годов" обратили внимание Кавелин, Катков, Юрий Самарин, им заинтересовались Лев Толстой и Достоевский.
Преподавательская деятельность Соловьева продолжалась недолго. В июне 1875 года он уехал в заграничную командировку для работы в Британском музее. Соловьев был увлечен мистицизмом, изучал историю религии, каббалистику, оккультизм, более всего его интересует учение о Софии, "Вечной Женственности", некоей женской ипостаси божественной сущности. Из Англии он по зову "подруги вечной" неожиданно для всех уехал в Египет, о чем в поэме "Три свидания" писал:
"В Египте будь!" - внутри раздался голос. В Париж! - и к югу пар меня несет.
___________________
{1} Подробнее см.: Лукьянов С. М. Указ. соч. Кн. 1. С. 393-439. Своим оппонентам Вл. Соловьев ответил в статье "Странное недоразумение (Ответ г. Лесевичу)", опубликованной в "Русском вестнике". Михайловский был влиятельным критиком, "властителем дум", долгие годы он словно бы не замечал литературной деятельности Соловьева, отвергал предпринимавшиеся тем попытки к примирению.
10
С рассудком чувство даже не боролось:
Рассудок промолчал, как идиот {1}.
По возвращении домой в 1876 году Соловьев приступил к работе в Московском университете, но уже в следующем году должен был его оставить и уехать из Москвы. Причиной тому стала его позиция в профессорском споре о внесении изменений в университетский устав. Профессор Н. А. Любимов, единомышленник реакционера М. Н. Каткова, выступил с нападками на прогрессивных ученых. Ему возражал С. М. Соловьев, поддержанный почти всеми преподавателями университета. Вл. Соловьев отказался присоединиться к протесту против Любимова, ссылаясь на право каждого свободно выражать свои убеждения, пусть и реакционные. Коллеги сочли его позицию некорректной, отец был явно огорчен.
Вл. Соловьев переехал в Петербург, где принял должность члена ученого комитета при министерстве народного просвещения. В 1877 году он написал статью "Три силы", в которой отдал славянофильству последнюю скромную дань.
В славянофильском духе он рисовал взаимоотношения мусульманского Востока и цивилизации Запада: "Если мусульманский Восток... совершенно уничтожает человека и утверждает только бесчеловечного бога, то западная цивилизация стремится прежде всего к исключительному утверждению безбожного человека" (I, 236). Запад - старая Европа - обречен, там в скором времени победит социализм и будет господствовать "рабочее сословие". Но "настоящая цель" не будет достигнута. Социалистический идеал для Соловьева неполон, а потому и неприемлем: "Если в самом деле предположить даже полное осуществление социалистической задачи, когда все человечество равномерно будет пользоваться материальными благами и удобствами цивилизованной жизни, с тем большею силою станет перед ним тот же вопрос о положительном содержании этой жизни, о настоящей цели человеческой деятельности, а на этот вопрос социализм, как и все западное развитие, не дает ответа" (I, 234). Все сказанное очень напоминает сочинения Хомякова и Юрия Самарина.
Вывод автора, правда, далек от славянофильства, в котором не было идей мессианизма. У Соловьева же они налицо: "Или это есть конец истории, или неизбежное обнаружение третьей всецелой силы, единственным носителем которой может быть только славянство и народ русский... А до тех пор мы, имеющие несчастье принадлежать к русской интеллигенции, которая, вместо образа и подобия божия, все еще продолжает носить образ и подобие обезьяны,- мы должны же, наконец, увидеть свое жалкое положение, должны постараться восстановить в себе русский народный характер, перестать творить себе кумира изо всякой узкой ничтожной идейки, должны стать равнодушнее к ограниченным интересам этой жизни, свободно и разумно уверовать в другую, высшую действительность" (I, 238-239).
_____________
{1} Соловьев В. Стихотворения и шуточные пьесы. Л., 1974. С. 128.
11
В том же году двадцатичетырехлетний философ выступает в Петербурге с публичными "Чтениями о Богочеловечестве", которые затем были напечатаны в "Православном обозрении". Эти ранние произведения Соловьева содержали достаточно полное изложение основных религиозно-общественных идей, которые в дальнейшем его творчестве менялись, в сущности, незначительно. Соловьев сближается с Достоевским, мысль которого написать целую серию романов, где церковь была бы "положительным общественным идеалом", казалась ему великой и своевременной. В литературе не раз отмечалось то обстоятельство, что Соловьев послужил для Достоевского прототипом одного из братьев Карамазовых - Ивана или Алеши. Вряд ли можно привести более зримый пример двойственности, глубочайшей противоречивости личности и взглядов Соловьева, внешность которого, многие черты характера, бытовое поведение - от Алексея, а причудливая игра ума - от Ивана Карамазова, чей труд о необходимости превращения всякого земного государства в церковь очень напоминает соловьевские суждения.
Вместе с Достоевским Соловьев внимательно читал рукопись своеобразного мыслителя Н. Ф. Федорова "Философия общего дела". В публицистике Соловьева федоровские представления о необходимости и возможности реального воскрешения всех людей, когда-либо живших на свете, почти не отразились, хотя их влияние было глубоким и долгим. В письмах к Федорову Соловьев был необычайно почтителен, он - ученик, благоговеющий перед наставником: "Будьте здоровы, дорогой учитель и утешитель". Еще в середине 1880-х годов Соловьев был уверен, что проект Федорова (в основе своей сугубо механистический и нехристианский) есть "первое движение вперед человеческого духа по пути Христову" со времени появления христианства (Письма, 2, 345). Только к концу 1880-х годов некое "нелепое происшествие" привело Соловьева к разрыву с Федоровым, которого он назвал "юродивым": "Его вздорный поступок своей неожиданностью перевернул все мое конкретное представление о человеке и сделал прежние отношения реально-невозможными" (Письма, 4, 118).
В 1880 году Соловьев защитил в Петербургском университете докторскую диссертацию "Критика отвлеченных начал", в которой поставил перед собой задачу преодолеть односторонности материализма и идеализма. Для нашей темы важны два положения, сформулированные в работе. Во-первых, Соловьев выразил убеждение, которое позднее легло в основу всех его работ по этике, эстетике и литературной критике: "Нравственная деятельность, теоретическое познание и художественное творчество человека необходимо требуют безусловных норм или критериев, которыми бы определялось внутреннее достоинство их произведений, как выражающих собою благо, истину и красоту". Во-вторых, он писал о том, что "нормальное общество должно быть определено как свободная теократия" (II, с. VII, IX). Последний тезис предопределил содержание церковно-политических работ, написанных в 80-е годы, среди которых выделяются "История и будущность теократии" (1886) и вышедшая в Париже на
12
французском языке книга "Россия и вселенская церковь" (1889) {1}.
После защиты докторской диссертации перед Соловьевым, казалось, был открыт путь к профессорскому званию, к спокойной научной работе. Но вышло иначе. Видный сановник Делянов отклонил предложение назначить Соловьева на место профессора, ибо "он - человек с идеями" {2}. В Петербургском университете молодой философ читал лекции лишь в качестве приват-доцента. Не сложилась и его работа на Высших женских (Бестужевских) курсах, куда его пригласил Бестужев-Рюмин. Соловьев был отличный лектор, но многое не устраивало его в русской высшей школе: и обязательное следование утвержденной программе, и надзор чиновников, и низкий уровень философской подготовки слушателей. Более всего он тяготился неторопливым ритмом университетской жизни, где все почти заранее определено и известно. У Соловьева был страстный темперамент проповедника, общественного деятеля, бойца.
Большое впечатление произвела на современников речь Соловьева, сказанная 28 марта 1881 года. В то время русское общество переживало события 1 марта, когда народовольцы убили Александра II. В своей речи Соловьев противопоставил революционной теории, которую осудил совершенно недвусмысленно за материализм и насилие, народную веру, в основе которой лежит безусловное признание значения человеческой личности, воплотившей божественное начало. С позиций христианской этики он призывал русского царя помиловать убийц, в противном же случае царь "вступит в кровавый круг", и русский народ, народ христианский "от него отвернется и пойдет по своему отдельному пути". Слова Соловьева были поняты однозначно - как призыв к помилованию цареубийц. По окончании лекции Соловьеву была устроена овация, которая его скорее огорчила, чем обрадовала. Он чувствовал, что его слушатели далеки от христианского идеала всепрощения. В письме к Александру III Соловьев протестовал против узкого понимания своего выступления, которое "было истолковано не только несогласно с моими намерениями, но и в прямом противоречии с ними" (Письма, 4, 150). По распоряжению Александра III дело было оставлено без серьезных последствий, неосторожному публицисту на некоторое время запретили чтение публичных лекций {3}. Вскоре, без прямой, правда, связи с речью 28 марта, прекратилась его преподавательская деятельность в Петербургском университете.
_____________
{1} Русский перевод книги был напечатан в Москве в 1911 г. Тогда же на русский язык было переведено и другое сочинение Соловьева, первоначально изданное в Париже,- "Русская идея".
{2} Радлов Э. Л. В. С. Соловьев: Биографический очерк // Соловьев В. С. Собр. соч. 2-е изд. Т. 10. С. XIV.
{3} См.: Щеголев П. Е. Событие 1 марта и Владимир Соловьев // Былое. 1906. No 3. С. 48-55.
13
2
Владимир Соловьев стал "вольным писателем", и для него началась бездомная, скитальческая жизнь, жизнь вне семьи и без семьи, к чему он вовсе не имел природной склонности, хотя и писал еще в 1873 году Кате Романовой: "Личные и семейные отношения всегда будут занимать второстепенное место в моем существовании" (Письма, 3, 82). Соловьев жил то в Петербурге, то в Москве, гостил у своих друзей - особенно часто в имении Пустынька, принадлежавшем С. А. Толстой, вдове А. К. Толстого,- подолгу пребывал за границей. Некоторые биографы (В. Л. Величко, А. Ф. Лосев) рассматривают скитания Соловьева как нечто естественное и склонны в данной связи придавать определенное значение его дальнему родству по материнской линии с философом-странником XVIII века Г. Сковородой. Сам Соловьев за несколько лет до смерти, живя в Петербурге на квартире, что помещалась в казармах гвардейского полка, с грустной иронией писал редактору "Вестника Европы" М. М. Стасюлевичу: "В моем предстоящем некрологе, а также в посвященной мне книжке биографической библиотеки Павленкова будет, между прочим, сказано: "лучшие зрелые годы этого замечательного человека протекли под гостеприимною сенью казарм кадрового батальона лейб-гвардии резервного пехотного полка, а также в прохладном и тихом приюте вагонов царскосельской железной дороги" (Письма, 4, 71).